Текст книги "Сириус Б (СИ)"

Восемнадцатый номер состоял из короткого коридора, ванной комнаты и спальни. Теннисная сумка уже лежала на тумбочке под прикрученным к стене зеркалом.

– Я в душ, – сказала Аделька и исчезла за тонкими филенчатыми дверями.

Как только щелкнул замок ванной комнаты, послышался громкий стук в дверь.

– Мы ничего не заказывали! – раздраженно крикнул Подкрышен, копаясь в сумке.

– Впустите! – глухо донеслось с той стороны. – Умоляю, впустите! Дело идет о жизни и смерти неплохого человека!

– Что еще за черт, – тихо сказал Эмилий и открыл дверь.

На пороге стоял толстячок в надорванном на спине грязном сером смокинге, с сильно исцарапанным и покрытым синяками лицом. Он не смотрел на Подкрышена, а сильно вывернув шею назад, пялился на едва различимые в полумраке коридора двери лифта.

– Впустите, – сказал он, не оборачиваясь. – А то меня сейчас убьют.

– Да не могу я вас впустить, – возмутился Подкрышен.– Я с дамой.

– Ну и что? Я в ванной тихо посижу до утра, впускайте же меня скорее!

– Не буду я вас впускать! Меня самого никто никуда не впускает.

– Впустите, я очень богат, я вам утром много-много денег отдам.

– Ну, довольно! Обратитесь к дежурному центуриону или я не знаю – позвоните в МЧС, наконец! – воскликнул Эмилий и захлопнул двери. – А еще называются самым приличным заведением в городе. Безобразие!

– Кто там?– спросила Аделька из ванной.

– Это сервис! – крикнул Эмилий. – Не отвлекайся, дорогая.

Он вдруг подумал, что недурно было бы как следует осмотреть номер на предмет различных неожиданностей.

Подкрышен быстро прошел в спальню, где из мебели были только огромная кровать под тяжелым бархатным балдахином две тумбочки и низкий столик для легких пред и послепостельных фуршетов. Этот номер постоянно использовался Подкрышеном для встреч с Аделькой, и он точно знал куда нужно смотреть. Эмилий быстро подошел к окну, резко раздвинул и снова задернул шторы, а затем присел и заглянул под кровать.

Все эти предосторожности были совсем не лишними, так как однажды, во время одной из первых их с Аделькой встреч, причем в самый неподходящий момент из-под кровати вылез пьяный патриций и безнадежно испортил им прекрасный романтический вечер. Тот патриций всего лишь спросил у Эмилия "сколько время?" и сразу уполз из номера, но романтический настрой после такого было уже не вернуть.

Но сегодня все вроде бы было в порядке. Подергав зачем-то за шнуры балдахина, Эмилий успокоился и начал переодеваться. Он вывалил на кровать кроличий костюм, снял пиджак и начал расстегивать пуговицы рубашки. Обычно, уже во время переодевания он чувствовал прилив сил, бодрость и приходил в прекрасное расположение духа, но сегодня ничего подобного не происходило.

"Зря я не отменил эту встречу, – вдруг подумал Эмилий с грустью. – Нужно было наплевать на сибаритство и остаться дома. Ох, чувствую, опозорюсь сейчас... Но что же делать? Теперь поздно включать заднюю передачу, нужно продолжать. Или я не стоик? А может, пока есть время, попытаться заполнить пустоту хорошей двушечкой? Всю прелюдию поломали эти башмачники... сыны фиолетового порока, бля... но сюда им не пробраться. Так и сделаем, пока зайка купается".

Эмилий быстро, как солдат первого года службы, сбросил с себя цивильную одежду и облачился в костюм кроля. Все предметы были прекрасно подогнаны по его фигуре и сидели на теле безупречно. Огладив двумя руками большой белый хвост, Подкрышен открыл тумбочку и начал запихивать в нее свое повседневное нижнее белье. Вдруг его внимание привлек белый квадратик на эластичных черных трусах.

– Сенатор, – прочитал Эмилий надпись на квадратике и вздохнул.

Ему вдруг представился Юлий Цезарь в таких же вот черных трусах, выступающий на форуме перед другими сенаторами, облаченными в те же туалеты, только бежевого цвета. "Какая пошлость, – подумал Эмилий. – И вот так везде. А ведь от этих трусов рукой подать до презервативов "Член Совета" или даже комплекта гигиенических прокладок "Парламент". Неужели они ничего не видят? Нужно в законодательном порядке, запретить использование некоторых высоких слов с корыстными бизнес-намерениями. Причем – срочно. Отсутствие национальной идеи так и прет из всех щелей. Так и прет. Впрочем, в таких нарядах им хотя бы кинжалы негде прятать будет. Хотя, с другой стороны, современные сенаторы найдут, где спрятать свои кинжалы в случае чего, с них станется".

