Текст книги "Отмщение"

Автор книги: Андрей Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

– Ну так мы дожидаться не стали – припустили прочь, – с готовностью продолжил Юрий. – Только недалеко ушли. Сашку подстрелили – причем почти сразу. Сначала не заметили, он какое-то время бежал, после – упал разом и обмяк. Да и нам стало неудобно – с рюкзаком за плечами не больно разбегаешься. В итоге все снаряжение бросили, Сашку на руки взяли и дали дёру...

– Повезло... – понимающе заметил дед. – Ты извини, что так про товарища твоего, только ведь могли вообще не уйти. Здесь ведь охотничий край. Нарвались бы на толковую засаду – там бы все и легли.

– Могли... – Фурманов с деланной обреченностью кивнул. Помолчал немного для вида и продолжил. Благо рассказ неумолимо приблизился к финалу. – Кое-как добрались к полуночи до жилья. Только все пусто было – словно вымерло селение. Ни тепла, ни света, ни воды. Кое-как один дом вскрыли, осмотрели Сашку, перевязали. Только без толку... Жар поднялся, бред... Ещё четыре дня мчался. Что-то из лекарств мы нашли, но ведь тут нужен профессионал. Это не первая помощь – жгут, шина или ещё что. А где хирурга взять? Пытались до ближайших соседних сел добраться, только и там никого не было. Ну а на третий день вовсе стало понятно, что опоздали...

– Ясно... Стало быть как отмучился товарищ – собрались и снова пошли?

– Не сразу... Собрались в дорогу вначале. Искали машину, но ни одной не нашли. Так что из погонки собрали гроб и пошли...

Договорить Юрий не успел. Снаружи послышался надсадный, усиливающийся визг. После громыхнуло – рокотом пронеслась серия близких разрывов. Вагон ощутимо качнуло, бросило из стороны в сторону. По стеклам пробежали мощные, заметные даже сквозь опущенную перегородку лучи прожекторов. А затем где-то по правую сторону по ходу поезда сухо затрещали выстрелы. Неожиданно быстро отреагировал старик – резко вскочил и метнулся в коридор, успев на ходу потушить свет.

Не заставили себя ждать немцы – на порядок громче и чаще рыкнули в ответ десятки стволов. Пару раз громко ухнули гранаты. По металлической обшивке вагона с дребезжащим лязгом прошлись осколки. Через несколько секунд следом прошлась короткая очередь. Несколько стекол дрогнули и, жалобно звякнув напоследок, разлетелись ворохом осколков. В коридор тут же ворвался жгучий, злой ветер, ударил снег. Все это произошло почти мгновенно.

А следом началась неизбежная паника. Под аккомпанемент военной машины стали распахиваться двери купе. Сонные и растерянные люди вскакивали с полок, метались в страхе по вагону. Заплакали от страха и непонимания дети, страшно заголосили женщины. Проводник единственный метался от двери к двери уговаривая и угрожая, силой заставляя пригнуться, призывая к спокойствию и порядку. В конце концов Юрий побежал на выручку. В такие минуты вид грозного, подтянутого здоровяка – каковым Фурманов безусловно представал на фоне Андрея Серафимовича – придавал гораздо больше авторитета, чем форма проводника.

Ещё больше усилилась неразбериха, когда машинист резко дал по тормозам. Жалобно заскрипели колодки – наверняка снаружи даже искры брызнули. В вагоне сразу возник резкий запах горелого пластика. Состав мотнуло вначале вперед, затем чуть мягче назад. Однако людям, не успевшим прийти в себя и спрыгнуть после начала стрельбы с верхних полок, хватило сполна. С криками, беззвучно ли – попадали вниз. А ведь вагон не один, в других – плацкарте особенно – народу битком... Юрий только скривился, представив сколько они получат ушибов, трещин и переломов. Про худшее даже думать не хотелось.

Невольно подумалось, что вместо защиты граждан десантники косвенно, но прикрываются ими. И тут, сколько не подсчитывай, не оправдывайся – не выйдешь из вины.

