Текст книги "Леденящая жажда"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Штат Орегон, США

Москва

11 мая 1986 года, 18.12

Бывают моменты, когда можно возненавидеть чистоту и порядок. Особенно если из них делают культ, как в маленьких прилизанных медвежьих углах одноэтажной Америки. Похоже, на этих компьютеризированных хуторах люди вообще ничего, кроме своих газонов, не видят. И стригут, и стригут… Черт бы их всех подрал!

Такие невеселые мысли одолевали худощавую женщину средних лет, одиноко бредущую по заваленной пожухлыми листьями аллее парка в одном из небольших городков на юге Америки.

Уже три года длится эта вялотекущая шизофрения! Преподавание химии в частном колледже, зарплата неплохая, свой домик. Но в этом домике ее каждую ночь преследуют тревожные сны. В Швеции такого не было. Может, оттого что ощущала она себя там не так одиноко, хотя соотечественников вокруг почти не было. Она, впрочем, по ним особенно не тосковала. Здесь – совсем другое дело. Русских – как собак нерезаных, и каких русских! Нет, есть, конечно, приличные люди, как везде, но их еще поискать надо.

Достойную работу тоже удалось найти не сразу. Пришлось сначала подтверждать диплом, а пока суд да дело – сменить уйму всяческих профессий. Если бы десять лет назад кто-то сказал прилежной студентке химического факультета, что ей предстоит проработать полгода приемщицей в химчистке, она просто покрутила бы изящным пальчиком у виска. А когда этот злосчастный момент настал, ей хватило чувства юмора, чтобы оценить странную иронию: мол, химчистка так химчистка, хоть какая-то химия!

В химчистке, естественно, тоже было не очень сладко. Иногда попадались истеричные клиентки, со скоростью тысяча слов в минуту изливавшие на плохо понятном тогда английском потоки негодования по поводу какого-нибудь микроскопического пятнышка, оставшегося на шелковой кофточке.

К счастью, все завершилось благополучно, и вот она уже в этой дыре, но все же при нормальной работе с разумной зарплатой. Хотя бы своим делом занимается.

Нет, жаловаться грех.

Мысли потекли в более оптимистическом русле, когда она вышла из сумрачного парка. Здесь ее убежище, ее четыре стены, где можно запереться, никого не видеть, не слышать. А самое главное – не напрягать постоянно лицевые мускулы, растягивая их в вымученной улыбке.

Перед тем как войти в дом, она на секунду задержалась у гаража, грустно взглянув на сломанный замок. Уже неделю руки до него не доходят. Впрочем, она пользуется машиной крайне редко, только для дальних поездок, случающихся раз или два в месяц. Права она получила еще в Союзе, будучи студенткой. Не хотелось ни в чем отставать от парней-однокурсников. Но дома применить их почти не пришлось, а в Америке выяснилось, что необходимо получать новые, международного образца. Тут вообще без машины никуда. Машина – железный идол.

Развалюха, стоявшая в гараже, была куплена не слишком дорого на рынке подержанных автомобилей. Старенький «форд»» так себе, но цвет красивый, кремовый.

На работу она ходила пешком – колледж недалеко, всего в паре километров.

Размеренная, тихая жизнь. Долгие одинокие блуждания по безликим улочкам. Вечера, занятые перечитыванием немногих книг на родном языке, которые можно было найти в этой дыре, и механической полировкой ногтей, в то время как все мысли – в прошлом. И сны – там же. Тревожные сны.

И все же в последнее время она мечтала увидеть хотя бы кошмар, что было исключительно трудно, так ее одолевала ужасная бессонница. Ничто не помогало: ни пачки успокаивающих средств, ни подсчет воображаемых розовых слоников, ни бесконечные прогулки с собакой. На улице ей вообще становилось как-то не по себе, чего раньше не наблюдалось. Как-то раз в том самом парке она заметила, что за ней идет мужчина. С одной стороны – эка невидаль, мужик как мужик, молодой, издалека заметно, – скромно, вполне прилично одетый, на маньяка непохож. Он шел за ней неотступно, на расстоянии полусотни метров, среди голых осенних деревьев. Потом вдруг исчез.

Ладно, это можно списать на манию преследования, развившуюся в силу отсутствия личной жизни. Но как понять странную молодую девушку, напряженно следившую за ней из-за нагромождения полок в супермаркете? Едва Соня приняла игру в гляделки, как та сразу стушевалась. Заняла очередь в соседнюю кассу, купила просто шоколадку, так, для отвода глаз. Ну кто будет из-за шоколадки торчать в супермаркете сорок минут!

Машина, пролетевшая прямо перед ее носом, и еще много странных случайностей… Ладно, скорее всего, это просто совпадения, и ничего больше.

Она вошла в темный коридор, ожидая, что, как всегда, навстречу кинется ее собака Ронни, но собака не вышла. Дверь с треском захлопнулась от сквозняка – на кухне осталось открытым окно. Раздался телефонный звонок.

– Мисс Софи? – Когда она перебралась в Америку, ей почему-то захотелось переделать свое имя на французский манер, наверное, в пику неистребимой англоязычной самовлюбленности американцев.

– Я слушаю.

– Это Роберт Файнс. – В трубке раздался голос инфантильного голубоглазого блондина, преподавателя английской литературы.

– Слушаю вас, Роберт. – Коллеги за глаза постоянно упрекали ее в холодности, отстраненности, даже в высокомерии.

– Извините, возможно, я вас отвлекаю.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего, просто… – Этот Роберт последнее время начал вести себя как-то странно, смотрел на нее слишком пристально для коллеги по работе, и вообще… Один раз даже привязался с каким-то вопросом по поводу «Преступления и наказания». «Я не люблю Достоевского. Мне очень жаль». Так она сухо отделалась от попытки навязать общение. Но, видимо, ненадолго.

– Я хотел обсудить с вами…

Ясненько, теперь мы переключились на «Войну и мир», не иначе. Похоже, он решил перебрать всю советскую школьную программу.

– Что?

– Обсудить…

– Ну-ну.

– В общем, мисс Софи, я хотел вас куда-нибудь пригласить. Может, в кино?

Только этого не хватало! Как же его отшить поаккуратнее?

И тут на нее накатило: да сколько же, в конце концов; можно?! Стану проще! Черт с ним, с этим Робертом.

– В кино? Хорошо.

Человек на другом конце провода помолчал несколько секунд, – видимо, опешил от того, что так легко добился положительного ответа.

– Да?.. Замечательно. А где вы предпочитаете встретиться? Может быть, я заеду за вами?

– Заедете? – Ей стало не по себе от такого стремительного развития событий, и все же, коли ввязалась, нужно продолжать. – А когда?

– Да хоть сейчас. Мы можем зайти куда-нибудь перед сеансом.

– Хорошо, Роберт. Вы знаете, куда заезжать?

– Да, конечно.

– Чудно, я жду вас.

Повесив трубку, она, не включая свет, подошла к окну и плотно закрыла его. Сквозняк раздражал, вселяя странную, необъяснимую тревогу. У нее в принципе нервы сдают после всех этих приключений, но в последний месяц каждый скрип до дрожи доводит. Везде слышатся какие-то шаги, подозрительные шорохи. После того случая на дороге каждая проехавшая мимо машина заставляет оборачиваться и сжиматься в комок. Неспроста все это! Кошмар, который довелось пережить, научил ее кожей чувствовать опасность. Слежку.

К черту! Это какая-то паранойя. Нужно успокоиться, расслабиться, сходить в кино с Робертом и получить удовольствие. По крайней мере, постараться. В конце концов, новые поклонники никогда еще во вред не шли.

Другой вопрос, что обычно никто не мог продержаться больше одного-двух вечеров. Проверку не выдерживал.

Так, значит, Роберт приедет, наверное, минут через двадцать. Надо бы одеться. А во что? Предстоит ревизия гардероба. Может, юбку? А она вообще есть? Была, кажется, какая-то… Искать, правда, долго. К черту, лучше остаться в чем была – меньше мороки. Да и не много ли чести для этого Роберта?!

Размышляя таким образом, незаметно для себя она приблизилась к шкафу в конце коридора и распахнула дверцу. Зрелище, открывшееся в его недрах, заставило ее усомниться в собственной вменяемости.

Нет, она, конечно, никогда не страдала патологической аккуратностью, ее всегда окружал некоторый беспорядок, но все же в пределах разумного. Создавалось впечатление, что, пока ее не было, в шкафу побывало стадо слонов: весь ее не слишком богатый гардероб был безбожно измят, брюки, пиджаки попадали вниз, на вешалке на честном слове болталось единственное вечернее платье.

Кто?!! Что это?

Задумчивое состояние как рукой сняло. Она стремительно ринулась к кабинету, затем в голове мелькнула мысль: «Где Ронни?» – и она лихорадочно заметалась по дому. Включила свет на кухне и увидела открытые дверцы шкафчиков, выдвинутые ящички, гору приборов на столе.

Собака лежала на боку, не шевелясь, у дверей кладовки. Опустившись на колени, Соня обхватила руками лохматую голову и почувствовала тепло живого тела. Ронни дышал. Он спал беспробудным сном, не посапывая и не фыркая, как обычно.

В это время в дверь позвонили. Она встала и, как сомнамбула, прошла ко входу. На пороге стоял Роберт, нервно теребя в руке одинокую белую розу:

– Здравствуйте.

Она не нашла в себе сил не то что пригласить его пройти, но даже ответить на приветствие, так и застыла не шелохнувшись.

Помявшись еще несколько секунд, он наконец произнес:

– Мисс Софи…

Она только вскинула голову.

– Что-то не так?

В ответ послышался приглушенный стон.

– Что-то случилось?

Она молча посмотрела на него.

– Может быть, мне лучше уйти?

Все так же молча она произвела некий жест, означавший, что можно проследовать за ней, и отступила в полумрак коридора.

На кухне она почти рухнула на одну из табуреток и закрыла лицо руками. Послышался недоуменный возглас Роберта, звук шагов – он прошел в сторону кладовки.

– Софи, что произошло?

– Я не знаю, – наконец выдавила она.

– Что с вашей собакой?

– Я не знаю.

– Вы в порядке?

– Простите, ради бога, что я вас впутала в эту нелепую историю…

– Не извиняйтесь ни за что! Вы хотя бы догадываетесь, что могло произойти? Кто мог это сделать? И зачем?

– Понятия не имею. Хотя…

– Что?

– Вы видите, что творится?!

– Здесь… ужасный беспорядок. Но вы не волнуйтесь!

– Я еще не весь дом осмотрела,

Ее начала душить мучительная икота.

– Софи, не волнуйтесь так. Давайте я налью вам воды. Где у вас стаканы?

– Уже не знаю.

– Пожалуйста, не нервничайте. Может, нужно вызвать полицию?

Она только посмотрела на него с недоумением.

– Не хотите? Почему? А если это ограбление?

– По– вашему, это похоже на ограбление? Роберт вздохнул и отрицательно мотнул головой:

– Н-нет, на ограбление не похоже.

Сил сдерживаться больше не было, слезы хлынули безудержным потоком. Соня всхлипывала и размазывала тушь по лицу.

– Не надо, прошу вас!

– Я ни в чем не уверена. Роберт, мне страшно!

– Я понимаю. Мне кажется, вам лучше прилечь ненадолго. Я провожу вас в спальню.

– Роберт, зачем вам здесь оставаться? В кино, как видите, мы уже не пойдем…

– Неважно… Дайте я помогу вам встать!

Она облокотилась на его не слишком мощное плечо и, почти не размыкая опухших от слез глаз, поковыляла к спальне.

Роберт нашарил на ходу выключатель в коридоре, и стало видно, что в спальне и в кабинете их ожидает ничуть не лучшая картина. Все вверх дном. На полу разбросаны бумаги, исписанные химическими формулами. С подоконника упал огромный горшок с пальмой, комки земли на ковре.

Не говоря ни слова, он решительно сбросил с кровати покрывало вместе с грудой документов и книг и уложил, как ребенка.

– Мне так неловко.

– Молчите.

– Хуже – мне страшно. Не только за себя, но и за вас тоже.

– Не бойтесь, ничего не бойтесь. Я никуда не уйду. Я буду с вами столько, сколько понадобится.

– Это мог быть прекрасный вечер.

– Потом поговорим. Постарайтесь закрыть глаза и уснуть.

– Я… – Соня начала фразу, но закончить уже не смогла. Голова коснулась подушки, и она провалилась в пустоту.

Когда она пришла в себя, в комнате было темно. Рядом, скорчившись на покрывале, дремал Роберт. Внезапно нахлынул весь ужас произошедшего.

Соня вскочила с кровати и босиком побежала на кухню. Роберт встрепенулся и побежал за ней.

Собака все еще не шевелилась.

– Видимо, ему вкололи очень сильное снотворное. – Сонин голос снова стал холодным и уверенным. Она взглянула на Роберта: – Хотите кофе?

– Я хочу только, чтобы вы отдохнули и не нервничали.

– Я совершенно спокойна. Не помню, я закрыла дверь, когда вы пришли?

– Дверь закрыта, не волнуйтесь. Думаете, они вернутся?

– Не знаю. А кто – они?

– Мне кажется, вам это лучше известно.

– У меня, конечно, есть некоторые предположения, но… Роберт, мне нужно отвезти Ронни к ветеринару. И вообще, я не хочу здесь больше оставаться. Меня начинает колотить при мысли, что эти люди…

– Я поражаюсь вашему самообладанию! Вы похожи на героиню фильмов про разведчиков.

– Сколько вам лет, Роберт?

– Двадцать семь.

– А мне тридцать. Я немного старше вас. И вовсе не похожа на героиню фильмов про разведчиков.

– Софи, если позволите сказать, я рад, что оказался рядом с вами в трудную минуту.

Какой хороший парень, искренний, трогательный, неиспорченный. Ему нравится все таинственное, нравятся странные женщины, у которых много очень серьезных проблем. Только вот совершенно не понимает, куда вляпался.

– Спасибо!

– Вы сказали, что не хотите больше оставаться здесь.

– Именно. Перееду, как только смогу. А сегодня переночую в первой попавшейся гостинице.

– Не нужно. Поживите у меня.

– Роберт, вы не понимаете!

– Послушайте, я не могу оставить вас в незнакомом месте.

– Прекратим этот разговор. Сейчас важнее разобраться с Ронни. Он все еще не проснулся. Вы не знаете, где здесь поблизости ветеринарная клиника, работающая круглосуточно?

– Есть – километрах в десяти.

– Будем надеяться, что серьезной опасности нет. Где вы оставили машину?

– Я приехал на такси. Сегодня мою машину взяла сестра.

– Что же нам делать?

– А ваш «форд»? Если вы не хотите садиться за руль, поведу я.

– Все это так, но дверь гаража сломана. Я уже две недели не могу мастера вызвать.

– У вас есть инструменты?

– Кажется, да. Остались от прежних жильцов. Посмотрите в кладовке.

Роберт встал, осторожно перешагнул через Ронни и погрузился в недра темного закутка. Через минуту он вышел оттуда с небольшим чемоданчиком:

– Пойду взгляну, что можно сделать. А вы пока собирайтесь. Потом я сам перенесу Ронни в машину.

Соня еще раз оглядела свое разоренное убежище.

Да, у нее развился нюх на опасность. Значит, ее подозрения не были паранойей.

Снаружи послышался лязг железа. Она открыла окно и увидела, как Роберт возится с воротами гаража. С инструментами он смотрелся достаточно нелепо. Картина была, можно сказать, трогательная.

Соня собрала кое– какие вещи, самое необходимое из того, что удалось найти среди всеобщего развала. Еще раз подошла к собаке.

В это время на улице раздалось восклицание:

– Открыл!

Соня высунулась в окно. Похоже, она недооценила преподавателя английской литературы.

– Где это вы научились так лихо справляться с поломанными дверьми?

– На самом деле это оказалось не так уж сложно. Замок не очень хороший, но у меня такое ощущение, что над ним уже кто-то поработал. Сейчас я выведу вашу машину.

– Минуточку, нужно найти ключи!

Они лежали у Сони в сумочке.

– Постойте, не выходите. Вы можете передать мне их через окно.

Соня села на подоконник и протянула Роберту ключи. В лицо ударил порыв ветра. Свежесть, и никакой тревоги. Действительно, чего нервничать? Терять больше нечего, все, что могло случиться, уже произошло.

Роберт подошел и, вместо того чтобы взять ключи, сжал ее пальцы. Она почувствовала тепло и силу, столь неожиданную в хрупком молодом человеке, большую часть жизни проведшем над книгами.

Наконец ключи оказались у него в руках. Он зашел в гараж и зажег свет. Соня впервые за последний месяц увидела свою кремовую развалюху.

– Красивая машина! Сейчас мы ее проверим в деле.

Роберт сел за руль. Хлопнула дверца. Повернулся ключ зажигания. Зажглись фары.

Оглушительный взрыв отбросил Соню от окна.

На том месте, где только что стоял кремовый «форд», пылал костер до самого неба.

Это был первый теракт в истории Москвы, штат Оклахома.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Афганистан

З июля 200…года, 21.14

…От прикосновения острого лезвия к кадыку холодок пробежал по спине. «Да, шустрые ребята эти афганцы. Иди нас просто ждали? Замереть, секунду не двигаться, если талиб сразу не полоснул, то в запасе есть секундочка. Только бы Муха отстал на пару шагов. Приготовиться! И-и раз!»

Пастух в долю секунды чуть присел, откинул голову и одновременно с этим отпрыгнул назад.

«Так, получилось! Клинок слегка оцарапал шею. Ну теперь держись, сволочь!»

Три выстрела подряд. И прыжок вперед, на афганца.

Попал. Афганец, успев лишь слегка вскрикнуть, свалился прямо на него. Отлично.

Ничего не видно. Но за короткие мгновения вспышек выстрелов он успел заметить – три силуэта справа, два слева. Сейчас они начнут палить. А ему не страшно – у него щит.

Но выстрелов нет.

Позади, метрах в трех от него, послышалась какая-то возня. Ага, это Муха. А вот что впереди? Если там уже Билл с Трубачом, то стрелять нельзя. Можно попасть в своих.

Талибы, вероятно, используют только холодное оружие. Не хотят бить по своим. Похвально. Только как в темноте догадаться, кто свой, кто чужой?

– Муха, жив? – прошептал Пастух.

– А то как же! – долетело как раз оттуда, где только что снова раздался вскрик.

– Двигайся вперед, не стрелять.

– Есть, начальник. Я тут еще двоих гавриков замочу и догоню.

Да, такого еще не было – рубка в полной темноте. Хоть глаз выколи. Наверное, слепому даже легче, у него хоть слух обострен. Сюда бы приборы ночного видения, инфракрасные детекторы, но все эти игрушки для официальных бойцов, а они, солдаты удачи, латают прорехи в политике государства, которому за эти прорехи настолько стыдно, что даже своих благодетелей оно старается не замечать.

Пастух примкнул штык-нож к автомату и принялся прощупывать пространство впереди.

«Так, Билл с Трубачом здесь или нет? Услышали они пальбу? Если да, то они сейчас продвигаются навстречу. Который час? Прошло двадцать минут?»

Он взглянул на часы – циферблат светился зеленоватым фосфоресцирующим цветом.

«Нет, время еще не пришло. И может вообще не наступить – Билла с Трубачом вполне могли прихватить. Тогда нужно будет еще продержаться неизвестно сколько времени. А что потом?..»

Скорее по движению воздуха и специфическому запаху застоявшегося пота, чем по звуку, он различил движение справа.

Чуть присев, Пастух сделал выпад и наотмашь крест-накрест рассек воздух. Нет, не только воздух, на него через несколько секунд безмолвно навалилось тяжелое тело и съехало, как мешок с навозом, вниз, под ноги. Пастух почувствовал запах крови.

Значит, драться по запаху? Этого в его солдатской жизни не бывало, но чужой запах он различал хорошо.

Пастуху теперь уже казалось, что он может даже видеть в темноте. В абсолютной темноте, где нет ни малейшего источника света. Вот сейчас в метре от него точно кто-то есть. Снова рубящий боковой удар, и снова запах свежей крови…

Закон природы! Когда хищник чувствует запах крови, он начинает жаждать новой. Все больше и больше. Неизвестно откуда берутся силы, страх собственной смерти исчезает. И появляется жажда смерти чужой, вражеской.

Как будто прорубаясь через непроходимые джунгли, он со свистом рассекал тяжелый пещерный воздух, и снова под его ноги кто-то падал, даже не успевая выкрикнуть: «Аллах акбар!» Но вот его штык-нож встретился с кривым афганским клинком. Металлический звон, искры в темноте. Нож соскользнул вниз. Пастух ощутил резкий, горький запах стали, – значит, нож талиба находится прямо у его лица. Левая щека вдруг похолодела и тут же запылала. Он опять услышал свист лезвия и едва успел сгруппироваться. Запылало левое ухо, шею обожгла тонкая струйка крови. Клинок Пастуха машинально подался вперед и мягко вошел в живот очередной жертвы. Следующего удара уже не потребовалось. Что, неужели все? Пастух сделал еще несколько контрольных взмахов, но впереди уже было пусто.

– Пастух! Ты где? – Голос Мухи прозвучал позади. И как-то слишком громко.

– Я здесь.

– Помощь нужна?

– Да вроде уже нет. А тебе?

– Тоже. Все путем?

– Да. Малость поцарапался. А ты?

– И я. Немного. Только весь мокрый. Влажность, что ли? Нет, кровь!

Рука Мухи коснулась плеча Пастуха.

– Где тебя ранило?

– Нет, это не моя кровь. Это их. Моя так не пахнет.

– Ты тоже по запаху дрался?

– Ага. Так, который час? Без пяти. Пора.

Они ощупью двинулись вперед.

– Дверь ищи. Железо.

– Есть, – сказал Муха.

Пастух достал гранату, прицепил ее к тому, что в темноте на ощупь показалось ему замком. Проволочкой обвязал кольцо.

– Отходим.

Они залегли за камнем.

Пастух смотрел на часы. Так… Минута.

Тридцать секунд.

Пятнадцать.

Он натянул проволоку.

Пять.

– Давай, – шепнул Муха.

Яркий луч света ударил в глаза, когда Пастух уже потянул за проволоку.

Американский чудо-фонарик. Но почему сбоку? Билл должен сейчас быть с другой стороны штаба.

Пастух поднял автомат.

Фонарик помигал. Что еще за дела? Они так не договаривались. Правда, они не договаривались и о том, что Билл может прийти сюда.

– Але, гараж, – раздался знакомый голос Трубача.

В ярком свете фонаря Пастух с облегчением увидел два родных силуэта. Свои!

– Вы почему не на той стороне? Мы собрались уже атаковать, – спросил Пастух.

– Проход завален, – ответил Билл.

– Ух, черт. – Трубач споткнулся о тело талиба.

Только сейчас подошедшие заметили, что темные пятна на лицах и одежде Пастуха и Мухи вовсе не грязь. Потом их взгляд упал под ноги.

– Это все вы? – спросил Билл.

– Нет, Джек-потрошитель, – сказал Муха.

– Хороший талиб – мертвый талиб. – Подмигнул Трубач.

Билл пытался просчитать наиболее удачный вариант атаки, ведь о том, что они здесь, талибы уже знают.

– Все равно надо взрывать дверь, – сказал Пастух.

– Нет, теперь поздно. Мы потеряли преимущество.

– У нас его никогда и не было.

– Было. Преимущество неожиданной атаки.

– Так ты говорил – человек пятнадцать? – спросил Муха.

– Извини.

– Все, кончай болтовню, ложись, – скомандовал Пастух. – Взрываю дверь.

Они снова залегли за камень. Это их и спасло.

Как только Пастух потянул за проволоку, прогремела автоматная очередь – и проволока в руках Пастуха ослабла. Ее перебило пулей.

За первой очередью так загремело, что, казалось, сейчас обрушатся стены грота.

Пули свистели, звякали о камень и летали по гроту как бешеные пчелы.

– Блин, сколько их там?!

– Сотня, не меньше.

Пришлось отстреливаться, но постоянный огонь держать не удавалось, так как боезапас у них было ограничен. Отбивались короткими.

Пороховой дым уже не давал дышать, а пальба становилась только гуще И громче. Так продолжалось около получаса.

Солдаты удачи положили немало талибов, но на место убитых становились новые, это был нескончаемый поток фанатиков, готовых умереть ради торжества ислама во всем мире.

Муха перебежал за свободный выступ, который находился почти рядом со входом в бункер. Это был рискованный маневр – его чуть не настигла автоматная очередь. Одна из пуль просвистела рядом с затылком. Испугаться, как всегда в таких случаях, Муха не успел. У него было задето плечо, но перевязку пришлось отложить до лучших времен. Позиция оказалась удачной, Муха наконец-то смог оценить реальные силы здешних хозяев. Их было больше сотни, намного больше.

Только затихала очередь, враги моментально перескакивали к ближайшим укрытиям, и расстояние между воюющими неумолимо сокращалось.

– Пастух, нам с ними не справиться! Их сотни три. У меня кончились патроны.

– Нужно вызвать подмогу. Еще есть время, – сказал Билл.

– Ваш американский взвод?

– Да.

– Нет.

– С американцами можно найти компромисс, с талибами – нет.

– А я говорю, нет!

Пастух откатился в укрытие к Мухе, в сполохах выстрелов рассмотрел дверь в бункер, увидел свою гранату, вскинул автомат, выстрелил.

От взрыва гранаты дверь наконец слетела. И тут же шарахнуло еще раз.

Яркий белый свет.

Звон в ушах. Кажется, от него сейчас разорвется голова. Невыносимый жар, проникший во все живые клетки. Наверное, это смерть…

Пастух лежал на полу пещеры, над ним продолжали трещать автоматные очереди. «Значит, дверь была заминирована. Ну что ж, повезло».

Волна взрыва лишь слегка задела его, не было никаких ожогов, ни ранений. Но почему он не может встать? Почему какая-то сила тянет его вниз? Где Муха, он только что был рядом. Как остальные?

– Билл! Трубач!

Нет ответа.

Взрыв был сильный и… Неужели они?.. Нет, нет, не может этого быть… Нужно встать, найти их… Нет, прежде нужно войти в эту дверь…

Он сжал кулаки, собрал остатки сил и по– пластунски подполз к заветной двери.

Бункер был пуст. Обугленные, но нисколько не разрушенные стены. Видать, крепко строили. В воздухе еще парят тлеющие клочки какой-то ткани и бумаги. Но останков человеческих тел не наблюдается. По-видимому, талибы перед взрывом сбежали через черный ход, выставив перед дверью в бункер заслон.

Это первая комната. Вот на потолке качается фонарь, удивительным образом уцелевший при взрыве. Старый, чуть ли не антикварный. Свет от него, дрожащий, неровный, слабо обрисовывал сгоревшую пустоту. Никого и ничего здесь нет.

Вот вход в другую комнату, дверь, вероятно, тоже сорвало взрывом.

«Взрыв произошел, когда рванула граната. Может, это была мина на растяжке? Но бомба находилась здесь, в центре комнаты. Где логика?»

Пастух не мог понять смысл маневров талибов. «Восток – дело тонкое!» Судя по всему, это взрывное устройство действовало в радиусе сорока метров. Правда, стены бункера должны были смягчить удар. Это могло означать, что в следующих комнатах разрушений должно быть поменьше и там могут остаться живые.

Комната номер два.

Разрушений гораздо меньше. На полу – куча хлама. Пустые магазины. Бутылки валяются… Разве мусульманам можно пить? Тоже мне, правоверные…

Сначала ему показалось, что в ворохе тряпок, лежащих в углу, кто-то может еще прятаться. Он проверил ногой – нет, никого. Снова пустая надежда. Это были просто тряпки…

Вдруг снова закружилась голова, перед глазами все поплыло, и Пастух рухнул на этот пестрый ворох у него под ногами. «Талибами пахнет», – промелькнула мысль, и сознание почти отключилось. Слух еще продолжал функционировать.

Сквозь гул в ушах еле-еле просачивались другие звуки, оттуда, из пещеры. Сухой треск автоматной очереди, какие-то страшные, непонятные крики, а потом…

Потом вдруг резкий удар по барабанным перепонкам, странная вибрация по всему телу и – ужасающая тишина…

Ничего не слышно.

Что это?

Глаза не открывались. Тишина звенела.

Пастух потряс головой. Тихо. Щелкнул пальцами – слышно. Значит, не оглох. Куча тряпья зашевелилась – Пастух еле успел отпрянуть. Откинулся люк, и из него полезли люди с автоматами…

Пастух обернулся – в развороченную дверь бункера еле успели вбежать Муха, Трубач и Билл. А следом за ними тоже рвались талибы…

Все, это конец, добегались, их заманили в ловушку и теперь перебьют, как куропаток.

Лампа! Эта чертова керосиновая лампа. Хоть небольшой, но свет, а им свет ни к чему. Они уже успели привыкнуть к темноте, воевать по запаху.

Пастух вскинул автомат – лампа разлетелась, облила керосином нескольких нападавших, они вспыхнули, заметались по бункеру. Их добили свои же.

И вновь стало темно. И снова Пастух шел по запаху.

В этой черной кутерьме он успевал отличать своих от чужих. Он уложил пятерых или шестерых, но пули летели все гуще, клинки свистели все ближе.

– Билл! Трубач! Муха! Спиной к спине! – крикнул Пастух.

Они тут же оказались рядом.

Встали спиной к спине и теперь махали штыками и отстреливались уже без разбору.

Под ногами было скользко от пролитой чужой и своей крови.

Трубач только злобно хрипел.

Муха при каждом ударе резко выдыхал.

Билл рубил молча. Только иногда шептал: «О, мой бог».

Это было отчаяние. Это была последняя схватка.

– Кто выживет… – начал Пастух.

– Молчи, командир! – просипел Трубач. – Береги силы.

– Не надо о грустном, – бодрился Муха.

– О! Мой бог!

Четырехствольное, четырехштыковое, восьмирукое орудие мести крошило врагов на все четыре стороны.

Но уже присел на колено Муха, его ранили в ногу.

Уже выронил автомат Билл.

Уже кончились патроны у Трубача.

Уже Пастух чуял зловонное дыхание талибов перед собой.

– Ребята! Черт вас дери! Я вас люблю! – закричал Муха.

– И я! – выдохнул Трубач.

– Я тоже! – сказал Пастух.

– О мой бог, и я вас люблю!

Они уже все стояли на коленях. Уже отбивались машинально, уже вспоминали то, что человек должен вспомнить перед смертью.

..И вдруг загремело где-то в стороне. Раз, другой, третий. Куда-то отлетели черные люди, бросились в сторону, потом метнулись назад.

Пастух успел выхватить из коченеющих рук талиба автомат и пустить несколько очередей вслед убегающим.

И Муха застрочил. И Трубач кинул гранату, которую тоже успел найти у мертвого.

– Американцы! Наши! О черт! – закричал Билл. Талибы бросились в развороченную дверь.

Пастух перекатился к люку, запустил туда две гранаты.

– Своих не перебей, Пастух!

Нет, не послышалось. Док! Артист!

– Вы откуда взялись?

– Повстречали несколько талибов, пришлось отбиваться… А вы, торопыги, не могли нас подождать!

Пастух бросился за талибами, но пробраться через кучи мертвых тел не успел.

Выстрелы разом смолкли.

Из развороченной двери показался слабый свет.

– Русский, не стреляй! – закричал кто-то из грота. – Русский, не стреляй!

Показался белый платок на дуле автомата.

– Русский, говорить!

– Прекратить стрельбу! – скомандовал Пастух. – Они сдаются.

– Ты что?! – закричал Трубач. – Хороший талиб – мертвый талиб!

– Отставить!

И в дверь:

– Заходи с поднятыми руками. Они вошли гуськом. Человек сорок.

Впереди шел, держа в руках белую тряпку, седой старик.

– Русский, говорить.

Ну ясно, бывший моджахед. Помнит еще русских.

– И куда мы их денем? – все горячился Трубач.

– Американцам оставим. Пусть хвастают.

– Иди сюда! – подманил пальцем старика Пастух. Тот отделился от толпы и пошел, перешагивая через трупы к солдатам.

Билл включил свою чудо-лампочку. И в этот момент Пастух увидел…

– Ложись! – крикнул он. – Ложись!

Старик бросил платок, соединил руки и разлетелся на куски.