Закончив с переодеванием, Эмилий достал заветную папиросницу и пересел на противоположный конец кровати, поближе к окну. Он быстро закачал в ноздри по двушечке, но второпях вдохнул слишком глубоко, поэтому пришлось несколько раз сжать и отпустить пальцами нос. Облегчения не наступило, но на глазах почему-то выступили обильные слезы.

– Так, – прошептал Эмилий. – Ладно. Тогда – трешечку. Я тебя сегодня обязательно заполню, проклятая пустота!

– А где мой кролик? – послышался за спиной веселый голос Адельки. – Чем он там занимается без своей зайки?

Эмилий обернулся. Аделька стояла перед кроватью и смотрела на него с любопытством. Кроме свободного короткого пеньюара и пары кружевных белых чулок на ней не было ничего, только над ее головой покачивалась пара небольших заячьих ушек розового цвета.

"До чего же хороша, – подумал Эмилий, рассматривая Адельку. – Просто Афродита. Вернее – Венера. А кролик тут все никак со своей пустотой не справится, понимаешь..."

В лучшие времена, Подкрышен уже весь был бы охвачен огнем страсти, но сегодня все шло кувырком, круп проклятой черной зебры надежно загораживал от него проход через райские врата.

– А почему кролик плачет? – спросила Аделька, еще раз тряхнув ушками. – Он сегодня что-нибудь натворил?

– Да, моя прекрасная госпожа, – сказал Эмилий, шмыгнув носом. – Кролик сегодня много набедокурил. Он сегодня целый день творил косяки и вообще – вел себя очень-очень плохо.

– Кролик плохой? – спросила Аделька.

– Да, – подтвердил Эмилий. – Плохой. Очень плохой.

– Придется его наказать.

– Конечно.

Эмилий осторожно положил папиросницу на тумбочку, взял небольшую белую плеть, подошел к Адельке и, опустившись на одно колено, сказал:

– Накажи меня, моя госпожа.

Эта плеть была совсем не страшной на вид, скорее даже декоративной, она прилагалась к костюму в качестве бесплатного подарка от фирмы-изготовителя, но постепенно стала у них чуть ли не главным романтическим атрибутом. Обычно, протягивая Адельке эту белоснежную плеть, Эмилий чувствовал себя, чуть ли не главным сибаритом Боброва, но вот сегодня...

– Ну, что же, – сказала Аделька, принимая плеть.– Придется как следует наказать гадкого кролика.

Вдруг Эмилий ощутил сильнейший приступ жалости к самому себе. Он быстро прижался к Адельке, обхватил ее руками за колени, прижался к ее животу лбом и горько зарыдал.

"Надо же, – подумала Аделька. – Уже второй за сегодня. Магнитная буря на них влияет, наверное". Она осторожно погладила мохнатые белые уши Подкрышена и осторожно спросила:

– Кролик, наверное, продал сегодня что-нибудь нехорошее?

Не переставая рыдать, Подкрышен покрутил головой.

– Тогда – купил?

– Нет, – сказал Эмилий. – Кролик сегодня целый день боролся с черной зеброй, но так и не смог ее одолеть. А еще он искал национальную идею, но тоже безрезультатно. Это ужасный космический косяк, Адя, какая-то вселенская черная полоса.

"Точно – магнитная буря, – подумала Аделька. – Какие они все-таки нервные становятся от этих магнитных бурь. Ну, нет худа без добра – сегодня хоть высплюсь..."

– Минуточку, – сказал Подкрышен, быстро вставая с колен и промокая глаза правым ухом маски. – Одну минуточку...

Он быстро вернулся к окну и, усевшись на кровати, начал торопливо забивать свою заветную трубку трешечкой. Аделька подошла к нему, присела рядом и начала наблюдать за процедурой.

– Сейчас-сейчас, – бормотал Подкрышен. – Может быть, еще не все потеряно. Сейчас, Адя. Одну секундочку, кролику нужно взбодриться.

– А дай и мне, – сказала она вдруг.

– Да зачем тебе эта дрянь? – удивился Эмилий. – Ты же сегодня вела себя хорошо?

– Просто хочу попробовать.

– Да брось...

– Я уже начинаю думать, что тебе жалко.

– Мне? Жалко? Да мне для тебя ничего не жалко. Впрочем, как знаешь. От однушечки я думаю, ничего страшного не случится. Ты уверена, что тебе этого хочется?

– Да давай уже, не зуди, а то плетью получишь.

Аделька придвинулась вплотную к Подкрышену, и они начали вдвоем колдовать над папиросницей.

– Ну, вот и все, – сказал Подкрышен. – Давай.

– Вдыхать?

– Да, только не глубоко, а то чихнешь, и все пропадет.

Аделька втянула в себя воздух, а потом громко чихнула. Над папиросницей поднялось небольшое белое облачко и Подкрышен начал хлопать по нему ладонями, словно бы пытаясь загнать его обратно, а потом он даже сунул в него нос и несколько раз глубоко вдохнул.

– Ты что творишь, зайка? – спросил он у Адельки.

– Я же не специально.

– Не специально? – хрипло переспросил Эмилий.

Вероятно, Аделька, что-то увидела в его глазах, что-то нехорошее, потому, что она быстро перекатилась по покрывалу и оказалась с другой стороны кровати.

– Ах, ты ж... – прохрипел Подкрышен и бросился за Аделькой в погоню. Они начали бегать вокруг кровати и громко кричать друг на друга.

Эмилий пытался схватить Адельку, но она была гораздо быстрее и ловчее его. В критические моменты Аделька просто бросалась на кровать и перекатывалась под балдахином на другую сторону, а Эмилию приходилось обегать кровать кругом, и он все время отставал, потому что у чешек была очень твердая подошва и они все время скользили по пластмассовому ворсу турецкого коврика.

Бегая за Аделькой, Подкрышен вдруг почувствовал долгожданный прилив сил. Сердце его тут же наполнилось восторгом, и он рассмеялся счастливым смехом. Аделька звонко рассмеялась в ответ. Теперь они бегали вокруг кровати сначала по часовой стрелке, затем – против и смеялись не останавливаясь. Пару раз Аделька дала себя поймать, но Эмилий держал ее совсем некрепко, нежно и специально отпускал, чтобы этот чудесный, оздоравливающий его душу бег не останавливался ни на минуту.

Вдруг снизу раздался громкий стук.

– Ой, – сказала Аделька. – Мы тут топаем, а ведь кругом люди спят.

– И пусть себе спят! – воскликнул Эмилий, глядя на нее влюбленными глазами. – Не обращай внимания.

И они снова принялись носиться вокруг кровати. Через некоторое время стук повторился, но уже в гораздо более грубой форме. Кажется, внизу даже что-то кричали.

– А чтоб вас всех в Аид забрали! – воскликнул Подкрышен. – Вечно вы здесь не вовремя стучать начинаете!

Он выбежал на середину комнаты и начал подпрыгивать там и сильно топать ногами. Аделька упала на кровать и рассмеялась. Внизу что-то глухо зарычало, затем послышались два сильных удара и все смолкло.

– Вот так, – сказал Эмилий. Он упал на кровать рядом с Аделькой и заключил ее в свои объятья. – А давай еще побегаем?

– Давай, – согласилась Аделька. – Ты такой смешной в этих пушистых трусах.

Они только собирались продолжить бег, как в дверь что-то страшно ударило. А затем еще и еще.

– Ну, все, – сказал Подкрышен, останавливаясь. – Сейчас я кого-то убью.

– Не нужно, – откликнулась Аделька из-под балдахина.

– Нужно, – сказал Эмилий, направляясь к дверям. – Я целый день боролся за свое счастье и не позволю, чтобы какой-нибудь сраный патриций местного разлива мне здесь концерты закатывал!

Он не успел договорить. В двери страшно ударило с той стороны еще раз, они с треском распахнулись, и в комнату ввалился волосатый жирный мужик в черном костюме бэтмена. На нем были короткие кожаные шорты, полумаска со стоящими торчком короткими треугольными ушами и то ли кожаные чулки, то ли высокие мягкие сапоги. Весь наряд был аспидно-черного цвета, и тускло поблескивал в слабом свете ночника. Такие вот бэтменские комплекты Подкрышен видел на витрине московского спецателье, когда заказывал свой наряд, и они уже тогда вызывали у него приступы тошноты. Стоили эти комплекты почти в два раза дороже его собственного костюма. "Вот он – посланец черной зебры, – с ненавистью подумал Эмилий. – Сам явился. Скрывался за стеной целый день, а теперь вот решил показаться. А я еще думаю – что это меня так мучает целый день? Ну, погоди же, мразь мышиная!"

– Вы что, зайцы, совсем одурели? – хрипло спросил бэтмен.

– А в чем дело? – с угрозой прохрипел Подкрышен. – Почему врываемся без стука? Почему хамим? У людей здесь интим, а ты, скользкая тварь вваливаешься сюда, словно в свою персональную римскую баню.

– Кому это мы хамим, зайка? – с угрозой прорычал бэтмен. – На кого уши топырим? Устроили здесь ипподром, понимаешь. Скачки цугом.

– А что, твой Робин испугался? Сидит там – внизу и плачет? Сейчас я тебе покажу, как к зайцам врываться. Сейчас ты, скользкая падла, увидишь – на что способен обычный заяц-русак!

– А ну давай, – тихо сказал бэтмен и тут же бросился на Подкрышена.

Эмилий встретил его прямой ногой в прыжке. Жесткая белая чешка утонула в животе бэтмена почти по щиколотку, но тот даже не покачнулся, только громко икнул.

А затем белый пушистый заяц и скользкая черная мышь сошлись в центре комнаты в смертельной схватке. Они начали тузить друг друга кулаками, переступая с ноги на ногу и страшно скалясь. Аделька закричала, прижимаясь к стене, выбралась из комнаты и закрылась в ванной.

Эмилий чувствовал, как кулаки бэтмена достигают его головы, живота и ребер, но не ощущал боли. Он энергично, без устали, работал руками и коленями. У бэтмена были толстые, но короткие руки и преимущество в дистанционном бою явно было на стороне белого кролика. Тогда бэтмен решил поменять тактику и начать борьбу в ортодоксальном греко-римском стиле. Он схватил Эмилия за локоть и сделал подсечку, но тот схватился за уши омерзительной маски и увлек его за собой, а потом они начали кататься по полу, опрокидывая тумбочки и двигая кровать туда-сюда по скользкому турецкому ковру.

В конце концов, бэтмен изловчился и оседлал Эмилия, а его волосатые пальцы сомкнулись на его горле, но Подкрышену удалось пару раз ударить противника коленом под ребра, а затем запустить ему в рот большие пальцы обеих рук и оттянуть щеки назад. Лицо бэтмена исказилось страшной лошадиной улыбкой, а Эмилий продолжал растягивать эту улыбку дальше – к ушам. Маска бэтмена начала сползать ему на глаза, у него тут же ухудшился обзор, и это открыло новые возможности для его противника. Вскоре бэтмен ослабил хватку, попытался одной рукой поправить маску, и Эмилий тут же этим воспользовался. Он рванулся всем телом вперед и нанес бэтмену удар головой в подбородок. Бэтмен хрюкнул, а его маска свалилась с головы и упала Подкрышену на грудь.

– Валерий Михайлович? – потрясенно спросил Эмилий, когда лицо бэтмена лишилось карнавальных покровов.

– Клысько? – картаво спросил бэтмен, ослабляя удушающие объятья. – Славик?

– Эмик, – хрипло ответил Эмилий, вынимая пальцы из рта Невзлобина и вытирая их о ковер.

Невзлобин встал на ноги, а затем подхватил свою маску и быстро натянул на голову.

– Какой позор, – тихо сказал он и отошел к окну.

– Да уж, – сказал Подкрышен, поднимаясь и поправляя свою маску. Одно ухо болталось на нитке, и он оборвал его одним движением, а затем отбросил в коридор.

– Я смотрю, что ты здесь еще и нюхаешь, – печально сказал Невзлобин, рассматривая лежащую на подоконнике папиросницу. – Как же так, Эмик? Разве этому я вас когда-то учил?

– Ну, знаете ли... – начал было Эмилий, но запнулся на полуслове и умолк.

– Как же так? – продолжал Невзлобин. – Ведь я до сих пор помню твои отчеты по теории греческого стоицизма и вдруг – такое падение.

– А вы что же, Валерий Михайлович? – язвительно спросил Подкрышен. – Штанишки в Москве заказывали? В ателье на Малой Бронной?

– Да, – тихо сказал Невзлобин. – Там.

Он сел на кровать, прижал к прорезям маски ладони и глухо спросил: