Текст книги "Череп грифона"

Автор книги: Андрей Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– Тетрадрахма из Коринфа. И на ней – красивый Пегас. А вторая тетрадрахма – из Эгины. Очень мило, я всегда рад получить «черепах», потому что они такие тяжелые.

– Ты заметил в этой «черепахе» что-нибудь необычное? – спросил Соклей.

– Не заметил. – Менедем вгляделся внимательней. – Да у нее панцирь без узора.

– И плавники, а не лапы, – добавил его двоюродный брат. – Это морская черепаха, а не сухопутная. Эгина не чеканила такие деньги со времен персидских войн. Хотел бы я знать, как тут очутилась эта монета.

– Я бы не удивился, если бы оказалось, что прапра… пять раз прадедушка этого парня украл ее у жителя Эгины, и с тех пор она тут валялась, – ответил Менедем. – Я рад, что он убрался с моего судна. Ты заметил, как от него воняет?

– Да разве я мог не заметить! – Соклей забрал у брата монеты. – Но каким бы способом парень ни получил это серебро, оно не воняет.

– Верно. – Теперь пришла очередь Менедема посмотреть на запад, в сторону Афин. – Нам предстоит провести в море еще пару ночей.

– Думаю, так будет лучше, чем идти снова через Киклады, – сказал Соклей. – В тех водах слишком много пиратов, и рано или поздно мы бы наткнулись на пиратское судно, которое предпочло бы сражаться.

– Вот и я так думаю. – Менедем снял хитон и бросил на палубу юта. – А теперь можно и поспать.

* * *

Когда Менедем на следующее утро проснулся, выпутался из гиматия и встал у борта, чтобы помочиться в воду гавани Патмоса, он издал негромкий восхищенный возглас. Ветер дул с северо-востока, сильный и ровный, внушая уверенность, что он продержится весь день.

Иногда Менедем ошибался в своих прогнозах, но такое случалось нечасто.

Диоклей поднял на него глаза, сидя на скамье, на которой провел ночь.

– В такой день хочется поскорей выйти в море, – сказал келевст.

– И я подумал о том же, – отозвался Менедем.

Небо на востоке порозовело, но солнце должно было встать только некоторое время спустя.

Менедем посмотрел на Соклея, все еще храпящего на палубе юта, и пошевелил двоюродного брата ногой. Тот задохнулся, что-то возмущенно пробормотал и открыл глаза.

– Это еще что за шутки? – негодующе вопросил он, садясь.

– В чем дело? – Менедем был олицетворением невинности. – Ты хочешь отправиться в Афины?

– Я хочу, чтобы ты отправился к воронам. – Соклей вскочил так быстро и с таким свирепым видом, что Менедем подумал, уж не предстоит ли им драка. Но потом гнев в глазах Соклея угас. – Замечательный ветер, правда?

– Мне нравится, – ответил Менедем. – И келевсту тоже нравится. И я не могу себе представить человека, которому было бы жаль уходить с Патмоса.

– Хорошо. – Соклей, не одеваясь, подошел к борту, как поступил недавно и Менедем, а вернувшись, сказал: – Тогда давай будить моряков.

Диоклей уже принялся будить тех, кто к этому времени не проснулся сам.

Все позавтракали хлебом и оливковым маслом, выпили разбавленного вина и, когда солнце выползло из-за горизонта, подняли якоря. Им даже не пришлось грести, чтобы выйти из гавани: гавань открывалась на запад, и ветер вынес из нее «Афродиту», едва парус спустили с рея.

Менедем через плечо наблюдал, как Патмос становится все меньше. Если бы он вел акатос прямо на запад, он бы прошел через Киклады в третий раз за нынешний навигационный сезон. Но вместо этого Менедем стал работать рулевыми веслами, поворачивая судно к северу, чтобы пройти между Икарией по правому борту и Миконосом по левому. Они двинулись на северо-запад – мимо островов Теноса, Андроса и Эвбеи. Менедем повел «Афродиту», сильно уклоняясь к востоку, к середине Эгейского моря.

За весь день на глаза им не попалось ни одного судна, и Менедема это вполне устраивало.

– Завтра к вечеру или рано утром послезавтра мы сможем проскользнуть по каналу между Андросом и Эвбеей и добраться до Афин, – сказал он.

– Хорошо. Просто замечательно, – отозвался Соклей. – Ты был прав: здесь, посреди моря, не встретишь много судов.

– Нет гарантии, что мы не попадем в беду, – заметил Менедем. – Но здесь меньше шансов в нее попасть. И мы ни разу не потеряем из виду землю, как это бывало по пути в Великую Элладу, поэтому всегда будем знать, где находимся.

– В Эгейском море трудно потерять из виду землю, – сказал Соклей. – А в ясный день и вовсе невозможно.

– Дальше к северу – запросто. Там есть большой переход от Лесбоса к Скиросу. Но в других местах… – Менедем покачал головой. – Да, не думаю, что мне бы такое удалось.

Некоторые моряки насадили на крючки наживку – кусочки хлеба и сыра – и забросили удочки в море. Они поймали несколько небольших рыбешек и пару макрелей. А потом, как раз когда Менедем уже собирался приказать бросить якоря, Москхион вытащил роскошную жирную барабульку.

– Сегодня вечером многие будут набиваться к нему в друзья, – сказал Соклей.

– Верно, – согласился Менедем. При виде великолепной рыбы у него потекли слюнки. – Надеюсь, я и сам буду другом Москхиона нынче вечером. – Последние слова он нарочно произнес погромче – как у всех капитанов, голос у него был зычный.

Москхион перестал разглядывать рыбу и озорно улыбнулся.

– Мы разве знакомы, почтеннейший? – спросил он так вежливо, как будто был владельцем простирающегося до горизонта поместья и размышлял – стоит ли ему разговаривать с каким-то дубильщиком.

Все, кто слышал это, громко расхохотались, в том числе и Менедем.

– Сейчас я покажу тебе, знакомы мы или нет, – с притворной яростью прорычал он.

* * *

Когда солнце село, счастливчики, которые поймали рыбу, зажарили свою добычу над маленькими жаровнями, и в воздухе разнесся вкусный аромат. Москхион как можно разумнее разделил свою барабульку и передал небольшие куски Менедему, Соклею и Диоклею.

– Хотя это и маленький кусочек, – заметил Соклей, запивая свою долю глотком вина, – но очень вкусный!

– Так и есть, – согласился Менедем. – Лучше съесть кусочек барабульки, чем объесться сыром.

Капитан «Афродиты» знал, что голодный человек так бы не сказал, но сам он наслаждался роскошью полного желудка.

Менедем съел оливку и выплюнул косточку в море.

– Вон блуждающая звезда Зевса, – сказал Диоклей, показав на южную сторону небосвода.

– Где? – спросил Соклей. – А, теперь вижу. Хотел бы я знать, правы ли вавилоняне, которые утверждают, что движение звезд якобы предопределяет все наши деяния.

– А откуда такое можно знать? – сказал Менедем. – Мне хочется верить, что я делаю что-то, потому что сам того желаю, а не потому, что мне велит какая-то звезда.

– Да, и мне тоже хочется в это верить, – ответил его двоюродный брат. – Но в самом ли деле это так, или я просто хочу в это верить, потому что звезды говорят, что я должен так хотеть?

Диоклей фыркнул и снова наполнил чашу вином.

– От таких разговоров у меня начинает болеть голова, – сказал начальник гребцов.

– А что, интересно, тогда вавилоняне говорят насчет близнецов? – спросил Менедем. – Близнецы рождаются одновременно и часто похожи друг на друга, но иногда отличаются один от другого, как цыплята от слонов. А ведь, судя по звездам, под которыми они родились, они должны быть все поголовно одинаковыми, так?

– Верно. – Соклей просиял, взглянув на двоюродного брата. – И вправду очень логично. Интересно, думал ли когда-нибудь над этим кто-нибудь из философов. Когда мы попадем в Афины, я обязательно спрошу.

Сумерки стали гуще, на небе появились новые звезды. Менедем заметил низко над восточным горизонтом блуждающую звезду Крона, более тусклую и желтую, чем звезда Зевса.

– Я знаю, что предсказывает эта звезда, – сказал он, указав на нее. – Всякий раз после того, как я ее замечаю, я вскоре отправляюсь спать!

– Удивительно, – ответил Соклей. – Я родился на полгода раньше тебя, но мне она предрекает то же самое!

Они рассмеялись.

«Афродита» слегка покачивалась; Менедем давно привык к этому движению. Качка была настолько легкой, что не беспокоила его двоюродного брата, более чувствительного к таким вещам. Они легли бок о бок на палубе юта, а Диоклей ушел вперед, чтобы выспаться на скамье гребца.

* * *

Когда Менедем проснулся, вечерние сумерки сменились предутренними. Он зевнул, потянулся и стал смотреть, как на небе гаснут звезды, – как ночью наблюдал за их появлением. Высоко над головой закричала чайка.

Менедем встал и проверил ветер, после чего удовлетворенно кивнул. За ночь ветер не переменился и не утих.

На носу рано поднявшийся моряк сказал своему товарищу:

– Не похоже, чтобы сегодня нам пришлось работать до изнеможения.

– Вот и хорошо, – ответил тот.

Соклей спал, пока не начали поднимать якоря, и только тогда с сонным недоумением огляделся по сторонам.

– Радуйся, соня, – сказал Менедем.

– А. Радуйся. – Соклей снова огляделся, протер глаза и встал.

Поднявшись, он тоже послюнил палец, чтобы попробовать ветер, и удовлетворенно улыбнулся.

– Как ты думаешь, сегодня мы сможем пройти канал между Андросом и Эвбеей? – торопливо спросил он.

– Возможно. – Менедем сурово погрозил ему пальцем. – Но если даже и сможем, нам все равно придется плыть еще целый день, прежде чем мы бросим якорь в Пирее.

– Знаю, знаю. – Соклей нетерпеливо махнул рукой. – Но мы уже так близко, что я почти ощущаю Афины на вкус.

Менедем поджал губы, как будто тоже почувствовал кое-что во рту.

– Камни, грязь и немножко цикуты, оставшейся после Сократа. Приправь это маслом, и будет не так уж плохо.

– Приправь маслом себя, и все равно останешься идиотом! – выпалил Соклей, всеми силами стараясь не брызгать в негодовании слюной.

Отвесив двоюродному брату поклон и помахав рукой, Менедем громко окликнул моряков:

– Завтракайте побыстрее, ребята, и в путь! Раз уж боги так добры, что послали нам этот ветер, мы будем дураками и даже хуже, если не выжмем из него все, что сможем.

И вот парус упал с рея. Почти сразу его наполнил ветер, и мачта скрипнула под напором. Менедем прокричал команды, и люди развернули рей так, чтобы как можно лучше использовать ветер.

«Афродита» скользила по легкой зыби, грациозная, как тунец.

Вот из воды выскочила летучая рыба, а за ней – дельфин, который прыгнул куда выше и изящнее. Менедем кинул в воду ячменный хлебец, и едва мимо куска прошла лодка, следующая на буксире за «Афродитой», как дельфин перехватил хлеб.

Моряки восхищенно забормотали, выражая свое одобрение, некоторые захлопали в ладоши.

– Молодец, шкипер, – сказал Диоклей. – Это к удаче.

Суеверный не меньше любого другого морехода, Менедем кивнул.

– Удачи и дельфину тоже, – сказал он. – Если бы он не оказался как раз в нужном месте, морская птица успела бы первой.

И вправду, маленькая чайка с черной головой, устремившаяся было к ячменному хлебцу, теперь взмыла вверх с сердитым криком:

– Айяааа! – А мгновение спустя упала в море и появилась из воды с рыбкой в клюве.

– Дельфин и птица получили и ситос, и опсон, – сказал Менедем.

Вместо того чтобы засмеяться шутке, Соклей покачал головой.

– Для дельфинов и крачек рыба и есть ситос: это то, чем они все время должны питаться. А когда ты дал им ячменный хлебец, для них это был опсон, хотя для нас это было бы ситосом.

Диоклей щелкнул языком.

– Я хожу в море почти столько лет, сколько ты живешь на свете, молодой господин, и никогда не думал об этом вот так. У тебя странный взгляд на мир… интересный взгляд, – поспешно добавил он.

– Нелепый взгляд, – сказал Менедем, и это было далеко не комплиментом.

В тот день «Афродита» была в море не одна. Несколько рыбачьих лодок виднелись на широкой водной глади к востоку от Киклад; когда их команды увидели приближающийся акатос, они опустили паруса и как можно быстрей добрались сперва до Теноса, а потом и до Андроса. На одной из лодок рыбаки даже срезали сеть, чтобы улепетнуть как можно скорее.

– Бедные запуганные дурачки, – сказал Менедем. – Им придется заплатить за сеть немало серебра или потратить кучу времени, чтобы заработать на новую, а мы ведь не хотели сделать им ничего плохого.

– Надо написать на борту нашего судна: «Мы – не пираты», – заметил Соклей.

– И много ли времени пройдет, прежде чем пираты начнут делать такие же надписи на своих гемолиях? – ответил Менедем.

Соклей сморщился и высунул язык, изображая гримасу Горгоны:

– Какая ужасная мысль.

– Полагаешь, что я ошибаюсь? – спросил Менедем.

Его двоюродный брат покачал головой, и Менедем улыбнулся со слегка завистливым одобрением. Одним достоинством Соклей несомненно обладал: он был честным человеком.

Когда солнце опустилось к неровному горизонту на западе, Соклей указал в сторону канала между Андросом и самой южной частью Эвбеи – мысом Герестос.

– Вон! Мы сможем пройти через него до темноты.

– Пройти-то сможем, – отозвался Менедем. – Но если мы и минуем канал, то после этого не уйдем далеко. И до наступления утра нам придется пережидать на открытом месте, где любой сможет нас увидеть. Но если до утра мы останемся здесь, посреди Эгейского моря, мы сможем проскочить между островов и обогнуть мыс Сунион к завтрашнему вечеру. Как тебе такой вариант?

Соклей отнюдь не казался счастливым, но и не сказал «нет». Он только вздохнул, сделал жест, как бы толкая что-то, и отвернулся. Спустя мгновение Менедем понял, что его двоюродный брат изобразил вечную муку Сизифа: каждый раз, когда этот нечестивец докатывал свой валун почти до вершины холма, тот выскальзывал и снова скатывался вниз.

– Ну, не так уж все плохо, – заметил Менедем.

– Вот именно, – ответил Соклей. – Не просто плохо, а хуже некуда.

– Пройдем мы по каналу теперь или утром, я сперва раздам людям оружие, – подал голос Диоклей. – Никогда не знаешь наперед, что случится.

– Хорошая мысль, – согласился Менедем. – Как ни печально, но ты прав.

Он задумчиво потер подбородок.

– Я все-таки собираюсь отвести судно еще чуть дальше к северу, прежде чем мы бросим якорь на ночь. Тогда я смогу отправиться утром в путь прямо по ветру, и мы пройдем канал как можно быстрей.

– Очень хорошо, – отозвался келевст. – Ты совершенно прав – чем скорее мы минуем канал, тем будет лучше.

* * *

Солнце уже вот-вот должно было зайти, когда Менедем приказал бросить якоря. Соклей все еще хмурился.

– Приободрись, – сказал Менедем. – Вот, видишь? Теперь даже нос судна нацелен куда надо.

И вправду, он развернул «Афродиту» так, что ее нос смотрел на юго-запад, на проход между островами – и на материк Аттики за ними.

Соклей вздохнул.

– Знаю, мой дорогой. Но мы еще не там, и я не буду доволен до тех пор, пока мы не прибудем на место.

«И даже после того», – подумал Менедем.

Идеальный мир, который придумал для себя Соклей, иногда мешал ему примириться с несовершенством мира реального. Менедем, однако, не попрекал этим двоюродного брата; на акатосе было слишком тесно, чтобы затевать чересчур жаркие споры.

Хлеб и оливковое масло, сыр и оливки, самое простое красное вино – таков был ужин моряков в море. Нынче вечером им не пришлось насладиться даже кефалью, попадались одни сплошные кильки. Менедем пожал плечами.

«Ничего, поедим как следует, когда попадем в Афины», – подумал он.

– Еще одна ночь на досках, – сказал Соклей, когда братья вытянулись бок о бок на юте. – Я не отказался бы снова поспать в постели.

На этот раз Менедем решил, что может поддразнить своего спутника, не разозлив его:

– Боюсь, в Милете ты не очень-то много спал, когда ложился в постель с гетерой.

Соклей фыркнул.

– Уж кто бы говорил!

– А что я? – Менедем постарался ответить самым невинным тоном. – Я в Милете ничего такого не делал.

– Не в Милете, – хмуро отозвался Соклей.

Менедем снова запротестовал, но ответом ему было только глубокое, тяжелое, ровное дыхание. Прошло немного времени, и он сам уснул.

* * *

Менедем проснулся в середине ночи и стал гадать, что его разбудило. Потом понял, что движение «Афродиты» изменилось: все так же набегали волны с севера, но зыбь стала меньше. Менедем пробормотал что-то себе под нос, плотнее завернулся в гиматий и снова уснул.

Когда наутро он пробудился, его не удивило, что ветер стих, хотя капитан «Афродиты» едва мог вспомнить, что он просыпался раньше. Перехватив его взгляд, Диоклей изобразил жестами, что гребет. Менедем кивнул – он был согласен с келевстом.

– Мне остается только сказать: «Хорошо, что мы не на крутобоком парусном судне», – заявил Соклей, когда Менедем разбудил двоюродного брата и тот понял, что начался штиль. – Если бы мы были на крутобоком судне так близко от Афин и без всякой надежды к ним подойти, я бы наверняка завопил от ярости.

– Не сомневаюсь, – ответил Менедем.

Соклей хмуро посмотрел на него.

– Но, – продолжал Менедем, – поскольку мы ходим на веслах почти так же быстро, как и под парусом, ты можешь поберечь силы до той поры, пока тебе не придется вопить на своих собратьев-философов.

– Да какой я философ, – печально проговорил Соклей. – У меня для этого слишком мало свободного времени.

– Зато ты делаешь хоть что-то полезное, а многие ли из тех пустозвонов могут о себе такое сказать? – отозвался Менедем.

Двоюродный брат удивленно посмотрел на него, и, прежде чем Соклей успел ринуться на защиту философов, Менедем добавил:

– Ешь свой завтрак, а потом сделай еще одну полезную вещь: помоги мне раздать команде оружие.

Как у большинства торговых галер – и, если уж на то пошло, как и у большинства пиратских судов, – у «Афродиты» на борту имелся обширный ассортимент оружия: около дюжины мечей (Соклей прицепил один к поясу), несколько легких щитов как у пельтастов, дротики и пики, резаки, пара кривых ножей, железные ломы и ножи. Менедем положил свой лук и колчан со стрелами в такое место, откуда их можно будет быстро схватить.

«В крайнем случае, Соклей или кто-нибудь другой сможет их схватить, – подумал он. – Я-то буду занят управлением судном».

Он пожал плечами. Возможно, все это было лишь пустой тратой времени. Даже если пираты погонятся за «Афродитой», то та продемонстрирует им свою силу, что, вероятно, заставит морских разбойников выбрать себе другую жертву. Но лучше не расценивать возможную угрозу как реальную, тогда ты и впрямь будешь готов к любым неожиданностям.

* * *

– Риппапай! Риппапай! – выкрикнул Диоклей и ударил колотушкой в бронзовый квадрат.

Когда до канала между Андосом и Эвбеей осталось не так уж много, он оглянулся через плечо на Менедема и спросил:

– Ты не хочешь посадить всех людей на весла, чтобы мы смогли побыстрей проскочить через пролив?

Начальник гребцов вел себя так, будто «Афродите» суждено было угодить в переплет. Менедем кивнул, принимая это как должное.

– Да, давай. В этом сезоне нам не часто приходилось браться за оружие, вот и посмотрим, насколько хорошо с ним управляются люди.

– Ладно.

Диоклей приказал гребцам занять места на скамьях, Менедем послал Аристида на бак, чтобы тот высматривал пиратов, пока акатос будет проходить мимо мысов.

«Если мы собираемся проскочить канал, мы должны справиться с этим делом как можно лучше», – подумал Менедем.

Пока торговая галера быстро шла по каналу, он смотрел то на север, то на юг, то на один остров, то на другой. Вряд ли Диоклей задавал темп быстрее, даже когда прошлым летом они пытались спастись от римской триеры.

«Как только мы минуем канал, люди будут рады сбавить темп», – подумал Менедем.

Но когда он уже было решил, что канал благополучно пройден, Аристид вдруг указал влево и заорал:

– Судно! Судно!

– Чума и холера! – воскликнул Менедем, увидев, как некое судно, появившись из укрытия за мысом на северном берегу Андроса, ринулось к «Афродите».

– Что будем делать? – спросил Соклей. – Эх, зря мы не попытались пройти через канал вчера днем.

– Этот ублюдок наверняка прятался там и вчера, – ответил Менедем. – Во всяком случае, не много честных людей ходят на гемолиях.

Галера с двумя рядами гребцов была самым стройным и быстроходным из всех существующих судов. Ее команда уже опустила мачту и уложила ее сзади скамей гребцов на верхней палубе.

– Повернем к ним и попытаемся напугать? – спросил Диоклей.

– Я как раз и собираюсь это проделать, – ответил Менедем. – Не может быть, чтобы их команда была больше нашей, так зачем им с нами связываться?

Он положил «Афродиту» в крутой поворот, направляя акатос к гемолии.

– Прибавь темп, если можно.

– Слушаюсь, шкипер. – Келевст чаще забил в бронзовый квадрат, крича: – Давайте, парни! Не жалейте спин! Заставим этого грязного грифа улететь обратно в гнездо!

– Надеюсь, он и вправду улетит, – негромко проговорил Соклей.

– Я тоже надеюсь, – ответил Менедем.

Однако что-то не похоже было, что гемолия хочет повернуть. Ее гребцы работали веслами так же слаженно, как гребцы «Афродиты»; те пираты, чьи скамьи пришлось убрать, чтобы дать место уложенной мачте и рею, стояли у борта, готовясь – или делая вид, что готовятся, – хлынуть на борт торговой галеры.

– Хочешь, я возьму твой лук, как делал возле Халкиды? – спросил Соклей.

– Да, давай; поднырни под рукояти рулевых весел и возьми его, – ответил Менедем. – А потом – вперед. Решай сам, когда начать стрельбу. Целься в их командиров, если удастся.

– Понял.

Соклей взял лук и колчан, потом поспешил на бак между двух рядов задыхающихся, потных гребцов.

Люди, гнавшие «Афродиту» вперед, не могли видеть, что происходит, как не могли видеть этого все гребцы во всех морях со времен Троянской войны: ведь они были просто орудиями, приводившими судно в движение. И сейчас Менедем с Диоклеем должны были как можно лучше использовать эти орудия.

Гемолия приближалась.

– Не похоже, чтобы эти шлюхины дети хотели отказаться от погони, верно? – спросил келевст.

– Не похоже, – с несчастным видом согласился Менедем.

Капитан чувствовал свою вину: он подвел «Афродиту» ближе к Андрону, а не к Эвбее, потому что больше беспокоился о пиратах с южного берега Эвбеи. А ведь столкновения с этим пиратским судном можно было бы и избежать. Все еще донельзя мрачный, Менедем продолжал:

– Мы не можем от него уйти. Гемолия перегонит любое судно.

Диоклей не спорил – с такой прописной истиной никто не смог бы спорить. Однако большинство пиратов не считали выгодным сражение с многочисленной командой другой галеры. Разве что капитан этой гемолии окажется исключением…

Менедем приметил место недалеко от кормы пиратского судна, куда надеялся направить таран. Капитан гемолии, стоящий на рулевых веслах, наверняка выбрал такую же цель на «Афродите».

– Давай, – пробормотал Менедем. – Беги, удирай, и чтоб тебя склевали вороны!

Аристид прокричал:

– Они стреляют!

И верно, стрелы по дуге взвились вверх и понеслись к «Афродите». Первые плюхнулись в воду, сильно не долетев до судна. Лучники всегда слишком рано начинают стрельбу. Нет – почти всегда… Соклей спокойно стоял на небольшом баке, наложив стрелу на тетиву, но пока не поднимал лука. Если и был на свете человек, который мог ждать до тех пор, пока не представится шанс сделать выстрел, таким человеком был тойкарх «Афродиты».

Стрела ударила в ахтерштевень в паре локтей от головы Соклея, и это, казалось, побудило его к действиям. Он вскинул лук на вытянутой левой руке, оттянул тетиву к уху, как научили эллинов делать персы, и выстрелил. Никто на борту атакующей гемолии не упал, поэтому Менедем решил, что его двоюродный брат промахнулся. Соклей вытащил из колчана вторую стрелу и выстрелил снова.

На этот раз Менедем услышал вопль боли, который донесся через сужающееся пространство между двумя судами.

– Браво! – выкрикнул он. – Хороший выстрел!

Мгновение спустя один из гребцов «Афродиты» издал такой же вопль и схватился за плечо. Он пропустил гребок, и его весло сбило весло сидящего сзади. Торговая галера попыталась отклониться от курса, и Менедем заработал рулевыми веслами, чтобы ее нос остался нацеленным на пиратское судно.

– Освободите весло! – крикнул Диоклей.

Пара моряков, не занятые греблей, втащили весло внутрь.

Новые стрелы начали ударять в палубный настил акатоса. На пиратском судне было несколько лучников, а на «Афродите» – один Соклей. Несколько стрел просвистели мимо него: враги пытались его уложить, но ни один не попал. Спокойно, словно он тренировался в гимнасии, Соклей сделал ответный выстрел. Еще один пират взвыл и с шумом плюхнулся в море.

– Отличный выстрел! – воскликнул Менедем.

– Они не сворачивают, – сказал Диоклей.

– Вижу, – ответил Менедем. – Давай посмотрим, удастся ли нам переломать у них весла с левого борта.

– Тот же трюк, который мы выкинули с триерой, а? – Немного подумав, начальник гребцов кивнул. – Стоит попробовать. Это наверняка безопаснее, чем бегство.

Еще один моряк на «Афродите» – не сидевший на весле – заорал и рухнул, держась за ногу. Гемолия была теперь ужасающе близко, ее весла поднимались и опускались, поднимались и опускались ровными слаженными движениями. Менедема беспокоило, что пираты так хорошо гребут. С такой командой и с таким быстроходным судном их капитан мог строить собственные планы. Если он в последний момент свернет…

– Весла левого борта – убрать! – взревел Диоклей.

В тот же миг пиратский главарь тоже прокричал команду. И когда гребцы, сидящие по левому борту «Афродиты», втянули свои весла внутрь, точно так же поступили и гребцы гемолии.

Ни одно судно не расщепило своим корпусом весла другого; ни у кого из гребцов обеих команд не были сломаны руки и вывихнуты плечи, никто не потерял весла. Но из-за опущенной мачты гемолии пираты, чьи места были на кормовой верхней палубе, теперь не могли грести, и, когда два судна разминулись – так близко, что можно было плюнуть с одного на другое, – некоторые из этих незанятых гребцов забросили на борт «Афродиты» абордажные крюки.

– Перережьте канаты! Рубите их, ради богов! – закричал Менедем.

Внезапно слившиеся в объятии – каком угодно, только не любовном, – две галеры стали вращаться вокруг общей оси.

Моряки «Афродиты» отчаянно кромсали канаты, привязанные к крюкам, в то время как пираты тянули за эти канаты, чтобы подтянуть суда еще ближе друг к другу. Дико вопя на каком-то странном языке, вообще не похожем на эллинский, пираты начали перепрыгивать через три или четыре локтя открытой воды на палубу торговой галеры.

* * *

Соклей послал последнюю стрелу в вопящих людей на борту гемолии, опустил лук Менедема, выдернул из ножен меч и ринулся вперед, чтобы присоединиться к бою, кипевшему в центре «Афродиты».

– Пожиратели дерьма! Грабители храмов, шлюхины дети! – завопил он и прочертил мечом дугу, целясь в пирата, пинавшего одного из моряков в лицо.

Лезвие ударило между шеей и плечом, хлынула кровь, пахнущая горячим железом. Пират с ужасающим воплем повернулся к Соклею, а тот ткнул его в живот. Пират рухнул; Соклей перешагнул через него и бросился на следующего врага.

Безумие в очень тесном пространстве – вот как впоследствии Соклей вспоминал этот бой. Команда «Афродиты» и сама едва помещалась на акатосе, а теперь, когда на борту судна стало вдвое больше народу, оставалось лишь одно: хватать ближайшего врага и пытаться его убить. Нелегко было даже отличить своих от чужих – один из моряков «Афродиты» чуть было не размозжил Соклею голову кофель-нагелем.

– «Афродита»! – кричал Соклей снова и снова. – «Афро…» – у-у-уф!

Пират, потерявший свое оружие, ударил его в живот. Соклей согнулся, но тут же заставил себя выпрямиться, одной только силой воли.

«Если я упаду, меня затопчут насмерть», – подумал он и схватился за ближайшего человека, чтобы сохранить равновесие. Этим человеком оказался еще один пират, с большими золотыми серьгами в ушах – так он хранил свое богатство, вместо того чтобы носить золотые кольца на пальцах. Было слишком тесно, чтобы пустить в ход меч, – даже удержать меч в руке было достаточно сложно. Но левая рука Соклея осталась свободной, и, схватив одну из серег, он дернул изо всех сил. Золотое кольцо освободилось, разорвав мочку уха, пират взвыл от боли. Серьга осталась на указательном пальце Соклея.

«Что ж, я только что заработал дневную плату, – подумал он. – Теперь надо посмотреть, проживу ли я достаточно долго, чтобы ею воспользоваться».

К несчастью, то была очень здравая мысль.

Когда вокруг стало чуть просторнее, Соклей обменялся ударами мечом еще с одним пиратом. Это вовсе не походило на тренировочный бой в гимнасии: палуба «Афродиты» качалась под ногами благодаря волнам и топчущимся по судну людям. Моряки и пираты вокруг толкались, давили, кричали и сыпали проклятиями, и Соклей боялся получить нож в спину почти так же сильно, как боялся парня перед собой, пытавшегося пустить ему кровь мечом.

Этот пират, облаченный только в бронзовый шлем без гребня и перевязь для меча, был свиреп, но не очень искусен. Он отбил меч Соклея, направленный ему в грудь, однако следующий удар угодил пирату в голову и, хотя благодаря шлему не раскроил череп, заставил разбойника покачнуться. Соклей ринулся вперед и толкнул врага изо всех сил. Размахивая руками, пират перелетел через борт и упал в море.

Другой пират, проворный, как горный козел, перепрыгнул с палубы «Афродиты» обратно на свое судно, держа под мышкой кожаный мешок. Он был сыт по горло дракой, но ухитрился прихватить с собой хоть какую-то добычу.

Как ни странно, это взбесило Соклея.

– Вернись, ты, широкозадый вор! – взвыл он.

Пират не обратил на крик никакого внимания; вероятно, он даже не расслышал. Потом второй пират прыгнул обратно на борт гемолии, а после еще один: некоторые возвращались с добычей, некоторые – с пустыми руками.

– Видите, парни? – оглушительно проревел Менедем. – Они не могут нас одолеть и, проклятье, отлично это знают! А-ла-ла! За «Афродиту»!

– А-ла-ла! За «Афродиту»! – Соклей с радостным сердцем подхватил этот крик.

В горячке боя он не видел двоюродного брата, и услышать голос Менедема было для Соклея огромным облегчением. Однако еще большее облегчение он испытал, увидев, как пираты начинают покидать торговую галеру.

Теперь уже пираты рубили и кромсали канаты, связывающие их судно с акатосом. Теперь уже они сами отталкивали гемолию от «Афродиты» шестами и веслами. Двое из них снова подняли луки, которые оставили на своем судне, и начали стрелять в сторону торговой галеры, в то время как остальные гребли прочь от добычи, оказавшейся куда сильней, чем ожидалось.

Соклей ринулся на бак «Афродиты», докуда сражение практически не добралось. Лук и колчан Менедема все еще лежали там, целые и невредимые. Соклей снова подхватил их и выстрелил в пиратов. Наградой ему послужило то, что их начальник гребцов закричал и рухнул со стрелой в бедре. Родосец послал еще пару стрел в человека, стоявшего на рулевых веслах, полагая, что это капитан. Но суда уже далеко разошлись, и рулевой остался стоять на своем посту.

Гемолия потащилась прочь.

Теперь не на всех ее веслах сидели гребцы, и Соклей подумал, а не отдаст ли Менедем приказ пуститься в погоню. Но его двоюродный брат был занят другим: он остановился над пиратом, лежащим посреди «Афродиты». Пират поднял руку, моля о пощаде. Медленно и неторопливо Менедем вонзил в лежащего меч, а когда выпрямился, лезвие потускнело от крови.