Текст книги "Отмщение"

Автор книги: Андрей Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Вновь потянулись немилосердно долгие секунды. Во внезапно нахлынувшем с удвоенной силой белом мареве уже метрах в двухстах только дрожащая рябь. Да и рассветное солнце спеленала свинцовая вата облаков. Как ни вглядывайся – никого...

Чемезов появился будто ниоткуда. Только что ещё девственно-чистый лес, сугробы по колено. Юрий лишь на миг смежил веки. А затем увидел сразу же несколько темных силуэтов. Теперь уже гораздо отчетливей слышно протяжное: "Эге-е-ей!" Шагающий впереди небрежно махнул рукой.

"Точно Чемезов! – сердито буркнул про себя – Какому бы ещё придурку взбрело в голову так нахально выпендриваться?!" Но камень с души все-таки свалился. И полковник, плюнув на конспирацию, поднял ладонь в ответ. Гуревич, заметив жестикуляцию товарища, притворно покряхтывая, вышел наружу. И, не долго думая, присоединился к комитету по встрече.

Спустя пару минут отряд наконец добрался через сугробы и кювет к шоссе. Роберт, щеголяя чумазой физиономией и потрепанным осколками камуфляжем, вновь бесшабашно помахал офицерам. Белозубая улыбка сверкнула на фоне густой копоти особенно ярко. Шедшие следом бойцы несмотря на усталость, так же отметились слабыми улыбками.

– Здорово! Уф! – упершись ладонями в отбойник, Чемезов со смехом выдал. – Черт знает что! Насилу выбрались... Всё кувырком с самого начала! Как мы по этим косогорам и лесам кружили!

Дабы передать увлекательность погони, Роберт с усердием изобразил мечтательное выражение. Затем, не выдержав, вновь хохотнул. – Ох и гоняли нас егеря! Очень уж обиделись, что мы им мало-мало обоз с боеприпасами рванули. Там ещё, на станции. Ну это был фейерверк... Нам вот понравилось, а немцы не оценили. Почему спрашивается? Ну, подумаешь, перепахало тайгу в радиусе метров трехсот... Однако, так или иначе, а мы живы. Извольте принять командование, товарищ фельдмаршал? – это уже к Фурманову.

– Трепач ты... – одобрительно кивнул полковник, скрестив руки на груди.

– И ты здравствуй, брат по разуму, – Роберт протянул ладонь Рустаму.

– Принимается! – с хохотом, Гуревич пожал руку. – Заживем! Теперь нас двое будет сумасшедших!

– Ну а я тогда пойду? – скромно поинтересовался Юрий.

– Куда? – хором ответили майоры.

– Демобилизовываться, – охотно пояснил Фурманов. – Вы же по одиночке стоите армии, а вместе – побольше фронта. Ну я и подожду в сторонке, пока вы фрицев доколотите. Чтобы под ногами не мешаться.

– Тебя будто подменили. Прямо не узнать! – фыркнул недоверчиво Роберт. – Слушай, ты уверен, что это Фурманов, а не засланный шпион буржуазного капитализма?

– Не буржуазного капитализма, а империалистического монархизма, – со знанием дела, подняв палец, серьезно ответствовал Гуревич.

– А... – понимающе закивал Чемезов. – Ну тогда ладно... Что же я, не понимаю что ли...

– Хватит трепаться! – прикрикнул на распоясавшихся майоров Юрий. – Тоже мне офицеры! Раненые, обмороженные есть? Живо по машинам! Накорми людей! Времени нет – пусть пол часа отдохнут. И за работу.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! Будет исполнено, ваше высокоблагородие! – майор тут же кинулся изображать кипучую деятельность, подобострастно кривляясь. Картинно окинув окрестности взглядом из-под ладони козырьком, Роберт ехидно заметил. – Только вот отчего-то я не вижу поблизости кавалерии, мон женераль.

Гуревич в ответ понимающе хмыкнул и, став в пол-оборота, пару раз махнул рукой. Из белесого марева уже через несколько секунд вынырнул серебристый приземистый фургон. Следом, как оказалось, ещё и нива с удлиненной базой.

– Ребята! – крикнул Чемезов. – Живо по машинам! Стричься, бриться, умываться! В общем, по-быстрому перекусывайте и отдыхать! Через час начинаем работу!

Десантники не заставили себя упрашивать дважды – легко перепрыгивая через отбойник, расселись по машинам.

– И нам, как ни печально, тоже пора, – резонно заметил Гуревич, делая широкий жест в направлении волги. – Карета подана, извольте занять места согласно купленным билетам.

Уселись в итоге втроём на заднем сидении. В тесноте да не в обиде. Тем более, офицерам было что обсудить. Чемезов занял позицию по центру и теперь внимательно изучал ценные заметки Гуревича. Рустам и Юрий с флангов тоже искоса поглядывали на аккуратно испещренные разнообразными схемами и заметками листы. Больше проверяя память, чем в надежде обнаружить что-то новое. Так шаг за шагом и двигались вместе. Машины тем временем, вновь растянувшись в длинную, почти невидную цепь, медленно катили к центру. Наконец Роберт прочел последнюю страницу и, браво захлопнув тетрадь, заявил:

– Я всё понял!

– О боже... – страдальчески скривился Юрий. – Жаль тебя не слышат античные греческие философы. Сначала бы разрыдались от негодования. А после побили палками.

– Давите инициативу, товарищ полковник? – желчно съязвил Чемезов. – Врешь! Эту песню не задушишь, не убьешь! Долой чекистский деспотизм!

– Действительно, – вставил Гуревич. – Пусть скажет, что придумал. Жалко тебе что ли?

– Да я уже догадываюсь... – мрачно предрек Фурманов. – Опять какой-нибудь фарс! С гробами уже было. Сейчас пойдут цыгане с медведями...

Однако больше возражать не стал. И только скрещенные на груди руки и насупившиеся выражение лица лучше всяких слов говорили об отношении полковника ко всяким авантюрным инициативам.

– Ну-у... С цыганами, конечно, не получится... – согласился майор, ни мигнув глазом. И тут же мечтательно добавил. – А вот медведи...

– А что медведи? – заинтересованно встрял Гуревич. – Надеюсь, не верхом?

– Конечно нет! – решительно возразил Роберт, изображая на лице оскорбленное до глубины души достоинство. – На цепи, как же ещё...

– На... на цепи? – тут же переспросил Рустам.

– Ну да... Как во второй части "Неуловимых"... Забыли что ли?

– А мы, стало быть, в ряженных платьях, золоте и с балалайками? – раздраженно бросил фурманов и откровенно фыркнул.

– На цыган мы не тянем, – горестно признал очевидное Роберт.

– И на том спасибо...

– ... но можем сойти за клоунов... – победоносно докончил майор. И смолк, наслаждаясь произведенным эффектом.

Гуревич сначала от удивления то ли фыркнул, то ли хрюкнул. А после беззвучно захохотал, откинув голову назад. Не в силах справиться с приступом, Рустам то и дело вздрагивал, стонал и вновь начинал хохотать. Фурманов же проявил твердость характера. На дурацкое предложение промолчал – только невольный тягостный вздох и прикрытые ладонью глаза.

– Ничего вы не понимаете в неординарном планировании... – недовольно заметил Роберт, глядя на реакцию товарищей.

– Да. Где уж нам, недалеким, – сокрушенно покивал Юрий, чем вызвал у Гуревича очередной приступ смеха.

– Но ведь прошлая-то идея выгорела!

– И что? Прикажешь теперь рассыпаться перед тобой мелким бесом? А если ты в следующий раз придумаешь как Мюнхгаузен – на ядрах летать?

– Хорошо, – хитро прищурив левый глаз, Роберт поинтересовался. – А что у вас, великие полководцы и стратеги? Кроме гениальных фронтальных ударов и обходных маневров, особо эффективных в условиях тотального контроля противника за местностью?

Юрий в ответ только неопределенно пожал плечами. Ответа действительно нет. Как говорится, куда ни кинь – всюду клин. А старый друг по-своему прав: шаблонные варианты не годятся, но и новых нет.

Но тут подал голос наконец успокоившийся Гуревич. Утирая с глаз слезы и переводя дух, майор как бы между делом произнес:

– А вот я, например, думаю: предложение товарища дельное...

На это Юрий лишь сокрушенно обхватил голову руками и пробормотал:

– За что мне это всё?

– ... Дельное, – настойчиво повторил Рустам. – Но требует некоторой доработки. Для нас сейчас главное – сблизиться. В идеале – успеть войти в здание без стрельбы. На подходе нас просто перещелкают без проблем. Внутри же превосходство в силе и технике не будет настолько значимым. Ну увидят они нас через камеры наблюдения, ну на радарах проследят. А толку-то? Когда счет на доли секунды идет. Так остается единственная задача: проникновение...

– Поправка, – заметил Юрий. – Не менее важно найти ЦКП и взломать вычислительную сеть.

– Ну, в данном разрезе это не существенно, – возразил Рустам. – А раз для нас главное проникновение – идея Роберта как раз кстати. Эффект неожиданности, шока именно то, что нужно. Как говорили раньше: есть неожиданность, когда тебя ещё не ждут, есть – когда уже не ждут. А у нас будет такая, когда не верят, что ждут именно нас.

– Но ведь не до идиотизма же! – воззвал к здравому смыслу Фурманов.

– Верно. Потому я и предлагаю творческий подход. Например, вместо авантюры с работниками второго из важнейших искусств организовать демонстрацию...

– С мирными отечественными тракторами? – встрял Чемезов.

– Сгинь! – в притворном гневе Гуревич осуждающе ткнул товарища пальцем в грудь. – Так вот. Именно митинг. С лозунгами, транспарантами, портретами. И все организованной толпой двинуть прямо к зданию новой администрации.

– Людей нельзя к подобной акции привлекать! – в голосе Фурманова прозвенела характерная стальная решимость. – Ты что, совсем умом двинулся?!

– Обижаешь! – Рустам примирительно поднял открытые ладони. – Никаких гражданских. Что, я по-твоему и вправду так похож на кровавого психопата?

Однако по словам Юрия хитрый майор понял: тот уже начал воспринимать идею необычного штурма без резкого отторжения. Чемезов решил не ослаблять напор и тут же стал развивать мысль:

– Всё получается просто и эффектно! Сам посуди: кто решит подозревать в явно подозрительных митингующих диверсантов? Это же ни в какую немецкую голову не уляжется!

– А как с оружием? Его ведь быстро увидят. Не слепые же...

– В том и прелесть, что никакого оружия не будет.

– Как это: "не будет"? – маска холодного равнодушия окончательно затрещала по швам. – Ты что, предлагаешь брать администрацию вооружившись лозунгами Ленина и Сталина? Идеологическим, так сказать?

– Идеологическое? – задумчиво протянул Роберт. Затем, со знанием дела махнув рукой, добавил. – Хрен с ним! Пусть будет идеологическое...

– Ну зачем, – Гуревич с готовностью выдал заранее подготовленный ответ. – Сначала мы тесним охрану ко входу – под прикрытие танков. Там нас сложно будет достать. А после либо вооружаемся трофейным и снимаем охрану, либо, как подобает десанту, ждем посылки от вертолетчиков.

– Да-а-а? – желчно поинтересовался Фурманов. – А поддержку дивизионной артиллерии не изволите?

– Всё просчитано! – вновь усмехнулся Рустам. – В хозяйстве Токина есть несколько пожарных вертолетов. В том же Сургуте огнеборцы нас здорово выручили, отчего и здесь не сработать? Или там скорой помощи машину использовать. Не суть важно. Главное, ты идею ухватил.

– Идея... – раздраженно покачал головой Юрий. – Это не идея, это почти такой же авантюризм, как и клоуны с гробами... Слегка завуалированный.

– Ну а лично я "за", – скромно заметил Роберт.

– Уж кто бы сомневался!

– Итак, принимаем большинством голосов... – начал было Рустам, но Фурманов резко оборвал бунт в зародыше:

– А ну тихо! Большинство! Большинством будете на субботники ходить! Саботажники! – наконец, выговорившись, полковник перешёл к более содержательным аргументам. – Значит так! Вольницу с голосованием запрещаю! Действовать без моего приказа запрещаю! Пока не согласую вопрос с командованием, тихо ждать и думать.

– Так точно, товарищ полковник! Будет исполнено, товарищ полковник! Слушаюсь, товарищ полковник! – майоры рявкнули в ответ слаженным дуэтом. А после Гуревич невинным тоном добавил.

– Вот так-то лучше... – Юрий одобрительно кивнул.

– Приехали, товарищи офицеры... – осторожно заметил Добровольский. Машина тихо притормозила в одном из тихих, глухих центральных переулков.

– Отлично! Тогда вы двое остаетесь здесь, а я еду согласовывать план...

– Бюрократ... – майоры, обменявшись красноречивыми взглядами, споро вылезли наружу.

– Свободны! – Юрий злорадно хмыкнул в ответ. Единственное, что осталось Чемезову, – гордо хлопнуть дверью напоследок. Машина рыкнула, заворчала и рванула с места. Неподалеку притормозили фургон с нивой. Наружу начали выскакивать десантники, тут же по указке водителей перебегая в заснеженный пустынный двор.

Провожая взглядом волгу, постепенно таявшую в снежном мареве, Гуревич обнадеживающе хлопнул товарища по спине:

– Не переживай. Согласятся, никуда не денутся...

Чемезов ответил кривой усмешкой. А после офицеры, не теряя времени, легко потрусили за остальными бойцами.

Глава N17 – Кузнецов, Фурманов. 11.07, 18 ноября 2046 г.

Тридцать и двенадцать – итого сорок два. Чертовски мало. Почти что ничего. В живых меньше половины персонала. Да и были ли среди аналитиков штаба сопротивления способные держать оборону? Конечно нет! Хорошо ещё, что хоть кто-то успел спрятаться за глыбами несгораемых шкафов или сделать баррикаду из металлических столешниц. Хопкинс, светлая голова, заранее приказал раздать всем оружие. И под страхом трибунала запретил относится к происходящему с гражданской вольностью. В итоге даже Кузнецов получил АКСУ в оружейной смазке с двумя рожками бронебойных.

В ответ на невысказанный вопрос, Антон Кристоферович тогда только пожал плечами и заметил:

– Увы, с оружием негусто... И это едва удалось из-под списания увести. Константин Романович постарался. Должны были на переплавку пустить, но в итоге оставили под личную ответственность на складе университета. А когда началось все, наш многоуважаемый ректор лично все перевез сюда. Едва успел. Так что только его и можно благодарить. Наши схроны по базам и бумажкам в один день вычислили. Ничего не пропустили – будто ясновидцы какие-то... – Хопкинс не договорил, только махнул рукой. И побежал дальше по очередным неотложным делам.

Ну а теперь очевидно: надолго куцего арсенала не хватит... Со стороны пролома вновь сухо затрещали выстрелы и адмирал невольно отвлекся. Немцы как раз не беспокоились об экономии боеприпасов. В ушах стоял вперемешку звон от рикошетов и стрекот выстрелов.

Александр наскоро окинул помещение взглядом. Дела куда как плохи... Убитым уже всё равно, но вот только уж очень их много. А сколько времени прошло? От силы минута штурма. Ещё немного – и атакующие догадаются применить газ. И Всё – крышка. Да даже если и не станут, немногим лучше. Со стороны защитников ещё слышны редкие выстрелы: с расчетливой холодностью, словно на учениях, работает Хопкинс. Высунуться из-за укрытия, заметить цель – выстрел и тут же обратно. И снова, и снова – как машина. Ещё несколько человек отстреливаются. Но явно слышны и крики раненных. И их-то как раз всё больше...

Кузнецов щелчком переключил автомат на стрельбу одиночными. Усмехнулся довольно жестокой аналогии, пришедшей на ум – это лишь растягивание агонии. Неуловимый отголосок надежды всё-таки присутствует. Нужно только дождаться возвращения штурмовавших администрацию. И ещё нужно растянуть патроны, и не дать немцам прорваться вплотную, и не умереть... И таких нужно целый вагон, – а время играет против защитников. Так что призрачная надежда скорее издевательство, чем реальный шанс. И все-таки так хочется верить. А ведь как удачно начиналась операция...

... Первым – и главным – успехом стала находка одной из групп наблюдения. По-правде говоря, ни Кузнецов, ни Токин, ни Хопкинс не возлагали надежд на случайный поиск. Как силами двух-трех сотен человек проверить миллионный город? С десятками станций метро, вокзалами, портами, школами и складами? Можно верить в удачу, потому людей и отправили. Но всерьез основывать на везении планы нельзя. И потому главную ставку Кузнецов предложил сделать на радио подавление.

Силы повстанцев, увы, малы, оттого зона контроля невольно планировалась не на весь город, а только в наиболее населенных и потенциально опасных районах. Фактически, в распоряжении сопротивления имелись четыре передвижных станции с эффективной зоной действия в семь с небольшим квадратных километров. Плюс к тому одна из четырех – на катере – эту или демонтировать, или использовать стационарно в порту. Так что с рассредоточением по городу вышла настоящая головоломка. Спорили начальники чуть не до хрипоты. И насилу договорились.

Как раз к концу обсуждения вернулся Фурманов. На свою голову. Тут же и получил от единого в трех лицах начальства нагоняй. Не успев выслушать подчиненного до конца, те принялись наперебой критиковать предложение. Разве что Хопкинс не усердствовал – все-таки майор помнил о разнице как в званиях, так и заслугах. Кузнецова подобные рамки не сдерживали, а Токин, как лицо сугубо гражданское, вовсе не придавал подобным вещам значения. Впрочем, хладнокровный Юрий перенес выволочку стоически, не забыв в конце деловито поинтересоваться: "Разрешите идти и принимать решение на месте?"

Тут начальство резко передумало, включило задний ход. Одно дело разнос, а другое дело – срыв операции. На второй раз слушали внимательно, вдумчиво. И, к удивлению Фурманова, инициативу одобрили. Вот здесь полковник не смог сохранить невозмутимости. Подобного решения он ожидал от Чемезова. Гуревич той же масти. Да и Геверциони бы не отказался при необходимости. Но чтобы Кузнецов! Это, определенно, вышло за рамки.

Токин и Хопкинс, впрочем, тоже прониклись. Майор даже с готовностью снабдил Юрия реквизитом: отправил двоих аналитиков в поход по подвальным закромам. Через минут десять те вернулись перепачканные, злые, в пыли и с целым ворохом растяжек, портретов, транспарантов. Бросив заказанное у ног Фурманова, аналитики споро побрели к своим таблицам и графикам. Не забывая по пути бурчать что-то про нерадивое начальство, микроскопы и гвозди...

– Вот! – с гордостью произнес Хопкинс. – Пользуйтесь! К ноябрьским готовились, да так и не успели... Теперь для дела послужат.

– А что с оружием? Гуревич говорил, будто есть у вас вертолет...

– Есть, есть... – с неохотой ответил Токин. Несколько секунд раздумывал, а затем широко махнул рукой. – Ладно уж! Забирайте...

– Оружие десантников погрузим сейчас, а то что ваше – пусть так в машине и остается, – вставил замечание Хопкинс. – Не стоит всё в одну корзину. Тем более, что для пятидесяти человек и нашего хватит.

Хопкинс не пожалеет об этом решении и через полчаса, когда штаб будут штурмовать немцы, а у защитников будет впритык и оружия, и патронов. Потому что задача Фурманова и Гуревича объективно важнее существования местного начальства. Начальство можно выбрать другое, а вот второго города, второй жизни у людей нет.

В итоге Юрий, захватив здоровущую охапку реквизита, выслушал напутствия высокого начальства и отбыл. Антон Кристоферович тем временем отрядил двоих охранников и нескольких аналитиков загрузить самолет. Парашютов грузовых само собой в наличии не оказалось, и потому действовать пилоту придется в крайне опасных условиях: не только подойти вплотную к администрации, но посадит машину. Отправлять же в качестве сопровождения кроме двоих охранников некого. Но тут вновь вмешалась судьба.

Камерун, как оказалось, уже как пол часа пришла в себя. И теперь требовала участия в операции.

– Я боевой офицер, – тихо, но твердо заявила девушка. – И у меня самый большой опыт среди большинства присутствующих...

– Ты едва на ногах держишься! – резонно возразил Кузнецов. – Какой от тебя прок будет?

– Товарищ вице-адмирал... – с тщательно скрываемым негодованием в голосе произнесла Алиса. – Я требую включить меня в группу...

– Зачем вам это? – спросил Токин, горько усмехнувшись и покачивая головой.

– Так нужно, – просто ответил Камерун. И, спустя секунду, добавила. – Тянет, зовет... Не могу я оставаться здесь, пока там наши же ребята гибнут!

Кузнецов, даже не зная о Чемезове, явно ощутил, что это разрыв. Алиса (может и неосознанно) – стремится уйти. Не столько к штурмовикам, сколько от него. Отгородиться от прошлого, забыть, искупить... Именно потому адмирал согласился. Отпустил. И после, лежа на каменных плитах за поваленным набок стальным шкафом, ничуть не сожалел о сделанном выборе. Оставшихся, как оказалось, ждет смерть. Алиса же успела выбраться. Так что теперь Кузнецову не так страшно, не так тягостно умирать – хотя бы этот грех не взял на душу.

Тогда же решение казалось ошибкой. Жизнь, будто проворная стряпуха, спешила подбрасывать новости. На этот раз – в лице ошалевших от нервов разведчиков. Одна из групп нежданно-негаданно натолкнулась на тот самый грузовик... Даже у Кузнецова перехватило дыхание. Несколько секунд адмирал молчал, ощущая расползающийся в груди промозглый холод. Токин глядел на коллегу непонимающе, а вот Хопкинс сразу понял, что дело серьезное.

– Что там? – коротко и ясно спросил майор.

– Нашли... – вполголоса пробормотал Кузнецов.

– Нашли ТО САМОЕ?!

– Да...

Хопкинс в ответ только крякнул, ошарашено покачивая головой.

– Товарищ Кузнецов! Товарищ Кузнецов!! – в трубке тем временем вновь зазвучали панические призывы. – Что нам делать?!

– Так... Спокойно, всем успокоиться! – привычным командным тоном приказал адмирал. Кажется, помогло. – Ещё раз по порядку: что и как обнаружили?

– Груз... Груз в фургоне, – безуспешно стараясь преодолеть волнение, ответил разведчик. – На пересечении Герцена и Молодогвардейцев... Посадка была низкая... Заподозрили по шинам: не спущенные, но почти на дисках... Потом проверили излучение... Выше естественного фона в три раза! Это точно оно!!

– Ясно, ясно... – прервал разведчика Кузнецов. – Так! Главное! Не светитесь там. Никто вас не видел?

– Нет... – с некоторым сомнением ответили на другом конце провода. Затем более уверенно. – Точно нет.

– Отлично... – прикрыв динамик ладонью, адмирал обратился к Токину. – Константин Романович! Можно доверять данным счетчика? Или это с успехом может быть естественный фон?

– Ну... я... – неуверенно пробормотал профессор. – Я не специалист... Теоретически может быть что угодно: от какого-нибудь высокочастотного кабеля под землей, солнечного выброса... Но, если сигнал стабильный... Думаю: да...

– Понял... – Кузнецов вновь обратился к собеседнику. – Ещё раз повторяю: сохраняйте спокойствие. Через минут десять-пятнадцать будет группа поддержки. До того больше не светитесь рядом с фургоном. Просто ждать. Как поняли?

– Всё поняли, товарищ Кузнецов...

– Тогда отбой, до связи... – адмирал коротко бросил адмирал. Умостив трубку на громоздком, обшарпанном аппарате, внимательно посмотрел на коллег.

– И где я возьму группу поддержки? – желчно поинтересовался Хопкинс, скрестив руки на груди. – Рожу?

– А ты как думаешь? – не менее желчно поинтересовался Кузнецов. – Отправить двоих охранников.

– Они же должны вертолёт сопровождать...

– Это важнее, – отрезал адмирал. – С вертолетом отправится Алиса, раз уж сама вызвалась.

Хопкинс только недовольно покачал головой в ответ, но промолчал. Признавая, что решение верное. Поэтому теперь, во время штурма, можно не беспокоиться за судьбу опасного груза: по устной инструкции сразу же после начала атаки десантников фургон полагалось взять на буксир – от греха. И спрятать. Увы, сейчас нельзя никак выяснить судьбу немногочисленной группы прикрытия, но надеяться хочется. Не знал адмирал, впрочем, и о результатах штурма администрации...

... Фурманов вернулся к товарищам в смятении чувств. С одной стороны Юрий никак не рассчитывал получить "добро" на сумасбродный план Гуревича. Это действительно не лезет ни в какие ворота. А с другой стороны – именно то, что предложенный вариант не лезет ни в одни ворота... Да просто на бред, самоубийство и дешёвую оперетту одновременно похож! Так вот именно это и придавало непонятного спокойствия. Словно страховка от любых неприятностей.

Рустама и Роберта известие порадовало. За время, пока Юрий отсутствовал, дуэт майоров окончательно успела спеться: они не только подробно проработали вариант с "маскарадом", но и довели до подчиненных как утвержденный. Фурманов, узнав, только рукой махнул – не расстреливать же балбесов в самом деле!

Те же, осознав, что никакой кары не последует, активно принялись развивать успех. Фактически – активно принялись осматривать и комментировать добытый реквизит. Но Фурманов праздник оборвал, рассержено заявив:

– Вы что, последний ум потеряли? Времени нет ни черта! Некогда детский сад устраивать! Не нравится, что цирка лишились? Так я вас лично сдам в ближайшее шапито, как только закончим...

На чем и порешили. И тут же принялись всерьез заниматься подготовкой. Первым делом организовали штаб в глухом тупике: с одной стороны гаражи, с другой – стена стройки. Стройка, что и понятно, заморожена на неопределенный срок, так что ворота закрыты. И никаких лишних глаз. Из фургона по-быстрому организовали костюмерную пополам со складом.

Переоблачаться понадобилось только отряду Чемезова. Десантники поневоле продолжали щеголять в утепленных армейских куртках со срезанными нашивками и погонами. Что, конечно, никак не добавляет нужного антуража. С горем пополам кого-то переодели в разномастные пальто и пуховики, кому-то достались просто полиэтиленовые накидки с агитационной символикой. Оставшихся без обновки равномерно рассредоточили в толпе. Худо-бедно справились.

Дальше принялись разбирать плакаты и транспаранты. С портретами проблем не возникло. Здесь и привычные, чуть затертые от частого использования лики Маркса, Ленина и Сталина. Рамки потемнели от сырости, изображение – пусть и под стеклом – чуть покороблено. Здесь же и современные лидеры – у этих рамки явно новее, что даже по цвету заметно, изображения четкие, контрастные.

А вот транспаранты оказались не только ноябрьскими. Среди вороха обнаружились "Мир, труд, май!", "С праздником весны!" и даже сохранившийся с исторических времен "Слава героям-космонавтам!". Однако Чемезов в ответ на сомнения Фурманова только небрежно пожал плечами:

– Они что, полагаешь, станут читать надписи? Да на черта сдалось!

– Всё-таки обидно будет погореть из-за подобной мелочи... – не без сомнений заметил Юрий.

– Ладно! Сейчас организуем... – Роберт взял майский транспарант и просто перевернул тыльной стороной вперед. – Наблюдатель если что и прочитает, то непонятную абракадабру. Вряд ли там сплошные филологи и знатоки изящных словес, чтобы сходу различить подмену, а большего и не надо. Годится?

– Сумасшедший дом! – Юрий от невероятности происходящего схватился за голову, даже рассмеялся. – Отчего у нас что ни операция, то фарс вперемешку с клоунадой?

– Оттого, – резонно заметил Роберт, – что у нас кроме нас больше ничего нет в запасе. Не забыл, что не просто с фрицами воюем? У нас здесь ещё чёрт знает откуда черт знает какие пришельцы нарисовались! Вот уж где фарс! И что делать вообще непонятно. По всем пунктам за ними сила: техника, знание, ресурсы. А у нас ничего. Вообще. Как прикажешь тягаться? Гордо с каменными лицами на штурм? И чего добьемся? Все поляжем и дела не сделаем. Такое геройство – оно хорошо в мечтах. А нам не в мечтах – вот прямо сейчас нужно что-то делать. Доказывать – каждым шагом, каждым словом, – что бороться можно. Пускай даже не победим. Но и не сдадимся.

– Я понимаю... Ты во многом прав... – чуть заметно кивнул Юрий. – Но не делаем ли мы этой борьбой хуже?

– Поясни...

– Да хоть здесь и сейчас! Если бы мы не сопротивлялись, то, почти наверняка, не было бы и угрозы городу. Всё бы устроилось. Представь, если у нас не получится? Не вообще, а даже только здесь. Миллионы! Миллионы жертв! Которых могло не быть, если бы не было нашей упрямости! Можно было бы оправдаться стремлением к победе. Как ещё в 42-м году наши прадеды воевали. Уже зная, что не проиграют. А мы? Если шансов нет, то всё наше сопротивление – лишь жертвы. Которых может не быть. Не слишком ли большая цена за гордость, за честь?

– Знаешь... Я не очень умею говорить правильно и красиво... – на лице Роберта мелькнула горькая, печальная ухмылка. Майор подошел к товарищу и обнял за плечо. – Тут уж Геверциони нужно спрашивать или тебя, дружище, на крайний случай... Только я бы так ответил: не напрасны. Ведь нет никакой гарантии, что станет с покоренными. Откуда знаешь, что будет мир, тишь да гладь? А не какая-нибудь извращенная каторга планетарного масштаба?

Юрий в ответ только хмыкнул.

– А даже если и будет этот самый золотой мир, – с упорством продолжил Чемезов, – то нужен ли он нам? Ни ты, ни я – никто не знает. Но только вряд ли этот новый мир станет похож на прежний. Иначе зачем вообще было огород городить?

– Я понимаю тебя, Роберт... Понимаю... Ты сейчас скажешь, что нас советскими, русскими людьми делает всё вокруг: города, леса, реки. Литература, музыка, традиции, общество. Но ведь всё изменяется. Рано или поздно. Всё. Полтора века назад без малого была империя. И считалось, что только так и должно быть. После Великого Октября постепенно родилась наша Родина. Перемалывая отжившее, созидая новое. Были бы наши победы без этого преображения? Стал бы космос красным? Смогли бы победить в борьбе с фашизмом и нацизмом? И если мы оправдываем октябрь, то нужно допустить, что есть правда и у противника сейчас. Возможно, что вся борьба – только наша борьба. Может, нам слишком страшно признать ненужность, суетность сопротивления? Как белая идея, в свое время упорно отрицавшая очевидное вырождение и сражавшаяся не столько за победу, сколько за собственное спасение. Не способная ничего предложить кроме. Что, что мы предложим?... – Юрий вновь разочарованно покачал головой, пряча лицо забралом ладоней.

– Однако, ты выбрал время... – Чемезов невольно усмехнулся. – Попозже никак нельзя было начать терзаниям придаваться?

– Нет... – Юрий отверг шутливый тон. – Сейчас уже поздно...

– Ну а какого ответа тогда ты ждешь? Не бывает счастья для всех, не бывает универсальных ответов. Хочешь грех с души снять? Извини, тут я не помощник. У нас всех этих грехов горы...

– Я не про то... С издержками профессии не смириться, но это лично моя борьба. Сам справлюсь. Но одно – жертвы пути к правому делу, и совсем другое – делу безнадежному.

– Знаешь... Мне кажется, я знаю, что ответить на этот приступ ипохондрии... – осторожно заметил Роберт. – В общем, ты в целом правильно завернул про революцию и про нас. Только забыл очень важный момент. Всё, что происходило в истории человечества – все изменения, раздоры, открытия – совершались по воле человека. Народы ли это были или отринутые одиночки. Хорошее, плохое – другой вопрос. Но всегда люди, всегда наши ошибки. Мы сами шли вперед, сами ошибались и искали ответы, сами строили и разрушали. Человека сформировала необходимость осмыслить сущее с тем, чтобы принять его или изменить. Изменить вне зависимости, вопреки бесчисленным "невозможно". И этого для меня с лихвой довольно, чтобы противостоять чужой воле, заявившей о монополизации права решать что есть "хорошо", а что "плохо". Есть у меня, заешь, такое ощущение, что когда мы откажемся от этого права на свой собственный выбор – сумасбродный ли, иррациональный – тут и кончится человечество. Возьмет и кончится. Конечно, всегда останутся те, кто согласиться с новым строем, притерпится, приживется. Пускай даже таких большинство – хотя я и не верю подобному. Но мы с тобой делаем то, что делаем, ради того, чтобы каждый сохранил право выбирать. И если нас проклянут потом – за такое право мы тоже сражаемся...