Текст книги "Леденящая жажда"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Афганская граница

3 июля 200… года, 11.53

Уже два дня они по очереди сидели за рулем, останавливаясь только в случае крайней необходимости. Продирались сквозь кордоны, жарились под треклятым солнцем. Впрочем, им было не привыкать. Места практически родные.

Транспорт выбирали недолго, особенных возможностей все равно не было. По воздуху не получится – военную технику для их секретного подразделения никто не даст. Это означает раскрыть карты. Да и не нужно светиться со своими самолетами в зоне чужого влияния:

Да, Афган действительно теперь зона чужого влияния. Ничего не попишешь.

Они бросят машины на границе и дальше пойдут пешком. Они знают, куда идти. Спутник указал место, куда звонил Мансур, точно указал. Они доберутся до него. Это всего лишь вопрос времени, которого осталось ой как мало.

Скоро граница. Одну из «Нив» вел Муха, другую – Трубач, который спал меньше всех. Чем дальше, тем сильнее распаляла его память о погибшей сестре, об изувеченной Сашке. Его вели ярость и бешеное желание мстить.

Пейзаж почти не менялся, однообразная пустыня цвета охры с редкими сухими растениями. Не доехав примерно километр до американского блокпоста, они остановились.

– А других вариантов нет? – спросил Муха.

– Есть! Но у нас на них нет времени. Переодевайтесь! – скомандовал Пастух.

Ребята вздохнули и достали из багажников одежду.

– Док, помоги мне натянуть этот мешок, – бормотал Муха, путаясь в плотных складках.

– Обратись лучше к Артисту, он у нас спец по переодеваниям.

– Точно, как же я забыл.

Артист себя долго ждать не заставил.

– Так, так, сейчас поправим складочки… Слушай, похоже, ты ее наизнанку надел!!!

– Да как здесь отличишь, где лицо, а где изнанка. Мешок – он и есть мешок.

– Не выпендривайся. Радуйся, что ты не мусульманская женщина.

– Сейчас умру от восторга!

– Хватит дурачиться! – послышался голос Трубача. Его выразительный взгляд чувствовался даже сквозь частую сетку паранджи.

– Готовы. Слышь, Пастух, Трубач должен идти в середине четвертым.

– Это почему?

– Ты только посмотри на него! Видел когда-нибудь мусульманскую женщину двухметрового роста?! Больше всего проверяют первых и последних.

– А в этом есть своя логика, – согласился Пастух.

– Ладно, что с вами делать, – вздохнул Трубач.

И к блокпосту направились пять бесформенных силуэтов в паранджах, под которыми могла скрываться и неземная красота восточной женщины, и крепкий русский мужик со стволом.

Можно надеяться только на везение.

– Пастух, а Пастух! Если что – стреляешь или в ножи?

– Не торопи события, Муха.

– Да я и не тороплю. Просто просчитываю ситуацию.

– Тихо!

Вот уже американские солдаты на расстоянии вытянутой руки. Ну что ж, опустили глаза, подогнули колени, все будет хорошо.

Первым шел Артист, наиболее правдоподобно изображавший плавную женскую походку. Кажется, он делал это даже слишком хорошо, хотя все– таки во всем нужно знать меру. Однако Артист не успел прокрутить в голове эти исключительно мудрые мысли – его пропустили, а вот двухметрового Трубача нет. Трубач и дернуться не успел – уж больно быстро и неожиданно рука сержанта американских вооруженных сил оказалась на его заднице. Это был здоровенный негр.

– Bay! – сказал он. – Красотка! Ты не хочешь со мной сыграть в баскетбол? Я тебе накидаю в корзину столько мячей!

Первым побуждением было дать в морду, но Трубач неимоверным усилием заставил себя справиться с этой необдуманной реакцией. Бедняга грациозно опустил голову и сжал зубы. Что будет дальше?

В принципе политкорректным солдатам армии поддержания порядка не очень хотелось вступать в конфликт с местным населением, но слишком сильно оказалось искушение, и сержант руку с задницы не убрал. Нет, этот козел начинал переходить всяческие границы! Но все же терпи, Трубач, держись, родимый!

Действия сержанта становились все активнее, а Трубач даже рта не раскрыл – вряд ли ему в подобном состоянии удалось сымитировать тарабарщину, хоть отдаленно напоминающую речь на дари или пушту. Он просто возмущенно вскинул голову и, как мог, жеманно дернул плечиками. Это должно было означать отказ или по крайней мере сильное неудовольствие, но жест был истолкован совершенно неправильно. Тогда Трубач уже более решительно помотал головой, чем только еще больше распалил поклонника баскетбольных размеров.

Трубач постарался как можно деликатнее убрать тяжелую длань со своих ягодиц. Не помогло! Да ты, братец, видать, тупой! Нельзя настаивать, когда женщина говорит «нет». Даже если она не хамит при этом!

Ситуация принимала опасный оборот.

Артист, который сам был готов даже к такому неестественному приставанию, сейчас был в панике. Как выпутается Трубач? Все– таки сценические импровизации не его конек.

«Господи, – подумал Артист, – неужели и я тоже иногда веду себя как эта горилла?! Впредь только трепет и уважение к женщинам!»

Молчаливая молитва не помогала. Негр был пылок и настойчив, словно племенной бык.

«Сколько еще ломать эту комедию?! – лихорадочно соображал Пастух. – Спокойнее, спокойнее, еще ничего не произошло, все будет хорошо… Конечно, будет! Вот только какой ценой?!»

В этот момент Пастух почувствовал, что ему в живот упирается ствол автоматической винтовки М-16. Да, янки не совсем придурки. Пока сержант строил глазки Трубачу, американские солдаты не теряли бдительности.

Может быть, этот парень с лейтенантскими нашивками решил просто так, для проформы, припугнуть его, но Пастухову много не надо было – сказалась реакция, отработанная годами.

Пастух схватился за ствол, крутанул его резко по оси и прикладом двинул лейтенанта в солнечное сплетение. Через секунду тот уже корчился на каменистой земле. Тогда сержант, недолго думая, сорвал с Трубача паранджу и уже без всякого кокетства двинул ему в челюсть.

Ну это уже наглость! С дамами так не поступают!

– Ложись! – заорал Артист, вытаскивая из-за пояса ручную гранату.

Как и положено, американцы оказались на земле. Солдаты удачи стояли. Этот трюк они отработали давно.

Разделаться с валяющимся на земле патрулем особых трудов не составляло.

Но тут из стоявших неподалеку строений прибежали еще человек пять-шесть американцев. Стало ясно, что рукопашной им не избежать.

– Осторожнее, сзади. – Пастух успел предупредить Дока, к которому приближался громила в камуфляже.

– Парни, может, ноги? Жарко драться.

– А бегать не жарко? – прокричал Муха, отчаянно отбиваясь от навалившихся на него троих американцев.

– Тоже верно.

– Да уж, – на удивление спокойно сказал Док, с хирургической точностью орудовавший прикладом.

Американцы были явно не готовы к превращению кучки безответных теток в паранджах в такие вот боевые машины. Конечно, здесь много кто ходит, но чаще всего никто не может противостоять непоколебимой самоуверенности звездно– полосатого флага.

На лице Трубача была написана отчаянная решимость. Никогда раньше ему не приходилось так драться, потому что никогда раньше драка не имела таких личных мотивов. Разве что в шестом классе, когда один мальчишка со двора осмелился сказать какую-то гадость про его любимую Сашку. Конечно, ясно, что не американцы сделали эту мерзость, но в тот момент для Трубача все были кровными врагами. Все, кто мешал ему мстить.

Собственно, ребята могли посидеть в сторонке, Трубач орудовал за троих. И дело закончил быстро. Все американцы теперь нюхали песок, а Трубач связывал им руки за спиной.

– Ну, Дудкин, класс! – ахнул Муха. – Давно я тебя в деле не видел!

– А ты думал, я потерял квалификацию?

– Ладно, хватит трепаться, сейчас остальные америкосы подтянутся – и станет совсем жарко, – оборвал их Пастухов. – Пора сматываться.

Они, как по команде, собрали все имевшееся у американцев оружие. Пастухов подошел к лейтенанту и вытащил из кармана его форменной куртки сложенную вчетверо карту района.

– Посмотрим потом, сейчас нужно спешить.

Отойдя примерно два километра от американского блокпоста, они остановились и развернули карту, напряженно все сразу вглядываясь в нее.

– Ты что-нибудь понимаешь? – с недоумением пробормотал Трубач, обращаясь к Пастухову.

Тот молчал, сосредоточенно глядя на непонятные обозначения.

– По– моему, дребедень какая-то, – подал голос Муха.

– Ребята, напрягите память! – веско произнес Пастухов. – С этими крестиками все ясно.

– Даже так?! А что ясно– то? – Артист был настроен скептически.

– Что ты имеешь в виду? – вступил в разговор Док, тоже не очень хорошо понимавший, о чем идет речь.

– Мы же здесь не в первый раз!

– Ну и?..

– Видите, у них катакомбы отмечены особым знаком. Это значит, что, с тех пор как мы здесь были последний раз, наши афганские друзья так и не поменяли берлогу. Там точно кто-то есть, и, видать, для американцев они просто кость в горле.

– Естественно.

– Значит, там тоже посты. Значит, нам наши паранджи еще пригодятся.

– Я эту гадость больше не надену, – сказал Трубач твердо.

– Да и не помог этот маскарад. Слишком рискованно, – опять вступил в дискуссию Муха,

– Еще как нацепишь, если Пастух прикажет, – вмешался в эти препирательства Док. – Будем спорить друг с другом или дело делать?

– Ладно, действительно, хватит дурью маяться, – примирил спорщиков Артист. – Будем действовать по обстановке.

И снова они двинулись ускоренным маршем дальше, вперед по иссохшей, желтой земле. Они уже были в этих местах несколько лет назад. Помимо воспоминаний у Мухи с тех пор остался небольшой шрам на шее. Тогда ему повезло. Возможно, повезет и сейчас.

Они действительно ничего не знали о нынешнем положении вещей. Там, где несколько лет назад находилось логово талибов, сейчас могло быть что угодно. Вот только бы снова не напороться на патруль. Хватит, неизвестно, чем еще обернется недавний рукопашный бой. А они еще и не начинали дело.

– Рассредоточиться, – коротко скомандовал Пастух.

– Ты помнишь, сколько здесь выходов? – спросил Артист, который, прищурившись, оглядывал местность.

– Три… Третий выход по другую сторону вон того перевала. Слишком далеко обходить.

– Значит, заходим сначала отсюда, – согласился Док.

– Справа ты, я и Трубач. Слева – Артист и Муха.

– Где встречаемся?

– Помнишь, где соединяются два коридора?

– Там еще рядом склад оружия?

– Угу.

– Ясно. В общем, соединяемся в гроте.

…Вокруг гротов никого. И это очень подозрительно. Если катакомбы отмечены крестиком и американцы о них знают, почему же нет ни часовых, ни войск, ни заграждений?

Ответов на эти вопросы не было. Но Пастух и не собирался гадать. Он просто махнул рукой, что означало – вперед.

Когда они вошли в прохладный сумрак подземных коридоров, их охватило ощущение, будто здесь давно никого не было. Впрочем, ощущение могло быть обманчивым.

И Пастух безошибочно почувствовал – здесь западня. Но именно для того им и поручили эту тяжелую работу, чтоб влезать в капканы и западни и выходить оттуда живыми.

Предельно осторожные жесты, кошачьи шаги, плечи, вздрагивающие при каждом шорохе. В коридорах пусто.

От прикосновения к стенам становится холодно. Здесь странный запах – разозленной смерти. Смерти, которой по неизвестной причине не удалось настичь свою жертву…

По узким коридорам прошли без приключений. И от этого Пастуху стало совсем не по себе.

Его группа первой оказалась в гроте. Так они еще в прошлый раз окрестили огромную комнату почти правильной овальной формы. Но где же остальные? Чего они там копаются?!

Вторая группа, Артист и Муха, пришла минут через пять. Тоже без приключений.

– Никого нет?

– Кроме нас.

У одной из низких дверей на стене что-то белело. Что именно, разобрать было сложно.

– Помнишь, Артист? – прошептал Муха.

– Как не помнить?

В неопределенности белого пятна угадывались какие-то буквы.

– Наша метка.

– Вот уж не думал, что придется еще раз ее увидеть.

– Здесь давно никого не было. Мертвая зона.

– Надо до конца прочесать эту кишку.

– Сомневаюсь я, чтобы кто-нибудь здесь оказался.

– Тогда кому же звонил Мансур?

– Смылся тот, кому он звонил. Он же не дурак. Он тоже догадывается, что мы можем его засечь.

– Все равно, раз уж пришли, нужно осмотреть все досконально.

Все пятеро молча направились в глубь широкого коридора, в который слились два узких. Споры закончились сами собой. Все прекрасно понимали, что начатое нужно довести до конца.

Вот оно, то самое логово талибов. Как здесь в прошлый раз все кишмя кишело! Тогда они еле отсюда ноги унесли. Теперь тишина и мрак.

– Да, видать, америкосы талибов здорово прижали, – сказал Трубач.

Коридор переходил в прямоугольный холл, из которого вела только одна дверь.

– Это конец. Последняя комната этого лабиринта, – заключил Пастухов. – И тут никого.

Зацепка, на которую они так надеялись, оборвалась. Ниточка продлилась недолго. И что теперь? Куда бежать, кого спрашивать?

– Подожди, а третий ход куда ведет? – спросил Трубач.

– Вот сюда и ведет.

Пастух дернул за облезлую ручку последней двери. Закрыто. Это была первая хорошая весть за сегодняшний день. Артист быстро проверил дверь на наличие сюрпризов – нет, чисто. Просто заперта. Значит, никого не ждут. Или ждут именно их? А, подумаешь, к чертовой матери предчувствия!

– Ломаем?

– Нас не убудет.

– Навалились!

Дверь с треском распахнулась. Комната была почти пуста. Только стол и колченогий табурет рядом.

Там, на этом табурете, сидел человек. И этого человека Трубач знал.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Стокгольм

24 августа 1982 года, 07.03

Как тяжело дышать. Просто невозможно! Что же это такое!

Соня попыталась освободиться от этого груза – как будто на животе у нее лежит чугунная плита. Попытка не удалась – силы куда-то испарились. Мышцы упорно отказывались работать. Как будто накануне всю ночь она разгружала вагоны. Еще усилие, еще, еще – и плита начала медленно, но верно сползать вправо. И наконец – свободный вдох. Она с усилием подняла голову. Что же это все– таки было?

О боже!

То, что она увидела, ее испугало. Это была рука. Мужская рука. Незнакомая. Большая. Волосатая. И черная! Не-ет, просто очень смуглая. Ну это немного успокаивает.

Хотя…

Докатилась! Уже с орангутангами в одной кровати просыпаться начала, Она снова уронила голову на подушку и закрыла глаза. Надо поднапрячь мозги и вспомнить, как она докатилась до такой жизни…

Вчера, как обычно, она устроила променад по вечерним шведским улочкам, зашла в кафе согреться и выпить какой-нибудь крепкий коктейль. Сидела, никого не трогала. Медленно потягивала из бокала красновато-коричневую смесь с непроизносимым названием. Знакомиться, разумеется, ни с кем не собиралась. Солидная, приличная дама. А дальше – пустота. Несколько звеньев из цепи выпало.

Она снова открыла глаза и попыталась рассмотреть своего соседа. Тот лишь слегка был прикрыт простыней. Большой, сильный, весь волосатый. Просто медведь. Лица не видно из-за длинных черных волос. Национальность? Вроде араб. Оч-чень интересно! Так, а возраст? Трудно определить. Двадцать пять? Тридцать? Пожалуй, не больше… Оч-чень интересно!

«Орангутанг» зашевелился, открыл глаза. Карие, огромные…

«А он ничего. Гораздо красивей обезьяны…»

– Хай!

– Привет.

– Как дела? – на ломаном русском спросил араб.

– Ты меня спрашиваешь?

– О'кей.

– Что-о'кей?

Ее сосед по кровати озадаченно замолчал. «Придется переходить на английский. А то так, конечно, смешно, но непродуктивно. Нужно хотя бы узнать, как я здесь оказалась».

Далее разговор продолжался на английском.

– Ты кто?

Араб долго пытался найти ответ на этот сложный вопрос. А может, оценить ситуацию, найти достойный выход из нее. Или вспомнить имя. Свое. Наконец он произнес:

– Я Али. А ты?

– Так, Али, ты можешь мне объяснить, как мы с тобой оказались в одной постели?

– Это сложный вопрос.

– Конечно, вопрос философский, почему, собственно говоря, женщина вдруг ни с того ни с сего оказывается в постели мужчины. Но здесь ситуация более сложная: мне требуется освежить память. Что-то я ничего не помню.

– Ты вчера выпила очень хорошо. Я даже не ожидал, что женщина может так много выпить.

Она оглядела комнату. Увиденное снова ввело ее в легкое состояние шока.

«О ужас! Да что же это такое! Мало того что я ничего не помню, я еще и просыпаюсь рядом с незнакомым мужчиной, арабом, голым, в постели… Андреаса! И где это он, интересно? Он может прийти в любую минуту, и тогда будет не просто развод и кухня пополам. Будет все гораздо хуже. Все может закончиться высылкой из Швеции».

Андреас был ее шведский бойфренд. Всегда серьезен, обидчив и капризен. Чувством юмора практически не обладал. Зато именно это и веселило Соню.

Развеселит ли его происходящее здесь?

Рядом с ней, но уже с другой стороны, что-то зашевелилось. Кошка? Собака? Но Андреас не держит животных. Из-под одеяла высунулся ежик седых волос.

«Нет! Я сейчас с ума сойду! Ничего не понимаю!»

– Доброе утро, дорогая!

– Здравствуй, дорогой!

– Как спалось?

– Что? Ах да, великолепно! Только знаешь, я тут кое– кого нашла у себя в кровати. Не поверишь, ума не приложу, как он здесь оказался.

Реакцию своего бойфренда она оценить не успела. В этот момент над ними нависла густая шевелюра Али.

– Хай! – снова, улыбаясь, пропел тот. Андреас расплылся в улыбке.

– Хай! – ответил он.

– Как дела? – продолжал свою утреннюю песню Али.

– О'кей.

Соня переводила взгляд с одного на другого и ничего не понимала. Она никогда не замечала у Андреаса гомосексуальных наклонностей. Ей он казался обычным мужчинкой. Который любит женщин и хочет, чтобы они им восхищались.

– Соня, ты уже познакомилась с Али?

– Да, только никак не могу вспомнить, откуда он взялся.

– Ах да! Я же забыл, что вчера ты пила… Дорогая, нельзя же пить в таких количествах! Мы встретились с тобой в «Саванне», а потом я увидел Али. Это мой старый

Друг…

Али продолжал все также ослепительно глупо улыбаться и поддакивать. Андреас продолжал:

– Я его познакомил с тобой. Вы друг другу очень понравились. Вы так вчера танцевали! Я и не знал, что ты умеешь танцевать арабские танцы.

– Я? Какие?

– Танец живота.

– Я – танец живота?! Ты издеваешься?…

– Да, очень хорошо! – поддакивал Али. Потом мы поехали сюда и…

– Что-о?

– Да, очень хорошо! – снова подтвердил Али.

– Соня, я понимаю, для тебя это непривычно, есть какие-то вещи, которые непонятны для русского человека…

– Не для русского, а для нормального! – Соня вскочила и стала поспешно одеваться.

– Соня, это нормально.

– Да, очень хорошо! – блеснул зубами Али.

– И что дальше?

– Так и будем жить.

– Как – так? Втроем? Мне, я думаю, стоит уйти.

– Зачем?

– Ну в одной кровати троим тесновато будет.

– Да эта кровать шестерых выдерживала!

– Не все же сразу.

– Куда ты собираешься пойти? В посольство? Или в полицию?

– Не твоя забота.

– Ну хватит, перестань капризничать. Я тебе все расскажу. Когда-то мы с Али и с Эльзой, ты ее не знаешь…

– Слава богу, что не знаю! – Она никак не могла найти юбку.

– Не перебивай. Так вот, мы когда-то жили втроем. Нам было очень хорошо вместе, но потом… Эльза встретила подругу, полюбила ее и ушла от нас…

– Все, мне нужно на свежий воздух! Иначе стошнит!

– Возвращайся, – в один голос крикнули вслед Соне Андреас и Али.

За время, которое она провела в Швеции, такого с ней еще не случалось! Устойчивых выражений со словом «шведский» в ее лексиконе раньше, еще в Советском Союзе, было три: «шведская стенка», «шведский стол» и «шведская семья». С первыми двумя вроде бы все было понятно, а вот третье выходило за пределы ее понимания.

И вот нате вам – случилось! Конечно, чего еще ей в жизни не хватало! Только «шведской семьи»! И как настоящий ученый, она ко всем открытиям пришла именно опытным путем. А как же иначе! Советская научная школа!

Да, что бы сказал на это отец Варлаам?

Нет, хватит! Отца Варлаама всуе не поминать! Это, может быть, единственный человек, перед которым она действительно готова склонить голову.

И Соня вспомнила в очередной раз тот разговор в келье для паломников. С тех пор она часто вспоминала его. Вроде бы тогда отец Варлаам ничего ошеломляющего не сказал, к Богу после этого она так и не обратилась, но странно – у нее снова появилась вера в людей, в то, что они не «твари дрожащие», как уверял один ее старый знакомый… Наоборот, сейчас она считала, что каждый из них имеет на что-то право. Как бы она хотела так возлюбить ближнего, как сделал это отец Варлаам!

Той же ночью монахи Нововалаамского монастыря помогли ей переправиться через шведскую границу, и она попала совершенно в другой мир. Чужой, враждебный, опасный… Здесь у нее не было документов, денег, не было даже сил прятаться, убегать и бороться за существование. А по закону природы, если особь перестает бороться, она неизбежно должна умереть. Но Соня не умерла.

Она вспомнила то время. Когда так же брела по шведским мощеным улочкам, озираясь на каждом шагу, напряженно вслушиваясь в незнакомую иностранную речь. Тогда у нее был только один вариант. Отец Варлаам написал письмо настоятелю одного шведского православного монастыря (оказывается, там такие еще имеются), чтобы ее приютили на некоторое время. Но до него еще нужно было добраться.

– Простите, вы не подскажете, как доехать до… – обратилась она на ломаном английском к прохожему и показала на бумажке трудно выговариваемое название местности, в которой находился монастырь.

– А что там находится?

– Монастырь.

– Монастырь? Очень интересно, он ведь, если я не ошибаюсь, мужской?

– Вы не ошибаетесь.

«Очевидно, этот прохожий особенной тактичностью не отличается», – подумала тогда Соня. Но почему-то, не отдавая отчета, она с удивительной для себя легкостью рассказала, что в этом монастыре она хотела бы пожить какое-то время, пока не оформлены ее документы. Сказала – и тут же испугалась собственной беспечности: мало ли кем может быть этот прохожий. Вдруг он донесет куда следует?

Она попыталась было сказать спасибо и исчезнуть, пока не поздно, но прохожий успел крикнуть:

– Подождите! Разрешите мне вам помочь!

А ведь мир не без добрых людей! Сначала монахи, потом этот прохожий. Он пригласил ее продолжить разговор в кафе, за чашкой чая.

Так она познакомилась с Андреасом. Он и в самом деле оказался очень хорошим, добрым человеком. Почти альтруистом. Когда он узнал, что она из Советского Союза, что бежала всю ночь по льду Финского залива, он в восхищении зааплодировал. Андреас предложил помощь в оформлении документов, у него были какие-то полезные связи. А пока ситуация еще не разрешилась, она может пожить у него дома. Он ей искренне хочет помочь. Она ему к тому же очень понравилась. Он живет один в большой квартире. Занимается торговлей произведениями искусства.

Соня лихорадочно соображала: что делать? Все это было, конечно, подозрительно, но чего в жизни не бывает. Может, судьба опять отводит удар и посылает спасение? В общем, предложение было принято.

Андреас вел себя безупречно: не пытался ни приставать, ни подглядывать. Ей была выделена отдельная комната, куда он даже не заходил. В меру своих возможностей он помогал разрешить ситуацию. Когда документы были уже в порядке и Соня научилась как-то изъясняться по– шведски, он нашел ей работу в одном из выставочных залов. Вроде пришла пора прощаться. Но когда она сказала Андреасу о том, что ей нужно попытаться найти себе комнату, что ей неудобно злоупотреблять его гостеприимством и так далее, он, совсем как ребенок при потере любимой игрушки, расстроился и предложил остаться здесь навсегда.

Это была не любовь, а скорее привязанность. Но искренняя и ставшая взаимной. Им было интересно общаться, оба были достаточно образованны. Они доверяли друг другу.

А сейчас… Что же ей делать?

И вдруг… Нет, Соня уже не могла просто так отмахнуться от этого ощущения. Еще когда она выходила из дома, она это почувствовала, но за бурей мыслей и чувств не обратила внимания. А теперь как кольнуло. То самое, противное чувство, до боли, до ужаса знакомое. Отвратительное чувство, от которого еще в Союзе у нее по спине ползли мурашки: чьи-то «глаза-буравчики» сзади. Кто может следить за ней здесь? Здесь, в Швеции, где она живет, никого не трогая. Кто она в действительности, не знает никто, даже Андреас.

Она попыталась как бы невзначай обернуться и убедиться а правильности своих подозрений. Остановившись около витрины магазина, Соня стала рассматривать выставленный за стеклом товар. Но все ее внимание на самом деле было сосредоточено на человеке, который показался ей подозрительным. И Соня с ужасом убедилась – человек с «глазами-буравчиками» тоже остановился.

«Главное – не подать виду, что ты что-то заметила. Что ж, будем и мы стоять. Нам не трудно».

Но то, что она так «внимательно» изучала, на самом деле она разглядела лишь через некоторое время. Нет, ну надо же! Если «везет», так по– крупному! Конечно, где еще Соню может угораздить остановиться! Только у витрины секс-шопа! Ей казалось, что прохожие дружно оборачиваются на женщину, внешне без явных отклонений, которая с упрямым любопытством рассматривает муляж мужского полового органа фантастических размеров.

Сделав вид, будто ничего не произошло, она отошла от витрины и направилась к преследующему ее типу.

А он тоже уткнулся взглядом в первую попавшуюся витрину. Тип как тип, таких на улицах Стокгольма сотни, если не тысячи – глазу зацепиться не за что. Но не скажешь, что он «оттуда». Одет вполне по– европейски. Серое пальто, берет… Хоть бы газетку в руки взял для приличия!

Увидев, что Соня решительно надвигается на него, он мелкими, неровными шажками почесал за угол и скрылся из виду.

Нет, наши службы хотя бы слежку по законам жанра строят. Кожаный плащ, осанка, ледяной взгляд. А этот как крыса… Псих какой-то…

С чего она вдруг взяла, что это спецслужбы? А вдруг просто-напросто маленький, закомплексованный извращенец?

Такая картинка показалась ей гораздо правдоподобнее. И Соня с облегчением вздохнула. Все, больше не покажется.

Но «извращенец» снова появился из-за угла, сверкнул глазами.

Просто так не отстанет, а ей слежка ни к чему. Нужно смешаться с вечерней толпой.

На глаза ей попалась афиша с рекламой какого-то нового голливудского фильма. Кинотеатр – лучшее место для того, чтобы скрыться от преследователя.

…Она не смогла заставить себя уйти с середины сеанса. Она бы не назвала этот фильм шедевром, но все– таки всегда трудно уйти, когда погружаешься в пусть дешевую, но все же романтику жизни. И то, что ждет тебя на улице, пугает своими абсолютно не романтическими красками. Пока на экране не появился титр «The end», подниматься из кресла совсем не хотелось. Соня совершенно забыла причину, по которой решила зайти сюда. Она шла и размышляла о силе киноискусства. Как оно изменяет человека. Люди, выходящие вечером из кинематографа, – это толпа совсем иного рода, нежели толпа обычная.

Но… Вдруг ее будто снова пронзили знакомые «глаза-буравчики». Она в ужасе оглянулась – да, это он.

Соня быстро нырнула вправо, и ей удалось еще немного увеличить расстояние между ними; к тому же, попав в людное место, она согнула колени, наклонила голову и практически стала невидимой для преследователя в уличной толпе.

Так она ушла с центральной улицы в тихую боковую.

Вбежала в темную арку. Затаилась.

Раздались тихие шаги. Но не одного, двоих человек.

Соня осторожно выглянула – нет, не извращенец. Немолодая семейная пара мирно обсуждала только что увиденный фильм.

Соня вышла из подъезда. Этих ей опасаться нечего, наоборот, они лучшая защита.

Она специально замедлила шаг, чтобы идти всего в метре впереди них.

– Это хорошо, что у нас есть свое кино, – говорил мужчина. – Хотя мне европейское кино больше нравится.

– Мне тоже, – соглашалась, женщина. Они остановились у магазинчика.

– Ули, я куплю немного зелени, – сказала женщина.

– Хорошо, я подожду тебя здесь. Подышу воздухом. Соня прошла несколько шагов и тоже остановилась.

Нет, одна она не пойдет. Ей почему-то все равно страшно. С этой семейной парой куда спокойнее.

– Простите, вы не подскажете, который час? – подошла она к мужчине.

Он вскинул руку, чтобы посмотреть на наручные часы – и вдруг ткнул Соню в грудь. А потом странно содрогнулся и навалился на нее всей тяжестью своего тела.

«Еще один! Никуда от вас не деться!»

Соня отшатнулась, и мужчина упал на землю. Изо рта его медленно стекала струйка крови…

Она не помнила, как мчалась по длинной кривой улочке, как ворвалась к Андреасу, схватила свои вещи, попавшиеся ей под руку, ни слова не сказав на прощание, снова вылетела за дверь.

К счастью, билеты на ночной поезд до Гамбурга в кассе были. А куда оттуда дальше – там видно будет. Через пятнадцать минут Соня уже смотрела из окна купе на убегающую платформу стокгольмского вокзала.

Утром в ее дверь постучали. Первой мыслью было выпрыгнуть в окно. Нет, она не каскадер. К тому же нельзя постоянно жить в страхе. Лучше один раз умереть, чем каждый раз подпрыгивать от стука в дверь. Будь что будет.

– Войдите.

– Доброе утро.

– Доброе… Где мы сейчас?

Всего лишь проводник.

– Через двадцать минут подъезжаем к Гамбургу. Что желаете? Кофе? Чай?

– У вас есть утренние газеты?

– Шведские?

– Желательно шведские.

– Одну минуту.

«Вчера… Как страшный сон… Должны были убить меня, а судьба распорядилась иначе. Случайно убит другой… Надо разобраться во всем… Иначе… Неужели мне постоянно нужно будет бежать? Самое страшное – не знать, не видеть опасность в лицо… От кого, от кого я должна скрываться?»

В дверь снова постучали.

– Войдите.

– Пожалуйста. Ваш кофе. Ваши газеты.

– Спа… – договорить Соня не смогла.

С первой страницы на нее смотрел человек, который волей случая оказался ее «бронежилетом».

Тут до нее дошел трагический смысл тех обрывков фраз, которые ее глаз выхватил из статьи под портретом…

«Вчера при невыясненных обстоятельствах был убит выдающийся политический деятель, бывший премьер-министр Швеции… Убийца пока не найден… Приметы преступника – молодая женщина европейской внешности…».