Текст книги "Череп грифона"
Автор книги: Андрей Филиппов
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Менедем удерживал торговую галеру вблизи берега Коса. По ту сторону канала суда и воины Птолемея все еще осаждали Галикарнас. Но закупорить гавань плотно, как кувшин с вином, было не так-то просто, и время от времени одна-две галеры Антигона все-таки выскальзывали и топили или брали в плен любое судно, которое им удавалось перехватить. Менедем не хотел стать их легкой добычей.
Он оглянулся на двоюродного брата.
– Эйя, Соклей, вон там, всего в нескольких стадиях отсюда, вершится история.
– Что ж, так и есть, – согласился Соклей. – Но она вершится не слишком быстро, верно? Вряд ли я многое упущу, если буду смотреть на северо-запад, а не на северо-восток.
Он имел в виду – если он будет смотреть в сторону Афин.
– Мы покамест не в Афинах и пока туда не идем, – ответил Менедем. – Почему бы тебе вместо этого не смотреть прямо на север? Там находится Милет, не так уж далеко отсюда. И нам пригодятся деньги, которые мы там заработаем.
– Знаю. Каждое твое слово истинно. Я это прекрасно понимаю. Но мне очень трудно этим проникнуться.
– Уж лучше бы тебе проникнуться, – предупредил брата Менедем. – Когда мы будем там торговать, нам придется постараться изо всех сил, чтобы выжать из торговцев побольше серебра. И не вздумай грезить о черепе грифона, иначе от тебя не будет никакого толку.
– Знаю, – повторил Соклей.
Но его взор снова обратился к скамье, под которой хранился череп – так взор любовника мог бы обратиться к возлюбленной. И взор любовника не мог бы быть более нежным.
– Что до меня, я буду рад прибыть в Афины просто для того, чтобы избавиться от этой несчастной уродливой штуковины, – заявил Менедем.
– Все, что может научить тебя чему-то новому – красиво, – недовольно возразил его двоюродный брат.
– Когда мне нужна красота, я ищу ее в девичьей плоти, а не в костях грифона, – отрезал Менедем.
– Есть красота плоти, но есть и красота ума, – парировал Соклей. – Череп грифона не обладает ни той ни другой красотой, однако размышления о нем могут привести одного любящего мудрость человека к другому.
Спустя несколько биений сердца Менедем покачал головой.
– Я боюсь, это выше моего понимания, милый братец. Говори, что хочешь, но это не заставит старую кость выглядеть краше в моих глазах.
– Тогда давай оставим эту тему, – предложил его собеседник, что слегка удивило Менедема: когда Соклей чувствовал желание пофилософствовать, он часто был склонен читать длинные лекции.
Мгновение спустя Соклей объяснил, почему он так поступил:
– Просто сейчас у меня на уме Платон и Сократ, вот и все.
– Почему именно они? – спросил Менедем и, не успел Соклей ответить, ответил на свой вопрос сам: – А! Конечно же, все дело в цикуте.
– Верно, – сказал Соклей. – В «Симпосии» Платон много говорит о взаимоотношении между физической красотой и настоящей любовью.
– Да ну? Что ж, оказывается, философские сочинения иногда тоже бывают интересными.
– Зубоскал.
– Зубоскал? – Менедем принял обиженный вид. – Наконец тебе удалось меня заинтересовать, а ты еще жалуешься. Я зубоскалю? А что бы об этом сказал Сократ? Или, вернее, что бы об этом сказал Платон?
– Хороший вопрос, – задумчиво проговорил Соклей. – Наверное, не осталось в живых никого, кто мог бы рассказать, сколько изречений, вложенных Платоном в уста Сократа, и впрямь принадлежали ему, а сколько – самому Платону.
– Не отвлекайся. Какое отношение красота имеет к истинной любви? Это куда интереснее, чем кто что написал.
– Ты же сам об этом заговорил, но не важно, – ответил Соклей. – Если верить аргументам, приведенным в «Симпосии», отношение небольшое. Телесная красота ведет тебя к красоте ума, вот там и лежит настоящая любовь.
– Рассуждения в духе стариков, – сказал Менедем. – Если у них не встает член, они, чтобы не огорчаться, заводят речь о красоте ума.
– И все-таки ты – зубоскал, – повторил Соклей. – Послушай, мне только что пришло на ум, что мы кое-что упустили из виду.
– И что же?
– Как мы осмелимся причалить в Милете? Мы провели слишком много времени на Косе, и теперь весть о том, что мы привезли туда Полемея, уже наверняка распространилась по всему Милету. Люди Антигона могут поджарить нас на медленном огне.
– Я тебя знаю. Ты все еще ищешь повод, чтобы двинуться прямо в Афины, – заявил Менедем. – Но того, о чем ты говоришь, не случится. Помни, Деметрий Фалерский – марионетка Кассандра, а того тоже не привело бы в восторг бегство Полемея. – Он внезапно ухмыльнулся. – И вообще нам можно больше ни о чем не беспокоиться.
– Почему же? – спросил Соклей.
– Я скажу тебе почему. Предположим, нас обвинят в том, что мы помогли Полемею сбежать, чтобы он мог досаждать своему дяде. Что мы тогда скажем? Мы скажем: «Что ж, несравненнейший, теперь ты можешь жить спокойно, потому что мы своими глазами видели, как умер Полемей». И тогда никто на нас не разозлится, поскольку всех очень обрадуют новости.
Соклей смущенно посмотрел на двоюродного брата.
– Ты прав. Ты абсолютно прав. Разумеется, невозможно представить, чтобы кто-нибудь не обрадовался вести о смерти Полемея.
– Это точно, – сказал Менедем. – Этот тип сделал все, чтобы его полюбили как за ум, так и за красоту, верно?
Соклей развеселился.
– Ты не просто зубоскал, ты опасный зубоскал. Думаю, ты заставил бы Сократа подавиться вином.
– Нет-нет… Сократ подавился цикутой, как и Полемей, – возразил Менедем.
И пока «Афродита» шла на северо-запад по проливу между Анатолией и островом Калимнос, братья продолжали поддразнивать друг друга. На этот раз стояла прекрасная погода, как раз подходящая для путешествия.
Одна из военных галер Птолемея вышла из недавно захваченного города Миндоса, чтобы присмотреться к «Афродите», но повернула обратно, узнав судно.
– Я помню тебя! – окликнул Менедема офицер на борту пятиярусника. – Ты – тот самый парень, который привез… этого… как там его… племянника Антигона на Кос.
– Правильно, – ответил Менедем, сняв руку с рукояти рулевого весла, чтобы помахать военной галере.
После того как она повернула на восток, Соклей заметил:
– Ты не сказал ему, что «этот как там его» мертв.
– Ну конечно, не сказал, – кивнул Менедем. – В противном случае пришлось бы потратить уйму времени, отвечая на расспросы, а времени у нас нет, если мы хотим добраться до Милета к закату. Вообще-то, милый братец, не только ты один стремишься к цели.
Вскоре после того, как военная галера отчалила от берега, «Афродита» прошла мимо лодки ныряльщиков за губками, скорее всего, приплывшей с Калимноса. На лодке было полно людей. С трезубцем в правой руке, чтобы отделить губку от морского дна, с большим камнем, прижатым к груди, чтобы побыстрей погрузиться, ныряльщик прыгнул за корму и плюхнулся в голубую воду. Вскоре он вынырнул снова с черными губками разных размеров. Оставшиеся в лодке люди взяли у парня добычу и втащили его через борт. Голый, со стекающей с него водой, ловец помахал «Афродите».
Работая веслом, Москхион заметил:
– Вот о чем я говорил, когда мы подводили под пробоину пластырь. Боги свидетели – я предпочитаю быть здесь, а не там.
– Охотно верю. – Менедем помахал людям в лодке, как только что махал экипажу пятиярусника Птолемея. – Но этот парень не принял нас за пиратов. Или просто знает, что в его лодке нечем поживиться.
– Уж наверняка нам не нужны его губки, – сказал Соклей. – Они не похожи на те, которыми можно пользоваться в роскошных банях.
– Конечно, – ответил Москхион. – Они ведь еще не вычищены и не высушены.
