Текст книги "Сириус Б (СИ)"
Автор книги: Андрей Лапин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Карамелек "Синяя Белочка", – сказала Люся и принялась решительно резать большими блестящими ножницами свои роскошные светлые кудри. – Леденцов "Фиолетовый Слоник".
На российский рубль Люся надеяться не могла. Она понимала, что любая страна, формирующая стратегические резервы в бумагах другой страны, тем самым рассаживает за стенами своих оперных театров все тех же пожилых, старомодно одетых американских масонов позапрошлого века, с загадочными улыбками на лицах. Просто они временно надевают на себя тесные мундиры мягких валют, рассаживаются в чужых оперных театрах и некоторое время смотрят на местное "Лебединое озеро" своими выпуклыми холодными глазами. Вот что составляло настоящий скелет современного мира, а не какие-то там мутные идеи-шмидеи.
– Вот где настоящий скелет, идиоты, – бормотала Люся, быстро орудуя ножницами. – И если его убрать...
Она вдруг представила, как пустые лебединые пачки опадают прямо на грязный бобровский снег и громко чихнула.
Но все же, несмотря на свои познания в экономике, Люся внимательно отнеслась к словам относительно ловких по местным бобровским меркам и изворотливых людей, какими без сомнения были и Подкрышен, и Невзлобин. И если они оба, не сговариваясь друг с другом, почувствовали приближение кризиса, то нужно было принять это обстоятельство в расчеты и начинать действовать немедленно. Люся решила не рисковать и как можно скорее обменять заработанную Аделькой разноцветную бумагу на что-нибудь по-настоящему стоящее. Самым ценным вложением, естественно, ей представлялся сертификат на право заниматься прокурорской деятельностью.
– Ибо прокуроры наследуют Землю, – тихо сказала Люся и начала осторожно надевать на голову темный парик с конским хвостиком. – Уж во всяком случае, они без картошки не останутся и без лыка, надо думать, тоже. Мировым голодранцам здесь точно ничего не светит. Ну а прокуратура была, есть и будет всегда.
Из утренних уголовных новостей она уже знала, что Пампушечке удалось благополучно пережить эту ночь, и что он уже улетел в Неаполь прожигать папино генеральское наследство. "Все складывается удачно, – думала Люся, расчесывая хвостик. – Я получу диплом, а Пампушечка к тому времени уже проголодается и вернется обратно. С него можно будет и начать. У него очень надежное в процессуальном плане дело. Вот что значит – иметь настоящие генеральские гены".
Подкрышен позвонил, когда Люся уже вышла из подъезда и подняла руку, призывая такси.
– Эмилий, я не знала, какой ты на самом деле расчетливый и циничный человек, – сказала Люся в холодное стекло своего смартфона. – Ожидать кризиса, чтобы потом делать деньги на горе других людей? Это уже слишком. Прощай, Эмилий.
Мембрана смартфона еще вибрировала сбивчивыми оправданиями Подкрышена, когда Люся размахнулась и забросила его в сугроб. Она вдохнула морозный воздух полной упругой грудью, улыбнулась и громко сказала:
– Прощай Бобров! Прощай ненавистный город!
Такси уже подъехало, и Люся решительно взялась за ручку задней правой дверцы. Путь на Москву был открыт. Он сейчас лежал перед нею и как бы сам предлагал ей сделать первый – самый важный и ответственный шаг.
Конечно, Подкрышен ничего этого не знал, так как ехал по центральному городскому проспекту в противоположном направлении. Поэтому он продолжал набирать номер Адельки еще некоторое время, но в ответ слышал только безнадежные длинные гудки. Все это было ужасно неприятно Эмилию, ведь он успел уже привязаться к Адельке и где-то даже, по-своему, конечно, полюбить ее. Да и охотиться на новых партнерш он уже давно устал, и джинсы вот уже плохо сходились в поясе, да и вообще... На интимном фронте все складывалось плохо, очень плохо.
– Баба извилины выкручивает, а-ха-ха? – спросил таксист, когда Эмилий запихивал смартфон в карман.
– Ты лучше на дорогу-то смотри, – хмуро сказал Подкрышен. – А то размажемся сейчас по какому-нибудь трактору, и все извилины наружу высыплются, хрен потом подберешь и бабам выкручивать будет нечего.
– Правильно, а-ха-ха! – воскликнул таксист, нервно поерзав на сиденье. – Тут как раз сегодня ночью, а-ха-ха, какой-то лох бэху почти новую о березу ударил. Можно сказать – угробил идеальный автомобиль, макака-гиббон а-ха-ха! Но его извилин нигде видно не было. Вот ведь бывают люди без извилин, а-ха-ха, да?
– И не говори, – сказал Эмилий, косясь на таксиста недобрым глазом. – Таким что бэху о березу стукнуть, что мерина об осину, что какого-нибудь безмозглого гиббона о пальму – один хрен.
– Вот-вот! – оживился таксист, хлопая ладонями по баранке. – Мне бы такую бэху, эх, а-ха-ха! Надавил на педаль и – вези меня, извозчик по гулкой мостовой, а если я усну, шмонать меня не надо, а-ха-ха!
Эмилий уже давно заметил, что извозчик у него какой-то странный. Он, например, глушил и заводил двигатель своей развалюхи, похлопывая ладонями по рулю, постоянно ерзал на сиденье, и все время лез к незнакомому клиенту с пустыми разговорами. И это странное "а-ха-ха". "Уж не зебра ли? – подумал Эмилий. – Подослала еще одного охотника – разговорчивого и за рулем, а я как дурак, еще и уселся на переднее сиденье. Раззява". Он решил легонько прощупать таксиста отвлеченным разговором.
– Все ведь от отсутствия идей происходит, – заметил он осторожно, когда таксист хлопнул ладонями по рулю, останавливаясь перед очередной ситуативной пробкой. Перед машиной как раз остановился человек в грязном оранжевом жилете. Он смотрел на лобовое стекло развалюхи пустыми стеклянными глазами и легонько покачивал широкой деревянной лопатой. – Вот, например – по глазам же видно, что идеи у этого человека отсутствуют полностью.
– Точно! Эй, ты! Чего встал? Иди себе свой снег убирать в другом месте! – закричал таксист, резко и быстро высовываясь из окна. Ремень безопасности сильно натянулся, кабина накренилась, а Эмилий от неожиданности даже вздрогнул. – Да я бы без своей идеи и минуты прожить бы не смог, – сказал таксист, возвращаясь в салон. – Нет, правда.
– В самом деле? – удивился Подкрышен. – Выходит, что она у тебя есть?
– Конечно! – воскликнул таксист, хлопая по рулю и запуская двигатель.
– А какая, рассказать не жалко?
– Не вопрос! – закричал таксист прямо в лобовое стекло и тут же тронулся с места. – А-ха-ха! Я хочу, чтобы вокруг все было идеальным. Такая вот у меня идея.
– Это как же?
– Ну, вот смотри – едем мы по этой дороге, а она ведь не идеальная?
– Конечно.
– Ну, так вот. А моя идея и заключается в том, чтобы она сделалась идеальной, а-ха-ха, зараза! И машина вот эта – не идеальная. – таксист хлопнул ладонями по рулю и двигатель заглох. Он хлопнул еще раз, запустил двигатель и продолжил .– А я хочу, чтобы была – идеальная. Хочу каждый вечер возвращаться в идеальный дом, и чтобы идеальная жена уже ждала меня там с идеальным ужином.
– Ну и аппетиты у тебя, парень, – печально заметил Подкрышен. – Идеалист прямо какой-то... Тебе бы в Германии родиться с такой идеей.
– А ты думаешь, немцы секрет идеальности знают? – спросил таксист, резко разворачиваясь к Подкрышену.
– Ты на дорогу-то смотри! – воскликнул Эмилий, отстраняясь. – А то сейчас по вон тому самосвалу размажемся, а он ведь тоже не идеальный.
– Точно, а-ха-ха! – воскликнул таксист, возвращаясь за руль. – Эх, поймать бы здесь какого-нибудь немца, да и выпытать у него секрет этой самой идеальности.
– Он не скажет.
– Это почему же?
– Да ведь ты и сам не идеальный, наверное? Не поймешь, ведь – в чем фишка идеальности заключается.
– Это – да, а-ха-ха, – согласился таксист. – А иначе, зачем бы я ко всему идеальному стремился тогда?
"Идиот, – подумал Подкрышен. – Впрочем, такой вот идеалист по случайному самосвалу размажет идеально просто, и глазом не моргнет. Будешь тогда лежать в не идеальном гробу. Правда, под почти идеальным памятником собственного производства. Мне ли не знать о таком, мне ли не ведать?"
Таксист вдруг о чем-то задумался, возможно – о своей врожденной неидеальности, а затем включил радио. Пронзительный, наполненный какой-то, то ли грустью, то ли болью, мужской голос пропел:
Гудбай, Америка, о!
Где я не буду никогда,
Услы-ы-ышу ли пе-е-есню,
Которую запомню на все-е-егда?
А-ла-ла, ла-ла, ла-ла, лай-лай...
"Ах, Америка-Америка, – с грустью подумал Эмилий.– А что есть, в сущности, эта самая Америка?" Подкрышен уже готов был погрузиться в размышления о судьбах Америки, как следующий куплет отвлек его.
Мне стали слишком малы,
Твои тертые джи -и-и нсы...
«И ведь верно, – подумал Эмилий. – Джинсы уже не застегиваются. А тут еще этот хвост снизу давит, зараза. Нужно было его оборвать к едрене фене еще в отеле и не мучится... На кой он мне без моей Ади? Или я пятьдесят тысяч пожалел, а не хвост? Какой же я все-таки бизнесмен. Бизнесмен до мозга костей. Адежда, похоже права – я циник. Так ведь я этого никогда и не скрывал...»
Эмилий стал смотреть в окно на проплывающие мимо березы. Такси уже выехало на околицу Боброва, и скорость продвижения резко снизилась. То тут, то там начали попадаться разбитые автомобили, мигалки ДПС и кареты скорой помощи.
– Все такое неидеальное... – тихо произнес таксист, сосредотачиваясь на управлении развалюхой.
Эмилий тяжело вздохнул и сказал:
– Да.
Он погрузился в воспоминания о своих лучших встречах с Аделькой и полностью отключился от действительности, медленно проплывающей за окном развалюхи.
Вскоре такси въехало в раскрытые ворота "Скорби" и остановилось, а водитель посмотрел на Эмилия округлившимися глазами и сказал:
– Опа-на, а-ха-ха.
– Что? – спросил Подкрышен, возвращаясь к реальности и осматриваясь по сторонам.
Во дворе ржавый кран выгружал из кузова самосвала разбитую БМВ, а рядом стояли дед Митроха, оба Сивушки и еще какой-то человек в коротком полупальто с большой кожаной папкой в руках.
Эмилий, стараясь не смотреть в глаза таксиста, расплатился, и направился к самосвалу. Неидеальный извозчик, казалось, не спешил уезжать, он тихо сказал "а-ха-ха", а затем выбрался из машины и начал постукивать ногой по переднему левому колесу.
Компания во дворе синхронно повернула к приближающемуся Подкрышену свои головы и начала провожать его четырьмя парами внимательных глаз. Дед Митроха загадочно улыбался, Кривой Сивушка сплюнул себе под ноги и растер плевок подошвой рабочего ботинка, а человек в полупальто быстро нацепил на нос густо затемненные узкие очки в позолоченной оправе.
Подкрышену, почему-то было стыдно идти к своей разбитой машине вот так – под пристальными взглядами всех этих людей, и он не сразу обратил внимание на то, что снег вокруг производственных помещений покрыт бурым налетом, а из трубы домны валит густой белый дым. Когда же он, наконец, обратил на это внимание, то стал идти медленнее, словно не понимая – что же, все-таки, происходит вокруг, кто все эти люди и что им от него нужно? Самым странным, конечно, была работающая в столь ранний час домна.
– Тю, – тихо сказал Эмилий, всматриваясь в прямой как палка столб белого дыма.
Наверное, точно также говорил когда-то его далекий предок, малорусский казак Крысько, завидев на горизонте куряву, поднятую копытами приближающейся крымско-татарской конницы.
– Миля, привет! – крикнул дед Митроха, направляясь навстречу Подкрышену. – У тебя весь салон в коре. Никак с березой вчера на дороге повстречался?
– Здрасьте, – буркнул Эмилий. – Да. С белою березой под моим окном.
– А я и гляжу, что вмяло-то так глубоко, а края-то такие гладкие.
– Что здесь происходит? – сказал Эмилий, указывая пальцем на трубу домны.
– Обсудим это наедине, – негромко произнес Митроха, – дело важное.
– Ладно. А вам что нужно?– спросил Эмилий у человека в полупальто.
– Моя фамилия Черешников, – сказал человек, направляясь к Подкрышену и на ходу раскрывая папку. – Я из страховой компании "Бобрострах". Вам нужно расписаться в нашем акте. Мне очень жаль.
– Я все равно собирался ее менять, – сказал Эмилий, расписываясь в акте.– Это все?
– Послушайте, у меня к вам дело приватного характера.
– Что такое? – спросил Эмилий с подозрением.
– Я ведь оформляю не только автомобили, ну вы понимаете?
– Ближе к сути.
– Конечно. Я смотрю, у вас тут производятся надгробные памятники?
– Да уж, у меня здесь не веники вяжутся. Что дальше?
– Я могу помочь вам в поиске новых клиентов, ну, не бесплатно, конечно...
– Вот вам моя визитка, созвонимся.
– Это еще не все.
– Продолжайте.
– Дело в том, что у моего свояка есть бизнес по производству ритуальных аксессуаров, которые идеально подходят к вашим памятникам практически по всем параметрам.
– Какие еще аксессуары? – не понял Эмилий.– Галстуки, перчатки и ожерелья из черной пластмассы?
– Нет, – быстро сказал Черешников. – Нет. Все очень прилично – чугунные венки, букеты и ленты. Такие, знаете – как бы развевающиеся на нездешнем на ветру.
– Подходяще, – задумчиво сказал Подкрышен. – Это обсуждается, но не сейчас, у меня вчера был тяжелый день, а еще – просто кошмарная ночь...
– Конечно-конечно, – торопливо сказал Черешников, направляясь к самосвалу. – Созвонимся. Время еще есть, вы ведь понимаете – о чем я?
– Кризис? – спросил Подкрышен, думая о том, что вот именно так должен был звучать разговор двух американских масонов накануне бостонского чаепития. Время идет, а изменения настолько смехотворны, подумал он и вздохнул.
– Да, его, – подтвердил Черешников подвигав переносицей, отчего черные очки на его носу совершили быстрое круговое движение. – Все участники нашего рынка ждут его с большим нетерпением, вы ведь тоже...
– Да, – перебил его Подкрышен.– Митроха!
– Чего?
– Почему посторонние на территории?
– А я почем знаю?
– Всех убрать! – строго сказал Эмилий, направляясь к литейной. – Понаехали, понимаешь...
– Ну, хорошо-хорошо, – сказал Митроха, направляясь к неидеальному таксисту, который все еще топтался вокруг своей развалюхи. – Только не нервничай раньше времени, Миля, я тебя прошу.
Вскоре из ворот ЧП выехала небольшая автоколонна. Впереди ехала неидеальная развалюха, за ней – ржавый кран, а замыкал колонну самосвал с Черешниковым, который уже успел снять свои черные очки и теперь сосредоточенно ковырялся пальцем в носу, изредка посматривая на стоящие вдоль обочин заснеженные березы.
Эмилий проводил колонну хмурым взглядом, а затем зашел в помещение и сразу закашлялся – в коридоре висел густой, с запахом железной окалиной, смог.
Он прошел в кабинет, бросил теннисную сумку на диван и распахнул окно. В кабинете не было смога, но запах окалины уже проник и сюда. "Да что же здесь происходит? – подумал Эмилий с раздражением. – Неужели они так из-за отмененной поляны переполошились, зеброиды? Нет, Митроха писал, что все из-за какой-то бабы Силантия. Вот еще и об этом теперь думай. Впрочем, насчет баб, я его очень даже могу понять. Нужно глянуть, что там творится – в производственной зоне".
Подкрышен снял пальто, аккуратно повесил его на плечики и спрятал в шкаф, а затем расстегнул змейку, запустил руку в джинсы и рванул за хвост. Хвост не поддался.
– Зараза, – пробормотал Эмилий и дернул еще раз. – Крепко пришили, сволочи. Порочные кутюрье, блин. Лучше бы они уши так пришивали...
– Миля! – воскликнул дед Митроха, без стука вваливаясь в кабинет. – А что это у тебя...
– Стучаться нужно – вот что! – заорал Подкрышен, торопливо заправляя хвост обратно в джинсы и рывком застегивая змейку.– В детском саду не научили?
– Нет, – невозмутимо сказал Митроха.– Да я и по детским садам-то не ходил, как-то не довелось. Но ты главное не нервничай.
– Ладно, – Эмилий надел новую синюю фуфайку и, немного подумав, водрузил на голову оранжевую каску. – Пойдем, посмотрим – что там с Силантием случилось.
– Может, респиратор накинешь? – поинтересовался Митроха.
– Обойдемся, – бросил через плечо Подкрышен, выходя из кабинета.
Уже через минуту он пожалел о своем решении.
В литейной было настолько сильное задымление, что уже в двух шагах от смотрящего ничего нельзя было разобрать. А еще там было настолько жарко, что Подкрышен сразу начал обильно потеть. Он вынул из кармана платок и, свернув его несколько раз, прижал к лицу, а потом, вытирая пот рукавом фуфайки, осторожно пошел вперед.
Митроха же, казалось, вообще не чувствовал никаких неудобств. Еще на входе он надел массивный респиратор армейского образца, а теперь шел впереди, указывая Эмилию дорогу. "И откуда у него такой респиратор? – думал Эмилий, кашляя в платок. – Я им таких респираторов точно не покупал".
– Вот, Миля, – бубнил в респиратор Митроха. – А я тебе сразу говорил, еще тогда – в начале, что здесь нужно вентиляцию устанавливать. Осторожно, здесь верстак.
– Ай!
– Что? Коленкой ударился? Ничего, до свадьбы заживет.
"До какой еще свадьбы? – подумал Подкрышен, потирая ушибленную коленку. – Что он мелет? А может быть, нужно было сделать Аде предложение? Глядишь, и вся жизнь сейчас бы по-другому пошла. Эх, дурак я, дурак. Идиот".
Со стороны домны доносился сильный гул, какое-то подозрительное шипение и звонкие удары металла об металл. Эмилий хотел было направиться туда, но вдруг заметил справа, у стены длинный ряд каких-то странных, горбатых и массивных силуэтов. Несмотря на жару, ему вдруг стало холодно, а по спине, сверху вниз, наперегонки с каплями пота, побежали быстрые колючие мурашки. Он машинально схватился за рукав Митрохиной фуфайки и тихо спросил, указывая дрожащим пальцем на силуэты:
– К-кто эт-то?
– Не кто, а что, – спокойно ответил Митроха. – Это же наша готовая продукция, ты что? Аль не признал?
– Я, просто не думал, что ее будет так много, – сказал Эмилий, отпуская рукав. – Никогда не видел столько ангелов в одном месте. Сколько там?
– Тридцать одна штука.
– Так много? – удивленно спросил Подкрышен. – Зачем столько-то?
– Ну, знаешь, – заметил Митроха.– Тебе прямо не угодишь. То тебе было мало, а теперь вдруг сделалось много.
– Да я даже и подумать не мог, что вы так быстро отливать умеете.
– А ты думал? Силантий вчера весь день и сегодня всю ночь отливал.
– Да где же он сам-то? – спросил Эмилий и закашлялся.
– Если б знать, – ответил Митроха, пристально всматриваясь в густой коричневый смог.– Он мне самому срочно нужен. И еще кое-кому, позарез просто. Думаю, что он где-то там – у домны, а может и не там...
Подкрышен с Митрохой замерли на месте и начали внимательно всматриваться в смог и прислушиваться к доносящемуся со стороны домны шуму. Вскоре они заметили, что в некоторых местах смог как бы время от времени сгущается и в нем, что-то словно бы движется с огромной скоростью. Это движение как-то было связано с производственными шумами, особенно – с металлическим звоном тяжелых ударов и шипением.
– Он там, – тихо сказал Митроха.
Вдруг прямо перед их лицами что-то быстро пронеслось и смог начал заворачиваться тяжелой ватной спиралью, а затем раздался близкий тяжелый удар и прямо из стены сизого дыма вывалился ярко-красный дымящийся ангел.
– Тридцать второй! – закричал Митроха. – Он там!
Но Эмилий его уже не слушал. Спотыкаясь и пребольно ударяясь коленками о различное производственное железо, он бежал к выходу из литейной.
Только оказавшись в кабинете, Подкрышен сумел взять себя в руки. Он быстро сбросил фуфайку и каску, закрыл окно, сел за стол, взял в руки тяжелую стационарную зажигалку и попытался ее вращать, но пальцы сильно дрожали и Эмилий поставил зажигалку на место. Он быстро сплел пальцы в крепкий замок и положил их перед собой на поверхность стола.
Вскоре в кабинет вошел Митроха. Он деликатно постучал в раскрытую дверь, потопал ногами и похлопал ладонями по фуфайке, сбивая окалину, а затем поднял респиратор на лоб, прошел к столу и опустился на стул.
– Ну как? – спросил он у Подкрышена. – Что скажешь?
– А что тут говорить? – ответил Эмилий, стараясь говорить как можно спокойнее. – Странно, конечно, все это наблюдать. Если бы мне кто сказал еще вчера, что у нас возможна такая производительность труда, я бы не поверил, но раз она есть – пусть будет. Все это может оказаться очень кстати, причем – уже очень скоро, кгм...
– Это, конечно, – рассудительно сказал Митроха, раскуривая папиросу. – Да ведь нам скоро готовую продукцию складывать некуда будет. Площадя-то у нас сам знаешь какие.
– Почему же – некуда? Вон в коридор можно выкатывать, да и во дворе свободного места много.
Митроха пристально посмотрел в глаза Подкрышена и печально сказал:
– Не хватит нам площадей, Миля. Не хватит, поверь.
– Ничего, – спокойно ответил Подкрышен. – Хватит. Все равно у него скоро шихта закончится и все это прекратиться самым естественным образом.
– Ты только не волнуйся, Миля... – начал было Митроха, но Подкрышен его оборвал.
– Что? – спросил он, почуяв неладное. – Говори – что не так?
– Сегодня утром Силантий позвонил на "Бобросту" и заказал у них всю шихту, которая была на складе. Так что естественным путем ничего не прекратится, Миля. Вот так.
– Вздор! – воскликнул Эмилий. На его ЧП действительно существовала практика, когда Силантий заказывал шихту самостоятельно, но небольшими партиями и не регулярно, а время от времени, да и финансовые документы он подписывать не имел права. Правда, "Боброста" и "Скорбь" были давними деловыми партнерами, поэтому все эти формальности часто улаживались задним числом (особенно – в конце года). – Вздор! Да у меня на расчетном счету и денег почти нет. Как он мог столько закупить? На какие шиши?
– А он сказал, что ты сам рассчитаешься. Сразу после Нового Года. У тебя ведь там квартира в залогах указана. Они сказали, что согласны отпустить под такой залог, а с банком сами если что договорятся.
– У меня? Квартира? – спросил Эмилий, глупо хлопая глазами. – Моя квартира?
– Ну да. Машины-то у тебя больше вроде как нету.
Подкрышен мгновенно просчитал все риски от незаконных действий Силантия и быстро понял – в какую финансовую яму попадет, если "Боброста" всучит ему всю имеющуюся на своем складе шихту. Он побледнел, выхватил из кармана смартфон и начал барабанить по нему пальцами.
– Але-але! – закричал он в трубку. – Это Крысовский со "Скорби" говорит! Да, Подкрышен, да! И вас с наступающим! Девушка, я отменяю свой сегодняшний заказ на шихту! Как – невозможно?! Девушка, але!
Подкрышен вдруг умолк и безвольно опустил руку со смартфоном на столешницу.
– Что? – осторожно спросил Митроха.
– Машины с шихтой уже выехали к нам, – тихо сказал Эмилий.
– Быстро они...
– А ты думал? – зло сказал Подкрышен.– Новогодние праздники идут. Банкеты, карнавалы, поляны-поляночки. Вот они моей квартиркой на этих полянках и закусят. Пустили вы, гады, своего работодателя на новогоднее оливье! Сволочи! И спрашивается – за что?
– Ну, Миля, зачем же так... – начал было Митроха, но Подкрышен снова не дал ему договорить.
– А как?! – закричал он. – А может вы сговорились, и решили мне отомстить за отмененную новогоднюю поляну? Вот честно скажи мне, как сталевар сталевару – договорились?
– Миля! – воскликнул Митроха, прикладывая левую руку к груди. – Как ты мог такое о нас подумать? Это исключительная инициатива Силантия. Я же тебя предупреждал, что он – бывший лучший сталевар Империи Зла. Тоже бывшей уже империи, а ты меня не слушал и – вот...
– Знаешь, Митроха, – сказал Подкрышен с горечью. – Иногда, когда я вас слушаю, мне кажется, что где-то здесь, совсем рядом, вы держите на привязи огромную черную зебру. А затем мне кажется, что вы вот-вот все вчетвером залезете на ее круп, да и въедете с песнями вот прямо сюда – в мой кабинет. Да вы ведь и въехали уже, разве нет?
– Зачем это нам нужно было бы держать здесь какую-то зебру? – удивленно спросил Митроха. – Мы что – олигафрены какие-нибудь? (Он сначала хотел сказать правильно – "олигархи", но потом все же сказал "олигафрены", сам не зная почему и зачем). Да и на фиг она нам здесь нужна? Да еще – такого мрачного колера. Вообще-то я разных там животных очень даже люблю. У меня, например, курочки есть и еще собачка Дружок...
– Ну, хватит! – закричал Подкрышен, ударяя кулаками по столу. – Ты слышишь меня, Митроха? Хватит!
Вдруг с улицы послышался приближающийся рев мощных моторов. Митроха подошел к окну и выглянул наружу.
– Шихта приехала, – сказал он. – Общий тоннаж считать будем?
Подкрышен вскочил на ноги и как был – простоволосый, в распахнутой на груди фуфайке и мятой белой рубахе, выбежал из кабинета.
Кривой и Косой Сивушки уже открыли ворота и первый "КамАЗ" с шихтой медленно вползал во двор. Эмилий бросился к нему белой чайкой, раскинул руки на стороны, и еще на бегу закричал:
– Стой! Стой, кому говорю! Поворачивай обратно!
Из кабины самосвала высунулась квадратная небритая рожа с узкими стеклянными глазами. Она плюнула в снег и, перекрывая рев мотора, крикнула в ответ:
– Уйди с дороги! За все уплочено!
– Нет! – закричал Эмилий, подбегая под самый радиатор самосвала. – Я отказываюсь от этой шихты! Вы не имеете права!
– Щас я тебя по земле раскатаю, – сказала рожа, скрываясь в кабине.
"КамАЗ" взревел двигателем и рванулся вперед. Митроха в последний момент успел схватить Эмилия за фуфайку и выдернуть его из-под тяжелых ребристых колес.
Самосвалы начали один за другим въезжать во двор. Они резко разворачивались в его центре и поднимали кузова, ссыпая смешанный с мелко нарезанным железом и отработанным машинным маслом, песок в огромную кучу.
– Шесть, семь, восемь, – беззвучно шевеля губами, считал Эмилий. – Одиннадцать, двенадцать.
– Шестнадцать штук, – подвел итог Митроха. – Сто шестьдесят тонн. Миля, пойдем в контору, а то простудишься. И что это у тебя из штанов сзади выпирает?
– Это – последний привет из прошлой жизни, – дрожащим голосом сказал Подкрышен и на его глазах выступили крупные слезы.
Эмилий развернулся и, уронив голову на грудь, не разбирая дороги, прямо через сугробы, побрел к крыльцу своего ЧП.
Митроха проводил его взглядом и повернулся к Сивушкам.
– А вы чего встали? – спросил он.
– Разговор есть, – сказал Кривой Сивушка.
– Серьезный, – подтвердил Косой.
– Ну, пойдемте в помещение тогда, – сказал Митроха. – Только предупреждаю сразу – у меня времени нет с вами долго лясы точить, так что излагайте все коротко и по делу.
Они двинулись следом за Подкрышеном, но сразу на входе повернули в раздевалку – здесь было тихо и запаха окалины почти не чувствовалось.
Глава XVI
Не опуская рук
– Дядя Митя! – взволнованно говорил Косой Сивушка, разливая самогон по стаканам. – Ведь он нам всю малину ломает!
– И катану мою погнул, – тихо и зло добавил Кривой. – Я ее выпрямить так и не смог, а новую теперь полгода делать нужно, а потом еще год затачивать.
– У нас на четыре оградки клиенты заказ ожидают, и деньги уже уплочены, – торопясь и проглатывая слова продолжал Косой, нарезая сало. – А он нас выставляет нечестными людьми. И делов-то ведь – всего на сотню копий.
– Так объясните ему ситуацию, – сказал Митроха, поглаживая бороду. – Чего вы стесняетесь, что ли? А, хлопцы? Стесняетесь, да?
– Мы боимся, – нестройным хором сказали Сивушки.
– Пацаны! – торжественно произнес Митроха, принимая стакан. – Здесь не в копьях дело. Он вам зла не желает, поверьте.
– Не в копьях? – спросил Косой, сжимая левый глаз в узкую щель. – А в чем же?
Митроха опрокинул в себя стакан, а затем быстро закусил салом и показал пальцем в потолок.
– В высших сферах, – сказал он, принимая у Кривого чесночную дольку. – Здесь такие высшие сферы замешаны, что и говорить страшно...
– Мэр, что ли? – недоверчиво спросил Кривой.
– Бери выше, – сказал Митроха, прожевывая чеснок. – Дай еще сальца.
– Неужто – сам Кремль? – немного иронично спросил Косой, протягивая Митрохе бутерброд с салом.
– Выше.
– ООН?
– Еще выше.
– Госдеп?
– Пацаны, – сказал Митроха, – я не могу вам сейчас ничего сказать, потому, что и сам еще много не знаю. Но как только узнаю, скажу обязательно. Обещаю. А на Силантия вы не держите сердца, он в вашем горе не виноват.
– Ну, хорошо, – сказал Кривой, разливая самогон. – А нам что делать? Клиентам деньги возвращать? Как наши копья мешают этим его высоким делам? Мы ведь люди совсем маленькие и никому не желаем зла.
– Что ж, – сказал Митроха, поднимая стакан. – Это верно, вы пацаны совсем не злые. Попытаюсь помочь вашему горю, мне все равно с Силантием поговорить нужно срочно – о высших сферах. Вот только выпью сейчас для храбрости и отправлюсь.
– Дядя Митя! – воскликнул Кривой. – Если ты нашему горю поможешь, мы тебе... мы тебе... машину комбикорма сразу подгоним и волчаре твоему мослов коровьих, килограммов сразу тридцать!
– Об этом говорить пока рано, – рассудительно заметил Митроха.– А, впрочем... Мне бы еще ячменя килограммов пятьсот хотя бы. И Дружку – стройматериалов на будочку, не хочет он, стервец, зимою в хате ночевать, понимаешь. А зимы-то у нас с каждым годом все лютее.
– Да об чем разговор! – воскликнули Сивушки хором. – Все будет, только не подведи.
– Ну, ладно, – Митроха выпил самогон и направился в коридор, на ходу застегивая респиратор .– Пойду, попробую.
– С богом! – крикнули Сивушки ему в спину.
– Он всегда с нами, – пробубнил Митроха в респиратор.
На самом деле он не был уверен ни в чем. Митроха отлично помнил приступы шалопутства, которые случались с Силантием во время работы на ЗТЛ. Тогда с ним не удавалось справиться даже всей заводской охране во главе с главным инженером и технологами, а теперь ему предстояло решать все вопросы в одиночку.
Но делать все равно что-то было нужно, ведь тетрадный листок с посланием из Танцевального Космоса лежал сейчас в нагрудном кармане Митрохиной фуфайки, да и комбикорм на его куриной ферме уже подходил к концу, и собственный уютный домик его Дружку не помешал бы никак. Как бы там ни было, но даже несмотря на только что принятый для храбрости самогон, он страшно волновался, приближаясь к дверям литейной.
Митроха просто не знал, что Силантию так и не удалось использовать домну "Скорби" для перемещения на "Ломотанго". В самом начале он предполагал, что как только ДЭ -3918/12 бис выйдет на полную мощность, его сознание тут же окажется в Танцевальном Космосе, а дальше.... А дальше он нежно обнимет Мари и закружит ее в вихре аргентинского танго и все сразу же наладится, все сразу придет в норму. Так думал Силантий, начиная вывод домны на максимальный температурный режим.
Но ничего подобного не произошло. В самом начале все шло очень обыденно и скучно, как всегда, а когда внутри домны закипела чугунная масса, Силантий погрузился в какое-то странное состояние то ли яркого полусна, то ли грез наяву.
Когда первая плавка была окончена и остальные сталевары покинули литейную, ему пришлось работать за четверых. Силантий никогда не думал, что его тело на такое способно, но оно действовало очень уверенно, словно бы не нуждаясь в его сознании.
