Текст книги "Череп грифона"

Автор книги: Андрей Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Начальник гребцов попробовал воздух, пару раз влажно чмокнув губами.

– Думаю, завтра у нас будет ветер, сегодняшний мертвый штиль кончится.

– Наверное, ты прав, – сказал Менедем.

Тончайший намек, тень ветра скользнула по его щеке – мягче, чем рука гетеры. Он посмотрел на север. Несколько облачков плыли по небу, а не стояли на месте, как было весь этот длинный жаркий день.

– Неплохо бы опустить парус.

– Конечно, это было бы прекрасно, – согласился Диоклей. – Но даже на Аморгосе придется торопиться, ведь до завтрашнего отплытия надо будет наполнить амфоры водой. Не умирать же нам от жажды в такую жару.

– Знаю, знаю! – Менедем попытался утешить себя, как мог: – На Паросе есть хорошая вода, а не та солоноватая гадость, которой мы запаслись на Китносе.

Он снова остался ночевать на борту «Афродиты». Откровенно говоря, ему очень хотелось пойти в одну из портовых таверн, напиться до головокружения и переспать с тамошней служанкой или найти бордель. У него не было женщины с тех пор, как они останавливались на Косе. А для мужчины на третьем десятке воздерживаться несколько дней было тяжелым испытанием.

Но если бы он поступил так, как ему хотелось, кто-нибудь наверняка спросил бы: «Скажи, а кто тот высокий сукин сын в сопровождении воинов?» Мог бы, конечно, сгодиться ответ: «Алкимос из Эпира». Но с другой стороны, мог бы и не сгодиться, вдруг бы Менедем сболтнул лишнее. Если бы напился. Он знал себя слишком хорошо, чтобы этого не понимать. Поэтому он завернулся в гиматий, устроился на юте, некоторое время смотрел на звезды, а потом уснул.

* * *

Когда он проснулся, на зазубренном восточном горизонте виднелся лишь очень слабенький намек на серое. Менедем почувствовал, что ему хочется разразиться радостным криком, потому что волосы его взъерошил свежий северный ветер. Если они пойдут не только на веслах, но и под парусом, у них будет куда больше шансов добраться к закату до Аморгоса.

Потом Менедем слегка нахмурился. В воздухе чувствовалась влажность, предвестник дождя. Он пожал плечами. Сезон был поздноват для ливня, но даже в это время года ливни случались.

Как только посветлело настолько, что в ночной черно-серебряный мир стали возвращаться краски, Менедем начал трясти моряков, чтобы послать их в город с сосудами для воды.

– А как мы найдем фонтан? – проскулил Телеф.

– Спросите кого-нибудь, – без всякого сочувствия ответил Менедем. – Вот. – Он дал ворчащему моряку несколько оболов. – Теперь ты можешь заплатить за ответ не из собственных денег.

Телефу, без сомнения, нравилось волочь гидрию не больше, чем любому другому, но Менедем пресек его возражения, прежде чем парень успел открыть рот. Телеф сунул оболы за щеку и ушел вместе с товарищами. Менедем представил, как удивятся женщины, наполняющие сосуды водой для дневной стряпни и стирки, когда к фонтану нагрянут моряки. Потом покачал головой. Как и на Наксосе, на Паросе останавливалось много судов, и местные женщины должны были уже привыкнуть к таким визитам.

Соклей показал на север.

– Хотел бы я знать, не попадем ли мы в грозу. Некоторые из облаков кажутся гуще и серее, чем обычные дождевые.

– Я и сам так думаю, – ответил Менедем. – Дождь бы нам помешал: попробуй определить курс, когда видишь не дальше чем на пару стадий. И если парус промокнет, это тоже задержит нас.

– Люди, может, и не станут возражать против дождя, после того как гребли весь день на такой жаре, – сказал Соклей. – Прохладная погода даже лучше.

– Поначалу, может, и так. Но когда сменяешься с вахты на веслах, легко схватить озноб, а в придачу и судороги. Дождь – не такая уж веселая штука, когда от него негде укрыться.

