Текст книги "Письма солдат (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 18
Карибы

12 августа 1941. Кирилл.

Самолет с молниями на плоскостях подпрыгнул на палубе выбрав свободный ход троса аэрофинишера. К самолету сразу бросились парни из палубной команды. Истребитель отцепили от аэрофинишера и покатили из зоны посадки. Четверо матросов положили и вновь подняли за хвостом самолета сетку барьера безопасности.

Быстрее! Быстрее! Еще быстрее! На «Выборг» уже заходит следующий «Сапсан». Команда авианосца работает как один многоголовый, многорукий организм. Спаянный воедино гекатонхейр сын Неба и Земли.

Прапорщик Никифоров со стоном отщелкивает замок фонаря. Двигатель заглушен. Истребитель покачивается на амортизаторах стоек. Машину катят, но подняться уже нет сил. В лицо бьет свежий пахнущий солью и бензином морской воздух. Кирилла хватают за руки, чуть ли не волоком вытаскивают на крыло.

– Живой? – трясет за плечо молодой парень в зеленой жилетке заправщика.

– Живой. Мать их за ногу! Дай только на палубу скатиться. Не чувствуешь, как штормит?

– Осторожнее, не зацепись за рваный дюраль.

Кирилл ступает прямо на перечеркнувшую плоскость строчку пулевых пробоин, неловко взмахивает руками, пытается сконцентрировать взгляд. Нет это не качка, это перед глазами круги плывут. Летчик спрыгивает на палубу, не удерживается на ногах, от падения его спасают руки матросов.

– Спасибо, братки. Мне в рубку.

– Никак нет, ваше благородие. Вас приказано в столовую, кормить, поить и в кубрик отнести.

Твердая палуба под ногами творит чудеса. Десяток шагов, слабость постепенно проходит, хотя плечевые мышцы сведены спазмом, руки до сих пор не поднимаются и спина болит. Кирилл поднимает лицо к солнцу и улыбается.

– «Девятку» в ангар на позицию. Правую пушку перебираем. Возможно бензобак паять, – выносит вердикт механик.

– Пушку заклинило, – оборачивается Никифоров. – Осторожнее. В стволе патрон.

По трапу летчик спускается самостоятельно. Длинный коридор вдоль ангара, затем направо. Опять трап. Налево. Вот и столовая летчиков. Планшет, шлем, куртку на вешалку. Чисто на рефлексах, на вбитых в подкорку приличиях.

Только за столом Кирилл понял, как проголодался. Вкус борща и перловки с тушеным мясом не чувствуется. Организм даже не требует, а кричит. Ребята напротив сосредоточенно работают челюстями и ложками. Разговоров не слышно, только скрип стульев и звон посуды.

Остаются запеченные бананы и сок в большом бокале. Стюарды забирают пустые тарелки. Вежливо предлагают добавки.

– Нет, спасибо, ребята. Все очень вкусно. Спасибо.

– Господа, всем отбой, – в столовую входит полковник Черепов. – Вольно. Вольно, господа. Спасибо вам огромное, вытянули, вынесли на плечах.

Командир авиаотряда щурится. Хочет что-то еще добавить, но машет рукой.

– Всем отбой до вечера. Сейчас нас прикрывают перехватчики с Барбадоса. После ужина построение и разбор полетов.

Кириллу после столовой пришлось сделать усилие чтоб найти дорогу в свою каюту. Раздевался он на автомате. Пять вылетов за день, и солнце еще высоко в зените. До войны никто в здравом рассудке и даже в шутку не мог такое предположить. Сегодня пришлось. Даже в битве за Британию противостояние не достигало такого накала. Янки атаковали и атаковали без устали как берсерки. Они шли на эскадры со всех направлений, на всех высотах.

Пока дальние истребители со звездами на крыльях связывали боем русских и немецких перехватчиков, бомбардировщики ломились напролом. Яркий солнечный день. Видимость «миллион на миллион». Ласковое южное море. Голубая лазурь волн. И небо, расчерченное дымными хвостами горящих машин, закрытое куполами парашютов, испещренное грязными кляксами зенитных завес, перечеркнутое трассерами «эрликонов» и «ковровских дыроколов».

Нацелившиеся на северную часть дуги Наветренных островов русские флотские бригады крепко получили по зубам. Потери в авиации с обоих сторон страшные, но американцы могли праздновать победу. Стальная бронированная туша «Славы» вздрогнула от торпедных взрывов у борта. На «Бородино» и «Свеаборге» тушили пожары. С крейсеров «Воин» и «Кощей» снимали команды. Бессменный флагман авианосной дивизии «Наварин» шел с сильным креном на левый борт.

У немцев дело обстояло не лучше. Вдруг воскресли трижды перекопанные бомбами и подавленные береговые аэродромы Сент-Люсии и Доминики. Выплеснули рои рассерженных стальных ос гнезда Монсеррата и Антигуа. С Пуэрто-Рико и Эспаньолы пришли эскадрильи средних и тяжелых бомбардировщиков.

В резерве на безопасном расстоянии болталась французская эскадра адмирала Жансуля. Однако, русское командование особо на союзников не рассчитывало. На август 41-го все прекрасно понимали, линкоры и крейсера без авианосцев не играют. Особенно в такую прекрасную погоду.

– Что с передовыми дозорами? – вице-адмирал Макаров опустил бинокль.

Перестук зениток стих, вражеские самолеты уходили. Флагману пока везло, ощетинившийся иглами десятков зениток стальной динозавр пока избегал близкого знакомства с бронебоями и торпедами. Пока. Вон, родной брат «Цесаревича» «Слава» идет в десяти кабельтовых по левому борту с заметным дифферентом на нос.

– Пока все тихо. Трижды передавали об обнаруженных подлодках. Крейсера барона Рокасовского налетами не беспокоят. Платон Алексеевич пишет, что его даже не пытались колупнуть.

– Все понятно, Николай Адамович. Запросите командующего авиацией на Барбадосе, полковник Лебедев, если не ошибаюсь, – командующий эскадрой повернулся к своему начальнику штаба. – Попросите поднять что можно, провести авиаразведку Наветренного пролива. Наиболее опасные сектора сами определите.

– Попрошу, но у сухопутных тоже большие потери. Хотя… – контр-адмирал Милевский поднял очи горе, – Бомбардировщики они сегодня не задействовали. Должны найти дюжину готовых к вылету экипажей.

– Шифровка с «Наварина»!

– Расшифруйте.

– Контр-адмирал Державин сообщает, что уходит курсом зюйд-ост. Через шесть часов сможет поднять смешанную волну.

– Пыжится Владимир Дмитриевич. У него треть экипажей осталась и четверть машин от того, что два дня назад было.

Макаров остановился. Окинул тяжелым задумчивым взглядом офицеров на мостике. Командующего глодало одно маленькое сомнение.

– Кинг до сих пор не ввел в бой свой авианосец. Он должен где-то болтаться. На месте янки я бы двинул в бой свои линкоры сразу поле удара базовой авиации. Срочно радио Державину: пусть идет на соединение с французами.

– У Жансуля полный запас топлива, утром должен был принять с танкеров. Пойдемте к карте, Вадим Степанович.

– Показывайте, Николай Адамович.

Через три четверти часа с антенн «Цесаревича» сорвались молнии шифровок. По внутриэскадренной УКВ-связи ушли короткие приказы. Все поврежденные корабли, кто не мог держать ход выше 25 узлов или имел ограниченную боеспособность легли на курс к портам Южной Америки. Поредевшие русские бригады, отдельные отряды и соединения повернули к проливу между островами Антигуа и Барбуда.

Командующий решил не дожидаться рапорта разведки базовой авиации. Доклады с линкоров оптимистичны, пусть современные «Слава» и «Свеаборг» ушли на Тринидад и Гвиану, их отсутствие вскоре компенсируют стальные гиганты под французским флагом. Немцы тоже готовы вернуть должок, пощекотать янки цвайхандерами главного калибра. Живем!

Макарова нельзя винить в этом решении. Обладая подавляющим преимуществом над Атлантическим флотом США, он не смог бы объяснить отказ от атаки на базы противника и решительного боя. Да, авианосцы выведены из игры, но есть корабельная артиллерия. А противник…. А что противник⁈ Последние вялые атаки показали, что вражеская авиация тоже выдохлась.

Тем временем вице-адмирал Вильгельм Маршалл в Карибском море вел на чистый норд линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст» с авианосцем «Гинденбург» и сильным эскортом из крейсеров и эсминцев. Немцы горели желанием разбить американцам рожи за горящий «Гнейзенау», затонувший с половиной экипажа «Ляйпциг», отомстить за с трудом ковыляющий на Тринидад «Петер Штрассер». К сожалению, немцы отставали от русских на десять часов хода. А авиаотряду «Гинденбурга» требовался отдых. Особенно истребителям.

Адмирал Эрнест Кинг со своей стороны тоже плутал в тумане войны. Многочисленные рапорты с авиационных баз накладывались один на другой. Штабные офицеры в Гуантанамо и Майами-Бич сводили разрозненные доклады, сводки, вглядывались в фотоснимки. Люди пытались разгадать, какие силы остались в распоряжении адмиралов Макарова и Маршалла, рассчитать курс и цель атаки европейцев.

Контр-адмирал Кинкейд добился своего. Его не оставили в стороне от хорошей драки. Пусть план сражения с опорой на базовую авиацию присвоил Кинг, но и Кинкейду дали шанс проявить себя. Именно он принял под свою руку легкие силы, именно ему дали сыграть главную роль, нанести смертельный удар рапирой в щели доспеха чопорных возомнивших о себе европейцев.

Сам Томас Кинкейд вышел в море на крейсере «Филадельфия». «Шестидюймовый пулемет» великолепно подходил для предстоящего боя. Отряды торпедных катеров заняли позиции еще прошлой ночью, люди Кинкейда рассчитали возможные курсы рашен и джери. Дивизионы эсминцев и легкие крейсера форсировали турбины, топливо не жалели. Здесь близко, выжившим хватит до дому.

«Выборг» новый корабль. Только поднявший флаг авианосец. В кают-компании нет еще устоявшихся традиций, командир пользуется авторитетом как первый, но еще не заслуженный. Зато нет связанных с кораблем предрассудков, нехороших традиций, не тянется хвост старых дел.

Все знали, капитан первого ранга Кожин миноносник и крейсерский командир. Многие забыли, что в начале 30-х служил Евгений Павлович на «Наварине», многое тогда впитал, многое оценил и запомнил. Наверное, именно с этими фактами связано везение «Выборга». Командир знал свои возможности и не нарывался на геройские поручения.

После рапорта каперанга Кожина авианосец просто отделили от основных сил и отправили в район ожидания к осту от Гваделупы. Вице-адмирал Макаров в свою очередь прекрасно знал, что полуэскадрилья пикировщиков пусть даже с прекрасными пилотами это сущая мелочь, разменная монета в сражении флотов. Куда ценнее сам новый корабль с авиакрылом элитных асов-истребителей.

Уже после войны историки-любители, восстанавливая по минутам ход сражения, подняли судовой журнал подлодки «Марлин». Наложив курс и реперные точки маршрута субмарины, выяснили, что «Выборг» прошел на десять миль южнее позиции подлодки. Океан не оставляет следов. Командир «Марлина» до своей смерти не узнал, что имел все шансы дать залп из носовых аппаратов по русскому авианосцу.

– Пристрелялся, поганец, – усмехнулся Вадим Макаров.

Адмирал, как и все офицеры в рубке, интуитивно втянул голову в плечи, когда рядом с бортом линкора вздыбилась вода от удара шести тяжелых снарядов. На горизонте блеснули тусклые вспышки. Рявкнули свои башенные орудия. От грохота даже в рубке у всех заложило уши. Стальные поросята легированной закаленной стали с тротиловой начинкой унеслись к маленькой точке на краю моря и неба.

Командующий эскадрой не вмешивался в работу своих людей. Наоборот, отошел в самый дальний угол чтоб не стеснять командира линкора каперанга Молчанова и командующего дивизией. Свою работу Вадим Степанович выполнил, Три русских линкора ритмично высаживали боекомплект по двум американцам. Увы, погода подложила свинью, бой шел на дальней дистанции. Противник явно стеснялся сойтись с русскими в клинче, а скорость старых «Измаила» и «Бородино» не позволяла сократить дистанцию.

Новейшие «Вашингтон» и «Норт Керолайн» удачно связали боем авангард русских. Адмирал Кинг не считал себя великим флотоводцем, потому больше полагался на свой штаб и флотских специалистов. В отличие от русских и немцев, попавшихся на дезу кораблестроительного управления, Эрнест Кинг прекрасно знал, что все современные быстроходные линкоры флота не отличаются толстым поясом. Двенадцать дюймов стали против шестнадцатидюймовых снарядов слишком мало. Потому американцы старались вести бой на дальней дистанции, подставляя под огонь толстые многослойные палубы.

Хорошее решение. Негативным последствием был большой расход снарядов при мизерных шансах на попадание. Впрочем, и русские тоже ограничивались накрытиями. Вокруг бортов линкоров вставали столбы воды, о броню звенели осколки. Над палубами гудели тяжелые снаряды.

Вторая производная от тактического решения – американцы и не закладывались на решительный артиллерийский бой. Они опробовали тактическую новинку, быстроходные линкоры как заигрывающий авангард.

Математика безжалостна. На стороне Макарова играла банальная теория вероятности. Тридцать три орудия на трех линкорах при современных вычислителях и приборах управления огнем не гарантируют успех, но повышают шансы.

Если по «Вашингтону» вели огонь сразу два русских линкора, то «Норт Керолайн» первая испытала на себе силу русских фугасов. Четырнадцатидюймовый снаряд с «Бородино» ударил в бак перед траверзом. Тяжеленный линкор тряхнуло взрывом. Рядом с правым бортом в воде разорвались еще три снаряда. Осколками посекло надстройки.

Дымный столб взрыва на втором корабле хорошо разглядели в оптику русских кораблей. Флагманский артиллерист немедля распорядился перейти на полные залпы, баллистика и математика играли за Андреевский флаг.

– Увеличивают ход и отворачивают.

– Полный ход. Самый полный, – с нажимом скомандовал Молчанов.

Командир флагмана искренне радовался за успех соратников, но и сам желал добиться еще большего.

– Время, – контр-адмирал Вилькицкий в очередной раз бросил обеспокоенные взгляд в прорезь рубки.

– Что время, Борис Андреевич?

– Сверьте штурманские таблицы. Солнце низко. Дайте мне время заката.

– Два часа у нас есть.

– Хорошо.

– Бегут, гады. Убегают! – Молчанов стиснул кулаки.

Сердце командира линкора громко стучало в груди. Капитан первого ранга сдерживался чтоб не схватить телефон и потребовать дать самый полный ход, выжать все. Турбины и так раскрутились на максимальные обороты, винты гнали стального гиганта вслед за убегающим противником.

Темп стрельбы пришлось снизить. На полном ходу на точности сказывалась вибрация корпуса. «Цесаревич» шел как привязанный, держал противника по левому борту задействовав все три башни. Именно в этот этап сражения удача улыбнулась и артиллеристам флагмана. Шестнадцатидюймовый снаряд ударил в район миделя первого линкора. Пожара не случилось, на скорость американца попадание не повлияло, но настроение на мостике 'Цесаревича поднялось.

Ответный подарок тоже не сказался на боеспособности. Взводная палуба сработала как надо, пять дюймов гомогенной брони главной палубы приняли и выдержали удар, энергию взрыва поглотили переборки.

Через сорок минут погони «Цесаревич» оторвался от своих. Нет, по правому борту держались «Кикимора» и эсминцы. Однако старые линкоры отставали. Оба ветерана с трудом выжимали 26 узлов. Они еще били по противнику, дальность великолепных орудий Царицынского завода позволяла, но сейчас работали по две башни на корабль. Курсовой угол помаленьку смещался.

– Геннадий Павлович, прошу вас, распорядитесь сбавить ход и отверните на три румба правее, – вдруг вмешался командующий эскадрой.

– Уйдут же, Вадим Степанович!

– Не уйдут, а мы сейчас влетим. Через час закат, а мы приближаемся к Антигуа. Не видите, что ли горы на горизонте?

– Выполняю.

Из Молчанова словно воздух выпустили. Плечи сразу опустились, взгляд потух. Макаров уже не смотрел на командира линкора, он требовал установить связь с французами, расшифровать рапорт авиаразведки, дать координаты немецкой эскадры. Командующему требовалось все сразу.

– Геннадий Павлович, не обижайтесь. Догоним янки. Только идти проливом придется ночью, а вдруг нас впереди ждет целая тяжелая дивизия? Радиодальномеры могут и не дать засветок за островками и скалами.

– Понял, Вадим Степанович.

Русская тяжелая дивизия и так сильно поредевшая после авианалетов сбавила ход и медленно шла к проливу между Антигуа и Барбуда. При этом Макаров держался ближе к Антигуа. Ничего такого, просто вчера и сегодня этот остров уже бомбили, а дальний пока нет.

Контр-адмирал Кинккейд мог быть довольным, он сумел разгадать логику русского адмирала. К своему несчастью, только первый слой. Сказывался банальный дефицит опыта. Дело наживное, как говорится, но не все при этом выживают.

Глава 19
Мейкомб

12 августа 1941. Алексей.

Учебный год начался, с ним завершился отпуск. Работу Дик Бользен воспринял, как благословение Господне. Общение с учениками, эти молодые лица со светящимися задором глазами, немного наивные искренние вопросы на уроках отвлекали от печальных мыслей. Газеты, передачи по радио слишком уж сильно нагнетали негатив. Или это Бользен так воспринимал? В целом то подача новостей сдержанно оптимистичная.

Он сам не мог понять себя. Что-то тревожило, глодало изнутри. Внешне по новостям все хорошо, но умный человек привык читать между строк. Постоянно прорывалось темное, мрачное, хтоническое сквозь глянец бравурных репортажей. За глянцем проглядывало пузырящееся озеро крови и гноя.

Вот так сегодня утром Дик проснулся слишком рано, а чтоб не сидеть тупо в кресле, решил прогуляться по городу. Мейкомб невелик. Радующая глаз малоэтажная застройка, много зелени, приветливые, уверенные в себе люди. Если не заходить на промышленные окраины и в негритянский квартал, сплошь одна пастораль.

У полицейского участка нездоровое оживление. Несколько десятков молодых мужчин собрались у крыльца. Призывной пункт – кольнуло под сердцем нехорошим ощущением дежавю. Пока только регистрация, постановка на воинский учет.

– Доброе утро! – Дик поприветствовал Уильяма Мюррея.

– Здравствуйте, мистер Бользен!

Уильям как активист общественного комитета часто бывал в школе, с Диком он сдружился после того как помог с ремонтом и оборудованием кабинета физики.

– И до тебя дошла очередь?

– Не без этого. Пришлось с работы отпрашиваться.

– Большая очередь.

– Давно такого не было, – Уильям машинально поправил шляпу. – Мистер Бользен, у нас многие надеялись, что закон о призыве Рузвельта коснется только больших городов и безработных.

– Ничего. Мистер Мюррей, может быть постановкой на учет все и ограничится.

Дик лукавил. Он прекрасно понимал, это только начало. Еще три года назад армия США уступала по численности даже Испании. Что-то около двухсот тысяч человек. С начала прошлого года правительство занялось мобилизацией, приняли закон о частичном призыве. Страна большая, бюрократия та еще махина, общество тоже долго раскачивается. Только после удара по Филиппинам армейская бюрократическая машина раскрутила маховики на полные обороты.

– Нет, не ограничится. Ты читал утреннюю прессу? Русские уже высадились на Мартинике. Нашим там нелегко приходится. Ты недавно стал американцем, еще многое не понимаешь, – вежливо, ни капли осуждения, простая констатация факта. – Знаешь, поднимется вся страна. Я все понял, еще когда русские высадились на Бермудах.

– Значит, нам всем придется драться в одном строю.

– Ты тоже стоишь на учете? – губы Уильяма тронула доброжелательная улыбка.

– Еще нет. Не стану врать. Как только ажиотаж спадет, зайду с документами, – а вот сейчас Бользен ни капельки не врал.

Решимость Мюррея незаметно передалась и мигранту. Вот как получилось, подошел ободрить, поддержать, а в итоге ободрили и подтолкнули его.

– Да, участок у нас маленький. Город спокойный, тихий.

– Мне нельзя работу прогуливать. Кстати, как Сэм, Джуди и Пол? – всех трех детей приятеля Дик знал. Учились у него.

– Будут скучать. Младший вчера плакал. Ничего. Мы вернемся. Надерем задницу джери, пересчитаем зубы лимонникам с Острова, поколотим русского царя. Это Америка. Ты уже понимаешь.

– Удачи!

В классе на первом уроке Дик обратил внимание на маленькие флажки на партах. Поздоровался с учениками, развернул журнал. Сегодня слишком тихо. Лица учеников сосредоточенные, не слышно шума, перешептываний.

– Юные леди и джентльмены, прежде чем мы вспомним тему прошлого урока и повторим правила построения эпюр, попрошу встать всех, у кого отцы или старшие братья служат в армии, либо уже получили повестки на мобилизационный пункт.

Стук стульев и парт, шорох. Поднялась четверть класса. Причем почти у всех на партах стоят маленькие звездно-полосатые флажки.

– Спасибо. От себя лично и от лица всех настоящих европейцев, кто дрался против коричневой чумы, защищал и защищает свободу и демократию снимаю шляпу перед мужчинами ваших семей, желаю им всем вернуться домой с победой, живыми и здоровыми.

– Благодарю за поддержку, мистер Бользен, – молвил угловатый широкоплечий паренек со второй парты.

– Сэм, я видел сегодня утром твоего отца. Знаешь, он настоящий американец. Гордись им.

Дик заложил руки за спину.

– Мы все знаем, наша страна ведет тяжелую войну. На нас напали самые сильные державы Старого Света, против нас выступили застарелые монархии, погрязшие в мракобесии нацисты, жадные завистливые неудачники. Я знаю, многие из вас рвутся на фронт. Знаю, не перебивайте. В вашем возрасте это нормальное дело. Мой коллега мистер Финн на уроках истории может многое рассказать о юных солдатах армии Конфедератов, о таких же подростках как вы, наравне со взрослыми сражавшихся под знаменем Джорджа Вашингтона.

Бользен остановился и обвел взглядом класс. Все слушают внимательно. Лица серьезны. В глазах можно читать душу как открытую книгу. Когда-то Дик сам был таким, в далекие гимназические годы тайком бегал на собрание марксистского кружка. Этим детям уже не надо прятать книжки от родителей. Другая страна, другой мир, другие люди.

– Мужчины уходят воевать. Дома за их спинами остаются женщины и дети. Я думаю, вашим отцам и братьям будет спокойнее, если они будут уверены, что у них дома полный порядок, все крепко стоит, а их ждут и не унывают. Вы молоды, самое лучшее что вы можете сделать для нашей Америки и своих родителей это учиться, чтоб вырасти грамотными умелыми рабочими, бизнесменами, фермерами, врачами, адвокатами.

– У каждого свой фронт, свой участок обороны и полоса наступления. Пока моя работа вас учить. Ваше дело помогать мамам и сестрам дома, хорошо учиться. Я сам по себе знаю, очень тяжело, когда твои близкие далеко, может быть на другом континенте. Поэтому пишите солдатам письма. Не забывайте их. Знайте, на войне мало радостей, это грязная тяжелая мужская работа. Каждое письмо из дома, каждая весточка, строчка от близких как луч света.

– Спасибо. Садитесь. – Дик открыл ящик стола и вытащил книжку.

– Леди и джентльмены, поверьте, я не подрабатываю рекламным агентом. Но именно сегодня хочу посоветовать найти в магазине или библиотеке, взять у друзей прочитать прекрасный цикл повестей Аркадия Алга «Отряд Джеронимо».

– Я читал. Хорошая книга! – возглас с задних рядов.

– Молодец! Ты скаут?

– Да!

– Тогда ты должен знать, как действовать дальше.

После первого смельчака, поднялись еще несколько мальчишек, и даже две девочки. Дик поднял руки призывая класс к спокойствию.

– Время идет. Кто первым ответит по домашнему заданию?

Подобное тянется к подобному. В конце дня в учительской Дик отодвинул в сторону стопку тетрадей и протер глаза. Никогда не любил это дело. Утомляет. За два стола от Дика Хилл Джервис закинула ножку на ножку и покачивала туфелькой. Увы присутствие еще двух коллег не позволяло приступить к решительным действиям. Дик коротко кивнул в ответ на лукавый обещающий взгляд прелестной учительницы.

– Лето в этом году затянется.

– Жаркое лето. Горячее, – с глубокомысленным намеком.

Хилл провела по губам языком и закрылась тетрадкой. Намеки, флирт зачастую красноречивее открытого предложения. В словах мало фантазии. Жесты же будоражат воображение, пробуждают чувства, вызывают из памяти приятные воспоминания.

Увы, не время. Чтоб отвлечься Дик потянулся за свежей газетой. На второй странице «Вашингтон Пост» фотография Аркадия Алги в форме, каске, с карабином в руке. Ниже статья военного корреспондента о сражении за Наветренные острова. Алга не усидел в отеле на Кубе, хотя грозился перепить старика Хемингуэя. Репортаж с Гренады. Четкое красочное описание боя с немецким десантом.

Дик вспомнил, что Гренада уже пала. Если на острове и остались наши, от берега они отрезаны. Выходит, девица Фортуна не подвела Алгу, вырвался корреспондент с последним транспортом. Да, так и есть, Алга прямо пишет, что фотографирует эвакуацию раненных с борта минзага «Гембл». В последних строках старый коминтерновец анонсирует репортаж из ВМБ Гуантанамо на Кубе, обещает опубликовать фантастическое интервью.

Повезло человеку. Дик прикрыл глаза. Перед внутренним взором как наяву нарисовалась картина морского залива, проволочных заграждений на пляже, укрепленные пальмовыми бревнами окопы. Наблюдатель машет флажками с вышки. В море серые туши транспортов. По волнам бежит железная саранча штурмовых ботов. Грязно-оливковый шквал бездушных зомби в фельдграу. За ними на ржавых «Болиндерах» боевые холопы в светло-пятнистом, безжалостные рабы азиатского царя.

Дик невольно стиснул зубы. Слишком уж яркую картину нарисовал талант Алги. А ведь в этом что-то есть. Волна смерти. Поднявшиеся из ледяного северного ада берсерки. Заросшие рыжей щетиной убийцы с вымороженными глазами. Хуже всего, впереди этой дикой орды идет Кирилл. А где-то там за ними куют оружие смерти родные братья. Что ж, это их выбор.

От мрачных мыслей отвлекла Хиллари. Девушка одернула задравшийся подол и провела ладонью по ножке. Туфелька как бы случайно упала. Хилл наклонилась за ней так, что грудь чуть было не выпрыгнула из лифа платья.

Дик не выдержал, начеркал на листке несколько слов, сложил записку квадратиком. Затем закурил, выпустил струю дыма в потолок, поднялся и направился к двери. Записка упала на стол перед Хилл. Обернувшись у выхода Дик поймал устремленный на настенные часы взгляд учительницы.

Лабораторный кабинет по физике на третьем этаже. Ровно через четверть часа отворилась дверь и в комнату вплыла Хиллари, грациозно покачивая бедрами и на ходу расстегивая пуговицы.

– Дверь на защелку, – успел выговорить Дик.

Его с головой поглотила волна страсти. В нос ударил аромат сандалового дерева. Именно эти духи он дарил Хилл в часть завершения прошлого учебного года.

Полчаса им хватило. Насладившись друг другом на столе учителя даже не поняли, что стоны очень хорошо разносятся сквозь хлипкую дверь. В соседнем кабинете двое коллег сидели с пунцовыми лицами. Все, о чем они говорили начисто вылетело из голов. Зато появилась прекрасная тема для сплетен и пересудов.

Хуже всего мистер Хал жил в учительском доме на одном этаже с Бользеном. В принципе, многие подозревали в отношениях холостых учителей, но пока все оставалось в рамках приличия. А сегодня вечером мистер Хал отвлекшись внимательно прислушивался к звукам в коридоре. Заслышав шаги на лестнице, он резво подскочил к двери. В щель старый моралист хорошо разглядел Дика Бользена перед дверью Хиллари Джервис. Картина сложилась.

Занятые любовным сражением Хилл и Дик не заметили, как над их головами сгустились тучи.