– Ныряние за губками – такой же трудный способ зарабатывать на жизнь, как и любой другой морской промысел, – подытожил Менедем.
– Труднее остальных, – убежденно проговорил Москхион. – Поверь мне – куда труднее.
– Если уж на то пошло, легких способов зарабатывать на жизнь вообще не существует, – заявил Соклей.
– И все же я предпочел бы быть гребцом, а не ныряльщиком за губками, – заметил Менедем.
Оба его собеседника кивнули в знак согласия.
– А что касается легкой работы, – продолжал Менедем, – разве вы не предпочли бы быть софистами и произносить за деньги речи на рыночной площади?
– Клянусь египетской собакой, я бы предпочел! – воскликнул Москхион.
– Это не так легко, как тебе кажется, – ответил Соклей. – Иначе куда больше людей зарабатывали бы подобным образом. Но, знаете, большинство тех, кто пытается стать софистом, терпят неудачу. Чтобы добиться успеха, ты должен научиться придумывать речь на ходу, и люди должны захотеть тебя слушать. В противном случае тебе придется голодать.
Менедем об этом не подумал. Вечно Соклей напоминал ему о вещах, которые просто не пришли бы в голову ему самому.
– Может, ты и прав, – согласился капитан «Афродиты». – Это, наверное, похоже на профессию актера.
– Я бы сказал, быть софистом труднее, чем актером, – ответил его двоюродный брат. – Софист в отличие от актера не имеет маски, за которой может спрятаться.
Большая волна ударила в нос торговой галеры, а за ней еще одна и еще, поднимая и опуская судно.
– Вот мы и выходим в Икарийское море, – сказал Менедем, – а значит, вблизи больше не будет островов, за которыми можно укрыться. До самого Милета нас будет швырять, как игрушечную лодку, которую дети пускают в ванне. Это один из самых трудных участков для мореплавателей.
– Знаю. – Соклей сглотнул и слегка позеленел. – Я думал, что избавился от морской болезни, но она вернулась во время остановки на Косе.
И он был не один такой. Двое моряков перегнулись через борт и блевали. Может, они и не блевали бы сейчас, если бы не напились на Косе прошлой ночью, хотя не исключено, что эти двое, подобно Соклею, просто провели слишком много времени на берегу.
* * *
К облегчению Менедема, «Афродита» к закату добралась до Милета. Не хотел бы он провести ночь в таких бурных водах, к тому же мог подняться ветер, что еще больше усложнило бы дело.
Пришвартовавшись в гавани к закату, Менедем стал смотреть на мир куда благодушнее.
Местные жители, пришвартовавшие судно, болтали друг с другом на ионическом диалекте, принятом в этом городе. Когда к «Афродите» с важным видом подошел один из офицеров, чтобы задать вопросы, портовые рабочие замолчали и отшатнулись, как побитые дети. Поколением раньше Милет пытался сдержать воинов Александра и был за это отдан на разграбление. В нынешние дни местные не доставляли завоевателям никаких хлопот.
– Вы с Коса, вот как? – спросил офицер.
Менедем не осмелился солгать, поскольку на борту акатоса было много шелка. Офицер задумчиво почесал подбородок, под его пальцами заскрипела щетина. Наконец он спросил:
– Пока вы там были… вы что-нибудь слышали о том, что племянник Антигона присоединился к войскам этой уродливой жабы, Птолемея?
«Ага, – подумал Менедем. – Он и понятия не имеет, что это мы доставили Полемея на Кос. Тогда все проще».
А вслух сказал:
– Да, Полемей был там в то же время, что и мы. Но твоему господину больше не стоит о нем беспокоиться.
– Как? Почему не стоит? – вопросил офицер.
– Потому что Полемей мертв, – ответил Менедем. – Он пытался переманить некоторых военачальников Птолемея на свою сторону. Птолемей поймал его на этом и заставил выпить цикуту. Я уверен в правдивости новостей – об этом толковал весь Кос, когда мы отплывали нынче утром.
Он решил не говорить о том, что Соклей лично наблюдал за казнью Полемея. Ведь если бы офицер ему поверил, он мог бы – и, скорее всего, так бы и произошло – задуматься, а каким образом Соклей добился подобной привилегии.
Но даже такой ответ Менедема заставил офицера разинуть рот.
– Если это правда, то новости потрясающие! А вы уверены, что все так и есть?
– Лично я не видел тело Полемея, – правдиво ответил Менедем, – но зачем Птолемею лгать? Подобная ложь могла бы подтолкнуть к мятежу воинов, явившихся к нему вслед за племянником Антигона, как ты считаешь?
Немного подумав, офицер кивнул. Потом ухмыльнулся, и его лицо исказил шрам, которого Менедем сперва не заметил.
– Ты прав, клянусь богами. Новости надо немедленно передать Антигону. Он сейчас в Геллеспонте. Может, вы захотите задержаться в порту? Я не удивлюсь, если он наградит вас за такие вести.
Соклей стал похож на человека, которого только что пырнули ножом в спину, но Менедем ответил:
– Почтеннейший, если бы я был уверен, что именно так и случится, я бы остался. Но посмотри, какая у нас многочисленная команда. Вряд ли я могу позволить себе задержаться всего лишь ради надежды на награду – ведь в любом случае мне придется платить гребцам.
– Это и вправду проблема, – согласился офицер Антигона. – Тогда поступайте так, как вам будет лучше.
У Менедема было искушение задержаться. Одноглазый Старик и в самом деле мог очень обрадоваться, узнав, что мерзкий племянник больше его не побеспокоит, при поддержке Птолемея или без оной. Но Менедем не шутил, сказав, что содержать команду «Афродиты» стоит недешево: прождав полмесяца, он израсходовал бы полталанта серебра.
Тоном человека, получившего отсрочку смертного приговора, Соклей спросил офицера:
– А здесь что нового?
– Здесь – немного, – ответил тот, – но на днях пришли новости из Эллады.
– Расскажи! – быстро попросил Менедем.
– Ну, – проговорил офицер с самодовольной улыбкой человека, знающего то, чего не знают его слушатели, – вы, может, слышали о юноше по имени Геракл, внебрачном сыне Александра и Барсины?
– О да, – кивнул Менедем. – Это тот самый, что выбрался в прошлом году из Пергана и явился к Полиперкону, чтобы помочь ему свести с ума Кассандра в Македонии.
– Верно, – сказал офицер Антигона, в то время как Соклей проговорил краешком рта:
– Скорее всего, этот Геракл вообще не сын Александра, а просто орудие, которое Антигон использует против Кассандра.
– Знаю, заткнись, – прошипел Менедем, а потом спросил офицера: – Так что насчет этого юноши?
– Он мертв, вот что, – ответил офицер. – Так же мертв, как Полемей, если вы рассказали правду. Кассандр убедил Полиперкона, что наследник Александра слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе, и вот… – Он полоснул себя пальцем по горлу. – Говорят, Полиперкон получил за это земли в Македонии и воинов, которые помогут ему победить на Пелопоннесе.
– Кассандр не хочет оставлять в живых никого из кровных родственников Александра, потому что это ослабит его власть в Македонии, – заметил Соклей. – Он всего лишь генерал; а эти люди могли бы объявить себя царями.
– Верно, – подтвердил Менедем. – Вспомни, как прошлой зимой он избавился от законного сына Александра Великого, мальчика по имени Александр, и от его матери, Роксаны.
– Это точно, Кассандру нельзя доверять, – заявил офицер Антигона и двинулся по пирсу обратно. – Пойду расскажу новости старшим. Они будут рады это услышать, не сомневайтесь.
– «Кассандру нельзя доверять», – насмешливо повторил Соклей. – Да нельзя доверять никому из македонских генералов, и все они хотят увидеть, как умрет родня Александра.
– Ты, без сомнения, прав, – сказал Менедем, – но все-таки мы узнали интересные новости, которые еще не добрались до Коса.
– Вряд ли теперь в живых остались даже внебрачные дети и дальние родственники Александра, – сказал Соклей.
– Его сестра Клеопатра все еще в Сарде, так? – спросил Менедем.
– Клянусь богами, ты прав! Я и забыл про Клеопатру! – Судя по всему, Соклей разозлился на себя, как часто бывало, когда он забывал подобные вещи. Но потом улыбнулся – Менедем не хотел бы, чтобы эта улыбка была адресована ему, – и добавил: – Хотел бы я знать, сколько ей еще осталось жить.
* * *
Подобно Кавну, Милет был старым городом с беспорядочным переплетением улиц.
Соклею пришлось заплатить не один, а целых два обола, чтобы разузнать путь на рыночную площадь, лежащую в центре города. Он боялся, как бы ему не пришлось платить и за то, чтобы найти дорогу обратно, поэтому то и дело оглядывался, отмечая положение солнца – оно поможет потом отыскать путь в гавань.
На агоре торговцы расхваливали дары богатых анатолийских земель: лук, чеснок, оливки, изюм и вино. Горшечники, медники, сапожники и торговцы шерстью вплетали свои голоса в общий гам. Какой-то парень, который шагал через площадь с жаровней, громко выкрикивал:
– Свежие кальмары!
Соклей купил у него пару кальмаров. Он обжег пальцы и рот горячим промасленным мясом, но ему было все равно: кальмары оказались восхитительными. Проглотив их, Соклей начал кричать сам:
– Прекрасный шелк с Коса!
Милет отстоял от Коса всего на один день пути по морю, поэтому Соклей не ожидал получить здесь особую прибыль. Он полагал, что большинство местных жителей, которым нужен шелк, отправляются на Кос и покупают его сами. Но едва он открыл рот, как понял ошибочность своих выводов, потому что шелк начали раскупать так, будто ткань эта никогда не появлялась в здешнем полисе. И, как оказалось, почти так все и было на самом деле.
– Спасибо тебе огромное, что наконец-то его привез, – сказал портной, купивший несколько штук шелка. – Уже давно с Коса никто сюда не являлся, и никто из нашего города не хочет отправляться туда. Ты же знаешь, как оно бывает.
– Хм, вообще-то не знаю, – ответил Соклей. – И, честно признаться, это меня удивляет.
– Не может быть! – воскликнул портной.
Соклей лишь непонимающе уставился на него, и тогда местный с раздраженным вздохом снизошел до объяснений:
– Если бы мы отправились на Кос или если бы тамошние жители явились сюда, что тогда бы, скорее всего, случилось? Офицеры Антигона или офицеры Птолемея заявили бы, что чужестранцы – вражеские шпионы. Шелк – это очень хорошо, но он не стоит того, чтобы отправляться из-за него к палачу.
– Я… понимаю, – негромко проговорил Соклей.
И он в самом деле очень хорошо все понял, как только житель Милета ему растолковал.
«Вот в чем преимущество жизни в свободном и независимом полисе, который и в самом деле свободен и независим, – подумал Соклей. – А мне это и в голову не приходило. Здешними землями правят генералы, и если между генералами начинается вражда, то между их полисами тоже начинается вражда, хочет того тамошний люд или нет».
Для того кто вырос при независимости и демократии, такой порядок вещей казался абсурдным. Но это еще не делало подобный порядок нереальным, отнюдь.
Один покупатель за другим отдавали родосцам позвякивающее серебро. Когда Соклей увидел, с какой готовностью местные раскупают товар, он поднял цену. И все равно шелк у него почти закончился еще по полудня, и он послал пару моряков на «Афродиту» за новой партией.
Как только моряки вернулись, на площадь завернул и Менедем. Он казался счастливым и сытым, как лиса в курятнике.
– Ты, должно быть, провел часть утра в борделе, – сказал Соклей.
Когда же его двоюродный брат в ответ покачал головой, он почувствовал резкий укол тревоги.
– Только не говори, что ты так быстро сумел найти дружелюбно настроенную чужую жену. Помни, у всех у них обязательно есть весьма недружелюбные мужья.
– Никаких шлюх и никаких жен – вообще никаких женщин, – ответил Менедем.
И, видя по лицу Соклея, что тот сомневается, продолжал:
– Я могу поклясться именем любого бога, только назови. Нет, я встречался… с ювелирами.
Он подался вперед и произнес последнее слово заговорщицким шепотом.
– С ювелирами? – повторил Соклей.
Мгновение он искренне недоумевал, зачем Менедему понадобились ювелиры. Потом до него дошло, и он почувствовал себя дураком.
– А. Изумруды. – Соклей тоже понизил голос на последнем слове.
– Верно, – ответил Менедем. – Здесь – не Кос. Здесь я могу продать их, не беспокоясь о Птолемее. Вообще-то местные жители жаждут купить их просто для того, чтобы досадить Птолемею.
«Однако правь Птолемей Милетом, они – или, во всяком случае, некоторые из них – мигом донесли бы о том, что ты занимаешься контрабандой», – подумал Соклей.
То была иная грань размышлений, которые занимали его недавно, другая сторона монеты.
Мысль о монетах заставила Соклея спросить:
– И сколько ты выручил?
– Мой дорогой, они дрались друг с другом за шанс заполучить мои маленькие зеленые камушки. Я продал два камня средних размеров – не самых лучших, надо сказать – за десять мин.
– Клянусь египетской собакой! – воскликнул Соклей – теперь, когда они выбрались из владений Птолемея, можно было прибегать к этой клятве. – Почти вдвое больше, чем мы за них заплатили.
– Ага, – со счастливым видом кивнул Менедем. – И как только ювелиры, не купившие камни, увидят изумруды и решат, что им тоже надо такие иметь… Мы и в самом деле легко сможем получить больше таланта.
– Но кто тогда сможет потом купить камни у ювелиров, по такой-то цене, а? – спросил Соклей. – Разве в Милете так много богатых людей?
– Не думаю, – ответил его двоюродный брат. – Но у Антигона много богатых офицеров.
– А! Верно. И у всех у них есть жены, а тем нужны кольца и кулоны… А еще у них есть гетеры, которым приходится делать подарки.
Менедем кивнул.
– Ты начинаешь понимать.
В другое время этот саркастический тон рассердил бы Соклея, но сейчас он думал о другом. Хотел бы он иметь при себе счетную доску! Однако Соклей и без доски неплохо справлялся с подсчетами: в придачу к прекрасной памяти у него еще имелся талант к вычислениям в уме. Когда Соклей наконец вынырнул из моря цифр, он обнаружил, что Менедем как-то странно на него смотрит. Соклей, и раньше видевший у двоюродного брата такой взгляд, слегка смущенно спросил:
– Надолго я отвлекся?
– Не очень, – ответил Менедем, – но я тебе кое-что сказал, а ты не услышал. О чем ты так задумался?
– О деньгах. – Это слово могло сразу привлечь внимание Менедема. – Если ты сумеешь получить за изумруды талант или около того, а я смогу и дальше выручать за шелк столько же, сколько выручил сегодня, наше путешествие с лихвой окупится.
– А теперь вспомни, как еще совсем недавно ты пинал меня за желание пойти сюда, а не двинуться прямо в Афины, – заметил Менедем.
– Мы могли бы заработать точно так же и в Афинах, – парировал Соклей. – Мы бы наверняка заработали там на изумрудах: среди клиентов афинских ювелиров офицеры Кассандра, точно так же, как к милетским ювелирам заглядывают офицеры Антигона. И у нас ведь еще есть череп грифона.
– О да, есть! – К удивлению Соклея, Менедем засмеялся и похлопал его по спине. – Я перестаю спорить с тобой об этом раз и навсегда. Ты хочешь передать череп сборищу людей, которые встанут вокруг него кружком и будут на него таращиться, размышляя так усердно, что окликай их не окликай!
Соклей поцеловал двоюродного брата в щеку.
– Ты понял! – воскликнул он.
И только тут осознал, что то, как Менедем описал философов Лицея, вряд ли может сойти за комплимент.
– Мне пора, мой дорогой, – проговорил Менедем. – Зайду на судно, а потом вернусь в город, чтобы поговорить с другими ювелирами. И – кто знает? У одного из них вполне может оказаться хорошенькая жена. – И он поспешил прочь, не дожидаясь возмущенных комментариев двоюродного брата.
Подавив вздох, Соклей вернулся к расхваливанию достоинств шелка.
«Менедем сказал это нарочно, – подумал он. – Он хотел, чтобы я подпрыгнул от возмущения, и ему удалось своего добиться».
Но Соклей знал также, что, если одна из жен ювелиров и вправду приглянется Менедему, его двоюродный брат вполне может попытаться ее обольстить.
«И если Менедем так поступит, нам, возможно, придется двинуться в Афины раньше, чем он того желает».
Соклей покачал головой. Торговля здесь шла так хорошо, что им очень нужно было задержаться. К тому же он хотел, чтобы у них была возможность вернуться в Милет в следующем году или через год.
И тут к родосцу подошел пухлый мужчина в хитоне из снежно-белого льна и в сандалиях с золотыми пряжками и стал ждать, когда на него обратят внимание.
– Радуйся, – сказал Соклей: человек этот казался достаточно зажиточным, чтобы пробудить в нем надежду заполучить такого покупателя. – Ты хотел купить шелк?
– Радуйся, – ответил мужчина. Его выговор был не то чтобы ионическим, но что-то в произношении подсказало Соклею, что перед ним не эллин. – Для себя – нет. Но я пришел, чтобы сказать – моя 'оспожа может стать твоей покупательницей, если у тебя есть то, что ей нужно.
– Твоя… госпожа? – Соклей надеялся, что не выказал своего удивления.
В Милете немногие одевались так хорошо, как этот человек, и Соклей решил сначала, что у него имеются собственные деньги. Но если он был чьим-то рабом, то сколько же денег было у того, кто им владел?
– Да, господин, – ответил толстяк. – Моя 'оспожа – Метрикхе, ее хорошо знают в Милете. Она может 'аинтересоваться твоим шелком, если у тебя есть ткань 'остаточно хорошая 'ля… профессиональных целей, ну, ты понимаешь.
– Да, – сказал Соклей, догадавшись, что речь идет о гетере.
«Его госпожа просто обязана быть гетерой, – подумал он. – И к тому же очень богатой, если может позволить себе так одевать раба».
– Я буду счастлив показать тебе, что у меня есть.
– Спасибо, 'осподин, но не мне. – Толстяк помотал головой из стороны в сторону, снова доказав этим жестом, что он не эллин. – Но если ты принесешь шелк в 'ом моей 'оспожи…
Соклей чуть не расхохотался.
«Вот Менедем расстроится, что так не вовремя отправился к ювелирам, – подумал он. – Будь он здесь, он бы сделал все, что угодно, – разве что не побил бы меня камнями, – чтобы пойти туда самому».
– Да, сейчас, – ответил он рабу. – Дай мне отобрать несколько самых лучших штук шелка, которые подошли бы твоей госпоже.
Отыскав требуемое, Соклей сказал сопровождавшим его на рынке морякам:
– Если кто-нибудь явится и захочет что-то купить, дайте ему знать, что я очень скоро вернусь.
– Слушаюсь, – ответил один из моряков. И с ухмылкой добавил: – Похоже, на тебя свалилась очень трудная работа.
– И впрямь трудная, верно? – ответил Соклей с совершенно серьезным выражением лица. Потом повернулся к рабу: – Я готов. Веди меня к своей госпоже.
* * *
Как и в большинстве полисов, жилища богатых и бедных стояли тут бок о бок, и было нелегко сказать, кто где живет: богачи прятали свое состояние за стенами домов.
Когда раб остановился и объявил:
– 'от мы и пришли, – Соклей увидел побеленный дом с крепкой на вид дверью.
И дверь, и дом предполагали наличие у хозяйки богатства, но вовсе не гарантировали их.
Раб, который привел Соклея, постучал, и дверь открыл другой раб.
– Пойдемте со мной, господин, – сказал он Соклею и провел его в андрон.
И снова Соклей скрыл изумление, подумав: «Неужели в доме гетеры все-таки есть мужские покои? Что бы это могло означать?»
Все кресла и столы в андроне были очень добротные. Двор, в который заглянул Соклей, тоже говорил о немалом богатстве – колоннада с внешнего края, аккуратный палисадник вокруг фонтана и почти в рост человека статуя богини, больше смахивающей на Артемиду, чем на Афродиту. Соклей ожидал чего-то более кричащего и непристойного.