Они оставили Парос почти так рано, как и рассчитывали. Едва судно вышло из гавани, Менедем приказал опустить парус, и крепчающий бриз зашумел в снастях; мачта заскрипела в гнезде, когда ветер наполнил парус. Торговая галера шла по ветру до тех пор, пока не миновала канал между Паросом и Олиаросом – островом поменьше на юго-западе.

– Я слышал, что на Олиаросе есть пещера, где полно острых скал, торчащих из пола и свисающих с потолка, – сказал Соклей. – Вот на что мне хотелось бы посмотреть.

– Зачем? – удивился Менедем.

Повинуясь его приказам, моряки перекинули рей назад слева по борту – чтобы извлечь как можно больше преимуществ из ветра.

– Зачем? – повторил Соклей. – Потому что это может оказаться красивым. И наверняка интересным. Говорят, кое-кто из тех, кого преследовал Александр Великий, прятались там некоторое время.

– Да? – Менедем поднял правую руку с рукояти рулевого весла и погрозил двоюродному брату пальцем. – Ты всегда критикуешь подобные источники информации, утверждая, что то, что в большинстве случаев «говорят», – полнейшая чепуха. Так почему ты веришь в то, что «говорят» на этот раз?

– Я слышал, внутри пещеры есть надписи… Но я думаю, ты прав – это еще ничего не значит. Люди могли написать все это спустя годы после смерти Александра.

– А зачем? – спросил Менедем. – Чтобы привлечь посетителей в эти пещеры? Если хочешь знать мое мнение, поползать там захотели бы разве что только карлики.

И он бросил на двоюродного брата многозначительный взгляд.

Но Соклея было не так-то просто сбить с толку.

– Может, и так, – ответил он, – хотя для того, чтобы заманить кого-нибудь на Олиарос, мало просто надписей на сталактитах. Для этого надо, чтобы там родилось какое-нибудь божество – вроде как Аполлон с Артемидой родились на Делосе.

Менедему, который был куда религиознее двоюродного брата, не понравилось такое высказывание; он сморщился, словно бы случайно раскусил оливковую косточку. Соклей говорил так, будто бог и богиня на самом деле, может, вовсе и не родились на Делосе, просто тамошние жители выдумали это – для того, чтобы привлечь на остров людей и выманивать у них серебро. Менедем не спросил, имел ли Соклей в виду именно это, боясь услышать утвердительный ответ. Вместо этого Менедем поинтересовался:

– А зачем кому-то писать неправду?

– Может, просто ради славы, – ответил Соклей. – Помнишь того безумца, который сжег храм перед Пелопоннесской войной? Он сделал это просто для того, чтобы его помнили вечно. Геродот выяснил, как его звали, – после чего не внес его имя в свою «Историю».

– Браво! – воскликнул Менедем.

Чем дольше он об этом думал, тем более элегантной и изощренной казалась ему такая месть.

* * *

На пути к Аморгосу, к югу от Наксоса, лежало несколько маленьких островков. Они походили на Телос: на них были не полисы, а деревни, и их обитатели с трудом сводили концы с концами, живя вдали от прибрежной полосы. По мере того как «Афродита» скользила все дальше на восток, деревни становились все ближе – как и облака, которые гнал с севера крепчающий ветер.

Эти облака закрыли солнце. День из ясного превратился в пасмурный. Прошло немного времени, и застучал дождь, сперва легкий, потом усиливающийся. Благодаря небольшому дождю парус служил лучше, удерживая больше ветра, чем могла удержать сухая льняная ткань. Но когда дождь усилился, парус стал тяжелым и обвис.

Менедем мог сделать лишь одно: попытаться извлечь как можно больше из сложившейся ситуации. Он знал, что видимость уменьшится из-за дождя; так и произошло. Острова впереди исчезли за завесой падающей с неба воды. Исчез и Иос на севере, и Наксос. Менедем послал на бак остроглазого Аристида, чтобы тот приглядывал, не случится ли нежданной беды.

«Чуть погодя я пошлю туда и лотового, чтобы сделать промеры глубины», – подумал Менедем.

Не успел он отдать соответствующий приказ, как начались неприятности: Полемей вернулся на ют, как обычно грузно протопав по судну, и подошел к Менедему.

