Текст книги "Кукловод"

Автор книги: Андрей Некин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Цыц, пьяный гном! – зазвенел он мечом о ножны, – Это твой император, преклони колено! Центурий, однако, не выглядел ни удивленным ни испуганным:

– Убери свой ножик для начала, дедуля. Порежешься еще, – стукнул он латной перчаткой о стол, грохоча сталью доспеха – Какой такой император? Уро Торрий пять лет как скончался!

– Это его сын – Стормо Торрий, дубина! Не видишь разве браслет ведущего легионы? – борода Тигля взмыла вверх – А я есть первый легат Тигль Римус Бесстрашный. А первым приказом для тебя будет пройти на арену и при всей казарме получить пять плетей от самого нижнего по званию. За дерзость! Преклони колено, перед императором! Гном, похоже, мигом протрезвел. Он недоуменно поднял бровь, как будто приподнял чугунный печной заслон.

– Не шумите так, ваше леганичество. Слышали мы про наследника Стормо Торрий. Так ведь жеж не навещали нас ваше императорство никогда. Вот и не запризнал сразу. – Центурий поднял руку вверх в знак уважения. – С коленом, простите великодушно, но трудновато будет. Гном выехал из-за стола. Мощное тело его было лишено обоих ног.

Сам он катился на странной тележке со спинкой. Ее советник принял по началу за обычное кресло.

– Нету колена, Сир. Пещерный лев оторвал, – скрипнул гном, улыбаясь темным просветом за место передних зубов. – Столетняя война, помните наверно? Льва то я молотом забил, дак он вцепился в ноги, своей проломленной черепушкой то. Да так и после смерти мне их не отдал. Жадная зверюга попалась. Тигль не обратил ни малейшего внимания на неожиданное откровение Гнома. И сунув меч обратно за пояс, продолжил:

– Бегом… Езжай в казарму. Общий подъем когорты. Плетей получишь после. Центурий недовольно заворчал, но видимо начальство все-таки признал. И покатил вперед по сумрачному коридору, скрипя колесами и смачно ругая творца в пол голоса.

– Пойдемте, мой император, осмотрим арену. – Тигль уверенно зашагал по коридору, что вел в другую сторону. Чувствовалось, он как будто заново родился, столь знакомы и близки ему были эти места.

Даже борода его выпрямилась вместе с обычно сгорбленной спиной. Выйдя к центру здания, Стормо догадался, почему здание столь велико. В центре постройки – пустое пространство без пола и крыши.

Тренировочная арена, большая как песчаный слон, и свободная от всего, что могло мешать таинству меча. Не смотря на ветхость школы, арена сохранилась, как она была за долгие сотни лет до этого.

«Священное место» – благоговейно шепнул ему на ухо первый легат, сладостно вдыхая аромат земли. Но не то было с императором, свой чуткий нос ему пришлось старательно обмотать шарфом. Арена школы меча, как и везде, пахла не особенно приятно. Разило потом и кровью, спустя десятилетия, как будто древние духи все еще витали здесь, и шла незримая столетняя война. Прислушайся и услышишь звон стали, яростные вздохи учеников, постигающих науку боя в строю. Открой глаза – увидишь каменные столбы изрубленные острым железом и стены потертые усталыми спинами.

Верно, кто-то в жаркий полдень измученно прислонился к ним не в силах больше стоять, и так – тысячи раз. Но все это лишь невидный взору дух этого места. Ученики ушли, и даже крепко вытоптанная земля пробивалась травой и мхами. Дух недовольно ворчит устами Тигля Римуса, машет мечом из стороны в сторону, разминая старые суставы, радостно тянет плечами, и, усмехнувшись, ждет своих новых жертв или героев. Как придется.

– Идут, мой Император, – говорит дух, поглаживая бороду. И вправду выбираются на арену сонные, небритые легионеры. Кто из них молод, кто совсем стар, кто в шрамах и дырках, а кто покрылся оспинами от бесконечного похмелья. Ворчат недовольно, громыхают железом и посматривают в его, императора, сторону, оценивающе примериваясь… И Стормо Торрий вдруг почувствовал что-то. Родство или быть может обычную приязнь. Но он ясно осознал, пусть это не образованные и неумытые простолюдины, но это его люди. Его воины. Стормо Торрий скинул с лица шарф, поправил на носу очки и, вытащив из-за спины фламберг, привычным движением воткнул его в землю, оперевшись. Они должны были принять. Они поймут кто он. Вот сейчас.

