Текст книги "Сириус Б (СИ)"
Автор книги: Андрей Лапин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Да, пожалуйста! – бодрым голосом воскликнул Подкрышен. Он резким движением затянутых в камуфляж ягодиц подбросил сидор с картошкой повыше и быстрым шагом двинулся к ближайшему уличному фонарю.
Когда до тусклого светового пятна оставалось совсем недалеко, Эмилий вдруг заметил, что вдоль по слабоосвещенной улице ходят какие-то люди. Они двигались очень медленно, все были одного роста и словно бы с одинаковыми лицами. А еще они ходили какими-то странными не то колоннами, не то квадратными толпами, и с каждым шагом их становилось все больше и больше. Когда одна шеренга уходила в темноту, на ее месте тут же вырастала другая, а из-за плохого освещения и наброшенных на головы капюшонов совершенно невозможно было определить кто это – мужчины или женщины. Впрочем, во всем этом медленном шествии не чувствовалось никакой агрессии и Эмилий лишь слегка сбавил шаг.
– Кто это? – шепотом спросил он у Митрохи.
– Это местные шалопуты, – так же шепотом ответил Митроха. – На ночную прогулку повыходили. Ох, Миля, если бы ты только знал – до чего их наши Сивушки не любят. Косой их по-умному "сетевыми утопленниками" называет, а Кривой совсем просто – "электрозадротами". Опасные они люди. Ну, что? Поворачиваем к Яру?
– И не подумаю! – воскликнул Эмилий, ускоряя шаг. – Из-за каких-то электрозад... этих самых утопленников назад поворачивать? Вот еще!
– Ну, иди тогда один, – сказал Митроха, доставая из кармана пачку "Беломора". – А я здесь пока подожду, чтобы два раза туда-сюда зря не бегать. Только предупреждаю – сейчас тебе очень нехорошо будет.
– Вот еще скажешь тоже – нехорошо!– весело воскликнул Подкрышен, приближаясь к световому пятну. – Сейчас я прямо через них пройду, и очень даже быстро. Отстанешь ведь, а Митроха? Где хоть пророк-то твой живет?
– Да прямо в конце этой улицы, – донеслось из темноты. – Кривая хата с желтым забором, вон ее даже отсюдова хорошо видать. Только не пройдешь ты, Миля. Через электрозадротов даже Дружок ни разу пройти не смог, а он ведь волк и в этом деле кое-чего понимает.
– Посмотрим.
Скоро Эмилий вошел в пятно неверного света и его со всех сторон окружили темные покачивающиеся капюшоны. Сначала они не мешали Подкрышену продвигаться и даже чуть сторонились его как бы вежливо давая пройти, но вскоре ситуация изменилась самым драматическим образом. Сначала из темноты вышла большая квадратная толпа новых электрозадротов, а когда Эмилий нечаянно зацепил кого-то из них плечом, она начала заворачиваться вокруг него плотным спиралевидным потоком. Подкрышен попытался найти между членами этого движения хотя бы небольшой просвет и начал крутиться на месте, отчего быстро потерял ориентацию и остановился, не зная – что теперь делать.
– Господа, – сказал он. – Или дамы, не знаю как вас... В общем, товарищи, дайте пройти, пожалуйста.
– Они ничего не слышат из-за наушников, – сказал из темноты Митроха. – Может, вернешься, пока они матрицу свою окончательно не сформировали?
– Да чего там возвращаться? – пробормотал Подкрышен. Он хлопнул ближайшего электрозадрота по плечу и сказал. – Слышь, ты! А ну дай пройти, эй!
Вдруг все электрозадроты, как по команде, остановились, развернулись лицами к Эмилию и резким движением сбросили капюшоны. Вокруг него сразу же образовалось огромное поле зеленых, синих и карих колючих и неприветливых глаз. Глаза горели в темноте слабым светом, как разноцветные елочные украшения или странные тропические светляки. Куда бы Эмилий не посмотрел, он везде натыкался на эти колючие злые глаза, и ему вдруг сделалось очень страшно.
– Митроха! – закричал Подкрышен. – Что делать?!
