Текст книги "Отмщение"

Автор книги: Андрей Жиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Встретившись наконец взглядами, двое офицеров поняли друг друга без слов. Гуревич разглядел, что нет ни осуждения, ни издевки в словах Кузнецова – тот как раз все понимает. Может быть даже и лучше самого разведчика.

Александр же с внезапной ясностью ощутил, насколько похожи судьбы двух случайно встретившихся в пожарище войны людей. "Впрочем, случайность ли? – тут же прервал себя Кузнецов. И с непоколебимой твердостью ответил – Нет, не случайность, не слепой жребий!". Не бывает в жизни таких случайностей, потому что зовутся иначе. И самое честное имя – долг. Да как угодно: судьба, предназначение. Но суть одна.

Если идешь вперед по дороге к цели, не удивляйся встретить на пути таких же, как сам. Гора с горой не сходятся, но человек с человеком. Так и Александр с Рустамом. По отдельности, но вместе оба прошли схожие испытания, пережили и выстояли. И в этом тоже нет случайности. И нет разницы, кто выше по званию, кто храбрей, честней или самоотверженней. Сейчас они вместе.

Неожиданно в душе вздохнуло, затрепетало пламя. Жар, казавшийся навсегда потерянным, вновь зародился. Еще робкий, неверный, но вновь живой. Наконец, спустя многие дни вместо эгоистичной, презренной жалости в сердце вернулась жажда дела. Память отпустила: исчезли сдавливающие горло жесткие пальцы и грудь наполнилась чистым, пьянящим воздухом.

Всего одного взгляда хватило Кузнецову. Взгляда на своего же офицера. Хватило, чтобы понять: "Возможно, это последний шанс..." Адмирал честно и открыто задал вопрос: "Что было у меня раньше? Только память о прошлом, которую трусливо гнал прочь. Говоря по чести, разве рассчитывал я, что смогу и дальше быть полезным, делать хоть что-то важное. Ещё хоть что-то?!" И так же честно ответил: "Нет. Не надеялся. Думал, убеждал себя, что готов. И с готовностью верил обману. Но на деле... Просто плыл по течению. Какое–то время, утешался любовью, а после – за неимением лучшего -жалостью..."

Проиграв в уме события последних дней Кузнецов лишь утвердился в мнении. И во что бы то ни стало решил переломить ситуацию.

– Ладно, Рустам, не будем наступать друг другу на раны... – адмирал, ещё оставаясь под влиянием момента, несколько небрежно, неловко хлопнул ладонью по столу. – Сменим пластинку?

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Наверняка визит сюда – не дань вежливости. Не поверю, что это лишь желание поговорить со стариком отставным адмиралом.

– Ну, довольно проницательно, Александр Игоревич... – ответил Гуревич. Губы майора непроизвольно сложились в сардоническую ухмылку. – На счет отставного адмирала, пожалуй, чересчур. А вот остальное... Весьма изящно. Может, есть ещё предположения?

– Нет, ты точно наглый, майор! Каким чудом никакой тыловик не сорвал с тебя погоны? – Кузнецов довольно хохотнул.

– Боятся, – небрежно ответил Гуревич. Как отметил Александр, не без некоторой гордости. – Уж слишком зубастый. Боялись палец потерять.

– По твоему размаху скорее уж руку... Что мелочится-то? – возразил адмирал. – А что до предположений... Во-первых, ты здесь не один. Уж очень маловероятно... Скорее всего – с товарищами... Во-вторых, не только с товарищами, нет? Аналог сопротивления? Ну и в-третьих... Маленькой местной партизанской ячейке может вполне пригодиться почти целый адмирал. Пусть и даже в столь плачевном положении. Ну как? Достаточно для первого сеанса предсказаний?

– Здорово, товарищ адмирал, – Гуревич усмехнулся и энергично кивнул. – В общем, где-то так всё и обстоит.

– Так значит это ваши "глаза" за мной ходили весь вечер?

– Ну... Наши... – с некоторым смущением ответил Рустам.

– Проверяли, значит, на благонадежность... – Кузнецов вполне искренне улыбнулся. Гуревич же ожидал несколько иной реакции. – Да не переживай, майор! Всё правильно сделал. Нет, серьезно. Мало ли откуда и как я попал сюда. Так что не переживай. Давай сразу к делу...