– Я Импера… Голос императора прервался на полуслове. Ветер продувал арену насквозь. Холод проник под одежду, и Стормо Торрий болезненно закашлялся. Среди легинеров послышались смешки. Особенно выделялся среди них обезображенный лицом центурий из рода людей, ростом в полтора раза больше всех остальных. Он не смеялся. Он смотрел неотрывно, как будто хотел пронзить взглядом ведущего легионы. Его плоский палаш единственный не спрятан в ножнах, или просто не нашлось ножен в арсенале для подобного тесака…

– Эй, смотрите, братцы, – выкрикнул он без всякого уважения, – это сопляк, который не платил нам жалованья пять лет. Слышь, император, а не намочишь штаны, пройти испытание перед своим легионом, как древние? Его голос был мощен и хрипл подобно орку. Он разнесся над ареной и заметался меж стен утробным эхом. Звенящая тишина нависла над землей арены. А потом… Тигль Римус, первый легат легиона, сорвался с места как ветер, переносясь из одной точки в другую. Или нет, не как ветер.

Ветер не бывает столь быстр. Он будто забыл об отсутствующей ноге. И нога выросла вновь. «Священное место». Свой меч он вынул уже в полете. Он ударил великана плашмя. По щеке. Кожа лопнула, лицо центурия залила кровь. Гремя грудной паластиной, он растянулся на земле и тутже вскочил в бешенстве. Палаш ударил сверху. Удар начался еще за спиной, по науке орков.

Двумя руками. Руками, что в обхвате толще торса старого советника. И когда он, казалось, уже поразил седую голову легата, грозя размозжить кости как гнилую труху, на пути его возникло препятствие.

Препятствие. Легат не двинул и мышцой. Он не двигал мечом. Просто меч внезапно оказался там, где нужно. И палаш отскочил с жалобным звоном от своего меньшего собрата, как отскакивает обычно меч от неподвижной скалы или чугунного ствола пушки. «Магия» – прошелестел изумленный шепот в когорте. Вложивший весь вес в удар, великан отступил, раскрыв рот. Легат напоминал неподвижный, отлитый из стали памятник.

– Уважение, Центурий! – громыхнул его голос, словно удар кнута. Легионеры обнажили мечи. Сталь зазвенела повсюду. Братья не предают своих. Легат это знал. Другого выхода уже не было. Как не было гибургской артиллерии, чтобы усмирить непокорную дворянству ярость легиона. Не было ни плетей стражи, ни преданных слуг с копьями и пистолями. И значит, императору придется сделать это самому…

– Мы обращались не к вам, уважаемый Первый Легат, – закряхтел Гном со своего стула-тележки. – Ваша власть и не подвергалась сомнению. Обветренное лицо безногого ветерана, не ухмылялось, как на входе в школу. Оно олицетворяло саму суровость великой горы и холод скалистых пиков.

– Я обращаюсь к императору! – сказал гном.

– Мы обращаемся к императору… – вторили легионеры.

– Перед нами ведь стоит Император? Не так ли? – злобно захрипел гном. – Или это сопливая девка, нацепившая священный символ легиона?

Как и его папаша Уро Торрий? Тигль Римус горестно покачал головой. Борода его снова жалко повисла у самой земли.

– Император Стормо слишком молод и не опытен, чтобы проходить испытание, – дрогнул голос легата. Он все еще надеялся предотвратить непоправимое.

– Пусть проходит испытание с раненным вами, Центурием Богусом, или убирается вон! – зашипел гном. Серебрянная вязь его блестела на солнце. Видимо, он начистил ее, пока был в казарме. Теперь знак виден полностью. Центурий-Гном был левиафаном. Высшее рыцарское звание. Его давали за столь великие заслуги, которые почитались как минимум невозможными. Легат Римус кивнул головой. Чему быть, того не миновать. На негнущихся ногах он повернулся к императору, стоящему в пятнадцати шагах. Лицо Императора не выглядело испуганным. А зря. Он поднял свой декоративный фламберг и без страха вышел вперед. «Опасайтесь удара сверху» – шепнул ему Тигль, приблизившись – «Его удар само безумие. Завтра я не смогу поднять руки…»

– Брось, Тигль, – улыбнулся Стормо. – Ты остановил его. А ведь ты не выиграл у меня ни одного боя на наших вечерних спаррингах. Это будет легко и быстро. Римус горько усмехнулся в ответ: «Да пребудет с вами сила Мастера Меча, мой император. Постарайтесь измотать его. И рана даст о себе знать… И слушайте. Слушайте голос своей крови, Сир Стормо». У Римуса мелко дрожало оставшееся колено. В крайнем случае, он не даст господину умереть. Ведь господин не знал, что по наущению дворецкого Мориуса, боявшегося за своего императора, Тигль махал тренировочной палкой лишь для вида. Мориус чрезвычайно опасался, что юный Сир впадет в еще большее уныние, чем его привычное, от постоянных проигрышей воину, который когда-то был чемпионом всего северного легиона. Знал бы Легат, что все так обернется, гонял бы его палкой без всякой жалости. Нет, Стормо Торрий годится на что-то. Но не против же опытнейшего центурия болотных топей! Тем временем центурий Богус вытер кровь и легонько перехватил меч в одну руку, мол, сильный удар тут не понадобится. Его шатало от удара легата, но как грозен он в своей паряще скользящей походке, что дает возможность мгновенно шагнуть в любую сторону, уходя от быстрого замаха, или внезапно прыгнуть вперед, используя вес всех своих костей, обтянутых мышцами, и раскроить врага на две мертвые половинки. Легионеры одобрительно зашумели, предвкушая зрелище. Стормо передвигался своей обычной манерой, словно гулял по саду… прямиком к смерти. Грудь открыта. Ноги выпрямлены. Тигль нервно схватился за бороду. Простите мой император, но вы дурак. «Уходи же от линии его атаки, ну! ну!» – взмолился он, почти оторвав половину седых волос. Удар был тот же самый, что и против легата. Из-за спины. С полной силой и размахом. Слава Мастеру, Император успел подставить свой меч. Но лучше бы он его не подставлял… Масса центурия раза в два поболее массы Стормо. Боевой палаш снес богато украшенный фламберг, как невесомую пылинку, и вместе с дорогой игрушкой врезался в легкую кирасу юного Торрия. Императора тряхнуло землетрясением, отбитые руки выпустили оружие.

Меч покатился по земле, а Стормо вслед за ним. Словно детский мячик, его тело врезалось в землю, а потом подпрыгнуло от нее же, и снова упало. Кираса выдержала, но инерция жесткого палаша полностью перешла в беспомощно хватающего воздух императора. Очки отлетели куда-то в сторону. Нос пошел кровью. Шарф с худой цеплячьей шеи размотался и тащился по земле. Император ползком дотянулся до фламберга. Сжался, ужидая удара сверху. Но удара не было. Легионеры хохотали. Этот звук дошел до него сквозь глухой «бум» шипящий в ушах, из них тоже сочилось что-то теплое и липкое. Шум то наростал, то отступал, словно бой колокола. В глазах темнело, а потом прорезало ярчайшим из солнц. Изображение мутное, зрачки сочились влагой непроизвольно выступивших слез. И хохот. Над ним смеялись. Какой противный звук. Хаха, хаха, хаха… Хаха, хаха, охохо… Тигль? Верный Тигль? Зачем ты поддавался мне Тигль? Простите меня, мой император. Мы слишком опекали вас. Если вы не переживете этот бой. Главный бой. Я вскрою себе живот. Второй удар был нанесен левой рукой центурия. Он решил размять мышцы на обоих кистях. «Хаха, хаха, хаха» Император мотал головой. Что это за дурацкое эхо? Удар был слабее первого. Император успел встать и снова подставить меч. Безвольный фламберг отлетел от могучего палаша и стукнулся о плечо своего же владельца. Рекошетом пошел выше. Слава мастеру, снова приземлился плашмя. Но приземлился в черепную долю в районе виска, раскроил кожу, выпустил наружу поток маслянистой крови. Липкой, как грязь. Свет залил все вокруг, показалось Стормо Торрию. А потом, «хаха, ха-ха-ха, хахахахаха», потом он услышал…

– Ты только посмотри на это жалкое семя шакала, Дорн! Сухой, резкий голос разносился в пещере, как бой гибургских настенных часов, грозя разорвать окружающих в клочья. По лицу его проходил жуткий шрам, ветвившийся по коже, как молния, начинался за бровью, увязал в носу, перебив ноздри, шел через губы, раздваивая их мясо на несколько кусков, и утекал через шею под латную рубаху. Руки опирались на топор, что торчал из груды черепов. Обглоданных червем и с остатками гниющего мяса. Горак Страшный – догадался Стормо. Безногий Лирус Бессмертный сидел на своей костистой лошади чуть поодаль. Прикованный цепью к седлу. Тяжелый прочный чугуний. Легенды не врали. Дорн Рокката стоял выше. Его трудно было рассмотреть, потому как он стоял позади. Разве что оружие Дорна видно лучше, чем все остальное. Тяжелый палаш, острием уткнувшийся ему в грудь. Одно движение и ребра разойдутся под давлением железа, а лезвие войдет внутрь, раздвинув легкие с сердцем. От Рубелия осталась лишь черная тень. Ведь он жил намного раньше всех остальных, и верно совсем утратил плоть. Но именно Ребелий подал голос вторым:

– Не торопись, Рокката Дорн. Как долго не приходил никто к нам.

Столетия три, или может больше?

– Императоры растут червяками. Что поделаешь тут? – гулко ответил ему самый молодой из императоров.

– Неужто, я стал таким же, как потерял ноги? – печально вторил конный всадник, Лирус Бессмертный. Звук здесь – сплошное эхо. Многократно усиливаясь, уходил под необъятные потолки, в камень и в неизвестно откуда сочившийся свет.

– Что ты, брат, ты совсем не похож на это позорище! – надавил мечом сильнее император Рокката.

– Есть ли сказать тебе что, перед окончательной гибелью? – шумел Дорн голосом могучего ветра. Стормо Торрий думал было закричать, но боли не было. Совсем.

– Я не мог победить изначально, о древние императоры! Меня не тренировали ни с мечом, ни в строю… Стормо прервал все тотже хохот. Но теперь смеялись духи в его голове. Раскатисто и долго.

– Легион хочет увидеть не силу тела, император-дурак, дурак-император!

– Если бы так, никто бы не пережил испытание. Целый легион сильнее любого из нас, пусть даже подходи они по очереди, – навис Дорн Рокката своим могучим корпусом. Плечи его заслонили свет.

– Пошел вон отсюда! Ты слишком глуп, чтобы умереть.

От третьего удара Стормо хотелось снова упасть, но ему вдруг показалось, что чья-то мощная рука ударила его еще сильнее палаша, поднимая на ноги. Он шатался, как пьяница, но не падал. От четвертого замаха удалось уйти. Пятый почти поверг его на землю, но он в последний момент удержался.

– Подогни колени, повернись боком! – услышал он голос верного Тигля Римуса среди азартных криков легионеров. Сбивалось дыхание. «Ха-ха, хаха, хаха». Хорошо, Римус, я попробую. Кираса уже была порвана и висела сломанными пластами железа. Кровь текла отовсюду. Как у какого-нибудь вампира во время дикой оргии. А спустя фазу и того хуже – Император напоминал бычью тушу, подвешанную на крюк в мясном ряду городского рынка. Он падал и вставал, как неваляшка. Центурий начал бить серьезно. Обоими руками.

Но нанести фатального удара так и не получалось… В полдень снова начался дождь. Он лил как из ведра, но Сир Стормо Торрий его и не заметил. Технически говоря, он ослеп – лицо опухло, веки набрякли огромными мешками, практически не пропуская света.

Через узкие щелочки исправно проникали лишь всплески метающегося палаша. Потом дождь кончился. Стормо уже ничего не видел. В ушах стоял гул. А чья-то рука продолжала бить его в спину, стоило ему лишь слегка накрениться назад. Безжалостно, беспощадно удерживает его эта невидимая рука от спасительного падения. Кажется спина сейчас развалится на две половины в точке опоры, и заскребет оголенным хребтом, волочимым по полу. Достоинство рода. О, как хочется сейчас Стормо попросить пощады и закончить бесконечную пытку. Отчаянно он кусает губу, не выпуская малодушие. Зубы прокусили плоть, добрались до самой челюсти. Боль ужасающая. Достоинство рода обретает смысл лишь тогда, когда твой род смотрит на тебя. И Стормо чувствует его тяжелый взор. Он упал к самому вечеру, беспрерывно проведя в дуэли шесть с половиной фаз. Он ждал смерти, но смерти не было. Ведь испытание императора никогда не являлось испытанием на силу тела.

* * *

В настоящие топи они вступили, спустя неделю. С тех пор, как Фер бывал здесь, огромное болото разраслось еще больше. Серый, дымчатый газ выходил из трещин в земле, кругом стоял непроглядный туман.

Чахлые деревца и кусты – единственные ориентиры твердой земли в этом краю воды и грязи. Тропы, что оставляют болотные путники помечаются врезанными в чавкающую плоть столбами. От края до края топь усеяна ими, словно тело огромного разлагающего ежика. В эпоху света, в топях искали золото, и артефакты, старинных городов. Ведь когда-то топь была сушей, и там стоял величайший из городов, называемый Дзотой. Что случилось потом неведомо, но Дзота опустилась на дно моря, сама суша опустилась на сотни мер, вода океана бурь затопила все вокруг. Прошло тысячелетие и вода ушла вниз, в соляные почвы Тулурка, оставив наружу остовы затонувших кораблей и гигантские скелеты морских чудищ. И особенно здесь на границе. Торчит из болот гниющая система мачт и железных ржавых стапелей. Грозные бушприты выпирают то тут, то там, увитые плющом и густыми зарослями болотного мха. Целое кладбище останков мертвых кораблей. Один умирает меж камней, что верно были морскими рифами, другой окружен белыми древними, как мир, костями, будто умершее морское чудище заглотило корабль целиком, почти не повредив. И стены, остатки каменных монолитов Дзоты, одиноко красуются здесь, скрытые от глаза птицы или зверя. Торчащие прямо из болот пики башен дочеловеческой эпохи, полуразрушенные флигели, огромные головы статуй доисторических богов, размером с дом, как далеко под землей находились ноги статуй – невообразимо представить, особенно выделяется среди прочего огромная каменная женская рука с мечом направленным в небо. У головы этой статуи застыло отчаяние в глазах – как гениален был древний зодчий предсказавший судьбу своего народа, и время пророчески убило его творение – в ушах каменной богини шипели змеи, устроившие себе там логово, а рот истекал и пузырился болотной грязью, выводя наружу очередное проросшее чудом деревцо. Поодаль – нетронутый временем корпус башни, что верно была частью замка, сиявший какой-то невообразимой синеватой краской. Видимо краска была создана магической силой, раз спустя тысячелетия и новоднения она не истерлась и не поблекла. И все это древнее великолепие медленно уходило вглубь жадной, смрадно воняющей пасти великих топей. Пройдет еще тысяча лет и остовы полностью уйдут под землю, оставив лишь воспоминания. А еще тьма, что погрузила и эту часть суши в свое властное безумие. Говорят, тьма приходила именно осенью. Порождая на свет неведомых ранее монстров, что бродят по этой земле, иногда даже доходя до стен человеческих городов, таких как Рейнгард и Фиор Болотный. Никто не знает толком, что такое тьма. Но там, где она, солнце перестает всходить над горизонтом, ночь и холод наступает для несчастных, неуспевших покинуть проклятое место. И нет вариантов преодолеть ее полог раньше обозначенного срока, так рассказывали немногие выжившие. Пока во всем остальном Тулурке проходит обычная ночь, для земель во Тьме – целая неделя, и все что остается, если ты попал в мир под колпаком – ждать когда взойдет солнце, и разгонит демонов, приходящих вместе со своей мрачной хозяйкой и ее непробиваемым, темным плащом. Благо, неделя не такой уж и большой срок. Именно потому славная компания не нашла опытных проводников, а остановила свой выбор на бестолковом Ферро, блуждающем сейчас на границе топей в отчаянных попытках найти малейшие признаки правильного пути.

– Тсс! – предостерегающе подняла руку Калиль. Где-то за гранью видимого рычала неведомая болотная гадина.

Наступала ночь. В тумане над головой мелькнула тень. И даже Шара, бесстрашный волк, тихонько заскулила от гнетущей атмосферы топей.

– Нам стоит поторопиться, – нервно продолжила она.

– Я не вижу путевых столбов, – честно признался Ферро, – если продолжить идти, мы определенно утонем, Госпожа. Земля здесь уже больше жидкая и сильнее пахнет серой. Иные болота высыхают снизу и оставляют пустоту под собой. Ступишь туда, и если не повезет – в яму провалишься и сверху засыпет. Нельзя ходить, если не видишь путевых столбов. Мне это еще папка ремнем объяснял, когда мы ходили здесь…

Но будьте спокойны, Госпожа, если уж идете вдоль путевых столбов, то опасности и нет почти… Так что надо нам на привал до утра, пока солнце не встанет, Госпожа… Орк недовольно хмурился. Калиль морщилась каждый раз, как Фер называл ее госпожой. Но они тем не менее не стали спорить со своим проводником. Лагерь разбили на каменной плите. Костер весело трещал, отгонял болотные страхи и промозглую стужу. Остатки Оленя показались Ферро вкуснее всего, что он когда-либо пробовал. Омрачало лишь то, что Калиль и Ху-Рарк заставили его дежурить первым. Полусонным он смотрел в огонь, и чтобы не заснуть почему-то запел. Дурно, плохо запел. Папка говорил от его пения мухи дохнут. Но он тихонько пел, поэтому насекомым по идее ничего не грозило. «Хей!» – весело притопнул Ферро. В кармане плаща он обнаружил припасенный кусок хлеба. Еще с таверны. Понес уже было твердый, как камень, кусок ко рту, да и замер тутже. В отблесках огня стояли две темные фигуры.

– Да ты пой, пой, юноша, – скрипуче отозвалась левая фигура. Та что была потоньше. – Не стесняйся. Красиво поешь. Трясущимися руками Ферро щупал по земле, в поисках оставленного там меча, под пальцами он находил лишь болотную грязь. Добрые друзья ночью на болотах не подходят. Так еще Папка говорил. Надо было разбудить сладко храпящего Ху-Рарка и Калиль с Шарой, спящих чуть поодаль. Ферро силился закричать, но из глотки вышел лишь хриплый сип.

– Не кипешуй, юноша. Не кричи. Не проснутся ведь, – произнесла фигура, приблизившись чуть ближе. – Только голос такой красивый сорвешь. Темные силуэты меж тем подошли совсем близко к костру. Плящущий отблеск осветил левого говорящего, закутанного в черный плащ с капюшоном, опирающегося на столь же темный посох с фигуркой черепа у навершия. Череп сделан был из белой кости и выглядел бы как настоящий, если б не рубиновые камни вставленные в глазницы. Второй силуэт, что побольше был закован с головой в блестящую броню, с каждым шагом громко звенел тяжелый металл. Как же они подобрались незамеченными? Из-под капюшона выглядывала иссиня-белая кожа. Говорящий протянул руки к костру, столь же бледные, как молоко.

– Не бойся, Юноша, нам бы только кости согреть у костерка, – фигура потянулась, широко раздвинув руки.

– Вы ч-чего? Вы к-кто? – выдавил из себя Ферро дрожащим голосом.

– Моего грозного друга зовут Ричард Мечник. Палладин из святой земли. Может слышали о таком? Я же скромный ученый, Резель Книжник.

Специалист по древней литературе. Позволите ли вы спросить, а зачем вы разбили лагерь на сонной плите?

– Ч-Что? Резель Книжник хихикнул.

– Слышал, Риччи, юноша верно первый раз в этой области болот. Мечник молчаливо кивнул, лязгнув стальным шлемом.

– О, глупый юноша, – обратился он уже к Ферро, – под этой плитой сохнет древний торфянник. Из щелей второе столетие выходит невидимый носу газ, называемый древними Пропанием, – Книжник закивал головой, – да-да, юноша, уверен вы слышали о таком. Кто заснет здесь, рискует не проснуться. Резель замахал руками:

– Да не волнуйтесь вы так, ваши спутники живы, нам надобен лишь небольшой ветер, чтобы развеять газ, и они обязательно проснутся. Мы с Риччи частенько находим здесь обглоданные трупики, забираем бывает ценное, что найдут в болотах непутевые странники. Хотя лично я считаю наживаться на человеческой глупости несколько не достойным. – Книжник при этом улыбнулся своими тонкими губами, – Это все Риччи.

Ох, знали бы вы, юноша, насколько циничен этот молчаливый молодой человек. Ричард Мечник меж тем сидел без движения, не подтверждая и не опровергая слова своего более разговорчивого друга.

– А ветер какже взять то в топях, господин? – все еще волнуясь за спутников проговорил Ферро. Худощавый Резель Книжник, внушал ему странное доверие. То ли манерой разговора, то ли ласковой интонацией, а может и тем, что оказался не так страшен, как виделся чуть поодаль, во тьме.

– Так ведь наколдуем, Юноша, заклятие то простое как два пальца.

– Вы из волшебников чтоли, господин? Но ведь волшебство не действует в срединной земле? – признаться Ферро в первый раз видел колдуна, и был даже несколько разочарован.

– Это оно у профанов не работает, – щелкнул пальцами Резель, – смотри. Холод скрутил Ферро. Плащ раздуло, как парус на ветру. Затрепетал огонь в костровище. Не было ни искр, ни магического пламени, ни даже слова заклятий. Просто поднялся ветер. Там, где его никогда не бывало.

– Ну что я говорил, Юноша? – произнес Книжник, скинув капюшон. Он довольно засмеялся. В ушах его блестели серги с блестящими черными бриллиантами (Ферро слышал о таких), а лицо узкое, хищное. У плаща высокий воротник и создавалось впечатление, что голова покоится вовсе не на плечах, а просто пришита к темной одежде. Но не это привлекло внимание Свинопаса. В отблеске костра ясно блестели абсолютно черные как ночь, лишенные всякого белка глаза. Руки свинопаса нащупали наконец меч, и Ферро завопил что было мочи: «Вампир! К бою! Вааампир!». Резель Книжник картинно вставил пальцы в уши.

– Юноша, юноша, а по вам и не скажешь, что вы суеверный деревенский дуболом. Надеюсь, вилами тыкать не будете? – Резель хихикнул. – Впрочем, будите уже Леди Калиль – в конце концов, именно ее мы должны были встретить.

Светало. Ху-Рарк грязно ругался, грозя порубить все вокруг. Как обычно с утра он был не в духе. Они долго спорили о чем-то с Калиль, но потом все-таки двинулись за странным Резелем Книжником и его еще более странным товарищем.

– Изначально мы планировали срубить башку проводнику, как найдем Темные Руины, – отчего-то довольно прорычал Ху-Рарк. Ферро начинал понимать интонации в его зверином, хрипящем голосе – Но, ты, Ху-Ферро, оказался младшим братом Орков и можешь жить.

– А кто этот вампир, великий учитель?

– У вампиров глаза красные, глупый Ферро, а этот волшебник просто некромант. Случается у них подобная болезнь глаз.

– Некромант?

– Мертвяков из могил подымает, а частенько он их туда и закапывает. Лоб Ху-Рарка наморщился, а кулаки невольно сжались. Так случалось всегда, когда он хотел сказать что-то важное.

– Ты мой ученик, червячок. И должен знать, что ты сильно окреп за эту неделю, а твой двуручник уже не висит, как мокрая сопля в руке.

Неделя в обучении – огромный срок. Во времена столетней войны, мы обучали молодых орков за два месяца, и они уходили дорогой меча или секиры… Но дело то не в этом, гррх.

– А в чем, учитель?

– Держи меч ровно, – Ху-Рарк поправил топором его руку. Он часто заставлял его держать меч прямо на ходу, все время приговаривая, что подобный двуручник требует особой крепости мышц. – Скажи, Ферро, на чьей стороне ты бы сражался в столетней войне? На стороне орков или людей? Ферро пожал плечами. Вопрос ему был непонятен.

– Когда мы придем туда, куда идем, – Ху-Рарк сделал свой голос значительно тише. Свинопас и не догадывался что орки так умеют. – Там, ты не сможешь ответить, что хочешь сражаться за людей. Тебе вобще стоит забыть, что в тебе есть добрая половина от человека, и лучше бы навсегда. Орк говорил загадками. Это пугало Ферро больше, чем его постоянные оскорбления и рычание прямо в лицо.

– Ферро, мир таков, что пришел момент, когда людей нужно уничтожить, или сам мир упадет в бездну…

– Ааа…

– Об этом говорят все: шаманы, кудесники, и даже эльфийские пророки на границах леса… Слушай Ферро, на земле Тулурка поднятые гули рассыпаются в прах, тролли и песчаные слоны падают замертво без всякой причины. А слышал о демоне, что бушует в Гибурге? Ему было десять тысяч лет, но разрушив город, он просто уснул прямо на камне и похоже больше не проснется. Он жил десять тысяч лет, Ферро! Что говорить об этом, как его… волшебстве, и о том, что здесь, в Тулурке, даже эльфы рождаются с короткими ушами.

– Здесь, – шепотом добавил он, сообщая страшный позор орды, – от орков иногда рождаюся самые оббыкновенные человеческие детеныши.

Слабые, без клыков, как люди…

– Как это? Где же они?

– Убиваем при рождении.

– З-зачем?

– Как зачем? – простодушно удивился Ху-Рарк. – А чтоже им мучиться и жить такими уродами? Свинопас недоуменно покачал головой. Это было столь поразительно, что он только и выжал из себя удивленное:

– Оооо…

– Ты разве не слышал о надвигающейся войне, червячок? Часть племен уже напала с юга. Они теснят человеческие силы все дальше и дальше.

Но люди могут подогнать свои артеллирийские батареи, и тогда они опрокинут наши силы, и поэтому с севера придут вервульфы, оборотни, а изнутри людские города будут разорваны гулями, что иногда называют третьей стороной.

– А эльфы?

– Что эльфы? Третья сторона не переваривает зеленых любителей цветочков. По составленному договору эльфов с гномами положат в одну маленькую могилку. Ростом они не вышли, так что сам понимаешь, места много не займут. Вот такой будет гробик! – засмеялся орк и показал двумя пальцами миниатюрный ящичек.

– Учитель, а чью сторону представляет Калиль?

– А ты еще не догадался, червячок? – насмешливо посмотрел на него Ху-Рарк, – Калиль и Шара – вервульфы, оборотни… Гррх, но не о том речь. Ты готов отказаться от человечьего племени? Если нет, лучше бы тебе повернуть назад сейчас, ибо потом живым ты развернуть не сможешь. Ты отказываешься? И Ферро кивнул. Отказаться, так отказаться. Пожал плечами. Почему бы нет. Кого там жалеть? Благородных дворян что-ли? Главное, что папку то мы спасем, великий учитель?

* * *

И тогда Рьёга достал скрипус.

– Дворянские замашки, – Рьёга фыркнул, – Мы оба знаем, что никакой ты ни граф.

– О, Рьёга Красный, мой благородный друг, – как обычно с пафосом произнес Болотный Нэйн, – возможно, титул и имя мое никому неизвестны нынче, но это не значит, что я не носил этот титул в прошлом… в далеком прошлом… – грустно вздохнул лже-граф. – А вы не находите это зрелище немного мрачноватым? Крики. Кровь. Звон оружия. Выстрелы… С этими словами он достал изящный расшитый серебром платок и показательно протер увлажненные глаза:

– Право слово, это так печально… Все эти люди обречены на тяжкие страдания, мучения в конце которых даже смерть не будет подарена им… Так и будут бродить безымянной массой, пока лишь огонь не развоплотит их бренные поднятые из земли тушки… О, наши воины могучи и сильны, но истинно достойны сожаления. Не стесняйтесь проявить чувства, дорогой Рьёга, – при этом Граф весьма натурально всхлипнул. Рьёга смотрел на него, как на самого последнего идиота. Актер дряннейшего театра отыграл бы эту сцену лучше.