– Попробуй проползти у них под ногами! – крикнул Митроха. – Видишь у них головы синим светятся, значит, они еще не в полном подключении, а когда головы у них засветятся красным, тогда все – полное подключение и хана тебе, Миля! Давай, ползи скорее сюда, пара минут у тебя еще есть, а я песню запою, чтобы тебе было легче ориентироваться! Рамамба хару мамубру!
Подкрышен упал на четвереньки и пополз на голос Митрохи. Пролезать между ногами было тяжело, но все же возможно, так как электрозадроты пока стояли на месте неподвижно и ровно, словно бы по стойке "смирно". Он уже совсем было выбрался из этой ужасной толпы, и даже встал на ноги, но тут электрозадроты зашевелились, а затем как по команде снова развернулись в его сторону.
– Ох, е! – воскликнул Эмилий, отступая назад. Он поскользнулся, потерял равновесие и упал на спину, а затем быстро-быстро заработал ногами и локтями, пытаясь отползти от электрозадротов как можно дальше, но мешок с картошкой сильно мешал его перемещению.
– Все! – закричал Митроха сзади. – Полное подключение!
И действительно, электрозадроты синхронно хлопнули глазами, а затем ровными рядами двинулись прямо на Подкрышена.
– Митроха! – заорал он как ненормальный. – Что делать?!
– Брось в их ряды камень! – донеслось из темноты, и рядом с Эмилием плюхнулся на землю осколок красного кирпича. – Чего разлегся, как на египетском пляже, тюха?! Кидай, давай!
Эмилий схватил кирпич и зашвырнул его подальше, целясь в самый центр светового пятна. Этот бросок возымел на электрозадротов странное действие – они сначала остановились и стали крутить головами, словно бы о чем-то совещаясь, а потом принялись бродить по кругу, как бы описывая широкую циркуляцию вокруг хорошо видного в центре светового пятна, кирпича. Эмилий тут же воспользовался этим, и, вскочив на ноги, бросился на голос Митрохи, который продолжал тихонько напевать "рамамба хару мамбуру".
– Ну и страсть! – воскликнул он, подбегая к деду.
– А ты думал, я шучу? – сказал тот, прекращая петь. – Вот и выходит, парень, что идти нам приходится только через Яр.
– Извини, чего уж теперь.
– То-то же. Вон глянь – чего вытворяют.
Эмилий посмотрел в сторону толпы и увидел, что электрозадроты теперь не просто ходят по кругу, но и совершают какие-то непонятные действия. Они нагибались, черпали руками снег и бросали его прямо перед собой, по ходу движения. Фонтанчики пушистых снежинок светились в неверном свете фонаря всеми цветами радуги и медленно опадали на землю. Вскоре эти снежные выбросы участились и слились в одно большое полупрозрачное облако, через которое тела электрозадротов проступали загадочными черными силуэтами. Облако быстро разрасталось и уже приближалось к тому месту, где стояли Митроха и Подкрышен.
– Пойдем, – сказал Митроха, дергая Эмилия за рукав фуфайки. – А то скоро до нас дойдет и тогда, не ровен час, сами без глаз здесь останемся.
Глава XXI
Побрехоткин Яр
Вопреки ожиданиям Подкрышена, Митроха довел его до Побрехоткина Яра очень быстро. Создаваемое электрозадротами снежное облако было еще отлично видно, когда он остановился на краю пологого склона, указал горящей папиросой вниз и сказал:
– Вот он – Побрехоткин Яр, во всей своей красе. Ну, что, Миля? Готов?
– Я... – пробормотал Подкрышен, вглядываясь в чернеющие внизу верхушки сосен, – я... даже не знаю.
– Ну-ну, смелее, – сказал Митроха и, оттолкнувшись ногами от края обрыва, спрыгнул вниз. Он заскользил по склону, умело выписывая небольшие зигзаги широкими подошвами подшитых толстой резиной валенок, и уже через секунду исчез из виду.
– Я даже не знаю, – тихо повторил Подкрышен, всматриваясь в верхушки сосен. – А можно я... хоть немного еще... постою на краю? Наверное, можно...
Он не успел окончить фразу, как сзади, прямо из-за присыпанного снегом куста боярышника выскочил Дружок и сильно толкнул его в спину передними лапами.
– А-а, – закричал Эмилий, обрушиваясь с обрыва. – А-а-а.
Он катился вниз, ничего не различая вокруг, заплечный мешок больно ударял по голове и плечам, а суковатая палка так и норовила заехать круглым набалдашником прямо в лоб или зубы. Уже через минуту снег забил его рот, липким пластырем залепил глаза, плотно набился в ушные раковины и Эмилий продолжал катиться вниз молча, ничего не слыша и не различая вокруг себя.
Дружок склонил голову набок, немного понаблюдал за катящимся по склону снежным комом, а затем отпрыгнул от края обрыва, ловко развернувшись в воздухе, и большими скачками побежал в сторону федеральной трассы ╧7.
Митроха достиг дна Побрехоткина Яра вполне благополучно, так как совершал этот спуск не в первый раз. Он думал, что Подкрышену не хватит духу прыгнуть за ним сразу, но он также понимал и то, что деваться ему все равно некуда, и что нужно только подождать, когда страх перед прыжком в душе его работодателя будет побежден страхом остаться на краю обрыва одному, да еще в таком неласковом месте и к тому же в темное время суток. Что тот, в конце концов, спустится по склону, рассудительный и многоопытный дед не сомневался ни минуты, а вот каким способом, на это ему было очень даже интересно поглядеть.
Митроха привалился спиной к стволу березы, раскурил погасшую папиросу и принялся наблюдать за склоном. Он не успел еще сделать и двух затяжек, как на склоне появился большой снежный ком. "Надо же, – думал Митроха, наблюдая за драматическим спуском Подкрышена. – А у Мили-то нашего, похоже еще есть крепость в орешках. А я-то про него, выходит, совсем не то думал. Видать не полностью он на баб своих сердцем-то поистратился. Вот и выходит, что я его все это время недооценивал, хм".
Снежный ком катился прямо на Митроху, и тот сначала хотел остановить его ударом ноги, но потом передумал и в последний момент отошел в сторону. Ком ударился о ствол березы и распался на части, а из него выпало невероятным образом скрученное тело Подкрышена, которое медленно подкатилось прямо к валенкам Митрохи.
– Что-то не везет тебе в последнее время с местными березами, парень, – сказал Митроха, наблюдая за тем, как тот отирает вязаной шапочкой лицо и выковыривает указательным пальцем снежные комки изо рта и ушей. – К чему бы это?
– Кхе-кхе, – ответил Подкрышен, вставая и хлопая шапочкой по голенищу валенка. – Это не береза, кхе-кхе. Это черная зебра ею все время оборачивается. В общем, долго объяснять.
– Очень может быть, – неожиданно охотно согласился Митроха. – В этом Яру все возможно. Ну, подтяни лямки на вещмешке, и пойдем уже дальше. Путь неблизкий, а ночка сегодня для таких вот переходов как раз подходящая – светлая, лунная.
– Слышь, Митроха, – говорил Подкрышен, нащупывая в снегу свою суковатую палку, – а чего здесь такого, в этом Яру-то? Волки или медведи?
– И то, и другое, – отвечал Митроха, углубляясь в лес. – И еще много чего. Не отставай лучше.
Уже когда они немного углубились в лес и со всех сторон стали видны только стволы деревьев, Подкрышен вдруг понял, что лес действительно необычный. Сосны, например, стояли настолько близко друг к другу, что их стволы образовывали словно бы ровный прямой забор загородной генеральской дачи советского еще образца, а их ветви сплетались в вышине, как густая причудливая и толстая колючая проволока. А вот березы как будто бы служили столбами ворот в этом заборе и между ними были небольшие просветы, в которые можно было протискиваться боком, предварительно сняв с плечей сидор с картошкой.
– Ну и лесок, – бормотал Подкрышен, пролезая в очередной березовый просвет между двумя сосновыми заборами.
– А ты как думал, – говорил Митроха, всматриваясь из-под ладони в широкую лесную просеку. – Идти здесь нужно осторожно, как по лабиринту и на центр тропинки лучше не выходить, а то знаешь, в таких вот лесах и заминировано бывает... А уж кто по ним шастает, это тебе никакая народная сказка не опишет. Да вот сам посмотри – нас уже и встречают.