Между тем состав ещё несколько раз дернулся, будто в судорогах, наконец замер. Стрельба к этому времени стала затихать, удаляясь. А через десяток секунд её вовсе не стало. Только отчетливо слышная ругань за окном, вой моторов. Словно остервенелые, метались в ночи прожектора. Впрочем, утро уже наметилось постепенно светлеющей полосой неба на востоке.

Кричали, ругались и плакали в вагоне. Только панику, кажется, удалось взнуздать. Никто уже не бегал по узкому коридору, не пытался выброситься из окон или выломать дверь. Проводник, окинув взглядом картину разброда и удостоверившись в относительном спокойствии, облегченно перевел дух. Откинувшись на поручень, аккуратно промокнул лицо чистым платком.

– Лихо вы, Андрей Серафимович, – заметил Юрий, пристраиваясь рядом. Сказал не покривив душой – то, как быстро и умело вел себя проводник в столь преклонном возрасте внушало уважение.

– Да и ты не растерялся, турист, молодец... – дед, кажется, остался доволен похвалой. Но почти сразу же лицо его посуровело, глаза сузились, набираясь негодования. Поддавшись душевному порыву старик даже ругнулся в зубы и посетовал. – И что им не сидится, оккупантам?! Все стреляют, не угомонятся никак! Это ж сколько людей из-за них поломалось?! А сейчас ещё и с собаками набегут...

– Кто набежит? – с откровенным простодушием уточнил Фурманов. Постарался, чтобы вышло как можно правдоподобно.

Старик отвечать не стал, только зыркнул неодобрительно исподлобья. Между тем ответа и не потребовалось – в дверь вагона требовательно и довольно сильно стукнули.

– Кто-кто... Вот сейчас и увидишь... – судя по всему дед имел сильное желание неодобрительно сплюнуть, но переборол позыв. Ещё пару секунд постоял, приходя в себя. Стук повторился – ещё более настойчиво. Дед только и мог, что раздраженно фыркнуть:

– Европа... Таможенники, понимаешь, чтоб вам повылазило...!

А после побрел открывать. Каждый шаг недолгого пути отзывался хрустом перемалываемых осколков, щедрой россыпью покрывших коридор.

Юрий дожидаться появления военных не стал – вернулся в купе проводника. Стоило больших усилий перебороть желание выглянуть наружу. Хотя узнать, прорвался ли Чемезов хотелось безумно. Сцепив до хруста зубы и сжав кулаки, полковник пересилил и это. Теперь главное успокоиться, не суетиться. Нельзя ни одного шанса для подозрений давать. И так всё пошло кувырком, поперек плана... Ведь идти на прорыв должны были после проверки, а не до. А теперь станут шерстить особенно въедливо, зло. Намеренно ища крови.

Но Фурманов успокоил себя, запретил думать о провале. Ребята должны справиться... Чтобы отвлечься, наскоро проверил немногочисленные тайники – на месте. Ничего подозрительного, естественно – только пара булавок, короткий отрез лески, бензиновая зажигалка. Главное, если повяжут, не сопротивляться в вагоне. Плохо, если бить начнут на месте. Но все равно нужно терпеть. Уйти можно будет только снаружи, оценив обстановку. Не зная броду бесполезно...

Таможенники между тем зашли внутрь. Уже только по одним разраженным их выкрикам можно судить о настроении солдат. Хуже всего жадный, надсадный лай собак. Поводки едва сдерживали порыв зверей, заставляя четвероногих хрипеть, но азарт гона не спадал. Внутрь, судя по грохоту, ввалился целый взвод.

– Всем приготовить документы и личные вещи на смотр! – зло скомандовал старший. Из-за акцента и волнения фразы выходили рубленными, гласные проглатывались. Не речь, а какой-то рёв. – Шнель, шнель!!

"Да-а-а... Не только собаки здесь лают – подумал Фурманов, с удовлетворением отметив настрой проверяющих. – А вы ведь злы, очень злы... Неспроста... Не так нарушителей ловят – у победителей интонации другие. Ну, Роберт, смотри! Ни пуха тебе..."

Уже по-немецки раздав подчиненным команды, главный быстро зашагал по коридору. Прямо к купе проводника. Шел солдат бодро, уверенно – стекло так и хрустело под шиповаными подошвами, безжалостно перемалываемое. За спиной с грохотом распахивались двери. Голоса взрослых смолкли – лишь дети продолжали кричать от непонимания и страха. К темноте, холоду и неизвестности прибавились рассерженные солдаты в шлемах, с оружием. Так что малыши старались с утроенной силой – благо, пока немцы вели себя достойно, не применяя насилия ни к детям, ни к родителям.

Старший между тем решительно перешагнул порог купе, остановился посредине. Нехорошо смотрелся фельдфебель, очень нехорошо... Глаза прищурены, взгляд острый, холодный – так и скользит вокруг. И поза... Внешне расслабленная, даже небрежная. Но это впечатление обманчиво – Юрий не мог не заметить бурлящей силы в каждом движении. И эта сила, скрытая до поры, взорвется перетянутой пружиной при малейшей опасности. Форма сидит уверенно, подогнана точно, обношена: шлем с утепляющей прокладкой, шинель, китель, блестящие хромовые сапоги – и это несмотря на вьюгу!

Гарнитура с наушниками и выводом изображения на очки так же не радовала. За короткое время "ледяного похода" Фурманов уже почти забыл, что можно воевать не только партизанскими методами вековой давности. Привычные резвые "Эльбрусы", портативные рабочие станции, беспилотные разведчики, спутники и связь, индивидуальные наборы спецтехники от радаров до умной брони – где это все? Сон, мечта, фантазия неисполнимая... Ничего нет. А воевать нужно...

Чтобы не раздражать унтера зря, Юрий подобострастно вскочил, ссутулив плечи и стараясь изобразить на лице более-менее располагающее выражение. Здесь благоразумие выше личных амбиций. Сейчас Фурманов в ответе не только за себя, подчиненных, но и за судьбу операции. Операции, в которой, возможно, решится судьба десятков, сотен тысяч. И ни о какой брезгливости не идет речи.

Презрительно дернув щекой, унтер несколько расслабился – по всему решил, что русский не представляет особой опасности. Но полностью осторожности не утратил, что говорило только в пользу его.

– Аусвайс... Документ... – процедил фельдфебель сквозь зубы, требовательно протягивая ладонь. – Живо!

– Нет документов... – Юрий виновато развел руками и постараться сгорбиться ещё более виновато. Немца, впрочем, ответ не удивил – сколько сейчас несчастных людей бежало от снежного плена враз вымерзших за считанные часы поселений? Ругнувшись и в очередной раз презрительно осклабившись, фельдфебель вынул из нагрудного кармана портативный вычислитель. "А ведь ты нашу модель используешь..." – не без злорадной гордости отметил Фурманов.

– Предъявить для опознания личный номер! – немец пробежал пальцами по экрану, привычным жестом поднес вычислитель к запястью Юрия. Но зря.

– У нас людей не клеймят, – спокойно возразил Фурманов, с гордостью демонстрируя совершенно чистую руку по локоть – без следа татуировок или химических ожогов.

Немец вновь ругнулся, зашел с третьего подхода:

– Имя, Фамилия, место проживания!

– Юрий Феоктистов, Ханты-Мансийск, 4-я улица Строителей дом 25, одиннадцатая квартира, – контрразведчик ответил без малейших опасений. Легенду сработали качественно и, когда дело внезапно быстро закончилось, зарезервировали на будущее. Вот сейчас и пригодилось. Документы, справки, записи в базах данных – весь комплект настоящий, комар носа не подточит. Так что можно проверять хоть до смерти. Разве что свидетелей опрашивать, но это уже из области фантастики. Ну а что до адреса – проверяющие склонны скорее верить, чем допускать, что кто-то в здравом уме решит для "липы" его использовать. На что и расчет.

Немец, что ожидаемо, проверил и получил подтверждение. Кивнув, продолжил допрос:

– Так, Юрий Феоктистов, зачем здесь сейчас?

– Направлялся по путевке на отдых, но тут началось... – Юрий развел руками, изображая, что совершенно бессилен против форс-мажорных обстоятельств недавних дней. – С тех пор и мытарствуем с товарищами, так сказать, по несчастью.

Тут на пороге купе возник запыхавшийся и задерганный проводник. Какие-то несколько минут высочайшего нервного напряжения вымотали человека до крайности.

– Очень хорошо. Как раз вовремя, – надменно кивнул унтер. – Как здесь появился этот человек вместе другими? Почему без документов? Кто и зачем остановил поезд около получаса назад? Кого пустили? Кто, где? Отвечать!

Старик в ответ покраснел, но ничего не ответил. Ведь заговорить значило подвести не только себя. Пострадают и машинист, и остальные пассажиры. А ведь если немцы узнали, что поезд останавливался, узнают и кто сел. Это, конечно, провал... Юрий невольно почувствовал холод в сердце. Если серьезно копнут – моментально вытащат наружу все концы. А они и так шиты белыми нитками. Такими белыми, что даже оторопь берет. Но ведь как сработали! Всё раскопали сразу. Одно к другому привязали и пошли разматывать! Ох, не зря фельдфебель этот сразу не понравился...

Между тем, пока Фурманов прикидывал, как выкручиваться, а проводник, насупившись, молчал, ожили динамики гарнитуры. Женский голос – нервный и довольно громкий. Слишком громкий для обычного сообщения. Фельдфебель вначале непонимающе вслушивался, а затем вступил в диалог:

– Что?! Где?! Склады?! Какого черта! Все десять?! Пассажиры тоже? Черт бы побрал этих русских! Бегу!

Бесцеремонно оттолкнув с дороги проводника, унтер побежал по коридору к выходу, окликая по пути солдат. Остановившись в тамбуре, отстраненно крикнул:

– Можете проезжать!

Словно в ответ на это разрешение, поезд вздрогнул, надсадно застонал. И даже стал потихоньку ползти вперед. Фельдфебель несколько раз крикнул "Шнель!", пропуская солдат вперед. Убедившись, что все вышли, проворно выпрыгнул наружу. Исчез, как и не было. А поезд с каждой секундой всё быстрее набирал ход.

Юрий и проводник переглянулись. И полковника сразу насторожил оценивающий взгляд старика. Слишком внимательный, слишком многозначительный. Должен был по логике вещей последовать вопрос, но нет. Старик только пожевал губами, вышел в коридор. И только потом, уже скрывшись за перегородкой, сварливо крикнул:

– Идём, поможешь стекла вставлять. Турист...

...Серьезный разговор состоялся через час, когда покончили с работой – благо, помогли другие пассажиры. Закрывшись с ночным пассажиром в купе, проводник сел к столу. Лицо его теперь уже не казалось излишне моложавым – тревога и недавние переживания стерли всё. Обнажились сильнее глубокие морщины, под глазами пролегли тени, скулы заострились. Начал старик без подготовки, без словесных кружев – с вопроса в лоб:

– Эти, молодчики высшей расы с собаками, – последовал пренебрежительный кивок в сторону оставшегося позади кордона. – тебя искали?

Не дав Юрию ответить, старик поспешно добавил:

– Можешь не бояться – никого здесь нет: ни в вагоне, ни в поезде. Аппаратуры тоже, – усмехнувшись, дед добавил. – Да и стал бы я наедине оставаться иначе с тобой?

Юрий безусловно понимал, что оставаться бы стал. Ещё как! Будь проводник провокатором – и не таким соловьем бы пел на камеру. Да и ничем бы не рисковал – как раз для подстраховки непременно бы рядом дежурили "штурмовики". Японцы бы еще могли оставить агента намеренно без прикрытия, ещё англичане, некоторые другие европейцы, азиаты. Ничего странного в принципе – для пользы дела. Но немцы бы не стали без нужды идти на подлость – твердых принципов люди в разведке именно этой страны Юрию встречались на несколько порядков чаще, чем в других.

Однако, проводник сейчас говорил правду: в вагоне как минимум посторонних нет. Фурманову даже не было нужды следить за "таможенниками" – слуху он доверял вполне. И вышло ровно столько, сколько вошло, а остальных пассажиров невольно посчитал ещё во время нападения. С техникой сложней, но беглый осмотр позволил предположить, что всё чисто. Как минимум, он ничего не теряет. Проводник не раз мог сдать, но не сдал. Значит, не так всё просто. Да и до города около трех-четырех часов – всего ничего. В течение такого короткого срока уж как-нибудь проконтролировать ситуацию можно. Потому Юрий и решил рискнуть.

– Возможно, что и меня, – спокойно согласился полковник. Фраза вышла расплывчатая, общая. Самое то для предварительного зондажа. Теперь нужно следить за реакцией.

– Возможно... – сердито фыркнул старик. – И же им понадобилось от пятерых заурядных туристов?

– Пятерых? – Юрий постарался, чтобы вопрос прозвучал как можно искренней. Даже в притворном изумлении вздернул брови.

Дед в ответ только скривился, будто от лимонного сока пополам с левомицетином.

– Я может и старый, но ведь не дурак, – резонно заметил проводник. – Какого рожна иначе вы держали гроб на руках там, на станции?

– Хорошо, допустим, – вновь спокойно кивнул Юрий.

– Ну вот что ты за человек? – раздраженно бросил старик, откинувшись на спину. – Допустим, возможно... Всё юлишь, виляешь. Будто в застенках Гестапо. Или я, может, похож на старика Мюллера?

– Помнится, папаша Генрих говорил, что никому нельзя верить, – не преминул блеснуть эрудицией Фурманов. Даже позволил слабую улыбку.

– Максим Максимович, я ведь не Мюллер и даже не Холтоф, – старик спокойно ответил на выпад. – Пользуясь аналогией, я скорее Постышев. Помните такого?

– Героический подпольщик? – небрежно уточнил Юрий. Такое равнодушие проводника несколько удивило.

– Странная реакция, товарищ турист. Будто вы с самого начала знали...

– Ну, не с самого, – легко усмехнулся полковник. – Но книжки на видном месте за таким авторством не стоит оставлять. Времена сейчас... Могут неправильно понять.

– Хм! – понимающе закивал старик. – В таком случае, думаю, не ошибусь, если предположу, что и вы не турист, нет?

– Верно, не турист, – признал контрразведчик. – Полковник Юрий Антонович Феоктистов.

Про род войск и часть не стал упоминать по вполне явным причинам: этого деду не нужно знать, да и не стоит зазря беспокоить. Уже не раз Юрий видел, насколько серьезное воздействие может оказать на людей формулировка "СМЕРШ".

– Ну вот... – теперь настала очередь проводника спокойно кивнуть. Словно констатируя и без того известный факт. – Так бы сразу.

И сразу же тон разговора перешёл с повседневного на сугубо деловой.

– Вы здесь просто, или...

– Или, Андрей Серафимович. Или... – заметил многозначительно Фурманов, беспардонно оборвав старика на полуслове. Заметил, делая ощутимы акцент на пресловутом "или".

– Значит, к нам в Томск? – уточнил Чумак. Глаза его стали серьезными, сузились, пристально впиваясь в лицо собеседника. – Затевается что-то серьезное?

– Да, достаточно серьезное.

– В таком случае можете рассчитывать на мою поддержку. Я в определенном смысле не только проводник – имею выходы на сопротивление.

– Насколько "сопротивление"?

– Ну конечно, мы не партизаны в полном смысле слова, – признал старик. – Скорее саботажники. Ещё помогаем беженцам. Я, например, помогаю в перевозке семей на Юг. Так же занимаюсь продовольствием и вообще ведаю транспортными вопросами.

– Не боитесь так говорить незнакомцу?

– Нет, не боюсь. Кому и что вы скажете? Что старик, которому сто лет в обед, участвует в сопротивлении? Чем доказывать станете? Да и кому поверят: беженцу без документов и с сомнительной легендой или мне?

– Хорошо, хорошо! Убедили, – Юрий примирительно поднял ладони и беззлобно улыбнулся. – Ну а если я скажу, что мне может понадобиться ваша помощь?

– Когда?

– Сейчас. Сразу же.

– Что, дела настолько плохи?

– Ну... Как бы поточней сказать... – Юрий прищелкнул, подбирая аналогию. – В худшем случае я даже и не знаю, что может быть паршивей.

– Ну не ядерную же бомбу они... – начал было старик. И осекся, заметив совершенно серьезное лицо Фурманова. Если для выражения эмоций склонному к замкнутости полковнику требовалось прилагать усилия, то совершенно естественное выражение без всякой подготовки оказывало на людей воздействие не хуже холодного душа.

– Это... Это серьезно...? – внезапно осипшим голосом пробормотал Чумак.

– Увы, серьезней некуда, – безжалостно отрезал полковник. – Есть вероятность, что для Томска уготована участь, которой удалось избежать Кракову.

В ответ старик лишь нервно выругался. После, чуть успокоившись, спросил:

– И что тогда делать?

– Во-первых, нужны люди знающие город и разбирающиеся в обстановке. Кто-то должен был видеть: где что-то перекапывали, что-то перевозили – в общем, любая подозрительная активность интервентов. Во-вторых, эвакуация населения. Это как раз по вашей части. Всех, кого можно без паники, отправить на юг, север, восток – куда угодно. Главное – из города. Но главное – не допустить паники. – предвосхищая возмущение проводника, Юрий поспешно добавил. – Я не людоед и не собираюсь разводить политику. Вообще постараюсь избежать любых наших жертв. Но нужно понимать: паника способна спровоцировать противника на поспешные действия. Нам этого не нужно. Согласны?

И, дождавшись кивка, Закончил:

– Наконец, в-третьих, если у вас есть не только саботажники, неплохо бы дать сигнал людям приготовится выступить в случае нужды в том или ином районе. Это возможно?

– Да, возможно... – задумчиво кивнул проводник. – Мне нужно переговорить... Я сейчас...

Сорвавшись было с места, старик вдруг остановился на пороге. И нерешительно глянул на Юрия.

– Что, нужны данные для подтверждения личности? – понимающе кивнул полковник. Настоящие говорить не стал – простой запрос по контрразведчику небезопасен, может поднять тревогу у контролирующих сеть. Но и резервной анкеты достаточно. Там есть такой же Юрий Феоктистов, полковник, заместитель начальника штаба 386-й дивизии. – Пожалуйста, проверяйте: личный номер СА 4Б4Д02НА. Старик в ответ благодарно кивнул и исчез за дверью.

И вот теперь, спустя несколько часов, путешествие наконец подходит к концу. Метель стихла, улеглась, сквозь поредевшую завесу облаков все отчетливей пробивается рассвет. Далекие громады небоскребов поднимаются из заснеженной дали, вырастают над стройными рядами сосен и кедров. Томск...

Появившийся на пороге проводник с ходу выпалил:

– Всё, что могли, подготовили, товарищ полковник. Занимаемся эвакуацией. Так же подготовлены несколько отрядов из профессиональных военных-отставников и комсомольцев. Добровольцы, проверенные товарищи – не подведут... Бойцов ваших я предупредил. Как и приказывали – теперь до города отдыхают.

Юрий невольно скривился от столь открытого обращения. Хорошо хоть в полный голос не стал кричать. Конечно, здесь на логово противника, но и расслабляться совсем не следует. Впрочем, старика можно понять: ещё вчера он по-сути подпольщиком не был, да и целей ответственных не имел. Нет, помогать беженцам и местным – дело важное и нужное, но безопасное. А сейчас уже по высшей ставке игра. И цена неудачи не только твоя жизнь, но и – в худшем случае – многих безвинных. После такой встряски чтобы не волноваться нужно, наверное, вовсе перестать быть человеком.

Старик между тем продолжил:

– На вокзале вас встретят наши люди, дальше уже с ними будете действовать.

– Хорошо, спасибо, Андрей Серафиомович... – Юрий благодарно кивнул. И, мельком скользнув взглядом по циферблату наручных часов, поинтересовался. – Сколько ходу ещё до горда?

– Минут двадцать пять – двадцать семь... – нахмурив на секунду брови и оценивающе глянув на бегущий за окном пейзаж, выдал проводник.

– Спасибо... Вы извините, я тогда и сам вздремну. Потом, думаю, ещё долго не будет времени... – ответил Фурманов. Старик понимающе кивнул и вышел, аккуратно притворив дверь. Юрий сам не заметил, как почти мгновенно провалился в глубокий, без сновидений сон...

Проводник разбудил его ровно через двадцать минут. Полковник мгновенно пришел в себя, легко поднялся с полки и зашагал по коридору. Старик вновь громыхнул ключом, открывая тамбур. Там командира уже ждали трое подчиненных.

– Отопру вам сейчас – сразу спуститесь, – напутствовал пассажиров Чумак. – А в вагон проход закрою, чтобы любопытные не мешали...

– Хорошо, – кивнул Фурманов. – Спасибо вам, Андрей Серафимович за помощь... За все спасибо.

– Сочтемся, – отмахнулся старик, криво ухмыляясь. – Ладно, товарищи, пора... Пойду я...

Поочередно пожав руку десантникам, а после и Юрию, дед открыл замок на выход. Поезд между тем уже ощутимо сбавил ход. За мутными окнами мелькают составы, вагоны, щедрая россыпь железнодорожных линий. Ещё раз окинув ночных пассажиров взглядом, старик махнул на прощание, пожелал "Ни пуха..." и нырнул обратно в вагон. Сухо щелкнул запираемый замок. Как раз в этот момент поезд тонко скрипнул колодками и замер у платформы.

– Ну что, вот и прибыли на место! – обратился Фурманов к бойцам. – Ну-ка дружно взяли!

Подняв ношу на плечи, десантники шагнули наружу...

Глава N15 – Кузнецов. 10.00, 18 ноября 2046 г.

– Здравствуйте, Александр Игоревич, – навстречу Кузнецову поднялся глава томского сопротивления Константин Романович Токин. Человек вида совсем не боевого, а вовсе наоборот: приземистый, ширококостный и довольно плотный. Широкое открытое лицо, чуть вздернутые редкие брови, застывшая на губах тень улыбки принадлежали кому угодно: инженеру, бухгалтеру, писателю, ученому – но только не подпольщику. Черты располагали к доверию. "И это хорошо, – отметил про себя Кузнецов. – Такого не заподозрят до последнего". Ярко выделялись на общем дружелюбном фоне глаза. Глубоко посаженные, оценивающий прищур с которых не сходил, наверное, никогда. И глубина, выдающая недюжинный интеллект. Не всегда удается определить по глазам человека, но иногда можно. И вот сейчас Кузнецов четко понимал, что перед ним не исполнитель, не функционер – мощный аналитик с выдающимися способностями. – Рад, что вы так быстро смогли прийти...

... Пришли действительно быстро. Через несколько минут после немой сцены, когда Алиса упала в обморок, в дверь съемной квартиры требовательно постучали. Едва сосчитав удары, Гуревич побежал открывать, предоставив адмиралу приводить девушку в чувства.

Вернулся майор почти сразу. Кузнецову стоило лишь искоса бросить взгляд на бывшего подчиненного, чтобы понять: случилась беда. Лицо Рустама стало серым с ярко контрастирующими темными дугами теней. С выражением отсутствующим и гневным одновременно. Не вдаваясь в подробности, майор севшим голосом бросил:

– Александр Игоревич, время не ждет. Если вы согласны – нужно ехать сейчас.

Кузнецов в ответ кивнул на лежащую без чувств Алису.

– Берем с собой. Оставаться здесь не стоит, – безапелляционно отрезал Рустам.

– Хорошо, идем... – собирать Кузнецовы было нечего. Адмирал надел пальто, поспешно обмотал шею шарфом, нахлобучил шапку. Гуревич хотел было на правах младшего понести Камерун – даже успел подступиться, но вернувшийся в комнату Александр лишь отрицательно качнул головой.

– Я сам, – адмирал бережно поднял девушку на руки. – Куда?

– Следуйте за мной...

Захлопнув дверь, офицеры споро сбежали вниз по лестнице, перескакивая через ступени. Внизу в подъезде их ждали. Заметив среди бегущих Кузнецова, молодой человек вытянулся и осторожно произнес, стараясь не привлечь излишнего внимания:

– Здравия желаю, товарищ адмирал. Старший лейтенант Пичугин.

– Здравия желаю, старлей, – Кузнецов благодарно кивнул. – Прости что на бегу – сам видишь, нет времени.

– Прошу, следуйте за мной. За домом ждет машина... – сказал Пичугин и пристроился впереди, указывая путь.

Уже через минуту офицеры сидели в просторном салоне волги. По прежнему не пришедшую в себя Алису усадили к левой задней дверце, следом забрался адмирал и последним – Гуревич. Пичугин занял место рядом с водителем. Стоило только захлопнуться двери, водитель заставил мотор взреветь. Авто резко рванул вперед.

– Поаккуратней, Иван Александрович, – заметил Гуревич. – Не стоит внимание привлекать.

– Не беспокойтесь, командир, – ответил водитель. – Мы ведь спешим. А уж за спокойствие я отвечаю.

Бросив взгляд на Кузнецова, водитель добавил:

– Здравия желаю, Александр Игоревич. Рад видеть вас в добром здравии...

– Благодарю, – вновь кивнул адмирал. – Если не ошибаюсь, прапорщик Добровольский?

– Верно! – кивнул водитель, уже с удивлением ещё раз скользнув взглядом по лицу Кузнецова.

– Вы бы за дорогой лучше смотрели, Иван Александрович, – неодобрительно покачал головой Гуревич.

– Слушаюсь, командир...

– Вы, Иван Александрович, не удивляйтесь, – ответил на невысказанный вопрос Кузнецов. – Хорош был бы командир, который своих подчиненных не помнит в лицо. Я, конечно, не Македонский, но как советский человек лицом в грязь не могу ударить.

Добровольский в ответ только чуть заметно качнул головой.

– Рустам, можешь сказать, что все-таки произошло? – поинтересовался Кузнецов, терзаемый смутным предчувствием беды.

– По непроверенным данным есть подозрение о готовящейся крупной диверсии в городе.

– Какие данные, откуда? Что за диверсия?

– Данные от представителя с железной дороги, ответственного за транспорт и инфраструктуру. Что, где и когда – неизвестно. Главное – именно в масштабах города. И, судя по тому, что мне передали информацию с верху, а не наоборот, есть основания доверять... Тем более, что подозрительную активность в последние дни среди немцев мы неоднократно фиксировали. Только подумать не могли, что все настолько серьезно...

Между тем успели приехать на место. Добровольский, как и обещал, доставил быстро и без лишнего внимания – лавируя по дворам или глухим улицам. Кузнецов ожидал разного – подвала, жилого дома, коммерческой организации в конце концов. Но обнаружил, что приехали к людному рынку.

Спрашивать, однако не решился. Просто вновь поднял Алису на руки и последовал за Гуревичем. Умудрился даже не отбиться в толпе. Люди вокруг суетились, спорили, торговали – не обращали ни малейшего внимания на настойчиво пробирающихся вглубь рынка. В конце концов майор остановился около одного ничем не примечательного павильона с безликой вывеской "Текстиль, ателье, пошив одежды", потянул на себя дверь.

Там внутри сразу же чуть левее входа широкая створка люка. Осторожно спустившись по лестнице, Кузнецов увидел склад сырья, забитый полотном разных расцветок, материалов и размеров. Однако Гуревич уверенно повел дальше. Ещё один люк – на этот раз замаскированный – не отличимый по фактуре и плотности от стены. По-сути – просто вырезанный кусок перегородки, приспособленный в качестве створки. Дальше прошли в тусклом мерцании ламп ещё несколько минут. Уже третий люк. За ним почти такой же подвал. Только пустой. И ещё сильно изъеденные ржой металлические двери – безликие и ничем не примечательные.

Распахнув одну из створок, Гуревич вывел Кузнецова с Алисой к четвертому люку – собрату первого и лестнице вверх. Добровольский и Пичугин замыкали шествие, прикрывая старших офицеров. За этим люком и обнаружился своеобразный штаб сопротивления – просторное помещение, похожее на склад, с рабочими столами, стульями, досками для черчения на стенах и несколькими пузатыми несгораемыми шкафами. Здесь работали с десяток людей, живо обсуждающих что-то, чертящих планы на измятых листках. Вход контролировали двое невысоких, жилистых парней. Совершенно простых с первого взгляда. Но тренированный взгляд Кузнецова сразу определил в охранниках серьезных профи. Различив среди вошедших майора, парни мгновенно расслабились – и даже позволили себе слегка улыбнуться.