– Да тут, собственно, рассказывать почти нечего, – Гуревич неопределенно пожал плечами. – Вы сами почти точно обрисовали. Впрочем... Извольте выслушать. Действительно – несколько дней назад я и оставшиеся во взводе бойцы прибыли в Томск. Всего семеро...

Здесь майор непроизвольно прервался. Взгляд скользнул вбок, а губы нервно дернулись. Будто от удара. Кузнецов видел, что происходит, но решил не вмешиваться. Слишком хорошо понимая товарища. И справедливо предполагая: молчание тоже может быть милосердным.

Справившись с эмоциями, Рустам продолжил, как ни в чем не бывало. Разве что не стал привносить в голос наигранно-бодрые ноты. Благо, для сидящих за столом двоих объяснения, извинения и светские любезности совершенно излишни.

– Прибыли нормально... Пускай и не в гражданке, но и без шашек наголо. Удалось, в общем, затеряться в толпе... – тут Гуревич внезапно вновь изменился в лице и резко переменил течение разговора. На твердом, обветренном и исчерченном свежими нитями шрамов лице внезапно проявился искренний, неподдельный гнев. Веки хищно сузились, зрачки полыхнули недобрым светом. – Знаете, Александр Игоревич... Разрешите как есть сказать?

– Говори, Рустам, – Кузнецов отрывисто кивнул. Однако за внешней холодностью въевшейся в плоть и кровь привычки скрывалось – как и всегда – истинное участие. Адмирал внешне всегда старался соответствовать образу сурового отца-командира. Не для проформы или позерства – а искренне веря, что так правильно: нельзя быть подчиненным бойцам и хорошим командиром, и лучшим другом. Жизнь есть жизни – чем-то приходится жертвовать. Пример Владимира Бэра, капитана первого ранга ещё с училища стал примером, образцом подражания.

Не знал, да и не мог Кузнецов знать, что за человек был командор. Однако из того, что слышал, твердо помнил: не находил Владимир Иосифович понимания команды – и в первую очередь из-за неизбежной прямоты, честности, жесткости в общении. Но только навсегда оставался в памяти не тот Бэр, а совершенно иной: капитаном броненосца "Ослябя", не покинувшим погибающий корабль. А перед тем не покинувшим и уходящую на бой Вторую Тихоокеанскую. Лучше, чем Новиков и не сказать: "В этот момент, перед лицом смерти, он был великолепен...." В пример ему и многим другим знаменитым командорам, Кузнецов держал себя строго и отстраненно. Однако, пускай изначально привнесенная привычка и стала второй натурой, истинный характер адмирала известен каждому подчиненному: подобно тому, как сам капитан стоял во всём горой за своих людей, так сами люди всегда верили, поддерживали. И никогда не стеснялись говорить правду – напрямик, в глаза. Гуревич тоже не чужд правилу.

– Александр Игоревич... Я ведь долго не понимал, все мы не понимали, что на деле происходит! – начав слегка сбивчиво, майор продолжил более уверенно. Голос обрел твердость, искреннюю горячность. – Ведь вокруг нечто ужасное! Господи! Да разве мог я предположить ещё месяц... Да что там – неделю назад?! Не где-нибудь, – в сердце СССР, в Новосибирске! Оккупанты хозяйничают, словно так и должно быть! Вокруг разруха, голод! Беженцы!... Тысячи людей из ближайших окрестностей! Без денег, без крова, без надежды!...

Не справившись с эмоциями, Гуревич не выдержал, замолчал от гнева. Ворочающиеся в душе угли тлеют, обжигая. Словно подводя итог, майор вполсилы громыхнул кулаком по столу. И продолжил уже гораздо более спокойно: тяжелый осадок, та самая ярость благородная пускай не исчезли, но отступили на время.

– Такое ощущение, товарищ адмирал, что знакомый мир рухнул... Внезапно и навсегда...

– Нет, майор, – решительно возразил Кузнецов. – Ты это брось. С такими мыслями хорошо умирать. А нам в бой идти. Раз уж начал, доводи до конца.

– Простите, Александр Игоревич, – Рустам чуть виновато улыбнулся. – Только вы зря беспокоитесь: и в мыслях не было. Я и раньше не любил отступать. А уж теперь вовсе не спущу!

– Это верно, – невозмутимо кивнул адмирал. – Тем более отступать некуда – и так уже в Сибири стоим. Теперь только вперед.

– Вот с этим и проблема... – горько усмехнулся Рустам. – Вперед мы пойдем. Только бы знать – зачем? Не вижу я, что мы действительно можем сделать... Партизанить по лесам? Хм...

– Партизанить по лесам тоже дело немаленькое, – резонно возразил адмирал. – Это ты ещё помнить должен по примерам Ковпака, Доватора, Медведева... Да мало ли было? А уж про первую отечественную и вовсе нечего говорить... Так что давай, выкладывай, – с каким предложением пожаловал? От себя лично или кого из местных?

– Да... – Гуревич поспешно кивнул. – Простите, Александр Игоревич, отвлекся... В общем, мы проверили – слежки за вами нет, да и подозрительного не замечено...

– И на том спасибо! – ответил Кузнецов с явной иронией в голосе. Даже коротко хохотнул.

– Так что последний вопрос... – продолжил майор. По всему виду Кузнецов понял: Рустам собирается высказать нечто неудобное, неловкое, но должное быть сказанным. Помявшись несколько секунд, Гуревич наконец решился. Сейчас он выговаривал слова осторожнее, медленно, тщательно взвешивая каждый квант смысла. – Товарищ адмирал. Прошу не считать мои слова оскорблением: но этот вопрос я не могу не задать. Достаточно одного вашего слова... Есть ли что-нибудь, что может помешать вам работать с нами?

– Нет, – спокойно ответил Кузнецов.

– Спасибо... – почувствовав, что негатива не последует – как минимум на ближайшее время, Рустам почувствовал заметное облегчение. Сразу же отразившееся на лице: вроде бы за исключением губ ни одна черта не дрогнула, но исчезла невидимая мрачная пелена. Дальше майор продолжил явно уверенней, тверже. – Товарищ адмирал, от лица местного командования – и себя лично – передаю просьбу: присоединиться к местному освободительному движению.

– Рустам... – Кузнецов грустно улыбнулся, тихо покачивая головой. Упершись локтями о стол, адмирал наклонился вперед – подбородок уткнулся в сплетение ладоней. – Конечно, я готов. О чём речь? Разве можно ожидать иного?

– Нет, конечно... – попытался было возражать Гуревич, но Кузнецов прервал зароившуюся тираду в корне небрежным жестом.

– Я другого не возьму в толк: зачем? На кой рожон сдался вам сухопутный адмирал? Чем могу помочь? Не прокладывать же, в самом деле, фарватер или рассчитывать маневры. Без флота все мои знания – чистая теория. И, увы, бесплодная...

– Не наговаривайте, Александр Игоревич, – Рустам всё же не выдержал, прервал молчание. – Уж кто, но я то знаю, что вы офицер, а не приложение к капитанскому мостику.

– Ладно, ладно. Давай заканчивать с лестью... Я, в конце концов, не барышня, чтобы хитроватые молодчики комплиментами засыпали. – Кузнецов второй раз махнул на бывшего подчиненного. И, усмехаясь, продолжил. – Если можешь, сразу к делу. Там и разберемся что почем. Или секретность?

– Да нет... Нет секретности, конечно, только... – Гуревич прервался, многозначительно кивнув на спящую Алису. Впрочем, как заметил Кузнецов, девушка уже некоторое время не спала, а лишь делала вид. Нечто подобное интуитивно ощущал и Рустам: пускай даже сидя спиной – шестому чувству в том нет помехи.

– Если мне веришь, как только что сказал, значит, и ей тоже, – твердо отрезал Кузнецов. Без вариантов.

Гуревич вновь не оглядываясь скользнул оценивающим взглядом по притворяющейся девушке. Затем вновь обернулся к адмиралу. Тяжело вздохнув, признал:

– Хорошо, согласен... Пусть на моей совести будет... – Впрочем, лицо майора не долго несло маску печали – уже через пару секунд сменилось лукавыми искорками в глубине глаз. – Только ведь она уже сейчас притворяется. Притворяетесь ведь, прекрасная барышня?

Алиса на это как ни в чем не бывало открыла глаза и произнесла:

– Во первых, товарищ майор, не притворялась, а лишь отдавала дань приличиям. Если вы двое решили завести разговор здесь, значит, ничего лишнего я услышать не могла. Потому факт пробуждения оставался лишь неловкостью. Может слишком самонадеянно было думать о вас настолько оптимистично. Что ж, в таком случае прошу простить.

Гуревичу подобная отповедь явно пришлась по душе, а Кузнецов... Кузнецов ошарашено молчал. Нет, конечно, в удивлении присутствовала и радость: Алиса впервые за последние двое суток заговорила – причем голос звучит вполне естественно, бодро. Но все-таки оставалась напряженность.

Так, задумавшись, адмирал отвлекся и пропустил момент, которого собирался не допустить. Воспользовавшись молчанием, Рустам решительно контратаковал. С присущей иронией в голосе:

– Позиция ясна, о тактичная незнакомка. Про первое я понял, а что же во-вторых? Кроме того, мне кажется, что и с вашей стороны, несравненная есть ... упущение.

– Полагаете? – не без ехидства поинтересовалась Алиса.

– Убежден.

– И в чем же мой просчёт?

– Мое имя вам известно, а мне ваше – нет. Только мне кажется, что здесь что-то не так?

– Ну что ж... – Алиса снисходительно усмехнулась. – В таком случае получайте два в одном: ответ на первый и второй вопрос. Во-вторых представить нас священная обязанность адмирала... Впрочем, я и сама способна.

Решительно сбросив одеяло, девушка ловко поднялась. Произошло все настолько быстро, что офицеры не то что не успели отвернуться – мысль даже в голову не дошла. Единственное – Кузнецов испугался, что Алиса действует необдуманно: однако, обошлось – оказалось, что рубашку и брюки она оставила на ночь. Потому неловкости не вышло. Александр даже предположил, что сцену подстроила намеренно. Если действительно так, то это даже неплохо. Может кризис действительно миновал?

Между тем девушка как ни в чем не бывало опустила босые ступни на пол, спружинив от кровати поднялась на ноги. Легким, раскованным шагом подошла к столу и протянула Гуревичу ладонь:

– Алиса ... Алиса Камерун, капитан НКГБ. Рада познакомиться, майор.

Рустам автоматически ответил на рукопожатие. А за тем, картинно хлопнув по лбу, воскликнул:

– Алиса?! Та самая?! Господи ты боже мой! Невероятно!... То-то я думаю, где вас видел!...

– Что с вами? – девушка и адмирал с явным непониманием уставилась на Рустама.

– Да ведь это же настоящее чудо! Не помните разве? Я и мои ребята тогда к месту посадки грузовики подогнали. – по-прежнему восторженно выкрикнул Гуревич. – Хотя, конечно, мы тогда разве что мельком могли столкнуться... Но все-таки я не ошибся, да? Вы же невеста Чемезова? Ну такой грозный майор, тоже вашей чекистской братии...

– Откуда... Откуда вы знаете? – тихо прошептала Алиса. Голос враз осип, в горле пересохло. Слова ворочались словно глыбы на языке. Кузнецов попытался украдкой предупредить майора замолчать. Причем пытался настолько искренне, самозабвенно, что вышло весьма красноречиво. Однако ни Рустам, ни Камерун не обратили внимания – слишком поглощены друг другом. От безысходности адмирал даже попытался пнуть ногу разведчика под столом. С первого раза не вышло.

– Ну как же! – не без оттенка гордости ответил Гуревич. Даже поменял позу, откинувшись на спинку и наигранно-важно подбоченившись. – Мы тогда вместе вас искали. Точнее, сначала я и те, кто был на ногах после бомбардировки. А через час примчался и твой жених с самым главным. Георгием Георгиевичем... Ай! Что за?!

