Текст книги "Кукловод"

Автор книги: Андрей Некин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Кто этот великий маг? Аль хватается за голову. Всю набранную мощь человек выпускает в трубу! Знакомая паутина заклятия – самодельного, глупого заклятия призыва иллюзии духов. Из-за строя легионеров незаметно появилось четыре древних воина. Высоких, как два эльфийских роста, твердых, как камень. Но их всего лишь четыре! Сам же горе-волшебник упал на землю. За использование напрямую магических первооснов требуется плата. И немалая… А сила вошла в духов, материализуя крепкие тела из воздуха. Но они не были реальными, знала Аль, сознавая своим великолепным магическим чутьем, что воины просто призраки ушедшего безвозвратно времени… Но каждый легионер помнил эти лица. И центурий Богус тоже помнил.

В любой школе меча стоят барельефы древних императоров, начиная с первого и заканчивая Уро Торрием. И в болотной школе стояли они до поры до времени… пока легионеры, изнемогая от нищеты, не продали их неизвестному торговцу. И теперь Богус, незнавший страха, испуганно вздрогнул. На миг ему показалось, что призраки прошлого пришли наказать именно его за этот непростительный грех. Один из огромных воинов наклонился к земле, поднимая лежащий щит и вставая в общий строй. Он ничего не говорил, просто широко улыбнулся, и центурий Богус разом почувствовал себя маленьким мальчиком перед своим почившим родителем. «Эх, не посрамить бы отца» – невольно покраснел могучий легионер. Богус обеспокоенно оглянулся на Стормо. Он видел, как древние императоры вышли из его груди, разорвав ребра и плоть. И опять просто положил руку на плечо древний, и Богус немедленно понял, что Сир Торрий отдыхает и так нужно. Повелители молчали, и легионеры молчали тоже, боясь развеять невероятное чудо, сон, морок. А потом плотная волна гулей ударила в щиты…

– Пора, – махнул рукой рыжебородый. И Го кинулся вперед. Ассасины-стрелки (по вполне понятным причинам) умеют делать мастерски две вещи – стрелять и бегать. Го мгновенно оторвался на десятки шагов, разрезая грудью колдовскую метель. Немного затормозил подъем холма, но он то и был ему нужен.

Ассасин скинул ружье на самой вершине. Отличная позиция. Го в ближний бой вступать, разумеется, не собирался. Ближний бой оставили тем, кому он преназначен природой. Вон они крадутся, распахивая животами снег, будто подстерегают лесного оленя. Ро-Гхрак скользит на четвереньках; медлительный Дро Квинта продвигается, широко расставив конечности, младший брат настороженно взирает со спины старшего; возглавляет колонну Оциус Сириус, самый быстрый и опасный из троицы… Вот только где пара подгорных карликов? И лучница? Го приподнял голову. Чтобы разглядеть эльфийку требовалось усилие.

Она успела подобраться еще ближе. Ловкий силуэт промелькнул перед самым носом арьергарда мертвецов. Кукловод оставил две сотни для собственной защиты, остальные бросились в атаку на легионеров. Две сотни хищных, неутомимых воинов предстояло перебить, чтобы добраться до демона. Дело поварачивалось удачно, и гном-охотник хотел стрелять наверняка, возможно даже в упор. Лучше всего – разрядить ядовитый снаряд прямо в злобную рожу. У Го тоже были свои особые пули. С тупым концом. Именно эти снаряды ассасин методично закладывал в четырехпатронное гнездо драконьего хвоста. Они не простреливали дичь, а плющили ее в лепешку, разрывали в ошметки. Го снова отыскал насмешливым взглядом эльфу. Будем надеяться, она плотно поужинала, и пусть ее желудок убедиться в том, что такое работа настоящего стрелка. Ассасин подал легкий свист, отдавая гному-охотнику сигнал о своей готовности. Рыжебородый принял информацию к сведению. Неуклюже побежал дальше, зарываясь в сугробы короткими ногами. Достал из заплечной сумки тяжелые, черные предметы. Неужели знаменитые гномьи гренады? Упор драконьего хвоста врезался в плечо. Шепнул что-то прямо в ухо стрелку, обещая немалую боль отдачи в поврежденную кость. По этому случаю Го вспомнил одну из легенд о своем покровителе, Мастере-Ассасине по имени Рубей. Был у того славный клинок, имеющий один неприятный изъян. На рукояти его распологались острые, тонкие иглы, пронзавшие кисть любого, кто брал меч, чтобы убивать. На всех тайных статуях изображали правую руку Рубея покрытую заскорузлыми дырами, протекающую кровью. Любой удар клинком вызывал у владельца неимоверную боль. И, как говорили легенды, так будущий Мастер и научился убивать одним движением. Быстро и эффективно, положив начало искусству ассасинов. Кажется, Го начинал понимать подлинный смысл этой забавной истории… Второй знак гном подал крайне простым способом. Подорвал свои запальные снаряды, высвобождая огонь, вываливая всю Сефлаксову мощь наружу. Гулей расшвыряло в разные стороны. Дым черного пороха заслонил на мгновенье обзор и тутже развеялся под дуновением метели.

Развернулись гули, и Кукловод развернулся к ним лицом. …Необычайно силен этот ночной путник. Ему не требуется поднимать веки, чтобы охотники почуяли его яростный взор, увидели его антрацитовый глаз, услышали голос, полный не только злобы, но и какой-то неясной, необъяснимой грусти, скорби. «Поднимись, утраченное» – командует он, и мертвецы вырастают из белых земель, как трава пробиваются сквозь любые преграды: камень, толщу глины, талые подземные воды. Две сотни превращаются в три. И последняя сотня, как один, – древние, давно ушедшие в небытие твари, прорвавшие свои глубокие могилы из тьмы первобытных веков. Я вижу печальный взгляд дракона. С его тухлого костяка отвалились крылья, и он виновато смотрит в глаза призвавшему господину, моля о прощении за свою слабость. Похоже и Кукловод не особо доволен призыванными скелетами. Он отпускает дракона на покой, разрушая незримые нити, ведущие к могучим суставам. Уж слишком мучительная боль потерянных крыльев терзает великого зверя. С удивлением смотрю на отродие тьмы – не чужда ему жалость и справедливость. Сжимаю винтовку покрепче, она мне роднее всякой жены… Остальные костяки двигаются на мою команду. Перебью-ка их для начала… Кукольник выбыл из боя, ослабленный потраченным колдовством, он будет восстанавливать силы. Темный меч передает стоящему рядом мертвому орку. И тот чудесным образом обрастает цельной броней, в руке застывает мраморный щит.

Гуль принаравливается к непривычному для варвара стилю фехтования человеческих рыцарей… Го стряхнул нахлынувшее оцепенение. Приближались Они, темнея оскаленной пастью. «Ар-р!» – тяжела отдача драконьего хвоста. Го спустил пружину, загоняя в ствол следующий патрон.

И Северный Воин упал. Затряслась палуба, за ней затряслась земля, вскидывая снежные хлопья вверх. Вокруг кипел бой. Кавалеристы избивали гулей. По-другому это и не описать. Вели их бородатые старцы с нашивками легатов. Оба отбросили давно свои сломанные пики, торчащие концами из лежащих громадин двух великанов. Оба довольно скалились. Один орудовал легионерским гладием, второй боевым молотом. Первый легат, умело правя лошадью, подскочил к борту последней сохранившейся палубы. Гиганский мешок горячего газа отцепился от остова и неспешно улетал в небо, отбрасывая на сражающихся холодную тень.

– Ты кто? – схватил Тигль за бороду первого попавшегося истопника.

– Кугум, – брякнул чумазый, молодой гном, ошарашенно оглядывая окрестность. Конники были похожи на демонов, питающихся исключительно гномьей кровью.

– Собирай живых, Кугум! Выводи с этого корыта! – рявкнул легат, отъезжая обратно вглубь сражения. Кугум дал знак своим. Люди пусть сами выбираются. Гномы споро прыгали в снег, поднимая тусклые лезвия, кочерги и молоты. Показались вскоре и механики, осторожно спуская вниз чье-то тело. Это главная миледья крепко приложилась головой во время приземления дедушки. Высунулись знакомые бездельники, эльфийки и их странный дружок, не снимающий повязок с лица и тела. Слышал Кугум, что тот был чемпионом в гибургском театре и однажды забил насмерть огромного Рах-Гор-Клохла. Мол, увернулся от дубины и перерезал сухожилия на ногах, а тролль упал и сломал шею. Да только байки это все. Вон, старший брат Боболус рассказывал о многоножке, обитающей на камбузе, величиной с подгорную змею. А Боболус, ясное дело, любит выпить дедушкиного топлива. Еще бы, чего там только не увидишь от этого пойла… Кугум бросил неуместные размышления и оглянул поле. Быстро и ловко били легионеры мертвеца, но поток гулей казался неостановимым. Новые и новые вылазили прямо из-под снега древних могил. Еще страшнее, еще быстрее и злее. Махнул мечом кавалерийский командир. Кугум был не дурак, намек понял – надобно отступать к цитадели. Гномы побежали по вытоптанной плоскости снега. Вскоре начали обгонять длинноногие механики, развив удивительную скорость, грозя обставить кавалерийских коней. В наспех сооруженных носилках тряслась болезненного вида Ректор. «Будет жить» – успел подумать Кугум. Последний раз он оглянулся на Северного Воина, чтобы проститься. И обомлел… Земля вздыбилась. Открыла хищную пасть, пожирая не меньше сотни преследующих гулей. Сверкнули острые камни зубов, разводя мокрую ткань десен. Челюсти сомкнулись. Это эльфийская принцесса, понял Кугум, остановившись от изумления. Он невольно залюбовался ею.

Фигура светилась изнутри зеленым пламенем трав и лесов. Волосы стали частью ветра. Кожа чистейшее серебро… Открылся в земле следующий рот, дыхнув вечным кладбищенским покоем. Вторая эльфийская девушка неподалеку; она вытянула руку, сплетая аэру в толстую косу. Бегают пронзительные искры, как в известном кумуляторе Сефлакса. Кугум повернулся направо. Бывший охотник, чемпион театра, отбивался от десятка мертвых воинов. Кугум сложил пальцы в гномий символ защиты от колдовства. Потому что ничем кроме колдовства подобное быть не может. Суставы двигаются, как веревки, под немыслимыми для человека углами, а мечущегося копья и вовсе не различить. Ладно, Боболус, верю в твою многоножку…

– А это еще кто… – мельком восхитился Тигль Римус искусством неизвестного. И сразу забыл о нем, потому что напирала следующая волна мертвяков. Она безмолвно забила телами земляной рот и перешагнула дальше, вязла на мечах, вцепляясь зубами в кольчужные поножи.

– Отступай! – крикнул легат, разворачивая боевого коня. Кугум больше не оглядывался. Бежал в середине потока, прыгая через ямы и рытвины. Чертыхнулся, спотыкаясь о ствол упавшей с дедушки пушки. Сотня шагов осталось до цитадели Рейнгарда, и там, в завалакивающем дыму и гари, он понял, что нет смысла бежать к воротам. В стене зияла широченная, оплавленная дыра… Сюда же стекались пешие легионеры, равномерно отбиваясь и сохраняя порядки. Они понесли сокрушающие потери и все еще рвались вперед. Их сдерживал окрававленный юноша в очках, едва стоящий на ногах. Его голос был тих и тонок, но бойцы слушались его бесприкословно. Они встали в два ряда. На большего не хватило. Спешились всадники – нет смысла кавалерии в обороне. Заскрипели колеса телеги, выехавшей из ниоткуда. Правил безногий гном Варравий Могулус. «Копья! Вооружайтесь копьями!» – крикнул он по приказу худого юноши, объезжая боевые порядки. После остановился позади отрядов с тяжелым арбалетом в руках, видимо надеясь заменить собой стрелковый отряд. К нему присоединились те стражи, которым повезло остаться на стенах в качестве последнего круга обороны. Не больше пяти десятков. Смех, а не подкрепление. Раздавался грохот заклятий двух эльфийских леди. Не ясно с чего вдруг они помогали своим злейшим врагам, людям… Летели молнии, бил крепким кулаком воздух. Потом перестали и затихли – кончился заряд кумулятора, осознал Кугум. Затем обрушилась страшная атака мертвецов. В горле Кугума пересохло, пробил болезненный озноб. И это здесь, а что творится там, в строю… Кугум вспомнил, как однажды обрушилась лавина с алмазной скалы. Горная гряда, смытая весенней течью снега. Тяжелые камни, ловкая грязь, потоки воды. Разве же остановишь такое?…

Мертвая живность ныряла под щиты, вцеплялась в ноги; поднятые безумным заклятием, изуродованные тушки кошек и псов рвали снизу до самых костей. Воины-гули плевали на сохранность тел, сами насаживались на ряд оскалившихся копий, висли грузом, ломая древко.

Копья бросили через минуты. В ход пошли короткие гладии. Бой кипел до самого последнего луча вечернего солнца… Долгий, изнурящий. Временами чудилось еще секунда, и строй порвется, и все будет кончено. Но слабое место немедленно превращалось в сильное, будто там подымал щит незримый, неуязвимый титан… Не перечесть, сколько было повержено гулей. Не осталось белого просвета на снегах, только их чернеющая, гнилая плоть. Куда не взглянешь – всюду повторно мертвые трупы. А по ним, роняя слизь изо рта, идут свежие резервы. Защитники Рейнгарда, легионеры и стражи, отступили и встали у прорваной заклятием стены, полностью готовые к смерти. Но спустя минуты, оставалось только удивленно чесать затылки. Гули разворачивались и обходили Рейнгард, уходя обратно в самое сердце Империи, откуда они явились. Там еще было много легко-доступной еды… Кто-то отдал им приказ не биться зря о копья и щиты, скрепленные магией древних императоров.

* * *

А причина произошедшего находилась на другом конце поля. Там, где все еще дышит мороз от дикого заклятия Кукольника, где валяется три сотни поверженных ходячих трупов, и не до конца ясно кто их убил, солнце полностью уходит с горизонта. Но это ничего: светит костер, разоженный неизвестными. Именно там, недалеко, лежит мертвый Оциус Сириус. Правая рука переломана, изжевана челюстями. Голова пробита кучей дыр. Порвалась грудь, так что видно холодные, остывшие внутренности. Изо рта вытекает кровавая пена. Подползает к телу голодный гуль с оторванными ногами.

– Встать! – орет кто-то в ухо. – Встать! Голос непрерывен и настойчив. «Встать. Встать. Встать.» Медленно подымается Сириус. Сама собой заживает рука. Зарастает череп. Оциус хватает склонившегося мертвеца за шею. Сжимает кисть – голова гуля валится наземь.

– Сириус!

– Я думал, ты помер, Хозяин.

– Умираю… – прогремел нечеловеческий шепот под сводом костей, дребезжа металической заплатой. – Сириус! Убей эту тварь, и твой долг полностью зачтется! Человек встает во весь рост, и проводит лезвием по плечу, скрепляя заключенную сделку. Кровь не течет. Ее не так много осталось, чтобы вытекать попусту. Он бредет, шатаясь, но с каждым шагом движения становятся все увереннее. Происходящее напоминает ему какой-то безумный сон. Сириус не торопливо приближается к костру и садится вместе с остальными выжившими.

– Ты живуч, – коротко комментирует кто-то, но по-большому счету им не до этого внезапного чуда. Трещит пламя. Меж дров лежит горящее тело северного орка. У Ро-Гхрака не хватает руки. Ее не нашли. И он сам, северный вождь, не найдет теперь никогда свое племя. Зато ученый огр ковыряет другую отрубленную руку. Она вцепилась в рукоять странного, полностью черного, меча и не хочет разжиматься.

Доволен ученый огр новой игрушкой.

– Достал Кукловода, – качается из стороны в сторону гном-охотник, как свихнувшийся, – прямо в лоб достал. Мозги на землю плеснули.

Достал… Сириус ничего не помнит из прошедшего дня и потому спрашивает:

– Что случилось? Отвечает ассасин, протирая черный от копоти «драконий хвост».

Одной рукой, потому что вторая безвольно свисает из раздробленного плеча. Но в этом занятии все равно мало смысла. Дуло деформировалось, патронник расплавился от пороховых газов, да и весь запас пуль полностью вышел… На Го полно свежих ран. Не хватает пальца.

– Он ушел.

– Почему вы не идете по следу? Рыжебородый поднимает бессмысленный взор.

– А чем ты его убивать собрался? Песней и плясками? Костер трещит, разгоняя тьму. Молчат пятеро охотников. Или шестеро, включая меньшего брата огра. Отблески языков пламени делают лицо эльфийской лучницы невероятно прекрасным. Она поворачивается к уродливому Го.

– Tor da ki-sen ra-da, – произносит эльфийка и переводит сама, – ты неплохо стреляешь для свиньи. И не понятно, что перевешивает в ее словах – презрение к человеку или восхищение к стрелку.

* * *

В город вернулось около тысячи легионеров. И те большой частью раненные. Пока шли в бой еще как-то держались, а стоило сбросить тяжесть кирасы, сами падали на холодный камень.

– Про древних императоров слышал? – ворчал легат Гром старому другу. – Говорил же, надо идти пешими… Тигль тоже озадаченно качал головой.

– Эй, и что Горака видел? И Рубелия? – бесцеремонно расталкивал Гладий лежащего прямо у стены легионера. Из множества ран уставшего воина сочилась кровь. – А рану в голову до или после получил?

– Тише, тише, Гладий, – одернул его легат Римус, – дурно ему. Щека легионера была рассечена, левая рука почти перерублена, доспех продырявлен. Да и сам он еле дышал.

– Счастливчик, – завистливо буркнул обиженный на судьбу легат Гром. Один за другим падали без сил заходившие под защиту стен. Позади всех брел Император Стормо. Он нес тяжко раненного магистра Мейера.

Старец проявил себя на поле боя, как настоящий лев. Его было уже не спасти, но Стормо тащил худое тело, хотя бы для оказания посмертных почестей.

– Лекарей сюда! – заорал Тигль, раздавая пинки служителям. – Ранены, Сир?

– Это не моя кровь, – Стормо аккуратно прислонил магистра к стене, – Мейера.

Он присел рядом с умирающим, оглядывая легионеров.

– Сколько?

– Потери больше трех четвертей, Сир… Ясно… Яснее некуда. Да и в глазах верного советника отразилось тоже самое. Перебили невозможное множество. Достойно сражались и закончили великой победой, о которой впору слагать новые менестрельские песни. Но война проиграна. Полностью. Бесповоротно. К вернувшимся из пасти смерти стекались восторженные крестьяне.

Показались и благородные дворяне в дорожных плащах, не верившие своим глазам. Те явно собирались бежать из Рейнгарда… Там, за стенами, шансов немного, но коли б мертвецы проникли внутрь, здесь их не осталось бы совсем. Раздавались крики всеобщего ликования. Благородные леди бросили дорожные саквояжи и осыпали Императора восхищенными взглядами. Еще месяц назад ни на что не влиявшего молодого правителя постеснялись бы пригласить на обед. Но сейчас каждый стремился выразить свое почтение, надеясь на будущую поддержку. Хвалебные речи разносились отовсюду. На миг Стормо показалось, что прикажи он целовать грязные, заляпанные гнилой кровью гулей поножи, и они кинутся к его ногам с просьбой повернуть стопу, чтобы достать до подошвы. Ведущий легионы чуть не поддался искушению. Эти же люди в свое время способствовали унижениям его отца, Уро Торрия. Император сунул меч в ножны со зловещим скрежетом.

– Тигль, распорядись о том, чтобы всем оказали должное лечение.

– Да, Сир. Из переулка к площади вышли Магистры. Степенно шагая с уверенным взглядом, всем своим видом показывая, что по-другому и случиться не могло. Ведь никто иной, как они приняли на себя высшее командование.

Публика расступилась, давая дорогу. Еще издали Стормо услышал льстивые поздравления. Магистры прогнулись в поклонах.

– Сир, вы знаете, что эти гаденыши приказали не открывать нам ворота? Мне сообщил об этом страж на входе, – шепнул советник Римус.

– Мой Император, – Гладий Гром по оббыкновению не скрывал возможностей своего голоса, – дозволь отрубить им руки, ноги, и скормить мертвецам. Его услышали на соседней улице, не то что магистры. Мудрецы переглянулись и принялись улыбаться еще слаще.

– Поздравляю с великолепной победой, мой Император! – поклонился ниже других инженер Гайратт. При этом его борода явственно собрала с мостовой грязь. Стормо не обратил на него никакого внимания и прошел мимо.

– Сир! – окликнул Гайратт. – Слава Мастеру, Ректор выжила. Завтра держим военный совет… Стормо не вслушивался в последующие слова, просто растолкал плечами столпившихся дворян. В его голове наступила полная тишина, ушли императоры, и он наконец-то надеялся выспаться. Сопровождаемый легатами, он направился к резиденции Магистрата, где они отдыхали в чужих спальнях все предыдущие ночи. На входе стоял советник Гласиус Треветик Четвертый, нервно поправлявший платье. Глаза испуганно бегали из стороны в сторону. От вида живого императора он резко опустился на каменный выступ.

– Ну что сел, будто срать приготовился? – грубо крикнул Гладий Гром. – Распорядись о славном ужине, Треветик!

ГЛАВА VII Новый путь

Древний корабль обладает невероятными силами. Сколько же мощи надо, чтоб путешествовать меж звезд? Кто знает, может, на его борту мы просто потянем рычаг, и все враги помрут?

Миледи Ректор Реле. Мысли вслух.

– И часто тебе кровь пить надо?

– Не знаю, – просто ответила Нелль, плотно закутывая голову в обрывки одежды. Солнечный свет болезненно жарил сверху. Ху-Ферро наоборот страдал от холода. Гррх! Бил он руками по толстым стволам сосен, чтобы согреться.

– Сейчас не хочу, – голос Нелль изменился, стал намного выше, как у эльфа, – Может я не совсем вампир? Может… ну… чуть-чуть. А еще Нелль больше не требовался сон. Доволен был Ферро спутницей.

За ночь изловит зайца, принесет прямо в зубах. Кровь высосет, остальное оставляет Ферро. Полезный товарищ, что и говорить. «Не так уж и вредны эти вампиры» – раздумывал полуорк. Они шли по лесам уже несколько недель, аккуратно огибая те места, которые по запаху казались опасными. Лига за лигой погода становилась теплее. Приближались орочьи пустоши. Там то солнце жарит без смущений. Постоянно пересыхают речки, мелкие озера, тухнут на брегах туши, оголодавших без трав, быков и надувает щеки, полные горячего песка, ветровой Мастер…

– Я хочу быть человеком, Ферро! – плаксиво сообщила Нелль. Пять дней назад орк предложил проводить ее до ближайшего человеческого города, устав слушать подобные жалобы. Она бурно отказалась, сообщив что там какой-нибудь инквизитор обязательно сорвет с нее платье и отрубит голову. И, кстати, первое ничуть не лучше второго. И как Ферро уже мог допустить подобный случай?… Орк дал очередной знак замолчать. Впереди, на расстоянии двух лиг, блеяли овцы. Людьми не пахло.

Пахло чем-то знакомым, родственным. Сухая солома. Шкуры. Уголь костра. Лес кончился внезапно. Впереди простиралось сухое плоскогорье с мелкой порослью травы. У границы деревьев высились столбы-пределы орочьих владений, на вершинах которых по древним правилам установлены разного рода черепа. Журчала серебристая коса мелкой речки, блеял десяток овец, а на макушке малого холма расположился одинокий пастух. Широкоплечий пастух, с огромным топором, клыками и красной кожей. Он извлекал красивую, минорную мелодию на костяной дудочке. Орки любят музыку, знал Фер. За его спиной виднелся круглый шатер, сложенный из костей, веток и животных шкур.

– Гррх! – произнес Ферро, толком не зная как следует здороваться.

Пастух дружелюбно рыкнул в ответ. По началу схватился за топор, но потом присмирел, подметив знак племени от учителя Ху-Рарка. Хоть и изменился юноша после перерождения, а все равно не дотягивал до истинного орка, рожденного орком. Это все равно, что сравнивать камень со скалою. Его звали Ху-Горх. Он пригласил их в шатер, гостеприимно отодвинув кусок жесткой шкуры пещерного льва. Такая шкура и от ветра защитит и от стрелы, если понадобится.

– Твоя девка? – бесцеременно хлопнул орк леди Нелль по нижней части спины. – Ыть, неказистая какая. Рргх! Какой с нее толк? Сварил бы на ужин, маленький брат.

– Еще раз дотронешься, руки отрублю! – угрожающе зарычал Ферро. Большой орк недоуменно покачал головой, примиряюще хлопнув себя по широкой груди. Слегка отодвинулся, давая понять, что не претендует на чужую собственность.

– Твоя вещь, твоя. Сильно испортилось выражение лица леди Нелль. Но она обещала свинопасу молчать, поэтому вежливая беседа орков продолжилась. Обстановка шатра не была богатой. Черепа да кости и туша мелкого зверозубра, подвешанная на крюке рядом с булькающим котлом. Ферро когда-то пас свиней, Ху-Горх пасет овец, и поэтому они сразу почувствовали к друг другу искреннее расположение.

– Выпьем? – бесхитростно спросил пастух, доставая сосуд, сшитый из овечьего желудка. Ферро кивнул, понимая что отказ попросту невозможен. Многие орочьи традиции постепенно всплывали в его памяти. С другой стороны он не мог медлить, выполняя срочное поручение учителя, и потому перешел к делу сразу после второго глотка.

– Рур-Ху-Гррху. Знаешь его?

– Кто же не знает своего Рура. Могучий воин.

– Где он?

– Съели.

– Что? – поперхнулся Ферро орочьим вином.

– Съели его. В одиночку бил великого Рах-Гора. Могучий воин. Ох, могучий. Не пропадать же подобной силе в земле? Вот и съели. Пусть другим оркам сила достанется… Я ногу съел, теперь буду быстро бегать. Ху-Горх грустно поскреб в ноздре.

– Могучий воин и так нелепо помер. Колдовство-о! – мудро протянул орк, и тутже подлил еще крепкого вина, сваренного шаманом. – Великое горе постигло племя Ху. Ох, великое…

– Как помер?

– Споткнулся, голову о камень разбил. Три дня в лихорадке мучался… Бывает ли такое? Гррх! Леди Нелль толкнула его в бок, видимо желая что-то сказать. Фер ответил своим толчком. Не положено женщине прерывать разговор двух воинов.

– Подеремся? На кулаках? Гррх!.. Вот и я что-то не хочу… говорю же горе, – тяжело вздохнул Ху-Горх, – еще выпьем? И не дожидаясь ответа, достал второй сосуд по-объемистее.

– А кто стал новым Руром, Ху-Горх?

– Никто. Не было у него сыновей. Один только брат. Ферро вскочил, по-боевому схватив меч. Он сдернул с шеи знак племени.

– Это камень Ху-Рарка, его брата… Умер он. Ох, великое горе для племени… Послал меня сообщить, что надо идти войной на гулей и прочую нечисть.

– Серьезное дело. Рргх! Да только без Рура разве войной пойдешь на кого? Снова опечалилась рожа Ху-Горха. Целую луну шаманы решали кого поставить во главу южной орды. Махали трехцветным, шакальим хвостом и не находили правильного решения.

– Пойдем к костру что-ли, Ху-Ферро. Споем песню. Может она принесет нам ответ? Они вышли на просторы пустоши. Вольные просторы… Ярко сверкала красным буркалом вторая луна. Отражалась в волнах набегавшего ручья. Сжигает она непокрытую кожу любого, кроме южных орков. Она то, вечно воинственная, вечно алая от ярости, и породила Орду Пустошей. К чему бы ей вредить собственным сыновьям? Северных же орков явила на свет первая луна. Ядовито зеленая, молчаливая, сурово смотрящая в даль ледовитых, снежных пустынь. Не ладят луны меж собой, и потому орки не могут найти примирения… Вслед вышла леди Нелль, плотнее закутываясь в найденный плащ. Орки племени Ху тоскливо запели-зарычали. Без слов и смысла, как самые первые их предки. Вой разнесся далеко, тревожа сердца древних сил. Заухали в такт звери пустыни, подхватывая песню. Даже Леди Нелль запела высоким, эльфийским голосом. И орки в удивлении затихли. Уж больно красив был ее тон.

– Ух, хороша твоя вещь, – засмеялся Ху-Горх, – была бы моя, посадил бы в клетку и заставил бы петь дни и ночи напролет. Красная луна скрылась за горизонтом.

– Знаешь, Ферро, – продолжил пастух, – я услышал ответ. Рргх! Иди к шаманам, они то придумают, что тебе делать… Заснули орки под открытым небом, на сырой земле. Шатер племя Ху использовало исключительно на случай дождя.

* * *

За долгое время утро впервые выдалось ясным и чистым, точно глубокое, прозрачное озеро. Ветер отсутствовал. Щебетали рано проснувшиеся птицы, провожая взглядами темные ряды гулей. Осень утихла, временно уступив место недавно господствующему лету, и вместе с ней утихли звуки людей. Остались лишь звуки природные, как то шелест древесных листьев или тихое журчание тайных ключей. Редкий лес оживал вокруг Рейнгарда, разрастаясь занавесью свежей листвы, терпко пахнущими кустами и колосившимся лугом. Так иногда случалось после использования высокой эльфийской магии. Стормо уселся прямо на край порушенной каменной стены бастиона, оперевшись на бесполезный ствол мортиры. Щелкнул кремнием, подпаливая край курительной палочки. Рядом неодобрительно крякнул Тигль. Но какое теперь имеет значение здоровье легких, о Тигль? С опаской подошел перевязанный воин, личный советник миледи Реле.

Весь в перевязи, однако император мог поклясться, что он единственный, кто не получил и царапины во вчерашней, жестокой сече.

– Не найдется ли у вас курительной палочки, милостивый император? Император протянул тому вопрошаемое.

– Давно не видел настоящего императора. Совсем давно.

– Рад за тебя, – кисло кивнул в ответ Стормо. Солнце засветило еще ярче, поднимаясь выше и выше, в небеса, где краски заиграли почти морской синевой. С запада катились куцые облака подгоняемые океанским бризом. Теплый ветер ударил в хмурое лицо ведущего легионы. Берег океана бурь был всего лишь в пятнадцати лигах к югу от Рейнгарда.

– А Кью-Рю знавал вашего предка, о император, – отчего-то сказал Рю.

– Уро Торрий был публичным человеком, так что…

– Нет, милорд. С вашим отцом не знаком. Увы. Я про того.

Другого… Который в телегу черепа складывал и за собой возил.

Дурацкая вобще привычка, не находите? Хотя имела эффект. Неплохой.

Совсем неплохой.

– Горак Страшный? – нахмурился Стормо еще больше. – Горак жил пять столетий назад. В своем ли уме ты, воин?… Хотя мне сообщали, ты, воин, мастер изрекать страннейшие из вещей. Стормо кинул вниз обгоревший огрызок табачной палки.

Перекувыркнувшись, тот рассыпался яркой прощальной искрой где-то далеко под стенами.

– Странные вещи… Ты хоть знаешь, что империя потеряна нами наполовину? Фаера, Фронтьера, Гибург, Рокката, Линьен – все пали…

И судя потому, что докладывают почтовые голуби, другая половина едва ли продержится долго… Посоветуй что-нибудь странное, о воин, ибо разумных способов победить я не вижу… Птица присела на край стены. Близко от разговаривающих. Рю махнул рукой. Странное оцепенение охватило присевшего морского перехватчика. Крылья напряглись, но не в силах расправиться.

Раскрылся клюв, а закрыться уже не мог.

– Видите, император? – кивнул Рю. – Чтобы остановить кого-то, не требуется применять силу. Совсем не требуется.

– Что ты сделал?

– С птицей то? У птицы слабое темечко. Оглушил я ее. Совсем. Император недоуменно хмыкнул.

– Птицу на обед, император. Покушать, – пояснил Рю. – Совет с ней никак не связан.

– Слышал я, поцелуй эльфийской принцессы излечивает любые болезни… Хотя легат Стронций пробовал поцелуи (да и не только), и говорит это полная ерунда, – неприлично заржал Гладий, кивая в сторону Аль. Император поднял ладонь вверх, предлагая легату помолчать. Это собрание отнюдь не напоминало первое. Стормо чувствовал силу.

Стражи уже были его воинами. Верными воинами. После полудня вернулись разведчики, докладывая о плотном кольце мертвецов. Армия гулей не стала меньше. Подергивалась земля, выпуская древних чудищ, ходили ходуном кладбища, переворачивая могильные камни, мертвые руки разрывали склепы изнутри. И тысячи тысяч их… Подавленные тяжестью положения, магистры грустно облокотились на свои кресла. Этот зал не был привычен им. Стормо выбрал одну из комнат, ранее использовавшихся для балов и славных обедов. Здесь не было привычных трибун, и никто не смотрел с вышины на другого.