Текст книги "Три имени вечности"

Автор книги: Андрей Лебедь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– С чем? – живо спросила Ника.

– Да, Глеб, к встрече с чем? – поддержал ее Эйтор.

– Ну вы и спросили! – Глеб пожал плечами. – Да если б я знал! С чем-то неизвестным… Я не смогу выразить. Но сейчас ощущения у меня в душе примерно такие же, как тогда весной, помнишь, Эйтор? Я помню очень отчетливо, что тогда отдался невидимому ветру. Это ощущение врезалось в меня навсегда. Я в тот момент был точно уверен, что скоро все изменится. Или изменится моя жизнь, или я просто умру. Наверное, мне тогда было нечего терять… и я шел… Шел по следу как ищейка до тех пор, пока не встретил Оониси-сан и Юми. Но они была только лишь промежуточной вехой. А потом я нашел тебя, Ника…

Он нежно приобнял ее за плечи.

– Не знаю, не знаю… – Эйтор с сомнением покачал головой. – Этот твой мистический ветер может нас занести куда-нибудь… куда-то не туда.

– Ты что – испугался? – Ника, прищурив серый глаз, бросила на него насмешливый взгляд. – Да ты не бойся! Ежели что – мы тебе поможем! Вытащим тебя за хвост откуда угодно!

– Да я вовсе не испугался, вот еще, – неуклюже принялся оправдываться художник. – Просто… э-э-э… просто нам ведь нужно быть осторожными и благоразумными… вот что я хотел сказать…

– Благоразумными? Ты не заболел ли, мой дружочек? – Ника преувеличенно заботливо приложила ладонь к его лбу. – Точно! У него температура поднялась, глядите-ка!

Эйтор почувствовал, что его лицо заливает краска стыда и, чтобы перевести разговор на другое, пробормотал скороговоркой:

– Ладно-ладно, все. Больше не буду. Давайте лучше решим, когда мы уже поедем…

И рассмеялся, а вместе с ним и все остальные. Смех освежил их и помог сбросить нависшие над ними, под стать серым облакам, мысли о том, что как они могли так заблуждаться всю жизнь? И почему они не понимали множества удивительных фактов и феноменов, окружающих их со всех сторон и буквально бросающихся в глаза? Фактов, которые стали неумолимо выстраиваться для них в единую логическую и последовательную цепь.

– Как же часто силы небесные дают нам знать о том, что их присутствие в мире никуда не делось!

Эту мысль, общую в тот момент для всех, выразил Эйтор.

– Какие мы слепые были… Да скорее всего, такими и остались… Ведь все эти откровения, о которых мы так долго разговаривали, они… они такие неустойчивые. У меня сейчас такое чувство, что я вот-вот забуду все. Забуду, как забыл те сказки, которые в детстве рассказывала мне мама перед сном. А ведь те сказки были по-настоящему реальными для меня…

Глеб в тот момент испытывал такое же чувство – оно было похоже на те ощущения, когда мы, просыпаясь, пытаемся запомнить сон, который только что видели. Но сон этот, еще секунду назад такой реальный и осязаемый, с множеством разнохарактерных персонажей, с цельным и завершенным сюжетом, начинает неудержимо ускользать, стремительно и безвозвратно улетая в неизвестные космические дали. И точно так же все философские постижения неостановимо испарялись прямо на глазах, вытесняясь неумолимо наступавшей материальной реальностью.

В тот момент каждый из них, погрузившись в себя, с удивлением и сожалением наблюдал за тем, как его «постижения» исчезают в глубинах сознания.

Глеб стоял, пытаясь осознать все произошедшее с ним, и мысли и идеи его, до этого хаотически метавшиеся в разные стороны, неожиданно перестали прыгать, а выстроились в стройные шеренги и зашагали по широкой дороге. И умозаключения его были примерно следующие.

Для того чтобы выстроить в уме некие связные онтологические концепции, да еще и пытаться их более-менее последовательно изложить, необходима внутренняя готовность. Под готовностью вовсе не имеется в виду необходимость получения философского или иного гуманитарного образования, нет. Любые, пусть даже самые сложные философские и религиозные концепции могут быть изложены практически любым человеком при минимальной образовательной подготовке.

Единственное, что, безусловно необходимо для убедительного изложения любых философем, религиозных парадигм или богоискательских доктрин – духовный опыт. Если у человека есть хотя бы малые проблески такого опыта, он поведет его все дальше и дальше по пути познания. И, в конце концов, обязательно наступит такой момент, когда человек начнет обобщать и интегрировать. Этот этап неизбежен. Без процесса соединения в некое целое, любые духовные или религиозные открытия могут остаться за пределами ясного осознания и понимания.

Понимание, как таковое, для нас, людей, совершенно необходимо. Необходимо именно потому, что мыслительные процессы являются одним из неотъемлемых свойств человеческих существ. Как часто духовные практики говорят нам о том, что для достижения просветления нужно остановить ум – с помощью медитации, молитвы или еще как-то иначе! И в этом они абсолютно правы.

Но как же редко они говорят, что в нужный момент необходимо его, этот ум, включить… Это помогает нам на какое-то, пусть недолгое время обрести внутреннюю опору, создать себе своего рода спокойную «духовную гавань» в бушующем океане перехлестывающихся друг с другом космических сил.

Но любые интеллектуальные построения – пылинка по сравнению с вселенской мудростью, которая никогда не повторяется. Никогда! И поэтому, стоит нам хоть на секунду увериться в том, что мы обладаем всей полнотой истины, обладаем истинным знанием или истинно верным учением, как мы мгновенно оказываемся отброшенным далеко назад – на исходные рубежи. И тогда мы становимся слепыми догматиками, религиозными фанатиками, такими же, какими, по уверениям древних гностиков, нас создал «сын хаоса»…

Такие духовные гавани годятся только для временного отдыха, подумал Глеб. Любые, даже самые развитые и высокодуховные системы (системы, но не духовные учителя или духовный опыт) со временем изживают сами себя. И потому-то, как бы внутренне мы тому ни противились, как только к нам придет ощущение застоя, ощущение неудовлетворенности, мы должны снова отправиться в плавание.

Конечно, думал он, вовсе не нужно обязательно менять религию, к которой принадлежишь, бросать семью или друзей… Известно, кто первым покидает судно в минуту опасности…

Поиск – вот ключевое слово, решил Глеб. Непрестанный поиск себя в мире и мира в себе. Поиск новых возможностей, новых пределов. Жить сейчас, смотреть в будущее, не забывать прошлое. Простая формула. Но именно она способна привести человека к знанию.

– Эй, привет, москвичи, давно ждете? – веселый голос за спиной Глеба заставил его резко обернуться.

Перед ними стоял невысокий небритый мужичок в промасленной телогрейке и толстых брезентовых штанах, похожий на сельского тракториста – штатного балагура и весельчака. Кирзовые сапоги его были в грязи. Разговаривал он с едва уловимым коми акцентом.

– Вас, что ли, встретить нужно? Дак вот он я. Аким.

– Мы не из Москвы, – Ника встала и протянула трактористу руку. – Я Ника. А это вот Глеб и Эйтор. Из Петербурга мы приехали. Нас…

–Знаю-знаю, – нетерпеливо перебил ее Аким, – нам уже позвонили. К Аксентию вас послали. Чтоб мозги вам вправил.

Он засмеялся, показав прокуренные зубы.

– Ну-у-у… наверное, для этого – подтвердила Ника.

– Как эт-то – мозги вправ-вил? – Эйтор выпрямился и стал похож на возмущенного журавля. – Эт-то еще зачем?

Тракторист деланно пожал плечами:

– Уж я не знаю, зачем… Он всем так делает. Он же тун, дак вот и вправляет…

– Кто он? – удивленно спросил Глеб.

– Кто-кто… конь в пальто, – спокойно ответил Аким. – По-коми это. Тун. Колдун по-русски. На дальней заимке живет, ездят к нему разве что только по большой надобности. Вот надо мне сейчас договариваться идти с мужиками… Может, никто и не согласится везти… Боятся его. Сидите тут пока.

Он ушел и вернулся через час, весьма довольный собой:

– Ну все, я тут с бригадиром договорился, поедете как начальники. На хорошей машине. Вы трое и я четвертый. Как раз поместимся. Давай сюда, Петрович! – замахал он руками подъезжающему к ним «уазику» с брезентовым верхом.

Пузатый хмурый Петрович, приоткрыв дверь, приветственно поднял руку и вылез, уступив место водителя Акиму. Тот ловко уселся на его место и захлопнул дверь, предоставив им самим закидывать вещи в машину. Среди их больших туристских рюкзаков была и еще одна вещь – гитара в прочном пластиковом чехле. В самый последний момент Глеб, повинуясь какому-то необъяснимому шестому чувству, решил взять ее с собой.

Через пять минут Аким, не выпуская из зубов сигареты, спросил:

– Ну что, все? Щас поедем уже… Но сначала – в магазин. С пустыми руками ж не поедете.

Толстая неприветливая продавщица поселкового магазина, казалось, еле двигалась, взвешивая им сахар и выкладывая на прилавок пачки чая и банки с тушенкой и сгущенным молоком. Глеб полез в карман за кошельком, но Аким, стоявший в сторонке возле окна, подал голос:

– Ты это… сигарет возьми побольше. Водки тоже возьми. Пригодится…Сколько? Ну, возьми ящик.

– Ящик водки вам… – продавщица раздраженно посмотрела на Акима с Глебом и со стуком начала выставлять на прилавок бутылки. – Алкоголики… Нет бы как нормальные люди – ну поехали на рыбалку, рыбы половили, ну выпили по чуть-чуть. Так нет же, наберут этой дряни, потом без рыбы домой приезжают…

Ника прыснула и ущипнула Глеба за бок.

Они загрузились, и видавший виды автомобиль развил крейсерскую скорость в сорок километров в час, гремя и подпрыгивая на многочисленных неровностях грунтовой дороги. Проехав за десять минут весь поселок, они свернули на малоприметную лесную дорогу, где скорость еще больше снизилась.

– Далеко ехать-то? – спросил Акима сидевший на переднем сиденье Эйтор.

Тракторист беспечно курил сигарету с фильтром, не забывая, однако, следить за дорогой, петлявшей среди густых массивов елей.

– А? Что? Сколько ехать? – он почесал в раздумье колючую щеку и сказал неуверенно: – Сто двадцать километров, должно буди...

– Ско-о-олько?! – Эйтор был поражен. – Да мы же так и к ночи не доедем!

– Может и так. А может, мы и вообще никогда не доедем. – Аким потянулся и расправил спину, не выпуская руля из крепких рук. – А может, доедем, но не вернемся…

Эйтор вздохнул и притих.

Ника и Глеб молча сидели на заднем сиденье, прижавшись друг к другу. Им было в этот момент совершенно безразлично, сколько времени займет поездка. Главное – они были вместе, они были рядом. И они любили друг друга. А все остальное, как они справедливо полагали, уже не имеет никакого значения.

Они добрались до места около полуночи, проехав последние несколько километров по едва заметной дороге. Темнота так и не наступила – северная ночь была светлой, и безоблачное небо сияло ночными зарницами. Аким притормозил возле небольшой бревенчатой избушки, заглушил двигатель и сказал:

– Все, приехали.

Его коми акцент стал, видимо, от усталости, еще более заметен.

Они, потягиваясь, вылезли из машины, подхватили на плечи свои туристские рюкзаки и перенесли их в избушку.

Глава 13. Тун

– Ох, ну и жарко же тут!

Глеб, оглядевшись, вытер пот со лба. В маленькой железной печке, стоявшей в углу избушки, жарко пылали дрова.

– А плов скоро будет готов? – спросила Ника, которая, обхватив колени руками, сидела на низенькой грубо сколоченной табуретке. – Есть хочется…

– Скоро, скоро! – зубы Глеба сверкнули в неярком свете керосиновой лампы. – Подожди немного! Пятнадцать минут подожди и все будет готово! Вот сейчас приправы добавлю …и все прекрасно получится!… м-м-м…

Он принялся поочередно вытаскивать из синего пластикового мешочка маленькие пакетики с какими-то только ему одному известными экзотическими восточными пряностями и высыпать их содержимое в большую эмалированную кастрюлю с булькающим пловом. Он любил готовить, и всегда радовался возможности показать свое искусство. И сейчас он артистично исполнял главную роль в маленьком театре, где был единственный зритель – его Ника.

– Ты там, гляди, не пересоли, – забеспокоилась Ника. – И не переперчи, хорошо?

– Не волнуйся, дорогая! Все получится как надо…– восклицал Глеб, ни на секунду не отвлекаясь от наблюдения за кастрюлей. – Все будет, как мой дедушка делал, а дедушка, ты же знаешь, был главным специалистом у них в поселке по приготовлению плова. Да что там в поселке – во всем районе. Даже нет – во всей Московской области!

– Неужели во всей области? – не удержалась, чтобы не поддеть Глеба, Ника. – Врешь, наверное?

– Да я тебе точно говорю! – загорячился он. – Вот ни капельки не вру… Почти…

– А откуда в подмосковном поселке может взяться специалист по приготовлению плова? – спросила Ника, улыбаясь и трепля Глеба за волосы.

– Так он же из татар-мишарей был. – Глеб посмотрел на Нику, уже почти сам веря своим словам. – Там ведь, в Мещере, раньше татары жили... И финно-угры тоже… И кое-где сохранились обычаи. Да если хочешь знать, к деду моему даже шеф-повара из столичных ресторанов приезжали. Приедут, бывало, подарки привезут… Просят, умоляют: «Дедушка, возьми деньги – сколько хочешь, часы золотые швейцарские бери, машину вот бери – «Мерседес»… все бери, только научи нас плов варить как ты варишь!».

Глеб воздел руки к потолку избы, показывая, как умоляли его дедушку столичные повара научить их готовить плов.

– Да что там московские-то повара, ты уж говори сразу – европейские, – глядя на пламя керосиновой лампы, сказала Ника.

– А что, может и так! Из Парижа даже, может, приезжали!...

– Дедушка, это хорошо, конечно, – Ника погрозила Глебу пальцем, – да ты смотри, Глеб, сам не оплошай, а то пригорит у тебя плов… а скоро Аким и Эйтор приедут, чем ты их кормить будешь?

– Да ты не переживай, еще несколько минут, оставшаяся вода выкипит – и все готово!

Глеб еще некоторое время сосредоточенно всматривался в кастрюлю, потом подхватил ее за потертые ручки и, ловко сняв с печки, поставил на круглую чугунную подставку.

– Уф-ф-ф! Готово, – довольным тоном произнес он и уселся на деревянную скамью, протяжно скрипнувшую под его весом.

Ника, не вставая с места, рывком подтянула к себе свой рюкзак и, порывшись в нем, вытащила железную столовую ложку. Критически повертев ее перед глазами, она вздохнула и аккуратно положила на краешек своей пластмассовой тарелки.

– Когда уж они приедут… – проворчала она, ни к кому не обращаясь. – Ночь на дворе… Обещали же на третий день приехать…

– Да скоро уже, я думаю, – Глеб поднял руку и прислушался, но вскоре разочарованно выпрямился, сказав: – Ничего не слышно…

Ника попыталась настроить свой внутренний слух так, чтобы он, подобно радиолокационной установке, сканировал все окружающее пространство. Когда-то этому приему ее научил ее наставник, но пользоваться этой техникой ей приходилось очень редко – жизнь в городских условиях к этому не очень-то располагает. К тому же город постоянно наполнен звуками техногенного происхождения – шумом автомобилей, гулом пролетающих летательных аппаратов, звуками телевизоров…

Только иногда, оказавшись за пределами города, Ника пыталась использовать этот способ изучения звуков. И каждый раз это приносило ей не сравнимые ни с чем ощущения. Она начинала слышать звуки, источники которых были, как оказывается, удалены от нее на невероятно далекое расстояние. Если же она тренировалась в этом упражнении достаточно продолжительное время, то наступал момент, когда сквозь звуки окружающего мира начинали «прорываться» звуки, не слышимые ранее. И звуки эти были чрезвычайно разнообразными.

Иногда Ника начинала слышать музыку, сначала одиночный инструмент – флейту или арфу, который вел незатейливую мелодию. Постепенно музыка все усложнялась и усложнялась, к одному инструменту подключались и другие – рояль, скрипки и альты, контрабасы, ударные… И приходил момент, когда она уже слышала целый симфонический оркестр, исполняющий подчас очень сложные и логически законченные произведения. Это были целые симфонии, состоящие из нескольких частей – прелюдии, аллегро, анданте… И Ника понимала, что этих симфоний она никогда раньше не слышала ни в записи, ни вживую. «Почему, ну почему я не удосужилась выучить нотную грамоту?! – сокрушалась она иногда. – Тогда бы я уж точно смогла записать эти невероятно красивые и гармоничные музыкальные произведения!».

Глеб тоже вслушивался в окружающую их тишину, но улавливал только шелест легкого ветра по кронам больших елей в ночной тайге. Где-то вдалеке на большой высоте пролетел авиалайнер, и гудение его мощных двигателей заполнило все ее внимание. Внезапно до его ушей донесся тонкий продолжительный звук, очень похожий на комариный писк. Звук был непрерывным, но почти неразличимым – видимо, источник звука был очень далеко, и северная светлая летняя ночь растворяла все далекие звуки в своей невероятной мягко колышущейся массе.

Несколько секунд Глебу понадобилось, чтобы осознать, что этот звук издает двигатель автомобиля.

– Едут! – уверенно сказала Ника в тот самый момент, когда он уже было открыть рот, чтоб сказать то же самое.

– Хороший у тебя слух, Ника! – сказал Глеб. – Мне вот десять минут прислушиваться пришлось, чтоб услышать, как они едут…

– А я и не слышала ничего, – Ника потянулась и выгнула спину. – И так ясно, что они едут.

– Как это – ясно?

– Ну вот так… видишь же – волна какая сильная!

– Ты о чем это, Ника? – Глеб удивленно потянул ее за рукав.

– Да ну тебя, Глебушка, чего пристал. И так все ясно же! – засмеялась Ника, но, видя, что он ждет от нее ответа, обреченно вздохнула и сказала: – Ну чего тут непонятного-то? Волна идет впереди каждого человека, она такая…

– Какая? – Глеб не сводил с Ники глаз.

– …такая… плотная… накатывает. В общем, волна и все тут. У каждого своя она.

– Своя – по размеру?

– Да нет же, не по размеру… – Ника закусила губу, задумавшись, – хотя, и по размеру тоже… Но главное – у каждого она имеет свой характер, свой, особенный, не спутаешь ни с чьим другим.

– И у кого какой?

– Ну-у-у, я не знаю, как и сказать-то. У тебя, например, волна такая... сильная, резкая такая, острая иногда…

– Острая волна? – переспросил Глеб. – А это как? Как это волна может быть острой?

Она проворчала:

– Острая это значит острая, как это объяснить-то? Чувствую так.

Глеб знал, что при случае Ника за словом в карман не полезет, поэтому примирительно поднял руку:

– Ну всё, всё, Ника, сдаюсь. Рассказывай дальше.

– А что дальше? Нету никакого «дальше». Все, что знала, то и рассказала. А, да, забыла! У наставника моего волна, которая впереди его идет, она… могучая. Другого слова не подобрать. Это не волна даже, а словно океанское цунами – накатывает и, когда приходит, накрывает с головой… сначала вроде бы накроет, а потом вознесет высоко в небо на своем гребне, как на спине взлетающего орла. Ну да, и зовут его тоже так – Эзир, что значит по-тувински орел. И дух-покровитель у него тоже орел.

– Дух-покровитель? – недоверчиво переспросил Глеб. – Как это?

– Да это неважно… – улыбнулась Ника. – Это мифология такая.

Они немного помолчали, вслушиваясь в нарастающий гул двигателя автомобиля.

Ужин не успел остыть – не прошло и десяти минут, как возле двери послышались легкие шаги, приглушенное покашливание, тоненько скрипнув, открылась дверь, и в избу вошел Аким и присел на табуретку, которую ему предусмотрительно освободила Ника. Казалось, что после долгой поездки, он должен был выглядеть усталым, однако он ни словом не обмолвился о своей усталости.

Спустя некоторое время пришел Эйтор. Все одновременно повернулись к нему и отметили для себя, что выражение его лица было необычным. Несколько секунд паузы – и Ника первой спросила:

– Эйтор, а ты что это такой…?

– Какой? – немного помедлив и словно удивившись вопросу, спросил тот.

– Ну вот такой – какой-то загадочный… Или испуганный? – присмотревшись, уточнила она. – Кто это тебя напугал? Или что?

Эйтор помолчал, собираясь с мыслями, потом вопросительно посмотрел на Акима. Тот сделал невинное лицо и пожал плечами. Художник отвернулся от него, поняв, что поддержки не получит, и надолго задумался. Он как будто решал, стоит ли рассказывать что-либо или же нет. А может, он просто подбирал нужные слова.

– Ну! Давай же! Рассказывай! – Ника требовательно потеребила его за рукав. – Нечего тут притворяться незнайкой. Если испугался чего-то – расскажи нам, облегчи душу, исповедуйся. В следующий раз не страшно будет.

– Да ладно тебе, Ника, – вступился за Эйтора Глеб. – Ты сначала накорми, напои, а потом выспрашивай.

– Ой, простите! Конечно же, давайте ужинать!

И смутившаяся Ника принялась раскладывать по тарелкам плов.

Через полчаса, когда все устроились на своих местах, Ника нетерпеливо сказала:

– Ну, давай, Эйтор. Расскажи, что там такое было.

Художник вздохнул и, глядя в сторону, сказал смущенно:

– Да что там, Ника… Даже не знаю, как и рассказывать-то…

– А как было, так и расскажи.

– Ну, в общем… были мы… поехали то есть… и, так сказать… ну не знаю… как хотите, так и понимайте. В общем, черти за нами гонялись. Как-то так.

– Кто-о-о? – Ника от удивления уронила на пол чайную ложку, которой за секунду до этого размешивала сахар в своей кружке с чаем. – Ты не заболел? Какие еще черти?!

– Ну, может, и не черти… такие существа… там, в тайге... Живые. Но это не главное, нет… это не самое главное…

– А что главное? – с любопытством спросила Ника.

– Что главное?... Не знаю… Видите ли… Бог, он же рисует… Потому и мир крепко держится… – Эйтор примолк, подбирая слова. – Он же, как бы это сказать...

Он замолчал, а Аким положил руку ему на плечо и произнес негромко:

– Эй, парень, ты это… Не нужно тебе пока подробности рассказывать. Потом. Когда-нибудь. Или еще позже. Эта история пока касается только тебя, и она будет иметь продолжение. Да она и сама является частью другой истории. Аксентий же тебе все объяснил.

Эйтор слушал очень внимательно и после слов Акима согласно закивал головой:

– Да, да, я все понял.

Он повернулся к Нике и Глебу:

– Я обязательно вам все расскажу. Это вовсе не секрет. Но я должен хорошенько поразмыслить. Я должен… ну, должен все это переварить, что ли…

– Да конечно, Эйтор, все нормально, мы на тебя не держим никакой обиды! – Ника легонько толкнула его в плечо. – Мы подождем сколько нужно.

– И еще. В общем… – Эйтор помялся немного и выпалил: – В общем, я должен буду уехать завтра.

– Как уехать? – воскликнула Ника. – Куда? Мы же только недавно приехали.

– Да, Ника. – Эйтор был тверд. – Я обязан ехать. К ней.

– К Юми?! – воскликнул Глеб.

– Да. Я кое-что понял, Глеб. Немного времени прошло, но мне этого времени хватило. Я должен быть с ней рядом. Сейчас. Сейчас и всегда.

Вид художника был очень решительный, было видно, что он принял твердое решение. И никто не посмел это решение подвергнуть даже малейшему сомнению.

– Конечно, Эйтор, дорогой, – Ника положила руку ему на плечо. – Если ты чувствуешь, то, конечно, должен ехать.

– А вы собирайтесь, мы сейчас с вами поедем.

Слова Акима застигли Глеба и Нику врасплох.

– Куда поедем?! – спросил Глеб.

– Да, куда это мы поедем? – воскликнула Ника. – Ночь на дворе, спать уже пора.

– Ничего, потом выспитесь, – Аким улыбнулся, поднял с пола свой небольшой рюкзак и протянул Глебу. – Вот, давай, положи-ка сюда продукты на всех на неделю.

– На сколько-о-о, на неделю?! – одновременно воскликнули Глеб с Никой.

Аким молча кивнул и вышел из избы. Через секунду дверь снова открылась и он, заглянув внутрь, сказал:

– Выезжаем через десять минут. Жду в машине. Тун ждать не хочет. Да, – добавил он, обращаясь к Глебу, – и гитару свою возьми. Он сказал взять обязательно. Без нее там тебе делать нечего.

И вышел.

Слово «выезжаем» подействовало на них обоих магическим образом. Они вдруг поняли, что это не шутка. Что надо быстро собираться, и не просто быстро, а – молниеносно! Они бросились лихорадочно складывать в рюкзак провизию – банки с тушенкой, несколько буханок хлеба, две больших пачки черного чая, упаковку с кусковым сахаром, котелки и тарелки, несколько бутылок водки и сигареты в блоках. За пять минут все было собрано, и Глеб, закинув рюкзак на плечо и схватив чехол с гитарой, помчался к выходу.

– Постой! – окликнул его Эйтор. – А свои-то вещи чего не взял?

Глеб, чертыхнувшись, вернулся и принялся с быстротой молнии забрасывать в свой рюкзак вещи, которые, как ему в тот момент казалось, могли понадобиться в поездке. Железные кружка и ложка, тонкий спальный мешок и высокие горные ботинки французской фирмы, солнечные очки и две пары запасных носков, плащ-дождевик и синяя флисовая куртка, огромный охотничий нож в кожаных ножнах. Сверху он бросил умывальные принадлежности. Большие наручные часы с кварцевым стеклом и пластиковым ремешком он нацепил на запястье левой руки. Мельком поглядев на них, он отметил время и ужаснулся – отведенные им десять минут уже закончились!

Как пробка они выскочили из двери и стремглав помчались к машине, боясь опоздать. «Уазик» стоял в полусотне метров от избы. Тяжелый рюкзак бил Глебу по спине, но он не обращал на это внимания и не сводил глаз с автомобиля. Через лобовое стекло он видел силуэт Акима, сидевшего на водительском месте. Глеб видел огонек зажженной сигареты, слышал, что двигатель уже заведен и очень беспокоился, что «уазик» вот-вот тронется и уедет без него.

Промчавшись перед капотом машины, он распахнул заднюю дверь и рывком перебросил через сиденье свой рюкзак и гитару, потом помог Нике снять с плеч другой рюкзак и тоже закинул его в машину. Они поспешно влезли внутрь, цепляясь за спинки сидений дрожащими от напряжения руками. Захлопнув дверь, Глеб, довольный, что успел собраться за десять минут, радостно сказал Акиму, которого не было видно из-за высокой спинки водительского кресла:

– Ну все! Все готово. Можно уже ехать.

Ответом было молчание.

Ника повторила громче:

– Все, Аким, можно уже ехать, мы уже уселись!

Ответа не последовало. Глеб решил, что их проводник заснул от усталости, и наклонился вперед, чтобы похлопать его по плечу и разбудить. Но увидел, что за рулем никого нет!

Он еще несколько недоуменно смотрел на пустое сиденье, не зная, что и думать. «Видимо, мне померещилось», повторял Глеб, успокаивая сам себя. Он поглядел на Нику и пробормотал:

– Никого нету…

– Да я уж заметила, – сказала Ника и откинулась на спинку сиденья. – Ну и ладно, подождем. Видно, померещилось.

Но Глеб знал, что ему не померещилось. Он отчетливо помнил, что видел Акима, сидящего на водительском кресле. Он даже видел, как тот затянулся сигаретой, отчего его лицо осветилось в полутьме кабины.

Глеб обратил внимание, что шума двигателя не слышно – то ли он заглох сам, то ли отключился автоматически. Открыв дверцу, он выпрыгнул из машины и встал рядом с ней, не зная, что предпринять. Акима нигде не было видно, видимо, он отошел куда-то в сторону. «Надо же! Сам сказал – через десять минут, а сам ушел», – с досадой подумал Глеб, но через секунду отбросил эту мысль.

Ночь была теплой. Тишина казалась всеобъемлющей.

Безветрие и тишина.

Стоя возле автомобиля, Глеб принялся размышлять о том, как редко городская жизнь дает ему такую возможность – просто постоять ночью на улице. Ни о чем не беспокоясь, ни о чем не заботясь, ни к чему не стремясь, забыв все свои страхи и опасения…

Легкий порыв теплого ветра коснулся его щеки. Он автоматически определил направление ветра – западный. Теплый западный ветер, успокаивающий и расслабляющий, дающий отдых и восстановление после тяжелой работы.

«Ветер пришел», – подумал Глеб и улыбнулся: именно так говорила Ника в такие моменты. Он никогда не слышал от нее, что ветер «начал дуть» или «задул», нет, всегда она говорила о ветре как о живом существе. Да, пожалуй, так оно и есть! Ветер словно неприрученное животное, приходит и уходит сам, когда захочет. И никто ему не указ.

– О чем задумался, друган?

Голос Акима раздался у Глеба за спиной и мгновенно вывел его из потока грез и теплых объятий ветра. Он обернулся и пробормотал внезапно охрипшим голосом:

– Да так… Смотрю вокруг, дышу... Хороший воздух здесь…

Проводник взглянул на него внимательно и кивнул:

– Да, воздух здесь чистый… да что-то врешь ты, парень… Уж больно вид у тебя испуганный. Что случилось-то?

Глеб собрался с духом и сказал:

– Да нам только что почудилось, что ты за рулем сидишь. Мы в машину залезли, а там никого. Подумали, что галлюцинация…

– Да я тут стоял, в трех метрах от машины. Гляжу – промчались вы как угорелые, на меня ноль внимания. Ну, я думаю, ладно, постою тут еще покурю… – Аким рассеянно пожал плечами и озабоченно посмотрел на небо. – Надо ехать, а то – как бы он не передумал… ну, залазь в машину. Поедем…

Глеб влез на заднее сиденье и уселся возле Ники.

– А кто передумать может, а, Аким? Хозяин заимки?

– Да. Тун.

– А почему Аксентий может передумать? – Глеб задал этот вопрос только для того, чтоб поддержать разговор.

– Да Аксентий, возможно, и не передумает, – круглое лицо Акима ничего не выражало, – а вот тун может…

– Постой-ка, Аким, – Глеб удивился, – так их там двое что ли? Аксентий и тун?

– Не-е-е… – проводник был терпелив, похоже, ему время от времени приходилось разным людям объяснять одно и то же. – Один он там живет… Но их как бы двое. Бывает, приезжаешь к нему, глядишь – тебя Аксентий встречает. Он-то простой мужик. Курит сигареты. Водку даже пьет иногда. Рыбачит, грибы-ягоды на зиму заготавливает, охотничает… Меткий он – ужас до чего! Белку в глаз бьет. Вот. А иногда приезжаю, нету Аксентия.

– А кто же тогда?

– Кто-кто… – Аким засмеялся, но сразу посерьезнел. – Тун, вот кто.

– А как ты узнаёшь, – Глебу стало очень любопытно, – Аксентий тебя встречает или тун?

– Иногда и не узнаешь сразу, да… – проводник задумался и туманно объяснил. – Вроде как бы стоит Аксентий, а посмотришь пристальнее – тун. Или наоборот бывает.

Глеб ничего не понял и решил на всякий случай промолчать, а Аким, прикуривая очередную сигарету от одноразовой газовой зажигалки, сказал ободряюще:

– Да ты не бойся, сам все увидишь.

– Он опасный? – спросила Ника.

– А кто в этом мире не опасный? – вопросом на вопрос ответил Аким. – Вон даже и заяц бывает опасным. У него задние ноги сильные такие… замешкаешься, а он тебе как даст ногой в глаз! И все – ты без сознания лежишь …

Глеб посмотрел на проводника, пытаясь понять, шутит он или нет, но тот даже глазом не моргнул и продолжил:

– А Аксентий, он опасный уже потому, что имеет дело с такими силами, с которыми никто из людей дела не имеет. Он тун, да не простой, а сильный очень. – Аким понизил голос: – Говорят, что у него предок был сам Корт Айка.

– Кто это такой, Корт Айка? –

Глебу это имя ничего не говорило.

– Тун такой в древние времена в этих краях жил, здесь, на Коми земле. Колдун то есть….

– Шаман? – уточнила Ника.