– Как ты посмел поставить там человека, чтобы тот шпионил за моей женой? – вопросил он.

– Что? – Менедем сперва даже не сообразил, о чем говорит македонец. Потом до него дошло, и он пожалел, что понял, о чем речь. – О почтеннейший, я послал туда Аристида, чтобы он высматривал скалы и острова, а не женщин. Видимость полетела к воронам при таком дожде. Не видеть препятствия, пока я не врежусь в него? Нет уж, благодарю покорно.

– Ты должен был обговорить это со мной, – заявил Полемей, глядя на Менедема сверху вниз поверх длинного кривого носа. – С такой работой мог бы отлично справиться один из моих воинов.

Менедем покачал головой.

– Нет. Во-первых, у Аристида самые острые глаза, которые я когда-либо встречал. Во-вторых, он моряк. Он знает, чему положено быть на воде, а чему не положено. Твои телохранители – гоплиты. Они отлично справляются на суше, но не здесь. Море – не их стихия.

Полемей медленно побагровел: краска залила его шею, потом лицо. Менедем гадал, как давно этому человеку в последний раз говорили «нет».

Племянник Антигона положил руку на эфес меча.

– Малыш, ты будешь делать так, как я сказал, – прорычал он. – Иначе пойдешь на корм рыбам.

Не успел Менедем вспылить, как Соклей заговорил спокойным, рассудительным голосом:

– Ну подумай, почтеннейший. Отвергая в скверную погоду услуги лучшего впередсмотрящего, ты подвергаешь опасности судно, свою жену и себя самого. Разве это мудрое решение?

Полемей снова побагровел.

– Я велю этому остроглазому сыну шлюхи смотреть на море, а не на чужих жен, – сказал он и затопал обратно на бак.

– Спасибо, – тихо проговорил Менедем.

– Не за что, – ответил его двоюродный брат. – Я вообще-то беспокоился не только о Полемее, но и о своей собственной жизни тоже.

Его плечи задрожали, и Менедем понял, что Соклей с трудом сдерживает смех.

– А если уж он решил приказать морякам не заглядываться на чужих жен, то мог бы начать с тебя.

Менедем уставился на Соклея с притворной – или почти с притворной – яростью.

– Эринии тебя забери, я знал, что ты так скажешь.

– Ты собираешься заявить, что я ошибаюсь?

– Я сделаю кое-что похуже. Я заявлю, что ты нагоняешь на меня скуку.

Но Соклей не ошибался, и Менедем это знал. Он не мог не смотреть на жену Полемея, стоя весь день лицом к ней на рулевых веслах. И она не подумала принести с собой ночной горшок; женщине приходилось выставлять голый зад через борт, когда требовалось облегчиться, как поступал любой моряк. Менедем не таращился на нее во все глаза, это было бы грубой могло бы навлечь на него ярость Полемея. Полемей относился к самой худшей разновидности ревнивых мужей: многочисленной, жестокой и опасной. Уж у Менедема-то был опыт в таких делах. И все-таки капитан «Афродиты» не отворачивался: никогда не знаешь, где что тебе перепадет.

Соклей очень хорошо его знал и потому сказал:

– Ты вообще в силах соотнести, чего больше получишь – проблем или выгоды?

– Время от времени, – ответил Менедем. – Когда очень постараюсь.

Он ухмыльнулся. Соклей негодующе забрызгал слюной. Ухмылка Менедема стала шире.

Они стремительно скользили вперед – и под парусом, и под веслами. Ветер хлестал по воде, «Афродита» испытывала бортовую качку, когда волна за волной ударяли в ее левый борт.

Менедем выправлял движение судна так же машинально, как и дышал, и столь же мало обращал внимание на то, что делал. Точно так же работали почти все моряки на акатосе. Соклей слегка побледнел под своим морским загаром, но даже он удерживал равновесие, когда под ним покачивалась палуба.

Жена Полемея снова перевесилась через борт, отдавая морю все, что съела. Менедем очень хорошо это заметил, но не испытал к пассажирке ни малейшего сочувствия, потому что она выказала себя женщиной дурного нрава. У Полемея хватило здравого смысла снять свой корселет, прежде чем перегнуться через борт рядом с ней.

Менедем не возражал бы, чтобы тот полетел прямиком в море, если бы это не означало потерю сорока мин.

А потом Аристид выкрикнул:

– Земля! Земля прямо по курсу!

Менедем не видел земли. В этот момент дождь зарядил еще пуще, но, как сказал Менедем Полемею, он держал Аристида на баке именно из-за его исключительно острого зрения.

– Греби назад! – заорал Менедем гребцам. – Подбери парус! – крикнул он другим морякам, и те изо всех сил потянули за канаты, поднимая огромный квадратный парус к рее и выжимая из него ветер. – Лотовый – вперед! – добавил Менедем, ругая себя: ведь хотел отдать эту команду раньше, а потом совсем о ней забыл.

Он потянул за одно рулевое весло и толкнул вперед другое, отводя нос «Афродиты» прочь от опасности, замеченной Аристидом.

Когда судно повернулось, Менедем и сам разглядел маленький островок или, скорее, большую скалу; до этого торчащего из воды препятствия оставалось всего около плетра. Такой островок мог запросто погубить торговую галеру. Конечно, на нем не было никакой пресной воды, и там негде было бы вытащить судно на берег…

– Двенадцать локтей! – выкрикнул лотовый, вытащив линь и снова со всплеском бросив его в море. – Десять с половиной!

– Гребите, как обычно! – проорал Диоклей, как только нос акатоса отвернул прочь от островка. – Гребите сильнее, ублюдки! Риппапай! Риппапай!

– Девять с половиной локтей! – завопил лотовый.

– Вся команда – на весла! – приказал Менедем.

Моряки бросились выполнять приказ. С каждым новым гребком все больше и больше весел опускалось в воду с обоих бортов, пока все сорок моряков не заняли свои места. Никто никому не мешал; команда достаточно хорошо сработалась, чтобы грести слаженно даже в таком экстренном случае. Триерарх на борту военной родосской галеры, может, и нашел бы к чему придраться, но Менедем остался вполне доволен.

– Одиннадцать локтей! – закричал лотовый, а потом: – Четырнадцать локтей!

– Мы отходим, – сказал Диоклей, когда опасность стала не такой острой.

– Да, похоже на то, – согласился Менедем. – Но, клянусь египетской собакой, я рад, что мы на акатосе, а не на неуклюжем крутобоком судне. Не хотел бы я пытаться уползти отсюда без помощи весел.

– И вправду, шкипер. – Келевст нахмурился точно так же, как Менедем. – Это было бы отнюдь не весело. Парусное судно, может, и сумело бы развернуться к югу, если бы кто-нибудь вовремя заметил эту проклятую штуку… Я сказал – «может».

– Знаю, – кивнул Менедем.

Он понял, что имел в виду Диоклей. «Может, да, а может, и нет» – все имело свою оборотную сторону, так на родосской драхме с одной стороны была изображена роза, а с другой – Аполлон.

Полемей и другие пассажиры все время оставались на носу судна. Менедем надеялся, что племянник Антигона вернется на корму и извинится за свои жалобы насчет Аристида, но верзила-македонец ничего подобного не сделал.

«Что ж, и пошел он к воронам, – подумал Менедем, снова поворачивая торговую галеру на запад. – Я-то знаю, какой задницей он себя показал, даже если сам Полемей этого не осознает».

* * *

Два дня спустя после того, как они чуть не сели на мель в Кикладах, «Афродита» вернулась на Кос.

Соклей наблюдал, как Полемей смотрит на северо-восток, туда, где узкий канал отделял остров от Галикарнаса на анатолийском материке. Если бы на военных галерах Антигона, базирующихся в Галикарнасе, знали, кто находится на борту «Афродиты», эти суда наверняка вышли бы в море, чтобы попытаться захватить акатос. Но если не считать галер, патрулирующих море напротив города, все суда оставались на якоре.

Когда Полемей посмотрел туда, где находилась цитадель его дяди, его могучие руки сжались в кулаки и он прорычал что-то на македонском. Соклей не понял слов, но сомневался, что то были похвалы в адрес Антигона или его сыновей.

В паре стадий от полиса наперерез «Афродите» устремился пятиярусник с развевающимися стягами Птолемея с изображением орлов.