Эмилий посмотрел вперед и увидел в лунном свете странную приземистую фигуру. Сначала ему показалось, что там, верхом то ли на маленькой лошадке, то ли на ослике, сидел крошечный человечек в широком балахоне с накинутым на голову капюшоном. При тусклом лунном освещении, можно было, конечно, и ошибиться, да ненароком и спутать ослика или лошадку с небольшой черной зеброй, и от такого представления холодило грудь, а сердце начинало гулко постукивать.
Подкрышен уже и хотел испугаться, но всмотревшись повнимательнее, понял, что сидит человечек не на лошадке, и даже не на ослике, а на таком как бы симпатичном золотом теленочке с красивыми, сделанными из зеленой яшмы, глазками. Здесь действительно было отчего испугаться, так как миндалевидные глазки теленочка были украшены белыми перламутровыми зрачками, которые неярко сверкали на зеленом яшмовом фоне отраженным лунным светом. Как только Эмилий все это как следует разглядел, теленочек вытянул голову вперед, потрусил ею и призывно замычал.
– Не бойся, Миля, – сказал Митроха. – Это местный Форексмахер, он безвредный, только поиграться с прохожими людьми иногда очень любит. Наверное, он с электрозадротами развлекаться ехал, а мы его случайно здесь перестрели.
– Дедушка Митя! – закричал тем временем Форексмахер. – Это ты или не ты? А песик твой где?
– Да бегает где-то! – закричал в ответ Митроха. – Не бойся, Махер!
– А кто это с тобой?! – продолжал кричать Форексмахер издалека.– Никак внучок?
– Да нет! – крикнул Митроха. – Так – простой знакомый!
– Простой?! – радостно закричал Форексмахер. – Ну, я с ним поиграю тогда! Можно?!
– Да можно-можно, – сказал Митроха посмеиваясь, и начал доставать из кармана фуфайки пачку "Беломора". – Поиграйся, путаник, поиграйся. Чего уж теперь.
Форексмахер пришпорил своего теленочка и тот, смешно перебирая золотыми ножками, поскакал к Подкрышену. Подол его балахона волочился за задними ногами теленка как широкий черный шлейф. Эмилий, глядя на все это, улыбнулся, так как страх его куда-то ушел, а представление уже начинало его немного забавлять.
– Тебя как зовут, простой? – спросил Форексмахер, ловко осаживая теленка перед Подкрышеном.
– Эмилием.
– А гляди, Миля, чего у меня есть, – сказал Форексмахер и выпростал из широкого рукава балахона крошечный темный кулачек. – И р-раз!
Форексмахер разжал кулачок, и на его ладошке показалась большая золотая монета. Хотя ручка лесного фокусника и напоминала больше когтистую птичью лапку, чем ладонь полноценного человека, Эмилия это почему-то совсем не обеспокоило. Наоборот, он почувствовал к происходящему живой интерес. Да и яшмовые глаза золотого теленочка смотрели на него так доверчиво, ласково а где-то даже и сострадательно.
– А дальше? – спросил он, улыбнувшись.
– А дальше – вот, – сказал Форексмахер. Он сжал кулачек с монеткой и провел над ним второй когтистой лапкой. Когда кулачок разжался, на ладошке лежало уже две золотых монеты.
– Забавно, – сказал Эмилий, напряженно вглядываясь в золото. – И?
– И – вот! – весело крикнул Форексмахер. Он повторил манипуляции, и количество золотых монет увеличилось до трех единиц.
– Хм, – сказал Эмилий. – А с бумагой так можешь делать?
– Не вопрос, – донеслось из-под капюшона. – Только у меня сейчас с собой нету.
– Не вопрос, – эхом повторил Эмилий. Он залез в задний карман бриджей, вынул из него портмоне и, покопавшись внутри, извлек из него стодолларовую купюру. – А ну-ка, – сказал он, протягивая купюру Форексмахеру. – Изобрази.
Тот взял купюру обеими лапками, растянул, словно небольшой плакат и направил на Луну, как бы рассматривая ее на свет.
– Подходит, – сказал он, наконец. – Все подписи на месте. Ты же знаешь, простой, что любая бумага без правильных подписей, это просто бумага.
– А то, – подтвердил Эмилий. – Не сомневайся, бумага у меня отменная, прямо от производителя. Ну, давай уже, не томи.
Форексмахер потер купюру краями, сложил гармошкой и спрятал ее в кулачке, а потом сильно на него дунул. Когда кулак превратился в ладонь, на ней лежали две купюры.
– Сотенные? – недоверчиво спросил Эмилий.
– Обижаешь, простой, – пискнул Форексмахер. – Продолжим?
– Валяй! – сказал Эмилий, нервно переступая с ноги на ногу.
Форексмахер дунул еще раз, и на ладони образовалось уже три купюры.
– Дальше, – хрипло сказал Подкрышен.
– Может, хватит? – писклявым голосом спросил Форексмахер.
– И верно, Миля, – сказал Митроха, затягиваясь папиросой.– Поиграли и будет.
– Дальше! – хрипло зарычал Подкрышен. – Я сказал – дальше!
Форексмахер пожал плечами, спрятал купюры в кулаке, тихо сказал какое-то непонятное заклинание: "Форекс – борекс – ширли – насдак" и дунул. Когда он разжал кулачок, внутри оказалась только светящаяся горка колючих разноцветных снежинок. Золотой теленочек вытянул голову вперед, потрусил головой и весело замычал, а Форексмахер бросил снежинками в Эмилия и звонко рассмеялся. Пока тот хлопал глазами и рукавом фуфайки вытирал лицо, веселый всадник уже ускакал от него на приличное расстояние, а вскоре и вовсе скрылся за соснами.
– Вот же шутник, да? – спросил Митроха, затаптывая окурок в снег.
– Да, – ответил Подкрышен, приходя в себя и озираясь вокруг. – А где он?
– Кто ж его знает? – заметил Митроха.– Может к старшему брату поскакал похвастаться, а может еще куда.
– У него здесь, что и братья есть?
– Да их здесь полно, – сказал Митроха, протискиваясь через березовые врата на соседнюю прогалину. – Но самый старший это, конечно, Биллистрит. Это такой, скажу я тебе, Миля реально конкретный пацан. Он здесь на такой огромной золотой корове разъезжает и с ним нам лучше не встречаться.
– Почему это? – спросил Подкрышен, протискиваясь следом за Митрохой. – Че, реально крутой игрок?
– Биллистрит-то? Этот-то – да. Да он уже, можно сказать, и не играет, а так – подъедет к кому-нибудь, золотую саблю к горлу приставит, а его корова вперед нижнюю челюсть выдвинет и смотрит, как бедняга на нее все что у него имеется сгружает – и деньги, и украшения, и одежду, и обувь, и газеты, и пароходы, и заводы. Одним словом – все.
– Круто, – заметил Эмилий.– Повезло нам выходит, что мы только с его меньшим братишкой повстречались.
– Да просто корова Биллистрита в последнее время раздобрела так, что не везде протиснуться может, – Митроха остановился и развел руки в стороны. – А рожищи-то золотые – во какие! А ножищи-то – во! Бока того и гляди скоро полопаются. Вот Форексмахер и шустрит по разным темным углам, да закоулкам, куда его братан на своей корове протиснуться не может, или просто в падлу ему туда скакать. Такое тоже бывает.
Эмилий только мысленно улыбнулся таким простонародным представлениям об игорном бизнесе, но спорить с Митрохой не стал.
– Вот бы у кого насчет идеи поинтересоваться, – мечтательно сказал он.
– Это – да, – согласился Митроха. – Да он ведь никому ничего не скажет.
– Почему это?
– Может, потому, что евоная идея больно уж для понимания сложная, а, может, потому, что ее итак всем хорошо видно, а все равно никто ничего понять не может...
Он не успел договорить, резко присел и дернул Подкрышена за рукав фуфайки вниз. Тот от неожиданности поскользнулся и свалился прямо под заснеженный разлапистый куст. В тот же момент с ветвей начали срываться массивные черные тени с широкими крыльями. Глухо ухая, они поднялись над верхушками сосен и начали медленно парить там, описывая большие концентрические круги.
– Видал? – тихо спросил Митроха.
– Это что же – привидения? – откликнулся из-под заснеженного куста Эмилий. – Или филины?
– Да шут их разберет, кто они, – сказал Митроха. – Здесь такого полно, а филинов этих так вообще – чуть не под каждым кустом по десятку. Да и на филинов они не очень-то похожи.
Действительно, из-за массивных пушистых хвостов и квадратных крыльев, тени больше походили на огромных белок-летяг.
– Да как все это могло возникнуть у нас в Боброве? – удивился Подкрышен, с опаской всматриваясь в звездное небо. – Это же прямо заколдованный лес какой-то!
– А вот откуда. Здесь раньше по краям Яра два деда жили – дед Полнобрехов и дед Пустоправдин. И вот любили они по этому самому лесу гулять и спорить, что на свете всех сильнее – полная брехня или пустая правда. Лес этот уже тогда от этих разговоров меняться начал – сначала белки из него ушли, потом бабочки улетели, и лоси ускакали, а скоро березы почернели да в сосны и превратились, за редким исключением, конечно, а иначе здесь бы вообще пройти было невозможно. А тем дедам все похрен – знай себе, спорят. И спорят и спорят, и спорят и спорят, окаянные. И вот однажды они до того доспорились, что Полнобрехов Пустоправдина таки переспорил, забил мозгами своими брехливыми, значит.
– И что?
– А ничего. Пустоправдин дико закричал, а потом превратился в туман и улетел, никто до сих пор не знает – куда. А дед Полнобрехов-то вскоре и помер. Скучно ему жить стало, выходит, без этих споров. Вот как бывает. Правда, некоторые его дальние потомки до сих пор вокруг проживают и даже в большом количестве, потому и Яр этот называют Побрехоткиным, да только спорить им больше особо не с кем стало, и лес этот словно бы сразу задубел на морозе, а местами так и вовсе заледенел.
– Что это за странная и мрачная бобровская сказка? – удивился Эмилий. – Ерунда прямо какая-то.
– Да в сказке-то все наоборот как раз, – сказал Митроха. – В сказке-то дед Полноправдин с дедом Пустобреховым на вершине горы борются. И дед Полноправдин в сказке той, естественно, побеждает, а гора после этого сразу же превращается в цветущий Олимп. А здесь, какая же сказка? Здесь самая настоящая жизнь Миля, паренек...
– Ну, может и так, – не стал спорить Подкрышен. – Да только откуда здесь такие пушистые привидения появились?
– Понаехали, – коротко сказал Митроха. – Пойдем дальше.
Они начали осторожно продвигаться по тропинке, но не успели сделать и десятка шагов, как сзади что-то ухнуло и захлопало то ли крыльями, то ли меховыми перепонками. Эмилий успел увидеть только, как Митроха заваливается на бок, одновременно выдергивая финку из-за голенища, а потом его сильно ударило в затылок, и он тут же плашмя свалился в снег, на несколько секунд потеряв сознание.
– Миля! Очнись! – начал кричать Митроха. – Здесь нам задерживаться никак нельзя, иначе до знающего человека не дойдем!
– Что это такое? – спросил Подкрышен, с кряхтением поднимаясь на ноги. – Разве можно так по голове человека бить? Так ведь и совсем голову отбить можно.
– Да нет, – сказал Митроха. – Так голову человеку отбить нельзя. Это Пичужка Свиристель с тобой играется.
– Хороши игрушки, – бормотал Подкрышен, нащупывая в снегу свою палку.– Какая еще Пичужка?
– Ученые люди ее еще Статуйным Эхом называют, – пояснил Митроха. – Говорят, что ее Ельцин с собой привез, когда ездил американскому статую ихней свободы поклоняться. А теперь оно здесь как бы маленько заплутало и на весь белый свет озлобилось, а назад к статую все никак вернуться не может, вот от обиды и озорничает. Увидит одинокого путника, подлетит сзади и клювом ему прямо по затылку.
– Так это оно меня клювом так садануло? – спросил Эмилий, растирая затылок. – Ничего себе.
– Ну да. Лапы-то у него пока некрепкие, когти короткие, но клюв приличный – длинный и твердый как сталь, а вокруг-то ни души, вот оно и развлекается пока, как может.
– Нужно было ведро на голову надеть, – сказал Подкрышен, поправляя шапочку. – Или кастрюлю.
