Текст книги "Отмщение"

Автор книги: Андрей Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Да-а... – между тем в третий раз протянул Ильин, нарушив паузу. – Значит так. Предложение майора считаю дельным, проведение операции разрешаю...

Заметив откровенно негодующий взгляд Лазарева, полковник продолжил, чуть дернув щекой:

– Что ты, Алексей Тихонович, смотришь волком? Думаешь, не понимаю? Нет, как раз понимаю... Всё понимаю.

– Риск ведь какой! – тут же взвинтился Лазарев. – Это же ведь чистое безумие! На блюдечке, по своей воле прямо в руки к противнику! Да мало того, что пропадут – ещё и все планы раскроют! Эх...

Расстроившись окончательно, полковник не стал договаривать – только обреченно махнул рукой. Отвернувшись от стола, тяжело опустился на стул, демонстративно сосредоточившись на изучении одного из темных углов.

– Выговорился, Алексей Тихонович? – спокойно уточнил Ильин. Вопрос был риторическим, потому командир продолжил, даже не думая ждать ответа. – Так вот, что я тебе отвечу... Плохо будет всегда, как ни прикидывай. Так и эдак можно ошибиться, а уж в нашем положении легко и на ровном месте лоб раскроить. Что до секретности... Шила в мешке не утаишь. Прорыв все равно засекут и те, кто нужно, концы с концами увяжут, будь спокоен. Мы же не на внезапность рассчитываем, а на умение. Даже на везение, если хочешь.

Заметив неодобрение во вскользь брошенном взгляде товарища, Ильин твердо продолжил гнуть линию: Да, да, Алексей Тихонович. Именно на удачу. Тебе ли не знать, что не все от нас зависит? В ином деле хоть взвод, хоть полк – все едино. Лягут карты – получится, а нет – не переборешь судьбу.

– На удачу рассчитывать все равно, что в петлю лезть... Удача – ненаучный термин, – огрызнулся Лазарев. – Повезет – не повезет. Здесь не карты, не бирюльки! Случайность всегда неявная закономерность. А на войне главный залог этой закономерности – расчет и умение!

– Да было б так все просто... – грустно усмехнулся Ильин. – Нет, дружище... Ты хотя бы нас самих возьми. Разве от нашего умения, от тонкого расчета зависело, что не угодили в бойню там, на орбите? А Ирвин? Не случилось бы век назад трагедии с метеоритом – где бы он был сейчас? Это для нас североамериканцы стали братьями по несчастью и дружественным народом. А ведь могли иначе после победы непременно бы перегрызлись вновь – к том ведь и шло. И был бы сейчас не майор Ирвин ВКФ СССР, а Ричард Ирвин, пилот каких-нибудь военно-космических сил САСШ, против нас воюющий вместо немцев. Скажешь нет? Чья здесь заслуга, чей расчет?

– Положим, не от нас все зависит, факт, – ответил Лазарев всё так же непримиримо. – Никто наперед не знает – здесь или там болванка ляжет, тот или иной под шальную пулю угодит. Только ведь и мы не телки на поводке: куда узда потянет, туда и бредем. С судьбой спорить глупо. Но в том, что мы здесь и сейчас, гораздо большая заслуга принадлежит людям – многим, да что там – всем, кто дошёл и не дошел. Тем, кто из сложившейся ситуации использовал максимум...

– Согласен, – кивнул Ильин. – Только вот мы сами ничем не лучше и не героичнее тех ребят, что сгорели, у кого просто не оказалось шанса себя проявить. Ни одного, ни единого. Что же они из-за этого хуже? Потому и считаю нужным отправить две группы. Мало ли, что случится? Вдруг снегоходы угодят в капкан? Да и чтобы за такой короткий срок в незнакомом, оккупированном городе провести мощную диверсионную операцию – причем провести эффективно – нужно уметь удачу поймать. И, пока она к нам благосклонна, я хочу попытаться.

– Чёрт с тобой, Иван Федорович... – Лазарев порывисто поднялся на ноги, с досадой махнул рукой. – Не убедил, но спорить больше не стану. Не согласен я и все. Но дело, ты прав, нужно делать. Вот уже пятнадцать минут говорим, а стоило ли так много? Ведь все на вес золота. Так что не буду спорить и саботировать – везде помогу, пусть даже не согласен.