Один из рабов принес ему вино и оливки. Едва отведав вина, Соклей резко приподнял брови. Он узнал ариосское – самое великолепное вино Хиоса; «Афродита» отвезла такое вино в Великую Элладу в прошлом году. Если Метрикхе могла себе позволить такое вино, она была более чем зажиточна.
Острые зеленые оливки тоже были отличными, очевидно, первого урожая.
Метрикхе дала Соклею достаточно времени, чтобы освежиться, прежде чем вошла в андрон. Может, один из ее рабов присматривал за гостем, а может, она просто знала, сколько времени требуется мужчине. Как бы то ни было, Соклей успел поставить пустую чашу, когда хозяйка показалась в дверях и, слегка помедлив, сказала:
– Радуйся. Ты – продавец шелка?
– Радуйся. Да, это я.
Соклей тем временем потихоньку рассматривал Метрикхе. Никто, глядя на ее одежду, не смог бы сказать, что она гетера. Эта женщина воистину казалась олицетворением верха респектабельности. Поверх длинного хитона она носила накидку из прекрасной мягкой шерсти; Милет славился качеством своих тканей. Мало того, на хозяйке даже была вуаль, скрывающая лицо гетеры от глаз Соклея.
«Какое разочарование», – подумал он.
Должно быть, юноша не сумел скрыть эту мысль, потому что Метрикхе засмеялась.
– А ты ожидал увидеть меня в такой одежде, сквозь которую смог бы рассмотреть с головы до ног? – спросила она, входя и садясь.
Двигалась она с грацией танцовщицы.
У Соклея загорелись уши.
– Я думал… – пробормотал он – последнее слово казалось безопаснее, чем «надеялся».
– Не могу сказать, что удивлена. – Метрикхе покачала головой – удивительно выразительный жест. – Но – нет. Я не демонстрирую себя, пока не приходит время. И поэтому, когда время приходит, то, что я себя демонстрирую, значит гораздо больше.
– А… – Соклей наконец понял, в чем дело. – Понятно. В каждом ремесле есть свои тайны. Очевидно, ты хорошо знаешь свое дело.
– Раньше знавала лучше. – Склонив голову набок, она несколько биений сердца рассматривала гостя. – Ты не дурак, верно?
– Я очень стараюсь им не быть. – Соклей улыбнулся. – Конечно, я понимаю – тебе хочется, чтобы все мужчины вокруг были дураками. И уверен, ты знаешь, как получить именно то, что тебе хочется.
Его двоюродный брат куда больше любил цитировать Гомера, но несколько строк из «Одиссеи» сейчас показались Соклею подходящими:
Метрикхе снова внимательно посмотрела на него, Соклею показалось – на этот раз не столь дружелюбно, – и слегка раздраженно сказала:
– Я не превращаю мужчин в свиней.
Соклей не собирался спорить с покупательницей. Это могло лишить его возможности заключить сделку, хотя они еще даже не начали торговаться. Он проговорил, осторожно подбирая слова:
– Думаю, тебе и не надо их превращать. Разве многие мужчины и без того не свиньи, еще до того, как появятся у тебя в дверях?
– Ты – мужчина. Откуда тебе это 'нать? – наполовину удивленно, наполовину подозрительно спросила она.
«Откуда знать?» – задумался Соклей. Он знал, что происходит с женщинами после того, как город берут враги. Когда он учился в Афинах, он несколько раз ходил в театр на постановки Еврипида, в том числе на «Троянок». И он беспокоился за Менедема всякий раз, когда «Афродита» входила в новый порт. Что из этого он может рассказать незнакомке? Ничего, решил Соклей. Поэтому он просто пожал плечами и ответил:
– Я ошибаюсь?
– Нет, клянусь 'евсом, – сказала Метрикхе. – 'удь 'лагодарен за то, что ты не 'наешь, насколько ты прав.
Возможно, все еще находясь под впечатлением его слов, она зачерпнула чашей вина и приподняла вуаль, чтобы выпить. Соклей сам не знал, чего именно ожидал – скорее всего, резкой, ошеломляющей красоты. Но ничего подобного он не увидел; гетера была хорошенькой, но не потрясающей, и моложе, чем можно было ожидать, судя по ее голосу, – примерно ровесницей Соклея.
