Текст книги "Леденящая жажда"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Совсем ему худо?

– Сам увидишь.

– Ладно, я всегда готов.

У Дока глаз наметанный. Он ничуть не удивился чудесному возвращению Трубача. Док был реалистом. И видел перед собой человека, одного взгляда на которого хватило, чтобы понять: дело действительно дрянь. Редкостная.

И Петю долечивать в ближайшее время ему не придется.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Санкт-Петербург

30 июня 200… года, 20.30

Если в кабинете выпускающего редактора новостей звонит телефон – можно не сомневаться, что звонит он по экстренному поводу. Сейчас аппарат просто разрывался, недаром на табло высветился номер шефа, сопровождаемый, как это теперь заведено, соответствующей мелодией. Это была известная тема Бетховена, именуемая как «судьба стучится в дверь». Шеф был человек осторожный и недоверчивый. Содержание выпуска всегда находилось под его жестким контролем.

«Та-та-та-там! Та-та-та-там!» – надрывался телефон. Георгий Константинович обреченно вздохнул и взял трубку.

– Да, Владислав Евгеньевич.

– Жора, почему вы так долго не брали трубку? Никогда и никого не заставляйте ждать! Тем более меня.

Жора в очередной раз почувствовал себя школьником, не выучившим урок. Захотелось что-нибудь наврать про трамвай, сошедший с рельс, про заболевшую бабушку или про сломанные часы.

– Видите ли, Владислав Евгеньевич, через полчаса эфир.

– Заметьте, не я это сказал. Почему же тогда вы до сих пор не прислали тексты выпуска?

– Понимаете, еще не все сюжеты написаны…

– Как?!

– Видите ли, сегодня работали в основном стажеры. У них с оперативностью пока проблемы…

– Кто ж таких корреспондентов-то на съемки ставит?

– Простите, но, кажется… э-э… вы…

– Я? – Пауза. – А, ну да, я. Ладно. Но ответственность за выпуск не списывайте на меня. Новенькие – ребята способные, с ними можно горы свернуть. А вы эфир срываете! Это ни в какие ворота!

– Но… ситуация под контролем.

– Под контролем, говорите? Ну-ну. Хотелось бы верить.

– Уверяю вас…

– Что у вас есть для «Темы дня»?

– Очень интересный материал. Разгон пикетчиков. Я очень на него сегодня рассчитывал…

– И где же материал? Пришлите мне.

– Видите ли, он застрял в пробке.

– Материал?

– Нет, корреспондент… он только что…

– Так, понятно… Что в резерве?

– Эксклюзив о Ходорковском.

– Не годится… Что сегодня ещё в выпуске?

– Два «закса», социалка, еще социалка и стрит-ток.

«Заксами» на студии называли материалы о Законодательном собрании.

– И это все?

– Ну…

– Что – ну?

– Понимаете, сегодня одна съемочная машина сломалась, одна съемка сорвалась… и еше… наших ребят не пустили на…

– Это не мои проблемы.

– Да, но…

– Это ваши проблемы. И причем очень большие. У вас двадцать пять минут. И если вы задержите выпуск или выйдут одни эти ваши прессухи, бытовухи и социалки… Вы что, забыли, какое сейчас время?.. Нам обязательно нужно бороться за рейтинг. А то наши «зайчики» от нас откажутся. И это отразится в первую очередь на вашей зарплате. Ва-шей! Вы меня понимаете?

«Зайчиками» на их локальном тележаргоне назывались кандидаты, продвигаемые телекомпаниями на выборы, и, конечно, не вполне бескорыстно.

– Да… Я понял…

– Удачи… Она вам понадобится.

Георгий Константинович бросил трубку на рычаг. Что-то кольнуло его в левый бок. Опять сердце!

– Но– но, милое, не сейчас, потерпи еще часик. Только не сейчас. Скоро придем домой, ляжем в кроватку, и тогда шали в свое удовольствие – слова не скажу! Только сейчас потерпи, поработай еще чуть-чуть!

У Жоры была одна вполне безобидная странность: он часто разговаривал сам с собой. Вслух. Громко. Перед зеркалом. Особенно сильное желание поговорить перед собственным отражением появлялось, когда он попадал в сложную ситуацию. Коллеги привыкали к этому долго, сначала недоумевали: с кем это редактор может так проникновенно разговаривать? Телефон при этом не занят. Может, у него там кошка под столом живет? Или морская свинка? Все оказалось гораздо веселее. Как-то раз один незадачливый корреспондент вошел в его кабинет без стука и тут же застыл на пороге. Глядя на его реакцию, тихонько подтянулись туда и остальные – Жора никого не видел и не слышал, он стоял перед зеркалом и громко, с выражением, что-то доказывал собственному отражению. Долго крепились глумливые журналюги, с дрожащими от чрезвычайного напряжения губами слушали Жорин гимн себе, любимому. Но все-таки один не сдержался и хохотнул, за ним остальные. Жора наконец-то оглянулся, увидел – радостные рожи, покраснел и только смог выдавить из себя:

– С-суки! Вон!

Подчиненные, держась за животы, послушно покинули его кабинет, дверь которого яростно захлопнулась. Жора плакал от невыносимого позора, от бессильной злости, а за стенкой еще никак не мог заглохнуть ненавистный ему смех. И он стал всех ненавидеть. Всех. А они наоборот – любить.

До сих пор помнят в редакции эту «смеховую симфонию», вспоминают с особенной теплотой тот знаменательный день. К Жоре все стали относиться как к родному, близкому, почти родственнику. Любят ведь людей обычно за их странности. Коллеги увидели в строгом редакторе новостей человека убогого, ущербного, юродивого, и жить им стало лучше, и жить им стало веселей. Первое время корреспонденты по любому поводу заглядывали в редакторскую, писали на зеркале любовные послания помадой, оставляли на нем губки. Потом это дело им надоело, шутки прекратились, но отношения остались прежними: с их стороны – умиление, как забавным зверьком, с его – ненависть, как к самым последним сволочам.

Вот и сейчас Жора встал по привычке перед зеркалом, только понизил голос почти до шепота:

– Так, за работу! Соображай быстрей, Жора! Ты гениальный журналист! Ты самый великий журналист всех времен и народов! Ты замечательный редактор! Просто великолепный! Ты все можешь! Ты супермен! Ты акула российского телевидения! Ты разрулишь эту ситуацию! Фью, да эта ситуация для тебя…

Сеанс аутотренинга был прерван вежливым или, скорее, заискивающим стуком в дверь. Не дождавшись ответа, в кабинет деловито вошел их политический обозреватель Яков. Интересный тип, кстати. Новый вид современного журналиста – «телевизионный шулер». Он уже сменил множество телевизионных каналов, не задерживаясь более месяца ни на одном из них. Главная цель его работы на телевидении – это продвижение на телеканале своего кандидата; он ловко маскировал политическую рекламу под самые обычные информационные сюжеты. И работало это гораздо эффективнее, чем стандартная политическая «прома», то есть компромат. Причем почти бесплатно, за счет канала, на котором шулерил Яша. Сколько он получал за это – никто не знал, но после каждого подобного «вольта» он уходил в шикарный запой. Именно шикарный: «фонтаны с лебедями, цыгане с медведями». А потом снова появлялся в редакции и принимался за свое темное дело. Корреспондент он действительно был неплохой, но совесть-то у человека все равно должна быть. Непонятно, зачем шеф взял его на этот канал. И непонятно, почему он его до сих пор не уволит. Все другие телекомпании, когда понимали, что их водят за нос, сразу избавлялись от «вражеского засланца». Но здесь он уже полгода. И сваливать, по-видимому, не собирается. Ведет себя будто душа компании, со всеми держится запанибрата.

Ходили слухи, что он работал еще кое на кого – сообщал о том, что говорят в кулуарах студий… Чертов доносчик.

Итак, сразу же после стука уже привыкший к быстрому реагированию Жора в доли секунды отпрыгнул от зеркала к столу, схватил какие-то бумаги и только потом с надеждой взглянул на Яшу: заметил или нет? Тот был невозмутим, не дернулся ни один мускул на его лице.

«Не заметил…» – с облегчением подумал Жора и напустил на себя вид строгого редактора.

– Жор, что у нас с выпуском? Диктор текст требует…

– Да знаю я! Закрой дверь с той стороны.

– Я слышал, ты говорил с шефом. У тебя проблемы?

– Я сказал: вон! Почему ты еще здесь?

– Старик, я хотел помочь…

– Знаю я твою помощь. Вон!

– Нет. Ты не понял… У меня есть интересный сюжет. Представляешь, на кладбище…

– Опять «прома» твоего депутата?

– Какая «прома»? О чем ты?

– Брось дурачком прикидываться. Заруби на носу – он не наш клиент.

– Да там почти не видно, что «прома»…

– Ну синхрон же его есть?

– Да посмотри, он там к месту…

– Разговор окончен. Вон!

– Черт с тобой! Посмотрим, кто завтра «вон!» будет кричать!

Хлопнула дверь.

«Вот с-сука!» – подумал Георгий Константинович и снова уставился в экран монитора.

«Так, если к этому сюжету присобачить хорошую подводку, то… Например: «Привольны исполинские масштабы нашей области…» Бред, бред, бред… Давай, Жора, соображай…»

Курсор на мониторе выжидательно замер. Нет, не выжидательно! Приехали! Завис! Они что, специально ставят в редакторский кабинет эти «шайтан-машины»! Катись она к черту, эта каторга! Плевал я на все! Пойду на радио… Да-да! Завтра же! И завтра же бросаю курить! Завтра! Куда я подевал сигареты?

Георгий Константинович стал судорожно шарить по ящикам стола. Стоп! Что за кассета?

В ящике его стола лежала бетакамовская коробка с загадочной надписью «Кирику Г. К. лично в руки».

Что за издевательство! Опять, наверное, эти уроды пошутили, отсняли тайком новую серию «Х-files» с Жорой Кириком в главной роли. Однажды уже такое было – его монолог у зеркала чуть не стал достоянием страны. Он по ошибке едва не пустил в эфир кассету со скрытой съемкой. Повезло, что вовремя успел выключить. Эти мерзавцы давно уже ничего не выдумывали. Вполне возможно, что это их очередной шедевр в стиле скрытой камеры. Вот и шли бы из новостей куда-нибудь в другое место – снимать хохмочки для дебилов.

А вдруг это не шутка, вдруг это что-нибудь серьезное?

В коробке кроме кассеты лежала сопроводительная записка: «Сенсационный материал для вашего выпуска. Никому ничего не говорите».

Что значит «никому ничего»? Конечно, это тоже может быть замаскированной рекламой. А вдруг судьба в его руки посылает шанс? Вдруг этот материал не только спасет сегодняшний выпуск и он реабилитирует себя в глазах шефа и коллег, но и выведет его на совершенно новый уровень деятельности – авторскую аналитическую передачу, например. Впрочем, если бы спросили Жору, каким образом эта кассета может открыть путь в авторское телевидение, он бы ничего не смог вам ответить. Но надежда была сильнее логики.

Быстрей, нужно спешить!

Он рванул в пустую комнату с бетакамовским видеомагнитофоном, закрыл за собой дверь на ключ и вставил кассету.

Так, кнопка «play».

Черт, кассета не перемотана.

Назад, назад. Ага, наконец.

Он взглянул на экран – девушка простоватой внешности безвольно сползла вниз по стене. Не шевелится. Последний взгляд – странный, как будто не она смотрит, какой-то другой человек, который знает… Что-то такое, чего другим не понять.

Жора уставился на экран расширенными от ужаса глазами.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Москва

30 июня 200… года, 20.48

Кабинет генерал-майора Голубкова не менял своего вида уже много лет. Скучные казенные панели из ДСП, довольно уже потертое кресло, стулья с немодной тканевой обивкой. И лишь единственный предмет хоть с каким-то намеком на роскошь – хрустальная пепельница, подарок на пятидесятилетний юбилей. И никаких евроремонтов.

Кофе давно остыл, чашка с полустертым рисунком резала взгляд тоскливой неприкаянностью. Генералу было не по себе.

С утра доложили, что к нему на прием записался Сергей Пастухов. Не к добру. Пастуха просто так никакими пирогами не заманишь. Не к добру.

Он ждал до самого вечера и уже собирался уходить – как всегда, последним, – когда наконец на пороге выросли четыре до боли – а иногда до слез – знакомые фигуры.

Пастухов всегда был лидером.

– Извините. Не хотелось афишировать свое появление, тем более в таком составе.

Генерал чиркнул зажигалкой.

– Излишней вежливостью вы никогда не отличались. Слушаю внимательно.

Вместо ответа к столу подошел Трубач – он сильно сдал после той истории с вертолетом – и водрузил на стол сумку-холодильник.

– Это еще что такое? – поднял бровь Голубков.

– Это, Константин Дмитриевич, посылка с того света… – вздохнул Трубач, который уже не в первый раз повторял эту фразу.

– Так, ясно, что ничего не ясно. Ладно, потом расскажешь. Судя по всему, что-то случилось, раз вы все здесь. Надеюсь, вы не пиво пить приехали под конец рабочего дня! – иронично кивнул Голубков в сторону сумки.

Проигнорировав слова Голубкова, Трубач вытащил из сумки какой-то невразумительный кулек.

– Нет, не пиво.

– Что там?

– Увидите. Надо подождать чуток, пока оттает. Это быстро.

– Что там? – повторил Голубков.

– Увидите.

– Давайте без дурацких загадок, – рассердился Голубков. – Явились, так выкладывайте все как положено. Что стряслось?

– Как сказать… – Трубач замялся. – Тут, в столице, наверное, никто об этом и не слышал. Ребята, по крайней мере, были не в курсе. Пока я не рассказал.

– О чем?

– О Глазове.

– Ого. – Голубков нервно хохотнул. – Почему – никто? Кому надо, те знают. А вы-то к этому какое отношение имеете?

Тоненькая холодная струйка медленно ползла по столу. И вниз, на пол. Кап-кап-кап…

– Можно открывать. – Трубач разорвал пакет, и в следующую секунду полковник покачнулся – на столе лежал труп. Точнее, три трупа. Три дохлых крысы.

– Вы не волнуйтесь так. Просто я, когда сматывался оттуда, подумал, что никто мне не поверит. А так – доказательства налицо.

Крысы, конечно, как крысы, вот только невероятно распухшие, будто их надували, как воздушный шарик, а они взяли да лопнули. Похоже, их потом еще в какой-то гадости изваляли, и потоптали слегка. Генерал еще раз нервно хохотнул.

– По порядку, пожалуйста. Откуда сматывался? Почему? И зачем эту гадость в мой кабинет приволок?

– Я же объясняю – из Глазова. А эта, как вы выразились, гадость – доказательства, чтобы никто не подумал, будто у меня крыша поехала.

Голубков обреченно обвел взглядом кабинет и увидел, что все, кроме Трубача, склонившегося над столом, сидят. Кто где.

– Так– так…

– Вы же понимаете, даже при разложении тело так не распухает, и любой химический анализ докажет, что все эти повреждения – не результат разложения, а кое-что другое.

– Что ты в Глазове делал?

– К сестре ездил.

– А ее каким ветром туда занесло?

– Как – каким ветром? Живет она там… Жила… Мы вообще оттуда, из тех краев.

– Извини, я не знал.

Трубач сбивчиво повторял рассказ про город, про эпидемию, про сестру, про подругу детства… Как все они умирали… Про крыс подробнее рассказал: как поил их из шприца водой из-под крана. Про перестрелку на дороге…

– Колька, я не врубаюсь: те, кто пил обычную воду, те загибались, а выжили любители минералки типа тебя? – уловил вдруг суть Муха.

– Именно. Я в который раз повторяю: еще с армии, где гастрит заработал, пью только боржоми… Или нарзан… Или любую минеральную воду, потому что от обычной у меня жуткая изжога начинается.

– Я помню. – Док понимающе кивнул. – А что до тех – так называемых субъектов на лавочке, то они, скорее всего, совершенно нормальные люди.

– Ты их видел?! – неожиданно вскипел Трубач.

– Нет, просто я уже в третий раз слышу эту историю и вновь задаю себе вопрос: почему они, эти типы, не отравились?

– Да мало ли!

– Не надо пренебрегать деталями. Существует, конечно, индивидуальная сопротивляемость организма, когда он сам вырабатывает некие ферменты, служащие противоядием. Есть люди, на которых яд вообще не действует или действует слабее – иначе все жители Глазова погибли бы практически одновременно, Но на самом деле есть два реальных объяснения: либо у них тоже проблемы с желудком и пьют они только боржоми, как Трубач, либо они были в курсе, что в городе Глазове из водопроводных кранов течет отрава.

– Так до чего угодно договориться можно! Они что, по– твоему, шпионы?

– А почему бы и нет?

– Чудно. А теперь систематизируем информацию, И расслабиться чуть-чуть не помешает. – Голубков почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.

Он снова обвел взглядом собравшуюся в его кабинете «общественность». Вид у солдат удачи был слегка пришибленный. Все сидели, только Артист почему-то стоял, прислонившись к дверному косяку.

– Не слишком веселый повод для встречи, однако… Забыл сказать: рад всех видеть. – Он критически посмотрел на кислое лицо рекламной звезды. – Хорошо выглядишь. Прямо пижон. Впрочем, ты всегда такой был.

– Да ладно вам. Работа у меня такая, положение обязывает.

– На «альфа-ромео» ездить тебя тоже положение обязывает?

– Нет, просто машина нравится. А вы откуда знаете?

– Я же у окна сижу. На «альфе» мог только ты подъехать, это ежу понятно. Я же говорю, пижон…

– Ну как хотите. Пижон так пижон.

Трубач напрягся – досужий треп про машины был явно не к месту.

– Ты, Коля, не волнуйся, – словно прочел его мысли Голубков. – Я про эту ситуевину слышал, вот только не догадывался, что и ты там замешан. Вообще-то это закрытая информация.

Трубач аж присвистнул:

– Очень хорошо! Народ помирает неизвестно от чего, а информация закрытая!

– Не заводись! Сейчас объясню. Некоторое время назад из заслуживающих доверия источников поступила информация о массовых отравлениях на Урале, – Было видно, что генералу неловко, – Сначала показалось, что мы – то есть наша контора – тут совершенно ни при чем. Ну схалтурил кто-нибудь на местном молокозаводе… Оказалось, не совсем так.

– Еще бы. – Трубач пытался сдерживаться, сосредоточенно разглядывая свои ногти.

– Оказалось, соответствующие органы с самого начала были в курсе. Но решили подождать. А пока ждали, дело стало совсем дрянь, выхода другого не оставалось, так что просто перекрыли входы-выходы и заботились в основном о том, чтобы ни слово, ни ох, ни вздох не просочились в прессу.

– Ну это, я думаю, непросто, – со знанием дела вставил Муха, по роду деятельности иногда пересекавшийся с журналистами. – Новость-то жареная, если все так, как вы говорите.

– Все именно так. Трубач – живой тому свидетель… А еще он являет собой доказательство вопиющего несовершенства нашей системы: теоретически ведь ни одна муха из города вылететь не могла.

Мухин хохотнул.

– Все это напрягает, – продолжал Голубков, – потому что ситуация не под контролем. Представьте: если хотя бы слушок пойдет, начнется такая паника, какой даже я не представляю.