– Что за судно? – закричал офицер на борту военной галеры, приставив ладони ко рту, чтобы голос разнесся дальше.

– «Афродита», мы вернулись из Халкиды, с Эвбеи! – завопил в ответ Соклей, надеясь, что людям Птолемея было приказано ожидать появления акатоса.

– Я – Полемей, сын Полемея, – громогласно крикнул их пассажир. – Явился, чтобы присоединиться в качестве равноправного союзника к Птолемею, сыну Лагоса, против моего проклятого, поганого, забытого богами дяди!

На Халкиде Полемей помнил, что не станет равноправным союзником. Теперь же он находился на борту маленькой торговой галеры с жалкой пригоршней телохранителей, тогда как Птолемей имел на Косе армию, а вблизи острова – огромный флот. Приблизившаяся к «Афродите» военная галера могла бы расщепить акатос на лучинки своим огромным тараном с тремя бивнями. Лучники и катапульта, имевшиеся на борту пятиярусника, могли бы засыпать акатос стрелами и дротиками до тех пор, пока судно не превратилось бы в ежа. Моряки Птолемея могли бы высадиться на борт торговой галеры и перерезать там всех людей до последнего. Учитывая все это, Соклей сомневался, что на месте Полемея он бы осмелился требовать равноправия с правителем Египта.

Но пока что вероломному племяннику Антигона такое поведение сошло с рук.

– Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать, почтеннейший и самый выдающийся из людей! – воскликнул офицер Птолемея, как будто приветствовал Александра Великого или полубога вроде Геракла. – Мы не ждали тебя в ближайшие дни, – продолжал он и помахал Соклею, который первым ответил на его оклик. – Поздравляю с успешным завершением плавания!

Соклей, в свою очередь, помахал Менедему, стоявшему у рулевых весел.

– Капитан судна – мой двоюродный брат. Я всего лишь тойкарх.

– Браво! – крикнул человек Птолемея Менедему, который поднял руку, отвечая на похвалу. – Следуйте в гавань. Птолемей будет очень доволен, что вы привезли на Кос его союзника.

Соклей заметил, что офицер ничего не сказал о том, что племянник Антигона будет равноправным союзником, и гадал, заметил ли это сам Полемей.

Офицер зашагал по палубе военной галеры к корме, где заговорил с человеком в темно-красном, застегнутом на горле плаще; Соклей рассудил, что это капитан пятиярусника. Потом человек в плаще выкрикнул приказ. Соклей услышал крик, но не смог разобрать слова. Впрочем, у него не ушло много времени на то, чтобы догадаться о сути приказа: начальник гребцов пятиярусника стал задавать ритм, и длинные весла военного судна врезались в воду. На двух рядах на каждом весле сидели по два гребца; только таламиты на самом нижнем ярусе управлялись с веслами в одиночку. Хотя на это ушло не так уж много мускульной силы, военная галера быстро набрала скорость и заскользила прочь от «Афродиты».

– Вы слышали его, ребята? – окликнул Менедем свою команду. – Давайте отведем судно в порт. Келевст, задай быстрый темп!

– Слушаю, шкипер, – ответил Диоклей.

* * *

Как и раньше, гавань Коса была набита судами, как амфора – оливками. Мачты, подобно безлиственному лесу, поднимались в небо.

– Туда! – воскликнул Соклей, указывая на свободное место.

Менедем направил судно в ту сторону. Моряки судов, уже пришвартованных в гавани, стали выкрикивать предупреждения и приготовили шесты и длинные весла, чтобы отталкивать «Афродиту». Но Менедем заставил ее встать на свободное место, не поцарапав стоящих рядом судов.

– Спасибо, что высмотрел нам местечко, – сказал он Соклею.

– Тебе спасибо, это же ты нас сюда втиснул, – ответил тот.

Его двоюродный брат ухмыльнулся.

– О, я всегда найду способ втиснуться кое-куда.

Соклей скорчил ему рожу. Менедем засмеялся.

По пирсу к «Афродите» поспешил офицер – как заметил Соклей, тот же самый, что допрашивал их в прошлый раз. Офицер тоже узнал его и окликнул:

– Вы вернулись! И привезли с собой племянника Антигона?