– Хорошо, – благодарно кивнул Ильин. – В таком случае, Юрий, Роберт, удачи вам. Собирайте людей, готовьтесь и выступайте... – Взглянув на часы, полковник миг помолчал и добавил. – Время встречи через десять часов, пятьдесят три минуты, Томск...

... Не теряя даром драгоценных минут, разведчики бегом покинули штабную палатку. На этот раз без долгих разговоров – ограничились тридцатью добровольцами. Собираться и вовсе не потребовалось: необходимое в полном порядке у каждого бойца под рукой. Лишние полчаса пришлось потратить на проверку снегоходов – было бы крайне обидно, если бы машины подвели в самый ответственный момент. Да и просто остановиться в заснеженном лесу приятного малою. Параллельно с профилактическими работами местные умельцы-инженеры наскоро соорудили из свежих досок вполне приличный гроб. По меркам рискнувшего дважды добровольца. Если бы никто не вызвался, Чемезов готов был сам плюнуть на должность – только бы не сорвать операцию. Но обошлось. Получившееся в результате изысканий произведение столярного искусства начинили взрывчаткой без запаха, установили второе дно. После пришла очередь отделочных работ: изнутри наскоро задрапировали белым полотном парашютного купола, а снаружи – тщательно натерли обрезком колбасы. Под конец Фурманов с четверкой переоделись в гражданскую одежду. Юрий было уже полагал, что придется срезать погоны и нашивки с курток, но обошлось – запасливые интенданты ещё с Алатыря чего только не припасли.

Единственной слабостью оставалась координация действий. Поезда, наверное, ходят хоть и нередко, но все же далеко до порядка мирного времени. Задержки, проверки, те же беженцы. Да и стихия не способствует. Кто сейчас станет следить за путями, дежурить в диспетчерских и на станциях? Ориентируясь на обозначенное Ильиным время, определили допустимый зазор в полчаса: если первая группа Фурманова не успеет сесть на поезд или опоздает на поворот к Бору, Чемезов со второй организуют шум и пойдут на прорыв. Второй шанс встретиться – на окраине, в начале Кутузовского тракта. Там ещё один зазор через шесть часов. После – каждый за себя.

Наскоро оговорив детали, Юрий и Роберт дали команду бойцам рассаживаться. С шутками на снегоход торжественно водрузили и одетого в "деревянный костюм". Фурманов тогда, глядя на общее настроение, отметил про себя правоту командира: удача действительно сопутствует бригаде. Да и люди постепенно отошли, оттаяли. Первые пару дней вроде бы все казалось нормальным, но после... То ли адреналин исчез, то ли трезвость сознания вернулась, но уже на третьи сутки в души вползла апатия. Пуская легкая, неосознанная – она таилась в глубине. Сказывалась неизвестность, почти полная изолированность от мира. Но все-таки бригада держалась. Не смотря даже на поступившие вести о вражеской интервенции и фантастические заявления про пришельцев.

Переломило силу духа уже второе по счету падение. Там, в слепой снежной пустыне Таймыра, среди ревущих буранов и непроглядной свинцовой плоти облаков, обессилевшие люди отдавали последние силы, пробираясь все дальше на север. Никто не знал наверняка – что ждет впереди. Но отступать было некуда, да и невозможно. Чудо – да нет, не чудо, – подвиг людей, что дошли. И не просто дошли – не запаниковали, не бросили раненных и обессилевших, не забыли о деле.

Именно когда обмороженные десантники перешагнули ворота секретной базы и наступил пик кризиса. Отступление, отсутствие четкой цели, потеря командиров... Пускай погиб лишь Кузнецов, но и Геверциони тогда мало чем отличался от мертвого. Наверное нечто подобное произошло с войсками Наполеона в долгожданной, желанной Москве...