Трубач очнулся:

– А под другим углом зрения вы на это смотреть не пробовали?! Там люди умирают!

– Не дави на психику! Раз уж ты там был, то догадался, наверное, что речь идет о теракте.

– Я догадливый.

– Теракт, связанный с отравлениями? Это что-то новое… – Артист все еще продолжал полировать спиной дверной косяк.

– Точно, – поддакнул Муха. – Ко взрывам мы уже кое– как привыкли…

– Не нервируй меня, Олег, – остановил его генерал. – Так вот, цель любого теракта – прежде всего посеять страх…

– Понятно! – Артист пожал плечами. – В этом есть своя логика. Чем меньше люди знают, тем меньше боятся.

– А теперь представьте себе – вода. Идея простая – дальше некуда. А уж действенная…

– Подождите, а чем можно отравить воду так, чтобы умирал целый город? – Пастухов хотел понять все и сразу.

– Точно, мне тоже мужик тот на лавочке впаривал: нет такого яда. И анализы показывали, что вода не отравлена.

– Знаю про анализы. Воду проверяли в СЭС, а там тесты серьезные. Но, выходит, все же есть такой яд, – тихо подвел итог Голубков. – Все факты налицо.

– Значит, надо провести новые анализы.

– Не думаю, – покачал головой Голубков. – Чтобы что-то найти, надо знать, что ищешь.

– Иными словами, не зная состав яда, его невозможно обнаружить?

– Я не исключаю такого варианта. Конечно, это должен быть особый яд. Я бы даже сказал – сверх-яд.

– Но не на земле же этот сверх-яд валяется! Его нужно либо разработать, либо найти. Чтобы найти, нужно знать, где искать. И для того и для другого нужны деньги и власть.

Голубков прошелся по кабинету. Нет, вы, ребята, пришли не зря, подумал он. Во– первых, все равно без вас мы бы не справились, наверное. Во– вторых, вы и без нас начали бы свое дело. Тут семья, тут личное, тут не удержишь…

– Правильно мыслите, ребятки. Это вам не дихлофос из хозяйственного магазина. Чтобы разработать такой яд, нужны лаборатории, специалисты… Значит, деньги и власть. Вот наша задача как раз и заключается в том, чтобы найти того, кто обладает деньгами и властью и кому такой яд может быть нужен. И остановить эту тварь.

На последнем слове Трубач вскинул голову:

– Как?

Никто ему не ответил, но в присутствии Трубача абстрактная беда становилась совершенно конкретной. Неужели никто не отомстит за бессмысленно и жестоко убиваемых жителей маленького городка, неужели никто не прольет и слезинки над погибшими? Ну а если эта зараза поползет дальше?

Генерал молча подошел к сейфу и выудил оттуда объемистую папку:

– Тут у меня кое-что есть. Я ведь, как вы понимаете, узнав обо всем этом, времени зря тоже не терял. Не все, конечно, просто сейчас уже поздно заказывать новые материалы – кроме нас и охранников, в управлении никого нет.

Очевидно, «контора» времени даром не теряла. Копии и оригиналы документов, отчетов, испещренные непонятными формулами, фамилиями.

– Тут в основном документация секретных «ящиков», специализировавшихся на химическом оружии.

– А откуда вы знаете, что это наши разработки?

– В принципе они могут быть какими угодно. Просто у нас с этим развалом доступ к подобной дряни больший, чем у кого бы то ни было.—

– Ну допустим. – Пастухов наморщил лоб. – Но не надо исключать и другие варианты… Док, ты же врач! Слышал о таких штуках?

– Скорее, о разработках. Но все это в основном легенды. Своими глазами никогда ничего подобного не видел, и вообще, у меня другая специальность.

– Док прав, – прокомментировал Голубков. – Речь идет именно о мифе, советском мифе. Я даже «сказителя» нашел, который во всех подробностях может поведать эту леденящую кровь историю.

– В смысле? – почти хором воскликнули все.

– Ну есть тут один тип. Практически мой коллега. Так вот, этот «практически коллега» рассказал, что есть специальный отдел, много лет курировавший разработки, и там, собственно, и предоставили всю имеющуюся у генерала информацию. Много интересного, но ничего конкретного. Разработки были, но внезапно всю эту деятельность разом прикрыли. И дальше – ничего. Исследователей теперь днем с огнем не найти – их так засекретили, что даже родные ученых подчас не знали, чем занимаются их близкие. А результаты находились в специальных хранилищах, откуда их после развала Союза никто не помешал разбазарить направо и налево, как и все остальное в этой стране…

Генерал был красноречив, но легче от этого никому не стало.

– Так вот, о коллеге… Дяденька непростой: с одной стороны, он единственный, кто может нам помочь с информацией об ученых, а с другой – с ним нужно держать ухо востро. Наши конкуренты…

– Ясно. Встретиться надо, – буркнул Трубач.

– Я и об этом подумал, – сказал Голубков и поднял трубку: – Это Голубков. Пришел он? Пусть зайдет.

Ждать пришлось недолго. Все уставились на дверь, которая открылась совершенно бесшумно. Как-то незаметно на пороге появился седой, сухой, лысоватый человек, который тут же пожал всем руки:

– Майор Петухов. Майор Петухов.

Среднего роста, серенький и неприметный. В личном деле, скорее всего, значится: «особых примет не имеет». У них в заведении это, видать, основной критерий при приеме на работу.

Последняя мысль возникла одновременно у всех, кто сидел в комнате, за исключением Голубкова, который видел майора Петухова не в первый раз.

Новоприбывший медленно обвел помещение тяжелым взглядом вылинявших глаз.

«Да, дядя, подходящая у тебя работенка», – мелькнуло в голове у Дока; он даже внутренне поежился. У остальных, как потом выяснилось, было похожее ощущение.

Разговор начал Голубков:

– Вот, собственно, те ребята, о которых я вам говорил.

– Вижу. Что ж… Но мне, в общем-то, особенно нечего сказать.

– Как это – нечего сказать? А зачем тогда ты сюда явился?

Было видно, что майор Петухов из тех, кто любит придать себе значимости. Или постараться набить цену, как сказал бы не стеснявшийся в выражениях Боцман. Петухову было что сказать.

– Майор, ребята в курсе, – продолжил Голубков. – Я хотел бы, чтобы вы рассказали им в подробностях то, что вчера мы с вами обсудили вкратце.

– Что мы знаем об отравлениях в Глазове? – Петухову, видимо, нравились риторические вопросы. – Практически ничего. Это «ничего» состоит из симптомов, возникающих у больных, и некоторых предположений о том, кто мог это спровоцировать.

– Ничего себе «спровоцировать»! – взорвался Артист.

– Держи себя в руках! – резко оборвал его Голубков – Продолжайте, майор.

– Отравлены водоемы. Однако анализы показывают, что никакого из известных отравляющих веществ там не имеется. Отсюда совершенно логично вытекает вопрос: какое вещество может распространиться на такое обширное пространство и вызвать подобную реакцию? Я много лет заведовал отделом, курировавшим секретные лаборатории, в которых велись разработки данного типа веществ. Так вот, финансирование этих проектов было приостановлено много лет назад. Документация большей частью уничтожалась, ученые, занимавшиеся этими исследованиями, чаще всего в дальнейшем занимались совершенно иной деятельностью. И редко кто по– настоящему понимал цели, которые преследовала та или иная лаборатория. Однако опытные экземпляры полученных веществ продолжали храниться на секретных базах. Доступа к ним не имел практически никто.

– Никто? – спросил Пастух.

– Никто.

– И все-таки мне не верится, что есть такая информация или предмет, к которому действительно никто не имеет доступа…

– В каком-то смысле вы правы. Есть определенная категория людей… Их очень мало, имена строго засекречены.

– Кто может знать эти имена?

– Вам, как я понимаю, это предстоит выяснить.

– Конечно.

– Моя же задача в свою очередь – постараться помочь вам по мере возможности. В продолжение заявленной темы скажу, что все опытные экземпляры разработанных веществ находятся на строгом учете.

Тут в дискуссию вмешался Голубков:

– Майор, мы уже говорили с вами об этом. Я просил поискать в отчетных документах описания препаратов. Вам удалось найти что-либо соответствующее симптоматике отравлений в Глазове?

– Я принес копии отчетов.

– А как вы сами полагаете, яд, примененный в означенном районе, имеет отношение к этим секретным разработкам?

– Сейчас я ничего не могу сказать, все зависит от того, кто стоит за отравлениями. Установив, откуда, как говорится, ветер дует, можно будет уже строить предположения по поводу источника, откуда мог поступить этот препарат.

Ничего обнадеживающего майор Петухов действительно не сказал. Впрочем, он и не обещал.

– Итак, генерал, я оставляю вам копии документов… Я могу быть еще чем-нибудь полезен?

Инициативу взял на себя Пастух:

– Майор, вы не могли бы в порядке обмена информацией хотя бы намекнуть, кто еще имеет доступ к этим веществам?

– В каком смысле – еще?

– В смысле – кроме вас.

– Вы неправильно меня поняли.

– то есть?

– Я к этим веществам прямого доступа не имею. Только к документам.

– М-да… ситуация яснее не стала.

– Ничего не поделаешь. Единственное, что могу вам сказать: по нашей информации ни одна террористическая организация мира не обладает технической базой, достаточной для разработки подобных веществ. Если очень напрячь фантазию, то можно, конечно, предположить, что некто является с поддельными документами на секретный склад, запрашивая якобы вакцину. Ну это так, к примеру. Можно также предположить, что человек, охраняющий препараты, механически смотрит только на инвентарный номер, не задумываясь особенно, что за ним скрывается. Таким образом вещество оказывается в руках злоумышленника. Как вы понимаете, я только что бредил…

– Все возможно на этом свете… Вот только откуда этот первый смог узнать о существовании вещества?

– Вот этого уже не могу вам сказать. Фантазии не хватает.

– Огромное спасибо, майор. Мы внимательно проштудируем эти отчеты.

– Благодарить особенно не за что. И майор так же тихо удалился.

– Значит, мы, то есть вы, не с того конца начали, – сделал вывод Пастухов.

– К этому еще можно будет вернуться. Итак, химическое вещество, которого нет в природе… – Последняя фраза звучала зловеще.

– Мурашки по коже бегут, когда слышу «химическое вещество», – пробормотал Муха.

– Думаешь, ты один тут такой чувствительный, – перебил его Док. – И они на это рассчитывают.

– А кто, собственно, «они»? – Вопрос был из разряда риторических.

Голубков подытожил:

– Они – это те, кто организовал отравление в Глазове. – На этих словах генерал выразительно взглянул на Трубача.

– Я понял..: Я сначала не врубился… Я даже видел их. Правда, было темно, дождь. Я, наверное, ранил или убил одного. Но я сестру вез..

– Уже теплее!

– Да я просто лох трамвайный!

– Не надо, у тебя другие заботы были.

– Какие уж тут другие заботы?

– Ты их запомнил?

– Ну так, в общих чертах…

– Должен вспомнить.

На следующий день на столе у полковника лежал фоторобот. Трубач сделал нечеловеческое усилие, он буквально выуживал в памяти то форму носа, то разрез глаз, складку губ, родинку под глазом – то ли правым, то ли левым… Как он все это запомнил? Вот так. Сказался профессиональный навык. Талант, как говорится, не пропьешь. Взглянул один раз и будто сфотографировал как бы помимо своей воли. В суете, в пылу перестрелки, издали, но сфотографировал.

Некоторое время спустя появились первые значимые результаты – человек с фоторобота значился в розыске. По делу о взрыве в одной из станиц Краснодарского края около года назад.

В Чечню возвращаться никому не хотелось.

Но пришлось.