Мужчины повинуясь инстинкту защитника обеспокоено вскочили – почти одновременно. Однако совершенно разные мысли сейчас проносятся в головах: если Гуревич раздосадован на свой длинный, чересчур болтливый язык и несколько удивлен явно негативной реакцией на в общем-то добрую весть, то Кузнецов... Адмирал прекрасно понял, что именно чувствует Алиса. Все последние дни в глубине девушка чувствовала себя жертвой обстоятельств, не столько виноватой, сколько пострадавшей. А вот после слов майора с пугающей отчетливостью ощутила себя предателем. И, подтверждая догадку, Камерун сбивчиво, невнятно пробормотала.

– Он искал... Искал меня... – Алиса, уже никого не видя и не слыша, повернулась на месте. – А я... Я...

Девушка сделала на враз ставших негнущимися ногах пару шагов прочь. И будто лишившись внутреннего стержня, сломанной куклой повалилась на пол...

Глава N14 -Фурманов, Чемезов. 09.30, 18 ноября 2046 г.

Четыре с половиной часа минули, словно и не было. Впрочем, выдались они насыщенными... Стоя у окна, Юрий смотрел вдаль. Мелькали, возникая и через миг уже растворяясь в вязких сумерках исполины сосен, над самыми верхушками которых уже дрожал редкий свет, виднелось сизое рассветное небо. В обезлюдевших поселках – ни огонька, ни человека – куражится метель, хлеща во все стороны снежным подолом. Словно сон в неясном мареве эти городки и деревни – до последнего мига прячутся, затем разом, вдруг обрушиваются в окно. Но поезд бежит дальше – и города-призраки, города-сны исчезают, тают за спиной... И уже начинает казаться, что есть только поезд где тепло и уютно, бегущий неведом куда неизвестно зачем. А весь мир вокруг только сон.

Но нет, память не дает забыться, не пускает в дурманящий омут меланхолии. Пройденный путь намертво врос в землю – не оторваться от корней. И всё на этом пути вперемешку: дурное и доброе, важное и неважное... Фурманов невольно вернулся мыслями к началу путешествия...

...Проводник, впустивший ряженых десантников в вагон оказался бодрым, поджарым старичком. Несмотря на богатую россыпь морщин и до белизны седые волосы сноровка никуда не исчезла. Дед, не переставая отпускать едкие комментарии, проворно суетился вокруг новых пассажиров.

– Что же это вы, а, молодежь? Ночью в такой глуши? – нарочито скрипучим фальцетом пристыдил старик. – И чем только думаете... Кто бы вам остановился, кабы не Анатольевич. Фурманов отметил про себя, как четко проводник выговорил отчество: не "Анатолич", не даже "Толич". Значит, скорее всего, машинист не старинный приятель, а специалист гораздо моложе. Лет сорока-пятидесяти. Отметил это полковник мимоходом, без конкретного расчета – просто по привычке. Проводнику же коротко возразил:

– Не своей волей пришли – нужда привела... – и многозначительно указал взглядом на гроб.

– Гм... Это конечно, да... – задумчиво протянул дед. – И что же случилось?

– Стреляют, – пожав плечами, вновь односложно ответил Фурманов. Остальные, насупившись, помалкивали. Для верности даже отошли командиру за спину.

– Да уж... – повторил старик многозначительно. – Действительно стреляют... А кто ж так вас окоротил? Те али эти?

Очень хитро спросил. Ни к чему не обязывающая фраза позволяла будто невзначай прощупать позицию незнакомцев. Начнешь объяснять, кто для тебя "те", а кто "эти" – и погоришь запросто. Или не погоришь...

Фурманов поймал себя на необязательной подозрительности. Привычка видеть двойное дно, искать шпионов в каждом – дурной признак для контрразведчика. Подумал так и тут же поправился: "Нет, всё в порядке. Я правильно подозреваю. Сейчас можно – и нужно. Время диктует поведение... Нельзя, нельзя расслабляться! Не зря ведь он так неопределенно и грамотно поставил вопрос. Боится? Может быть... Очень даже. Но зачем тогда останавливались? Не доверяет? Безусловно! И все-таки подозрительно..."

– Мы, отец, документов не спрашивали, – заметил Юрий. – А в темноте было не разглядишь. Тем более, что не местные. А стреляли не те, не эти – обычные, зеленые...

Фурманов разыгрывал неоспоримый вариант: мародеры, увы, всегда могут – вне зависимости от строя и идеологии. А чужая беда притягивает как лучше, так и дурное. Так что немудрено поверить – ещё одни беженцы наткнулись на оперившихся мародеров. Увы, увы – но вполне вероятно.

"Старик, конечно, может посчитать нежданных пассажиров и самих джентльменами удачи. Однако, это вряд ли. Не стали бы такие за собой нести тяжелый хвост – чего ради? Только внимание привлекать, совершенно им лишнее..."

– Ладно уж... – проводник только рукой махнул – Не ссаживать же теперь... Да и куда? Так. Пятого своего оставляйте здесь – самое холодное место, не на крышу же вытаскивать, в самом деле. А через вагон не пронести... Пусть лежит. Я закрою выход с этой стороны, чтобы люди зря нервы не портили...

– Ты, отец, не волнуйся – за нами дело не встанет, отблагодарим. – При этих словах Юрий выразительно прикоснулся к внутреннему карману пуховика. Дед в ответ ухмыльнулся неодобрительно, нахмурил брови, но промолчал. Повинуясь взмаху проводника, десантники безропотно нырнули в коридор.

Фурманов между тем в очередной раз отметил, что старик назвал сержанта не мертвяком, жмуриком, холодным или ещё как-нибудь а именно пятым. Вроде безвинная фраза, но по зернышку набираются, набираются подозрения.

Проводник же, пропустив вперед пассажиров, как и обещал – запер дверь на ключ. Замок хрустнул, проворачиваясь. Внутри что-то лязгнуло, заскрежетало, затем повторилось. Удовлетворенно хмыкнув, дед спокойно и шустро протиснулся сквозь скучковавшихся вокруг командира десантников. Обернувшись, вновь поманил следом:

– Давайте, давайте! Нечего спать! – проворчал сердито, но шёпотом. – Здесь целый поезд беженцев, так что не шуметь! Люди спят! Будет с них – и так натерпелись! Так что не топтать, не шуметь, не громыхать! Ясно?

Десантники в ответ благоразумно ограничились кивком.

– Отлично... Тогда топай следом... И вот ещё... Местов нет, так что придется потесниться. Ты – тут старик кивнул на Фурманова, – старшой, проходи ко мне, а остальные ребята пару часов в соседнем плацкарте пересидят. Вы ведь до Томска, так?

Десантники вновь слаженно кивнули.

– Тогда стой здесь, – костлявый узловатый палец ощутимо ткнул Юрия под ребро, – Отведу только и сразу вернусь...

Стоило старику отвернуться, троица тут же обратила вопрошающие взоры на командира. Фурманов спокойно мигнул, обозначив согласие. Сейчас не время перебирать, уж тем более – разглядывать дарёного коня... Пожав плечами, десантники припустили следом за проводником.

Юрий же, пользуясь моментом, приблизился к черному проему окна. Разглядеть что-то в кромешной темноте, конечно, нельзя. Зато прикинуть скорость, а, следовательно, и время до встречи с Чемезовым – очень даже.

"Ветка пригородная, не скоростная – сплошные повороты. До самой Итаки будем плестись – быстрее километров восьмидесяти ехать не станет. А уж ночью, в снег... – Юрий навскидку оценил скорость. – Сейчас и вовсе тридцать пять – сорок... До поворота оставалось сколько? Где-то семь с половиной... Плюс сама дуга ещё полтора... Итого, если не будет остановок, минут через пятнадцать-двадцать..."

Между тем, пока Фурманов предавался созерцанию видов, проводник успел обернуться.

– Чего ты там выглядываешь? Темень сплошная, хоть глаз вынь! – недовольно прокомментировал старик, заметив отсутствующий взгляд пассажира.

– Думаю, отец, что не случись тебя – мы бы там... – Юрий коротко кивнул в направлении окна. – до сих пор бы мерзли. Как бы и навсегда на той станции не остались. Так что спасибо, повторить не поленюсь.

– Осознаешь, значит? Это правильно, – дед одобрительно кивнул, разом сменив гнев на милость. Затем, оборвав себя, вновь проскрипел – Ладно, пошли уже – ещё налюбуешься...

Привычным, скупым движением проводник отворил дверь в купе, зашел первым. Следом шагнул Юрий. И тут же невольно просканировал помещение. Всё стандартно: бежевая скатерка на складном столе с заломами от глажки, занавески с фирменной символикой "МПС – СЖД", наглухо закрытое плотной перегородкой окно, прикрепленный на противоположной от койки стене плоский телевизор, яркая лампа в пузатом плафоне над подушкой у окна. Единственное – верхняя полка поднята и закреплена. Значит, сменщика нет.

Бросались в глаза и кое-что другое. Ковер, несмотря на слякоть и влажность хвастает чистотой – да и края аккуратно обшиты, не просто обрезаны, точь-в-точь под размеры купе. Вообще нигде ни следа мусора, грязи – даже пыль опасливо попряталась по самым дальним углам. Подушка не просто скомкана или заброшена на багажную полку – аккуратно подбита и торчит углом вверх. Запасной комплект формы и повседневная одежда именно выглаженные с не меньшей аккуратностью на вешалке у окна. На столе ничего лишнего – никаких чайников, бутылок, стаканов и прочего – только книга, попираемая простеньким пластиковым контейнером для очков. И вот как раз книга Юрию больше всего... не то, чтобы не понравилась, – заставила призадуматься. Переплет смотрел к окну, а очки закрывали название на форзаце. Но и одного автора довольно.

Возможно, конечно, что некий К. Маригелла был одним из популярных испанских или португальских романистов – может, даже потомок иммигрировавших из латинской Америки в СССР. Но одного писателя с такой фамилией в силу профессии Фурманов знал. И уж эти произведения далеки от интересов рядовых читателей. Так полковник невольно лишь укрепился в подозрениях.

Оценивая помещения, Юрий невольно замешкался, чем вызвал недовольство старика:

– Проходи, что застыл на пороге? – недовольно проворчал проводник, с явно наигранным кряхтением присаживаясь за стол к окну. – Или тебе приглашение требуется на гербовой бумаге?

Юрий промолчал, предпочитая ответить чуть виноватой ухмылкой. Не заставляя приглашать себя в очередной раз, шагнул вперед, прикрыв дверь. Куртку по молчаливому разрешению старика повесил на вторую вешалку – у входа.

Опустившись на такие привычные темно-багровую полку внезапно ощутил: из глубины поднялось и захлестнуло с головой непривычное ощущение мирной жизни, дома, мира. Словно ничего, вовсе ничего за эти бесконечные две недели не происходило. Поезд убаюкивал: мерное биение словно пульс, теплый приглушенный свет. Юрий даже поймал себя на том, что непроизвольно смежил веки, поддался дрёме.

Волевым усилием полковник тут же безжалостно стряхнул сон. Хотя это и далось с трудом – усталость последних дней не прошла бесследно. Чтобы отвлечься, Юрий решил поговорить с проводником. Возможно удастся из беседы получить ответы или полезную информацию о текущих событиях. Постоянно находиться под колпаком, на сухом пайке уже было невыносимо. Дед, казалось, и сам ждал, когда невольный попутчик начнет разговор.

– Прости, отец, что не назвались... – приступил Фурманов с заранее заготовленной позиции. – От холода не отошли, да и нервозность сказывается...

Нехитрым образом полковник рассчитывал польстить самолюбию старика, а заодно и напомнить о незавидной доле ночных пассажиров.

– Юрий Феоктистов, Ханты-Мансийск. Искренне рад встрече, – на всякий случай представился одним из оперативных псевдонимов. Про Фурманова, конечно, вряд ли кто-то знает, но могут проверить. А если всерьез взяться, то вычислят за минуту. Феоктистова же никто кроме нескольких человек в Ханты-Мансийске никто и не знает – да и помнят ли? Юрий внедрялся тогда ненадолго – всего полтора месяца. Зато легенда безупречная. Да и удобно – никто из бойцов случайно не ошибется.

– Будем знакомы, – старик ухмыльнулся, протягивая мозолистую крепкую ладонь. Юрий вскользь заметил, что руки у проводника всё ещё крепкие, жилистые, часто схвачены тугими жгутами вен. – Чумак Андрей Серафимович. Не городской.

– Не место красит... – резонно заметил Юрий, пожимая плечами.

– Верно, верно, – мелко закивал старик в ответ. – Прости, что не гостеприимен, но чая не предложу – вода закончилась. Беженцы с детьми, да часто с последним за спиной. Аккурат час назад вышел запас... Ну не беда – доберемся до Лесной – пополним. Погорячее не держим...

Фурманов кивнул, показывая что вполне согрелся и совсем не обижается – даже наоборот, одобряет.

– Ну тогда расскажи, как вообще угораздило вас очутиться ночью в лесу? Да ещё и с... – тут дед многозначительно указал кивком в направлении замаскированного сержанта, оставшегося за парой перегородок. – Не секрет, чай?

– Нет, не секрет, – изображая тоску, Юрий приступил к изложению очередной заготовки. – В отпуск выбрались к ноябрьским.

– В отпуск? – недоверчиво цыкнул старик. – Это в зиму-то?

– В зиму, именно, – твердо настоял Фурманов. – Мы же в группу собрались по интересам – скалолазание и горные лыжи. Вот решили в Китай съездить – благо путевки в профсоюзе подвернулись. Ну и съездили...

Намеренно недоговаривая, Юрий махнул рукой, отвернулся. Легенду он выбрал почти сразу же – ещё в штабной палатке, стоило услышать о варианте Чемезова. Составлялось, конечно, на коленке, без проверок и обкатки, но выглядело пока вполне пристойно. Да и говорить предпочитал аккуратно, спокойно – не бомбардируя собеседника лишними подробностями. Зная по опыту насколько подозрительно это и сразу же в глаза бросается.

Можно было представиться родственниками местных жителей – и подобный вариант для сближения держался в уме. Или даже какой-нибудь финансовой инспекцией, ревизией из райцентра или даже столичной. Но такие варианты оставались уязвимы: мало ли кого доведется встретить среди беженцев? Одного случайного слова хватит для провала. Да и длительного разговора о местности или на профессиональную тему ни подчиненные, ни даже Юрий не выдержат. Если контрразведчик ещё потянет время – в конце концов это часть службы, то десантники сумеют едва ли.

Зато туристы горнолыжники, подгадавшие отпуск к ноябрьским – абсолютный вариант. Кому как ни десантникам прекрасно разбираться в таком виде досуга? Не придерешься. Профессию выбрали с таким же прицелом: механики-автослесари. Умение водить всё, что на колесах, а так же знание на зубок устройства мотора, остальных узлов не хуже личного оружия крепко пригодилась. Ни одна проверка не придерется.

– В горы, значит собрались... – задумчиво протянул проводник.

– Собрались, да не добрались, – невеселой усмешкой ответил Юрий. – Неподалеку от Белого Яра были, когда всё началось. Паника, неразбериха. Мороз ведь, ночь – такая же как сейчас, до черноты. И никакой информации... Делать нечего – прибились к группе человек в двадцать и двинулись к ближайшему городу по путям. Дошли вроде... Только и город вымерзнуть успел. Кто остаться решил, кто куда, а мы дальше решили. Благо подготовленные, с запасом... На свою голову.

– Это верно, – не преминул ввернуть старик. – Не стали бы торопиться – спокойно дождались бы перезагрузки... Да и поезда стали ходить. Ну да что уж теперь-то...

– Ну а дальше просто, – продолжил Фурманов, старательно изображая скорбь, – До следующей деревни не успели пару километров дойти. Дело к вечеру было. Прямо у путей какие-то махновцы нас обстреляли. Ещё повезло, что издалека. По неопытности видно...

– Да уж... – зло мыкнул старик, перебирая пальцами. – Полезла наружу чернота из людей. Словно не в Союзе живем, а в какой-нибудь дикой вольнице... И откуда только взялось? Не ты ведь первый, турист...

– Мы-то сами без оружия – не считать же ледорубы за предмет самообороны?

– Как сказать, как сказать... – на морщинистом лице проводника на миг проявилась скупая ухмылка. – Лев Давидович с тобой бы точно не согласился... Впрочем, прости, что перебил.