Но постепенно ситуация вновь изменилась – после объявления предстоящего похода мораль, дух возвращались. И чем дальше, тем сильней: что ни говори, а делать дело – не просто делать – наступать на противника несомненно лучше, чем опасливо таиться у себя же дома или, забившись в тихий угол, уповать на провидение. Вот сейчас, кажется, успехи – как свои, так и обретенные благодаря везению – залечили души бойцов. Можно без преувеличения сказать, что 137-я гвардейская вновь так же сильна, как и прежде. Нет – гораздо сильнее. Пройденный путь не остался незамеченным. Из таких перипетий либо выходят закаленными, либо не выходят вовсе.

И вот теперь, когда Чемезов высадил попутчиков в паре километров от станции и, совершенно безалаберно махнув на прощание, скрылся за деревьями, Юрий не чувствовал даже малейшего сомнения в успехе. Внутри созрела непоколебимая уверенность – как в себе, так и в боевых товарищах. Даже злосчастная авантюра за авторством Роберта теперь вовсе не казалась безумной. Единственное волнение – из-за ответственности. Слишком непривычная ноша. Но воспоминания помогли отвлечься.

– Стой, привал, – скомандовал Фурманов, когда до станции осталось не более пары сотен метров. Как раз на краю заснеженной чащи. Впереди лишь редкий, невысокий кустарник, а все больше – укрытое снежным покровом поле.

– Ну, пришли... Райлян, занимай боевой пост... – с определенной долей неловкости продолжил полковник. Деревянный одноместный ящик лежал припорошенный снегом словно ледокол в ледяном плену.

– Так точно, товарищ командир, – совершенно искренне усмехнулся в ответ сержант. Белозубая, совершенно гагаринская улыбка не давала и малейшего шанса заподозрить бойца в недовольстве или малодушии. Будто бы не сомнительная – и смертельно опасная к тому же – авантюра ему предстоит, а нечто вроде аттракциона. Извращенное, но развлечение.

Словно подслушав мысли Фурманова, сержант по-прежнему бодро продолжил:

– Не волнуйтесь, товарищ полковник, не подведу. Я же понимаю, что дело серьезное – не игрушки. Только ведь и не посмеяться грех. В таком-то положении. На серьезную голову можно ведь и того... – Райлян многозначительно покрутил пальцем у виска, закончив, впрочем, вполне нейтрально. – ... расстроиться до невозможности.

Посмеялись немудреной шутке. Юрий заодно избавился от камня на сердце. "Не должен подвести. Этот выдержит, вытерпит..." – промелькнуло в сознании, – "Должен. И мы тоже..."

Говорить ничего подобного Фурманов, конечно, не стал, заметив:

– Ну раз такое боевое настроение – нечего время терять...

Сержант согласно кивнул и резво сбросил верхнюю одежду, оставшись в довольно приличном, но без изысков пепельно-сером костюме. Правда без галстука – но ещё у переправы Юрий решил не перебарщивать со стереотипами. Не в каждой ведь деревне или поселке будут столь кропотливы. А уж для легенды о беженцах и вовсе...

Отсутствие некоторых деталей и нарочитая "затертость", бедность наряда компенсировались вторым теплым комплектом. Сержант не сильно походил на луковицу. Но если приглядеться – можно было заметить несоответствие изможденного, обветренного лица с некоторой пышностью фигуры. Ничего... Если повезет – приглядываться не будут. Да и кому это надо? Уж если будут смотреть – так с собаками. А им внешний вид вообще безразличен.

Зато теперь Райлян должен относительно безболезненно продержаться несколько часов в закрытом гробу и на холоде. Транквилизатор хоть и замедлит обмен веществ, но будет мало толку, если по приезде вместо ложного покойника будет уже настоящий...

Без колебаний улегшись на дно, сержант вновь усмехнулся – и даже подмигнул товарищам:

– В добрый путь! Давайте уже, чего тянуть?

Фурманов, как наиболее опытный, сноровисто взломал ампулу, наполнил шприц. Укол боец перенес стойко, хотя инъекция не из приятных – это Юрий знал наверняка: и у других видел все больше, и сам пару раз испытал – после ранений. Жжение, боль, судороги – целый комплект малоприятных последствий при гарантированном результате. А Райлян почти не реагирует – лишь изменился в лице: побелел разом, проступил пот. Зато улыбка по прежнему на месте, словно приклеенная. И это несмотря на ударную полуторную дозу.

Внутренне восхищаясь волей бойца, Фурманов для разрядки произнес:

– Успокойся всё нормально... И не улыбайся так. А то подведешь под монастырь группу. Решат проверит, а там покойничек с улыбкой до ушей. И полетит наша легенда к чёртовой бабушке...

Юрий даже не знал, услышал ли, понял ли сержант слова – уже через десяток секунд препарат начал активно действовать, превращая человека в декорацию. Когда мышцы невольно расслабились, улыбка сошла сама собой. Но, как показалось, Веткин все же ответил озорно блеснувшими смешинками в глубине глаз.

Слабый пульс есть, дыхание ровное и редкое – все как должно быть. Удовлетворившись осмотром, Фурманов собственноручно взгромоздил крышку на место. Поднявшись, небрежными взмахами стряхнул снег, привстал на носки – затекшие от сидения ноги на морозе быстро одеревенели.

– Ну, что, товарищи? – разряжая вновь возникшую неловкость, Юрий подмигнул бойцам. – Давайте-ка дружно взялись...

И первым подал пример, пристроившись к левому переднему углу. Остальные не заставили долго ждать – деловито, не без отстраненности, заняли места.

– Раз-два, взяли!... – хыкнув, диверсанты вырвали из снега тяжелый ящик, рывком притянули к груди. Затем аккуратно перекинули на плечи. – Отлично... А теперь вперед...

Маленький отряд секунду промедлил, а после слаженно – в ногу, – двинулся к станции. Идти тяжело: снег то по щиколотку, то по пояс, провалы и неровности, камни и скрытый под белым полотном поваленный лес. Пару раз чуть не упали. Даже Фурманов не минул невольной попытки сверзиться. Но обошлось.

По пути Юрий не поленился ещё раз напомнить:

– Обращаться друг к другу по имени, а ещё луче – по отчеству. Ходить небрежно, вразвалку. Приветствуется стремление сутулиться, горбиться. Да хоть в носу ковыряйтесь! Главное – не выделяться. С местным говором не увлекайтесь – все равно не знаете. Словечки и обороты до поры отставить – вот оботремся, тогда пожалуйста. А пока не умничать и слушать. Лучше вообще молчать. Благо, мы как-никак в трауре. Так что на постные рожи внимания не обратят. Поняли, орлы?

Орлы согласно кивнули.

– Отлично, – одобрил полковник. – И самое главное: в любом случае не бояться. На каверзные вопросы отвечать каверзными ответами. На провокации не поддаваться – старайтесь косить под дурачка. И вообще – лучшее средство при проверке – контратака. Заготовьте заранее реплики на всякий случай. Как говорится, лучшая импровизация – подготовленная импровизация...

Диверсанты иногда похохатывали, иногда – одобрительно поддакивали командиру. Нехитрым образом Фурманов старался растормошить подчиненных, подготовить к новой роли. Да и, честно признаваясь, себя тоже. В конце концов десантники-диверсанты не обязаны быть актерами самодеятельности – у них профиль другой. Это Юрию, как опытному контрразведчику удобно мерить разные маски. Минута-другая и новая роль готова. А вот как с остальными? Справятся ли? Тут ведь не в желании, не в силе воли дело. Смелость хоть и берет города, но ключи к воротам часто подбирает ловкость и хитрость. Умение нужно, привычка. Это только на словах просто прикинуться хоть городским, хоть колхозником, а то и академиком каких-нибудь трансцендентно-рекурсионных наук. Это каждый может. На деле – весьма сомнительно. Плохого актера сразу видно. И ещё хорошо актеру – свистки и смешки на сцене можно перетерпеть. С кем не бывает? Сейчас же на ошибку нет права. И ещё не менее важно, чтобы не было страха за провал. Когда знаешь: "Некуда отступать!" – то каждый шаг как по лезвию. И сердце грохочет, и руки трясутся, и вздох в горле комом.

– Ну так и не робейте, братцы! – продолжил раскрепощать людей Фурманов. – Доедем с ветерком, не переживайте. У себя дома в конце концов! Что нам сделается? Тут и стены, и каждый куст с пригорком в помощь.

Так добрались до одиноко стоящей у путей платформы. Как и ожидалось – ни одного человека. Опасения были напрасны, но с другой стороны – береженого... Бетонная громада сиротливо возвышалась над безмолвными ледяными просторами. Картину запустения нарушали разве что таблички с названием, приваренные к редкому парапету и проблескивающие сквозь снег отполированные полоски рельс.

– Ну, теперь ждем... – резюмировал Юрий. Гроб опускать не стали – чтобы лишний раз не замораживать сержанта. Кто знает, сколько придется ждать? По-хорошему, не более часа, но кто знает...

Однако ждать не пришлось вовсе: сквозь черноту поздней ночи пробился у самого горизонта всполох яркого света. Отвыкшие глаза тут же ослепли – мир вокруг разом исчез, со всех сторон навалилась густая тьма. Все сжалось до узкого луча света, завывания ветра и холода. Постепенно и ветер смолк – сдался под напором стального лязга, а свет разросся, усилился. Уже можно стало различить отдельные фары на голове состава. Дребезжа и громыхая, поезд неуклонно приближался.

"Только бы остановился..." – подумалось Фурманову. – "Только бы..."

Удача пока не спешила отворачивать благосклонного взора от десантников – и машинист, дав несколько отрывистых резких сигналов, начал торможение. Может быть остановка оказалась плановой – все-таки несколько селений неподалеку имелось. Но это, кончено, вряд ли. Скорее всего просто человек посочувствовал стоящим на промозглом ледяном ветру, обремененным горькой ношей. На всякий случай Юрий поднял свободную руку, поддавшись секундному порыву. То ли обозначая себя, то ли демонстрируя безопасность намерений, то ли просто приветствуя и благодаря неизвестного труженика железной артерии...

Поскрипывая колодками, поезд постепенно сбавил ход. Плавно качнувшись, наконец вовсе замер у платформы.

Дверь ближайшего к десантникам облепленного снегом, затертого временем вагона распахнулась. Держась левой рукой за поручень, а правой прикрывая лицо, наружу высунулся проводник. Недовольно прикрикнул:

– Эй, там! Давайте живо! Здесь нет остановки...

Не имея возможности переглянуться, Юрий тихо скомандовал:

– Ребята, пошли...

И только когда за спиной гулко стукнула закрытая дверь, а в лицо дохнуло теплым, сухим воздухом, Фурманов наконец перевел дух. Первый ход сделан.

Глава N13 – Кузнецов, Камерун. 09.00, 18 ноября 2046 г.

Еще раз уже нейтральным, беспристрастным – насколько возможно – взглядом окинув квартиру, Кузнецов на миг смежил веки. Когда зрение перестало мешать, адмирал вновь уже по свежим следам памяти мысленно восстановил интерьер. Вначале общие линии грубыми штрихами – это далось легко. Получилось нечто вроде чернового наброска: размытый, блеклый. Дальше образ понемногу наполнился краскам, что уже потребовало некоторых усилий. Но удалось сравнительно легко. Последним и самым кропотливым стал последний этап. С ювелирной точностью Кузнецов шаг за шагом собирал мозаику, добавляя мельчайшие детали. Задача непростая, особенно для незнакомого помещения. Да и с непривычки тяжело – в особенности, если учесть, что адмирал вовсе не разведчик. Последнему мощная тренированная память жизненно необходима, а вот у начальника на случай нужды целый штат секретарей...

Размышляя в подобном ключе, Кузнецов невольно вернулся к последним часам "Неподдающегося". Картина квартиры с таким усердием выстроенная, померкла. Из черноты вдруг разом проступили невероятно яркие – словно живые – лица товарищей. И конечно, Ирвин...

И сразу же следом пришла горечь, подступила к сердцу боль. Слишком долго удавалось убегать, слишком долго Александр – сам того не понимая – за бесконечностью ежедневных проблем прятался от необходимости встретиться лицом к лицу с памятью. И вот теперь свидание произошло – болезненно, резко, как всегда и бывает с усердно откладываемыми "на потом" проблемами. Судьба изо дня в день терпит отговорки, соглашается с просьбой "Пожалуйста! Только не сейчас!..." Отказывает лишь однажды, но и этого довольно...

Открыв наконец глаза, адмирал тяжело вздохнул. Нахлынувшие впечатления настолько сильны, что продолжают бередить сознание даже на дневном свету. На "автопилоте" Кузнецов медленно направился обратно в комнату. Движения сделались неповоротливы, спина невольно ссутулилась, а от былой свежести, ощущения легкости в теле нет и следа. Сердце и душа сейчас далеко – в безнадежно ушедшем прошлом. Боль от которого лишь сейчас наконец достигла цели.

Продолжая видеть перед глазами лица товарищей, Александр дошел наконец по казавшемуся бесконечным коридору. И, медленно распахнув дверь, застыл в изумлении. Внутри оказался незнакомец. За столом сидел и улыбался ещё один смутно знакомый из прошлого.

От удивления Кузнецов даже не сразу сообразил: видится ли ему все или происходит на самом деле. Впрочем, встряхнувшись, адмирал понял, что все-таки взаправду. Слишком яркий образ, абсолютно настоящий. Ну а то, что из прошлого, так может быть просто похож. Или даже не похож. Просто сознание, переполненное болезненными воспоминаниями, решило сыграть недобрую шутку. В противном случае следует считать себя вовсе тронувшимся рассудком. Но это уже перебор. С запозданием Александр напрягся, приготовившись к худшему – сработали притупившиеся рефлексы.

Грезы моментально рассеялись: тренированный организм привычно отмел лишнее, предоставив чистому разуму простор для действий. Да и хорошим был бы Кузнецов адмиралом, если бы не умел в нужный момент сосредотачиваться!

Однако странный незнакомец даже при внимательном втором взгляде не производит опасного впечатления. Вернее, конечно производит – что естественно для вооруженного, сумевшего незаметно пробраться в дом несмотря на немалый опыт Кузнецова, а в итоге ещё и весьма нахально рассевшегося на виду хозяина. Только эта опасность потенциальная – само собой разумеющееся отражение объективной реальности. А вот агрессии, злых намерений нет. Лицо и – главное! – глаза спокойные, даже дружелюбные. "Да и лицо... – с недоумением отметил Александр – Вроде бы действительно знакомое..."

Незнакомец между тем продолжал спокойно сидеть, сохраняя на лице ироническую ухмылку. И все так же молча. Всем видом словно подталкивая, намекая на необходимость Кузнецову самому вспомнить. Так в звенящей тишине прошло несколько напряженных секунд. Пока наконец...

– Гуревич, ты?!... – наконец воскликнул адмирал. Воскликнул, однако, с оглядкой – чтобы не побеспокоить сон Алисы. – Но как?!... Откуда здесь?!...

– Точно так, товарищ адмирал, – Рустам решительно поднялся. Вмиг вся расслабленность и наигранное нахальство слетели прочь, словно отжившая шелуха. – Майор Гуревич в ваше распоряжение прибыл!

И в доказательство через секунду перед Кузнецовым навытяжку стоит кадровый офицер: руки по швам, грудь вперед – и только улыбка нарушает всю строгость картинки. Впрочем, именно эта улыбка и есть настоящее выражение, своеобразный шик, которого Гуревич не привык скрывать от любого начальства. Да и повод сейчас все-таки радостный, чем печальный. Так что и адмирал не стал сдерживать эмоций.

– Садись, Рустам, – легко ответил Кузнецов. – Какой я теперь адмирал? Был, да вышел весь. Так – одна память...Да ещё погоны... И распоряжения моего никакого нет.

– Зря вы так, Александр Игоревич, – майор не стал манерничать и непринужденно опустился обратно на стул. Кузнецов тихо обошел кровать, стол, сел напротив. – Не наговаривайте. Мы живы, и бригада наша, дай бог... Так что повоюем!

