Текст книги "Череп грифона"

Автор книги: Андрей Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Так мягко, что Соклей бросил на него беспокойный взгляд. Не пришло ли его двоюродному брату в голову что-нибудь вроде: «Если Птолемей хочет заплатить за Полемея талант, то, интересно, сколько заплатит за него Кассандр?» Не было никакой возможности доподлинно узнать, о чем сейчас думал Менедем.

И тут Соклей вспомнил еще кое о чем и проговорил со всей доступной ему дипломатичностью:

– А знаешь ли ты, почтеннейший, что на пути к Косу мы пройдем через Киклады?

– И через проклятую Островную лигу моего забытого богами дядюшки.

Полемей хоть и был человеком резким и грубым, но отнюдь не глупцом.

– Не беспокойтесь об этом, – продолжал он. – Я буду путешествовать под другим именем. – Он перевел взгляд с Соклея на Менедема и обратно. – И я возьму с собой несколько охранников.

– Конечно, почтеннейший, – разом ответили оба родосца.

Если бы они быстро не согласились на это, то им вряд ли удалось бы вернуться живыми на «Афродиту». Соклей в этом не сомневался.

Но поскольку они согласились, Полемей сказал:

– Увидимся рано утром, – и кликнул раба.

Повинуясь его резкому жесту, раб вывел Соклея и Менедема из дома и тут же захлопнул дверь.

Дежуривший снаружи здоровенный стражник рявкнул:

– Выяснили, что хотели узнать?

Соклей кивнул.

– Тогда почему бы вам не убраться отсюда подобру-поздорову? – Стражник положил руку на эфес меча, давая понять, что это не вопрос, а приказание.

Соклей и Менедем поспешили прочь.

– Наш новый знакомый просто само очарование, – заметил Менедем, когда они завернули за угол и их уже нельзя было услышать.

– Который? – спросил Соклей. – Сам хозяин или его охранник?

В полисе, полном воинов Полемея, было рискованно называть племянника Антигона по имени.

– Оба хороши, – ответил Менедем. – На редкость обаятельные люди, верно?

– Да уж. – Пройдя несколько шагов, Соклей повернулся к двоюродному брату. – Хотел бы я знать, сколько друзей наш приятель приведет с собой на симпосий?

Менедем без труда догадался, что именно его двоюродный брат имеет в виду.

– Интересный вопрос, – жизнерадостно сказал он. – Надеюсь, не так много, чтобы они путались под ногами у рабов.

– Я тоже на это надеюсь, – ответил Соклей. – Дело становится все сложней и сложней, так ведь?

Его двоюродный брат сверкнул улыбкой.

– Что ж, мой дорогой, жизнь вообще очень запутанная штука.

* * *

У Менедема был талант просыпаться тогда, когда он себе приказывал, как будто в голове у него находилась клепсидра – вроде тех, что отмечают время выступающих в афинских судах.

Когда он открыл глаза, встречая очередное утро, все еще было темно, но, бросив взгляд на звезды и луну, Менедем понял, что близится рассвет. Он всмотрелся в сторону Халкиды: Полемея нигде не было видно.

Соклей лежал на спине на палубе юта, храпя, как пила камнереза, вгрызающаяся в мраморную глыбу. Менедем потряс его за плечо. Храп стал выше тоном, но не прервался. Менедем тряхнул еще разок. Его двоюродный брат открыл глаза и негодующе пробормотал:

– Какого?..

– Добрый день, – жизнерадостно сказал Менедем. – Мы ждем своего нового приятеля, помнишь?

– А. Правильно. – Соклей зевнул так широко, что хрустнули челюсти. – Он еще не появлялся?

– Ты ведь его не видишь, верно?

Менедем помолчал, чтобы оценить движение воды под днищем «Афродиты».

– Но я бы очень хотел, чтобы он уже был здесь, потому что Эврип течет сейчас в нужном направлении. Если течение повернет на север, мы тут надолго застрянем.

– Что правда, то правда, – ответил Соклей сквозь зевок, на этот раз не столь широкий.

Он встал и, как незадолго до этого Менедем, уставился в сторону Халкиды.

Город был тихим и темным. Кричала сова, плакал ребенок, лаяла собака… Три звука, раздающихся далеко друг от друга на фоне общей тишины.

– Где же он? Надеюсь, он не передумал.

– Хоть бы не передумал! – воскликнул Менедем в ужасе – невольном, вполне понятном ужасе: кого обрадует перспектива потерять сорок мин серебром.

– Приободрись. Если наш друг передумал, мы можем просто отправиться в Афины и заняться торговыми делами.

– Да тебе плевать на дела. Все, что тебя заботит, – это несчастный старый череп, который мы раздобыли в Кавне. Я начинаю жалеть, что вообще увидел эту вонючую штуку. Она не возместит нам того, что мы потеряем, если Полемей не придет… И ничто другое нам этого не возместит.

Вместо ответа Соклей указал в сторону спящего города.

– Что это?

Где? – Менедем вгляделся в сереющую тьму в восточной части неба.

– Свет. Он движется. Посмотри – вон он появился снова.

– Ты прав! – возбужденно откликнулся Менедем. – Это отсвет пламени факелов на стенах, наверняка… Самих факелов просто еще не видно!

А потом, мгновение спустя, когда державшие их люди вышли из-за угла, стали видны и сами факелы, как минимум дюжина. Огни мерцали в холодной ночи, словно яркие звезды, и, без сомнения, двигались в сторону «Афродиты».

Диоклей подал голос со скамьи гребца:

– Похоже, все в порядке, шкипер. И течение как раз в нужную сторону.

Менедем улыбнулся.

– Мне следовало знать, что ты не спишь. Давай разбудим людей и приготовимся к отплытию.

Они еще поднимали моряков, когда по доскам причала застучали тяжелые шаги.

– Ахой, на «Афродите»! – окликнул Полемей.

Он возвышался над всеми своими спутниками, кроме одного здоровяка-телохранителя. С Полемеем было десять воинов в полном вооружении гоплитов и двое людей с факелами – наверное, слуги. А еще Менедем с удивлением увидел женщину, прикрытую покрывалом от жадных взглядов мужчин.

Спустя мгновение он перестал удивляться, напомнив себе, что Полемей уже в том возрасте, когда пора иметь жену. Вслух же Менедем произнес только:

– Радуйся, почтеннейший. Ты пришел вовремя, и Эврип сейчас явно за нас.

– Тогда отчаливаем, – ответил Полемей.

Он негромко сказал что-то слугам, и те бросили факелы в море. Факелы зашипели и погасли.

Люди Полемея поднялись по сходням на «Афродиту», за ними шел племянник Антигона. Ступив на ют, Полемей пробормотал:

– Лучше слава, чем долгая жизнь.

Должно быть, то же самое сказал Ахиллес, когда вытащил на берег свой корабль и разбил лагерь на продуваемой ветрами равнине у стен Трои.

«Может, те же слова произнес когда-то и Александр», – подумал Менедем. Полемею было как раз столько лет, чтобы он успел побывать вместе с ним в восточном походе, а ведь даже теперь, спустя четырнадцать лет после смерти Александра Великого, весь эллинский мир все еще лежал в его тени.

– Отдать швартовы! – крикнул Менедем.

Двое моряков мигом очутились на пирсе, отвязали канаты и, вернувшись на борт торговой галеры, убрали сходни.

Менедем окинул взглядом судно. Полемей умело направлял вперед своих людей – в том числе одну женщину – так, чтобы они по возможности не мешали гребцам. Поймав взгляд Диоклея, Менедем кивнул.

– Греби назад! – взревел келевст, отбивая ритм колотушкой по бронзе. – Гребите сильней, ленивые ублюдки! Как будто отходите от пирса по быстрой реке!

Это напомнило Менедему, как прошлым летом они спасались из Помпей, города на реке Сарно. На сей раз отчалить оказалось еще труднее: во-первых, течение Эврипа было быстрей течения той реки, а во-вторых, посреди пролива между Эвбеей и материком имелось несколько скал. Менедем все время оглядывался через плечо, работая рулевыми веслами.

– Готовы, ребята? – спросил Диоклей.

Гребцы подняли головы. В их мире сейчас существовали только весла и голос келевста.

– Все готовы? – повторил Диоклей. – Тогда… Гребите вперед!

Люди перешли от обратных гребков к гребкам, которые погнали «Афродиту» вперед настолько гладко, будто моряки шлифовали свое искусство годами. Многие из них и вправду занимались этим уже давно, на борту разных судов.

Менедем потянул за одно рулевое весло и толкнул назад другое, чтобы акатос встал под тем же самым углом, под каким устремлялось течение.

– Очень точно сработано, – проговорил Соклей. – Нам повезло, что Эврип течет в нужном направлении, но все равно точно сработано.

– Ветер тоже за нас, – ответил Менедем. – Скоро я пошлю людей, чтобы они опустили парус. С помощью весел, ветра и течения мы буквально полетим вперед.

– И все-таки до рассвета нам не успеть оставить Эвбею позади, – сказал Соклей.

– Что ж, это верно, – признал Менедем, – но мы сможем причалить у Каристоса на северном конце острова. Никто не доберется оттуда до Халкиды, чтобы вернуться к тому времени, как мы отчалим следующим утром… И никто не доберется оттуда до Афин.

– Каристос, – задумчиво проговорил Соклей. – Там неподалеку есть мраморный карьер. И в этом полисе есть еще кое-что. Что-то эдакое… – Он раздраженно щелкнул пальцами, не в силах припомнить.

– У них есть странный камень, который не горит, – пришел ему на помощь Менедем. – Они ткут из него материю, а когда полотнища пачкаются, просто бросают их в огонь.

– Асбест! Верно! – воскликнул Соклей. – Спасибо. Я бы терзался весь день, как собака, пытающаяся вспомнить, где она зарыла кость, но ты избавил меня от этого. Кстати, асбест хорошо продается и занимает немного места. Мы могли бы провернуть в том полисе кое-какие дела.

– Могли бы, – с сомнением сказал Менедем. – Если только это не заставит нас опоздать на Кос. Тем более что полис принадлежит Кассандру.

Соклей посмотрел на Полемея, который указывал одному из своих приближенных на какую-то точку на эвбейском берегу.

– Если даже после того, как Птолемей как следует рассмотрит этого человека, он все еще захочет иметь с ним дело, то я – перс в шароварах, – негромко проговорил Соклей.

Менедем и сам ни за что не захотел бы иметь дело с Полемеем. Тем не менее он ответил:

– Мой дорогой, это не твоя забота и не моя. Наше дело – доставить его на место и получить плату, именно это я и собираюсь сделать.

Менедем, как и Полемей, все время внимательно присматривал за берегом, пока «Афродита» шла на юг – особенно когда торговая галера приближалась к одному из множества мысов или маленьких островков. Немало таких островков испещряло канал между Эвбеей и материком; на некоторых паслись овцы или крупный рогатый скот, другие, казалось, не изменились с тех пор, когда их создали боги. И любой из островков мог запросто послужить пиратскому пентеконтору или гемолии прикрытием, из-за которого те могли ринуться на торговое судно.

«Ты начинаешь нервничать, как афинянин, о котором упоминал Соклей», – подумал Менедем.

Он бы не беспокоился так сильно, не будь у него на борту столь ценного пассажира. Благодаря телохранителям Полемея у «Афродиты» было больше шансов отбиться от грабителей, но Менедем не хотел, чтобы ему пришлось проверить это на деле.

Как и в прошлый раз, когда Киссид привел на борт акатоса своих родных, Менедем делал все возможное, чтобы взглянуть на жену Полемея. Тут ему не слишком везло; она оставалась на баке, а толпящиеся вокруг вооруженные телохранители надежно прикрывали женщину от взглядов Менедема. Но даже если бы можно было ее хорошо рассмотреть, это не много бы ему дало – как и любая респектабельная женщина, вынужденная покинуть дом, она все время оставалась под покрывалом, защищающим ее от взглядов похотливых мужчин. Менедем хорошо это знал, но все равно продолжал упорно всматриваться.

Полемей прошел на корму и поднялся на ют. Племянник Антигона возвышался над Менедемом, как башня; он был одним из самых крупных людей, которых когда-либо видел родосец. И в отличие от Соклея Полемей не был тощим и неуклюжим – он был крепко сбит, широк в плечах и груди. Один такой мужчина стоил многих.

Полемей был такой громадный, что Менедему даже пришлось снять одну руку с рукояти рулевого весла и, сделав жест, как будто он сметал что-то в сторону, сказать:

– Прошу прощения, почтеннейший, но будь добр сделать шаг вправо или влево. Мне нужно видеть, что там впереди.

– А. Хорошо. – Полемей и не подумал извиниться.

Менедем удивился бы, если б узнал, что этот человек хоть раз в жизни перед кем-нибудь извинялся. Но Полемей все же передвинулся, причем у него хватило ума перейти не к левому борту, а к правому. Если бы внезапно нагрянула беда, она, скорее всего, явилась бы с Эвбеи, а не из Аттики. Помолчав несколько мгновений, племянник Антигона спросил:

– Насколько большой флот привел Птолемей на Кос?

– Около шестидесяти судов, – ответил Менедем.

Впервые за все время их недолгого знакомства Полемей улыбнулся. Но, даже улыбаясь, он оставался грозным.

– Вполне достаточно, чтобы пнуть моего дорогого дядю по яйцам. Но вполовину меньше того, что он заслужил.

«Это теперь ты так говоришь, – подумал Менедем. – А пару лет назад ты был правой рукой своего дорогого дяди. Думаю, тебе просто пришлось не по душе, что у него подросли сыновья».

Но вслух, разумеется, Менедем ничего подобного не сказал – Полемей не относился к людям, располагающим к подобным откровениям.

– Ты знаком с кем-нибудь из капитанов Птолемея? – спросил племянник Антигона.

Менедем покачал головой.

– Прости, господин, но я простой торговец.

– Ты не простой торговец, иначе Птолемей не послал бы тебя за мной. – Взгляд Полемея был острым, хищным и жестким, как у орла. – Ты встречался с кем-нибудь из его морских командиров?

– С одним-единственным, – ответил Менедем. – Его пятиярусник остановил нас на пути в гавань Коса. Тогда нам задавали всякие вопросы, которые морские офицеры обычно задают незнакомцам.

– Ага! – Полемей подался вперед. Весь вид его говорил: «Ну наконец мы хоть к чему-то пришли!» – Как его звали? Сколько серебра у вас ушло, чтобы заставить его посмотреть в другую сторону?

– Я так и не узнал его имени, – слегка раздраженно ответил Менедем. – И этот человек не поднимался на борт нашего судна, поэтому подкупить его не было возможности.

Судя по виду племянника Антигона, тот не поверил ни единому слову.

– Тогда как ты заставил его пропустить вас? Птолемей, как и многие другие, платит своим офицерам за то, чтобы те всех подозревали. От них не было бы большой пользы, будь они другими.

– Как, о несравненнейший? – Терпение Менедема начало истощаться. Ему не нравилось, что его допрашивают с пристрастием на борту его же собственного судна, тем более что в вопросах Полемея он не видел никакого смысла. – Я показал ему шкуру тигра, вот как. После этого офицер оставил меня в покое и больше не докучал.

Но Полемей не понял намека. Он просто изменил направление своих вопросов.

– А где ты достал тигровую шкуру? Ты был в Индии? Не может быть, чтобы ты ходил туда с Александром, ты слишком молод!

Люди, ходившие в походы с великим македонским царем, явно собирались тыкать этим в лицо младшему поколению до скончания своих дней. Менедем уже слышал такие высказывания чаще, чем ему хотелось бы.

– Нет, я не был в Индии, – ответил он. – Эту шкуру привезли с Востока. Я купил ее на рыночной площади в Кавне.

– А…

Полемей даже не потрудился скрыть свое разочарование. Он отвернулся и снова пошел на нос.

Менедем потихоньку облегченно вздохнул и снова сосредоточился на управлении «Афродитой», которая шла по каналу между Эвбеей и материком. Рыбацкие лодки торопливо уходили к Эретрии, второму большому полису острова, едва заметив акатос и вооруженных людей в доспехах на его борту.

К радости Менедема, ни одна военная галера не приблизилась, чтобы разузнать, что это за судно.

«Они, должно быть, подумали, что мы обычные пираты, так что не о чем особо беспокоиться».

Эта мысль и опечалила, и рассердила его.

Город Дистос, расположенный к югу от Эретрии, лежал не на самом морском берегу, а возле маленького заболоченного озера. Его стены были сложены в форме многоугольника («Как именно называется такой многоугольник, сказал бы Соклей, это он интересуется такого рода вещами», – подумал Менедем) и имели десять или двенадцать башен, чтобы сдерживать врагов. Должно быть, башни не слишком хорошо справлялись со своей работой – хотя брешей в стенах не было, Дистос казался порядком заброшенным и даже более того.

Вскоре на ют пришел Соклей, и Менедем приветствовал его улыбкой.

– Клянусь египетской собакой, я рад твоей компании.

– Да неужели? – Его двоюродный брат, приподняв бровь, положил ладонь на лоб Менедема, как будто проверяя, нет ли у того жара. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Во всяком случае, лучше, чем раньше, – со смехом сказал Менедем. Потом он понизил голос: – Ты и Полемей задаете множество вопросов, но ты задаешь их по-дружески, а он – свирепо.

– И о чем же он тебя спрашивал? – так же тихо поинтересовался Соклей. – Я, кстати, затем и пришел, чтобы это узнать.

Менедем объяснил, и Соклей довольно немелодично присвистнул.

– Разве это не любопытно? Ты понимаешь, что он делает?

– Сует нос куда попало без особых на то причин, – ответил Менедем.

– Сует нос – да, но я думаю, что у Полемея есть на то причины.

Соклей посмотрел вперед, чтобы убедиться, что племянник Антигона не обращает на них внимания.

– Похоже, он пытается выяснить, нет ли у Птолемея офицеров, которых можно будет подкупить.

Свист Менедема был еще более фальшивым, чем свист Соклея.

– Думаю, ты сложил все детали вместе, как паз, соединяющий пару деталей корпуса судна. Именно этим Полемей и занимается, забери меня эринии, если не так! – Менедем снова свистнул. – Он та еще штучка!

– Много есть чудес на свете… – начал Соклей.

– …Человек – их всех чудесней,[5]5
  «Антигона», пер. С. Шервинского и Н. Познякова.


[Закрыть] – закончил за него Менедем цитату из Софокла и кивнул в знак согласия. – Ни разу еще я не встречал никого, кто так бы рвался вцепиться в кормящую его руку. Ты оказался умнее меня, раз быстро его раскусил.

Менедем с любопытством взглянул на Соклея. Его двоюродный брат обычно не был так проницателен в оценке людей.

– Он похож на ожившего персонажа Фукидида, – сказал Соклей. – У таких людей на уме лишь заговоры и амбиции. Характер обычного парня куда труднее распознать, по крайней мере мне.

«Потому что сам ты – не обычный парень», – подумал Менедем.

Он любил подсмеиваться над братом, но теперь, после того как Соклей разрешил загадку, которая сбила с толку самого Менедема, промолчал. Его братец-философ заслужил передышку… Ненадолго.

ГЛАВА 6

Пока «Афродита» шла на юго-восток, пробираясь через Киклады к Косу, Полемей выбрал себе имя – Алким из Эпира.

– Алкимом зовут одного из капитанов наемников, служащих моему дяде, – объяснил он Соклею и Менедему. – Это очень, очень высокий человек.

Теперь Полемей не скрывал своего македонского акцента; на взгляд обычного эллина, это смахивало на речь варвара.

«А он умен», – нехотя признал Соклей.

Может, у них это качество было такой же фамильной чертой, как и высокий рост? Антигон славился своим умом, и его сыновья, Деметрий с Филиппом, тоже были весьма образованными и толковыми. А Полемей был одним из главных военачальников Антигона, пока не надумал пойти против своего дяди. А никто никогда не мог сказать, что Одноглазый Старик терпел около себя дураков.

Но дурак Полемей был или умный, он беспокоил Соклея. Амбиции светились в глазах этого человека, как яркий костер. Сможет ли он утаить свою амбициозность, когда попадет на Кос? Если не сможет, то сколько времени пройдет, прежде чем Птолемей ее заметит? Правитель Египта произвел на Соклея впечатление очень умного человека.

Конечно, воины Полемея последуют за ним на Кос. Сколько у него было людей и сколько людей имеется в распоряжении Птолемея на Косе? Этого Соклей тоже не знал, хотя и мог догадываться, судя по размерам флота Птолемея. Останутся ли все его люди верными ему, или Полемей сможет переманить их у своего почти тезки? Интересный вопрос, без сомнения.

* * *

Чтобы не привлекать к своему судну лишнего внимания, Менедем решил вернуться другим путем, не тем, которым пришел в Халкиду. Тогда никто не сможет заметить, сколько дней прошло между двумя его заходами в порт – по пути на запад и по пути на восток, – а следовательно, никто не сможет догадаться, куда именно он плавал. Из Каристоса на южном берегу Эвбеи он повел «Афродиту» прямо через бурный пролив и благодаря быстрому северному бризу добрался к закату до острова Китнос.

Инжирные сады и виноградники оспаривали друг у друга места на песчаных холмах Китноса. Глядя на северо-запад, Соклей видел мыс Сунион – огромную каменистую громаду, отмечающую границу Аттики.

«Сейчас я уже должен был бы показывать череп грифона Теофрасту, – подумал он, – а вместо этого снова плыву по морю. Где справедливость?»

Полемей, его жена и телохранители переночевали на борту торговой галеры. Племянник Антигона воспринял это как должное; он, без сомнения, на стоянках во время военных походов видел и худшие места, где можно было преклонить голову. Но Соклей со своего места на юте мог слышать пронзительные жалобы женщины на другом конце акатоса.

Полемей оказался куда менее властным в общении с женой, чем в общении с родосцами. С тихим смехом – очень тихим, чтобы его не услышал Полемей, – Соклей пробормотал Менедему:

– У каждого героя есть свои слабые места.

Менедем фыркнул от смеха – как показалось Соклею, слишком громко.

– У Агамемнона, повелителя множества людей, слабостью было тщеславие, у Ахиллеса – гнев и пята, – согласился Менедем. – А Большой Аякс сошел с ума. – Он похлопал Соклея по плечу. – Но как же хитроумный Одиссей? Он всегда оказывался прав или настолько близок к истине, что это все равно что быть правым. И он целым и невредимым вернулся домой, хотя большинство других героев погибли.

– И Одиссею тоже пришлось расплачиваться за то, что он был всегда прав, – ответил Соклей, чуть подумав. – Он стал героем в «Илиаде» и «Одиссее», но драматурги считают его хитрецом, слишком умным, умнее, чем это нужно для собственного блага. Никто не любит людей, которые всегда правы.

– Уж кому это лучше знать, как не тебе, верно? – сказал Менедем.

Соклей фыркнул. Стрела попала слишком близко к цели, чтобы это могло ему понравиться. Он давно понял, что большинство людей не любят, когда их поправляют, даже когда они не правы – особенно когда они не правы. И теперь он куда реже указывал другим на ошибки, чем в ранней юности.

«А если бы я и тогда не делал этого слишком часто, то сейчас я мог бы быть счастливее».

Соклей шевельнулся на досках юта, пытаясь не только устроиться поудобнее, но и спастись от собственных мыслей. Мысли преследовали его, как эринии, хотел он того или нет. Но хотя Соклей не мог спастись от Добрых, зато от мыслей – мог, побыстрей заснув, что он и сделал.

* * *

Соклей проснулся оттого, что Менедем ругался так, будто Добрые преследовали его по пятам.

– Что случилось? – зевая, спросил он двоюродного брата.

– И ты еще называешь себя моряком? – прорычал Менедем.

Это было нечестно: Соклея внезапно разбудили, и он даже не успел еще встать.

– Проклятущий ветер сдох, вот что случилось! – продолжал уже вставший и раздраженный Менедем. – Вообще ни ветерка!

– А… – Соклей скинул гиматий и тоже встал.

Обычно утром на борту судна он ходил голым, но теперь, из уважения к жене Полемея, не снял на ночь хитон.

Да, Менедем был прав: в воздухе не ощущалось ни единого дуновения.

– Боги, как плохо, – заметил Соклей. – Если мы пойдем только на веслах, нам будет трудно к закату добраться до Пароса.

– Как ни печально, но это правда, – согласился его двоюродный брат. – И даже если мы успеем вовремя, люди будут совершенно вымотаны и в ужасном настроении. И пусть меня склюют вороны, если я буду их в этом винить! Грести весь день – нелегкий способ заработать полторы драхмы.

– Знаю. – Соклей утешающим жестом положил руку на плечо Менедема. – Что ж, мой дорогой, нам дали это поручение потому, что наше судно способно идти против ветра или даже вовсе без него. Мы можем позволить гребцам покутить пару дней на Косе, когда туда попадем.

– Неплохое решение. – Менедем кивнул, потом озорно улыбнулся. – Вот и опять ты прав.

– Ладно, попытаюсь сделать так, чтобы этого больше не произошло, – сказал Соклей и подумал, что очень хорошо держался во время этой беседы.

Менедем имел удовольствие разбудить Диоклея, который встал медленнее обычного. Начальник гребцов, как и его капитан, сразу заметил, что наступил штиль.

– Людям придется порядком поработать сегодня, если погодка не изменится к лучшему. Значит, мы не можем позволить себе попусту тратить время, – заметил Диоклей и принялся трясти моряков.

Полемей и его телохранители тоже встали. Встала и жена Полемея – она была недовольна местом, доставшимся ей для ночевки, а заодно и тем, что проснулась на борту «Афродиты». Ячменные хлебцы, изюм и оливки на завтрак, похоже, пришлись ей не по вкусу, и она отпускала колкости по поводу имевшегося на акатосе вина.

– Работа предстоит тяжкая, – сказал Соклей. Солнце только что поднялось над горизонтом, а воздух уже был таким неподвижным, что Соклей заранее представлял, какая душегубка будет днем. – У нас хватит до Пароса воды и вина? У нас ведь теперь на борту пассажиры.

– На один день вполне хватит, – ответил Менедем.

Соклей кивнул: скорее всего, и вправду должно было хватить.

– Кроме того, если я наберу воды здесь, мы потеряем время, а у нас его сегодня в запасе не много.

Диоклей посадил на весла по восемь человек на каждом борту. По его приказу лопасти весел врезались в воду, и галера скользнула прочь из гавани Китноса, мимо южной оконечности острова, а потом на юго-восток – к Косу.

Находить путь в Кикладах было довольно легко: моряки редко теряли здесь из виду землю. Прямо к югу от Китноса лежал Сериф, а к востоку – Сирос. Крошечный островок между ними был хорошим ориентиром, чтобы взять курс на Парос, а вдалеке Соклей видел облака, нависающие над горой Марпесса, центральным пиком Пароса. Прошло немного времени, и в поле зрения показалась сама гора.

Море выглядело гладким, будто отполированный кусок паросского мрамора. Весла поднимались и опускались, поднимались и опускались. Диоклей время от времени менял гребцов, чтобы они могли немного отдохнуть. Жена Полемея развлекалась жалобами, а его телохранители бродили по судну, напоминая рыщущих в поисках добычи бездомных собак.

Соклей хорошо понимал, что они собираются чем-нибудь поживиться, и не мог не присматривать за ними. Правда, наемники не украдут слишком много – хотя бы потому, что им негде спрятать добычу, кроме как в уже битком набитых мешках с пожитками.

Но похоже, не все это понимали. Один из телохранителей – тот здоровяк, что дежурил в Халкиде перед дверью дома Полемея, – наклонился, заглянул под пустую банку и выпрямился, держа в руке большой кожаный мешок с черепом грифона. Соклей дернулся, будто его укололи булавкой.

– Положи на место! – взвыл он.

– И кто заставит меня это сделать? – вопросил охранник.

Его свободная рука легла на эфес меча.

Взойдя на борт судна, здоровяк не снял доспехов; его лицо под краем бронзового шлема искривилось в отвратительной улыбке. На Соклее была только шерстяная туника, из оружия у него имелся лишь нож на поясе. Униженный, он прикусил губу.

Менедем крикнул с кормы:

– Что ж, почтеннейший, если тебе так нужно содержимое мешка, почему бы тебе не посмотреть, что в нем такое?

– Я так и сделаю.

Македонец развязал ремешки, стягивавшие мешок. Череп грифона уставился на него пустыми глазницами, и на этот раз взвыл уже стражник, а не Соклей – от удивления и суеверного страха.

– Только попробуй уронить! – предупредил Соклей. Теперь он говорил уже не скулящим, а резким голосом. – Положи, откуда взял!

Слишком испуганный, чтобы ослушаться, стражник сделал, что было велено. Он, правда, не завязал мешок, но это могло подождать.

Едва череп грифона снова оказался под скамьей, воин спросил:

– Зачем вам нужна такая ужасная уродливая штука? Соклей улыбнулся самой зловещей из своих улыбок.

– До того как нам дали поручение привезти на Кос твоего господина, я собирался отвезти эту штуку в Фессалию, чтобы продать одной из тамошних колдуний.

Северо-восточная Эллада славилась своими колдуньями. Соклей не верил в колдовство – во всяком случае, не верил рациональной частью своего ума, – но, чтобы защитить драгоценный череп грифона, схватился за первое попавшееся оружие, оказавшееся под рукой.

И оружие это сработало. Большой, свирепый македонец побелел, как молоко. Его пальцы сложились в отвращающем беду знаке, и он сказал по-македонски что-то такое, чего Соклей не понял. Немного придя в себя, парень снова перешел на эллинское наречие, понятное Соклею:

– Надеюсь, тамошние колдуньи превратят тебя в паука, ты, широкозадый сын шлюхи!

Ухмыляясь, Соклей ответил:

– Я тоже люблю тебя, мой дорогой.

За ухмылкой он прятал внутреннюю борьбу, которую ни за что бы не показал. Если телохранитель как следует разозлится, он вытащит меч, и Соклей едва ли сможет защититься.

Но здоровяк содрогнулся и сделал еще один суеверный защитный жест, а потом повернулся и затопал к баку. Вскоре на корму явился Полемей.

– Говорят, у вас тут фессалийское колдовство? – спросил он.

Насколько он сам был суеверен? Соклей не смог определить это по его голосу, поэтому ответил просто:

– Верно, – и стал ждать, что произойдет дальше.

Полемей фыркнул, поднялся на ют и помочился в море. Потом вернулся на бак, где, казалось, вступил со своим телохранителем в соревнование по крику. К огорчению Соклея, орали они оба на македонском. Телохранитель не стеснялся высказывать все, что думает, размахивать руками перед лицом Полемея и стискивать их в кулаки. Полемей вел себя так же несдержанно.

– Очаровательные люди эти македонцы, – заметил Соклей негромко, подойдя к двоюродному брату и встав рядом.

– Да, не правда ли? – Менедем возвел глаза к небу.

– И они правят почти всем цивилизованным миром, – мрачно сказал Соклей и выпрямился с немалой гордостью. – Но только не Родосом.

– Слава богам! – воскликнул Менедем, и Соклей кивнул.

* * *

– Стой! – крикнул Диоклей, и усталые гребцы «Афродиты» сложили весла.

За их спинами закатное солнце раскрасило Эгейское море в цвета крови и огня. Двое портовых рабочих поймали канаты, брошенные моряками галеры, и крепко привязали акатос у пристани Пароса.

На вершине горы Марпесса солнечный свет все еще сиял куда ярче, чем внизу, на море.

Менедем хлопнул в ладоши.

– Браво! – крикнул он своей команде. – Вы хорошо потрудились! От Китноса был долгий переход!

– А то мы не знали… – сказал кто-то.

Телеф. Менедем мог бы побиться об заклад, что именно он во всеуслышанье выразил неудовольствие. Но Телеф заслужил на это право, потому что поработал веслом не меньше любого другого.

– Завтра будем в Аморгосе, – продолжал Менедем. – Потом – Кос, там сделаем остановку. Вы, ребята, честно ее заслужите.

– Да уж конечно заслужим! – И снова Телеф взял на себя смелость говорить за всех моряков, и его согласие звучало почти как угроза.

– Мы не доберемся до Коса через день после Аморгоса, если только с запада не налетит сильный ветер, – заметил Диоклей. – Но это маловероятно…