– Да люди говорят, что от Статуйного Эха это не помогает. Наоборот, раззадоривает его только. От него здесь только одна защита – если салом затылок как следует натереть, только не медвежьим, а свинным, а не то как раз обратный эффект получается. А вот поросячье сало оно, Эхо это, нутром своим чует и оно у него такую сильную оскомину вызывает, что оно, значит, натертого салом человека десятой дорогой облетает. Натираешься салом и можешь гулять спокойно, правда, оно здесь не от всего помогает. Ну, ты как – оклемался?
– Почти, – недовольно сказал Подкрышен.– А что же ты меня раньше не предупредил?
– На счет сала-то? Да я думал, что ты не поверишь. Так ведь и сало волшебные свойства приобретает только здесь, а за пределами Побрехоткина Яра оно все равно как обычная еда. Хочешь натереть? Сало у меня есть.
– Давай, конечно. Ведь если оно еще раз так по затылку стукнет, национальная идея мне будет уже без надобности.
Митроха развязал мешок, развернул тряпицу и отрезал финкой крошечный кусочек сала.
– На, – сказал он, передавая сало Подкрышену. – Потри хорошенько затылок, а особенно уши, чтобы совсем скользкими стали и шапочку тоже не забудь – немецкий запах на всякий случай перебить.
Подкрышен начал тереть затылок салом, косясь на летающие вверху черные тени. Покончив с затылком, он легонько натер уши, потер шапочку и хотел выбросить остатки волшебного сала в снег, но Митроха его остановил.
– Лучше в карман спрячь. Мало ли, здесь волшебное сало всегда нужно наготове держать. Оно здесь хоть и не от всего, но от многого простому человеку помочь может.
Подкрышен засунул сало в карман бриджей, и они с Митрохой двинулись дальше. Статуйное Эхо постоянно, на бреющем полете пролетало над тропинкой, и даже пару раз касалось затылков путников тяжелым пушистым хвостом, но скользкая голова Эмилия его, по-видимому, уже не интересовала, а Митроха и вовсе не обращал на эти маневры никакого внимания и Эхо им тоже, кажется, совсем не интересовалось. Когда Статуйное Эхо выходило из пике и с быстрым набором высоты улетало вдаль, его спина и тяжелый хвост казались в отраженном лунном свете белыми, пушистыми и очень мягкими наощупь.
По мере продвижения им начали попадаться и другие обитатели Побрехоткина Яра, но вели они себя довольно миролюбиво, словно бы издалека чувствуя запах волшебного сала. Только один раз к Подкрышену подошли два низеньких светящихся старичка в одинаковых широкополых шляпах с короткими, похожими на изящные тросточки, посошками в руках.
– Это местные старички-лесовички, – тихо пояснил Митроха. – Левого зовут Заутренер, а правого – Повечерер, а может наоборот, я их плохо различаю. У них с обонянием проблемы, но ты в случае чего просто покажи им свое сало издалека и они сразу от тебя отойдут.
Действительно, было похоже на то, что старички-лесовички шли исключительно на запах. Они приближались к Подкрышену, совсем на него не глядя и тихо беседуя между собою на отвлеченные темы.
– Разве может быть что-нибудь хуже этого? – говорил Заутренер, указывая своей тросточкой на черные стволы сосен.
– Но ведь и лучше этого ничего здесь быть уже не может, – отвечал ему Повечерер.
– Да ведь и хуже уже ничего не может быть.
– Но ведь и лучше ничего быть все равно уже не может. Господа, я чувствую, что от вас пахнет коньяком, – сказал Заутренер, обращаясь к Подкрышену. – А мы, признаться, немного озябли на морозе.
– А может быть у вас и арманьяк найдется? – с затаенной но все же отчетливо различимой надеждой спросил Повечерер. – А что у вас в мешках? Неужели паштет, сыр, французская ветчина и трюфели? В таком случае, как честные прохожие, вы просто обязаны с нами поделиться, ведь в этом лесу так холодно!
Эмилию было радостно узнать, что даже в столь необычных местах попадаются такие адекватные и спокойные существа.
– Господа! – весело воскликнул он.– Я бы и рад с вами поделиться, но никакой французской ветчины у меня нет. Обратитесь-ка лучше к моему проводнику, возможно, у него найдется, чем вас порадовать.
– Не-не-не, – замахал руками Митроха. – У нас только самогонка, картоха и сало. Миля, покажи им.
Подкрышен вытащил из кармана грязный кусочек сала и продемонстрировал его лесовичкам.
– Фи, – сказал Заутренер, резко отстраняясь от сала, и быстро отходя от Подкрышена спиной вперед. – Ничего не может быть хуже этого.
– Фу. В этот раз я с вами полностью согласен, коллега, – сказал Повечерер, догоняя своего напарника. – И почему только это холодное место называется "Яром"? Вот чего я до сих пор никак не могу понять.
– И я, – быстро закивал головой Заутренер. – И я.
– Пойдем, – сказал Митроха. – Они больше не вернуться, проверено практикой.
Вскоре им навстречу вышли два военных – основательно избитый седой солдат с пышными усами и целый подполковник НКВД с холеным неподвижным лицом.
– Ну, что, Митяй? – все время спрашивал седой солдат, сплевывая красным на снег и заправляя страшный железный коготь в мизинец стильной кожаной рукавички. – Как бабу-то делить будем? Вдоль или поперек?
– Вдоль, – отвечал холеный подполковник НКВД. – Исключительно вдоль. Вдоль оси симметрии.
– Хорошо тебе так рассуждать, Митяй, – говорил усатый солдат .– Ведь у тебя еще и рояль есть, а у меня только вот это (солдат потряс в воздухе железным пальцем и сильно зажмурился).
– Маньяки? – шепотом спросил Подкрышен.
– Да нет, что ты,– так же шепотом ответил Митроха.– Это артисты. Они так шутят. Шутейные они люди и почти уже наполовину из железа состоят. У солдатика и руки железные, и сердце, а у особиста пока только сознание с нервами.
– А-а. А куда они идут-то, эти железные люди?
– Да вон к тем кустам. Там у них рояль припрятан, да и баба ихняя там тоже неподалеку где-то обретается. Щас сбацают на рояле, что-нибудь по-быстрому, да и отъедут на какой-нибудь фестиваль за наградами.
– Что же это за военные такие – с роялем? – удивился Подкрышен.
– А что же? Даже и военному человеку иногда с устатку, на закате рояль очень пользительно послушать бывает. Только ты варежку-то на местные рояли не разевай, а то не ровен час, заслушаешься, а нам дальше продвигаться нужно.
Эмилий решил снова послушаться совета знающего человека. Он прикрыл непроизвольно открывшийся рот и бросился догонять Митроху, который быстро удалялся по обледенелой тропинке. Они еще пару раз пролезали через березовые ворота, но на соседних просеках ничего интересного не происходило. Только в одном месте им повстречалась компания гномов в синих вязаных шапочках с зелеными бубонами. Гномы с пыхтением толкали по просеке длинный обрезок ржавой трубы, а когда обрезок самостоятельно, совершенно волшебным образом, становился на попа, заглублялся в снег и из его верхнего конца начинал валить зеленый туман, гномы брались за руки и начинали водить вокруг трубы хоровод. Во время танца они то и дело приостанавливались, клали ручки на поясницы и вращались три раза в одну сторону, затем три раза в другую, подпрыгивали на месте и три раза хлопали в ладоши над головой. А еще они хором напевали веселую новогоднюю песенку:
В земле родилась трубочка,
В земле она росла,
И много-много радости,
Ребяткам принесла!
Несись и дальше трубочка,
Ведь скоро Новый Год,
Пусть всем в нем будет радостно,
А не наоборот!
«Не наоборот, – мысленно повторил Подкрышен, проходя мимо танцующих гномов. – Какая жизнеутверждающая песенка. И мотивчик весьма неплох. Как все-таки, хорошо, что хоть кто-то еще не разучился вот так – просто и весело радоваться жизни».
– Ну, ты варежку-то не разевай, говорю! – вдруг страшно заорал Митроха, сталкивая Подкрышена на обочину.
Эмилий пребольно ударился лбом о сосновый ствол, а за его спиной раздался громкий как паровозный гудок не то крик, не то рев:
