Текст книги "Сириус Б (СИ)"

Жизнь Силантия была по-своему и не совсем простой, и не очень обычной, хотя началась она здесь же – на самой, что ни на есть рабочей окраине Боброва, в новой тогда еще хрущевке под номером сорок три, на улице имени Юрия Гагарина.

Рождение, детство и юность Силантия были весьма типичными для того времени. Пока его родители ходили на свою работу, он рос и развивался сам по себе. Сначала окончил ясли, потом детский сад, пошел в школу, стал октябренком, потом пионером, а вскоре превратился в веселого кудрявого комсомольца и твердого хорошиста по всем школьным предметам.

В общем, в самом начале, жизнь Силантия протекала по советским меркам вполне обычно, можно даже сказать – стандартно. А потом как-то неожиданного для него самого все изменилось. Это случилось, когда он вдруг, и к большому удивлению для окружающих его людей, увлекся чтением разнообразной художественной литературы. Его сверстники уже давно курили, пили пиво и в надвинутых на брови куцых кепариках, шастали вечерами по рабочей окраине в поисках приключений на свои молодые жопы, а Силантий тем временем не останавливаясь читал и читал все, что удавалось ему найти и взять на дом в школьной библиотеке.

Читая, он вдруг осознал – в каком сложном и необычном мире появился на свет. Так, посредством чтения, он познавал теперь этот мир. Во время чтения самые разные литературные герои словно бы на время оживали в его сознании и делились с Силантием своими сокровенными мыслями, показывали ему различные географические места и совершали на его глазах свои подвиги.

Одно время Силантий увлекался подвигами капитана Немо. Его восхищал этот благородный человек, посвятивший всю свою жизнь борьбе за счастье простых индусов, изнемогающих под гнетом, хитрых, расчетливых и жестоких англичан. Это была не просто какая-то абстрактная борьба, которой якобы занимались работники райкома комсомола, например, а самая настоящая подводная война со сверхмощным колониальным спрутом. Даже тот факт, что Немо родился раджою, не смущал Силантия (на тот момент он уже отчетливо понимал, что место и время своего рождения обычному человеку выбрать заранее невозможно).

И капитан Немо был не одинок в своем благородстве – Зорро, Жан Вальжан, Овод, Емельян Пугачев, Мцыри, Ихтиандр и еще целый ряд литературных героев тоже входили в эту благородную когорту. Все они пытались изменить этот мир к лучшему, хоть как-то облагородить и улучшить его.

Благородные герои боролись как одержимые, но им постоянно мешали все эти Скруджи, Шейлоки, Старухи-процентщины, Ставрогины и князья Васильи, все эти титаны наживы, адепты и горячие приверженцы всего того мирового зла и безобразия, что позволяло им привольно и сытно жить на Земле, непрерывно при этом обогащаясь. Они буквально висли на плечах благородных героев, путались у них в ногах и строили у них за спинами свои коварные козни. А благородные герои все пытались и пытались что-то улучшить, изнемогая от козней адептов зла, и этим попыткам не было ни конца, ни края.

Когда же в жизнь Силантия ворвались герои из "Туманность Андромеды" и "Тайны двух океанов", он осознал – в каком сложном мире ему выпало родиться. Борьба добра со злом постепенно перемещалась в космическое пространство, это было совершенно ясно для Силантия. Он вдруг понял, что все дороги этой вечной борьбы открыты перед ним, а на чьей стороне сражаться это было уже давно ясно и понятно ему абсолютно. Силантий хорошо подумал и выбрал для себя самую героическую дорогу – звездную. Он твердо решил стать военным летчиком, а затем – космонавтом.

Громов повесил в своей комнате большой портрет Юрия Гагарина, начал усиленно заниматься физикой и математикой, а оставшееся время посвящал напряженным физическим упражнениям. Из книг Силантий знал, что для достижения высокой цели, нужно трудиться не покладая рук, а для этого следует выработать специальный режим. И ему удалось выработать такой режим. Силантий вставал в пять часов утра и пробегал четырехкилометровый кросс, а затем шел на турник и подтягивался на нем до полного изнеможения. После этого он отправлялся в школу, где развивал свой мозг, затем снова кросс и турник, домашние задания, час на чтение художественной литературы и крепкий, здоровый сон.

Со временем, Силантий начал регулярно выписывать "Юного техника", "Технику-Молодежи", "Науку и жизнь" и еще несколько научных журналов, по публикациям в которых следил теперь за развитием советской космонавтики. Каждый день он обязательно смотрел итоговую программу "Время" (но только начиная с раздела "Новости с орбиты") и шел спать, как только убеждался, что полет очередного корабля "Восток" проходит в штатном режиме и что его экипаж чувствует себя прекрасно.

Из новостей и научных публикаций выходило, что американским капиталистам удалось обойти СССР на звездном повороте и выиграть лунную гонку, но это было не страшно – ведь впереди яркой красной звездой горел Марс, а он был гораздо больше и привлекательнее Луны.

Одно время Силантий был абсолютно уверен в том, что где-то уже строится секретный советский звездолет, который совсем скоро понесет наших отважных ребят к красной планете (на это как бы глухо намекали некоторые публикации в технических журналах).

И Силантий делал все от него зависящее, чтобы успеть к этому звездолету. Он хотел помчаться на нем к Марсу, сесть на его поверхность, воткнуть в красный песок широкое алое полотнище, а затем громко крикнуть в эфир холодного космоса: "Ну и как вам такой Прыжок, паразиты, цилиндры с голов не посдувало, вопросительный и восклицательный знак. Посадку окончил, точка. Приступаю к разбивке первого яблоневого сада на поверхности планеты Марс, восклицательный знак. Майор Силантий Громов, восклицательный знак." Это был, конечно, приблизительный текст, над которым Силантий еще работал (ну, может в окончательном варианте будет не майор, а капитан, или наоборот – подполковник), но в целом звучать должно было приблизительно так, в этом он был абсолютно уверен.

Бобровские гопники следили за эволюцией Силантия хмурыми глазами, но сигарет у него не просили, так как чувствовали, что ничего не получат (и это еще в лучшем случае). Они видели, как Силантий во время своих тренировок одним движением выходит на прямые руки в положение "над турником", а затем делает прямую стойку и начинает крутить обратное "солнышко", имитируя разгерметизацию кабины и выброс в открытый космос.

Наблюдая за этими гимнастическими упражнениями, гопники нервно курили в сторонке, потягивали пивко и тайком ощупывали свои дряблые бицепсы. Они знали, что Силантий посещает еще и секцию бокса при местном бобровском ДОСААФ. Только гопники не знали о том, что Силантий никогда бы не стал бить и калечить человека, а потому он и отрабатывал там – на секции, в основном, боковые и прямые останавливающие удары.

Незаметно для себя, Силантий возмужал и постепенно переключился с фантастики на Стендаля и Мопассана. Теперь и его сны тоже как-то причудливо изменились. Звездолеты из них не исчезли, они просто как-то вдруг повысили свои летные характеристики. Теперь во сне Силантий возвращался на Землю в персональном небольшом звездолете улучшенной конструкций. Звездолет опускался на бетонные плиты космопорта, прозрачный колпак с тихим жужжанием отъезжал назад, он открывал замки тяжелых ремней, вставал во весь свой огромный рост и, стаскивая с рук тяжелые космические перчатки, краем глаза наблюдал за огромной толпой журналистов.

Журналисты бежали к его звездолету наперегонки друг с другом, размахивая тяжелыми мохнатыми микрофонами и миниатюрными глазастыми камерами. Впереди всех быстрой ланью неслась очаровательная, похожая на белокурую Мирей Матье, француженка. Силантий был абсолютно уверен, что это именно француженка (ведь только настоящая француженка могла надеть на встречу с героем космоса, такой легкий, практически прозрачный сарафан, не пододев под него даже символического лифчика). Француженка подбегала к звездолету Силантия первой, протягивала к кабине большой мохнатый микрофон черного цвета, и спрашивала его, слегка запыхавшись и очень мило грассируя:

– Ну, и как там – на Сатурне, капитан?

– Разумная жизнь не обнаружена, мадам, – вежливо, но коротко, по-военному, отвечал Силантий, прикладывая два пальца к гермошлему.

– А здесь она есть? – улыбаясь, спрашивала "француженка".

– О да, мадам, – улыбаясь в ответ, отвечал Силантий. – Причем – даже в некотором избытке.

– Спускайтесь же скорее сюда, ко мне, – говорила "француженка" поигрывая пушистыми ресницами. – Я хочу вам кое-что показать. Мон кэпитэн!

А затем на звездолет набегали другие журналисты и Силантий просыпался. "Почему капитан? – думал он, глядя в потолок. – С вечера еще был майором..." Он не знал тогда, что именно таким вот образом видоизменяет романтические юношеские сны процесс полового созревания.

Из литейной послышался громкий смех, который плавно перетек в оживленный разговор. Силантий прислушался.

– Хороший ты парень, Петя! – громко говорил дед Митроха. – Тебя ведь Петей зовут?

– Нет, я – Вася, – отвечал ему кто-то из Сивушек. – А Петя – он.

– Ну, хорошо, Вася так Вася, – смеясь, говорил Митроха. – Я гляжу, Петя и Вася, что вы люди опытные, практические?

– Ну да.

– А вот у меня здесь одна проблема возникла, и я хотел бы с вами, как с опытными людьми посоветоваться.

– Валяй, Митроха.

– Построил я недавно сарайчик. Так, не сарайчик даже – утепленный курятник для своих курочек.

– И много у тебя курочек?

– Тридцать четыре, – гордо сказал Митроха. – И петушок.

– А в чем проблема-то?

– Да я вот думаю – а ведь это уже недвижимость получается, и значит нужно его как-то заприходовать, зарегистрировать на себя?

– В самой регистрации проблемы никакой нет, – авторитетно говорил кто-то из Сивушек. – Проблема заключается в сборе справок, чертежей и заключений. Теперь тебе будут говорить: "Принесите проект", "Принесите эту справку", "Принесите ту справку", "Вы принесли не ту справку", "Ой, а эта справка не нужна, но раз принесли, хорошо, пусть будет". Тебе будут говорить и говорить, а ты будешь все носить и носить эти справки, вот в чем проблема.

– Но ведь можно же как-то и по-другому?

– Можно сразу дать денег. Лучше дать, Митроха, позора в этом нет. Но и здесь тоже есть свои тонкости.

– Какие? – заинтересованно спросил Митроха.

– Да ведь с тебя захотят взять как можно больше?

– Это уж непременно.

– Вот. А ты захочешь дать как можно меньше. Возникнет непростая задачка и тебе ее нужно правильно решить, а это такая морока, такая душевная боль.

– Да уж... – дед Митроха замолчал, по-видимому, о чем-то задумавшись. – И зачем только нужно было устраивать такое с местными курятниками?

– Ну, как зачем? – рассмеялся кто-то из Сивушек. – Во-первых, на этих справках кормится уйма народу и работа подходящая. Сидишь целый день, пьешь чай, обсуждаешь разные способы похудания и говоришь только время от времени: "Принесите справку такую-то. Что? Уже принесли? Тогда принесите другую".

– А причем здесь способы похудания?

– Да ведь работа у них сидячая, а в чае много солей и они постепенно в разных местах откладываются.

– А-а. А во-вторых?

– А во-вторых, здесь есть и государственные резоны. Ведь дай вам волю, так вы всю землю позастроите своими курятниками, а она у нас одна...

"Да, Земля у нас одна, – подумал Силантий. – И другой Земли здесь уже не будет. Красный звездолет не взлетел, а скруджи свои желтые звездолеты даже и строить не станут. Им в космосе делать нечего, там их ссуды под проценты никому не нужны..." Он сразу же потерял интерес к застольной беседе и снова погрузился в воспоминания.

Совсем скоро после того, как в его снах появилась чудная француженка, жизнь Силантия начала превращаться в трагедию. Окончив школу, он тут же помчался в город Чугуев и подал документы в Чугуевское летное училище, так как знал, что оно сумело подготовить немало выдающихся космонавтов. Силантий сдавал экзамены и проходил медицинские тесты словно бы во сне. Он все делал легко и быстро, так как уже давно был готов и к этим экзаменам, и к этим тестам. Казалось, что еще чуть-чуть, и он поставит ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей в небо. Эта лестница вела прямиком к космическому трамплину, а прямо за ним начиналась дорога к звездам.

Когда были вывешены листы с фамилиями поступивших, Силантий в них себя не обнаружил. Сначала он подумал, что это какая-то глупая ошибка, и отправился на апелляцию. Апелляционная комиссия состояла всего из одного человека – седого майора с косым шрамом на подбородке. Он заглянул в какие-то папки и сказал:

– Все экзамены вы сдали успешно, товарищ абитуриент.

– Так в чем же дело? Это ошибка? – с надеждой спросил Силантий.

– Нет. Вас зарубили по медицинским показаниям. Для летчика-истребителя вы имеете слишком большой рост. И вес.

– Но я же видел сдесь высоких ребят.

– Это будущие бомбардировщики. Хотите стать бомбардировщиком?

– А их берут в космонавты?

– Случается, – задумчиво сказал майор. – Но вас все равно не возьмут. Поймите же, наконец, кабины космических кораблей рассчитаны только на людей специальной конституции – маленького роста, подвижных и ловких. Время космонавтов-богатырей еще не пришло. Извини, сынок. Хочешь стать бомбером, сынок? Они летают на больших красивых самолетах. Во время полета можно пить чай, кофе...

– Нет. А зачем тогда я сдавал все эти экзамены? Ведь медицинская комиссия была в самом начале?

– У нас хронический недобор пилотов бомбардировщиков, всех не прошедших в истребители сразу же отправляют на бомбардировочный факультет и документы можно переоформить прямо сейчас.

– Нет.

– Не понимаю я тебя, сынок, чего ты кобенишься? Думаешь сбрасывать бомбы – простое дело? Нет, совсем не простое. А небо, как говорится, одно на всех...

Силантий многое мог бы сказать этому майору. Например, то, что он пришел сюда для того, чтобы начать свою личную борьбу с солнечными ветрами, с космическими магнитными бурями, с сероводородными тайфунами Юпитера и черными дырами, а не для того, чтобы сыпать бомбы кому-то на голову. Это были слишком приземленные задачи, которые на тот момент времени его почти уже не интересовали.

Впрочем, все это больше не имело никакого смысла – полет к звездам был прерван в самом начале. Прощай, Туманность Андромеды, к тебе полетят маленькие ловкие люди. Они легко поместятся в кабины звездолетов.

Возвращение в Бобров происходило словно в бреду. Силантий не помнил, как он очутился на бобровской автобусной станции и как затем добрался до хрущевки под номером сорок три. Две недели он не выходил из своей комнаты, а затем начал лихорадочно просматривать всю имеющуюся техническую литературу. Да, действительно, кое-где расплывчато упоминалось о физических характеристиках космонавтов, и он просто раньше не обратил на это внимания. Ситуация напоминала злую шутку. Силантий словно бы выпал из жизни. Он механически ел, спал и ходил на прогулки. Голова была пустой, как церковный колокол и почти не болела, но лучше бы она болела. Может тогда Силантий смог бы хоть на чем-нибудь сосредоточиться. Постепенно прогулки становились все более длинными, он уходил далеко за окраины Боброва, где бродил по лесам, полям и лугам планеты, к поверхности которой теперь навсегда было приковано его могучее, но абсолютно не пригодное для космических полетов, тело.

Со временем Силантий начал брать с собой на эти прогулки короткую прочную веревку. Чуть позднее к этой веревке добавился крохотный кусочек хозяйственного мыла, а затем незаметно и очень кстати пришла осень, и Силантия призвали в армию. Его космические тренировки не остались незамеченными медицинской комиссией – Силантия призвали в морскую пехоту, в Заполярье. Ему было все равно.

Отдельный батальон морской пехоты (в/ч 2212 "Полярные медведи") базировался на базе подводных лодок стратегического назначения. В мирное время он нес караульную службу, а в случае нападения с суши, моря или воздуха, должен был защищать стратегическую базу, сражаясь до последнего вздоха, патрона и человека.

Как ни странно, тяжелые условия, строгий распорядок и большие физические нагрузки (за полярным кругом все нагрузки кажутся минимум в два раза тяжелее, чем в средней полосе, например), постепенно притупили страдания Силантия по космосу, но окончательно избавиться от них он так и не смог. Прохаживаясь ночью вдоль пирса с подводными лодками, он часто смотрел на звезды (а звезды в заполярье в два раза больше и как минимум в четыре раза ярче, чем в средней полосе) и пытался как-то переосмыслить то, что с ним случилось.

Выходило, что художественная литература и реальная жизнь – это не мир и его подробное описание, а две абсолютно разные вещи в себе. Силантий подозревал теперь, что и к звездным туманностям на самом деле никто лететь не собирался. Так – настрочили когда-то подходящую к моменту книжку, и все. Вон и американцы летали-летали на Луну, скакали по ее поверхности и даже ездили по ней на своем уродливом автомобильчике, а потом глухо заявили, что у них флаг качался, якобы от того, что вокруг постоянно кто-то бегал. Кто-то загадочный и темный, и все время им мешал, а затем просто быстро убрались с Луны, да и дело с концом.

Силантий поправил автомат и сплюнул на пирс. "Если бы мне только можно было долететь до Луны! – с жаром подумал он. – Я бы быстро прояснил – кто там вокруг американских флагов шастает! Черный и волосатый". Да даже вот и эти подводные лодки – современные "Наутилусы". Разве похожи они на лодку благородного капитана Немо?

Силантий вспомнил, как наблюдал однажды экстренную загрузку ракеты с разделяющимися боеголовками в шахту такого вот современного "Наутилуса". Сначала погрузка шла хорошо – ракета медленно опускалась в шахту. А потом вдруг налетел порыв ветра, корпус ракеты соприкоснулся со стенкой шахты и над пирсом пронесся глухой удар: "Бу-у-ммм!", а сразу же за ним послышался и коллективный выдох всех участников загрузочной операции: "А-а-ахх!" (Силантий тогда тоже непроизвольно сказал "А-а-ахх!", хотя и не имел к загрузке никакого отношения). Никакая литература не смогла бы описать подобное событие и чувства, которые испытали его участники, во время произнесения этого коллективного "А-а-ахх!".

Это событие привело тогда к внеплановому выступлению перед личным составом базы окружного ансамбля песни и пляски, который срочно приехал из Мурманска вместе с правительственной комиссией. В конце концерта, слово взял один из приехавших гостей – старый контр-адмирал с простым мужицким лицом. Это выступление Силантий запомнил потому, что оно было очень простым и потому доходчивым, но в то же время обладало и несомненными литературными достоинствами.

– Ребята! – говорил контр-адмирал. – Полярные медведи! Я хочу вас всех успокоить – мир сейчас крепок как никогда. Никакая война сейчас невозможна в силу объективных обстоятельств. Пока агрессор уверен в своем полном уничтожении в течении сорока минут после нападения, он будет сидеть тихо. Но! Возможны различные глупые недоразумения. Например, глупый и недалекий агрессор может начать свою агрессию просто по незнанию. Поэтому мы и вынуждены перезаряжать подводные лодки под объективами разведывательных спутников потенциально глупых агрессоров. Чтобы не допустить глупой ошибки, на которой закончится этот наш с вами мир. Считайте, что это такое как бы постоянное удерживание пса войны за уши (контр-адмирал вытянул свои узловатые кулаки перед грудью, а затем резко потянул их на себя, словно бы натягивая поводья невидимой лошади). Этим мы все здесь и занимаемся (он потянул невидимые поводья еще раз). Короче говоря, ребята, несметные богатства нашей дорогой и любимой Родины потенциальный глупый агрессор сможет увидеть только уже находясь в гробу, глубоко под толстым слоем радиоактивной земли.

Движение получилось таким реалистичным, что Силантий помимо воли представил огромного звездно-полосатого ротвейлера с сильно оттянутыми назад ушами. Его губы тоже были натянуты назад, ужасные клыки обнажены, а с синего мясистого языка капала ядовитая зеленая пена. Силу же, которая держала ротвейлера войны за уши, почему-то совсем не было видно. Зрелище было настолько реалистичным, что Силантий несколько раз махнул перед глазами ладонью и покрутил головой.

– В общем, так, – подвел итог контр-адмирал. – Я договорился с вашим командиром и завтра для вас организуют сорокакилометровый марш-бросок с полной выкладкой и последующим вручением значков "воин-спортсмен первого класса". Уверяю вас, что после этого марш-броска, вы сразу же успокоитесь и обо всем позабудете, а то здесь некоторые горячие головы уже предлагают завозить бригады психологов из Москвы. Вольно! Р-разойдись!

Такие эпизоды определенно не были описаны ни в одной из прочитанных им ранее книг. Выходило, что Силантий страдал сейчас потому, что просто попутал житейское и литературное. Попутал по молодости. И поэтому его жизнь как бы не задалась с самого своего начала.

Он не знал тогда, что вместе с такими вот рассуждениями покидает молодого человека романтическая юность, а на смену ей приходит трезвая зрелость.

В литейной снова перешли к громким разговорам.

– Та ну его тогда! – громко кричал Митроха. – Этот сраный сарайчик! Пусть мои куры в нем просто так живут – без регистрации!

– И без биологических паспортов, – добавил кто-то из Сивушек. – Они так называются – "паспорта биологических объектов". А как же благосостояние собирателей справок и хранителей печатей? О них ты подумал, Митроха?

– Та ну и их тоже вместе со всеми справками и печатями! – бушевал захмелевший дед. – Пусть они выводят соли из своих организмов без меня! Наливай-ка лучше!

– А вот это – правильно! Эй, Силантий! Силантий, где ты там? Тебе наливать? Ты что, заснул? – крикнул кто-то из Сивушек.

– Хороший ты парень, Петя! – говорил Митроха. – Все разъяснил старику в два счета.

– Я Вася.

– Да какая теперь разница, Петя-Вася? Давай-ка лучше выпьем за католическое Рождество! Удачно они его в своем календаре расположили.

– И не говори, Митроха. Такой как бы разогрев получается перед настоящими праздниками. Ну, что? За твоих нигде не прописанных курей? По одной за каждую?

– А можно.

Силантий понял, что праздник пора останавливать, потому, что если еще хоть немного промедлить, на предприятии придется объявлять выходной, но воспоминания все никак его не отпускали...

После возвращения из Заполярья Силантий не стал выдумывать фальшивую жизненную подмену для канувшей в небытие звездной дороги и пошел работать на ЗТЛ им. Карла Маркса простым литейщиком.

Все его однокашники уже давно завершили свои гопничекские карьеры, отсидели кто по три, а кто и по четыре года, и теперь, уже обремененные большими рабочими семьями, трудились здесь же. Они тайно радовались приходу Силантия на ЗТЛ, так как этот приход говорил о правильности их прямого как железнодорожная рельса жизненного пути и сильно укреплял их уверенность в своем личном завтрашнем дне.

Они почти открыто недолюбливали Силантия, смеялись над ним во время своих бесконечных перекуров и распития спиртных напитков, крутили за его спиной пальцами у виска и за глаза называли его "космонавтом".

Это привело к тому, что Силантий постепенно замкнулся в себе и практически перестал разговаривать с окружающими людьми. Лишь иногда он мог сказать встречному человеку: "Чего встал на дороге? Не видишь – я транспортирую чугун к опокам? Уйди!".

Да и о чем ему было говорить с бывшими гопниками? Обсуждать скучные футбольные матчи? Ругать Горбачева? Хвалиться вчерашней попойкой и жаловаться вместе с ними на похмельную головную боль? Нет, это было выше его сил, и Силантий умолк надолго (он тогда думал, что навсегда).

Рабочую карьеру Силантий начал вот на этой самой экспериментальной малоразмерной домне, которая отливала теперь плачущих ангелов и увеличивала тем самым общее благосостояние Подкрышена-Крысовского.

Домна эта была необычной и стояла раньше в специальном цеху, куда пускали только по специальным пропускам. Она была рассчитана на сверхвысокие температурные режимы и просто запредельные давления, так как изначально предназначалась для плавления сложных многокомпонентных металлургических смесей. Из этих смесей изготовлялись причудливые малоразмерные отливки, которые, работающие на ней литейщики между собой называли "свистульками", "зигзагами" и "махаончиками".

– А что это за свистульки такие? – спросил однажды Силантий у дежурного технолога.

– Это переходники между блоками наведения баллистических ракет, – ответил дежурный технолог. – Ракета стартует, набирает скорость, преодолевает ПРО противника, а затем срабатывает такая вот свистулька, происходит разделение, а потом...

– Я в курсе, – прервал технолога Силантий.– И происходит полный и окончательный "Ах".

– Ну да, – сказал технолог. – Окончание процесса можно описать и так.