Текст книги "Череп грифона"

Автор книги: Андрей Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Менедем с улыбкой покачал головой.

– Ты можешь принести деньги, а потом мы отдадим тебе шкуру; или же пойдем в Эгину вместе с тобой.

Никодром гневно посмотрел на него.

– Ты боишься, что я тебя одурачу. Это оскорбление.

– О почтеннейший, мы только что наблюдали, как двое твоих соотечественников пытались получить с тебя деньги, – ответил Соклей. – Если уж им нелегко было вызволить свое серебро, почему нам должно быть легче? Для тебя мы лишь пара чужестранцев. Лучше не рисковать.

– Я уже сказал – серебро, которое они здесь требовали, вовсе им не принадлежало. – Жрец весьма талантливо изобразил возмущение. – Они лишь пара грабителей храмов!

Соклей пожал плечами.

– О вашей ссоре я знаю не больше, чем тебе известно о ссорах на Родосе. Все, что я знаю, – это что ты получишь шкуру лишь после того, как отдашь нам деньги.

Он гадал, уж не испортил ли сделку. «Жаль, если так, – подумал Соклей. – Значит, жулик-жрец с самого начала не собирался нам платить».

Эгинцы, пытавшиеся выжать из Никодрома серебро, явно вели себя так, будто имели на деньги полное право.

– Эти отъявленные мошенники чернят мое имя! – пожаловался Никодром.

– Самый лучший способ доказать это, господин, – заплатить нам ту сумму, на которой мы сошлись, – заметил Менедем. – И едва мы получим «черепах», как согласимся петь тебе хвалу на каждой следующей остановке.

– Но разумеется, мы ничего подобного делать не будем, если ты откажешься от сделки, – добавил Соклей.

Иногда… вообще-то даже довольно часто мошенники начинали вести себя как честные люди, если в противном случае об их плутовстве стало бы известно всему миру.

Был ли Никодром мошенником или нет, но он испустил долгий, раздраженный вздох и сказал:

– Тогда пойдемте, оба. Вы получите ваши деньги. Захватите шкуру, и устраним все сомнения в том, что я честно следую условиям заключенной сделки.

– Пошли, – кивнул Менедем.

* * *

Когда они подошли к дому, Соклей подумал, а сможет ли жрец вообще заплатить, потому что там не оказалось раба, чтобы открыть дверь: Никодром сделал это сам. Может ли человек, не имеющий раба, хранить дома четыре мины серебром? Это казалось Соклею маловероятным.

Он слегка успокоился, увидев женщину, ухаживающую за садиком во внутреннем дворе. Служанке было необязательно открывать двери, но, по крайней мере, Никодрому кто-то помогал.

А потом жрец рявкнул:

– Ступай в женские комнаты, Асина! Со мной пришли торговцы.

– Да, муж мой, – ответила женщина и поспешила прочь, хотя и оглянулась через плечо на родосцев.

– Она не ожидала, что кто-то придет, – извиняющимся тоном сказал Никодром.

– Ничего страшного, почтеннейший, – проговорил Соклей, а сам подумал: «Ты живешь вдвоем с женой? А кто же тогда делает тут все по хозяйству? С такими порядками в доме вам впору быть крестьянами и даже варварами».

– Абсолютно ничего страшного, – повторил за двоюродным братом Менедем.

Его тон был выдержанным и пристойным, но Соклею не понравилось, как он стрельнул глазами в сторону лестницы, по которой ушла на второй этаж Асина.

«Ты же едва ее видел, – подумал Соклей. – А она едва видела тебя. Почему ж тогда я думаю – даже не думаю, а знаю! – что ты хочешь переспать с ней, если получится? Почему? Да потому что ты – мой двоюродный брат, вот почему. И я слишком часто видел тебя рядом с женщинами. И еще я слишком часто видел, как ты попадал из-за них в беду».

Пытаясь не думать о том, что могло происходить – и, скорее всего, и впрямь происходило – в голове Менедема, Соклей спросил жреца:

– Нам подождать здесь, пока ты принесешь деньги?

– О, полагаю, вы можете зайти в андрон, – нехотя ответил Никодром. – Я недолго.

В нормальном доме раб предложил бы гостям вино, оливки и лук. Здесь же они просто сидели в мужской комнате и ждали.

– Ну, что думаешь? – спросил Менедем, едва шевельнув губами. – Жрец нам лжет или он самый великий скряга со времен Мидаса?

– Не знаю, – ответил Соклей. – Но похоже, этот человек – крохобор. Только разве у него хватило бы наглости привести нас сюда, если бы он не мог заплатить?

– Мы это выясним, – сказал Менедем. – У него хорошенькая жена. Ты заметил?

– Нет, и мне хотелось бы, чтобы ты тоже этого не замечал.

Двоюродный брат скорчил Соклею рожу. Но не успели они сцепиться всерьез, как Менедем резко шикнул на брата, и Соклей смолк – он и сам увидел возвращающегося Никодрома. Жрец положил на стол звякнувший кожаный мешочек.

– Вот, пожалуйста, – сказал Никодром. – Четыре мины двадцать драхм. Давайте пересчитайте – и вы увидите, что все честь по чести.

С некоторыми людьми такое предложение дало бы знать Соклею, что пересчитывать необязательно. Но, имея дело со жмотом вроде Никодрома, он все-таки пересчитал, а закончив, поднял глаза и проговорил:

– Боюсь, ты все же недоложил шесть драхм, о несравненнейший.

Соклей разложил серебряные монеты аккуратными рядами и столбиками: теперь Никодром вряд ли мог оспорить его суждение.

– Я принесу их, – сдавленным от ярости голосом сказал эгинец и поспешил прочь.

– Бесстыдник, – бросил Соклей.

– А тебя это удивляет? – Менедем продолжал смотреть на лестницу.

Соклей заметил это с растущей тревогой: в этом году за все время их путешествия его двоюродный брат еще ни разу не посмотрел с вожделением ни на чью жену. Соклей уже начал гадать, что случилось с ловеласом Менедемом.

Но он не успел сделать брату строгое предупреждение, поскольку Никодром и Асина начали громко кричать друг на друга. Соклей не мог разобрать слов, но оба явно были взбешены.

– Очаровательная пара, – пробормотал Соклей.

Менедем ухмыльнулся.

– И впрямь очаровательная, а? И все-таки… О, подожди, жрец снова возвращается.

«Что он собирался сказать? Хотя, может, мне показалось и все обойдется», – подумал Соклей.

Никодром ворвался в андрон с темным, как безлунная полночь, лицом и швырнул на стол полдюжины драхм.

– Вот, – прорычал он. – Теперь довольны?

– Полностью довольны, о почтеннейший, – ответил Соклей. – В конце концов, мы сговорились именно на этой цене.

– Да к воронам… – начал было Никодром, но спохватился и попытался продолжить уже вежливо: – Богиня-охотница будет рада получить плащ из львиной шкуры.

– Конечно, будет рада. – Менедем говорил так же вкрадчиво. И речь его была гладкой, как оливковое масло.

Подозрения Соклея вспыхнули ярким пламенем: он уже и раньше слышал такой задушевный тон. Ну так и есть!

– А скажи, почтеннейший, тебя бы не заинтересовали родосские благовония? – продолжал Менедем. – Или даже… – Он понизил голос почти до шепота: – Изумруды? У меня есть пара прекрасных изумрудов, только что из Египта.

– Да почему я должен интересоваться подобными вещами?! – снова зарычал Никодром, но наклонился поближе к Менедему.

– Никогда не знаешь, что может умиротворить женщину, – заметил тот, как будто не слышал – вместе со всеми соседями, – как жрец только что безобразно ссорился с женой.

Никодром фыркнул.

– Полагаю, так оно и есть.

– Если уж на то пошло, – добавил Менедем, как будто только что о чем-то вспомнив, – у меня имеется также косский шелк, а одежду из такой ткани носит в Эгине далеко не каждая женщина.

– У тебя есть шелк? – переспросил Никодром.

Менедем серьезно кивнул.

Соклей сидел, складывая монеты обратно в мешочек и всеми силами стараясь не рассмеяться. Никодром решил, что Менедем хочет помочь ему помириться с женой, а попутно заработать на этом денег. Но Соклей знал своего двоюродного брата лучше. О да, Менедем был не прочь получить от Никодрома деньги, но чего он на самом деле хотел – так это Асину. Если Менедем сумеет всучить Никодрому благовония, драгоценности или шелк, он воспользуется следующим визитом в этот дом, чтобы прощупать почву, прикинуть, какие у него шансы, и чтобы познакомиться с ней… Даже если она все время будет оставаться в женских комнатах.

– Ну ладно, можешь принести свои товары и показать мне, – сказал Никодром. – Только не сегодня: сегодня я должен отнести шкуру в храм, а днем я буду заниматься жертвоприношениями. Давай завтра утром, только не слишком рано?

– Завтра утром, – согласился Менедем. – Тогда и увидимся.

Никодром едва успел закрыть за ними дверь, как Соклей погрозил двоюродному брату пальцем.

– Я знаю, что у тебя на уме!

– Мой дорогой, не имею ни малейшего понятия, о чем ты. – Но в глазах Менедема плясали искорки, и он не смог говорить убедительно, как ни пытался. – Почему ты не раздуваешься, как жаба, и не говоришь, какой я скверный тип?

Соклей как раз и сам раздумывал – почему он так не поступает. Он ответил как можно более честно:

– Ничего, полагаю, в ближайшее время тебе все хорошенько объяснит Никодром.

– Так-так, – проговорил Менедем. И повторил: – Так-так.

Пройдя несколько шагов, он добавил:

– Вообще-то я бы вполне мог обойтись без его объяснений.

– Не лезь на рожон, – попросил Соклей. – Никодром того не стоит.

Менедем рассмеялся.

– Конечно не стоит. А вот Асина – о, Асина, может, и стоит. Надо посмотреть, как все обернется, всего и делов-то.

Он ткнул двоюродного брата пальцем в грудь.

– Но тут есть один нюанс.

– Какой? – с упавшим сердцем спросил тот.

– Как бы все ни обернулось, мне, скорее всего, удастся заключить с грязным жрецом прибыльную сделку, – сказал Менедем.

– Ну и ну! – негромко проговорил Соклей.

В ответ его собеседник громко рассмеялся.

* * *

Менедем потер подбородок. Он побрился перед тем, как явиться в дом Никодрома, и неплохо побрился: его кожа была гладкой, почти как у безбородого мальчика. И еще он надел все чистое. Никодром воспримет это как должное – жрец не был обделен самомнением. А вот как воспримет это Асина, если вообще воспримет…

– Я это скоро выясню, – пробормотал Менедем и постучал в дверь.

Никодром открыл сам. Потратив столько денег на львиную шкуру, он доказал, что богат; каким же скупым был этот человек, если не покупал раба, чтобы облегчить жизнь себе и жене.

– Радуйся, – сказал он. – Где твой двоюродный брат?

– На рыночной площади, продает товар кому попало, – охотно ответил Менедем. – Но ты, почтеннейший, – особый покупатель, поэтому я здесь, чтобы показать тебе товары, которых еще никто не видел.

Как он и ожидал, это польстило тщеславию Никодрома.

– Входи, входи, – проговорил жрец. Он даже добавил: – Пройдем в андрон, я принесу тебе вина.

Но у Менедема было другое на уме.

– Во дворе было бы лучше, о благороднейший, – сказал он.

Для него, конечно, было бы лучше остаться во дворе, потому что тут Асина смогла бы его увидеть и услышать. Но у Менедема имелось и весьма правдоподобное объяснение своему пожеланию, которое он тут же выложил:

– Ты ведь захочешь рассмотреть шелк и драгоценности при дневном свете.

– Да, верно, – ответил Никодром. – Я не собираюсь дать себя одурачить.

– Так и надо, – сказал Менедем, не обратив внимания на угрожающий тон жреца.

Войдя во двор, он остановился, чтобы восхититься садом:

– Какие великолепные цветы! Удивительно яркая зелень, несмотря на засушливый сезон. И к тому же превосходно подстриженная.

Пожав плечами, Никодром пояснил:

– У меня нет времени на заботы о таких пустяках. За садом ухаживает жена.

– Очень славный сад. – На этом Менедем пока остановился; он был слишком опытен, чтобы напрямую хвалить женщину перед ее мужем.

Но его взгляд невольно скользнул к лестнице и к комнатам, в которые она вела. Что там делает Асина? Прядет? Ткет? Нет, вряд ли – иначе сюда доносился бы звук работающего ткацкого станка. Но она наверняка слышала – а может, даже наблюдала, – что происходит внизу.

– Вот благовония, – сказал Менедем. – Понюхай. Они сделаны из лучших родосских роз.

– Бахвальство, – пробормотал Никодром, но вытащил пробку и понюхал, невольно приподняв брови. – Очень мило.

И тут же спохватился:

– Готов поспорить, цена в любом случае отвратительная.

– Вовсе нет. – Но вместо того, чтобы назвать цену, Менедем продолжал: – Позволь показать тебе косский шелк. Любой женщине в одежде из такого шелка будут завидовать все соседки. Шерсть? Лен? – Он покачал головой. – Они не идут ни в какое сравнение с шелком!

– И цена их тоже не идет в сравнение с ценой шелка.

Да, жрец думал только об одном.

– Шерсть и лен прекрасно подходят для повседневной одежды, – заявил Менедем. – Но ведь твоей жене захочется надеть что-то особенное, не правда ли, когда она выйдет на улицы в праздничный день? В конце концов, женщины не так уж часто выходят из дома, поэтому хотят извлечь как можно больше удовольствия из каждого выхода. А благодаря родосским благовониям и этим изумрудам твоей супруге будут завидовать все женщины Эгины.

– Давай посмотрим на твои так называемые изумруды, – проговорил Никодром. – Я не удивлюсь, если ты попытаешься всучить мне пару стекляшек.

– Клянусь египетской собакой, ничего подобного! – возмущенно ответил Менедем, извлекая изумруды из кошелька на поясе. – Их привезли из владений Птолемея, как я уже сказал. На Милете они шли нарасхват: продав там дюжину камней, я заработал больше таланта. Мои отец и дядя занимались торговлей еще до того, как я родился, их суда ходят по всему Внутреннему морю. Если я буду жульничать, то погублю репутацию нашего торгового дома, а мы не можем себе такого позволить. Вот, о несравненнейший… посмотри сам.

Эти два изумруда Менедем намеревался отвезти в Афины – в их числе был и самый большой и прекрасный камень из всех купленных у капитана крутобокого судна. Даже Никодром не смог бы заявить, что это стекляшки, увидев их глубокий сочный цвет и восковой блеск.

Жрец со вздохом вернул камни Менедему.

– Ты наверняка запросишь слишком много, – предрек он, тем самым признав, что камни подлинные.

– Я запрошу столько, сколько они стоят. – И, возвысив голос, чтобы его слышно было в женских комнатах, Менедем спросил: – Разве твоя жена не заслуживает всего самого лучшего?

Никодром замахал руками и затряс головой, словно пытаясь отогнать пчелу.

– Дай мне посмотреть на шелк, который ты так расхваливал, – сказал он.

– Нет ничего лучше шелка, чтобы сделать красивую женщину еще красивее.

И снова Менедем понадеялся, что его слова предназначаются не только для мужа Асины, но и для нее самой.

– Вот здесь – превосходная штука. Взгляни.

Он развернул шелк и поднес к свету.

– Только взгляни, какой он прозрачный: можно видеть прямо сквозь ткань.

– Это же неприлично! – воскликнул Никодром.

– Только если женщина, облаченная в такую одежду, не стоит того, чтобы на нее смотрели, – подмигнув, как мужчина мужчине, ответил Менедем. – Ты просто не поверишь, почтеннейший, сколько шелка продал мой двоюродный брат самой модной гетере Милета.

– Я не хочу, чтобы моя жена была похожа на гетеру, – заявил Никодром, но его голос с каждым словом терял силу.

Разве мужчина не вправе хотеть, чтобы его жена выглядела как можно желанней?

– Тебе стоит еще разок понюхать благовония. – Менедем снова вытащил пробку из маленького кувшинчика. – Вот. Слаще меда, верно?

Судя по тому, как сморщился жрец, ему очень хотелось возразить, но он не мог.

– Сколько… сколько ты за все хочешь? – спросил Никодром почти со страхом.

– За изумруды – девять мин за каждый, – ответил Менедем. – Две мины за шелк и двадцать драхм за благовония.

Все цены были неслыханно высоки, и Менедем понимал, что ему очень повезет, если окажется, что Никодром этого не знает. Жрец определенно переплатил за львиную шкуру, но теперь взревел, как заклейменный теленок.

– Неслыханно! – брызгая слюной, воскликнул он. – Абсурд! Наглый грабеж, иначе это не назовешь!

Менедем пожал плечами.

– Если ты не заинтересован в покупке, я уверен, кто-нибудь другой захочет принарядить по моде и украсить драгоценностями свою жену. Такие товары вообще-то появляются на Эгине не каждый день, даже не каждый год.

Это было вполне справедливо. В минувшие времена, которыми так интересовался Соклей, Эгина была крупным полисом, но теперь она давно уже превратилась в захолустье, которое полностью затмевали Афины. «Афродита» никогда бы тут не остановилась, если бы не пираты.

Но самый важный вопрос заключался в том, сколько же именно серебра имеется у Никодрома? Менедем покачал головой. Нет, самый важный вопрос заключался в том, сколько он потратит. Если этот скряга не раскошеливается на покупку раба, то раскошелится ли он на то, чтобы порадовать жену? А если жрец не собирается ничего покупать, то зачем, спрашивается, он вообще пригласил Менедема? Упрямство супруга могло сильно расстроить Асину, а Менедем уже понял, что она не из тех, кто стесняется высказать все мужу.

Облизнув губы, Никодром проговорил:

– Я дам тебе пять мин за один из изумрудов, одну мину за шелк и десять драхм за благовония.

– Всего один изумруд? – спросил Менедем, в трех словах дав понять, что жрец – самый скаредный человек на свете.

– Я не могу позволить себе купить оба, – ответил Никодром.

Что-то в голосе жреца подсказало Менедему, что он лжет. «И жена его это поймет», – жизнерадостно подумал родосец.

Тем временем Никодром справился со своим раздражением.

– И я собираюсь выбрать, который камень возьму, ты слышишь?

– Конечно. – Менедем говорил так, будто ублажал безумца. Потом его голос стал тверже: – Но ты не выберешь ни одного, пока твоя цена не приблизится к моей.

Он чуть было не сказал: «Пока ты не заплатишь мою цену», – но тогда он просто лишил бы Никодрома возможности торговаться.

– Похоже, ты считаешь, что вправе приплыть на Эгину с диковинками и дурачить людей, снимая с них последнюю обувку, лишь потому что мы нечасто видим такие вещи, – проворчал жрец.

Поскольку Менедем именно так и думал, он особо не возражал. Назначенная им цена была настолько высокой, что даже первые встречные предложения Никодрома гарантировали ему немалую прибыль. Однако Менедем не собирался так быстро соглашаться.

Засим последовал торг, во время которого Менедему один раз пришлось задуматься, не слишком ли он переусердствовал, – это произошло, когда Никодром топнул ногой и закричал:

– Нет, клянусь богами! Больше ни драхмы! Забирай свой хлам – и вон из моего дома!

– Как пожелаешь, почтеннейший, – холодно проговорил торговец.

Мгновение спустя сверху донесся грохот: кто-то уронил – или с силой бросил – глиняный горшок.

«Так и есть, за нами и вправду наблюдают», – подумал Менедем.

Он сделал вид, что не услышал шума и не заметил, как вздрогнул Никодром, – просто собрал шелк и благовония и направился к двери.

– Подожди! – с несчастным видом окликнул его Никодром. – Может, мы могли бы потолковать еще немного.

– Может быть. – Менедем постарался обронить это так, будто делал жрецу одолжение. – Если ты готов проявить больше благоразумия.

– Это ты неблагоразумен. – Но Никодром нервно посмотрел в сторону женских комнат, как бы ожидая, что там вот-вот разобьется еще один горшок.

Менедему вспомнилась поговорка: «Даже Геракл не может выдержать сразу две битвы». Никодром смог бы выстоять против Менедема, но против Менедема и своей жены у него не было никаких шансов.

– Итак, мы пришли к соглашению? – некоторое время спустя спросил родосец.

– Полагаю, да. – Жрец покусал ноготь. – Семь мин пятьдесят драхм за изумруд. Одна мина шестьдесят драхм за шелк. И двадцать драхм за благовония.

Он с победным видом ухмыльнулся торговцу, назвав последнюю цифру. Менедем улыбнулся в ответ, как бы признавая, что тут Никодром победил. Он не сказал жрецу, что намеренно уступил в мелочи, чтобы не так много уступить в более крупном торге. Пусть Никодром отпразднует свой маленький триумф, если это сделает его счастливым.

– Это будет… – стал считать на пальцах Менедем. – Дайка прикинуть… девять мин и двадцать две драхмы. Если ты принесешь серебро, ты сможешь выбрать тот изумруд, который тебе приглянется.

– Подожди здесь, – мрачно проговорил Никодром. – Я сейчас вернусь.

И он с затравленным видом юркнул в дом.

Менедем поднял голову и посмотрел в сторону женских комнат. К его разочарованию, Асина вела себя тихо. Но она уже позаботилась о том, чтобы внизу ощущалось ее присутствие.

Когда жрец вернулся с новым кожаным мешочком, Менедем сказал:

– Если не возражаешь, я отнесу это в андрон.

– Я совершил одну маленькую ошибку, и теперь все считают меня вором, – еще больше помрачнел Никодром.

«Конечно. А ты чего ждал?» – подумал Менедем.

Он не сказал этого вслух, хотя ему и очень хотелось. Вместо этого он ответил:

– Вовсе нет. Но я вроде моего двоюродного брата: хочу, чтобы все было правильно.

Когда Менедем сосчитал в андроне монеты и выложил их поблескивающими столбиками и рядами, он обнаружил, что Никодром принес на четыре драхмы больше. Менедем отобрал четыре «черепахи» и молча протянул их жрецу: он не сомневался, что эгинец добавил лишние деньги, чтобы испытать его честность.

– Э… Спасибо, – слегка смущенно проговорил Никодром.

– Не за что, – ответил Менедем. – Мне не нужно лишнего, мне нужна только та сумма, о которой мы с тобой договорились.

То было не совсем правдой, но Никодром этого не знал. Лучший щит – демонстрация своих добродетелей.

– Уверен, твоя жена будет наслаждаться тем, что ты для нее купил. – Менедем слегка повысил голос в надежде, что его услышат в женских комнатах.

– Я и хочу, чтобы она наслаждалась, – ответил Никодром. – Я хочу, чтобы мои деньги окупились. А теперь, поскольку у нас с тобой больше нет никаких дел…

Это едва могло сойти за вежливый намек; еще мгновение – и жрец закричал бы: «Убирайся из моего дома!»

Менедем сунул монеты в мешочек, подхватив те две, что упали на пол и чуть было не укатились, и быстро зашагал к двери.

Никодром с силой захлопнул ее за ним.

Идя по улице, Менедем начал насвистывать персидскую любовную песню, мотив которой завезли в Элладу воины Александра Великого. Насвистывая, он взглянул на второй этаж, туда, где, по его расчетам, находились окна женских покоев. Если одна из ставней приоткроется, он будет действовать по ситуации. Если нет – то вернется на «Афродиту» с сознанием, что получил от Никодрома порядочно серебра.

Менедем не мог долго болтаться у дома и насвистывать, потому что тогда Никодром догадался бы, чем он тут занят. Сбежать от сердитого мужа после обольщения входило в правила игры. Но сбежать до обольщения было бы просто постыдно.

Менедем внезапно перестал свистеть, потому что ставень таки открылся. Женщина, выглянувшая в окно, не была красавицей, но… «Она красивей, чем того заслуживает Никодром», – подумал Менедем.

– Радуйся, милая, – негромко проговорил он. – Твой муж купил тебе очень симпатичные вещи.

Если бы Асина оказалась более верной супругой, чем того заслуживал жрец, такая фраза вряд ли привела бы к беде.

Глаза женщины вспыхнули, и Менедем понял, что у него есть шанс.

– Ну и что? – спросила Асина; в ее голосе не было ничего, кроме презрения. – Я слышала, как ты его пристыдил, чтобы заставить раскошелиться. Интересно, каково это – быть с человеком, который сам, без напоминаний, заботится о том, чего хочет женщина?

Менедем ухмыльнулся. Он как раз и надеялся, что она чувствует что-то вроде этого. Будь он на месте Асины, он бы наверняка испытывал похожие чувства. Лучшего вступления не пожелаешь.

– Дорогая, если ты хочешь выяснить, каково быть с таким человеком, скажи мне, когда твоего мужа не будет дома, – проговорил он.

Асина не могла ошибиться в значении этих слов. Не могла – и не ошиблась.

– Никодром собирается завтра утром в храм, – ответила она. – И пробудет там почти весь день.

– Так-так. Разве это не интересно? – спросил Менедем. – Итак, если я постучу в переднюю дверь, в доме будет только бедная одинокая женщина? – Он подмигнул.

Асина не подмигнула ему в ответ. Она выглядела взбешенной.

– Никодром слишком скаредный, чтобы купить мне раба, – огрызнулась она. – Удивительно, как ты заставил его раскошелиться. Ты, должно быть, можешь уговорить кого угодно на что угодно.

Выражение ее лица изменилось: теперь вместо того, чтобы злиться на мужа, она рассматривала Менедема.

– Кто знает, на что ты способен уговорить меня?

– Мы выясним это завт…

Менедем не договорил, потому что она торопливо закрыла ставень. Может быть, Никодром поднялся по лестнице, чтобы показать жене, что купил.

* * *

Когда Менедем вернулся на «Афродиту», Соклей приветствовал его словами:

– Ну, как все прошло?

Вместо ответа Менедем протянул двоюродному брату кожаный мешочек. Соклей взвесил его на руке и негромко присвистнул.

– Тут, должно быть, девять или десять мин серебром – к тому же эгинских мин, а они тяжелее наших.

– Девять с половиной, – ответил Менедем и посмотрел на Соклея с невольным уважением.

Его двоюродный брат мог быть хлопотливым, как наседка, но в торговле он разбирался великолепно.

– Как ты так быстро догадался?

– Я сперва прикинул вес по родосским меркам, потому что так мне привычней, – объяснил Соклей. – Я знаю, какую часть эгинской мины составляет родосская, поэтому пересчитал деньги прежде, чем подал голос.

Он говорил так, будто в этом не было ничего особенного. Для него это и впрямь было в порядке вещей.

– Ты много из него выжал, – добавил Соклей. – Браво.

– Спасибо.

– Вообще-то я имел в виду не только деньги. Как прошло остальное?

Менедем не сразу понял, а когда до него дошло, моргнул. У Соклея не было привычки спрашивать двоюродного брата о том, как у него идут дела с чужими женами, если не считать попыток отговорить его от этого.

– Тебе, должно быть, очень не нравится Никодром, – пробормотал Менедем.

Соклей кивнул.

– Завтра он идет в храм совершать жертвоприношение, – сказал Менедем. – Ну а я тем временем вернусь в его дом.

– Браво, – снова проговорил Соклей. – Только захвати с собой меч.

– Меч? – Менедем покачал головой. – Я собирался пустить в ход свое копье.

Соклей фыркнул.

– Я знаю, что ты собираешься сделать. Но нам не известно, что на уме у Никодрома и женщины. Жрец может вернуться в самый неподходящий момент… Помнишь, как в Трасе прошлым летом ты прыгал из окна? К тому же женщина может играть не в ту игру, в какую ты думаешь. Так что лучше захвати меч.

Когда Менедем думал об Асине, он видел в ней лишь привлекательную женщину. Когда Соклей думал о ней, он видел беду. И это очень наглядно демонстрировало разницу между двоюродными братьями. Менедем не стал спорить: если сам он не чуял беды, это еще не означало, что беда и впрямь не могла случиться.

– Ладно, – сказал Менедем. – Возьму меч. И буду прохаживаться по улицам, словно бандит или варвар.

– Вот и хорошо, – ответил Соклей.

* * *

Утром Менедем не смог отправиться в город так рано, как ему бы хотелось. Никодром любил поспать допоздна, не стучать же Менедему в дверь дома жреца до того, как уйдет хозяин? Поэтому родосец заставил себя подождать, пока солнце не поднимется над восточным горизонтом повыше, и только тогда покинул гавань и двинулся в город Эгину.

Бронзовые ножны меча при каждом шаге ударяли его по левому бедру. Двое местных странно посмотрели на юношу, но никто, казалось, не склонен был задавать вооруженному человеку слишком много вопросов.

Менедем постучал в дверь дома Никодрома и тут же уронил руку на рукоять меча. Если Асина и впрямь играет в игру, о которой подумал Соклей…

Женщина открыла дверь.

– Входи, только быстро. Не болтайся тут, не то соседи могут увидеть. – Она говорила так, словно порядком напрактиковалась в обмане.

«Небось я не первый, кто приходит сюда в отсутствие ее мужа», – подумал Менедем.

Но если она так напрактиковалась в обмане…

– Стоило ли тебе душиться благовониями? – спросил он. – Никодром наверняка заметит.

– А он думает, что я надушилась ради него. Он вообще думает, что все на свете – ради него. – Асина даже не пыталась скрыть своего презрения.

– Ну-ну, – вежливо поддакнул Менедем.

Этот отзыв соответствовал его собственным представлениям о жреце.

– Как можно быть таким скрягой, имея такую хорошенькую жену? – улыбнулся он Асине.

Она рассматривала юношу так же внимательно, как и он ее.

– А ты парень не промах, верно? – спросила женщина. – Сколько раз ты уже занимался подобными делами?

– Достаточно часто, чтобы знать, что лучше не отвечать на этот вопрос – Менедем погрозил ей пальцем. – И лучше самому его не задавать.

Он наблюдал за выражением лица женщины, пока она обдумывала эти слова. Наконец Асина кивнула.

– Ты, вероятно, прав. Ну да ладно… – Она шагнула к нему.

Менедем ее обнял. Асина была всего на пару пальцев ниже, и ей почти не пришлось запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним губами. Жене Никодрома было слегка за двадцать – слишком молода, чтобы иметь серьезные проблемы с зубами. Поцелуй длился долго.

Когда Асина наконец отодвинулась, в ее глазах плясало веселье.

– Представляешь, а я никогда еще не целовалась с бритым мужчиной. Это… В общем, совсем другое.

Мгновение Менедем рассуждал так же педантично, как Соклей: «Ты так говоришь, но это еще не значит, что так оно и есть на самом деле».

– Лучше или хуже? – спросил он, но не дал ей ответить: – Почему бы нам не поцеловаться снова, чтобы ты смогла получше разобрать?

Они так и сделали. Асина всем телом прильнула к Менедему; ее груди были и мягкими и упругими одновременно. Одной рукой юноша погладил ее волосы, вторую положил на ягодицы. Асина потерлась о него и пробормотала:

– Милый.

Менедем поцеловал женщину в шею и потеребил губами мочку ее уха.

Его большой и указательный пальцы дразнили ее соски сквозь льняную ткань одежды. Асина запрокинула голову и тихо вздохнула. Тогда Менедем взял ее руку и подвел к своему члену; ее пальцы сомкнулись на нем. Она сжала, не слишком сильно.

Спустя некоторое время Менедем отодвинулся. Он провел в море уже немало времени и не хотел слишком быстро истощить свои силы.

– Ну, пойдем, – позвала Асина. – Давай поднимемся в мою спальню.

Они двинулись через двор, и тут Менедем вдруг сказал:

– Подожди.

Асина остановилась, приподняв бровь.

– А почему не здесь? – спросил Менедем.

– На свету? – Теперь она подняла обе брови. – Да ты бесстыдник.

– Благодаря тебе. – Менедем развязал ее пояс, потом стащил через голову ее одежду, а когда женщина осталась нагой, склонил голову и стал целовать ее груди.

Соски Асины оказались больше и темнее, чем он ожидал; на животе виднелись бледные линии.

– Ты уже родила ребенка, – удивленно проговорил он.

Лицо ее потемнело.

– Я родила двоих. Но ни один из них не дожил до второго дня рождения. Может, твое семя окажется сильней, чем семя Никодрома.

– Я тоже на это надеюсь, раз ты того хочешь.

Его рука скользнула туда, где сходились ее ноги. Асина слегка расставила их, чтобы ее было легче гладить. Потом Менедем сказал:

– Наклонись вперед.

Асина так и поступила, упершись ладонями в каменную скамью. Менедем снял хитон, встал позади нее, и женщина оглянулась через плечо.

– О, – выдохнула она негромко, когда он в нее вошел.

Менедем держал женщину за талию – его кожа была темной от загара, ее – почти белой, снова и снова попадая в цель и время от времени останавливаясь, чтобы продлить свое и ее удовольствие.