Текст книги "Леденящая жажда"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Поселок Пролетарский

27 июня 200… года. 02.30

«Помогите!»

Кто-то кричал? Или ему показалось?

Трубач соскочил с кровати, подбежал к окну.

Нет, показалось. Просто раскат грома.

Крупные капли дождя били в стекло. Ветки яблони, раскачиваемые ветром, пытались, будто ночные чудовища, проникнуть в дом. Вспышки молнии периодически освещали комнату.

«Помогите! Воды!»

Нет, точно не показалось! За домом кто-то есть! Что за голос? Женский? Детский? Кто под таким ливнем еще может просить воду? Не подстава ли это?

Нужно найти пистолет.

Да где же он?

Свет включать нельзя, никто не должен знать, что он проснулся.

А кто, собственно, может знать?..

Да те, к кому нельзя поворачиваться спиной, те, чье дыхание он постоянно слышит у себя на затылке…

Так, вот он, пистолет. Запасная обойма… Вперед!

Николай крадучись спустился с крыльца.

«Помогите!»

Кажется, голос слышен с пустыря. Женский! Бессильный какой-то. Нет, это не подстава!

Он прислонился к влажной стене дома, будто пытаясь слиться с ней. С крыши на него обрушился поток – сорвало водосточный желоб. Никого вокруг не видно.

Трубач обогнул дом, и перед ним открылся пустырь, который за эти двадцать лет совсем не изменился. По крайней мере, так ему показалось в темноте.

«Помогите!»

Голос показался ему знакомым. Очень знакомым. И вдруг в его памяти снова возникла та дурацкая частушка про Гитлера. Сашка!..

Конечно, это она!

На старой скамейке действительно лежала Саша. В ночной рубашке. Судорожно цепляясь за спинку скамейки, она пыталась встать и из последних сил звала на помощь.

Забыв о вечной своей инстинктивной настороженности, бросился к ней и едва успел подхватить. На лицо налипли черные короткие волосы, вода смешивалась с кровью.

– Коля?.. – не удивившись спросила она.

– Ты ранена?

– Не знаю…

– Где болит?

– Не знаю… – повторила Саша. Он осмотрел ее: много ссадин, перебинтовано плечо, бинт окровавлен, но других ран нет. Причина, по-видимому, не в ранах.

– Что случилось?

– Пить…

– Сейчас я тебя перенесу в дом. Потерпи немного.

Трубач подхватил ее на руки и понес к дому. Идти оказалось нетяжело, Сашка была легкая, почти невесомая. Во дворе он замешкался: на чью половину нести?

Сашка чуть слышно произнесла: – Домой…

Веранда у нее была открыта, там стояла кровать. Одеяло, простыня и подушка чуть ли не узлом завязаны.

– Что с кроватью?

– Пить! – словно не слыша его, снова простонала она.

– Ах да. Сейчас!

Он рванул на кухню, в темноте отыскал чайник, схватил его и помчался, расплескивая по дороге воду. Сашка долго не отнимала губы от носика, и, когда отдала чайник обратно, он был пуст. Она выпила почти два литра воды.

– Теперь намного лучше.

– Что случилось?

– Страшные люди…

– Что?

– Я в городе видела…

– Страшных?

– Как в фильме ужасов. Черные, страшные… Они были на набережной…

– В городе?

– Да, недалеко от речного вокзала.

– Что они делали?

– Они убили его…

– Кого?

– Моего… Ну, в общем… друга… Мы…

– Как – убили?

– Они что-то делали на набережной… У них в руках был какой-то ящик. Прибежал милиционер… его тоже, кажется, убили. Потом они заметили нас. Мы сидели на скамейке…

– Может, он не умер, а только ранен?

– Нет, он умер, я точно знаю, я видела.

– А ты?

– Я притворилась мертвой. Помнишь, мы когда-то так играли? У них не было времени проверять…

– Тебя они точно не ранили?

– Только осталось вот это. – Она показала на свое плечо.

По проступившему сквозь бинт пятну крови Трубач понял, что рана хотя и свежая, возможно глубокая, но не смертельная.

– Откуда это у тебя?

– Они… Неопасною… Я крови потеряла немного. Рана уже начала заживать.

– Когда это было?

– Дней пять назад.

– А сегодня-то что случилось?

– Не знаю. Мне, конечно, было очень плохо, но не до такой же степени…

– Как ты попала сюда?

– Сама понять не могу… Я очень хочу пить.

– Пить?

– У меня опять как будто горло сводит. Язык присох к нёбу.

– Ты только что выпила целый чайник.

– Да? Не помню.

– Может, лучше потерпеть?

– Нет!!! Я хочу пить!!!

– Сейчас принесу.

Трубач снова побежал на кухню. Естественно, второго чайника здесь не оказалось. Сырую воду он ей давать не будет. Ни в коем случае…

Он кинулся на другую половину дома. На собственной кухне нашарил чайник. К счастью, полный.

Сашка вновь присосалась к носику, пила долго, громкими, жадными глотками и снова вернула чайник почти опустошенный. Потом блаженно вздохнула и произнесла бодрым голосом:

– Что я должна была тебе рассказать?

– Сколько было этих людей?

– Каких? Я забыла.

– На набережной.

– Ах да… Кажется, двое.

– Почему – кажется?

– Было уже темно. И к тому же так страшно… Кажется, они спорили…

Сашка резко вздохнула, потом еще. Потом, как рыба, выброшенная на сушу, стала открытым ртом хватать воздух.

– Сашка, что ты? Что с тобой?

– Что-то у меня снова все плывет. Дай еще воды…

Трубач выцедил из чайника последние капли, как будто это была последняя вода на земле. Ее руки уже не держали стакан, он приподнял ей голову, поднес стакан к губам. Она пила теперь маленькими, прерывистыми глотками.

– Как кружится голова. Как больно!

Ее ногти впились в его ладонь.

– Спасибо тебе… Прости ме…

Голос Саши оборвался, она как-то странно, как-то спокойно закрыла глаза. Трубач, не ведая, что делает, начал трясти ее расслабленное тело. Глаза ее снова открылись.

– Отец… Найди его… Ему тоже… Помоги ему… Я прошу…

– Где он?

– Должен быть в доме… Если только…

– Сашка! Держись! Ты же сильная… Ты всегда была сильнее меня… Девочка моя…

Ее дыхание становилось еще более неровным. Короткий вдох, еще один и еще. Длинный. Последний… Голова откинулась назад. Глаза закрылись.

– Сашка! Сашка!

Оглушительно разбился стакан. Будто под ногами разорвалась мина…

На ладони Трубача горели следы от Сашкиных ногтей. Последний ее след в его жизни.

Держись, Трубач! Не время оплакивать…

Вот дверь в комнаты. Открыта. Еще одна дверь. Нараспашку. Нет, здесь никого нет.

Дом был пуст.

«Чердак!» – мелькнула мысль. Так, где же вход? Кажется, на чердак вела лестница из прихожей.

Да, вот она. Бог мой, сколько крыс! Они просто выскакивали из-под его ног. Дверь нараспашку. Трубачу показалось, что он лезет в черную пасть…

Когда-то в детстве бабушка рассказывала про то, как какие-то люди переходили в иной мир через пасть черной собаки, а потом возвращались оттуда колдунами и сеяли в мире зло.

Про Сашкиного отца тоже ходили слухи, что он колдует. Коля в это не верил. Но однажды тот вышел из дома абсолютно седой. Вот только накануне Коля с завистью смотрел на его иссиня-черные длинные волосы, а тут… И ему стало страшно при мысли, что Сашка живет в одном доме с колдуном. Когда однажды он спросил Сашу, правда ли, что ее отец водит дружбу с нечистым, она не разговаривала с ним месяц. Коля заставил себя забыть об этих подозрениях. А все равно по ночам ему мерещилась пасть черной собаки…

Вот и сейчас перед ним страшная пасть, детские страхи нахлынули на него, человека, прошедшего войну, самое ее пекло. Но в детстве самым страшным кажется то, чего не знаешь. А он успел повидать реального врага. Смерть человека со всеми ее натуралистическими подробностями не так страшна, как смерть от чего-то непонятного в детских страшилках.

Он просунул голову в темноту чердака. Через маленькое окошко в крыше пробивался тусклый звездный свет.

«Нужна зажигалка. Тьфу, я же бросил курить!» Он нащупал спички. Рядом валялась свеча. Неужели еще с тех времен? Вот и разбитая керосиновая лампа… Стол… Прочь воспоминания! Не время, Трубач, не время! Нужно найти ее отца. Здесь его нет. Вниз! Прощай, «спиритический салон»…

Вниз! Где он может быть? Куда могут понести ноги, когда отказывает разум? Трубач спрыгнул на пол. Крысы с визгом разбежались. А куда ведет эта лестница? Вниз? В погреб? А если…

Сашин отец лежал на каменном полу погреба. Язык вывалился будто от удушья. Поздно… Трубачу осталось только закрыть покойнику глаза.

Он опять опоздал! Что это? Будто продолжение его ночных кошмаров.

Иногда в детстве Коля осознавал, что спит. И если хотелось проснуться, он смотрел на свои руки, а потом складывал из них фигу.

Вот тебе фига! Проснись!

Труп и погреб никуда не исчезли. Тогда… Что тогда? Он должен спасти остальных.

У него перехватило дыхание…

Светка! Как он мог забыть о ней! Господи… только бы успеть!

Он ворвался на свою половину дома. Тишина и темнота.

– Светка! Ты где?!

С кровати послышалось: «Который час? Почему ты не спишь?»

– Светочка, миленькая, ты в порядке?

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Мне показалось…

Нет, нельзя ей сейчас ни о чем говорить!

– Пожалуйста, принеси мне воды.

– Воды? Ты точно в порядке?

– Да что ты заладил: «в порядке, в порядке». Успокойся. У меня только в горле пересохло. Будь другом, принеси воды…

Он снова пошел на кухню, нашел немного воды в кружке.

– Вот, только полстакана кипяченой осталось.

– И на том спасибо.

Он протянул ей кружку. В темноте Трубач не заметил, что руки его перепачканы в крови. На кружке остались отпечатки. Светка разглядела это, только когда фары проехавшей мимо машины бросили блик на его руку.

– Ты весь в крови! Сейчас перевяжу.

Она опустила ноги на пол, выпрямилась и покачнулась. Трубач вовремя подхватил ее.

– Что-то меня качает. Я сегодня на работе так вымоталась. Принеси еще воды. Пожалуйста, меня изнутри сжигает… Пить… Один глоточек…

– Подожди, сейчас найду…

– Быстрей же! Откуда такой свет?

– Какой свет? Здесь темно.

– Выключи свет, прошу тебя!

– Здесь темно.

– Ой, больно…

– Где? Где? Покажи!

– Здесь… здесь… и вот здесь – везде…

– Ложись, сейчас, я вызову «скорую».

– Ты думаешь, кто-то сюда в это время поедет?

От ближайшей больницы ехать не больше получаса, даже с учетом плохой дороги. Может, они еще не сразу приедут. Через час, например. И дорога обратно – еще полчаса. А у Светки уже глюки начались, свет какой-то в темноте видит. В отчаянии он схватился за телефон:

– Алло, алло…

Линия работала плохо, но, слава богу, работала. Сначала около полуминуты было слышно лишь шипение. Потом короткие гудки. Трубач хотел уже бросить трубку, но они сменились на длинные. Сквозь тихие гудки пробивался еще чей-то разговор, вроде не на русском языке. Так, кажется, соединили. Какая-то старушка нервно орала в трубку:

– Але, але… Кто говорит? Говорите! Але, але…

– Это больница?

– Да.

– Пожалуйста, срочно нужна помощь. Пришлите машину как можно скорее!

– Куда? Ваш адрес?

– Поселок Пролетарский.

– Поселок? Нет. Нельзя.

– Что – нельзя?

– Не приедет никто.

– Почему?

– Машин не хватает. Везите сами.

– Но помощь нужна сейчас!

– Ничем не могу помочь.

Короткие гудки, а где-то вдали были слышны те же обрывочные нерусские фразы. Другие больницы, конечно, дальше, но вдруг…

– Алло, алло.

– Поселок? Нет! В поселок не можем. Пятнадцать километров – нет машин.

Где-то, правда, пообещали постараться приехать, но при этом без особой уверенности.

Он с размаху бросил трубку на рычаг. Все с ума посходили, что ли? Что они несут! Почему нельзя приехать?!

Что же делать? Где взять машину?

– Светка, ты как?

Она не отвечала. Трубач подбежал к кровати. Тяжелое дыхание. Лоб горячий. Температура очень высокая. От прикосновения она открыла глаза. Что-то попыталась сказать. Был слышен только хрип.

– Светочка, я сейчас…

Он выбежал на улицу. Отчаяние и бессилие. Потерять сразу любимого человека и самого близкого – нет, он этого не допустит, он потом просто не сможет жить. Он должен спасти сестру!

У соседа в гараже, кажется, был мотоцикл. Конечно, на мотоцикле везти Светку опасно. Но другого выхода нет.

Свет не горит. Спят! Звонок не работает. Изо всех сил он стал колотить в ворота. Нет, так он их не разбудит!

Старые деревянные запоры не поддавались…

Он перемахнул через забор. Дом тоже заперт изнутри. Трубач стал колотить в окно. Молчание…

В отчаянии он огляделся. Под ногами валялся старый, ржавый топор. То что надо!

От удара рама распахнулась. Но в доме никто не проснулся.

Ладно! Прямо в гараж. Один удар по висячему замку обухом топора – и вход открыт. Мотоцикл стоял на месте.

«Иж»… Целый. Коляска валялась рядом. Бак полный! Что ж, это почти удача. Будем надеяться, что сосед простит. И мотоцикл, и замок, и окно. Потом разберемся.

– Светочка, держись! Сейчас, милая, мы поедем. Потерпи немного. Но скоро будем в больнице.

Она уже была без сознания. Возможно, сейчас это и лучше. Дорога будет, конечно, не из легких. Дождь снова зарядил с удвоенной силой.

Еле-еле Трубач усадил сестру в коляску: ее ноги не сгибались, голова откидывалась назад. Она так и сотрясение может получить! Так! Наклонить ее вперед, сверху накинуть полиэтиленовую пленку, оставить лишь небольшое отверстие для воздуха. Да, так и не скажешь, что в коляске он везет человека, самого дорогого ему человека. По пленке барабанили тяжелые капли дождя.

«Иж» – машина-зверь на российских дорогах.

Он пытался ехать быстро, как можно быстрее, но при этом и аккуратно. Ехал по неосвещенной, глинистой дороге, под дождем, с осознанием того, что любая потерянная секунда может стоить жизни сестре, а любое неверное движение – и его жизни тоже. Несколько раз они чуть не съехали в кювет, несколько раз чуть не перевернулись. Но им везло. До времени.

Трубач увидел, как, подпрыгивая на кочках, навстречу ему с бешеной скоростью мчится еще неразличимая в деталях машина. Она летела прямо на них…

Вдруг дорога прыгнула в сторону, косо легли капли дождя, и руль выскользнул из рук Трубача…

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Дорога в поселок Пролетарский – Глазов

27 июня 200… года, 04.25

Коляска взлетела над землей. Трубач перевалился на ее сторону, чтобы удержать равновесие, мотоцикл с треском вломился в кусты и замер. Яма, в которую Трубач угодил колесом, осталась где-то позади.

Николай тщетно пытался разглядеть, что за машина движется по дороге. Она ехала как-то уж слишком быстро для такой-то дороги. Пьяный водила? Просто спешат? Тогда куда? А вдруг это «скорая»?

Разглядеть было ничего невозможно. Он оставил мотоцикл в кустах и побежал к дороге, чтобы, успеть перехватить машину, если это вдруг и впрямь окажется «скорая помощь».

Из коляски вслед ему донесся чуть слышный стон. Светка пришла в себя. Слабыми движениями она пыталась скинуть с себя пленку, укрывающую ее от дождя. Трубач вернулся, открыл ей лицо – она стала жадно глотать влажный воздух.

– Где мы?

– На дороге, Мы едем в город. В больницу.

– Зачем?

– Спасать тебя.

– Меня? От чего?

Он не ответил, угловым зрением обнаружив, что машина так близко, что уже можно ее разглядеть. Темный джип, похож на «лендровер».

– Что случилось?

– Тихо! Молчи и не двигайся.

– Почему?

– Тихо, я сказал! Выстрелы ударили по ушам.

«АКМ», – автоматически определил Трубач.

Показалась еще одна пара огней. Очевидно, вторая машина ехала по следу первой. И оттуда тоже доносились звуки стрельбы.

Джип пролетел мимо, слегка захватив светом фар куст, за которым стоял мотоцикл, и до ушей Трубача долетела непонятная, нерусская речь. Глухой хлопок. Лопнула шина. Нет, прострелена. Кем-то из второй машины. Джип вильнул, но продолжал мчаться. Еще хлопок. Второе колесо пробито. Джип не удержался на дороге, съехал в кювет.

Вторая машина, взвизгнув тормозами, остановилась метрах в двадцати от джипа. И в десяти метрах от Трубача.

Он нащупал пальцем предохранитель.

– Стоять!! Выходи по одному! Стоять, я сказал!!! – услышал он.

Теперь стало понятно, что вторая машина – милицейская или бандитская. Нет, все же милицейская – «газик». Кто-то выскочил из него, спрятался за крылом…

Из джипа шарахнула автоматная очередь. Выскочивший упал. Открыли ответную стрельбу. Трубач наконец смог разглядеть два темных силуэта около джипа и четыре, не считая упавшего, около «газика». Перестрелка продолжалась наугад.

«Мне нельзя вмешиваться. Со мной Светка».

Милиционеры попытались незаметно подобраться к джипу в обход, скрываясь за кустами акации, росшими на обочине.

Но попытка не удалась. Люди из джипа услышали шорох, пустили на звук несколько очередей в темноту. Слух не подвел их – два милиционера упали. Почти рядом с Трубачом. Метрах в пяти от него. Один из упавших вскрикнул что-то вроде «мама…». Где он уже слышал этот голос?

А из «газика» все палили по джипу, пытаясь прострелить бак с бензином. Наконец преследуемая машина вспыхнула факелом, гремя колесными дисками, покатилась вниз по насыпи, оставляя за собой огненную полосу. Но люди из джипа куда-то пропали.

Потом несколько одиночных выстрелов прозвучали уже за «газиком». И все стихло. Трубач еще не мог понять, кто уцелел…

– Ай, хорош, хорош, Ахмет! Берем их машину, поехали!

«Сволочи! Уйдут! Уйдут!»

Трубач спешно вытащил свой знаменитый кольт. «Газик» рванул с места, и, когда поравнялся с ним, он выстрелил, пытаясь через разбитое окно попасть в голову водителя. Кажется, попал, судя по крику. В ответ над Трубачом просвистели пули. Он упал на землю. Но машина не остановилась. Она виляла из стороны в сторону, но шла и шла, пока не скрылась за поворотом дороги.

Трубач встал. Подошел к упавшему совсем рядом милиционеру. Это был его знакомый с автовокзала. Рыжий милиционер Витя. Он уже не дышал. Остальные тоже были мертвы…

Столько времени потеряно! Светка снова была без сознания. А вдруг она тоже умирает?.. Нет, она не имеет права! Только не она!

Господи, только не она! Молю Тебя, только не она! Трубач даже не заметил, как его губы стали шептать молитву: «Отче наш, иже еси на небесех…»

Ему вдруг вспомнилась небольшая церковь в Спас-Заулке, рядом с деревней Пастуха. Он увидел своих друзей, стоящих перед иконой святого Георгия Победоносца, увидел свечки, ими поставленные. Но странно, почему-то было убеждение, что это не воспоминание, что все это происходит сейчас, в реальном времени или на перекрестке времен. Там, в этом видении, стояли все: Пастух, Муха, Артист, Док и он сам. И все они шепчут одну молитву, молитву о спасении. Их голоса сливаются в один, взлетают к куполу и уже эхом возвращаются обратно…

«Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…»

Оказалось, мотоциклетную фару разбило выстрелом. Трубач до рези в глазах вглядывался в темную дорогу, выбирая объезды ям и луж, старался ехать ровно, следил за коляской. Светка лежала, не подавая признаков жизни. Словно кукольное, подпрыгивало на ухабах ее тело…

Он не замечал, что холодная дождевая вода стекает по его спине, что зуб не попадает на зуб от холода, что руки почти примерзли к рулю. Мысленно он был все еще в той церкви. Казалось, будто дрожание свечи у иконы гораздо реальнее, чем эта дорога, этот дождь, эти сегодняшние кошмары.

Больничные ворота. Ночь, а во дворе человеческий муравейник. Сколько же их тут, боже ты мой! Так вот почему не хватало машин! Значит, не только их со Светкой дом навестила беда!

Он въехал за больничную ограду. К нему сразу бросилось несколько санитаров. Странное дело – у санитаров из-под халатов были видны армейские камуфляжные брюки, а на ногах – армейские же ботинки, берцы. Быстрыми, ловкими движениями Светку переложили из коляски на носилки. Она даже не пришла в сознание.

– Откуда? – был задан санитарами единственный вопрос, все остальное, видимо, было им уже известно.

– Пролетарский…

– Так, у нас новые районы! Надо предупредить…

– Вы, товарищ, куда? – Санитар преградил Трубачу дорогу.

– За ней,

– Не беспокойтесь, мы сами позаботимся.

– Нет, я с ней!

– Вы врач?

– Нет.

– Тогда ваша помощь ей не нужна. Здесь может помочь только специалист.

– Но вы можете объяснить почему?..

– Пока нет, – оборвал его санитар.

– А кто может?

– Никто!!! – почти выкрикнул санитар. Светку унесли.

В горле застрял комок чего-то тяжелого и горького. Хорошо, что дождь, что воздух холодный и влажный – иначе он бы задохнулся…

Кто-то тронул его за плечо. Трубач вздрогнул, обернулся – человек в белом, врач. На лице – марлевая маска. А из-под халата – ворот офицерской камуфляжной куртки. Армию, что ли, уже подключили?

– Это ваш мотоцикл?

– Нет. То есть да.

– Так «нет» или «да»?

– Да, да.

– Тогда у нас к вам просьба. Нужно привезти нескольких больных из дальних районов города. Машин, как видите, не хватает. Вы согласны?

– Давайте адреса.

Всю ночь он мотался по городу. Знакомые с детства улицы теперь родными уже не казались. За каждым углом его поджидало зло.

Он почти автоматически укладывал больных в коляску, закрывал пленкой от дождя и мчался обратно. Кто-то был еще в сознании, настойчиво просил пить. У кого-то начинались галлюцинации.

Трубач уже понимал, что это все-таки эпидемия. Но не та, которую насылает природа. А та, которую создает сам человек, своими же руками, – радиация, химические отходы, промышленная грязь…

Итак, галлюцинации. Что еще? Все просят пить. Так бывает при отравлении. Может, еда отравлена? Но невозможно отравить сразу все продукты! И в центре города, и в какой-нибудь деревне. К тому же в деревне до сих пор почти натуральное хозяйство. Нет. Эта версия не годится.

Где-то он читал, что массовое отравление может быть через соль. Но почему заболели все разом? Если отравить соль, то это все равно не будет иметь такого массового эффекта. Многие зачем-то покупают соль про запас, вот Сватка, например. А кстати, он со Светкой ел одну и ту же еду, и с ним ничего не произошло. Да, была вареная картошка, зеленый лук и молоко. Все домашнее. В библиотеке она обычно не ест, на обед приходит домой. Значит, дело не в еде.

В чем же тогда?

Внезапно пронзила догадка. Конечно же! Как ему это сразу в голову не пришло! Да. Все сходится!

Мотоцикл остановился перед воротами больницы. Снова подбежали странные санитары, стали слаженно выгружать очередного больного из его коляски. Больной, крупный, неимоверно тяжелый мужик лет сорока, пришел в сознание, долго пытался открыть рот и что-то сказать. Наконец это ему удалось.

– Пить! – прохрипел он. Ему тут же поднесли приготовленную заранее воду.

Ну конечно! Вода! Мог бы и сразу догадаться!

– Стойте! – крикнул Трубач. – Откуда эта вода?

– Из больничной кухни, – отозвался врач. Все тот же, у которого под халатом была офицерская куртка. – Не беспокойтесь, она кипяченая.

– Все больные просят воды! А когда начинают ее пить, не могут остановиться, а потом им становится еще хуже!

– Вы думаете, дело в воде?

– А в чем же еще?

– Результаты анализов это не подтверждают.

– Проводились анализы?

– Разумеется! У нас другие предположения…

– Так скажите же!

– Это секретная информация, мы не имеем права…

– Не имеете права! Люди как собаки помирают на улицах. А вы права не имеете!

– Но-но, поспокойнее… товарищ. Мы принимаем меры…

– К черту! В гробу видел ваши меры!

– Успокойтесь, пожалуйста, вам нужно отдохнуть. Вы же, поди, не спали всю ночь.

– Какой сон! Моя сестра умирает…

– С вашей сестрой все в порядке, – сказал странный врач, стараясь не встречаться с ним глазами. – Эпидемиологи заверили, что кризис у вашей сестры уже прошел – она выживет.

– Правда? Это правда?! – схватил он врача за лацканы халата.

– Правда, правда, успокойтесь! Кстати, как ее фамилия? Ухова? Ну да, все верно.

– Мне можно к ней?

– Пока нельзя. Но через пару часов вы ее увидите. Теперь отдохните немного. Мы вас отведем в комнату персонала, там вы поспите, а потом навестите сестру.

– Спать? Вы что? Разве сейчас можно спать?

– Хорошо-хорошо. Нам не хватает людей. Вы можете быть полезны. Настенька, проводи молодого человека в хирургическое, где наши эпидемиологи. Там не хватает рук.

Функция провожатой досталась молоденькой санитарке, почти еще девчонке. И ее тоже трясло от напряжения и ужаса. Рыжие прядки выбились из-под белой косынки, зеленые глаза от слез казались невероятно яркими.

Они протискивались по больничному коридору, который был забит людьми: коек не хватало, и больные лежали прямо на полу. Трубачу и санитарке приходилось перешагивать через них. Как через трупы. Живые трупы. Кто был в сознании, конечно же просил пить. Санитарки и медсестры подносили им воду.

Вода! Отравлена вода! К черту результаты анализов.

Они могли не дать результатов просто потому, что неизвестно вещество! Проще всего отравить воду. Почему он один не отравился? Гастрит! Вот не думал не гадал, что гастрит может спасти его: в целях профилактики Трубач всегда пил только минеральную воду.

Он уже не сомневался, что его догадка верна.

Он так обрадовался своему открытию, что не сразу среагировал на то, что вход в эпидемиологическое отделение охраняли, словно, часовые, два санитара все в той же странной одежде: медицинский халат, а из-под халата – камуфляжные штаны и берцы. Лица обоих скрывали респираторные намордники.