– Жива?! – Кузнецов с жадностью так и впился глазами в лицо майора. Сильнее, чем иной умирающий от жажды в пиалу со спасительной влагой. – Живы?! Говори, что и как?!

– Да вы не волнуйтесь, товарищ адмирал, все живы – здоровы, – заверил Гуревич. Впрочем, мучить попусту не стал и сразу же продолжил. – Сели неплохо. Даже хорошо, чего греха таить? При посадке отделались парой раненных, а это – вы и сами понимаете – в условиях экстренного десантирования в неизвестной местности все равно, что миллион выиграть в лотерею. Если не больше.

Кузнецов машинально кивнул, подивившись везению. Уж кому как не адмиралу приходится знать всю печальную статистику несчастных случаев. Космос – дело тонкое, тут даже малейшая неточность, банальное невезение могут сыграть роковую роль. А Гуревич между тем продолжил:

– Вас, между прочим тогда-то как раз и ранило. Несильно, но головой приложились. Так что на собрании офицеров командовать поставили ГБшника – Геверциони.

– Георгия? – переспросил Кузнецов. Не то, чтобы адмирал не одобрял выбор – как ни крути, а в той ситуации Геверциони старший по званию. Причем, если в общевойсковых – вообще генерал-полковник. Только, конечно, бригадой, людьми неплохо бы руководить умеючи. Жаль, что Рома Грач погиб... Глупо получилось: первый помощник, десантник, а погиб от шальной шрапнели в космосе...

Видно, Александр непроизвольно высказал последнюю мысль вслух, потому что Гуревич в продолжении разговора начал неожиданно возражать.

– Не переживайте, Александр Игоревич – Геверциони справился. Романа Николаевича, конечно, жаль. Только и приблудный чекист себя неплохо проявил. Так что не волнуйтесь: бригада в добрые руки попала.

– Так ты и не тяни, не тяни, майор! – поторопил Кузнецов – И брось все эти "товарищ адмирал", "Александр Игоревич". Мы сейчас не на плацу, да и вообще – в нашем положении глупо манерничать.

– Ох, смотрите! – легко усмехнулся Гуревич. – Отвыкну, а потом снова привыкать придется...

– Остёр ты на язык, майор! – с одобрением хмыкнул адмирал. – Черт с тобой: зови хоть чучелом, только в куст терновый не бросай. В смысле к делу переходи, чего тянешь?!

– Слушаюсь! Только рассказа особо интересного не получится... После приземления всё по Киплингу: марш, марш, марш и отдыха нет. Разве что вместо пыли и песка снег. Первым делом Геверциони постращал, что пожалеем о выборе. И тут же на деле доказал, что вовсе не хватил лишку с обещанием – дал несколько часов на сборы, после чего немилосердно погнал бригаду на запад...

– На его месте всякий бы погнал, – пожав плечами, спокойно ответил Кузнецов. – Не дожидаться же, пока обнаружат и разбомбят. А даже если и не обнаружат – пускай вокруг снег, метели, бураны – это не навсегда.

– Так разве я спорю? Только все же странно, что тыловик сумел сориентироваться так быстро.

– А у него что, по-твоему, мозгов нет? – хохотнул адмирал. – Не-ет, брат. В ГБ не дураки сидят – понимают что к чему.

– Только на деле нечасто увидишь... – неопределенно возразил Гуревич. – Впрочем, о переходе... На месте остались только тяжелые, которых не то что переносить – трогать и то нежелательно. Всего набралось человек двадцать, включая вас и медиков.

Пока бригада шла, нас Геверциони отправил вперед – за трофеями. В смысле – за транспортом и медикаментами. Ну мы и двинули на лыжах к ближайшему складу...

– Мародеры... – усмехнулся Кузнецов. – Ну и как сходили? Успешно?

– Обижаете! В лучшем виде! – искренне вознегодовал Гуревич. Но почти сразу же вместо наигранного недовольства на лице возникло выражение искренней печали -Только, конечно, все-таки не успели... Самую малость... Еще бы минут десять. Да что там! И пяти бы хватило... А, что говорить!...

– Накрыло?

– Так точно, товарищ адмирал... – кивнул Рустам. – Причем уж очень жёстко... И точно. От места посадки ничего почти не осталось, подчистую огнем слизало – только камни потрескавшиеся да почерневшие титановые остовы.

– Значит, успели все-таки... Иначе мы бы не разговаривали. – возразил Кузнецов. После чего, горько усмехаясь, добавил. – Или, во всяком случае, – не здесь. Ясно, впрочем... Ну а дальше как?

– Дальше? Дальше просто, – Гуревич хотя и оставаясь по-прежнему несколько угнетенным, не отказался от возможности переменить тему. – Пока оставался резерв топлива – двигались с раненными на двух оставшихся грузовиках. Дальше пришлось бросить и идти пешком.

– А что, негде взять было?

– Так в том и проблема, – разочаровано покачал головой майор. – Вместе с местом посадки "отутюжили" огнем и склад. Геверциони предположил, что профилактика, а сама бригада не обнаружена. Но, видя подобную решительность – и точность! – противника, решил продолжать марш скрытно. А где уж тут о скрытности говорить, если многтонные железные монстры по лесу рычать станут? Да и в сложившейся спешке уже не до грузовиков оказалось. Да и помяло транспорты сильно – на последнем вздохе держались. Потому и бросили.

– И куда двинулись? К Норильску своим ходом? – Кузнецов подозрительно глянул на Рустама.

– Ну-у... К Норильску или ещё куда – не знаю... Мое дело маленькое, – Гуревич наконец выдавил пусть и слегка наигранную, но все-таки улыбку. – Но только не пешком. С комфортом решили добираться – по воздуху. Местный летёха рассказал, что вроде как на местном машиностроительном стоят три или четыре транспортника. Ну так Ильин за идею и схватился.

– Ильин? – в очередной раз удивился адмирал. – А что Геверциони? Или я что-то путаю?

– Никак нет, Александр Игоревич, – мотнул головой майор. – Геверциони тоже одобрил – да и куда деваться-то? Но после марша нашего чекиста немного... умотало. Так что на время пришлось подменять.

– Надо же... – усмехнулся Кузнецов. – И у "железного" горца, выходит, есть слабости...

– Есть они, может и есть... Только вот хватка церберская. Я, во всяком случае от генерала подобной не ожидал...

– Что, решил пощупать? – понимающе усмехнулся адмирал.

– Вроде того... – не стал запираться Гуревич. К произошедшему он относился легко и потому стесняться находил совершенно излишним. – Исключительно по причине профессионального любопытства...

– Ну и как? Узнал?

– Так точно. Вроде со стороны – безобидней котенка. Да и сам видел, что ещё пару часов назад не то что шагу, пальцем не пошевелит... А вот уел ведь. Словно пацана.

– Ну, я гляжу – ты не очень-то огорчен. Спелись, видно с новым начальником.

– Не то чтобы... – неопределенно пожал плечами майор. А после решил добавить. – Впрочем, не скрою: работает Геверциони лихо. Да и себя не жалеет. Других вот жалеет – есть такой грешок. А себя – нет.

– Как ты, однако, сурово...

– Да не в суровости дело, а в принципе... Впрочем, я не в обиде... – на пару секунд прервавшись, Гуревич задумался. Кузнецов не торопил, позволяя майор примириться с воспоминаниями, подобрать слова. – Ну и в процессе созрело решение: бригада идет спокойно к транспортам, а я со взводом добровольцев – в Сургут, внимание отвлечь...

– Добровольцев?... Ох и темнишь, майор, – Кузнецов с явным недоверием окинул собеседника взглядом, неодобрительно покачал головой. Наметанный глаз командира моментально уловил произошедшие в лице Гуревича перемены. Пускай лишь на долю секунды – десантник моментально справился с эмоциями, – но и этого хватило. – Нет, не отвлекать ты пошёл, а умирать...

Гуревич в ответ через силу усмехнулся. Избегая внимания адмирала, отвернулся в сторону. И внезапно спокойным, даже чуть ироничным тоном ответил:

– Помниться кто-то поступил так же... – и, резко повернувшись, докончил в лицо. – Тогда, на "Неподдающемся".