– Эгидодержавный Зевс! – громыхнул Полемей. – Ты за кого меня принимаешь, коротышка? Иди и скажи своему господину, что я здесь.

– Да, иди и скажи ему, ради всех богов, – эхом повторил Менедем, а потом, посмотрев на Соклея, добавил потише: – Скажи ему, что он должен нам сорок мин.

– А я надеюсь, ему не надо об этом напоминать, – проговорил Соклей.

– Вот именно, что надеешься, – обеспокоенно сказал Менедем. А потом пояснил причину своего беспокойства: – Что мы сможем сделать, если он надует нас теперь, после того, как мы уже доставили товар?

– Сам Птолемей? Ничегошеньки не сумеем сделать. Даже не сможем пожаловаться на него властям. Что касается Египта, он и есть та самая власть. – Соклей думал об этом всю дорогу от Халкиды. – Но мы можем ославить его перед всеми знакомыми родосскими торговцами. Вряд ли ему бы это понравилось. Птолемею нужно, чтобы родосцы оставались с ним в дружеских отношениях. Менедем поразмыслил и кивнул.

– Очернить имя человека – самая страшная месть.

– Да, так и есть, – согласился Соклей. – Мы снова и снова возвращаемся к тому, как несправедливо изобразил Сократа в «Облаках» Аристофан, а ведь Сократ даже не заслужил такого.

– Вот к этому мы как раз и возвращаемся снова и снова – к тому, заслужил он такое или нет, я имею в виду. – Менедем протестующе поднял руку. – Я не хочу говорить об этом сейчас, спасибо большое.

Поскольку и Соклей был сейчас не в настроении затевать спор, он отвернулся. Офицер Птолемея все еще стоял на пирсе, но человек в одноцветном хитоне уже торопливо шагал в город. Скоро Птолемей тоже узнает о возвращении «Афродиты».

– Мы получим плату, – пробормотал Соклей. – Я и в этом уверен. И тогда сможем двинуться в Афины и узнать, что думают философы о черепе грифона. И в придачу посмотреть, что мы можем за него выручить, – торопливо добавил он, упредив реплику брата.

– Мы так и поступим, – ответил Менедем. – А еще я смогу провернуть в Афинах… кое-какие другие дела.

Он метнул быстрый взгляд на офицера. Только крошечная пауза говорила о том, что капитан «Афродиты» имеет в виду контрабандные изумруды, и понять это мог лишь тот, кто знал, что они у Менедема есть.

Жена Полемея снова начала жаловаться, ей не понравилось, что их с мужем не свели немедленно с акатоса и не доставили к Птолемею… А может, она жаловалась потому, что Птолемей не явился немедленно в гавань, чтобы их встретить. Племянник Антигона всеми силами старался успокоить супругу.

Соклей спрятал улыбку, подумав: «Вряд ли у него есть большой опыт миротворца».

Прошло немного времени, и посланец офицера вернулся в сопровождении двух дюжин вооруженных гоплитов в доспехах. Соклей и Менедем обменялись взглядами, которые говорили, что Птолемей явно не хочет рисковать, опасаясь нарваться на неожиданности со своим новым союзником. Отряд, смахивавший на почетную стражу, был таким многочисленным, что с легкостью справился бы с телохранителями Полемея, если бы те причинили какое-нибудь беспокойство. Теперь, как рассудил Соклей, беспокойства от них, скорее всего, не будет.

Посланец сказал:

– Птолемей рад приветствовать на Косе еще одного врага злого тирана Антигона и приглашает Полемея, сына Полемея, и его людей в свою резиденцию. – А затем, как будто вспомнив об этом в последний момент, он добавил: – Птолемей также приглашает двух родосцев, которые так быстро доставили сюда Полемея.

«Вот и прекрасно, – подумал Соклей. – Он собирается нам заплатить».

Однако у него была еще одна причина для радости. Он и сам много бы заплатил, чтобы понаблюдать за встречей двух македонцев с похожими именами. Однако взятка не позволила бы ему этого увидеть, позволила только щедрость Птолемея.

Соклей с Менедемом сошли по трапу на пристань, пока Полемей и его товарищи возвращались с носа на корму.

Как только все покинули судно, племянник Антигона возглавил процессию, зашагав сразу за посланником Птолемея и офицером. Менедем, и сам гордый и вспыльчивый человек, казалось, готов был оспорить у Полемея это место. Перехватив взгляд двоюродного брата, Соклей покачал головой. В данной ситуации Полемей был тунцом, а капитан и тойкарх «Афродиты» – всего лишь парой килек. К облегчению Соклея, Менедем не стал упорствовать, а пристроился сзади рядом с ним.

Они подошли к резиденции Птолемея; воины правителя Египта окружали телохранителей Полемея, а те толпились вокруг своего хозяина и его жены. Понаблюдав некоторое время за всеми этими кивающими плюмажами из конского волоса и за всей этой сверкающей бронзой, Соклей перевел взгляд на свой простой хитон, потом на хитон Менедема и обратно.

– Мы не одеты, – пробормотал он.

– А мне плевать, – ответил Менедем; ему даже больше, чем Соклею, было свойственно моряцкое безразличие к модным одеждам и отвращение к доспехам. – Зато мы не печемся, как пара буханок в печи.

Жаркое солнце стояло высоко, и к тому времени, как они приблизились к дому, которым Птолемей пользовался как своим, Соклей начал потеть. А воины наверняка уже спеклись.

У дверей Полемей затеял спор с офицером Птолемея, который отказался впустить его телохранителей.

– Если ты полагаешь, что тебе нужны телохранители, чтобы иметь дело с Птолемеем, о почтеннейший, – сказал офицер, – тебе вообще не следовало являться на Кос.

Полемей кипел от гнева, но вынужден был уступить.

«Вот и надейся на то, чтобы быть равноправным союзником», – подумал Соклей.

Племянник Антигона пошел на уступки:

– У Птолемея хотя бы найдется рабыня, чтобы проводить мою жену в женские комнаты? Обстоятельства сложились так, что с тех пор, как я оставил Халкиду, она пробыла на глазах мужчин больше, чем следовало.

– Конечно, господин. Позволь мне позаботиться об этом. Уступив один раз в мелочах, офицер Птолемея теперь подчеркнул, каким неуступчивым он может быть в более серьезных вопросах. Он исчез в доме и вернулся мгновение спустя со словами:

– Девушка-рабыня будет ждать твою жену. Пойдем со мной.

Он начал было поворачиваться, но потом щелкнул пальцами, досадуя на самого себя.

– И вы, родосцы, тоже пойдемте.

Соклей и Менедем прошли сквозь толпу воинов, чтобы добраться до двери. Люди Птолемея просто стояли в сторонке, а телохранители Полемея сердито таращились на родосцев. Этих воинов специально обучали и платили им деньги, чтобы они защищали своего хозяина, но, оставаясь здесь, они не смогли бы выполнить свою работу. Впрочем, даже если им бы разрешили войти, их все равно превосходили бы числом люди Птолемея, но до телохранителей племянника Антигона это не доходило. Они не хотели оставаться по одну сторону двери, в то время как Полемей был по другую, и негодовали на любого, кому разрешили войти.

Миновав приемную и выйдя во двор, Соклей мельком увидел рабыню с неприкрытым лицом – она вела жену Полемея к лестнице, поднимающейся к женским комнатам. Полемей стоял во дворе, глядя им вслед.

Птолемей вежливо подождал в андроне, пока жена его нового союзника не скрылась из виду, а потом показался со словами:

– Радуйся, Полемей. Добро пожаловать на Кос.

Он протянул руку, и Полемей пожал ее. Племянник Антигона был на целую голову выше повелителя Египта и вдобавок на двадцать лет его моложе. Но ни рост, ни молодость не стоили здесь ни халка. Птолемей, крепкий и массивный, был более сильным из них двоих.

И он принимал это как должное, потому что продолжил, не дав Полемею ответить:

– Мы нанесем несколько крепких ударов твоему дяде.

– Я трахну его в задницу вместо колбасной шкурки, – заявил Полемей.

Грубая непристойность покоробила Соклея. Ему и не снилось, чтобы даже македонец мог выпалить что-нибудь столь вульгарное, но Птолемей лишь засмеялся.

И Менедем засмеялся тоже.

Должно быть, на лице Соклея отразился ужас, потому что Менедем наклонился к нему и прошептал:

– Это Аристофан.

– Да? – шепнул Соклей в ответ.

Менедем кивнул.

Соклей посмотрел на Полемея с непривычным уважением. Тот не только процитировал автора комедий – хотя и строчку же он выбрал! – но был достаточно проницателен, чтобы догадаться: Птолемей узнает цитату, и она не вызовет у него отвращения.

– Тебе представится такой шанс, – сказал правитель Египта. – Мне понадобится каждый талантливый офицер, а когда подтянутся твои люди, я найду и для них хорошую службу.

У племянника Антигона был такой вид, будто он разжевал незрелую айву. То, о чем говорил Птолемей, ничем не напоминало равноправный союз. Очевидно, племянник Антигона ясно это понял, потому что сказал:

– А я думал, мы будем партнерами.

– Мы ими и будем, – легко согласился Птолемей и хлопнул Полемея по спине. – Входи в андрон, выпьем за все, что мы сделаем с Антигоном.

Он помахал Соклею и Менедему.

– И вы, ребята, тоже входите. Ни о чем не беспокойтесь – я ведь пообещал, что вас не забуду.

В андроне раб налил вино Птолемею и Полемею, а потом двум родосцам. Соклей совершил небольшое возлияние и, выпив, приподнял брови. Во-первых, вино было крепким, разбавленным водой в соотношении один к одному или вроде этого. Во-вторых…

– Прекрасное вино, господин, – сказал Соклей. – Если оно с Коса, мне бы хотелось знать, где ты его раздобыл. Не помешало бы погрузить немного такого вина на «Афродиту». Мы получим за него хорошую цену.

– Оно наверняка лучше, чем тот отдающий смолой уксус, который вы пьете со своими моряками, – заметил Полемей.

– Думаю, это местное вино, но о деталях ты должен спросить моего управляющего. – Птолемей небрежно махнул рукой. – Гадаете, как потратить серебро, которое вы от меня получите, да?

– Да, господин. А почему бы и нет? – отозвался Соклей.

Потому что Птолемей мог и не заплатить – таков был вполне очевидный ответ на его вопрос. Но Соклей не хотел о таком даже и думать.

– Конечно, конечно, юноша, – кивнул Птолемей. – Ты отлично выполняешь свою работу, от человека невозможно требовать большего. И вы с твоим капитаном доставили сюда этого здоровяка, – он указал подбородком на Полемея, – очень-очень быстро, за что я любезно вас благодарю. Что ты о них думаешь, Полемей?

– Оба слишком распускают языки. А этот, – племянник Антигона уставился на Менедема, – еще и таращится куда не надо. Но, – неохотно добавил он, – они и вправду хорошо управляются с судном.

– У родосцев есть к этому талант. Должно быть, потому, что они островитяне, – проговорил Птолемей.

Вошли двое служителей, неся большие кожаные мешки. Когда они положили свою ношу перед Соклеем, в мешках звякнуло.

Глаза Птолемея сверкнули.

– Здесь ваше вознаграждение. Полагаю, вы не захотите сосчитать и взвесить монеты, чтобы убедиться, что я вас не обманул.

– Нет, господин, – ответил Соклей. – То, что ты готов позволить мне это сделать, уже само по себе лучшее свидетельство твоей честности.

– Вот видите, я же говорил! – прогрохотал Полемей.

– В том, что человек заботится о своих делах, нет ничего оскорбительного, – сказал Птолемей. Он указал на северо-восток, туда, где находился Галикарнас. – А у нас с тобой есть кое-какие дела, связанные с Антигоном.

– О да, – согласился вероломный племянник Антигона. – Но лучше не говорить о делах там, где эти парни могут услышать. – Он указал на Соклея и Менедема, как будто те были частью меблировки и ничего не понимали.

Соклею захотелось ощетиниться, но он не мог позволить себе выказать гнев. Однако его двоюродный брат не стерпел, огрызнувшись: