Текст книги "Цель вижу! Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Негривода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

И…

За спиной Зои сухо щелкнули три десятка передернутых затворов автоматов разведчиков…

Глаза Онищенко расширились так, что едва не вылезли из орбит:

– Вы хоть понимаете, что делаете, капитан? Вы препятствуете проведению операции «Смерша»! Под трибунал, как саботажник захотели?

– Я требую объяснений! – Ответил Карпин. – И если старшина действительно в чем-то виновата, то она будет арестована и доставлена в «Смерш» дивизии моими людьми, а не вашими падальщиками! И не советую вам, капитан, пытаться арестовать старшину силой – не получится!..

«Смершевец» был горд, но не глуп…

Он прекрасно понимал, что они втроем, водитель был не в счет, ничего не смогут противопоставить трем десяткам опытных разведчиков. Но и «позорно» бежать с «поля боя» он тоже не хотел, чтобы не уронить перед своими солдатами свой, и так не особо высокий, авторитет…

И он проговорил жестко:

– Старшина нарушила приказ вышестоящего командира, мой приказ, явиться для выяснения обстоятельств!

– Каких обстоятельств, капитан?

– Грубого нарушения воинской дисциплины по отношению к вышестоящему начальству, и оскорбления его действием в присутствии свидетелей! – Выпалил Онищенко, и зло зыркнул в сторону Морозовой.

– Не понял? – Опешил капитан-разведчик, и обернулся к старшине. – Какое такое «оскорбление действием»? Кто кого оскорбил, старшина? Что между вами вообще произошло?!!

Зоя в опор, словно прицеливалась через свой проверенный оптический прицел, посмотрела на «смершевца», и тот не выдержав этого, прожигающего насквозь взгляда, отвел глаза в строну…

– Я залепила пощечину молодому хаму в капитанских погонах «Смерша», потерявшему всяческий стыд и совесть за то, что он решил, что я молоденькая девочка, которая не скажет ни слова, когда контрразведчик лапает ее за ногу!.. Капитан попросту получил пощечину по морде!..

Он чеканила каждое слово, и слова эти, словно пудовые гири, падали в полнейшей тишине. И настолько они были тяжеловесны эти слова, что казалось, даже дорожная пыль поднимается под ними фонтанчиками, как это бывает во время внезапной летней грозы на пыльной полевой дороге…

Карпин медленно перевел взгляд на «смершевца», и так же медленно проговорил:

– И ты считаешь, мерзота, что это и есть то веское основание для того чтобы лишить целую дивизию лучшего снайпера, арестовав старшину Морозову, и это перед самым наступлением?

– Я отдал приказ старшине, явиться после командира полка ко мне в кабинет, для разбора данного инцидента! – Ответил Онищенко с вызовом, видимо так и не поняв до сего момента, с кем имеет дело. – Старшина этот приказ проигнорировала! И это есть основание для ареста! Сознательное невыполнение приказа во время боевых действий! А это уже очень серьезная статья, капитан! Вплоть до высшей меры, без суда и следствия!.. А тут еще и «оскорбление офицера действием»…

И тут за спиной Зои раздался злой, до боли знакомый, громкий, с легкой хрипотцой, голос:

– «Без суда и следствия», говоришь!.. Получил от бабы пощечину за свои поганые мысли и телодвижения, и «оскорбился», говоришь!.. Да ты, падла, даже не представляешь себе, что это значит «оскорбление действием»!..

Никто даже не успел сообразить, как в свете фар прямо перед капитаном-«смершевцем», словно из-под земли выросла крепкая сухощавая фигура…

– Это сейчас я тебя оскорблю!!! Действием!!! Чтобы ты, падла, на всю жизнь запомнил!!!

А дальше все произошло в считанные секунды…

– Хрясть! Хрясть!..

Эти кулаки знала вся разведрота… И это был давным-давно отработанный прием для захвата «языка»… И за все годы не случилось ни одного провала или сбоя…

Первый удар, прилетевший в челюсть сбоку, тот, что в боксе называют свингом, молодой и крепкий здоровьем капитан Онищенко «удержал»… Хотя… Он просто устоял на ногах, но, это было видно со стороны, потерял ориентацию в пространстве… Боксеры называют это – состояние грога…

Может быть, если бы у него было бы немного времени, хотя бы полминуты, он бы и восстановился, но…

Прилетевший через секунду, снизу по челюсти, апперкот, попросту опрокинул его в дорожную пыль… «Смершевец» рухнул не землю всем телом, словно подкошенный колос на сломанных глиняных ногах, взмахнув руками в стороны, как крыльями… И затих, потеряв сознание…

Нет, этот разведчик никогда в своей жизни не занимался боксом, и, скорее всего, даже не слышал о таком спорте, но… Годы службы в полковой разведке научили его очень многому… Он просто бил… Бил так, как это делал с врагами за линией фронта, или в рукопашной схватке на линии атаки…

– Стоять! Назад, Якушин! Назад! – Рявкнул Карпин, и бросился к своему старшине. – Стоять!

Он повис на правой увесистой руке старшины, а на левой уже повис лейтенант Найденов…

Сержанты-«смершевцы», совершенно обалдевшие поначалу от того, что только что увидели, резко вскинули автоматы…

Да так и замерли, как памятники, услышав суровый голос:

– А ну не балуй оружием, шпана! Тут вам не детишки собрались!

Сержант Игнат Онопкин, старшина разведроты, вышел из толпы разведчиков, которые в одну секунду окружили «смершевцев» и взяли на прицелы своих автоматов, и, схватив ППШ застывших сержантов прямо за стволы, дернул на себя:

– Ну-ка!!! Дай сюда!!! Пока не поранились, не приведи Боже!..

Он отстегнул диски от автоматов, забросил все это «железо» в «Виллис», и проговорил ровным голосом, обращаясь к водителю, который уже давно превратился в соляной столб:

– Чего замер, земляк? Заводи свою тарахтелку! Быстро!

– Гр-р-р-р-р!!! – Ответила машина работающим двигателем.

Игнат обернулся к обезоруженным сержантам:

– Ну-ка, голуби, взяли своего капитана, погрузили в машину, и вон на хер отсюда, от греха подальше! – Проговорил сержант почти ласково. – Бегом! Пока мои орлы на вас совсем не осерчали! Быстро!

Через считанные секунды «Виллис» унесся вдоль по улице, увозя нокаутированного Онищенко, и обескураженных младших сержантов…

– Ты чего натворил, Степаныч! – Пришел в себя капитан Карпин. – Ты хоть понимаешь, что ты натворил?

– Сволочи рыло помял, немного… – Ответил Якушин, который только сейчас сумел перевести дыхание от захлестнувших его эмоций. – Чтобы запомнил, как с хорошими людьми обращаться…

– Дурак!!! Совсем дурак!!! – Рявкнул в сердцах капитан. – Эта сука такое дело уже просто так не оставит! И не поймет же ни хрена! Будет считать себя правым!!! Твою мать, старшина! Что ж ты наделал-то!!!

Капитан, да и не только он – вся рота, смотрели на Якушина с уважением и… Как на призрака… Все, да наверняка и он сам, понимали, что Онищенко просто так это не оставит – служба у него такая… И неприятностей, очень больших неприятностей, надо ожидать в очень ближайшее время…

И капитан решился:

– Найденов! Остаешься в роте за старшего, лейтенант! Выставить часовых по периметру! Без моего личного приказа никого в расположение роты не впускать! Занять круговую оборону! Роте – боевая готовность!..

– Есть! – Ответил лейтенант.

– Онопкин!

– Я, товарищ капитан!

– Заводи мой «Виллис», сержант! Сядешь за руль! Быстрее Поликарпыч – время не ждет!

Игнат, неожиданно для его возраста метнулся куда-то в темноту, а Карпин, тем временем, продолжил отдавать приказы:

– Якушин, Морозова! – Он задержал взгляд на старшинах, которые, не обращая внимания на происходящую вокруг них суету, просто стояли друг напротив друга и смотрели в глаза. – Поедите со мной! К командиру полка…

Он пропустил в остановившийся рядом «Виллис» Зою, потом Якушина, и уселся сам на переднее сидение:

– Может еще и пронесет… – Пробормотал капитан себе под нос, и повернул голову к водителю. – Поехали Игнат… Да побыстрее – времени, так может статься, у нас уже и нет…

Джип рыкнул мотором, и сорвался с места с пробуксовкой, выбрасывая из-под колес фонтан мелких камешков и пыли…

***

…Они уже целый час сидели в кабинете полковника…

Уже все было рассказано, и теперь все, Якушин, Морозова, сержант Онопкин, капитан Карпин, все ждали слова командира полка…

А Николаев только курил одну за другой папиросы «Казбек», уставившись в темень окна, и молчал…

И это нервное молчание явно затянулось…

Наконец полковник подошел к своему столу и уселся на его край:

– Ну и наворотили же вы делов, разведчики, мать вашу!.. – Проговорил он как-то устало. – И вроде бы взрослые и опытные люди!.. И вроде бы правильно все, и Онищенко по морде за дело получил… Да только… Только вот как теперь всю эту кашу расхлебать – ума не приложу!..

Он закурил очередную папиросу, и проговорил:

– Онищенко, эта гнида, это дело просто так теперь не оставит!.. Ему очень в «майоры» хочется, а это для него шанс!.. Сволочь!.. И, помяните мой слово – он в штаб дивизии поехал, чтобы поскорее все это дело раздуть… И очень скоро заявится, гад! И думаю, что не один!.. – Полковник посмотрел на старшину-разведчика, и проговорил с горечью в голосе. – Как же ты не сдержался, Петр Степаныч? Что ж ты натворил-то, товарищ гвардии старшина?!! Ведь под трибунал же теперь пойдешь…

– Товарищ полковник!.. – Морозова вскочила с жесткого стула, подошла к Николаеву вплотную и проговорила шепотом. – Сережа!.. Сделай что-нибудь!.. Ты же командир полка!.. Гвардейского полка, Сережа! Ведь теми разведданными, что Петя из-за линии фронта таскал, вся дивизия жила!.. Поговори с генералом Игуменным, Сережа… Ведь Петя единственный в твоем полку полный кавалер «Славы»! Ведь всю же войну с первого дня с тобой прошел!.. Как же это? Где же справедливость-то? Ведь этот гаденыш Петра и расстрелять может…

– Да вы, Зоя Павловна, лучше о себе самой подумайте – капитан и на вас огромный зуб вырастил!.. – Ответил зло Николаев. – А расстрелять… Нет! Этого я не допущу!.. Но и особо помочь ничем не смогу – формально Онищенко прав по всем статьям, и Якушина за нарушение субординации и воинской дисциплины ждет, и это как минимум, разжалование, лишение всех наград, и штрафной батальон… Это в самом лучшем случае, Зоя Павловна!.. Если сумеем с этой сволочью договориться…

Ситуация была предельно ясна всем, и говорить попусту никому не хотелось… Все знали методы работы «Смерша», вот и ждали… Если до утра Онищенко не проявится, то это будет означать, что он все понял, и не стал раздувать из обычной, мужской драки, ничего особенного…

Но…

До утра было еще около 9 часов нервного ожидания…

А Зоя… Старшина Морозова… В ее голове вихрем, снежной пургой вертелись воспоминания… Все то, что было связано с Петром Якушиным… С человеком, в котором она нашла на войне родственную душу… С человеком, который уже давным-давно переживал свою собственную душевную боль…

***

…Они частенько сидели вот так, вдвоем в тишине подальше от людей, где-нибудь в поле на пригорке или лесу, если, конечно позволяла война, и вели эти тихие беседы о судьбе…

– Расскажи о своих, Петро… – Говорила Зоя, поглаживая рукой зеленеющую траву. – Ведь вижу же, что мучаешься… Расскажи…

Якушин был если и не ровесником, то не намного старше самой Зои. Крепкий, жилистый, сильный мужик, лет «сорока с копейками», он был истинным воплощением спокойствия и… Наверное это странно услышать о человеке, прослужившем много лет на войне в войсковой разведке… Петр был настоящим воплощением человеческой доброты!..

Настоящий, спокойный, размеренный, и, по-настоящему добрый, мужик…

– Да что там рассказывать, Зоя… Рассказывать-то и нечего… Не знаю я про них ничего…

– Да как же такое может быть-то?

– А как… – Хмыкнул Петр. – Я 22 июня как услышал, что немец напал, так собрал котомку, и пошел в военкомат добровольцем…

– А семья?

– А что семья, Зоя?.. Мы же с тобой, как оказывается, почти земляки… Ты из самого Киева, а я из Княжичей… Знаешь такую деревню? Под Броварами она, километров пять…

– Княжичи? – Удивилась Зоя. – Бровары знаю – это километров 15-20 от Киева… А вот Княжичи… Честно говоря, даже и не слышала, Петя…

– Да и не важно это… – Отмахнулся Петр. – Так вот я, и еще мужики, из деревни в Киев на заработки ездили… Я ж плотник, Зоя… И хороший плотник…

В такие моменты сержант Якушин всегда «загорался»!.. Было видно, что этот человечище на самом деле любил свое, такое нужное людям дело:

– В наших Княжичах из новых домов, почитай все моими руками срублены!.. От самого основания, и под крышу!.. Вот… Так вот тогда, в июне 41-го, мы с нашими сельскими плотниками в Киеве работали… Ну, а как узнали, что война, я домой смотался, со своими попрощаться, взял вещички кое-какие, да и в областной военкомат…

– Как же тебя в инженерную роту-то не определили, с таким-то талантом, Петя? – Улыбнулась Морозова.

– Да-а… Один там был… Все вперед рвался… Народ в очереди стоит, ждет своего часа, чтобы в армию оформиться, а этот… Молодой еще совсем, а такой, знаешь, ушлый проныра… Мне, говорит, на фронт нужнее всего! Я, мол, спортсмен, Мастер Спорта СССР, расступись толпа, я иду!.. – Ухмыльнулся своим воспоминаниям Якушин. – Проталкиваться начал… Ну, я его и успокоил немного…

– В морду дал, что ли? – Заулыбалась Зоя.

– А что? Смотреть, как оно, малое, поперек батьки в пекло лезет?.. «Приголубил» немного… И на соседнюю лавочку отдохнуть отнес…

– И что?

– А он чемпионом Украины по боксу оказался…

– Во ты даешь, Петя! – Засмеялась Морозова. – Я, кажется, даже знаю его фамилию!.. Слышала я про тот случай!..

– Да не важно это… Просто потом получилось… Там милицейский патруль шел… Вот они его в чувство-то и привели… А он тут же жаловаться… А я к тому времени уже к военкому в кабинет зашел… Ну ввалились они всем скопом, этот давай в меня пальцем тыкать, а военкому свои документы под нос совать… – Якушин даже усмехнулся своим воспоминаниям. – Я-то уж тогда, признаться, даже струхнул немного… А вот военком нормальным мужиком оказался, настоящим!.. Посмотрел на этого чемпиона, потом на меня… Спросил кто я и откуда… Да и определил в полковую разведку…

– Ну и история, Петя! – Смеялась от всей души Морозова. – Кому расскажешь – так не поверят же!

– Он меня, этот парнишка, все выспрашивал потом, кто мне такой удар ставил, какой тренер!.. А какой там, в наших Княжичах, тренер, Зоя?!! Топор!!! Когда сруб-пятистенок рубишь целый день, да и не один день, так там и сила нужна, чтобы целый день топором махать, и точность – не туда ударил и бревно уже не годно!.. Вот и весь мой тренер… Такие-то дела…

Зоя откровенно ухохатывалась от его непосредственности, но…

– Ну, а семья-то твоя что?

– Две дочки у меня… Десять и двенадцать лет им тогда, в 41-ом было… Ну, и жена, понятное дело… – И такая неземная грусть появлялась в такие моменты в глазах сержанта, что ни одно сердце не выдержало бы. – Три моих ангела…

– А звать-то их как, Петя?

– А не поверишь! – Улыбался грустно сержант. – Жена – Надежда… Надюшка моя… А уж дочкам она сама имена придумывала… Она же у меня учительница сельская… Начитанная, грамотная… Всякие там премудрости и истории знает… Вот и меня научила немного… А дочки… Любашка – старшая, а Верочка – младшая…

– Подожди! – Вскинулась Зоя. – Так получается, что у тебя в семье все три нимфы – Вера, Надежда и Любовь?!!

– Это Надюшка моя так придумала… – Улыбнулся в ответ Петр. – Все говорила, что это наш дом от всяких напастей сохранит…

– А потом-то что?

– Не знаю я, Зоя, что потом!.. – Этот вопрос всегда вызывал у сержанта злость, которой он, скорее всего именно так и было, прикрывал свою душевную боль. – Кто ж думать-то мог тогда, что мы Киев так быстро отдадим… И покатилась наша армия на восток… Не успел я ничего, да и не мог сделать… Не дезертировать же мне было!.. Ничего не знаю, Зоя, про свою семью! Ни-че-го!!! Может эвакуироваться успели, или бежать… А может и под немцами в оккупации… Ничего я про них не знаю, Зоя, до сего дня!

– Любил жену-то, Петро?

– Больше жизни! – Отвечал сержант, не задумываясь. – И сейчас люблю! И искать буду, пока не сдохну! Ангелов моих – Надюшку, Верунчика и Любасю… И я их найду… Жизнь положу, но найду!..

И такая была сила и уверенность в этих словах, что у Зои, в общем-то, не особо «слезливой» женщины, мурашки бежали по коже…

– Вот сидим мы тут с той, Петруша, два бобыля, Каждый со своим горем… А ведь про нас Бог знает чего, бойцы в полку говорят…

– А и пусть, Зоя! – Ответил сержант. – Нам-то что? У нас тобой одна песня, а у мужиков – другая… Да, может оно и к лучшему… Глядишь, никто и не станет к тебе навязываться – меня поопасется… А о нашей с тобой дружбе мы с тобой и сами все знаем… …Вокруг пели свои песни сверчки и цикады… Легкий ветерок шелестел в молодой листве… Природа расцветала, невзирая на войну… А на траве сидели два человека… Две израненные души, которые понимали друг друга без слов…

Жизнь… Судьба…

Какие только подарки сюрпризы и неожиданности не преподносит она людям!..

Именно так и случилось в этот раз…

Они любили друг друга! Любили!!!

Да только любовь эта была особенной!

Они любили, и сопереживали, перенося через эту любовь собственную, личную боль… Они любили друг друга, не как мужчина и женщина, а как брат и сестра, сопереживая и сочувствуя…

И им было плевать на все слухи, которые ползли про них по всему полку – они-то сами знали настоящую правду своих отношений!..

Так и пошло с какого-то времени…

Их, совершенно искренне, весь полк считал уже мужем и женой, наблюдая со стороны за тем, как они тепло и нежно общались, как ели из одного котелка, как спали под одной шинелью…

А Петр и Зоя…

Да они просто не обращали внимания на все эти взгляды!.. Просто здесь, на войне, вдруг встретились две, опаленные болью потерь, родственные души…

Они были просто братом и сестрой…

***

…Это произошло уже около полуночи…

Все, кто присутствовал до этого момента в кабинете комполка, уже начали надеяться, что все же пронесет нелегкая мимо…

Не пронесло…

В кабинете настойчиво зажужжал зуммер полевого телефона…

И комполка Николаев поднял трубку:

– «Заря-1» слушает!

Голос в трубке, рокотал так громко, что в звенящей тишине кабинета все присутствующие могли слышать каждое слово.

На том конце провода злым голосом говорил командир дивизии генерал-майор Денисенко:

– «Первый» на связи!!! Что у тебя, Николаев, твою мать, в полку происходит?!! Весь штаб дивизии на ушах! Совершено нападение на офицера контразведки, и на его бойцов!.. Вы что там, с ума все посходили, вашу мать!!!

– Разрешите доложить, товарищ «Первый»!

– Да какой там доложить!!! На кой хер мне твои доклады сейчас, Николаев, когда произошло ЧП на всю дивизию, если не на всю армию!!! Это дело уже и до начальника политотдела дивизии дошло! А начальник дивизионной контразведки, уже поднял по тревоге взвод своих бойцов, и отправил к тебе в полк! Что у тебя за бардак, Николаев!

– Разрешите доложить, товарищ генерал!

– Я спросил, что за бардак в гвардейском полку!!!

– Старшина не виноват, товарищ генерал!

– Невиновный не нападает на офицера контразведки, Николаев! Докладывай! Да побыстрее! …Прошло еще пять минут, за которые генерал не произнес ни слова, а только слушал слова полковника…

А когда Николаев закончил свой доклад, в телефонной трубке были слышны только шорох и хрипы эфира…

И наконец:

– М-да!.. Дела!.. – Пророкотала трубка генеральским баском. – Отличился твой Якушин сегодня… Дважды отличился!.. Да и Морозова хороша!.. Что думаешь делать, полковник?

– Старшин надо спасать, товарищ генерал! – Проговорил уверенным тоном Николаев.

– А всю разведроту во главе с капитаном Карпиным, что разоружила конвой спасать не надо?

– Это, я думаю, мы сами уладим, на месте а вот со старшинами сложнее… Тут у Онищенко личная обида…

– Да уж… Наворотили гору – не перелезешь… Только… Спустить все на тормозах уже не получится, Николаев… «Дивизионный контразведчик» «жаждет крови»…

– Товарищ генерал!.. Якушин самый опытный разведчик полка! Всю войну прошел! Единственный на весь полк полный кавалер «Славы»!.. Неужто отдадим его?!! Нельзя же так!

– Уже не единственный, полковник… Вечером с пакетом из штаба армии пришла «Слава» 1-ой степени на твою Морозову… Вашу мать!..

Генерал замолчал на минуту, видимо принимая нелегкое решение, а потом «вынес приговор»:

– Значит так, полковник… С этим орденом, для Морозовой, придется повременить… Пусть у меня пока полежит, до поры, до времени… Ни о каком представлении ее к Герою, сам понимаешь, теперь уже не может быть и речи… Ее-то я у конразведчиков отвоюю – она со своей винтовкой нам в очень скором времени может очень понадобиться… А вот с Якушиным… Его придется этому крокодилу Онищенко отдать, полковник… Тут без «крайнего» теперь не обойтись, а он виноват по всем статьям!.. – Было видно, что и генералу далось это решение нелегко. – Одно могу пообещать, что судить его военным трибуналом не будут… Об этом я с подполковником договорюсь – пойдет Якушин рядовым в штрафбат… Это все, Николаев!

– Когда нам ждать Онищенко, товарищ генерал? – Голос полковника стал каким-то глухим и утробным.

– Думаю, примерно через час… Я за это время поговорю с «дивизионным контрразведчиком»… – Ответил генерал. – И еще, полковник! Как только этот ухарь прибудет, сразу же свяжись со мной – это приказ! А то, как бы вы там всем скопом еще больших дров не наломали! А я его успокою! Все, Николаев, конец связи! Жду твоего звонка!

Полковник положил трубку на аппарат, и посмотрел на Якушина:

– Вот так, Петр Степаныч… Даже комдив ничего больше для тебя сделать не сможет…

– Значит, штрафбат… – Ответил старшина-разведчик. – Ну что ж… Знать судьба у меня такая…

И стал снимать с гимнастерки свои награды…

Все присутствующие в кабинете смотрели на него во все глаза, не понимая, для чего он это делает, пока он не достал тряпицу, и не заверну в нее все награды:

– Вот, Зоя… – Проговорил он, протягивая сверток Морозовой. – Будем считать, что я ушел в «поиск» за линию фронта… Не хочу, чтобы они «смершевцам» достались… Ванины награды ведь тоже у тебя… Вот пусть и мои будут рядом… Сохрани их, Зоя… Как память о старшине Петре Якушине… Там и адресок мой есть, что в селе Княжичи… Если что, так потом, после войны, Надюшке моей передашь, и все расскажешь, как оно было, есле найдешь ее, конечно… Чтобы небыла она женой предателя и труса…

– Хорошо, Петя… – Из глаз Морозовой выкатились две скупые, но очень горькие слезы. – Я все сделаю…

– Вот и добре, Зоя… – Улыбнулся вымученно старшина. – А я… Так чего уж теперь-то… Виноват – отвечу… Штрафбат, так штрафбат… Война совсем скоро уж закончится… Глядишь, может и выжить сумею…

Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент…

***

…По окнам кабинета мазнули желтым светом автомобильные фары, и перед крыльцом штаба полка образовалась какая-то суета…

Полковник Николаев подошел к окну, выглянул на улицу, а потом обернулся и проговорил тихо:

– А вот и Онищенко со своими архаровцами… Слетелись стервятники на легкую добычу!.. Но только мы еще потрепыхаемся, мать вашу!!!

Старшина Морозова вскочила со своего стула, подбежала к окну, и замерла, глядя на происходящее там, на улице…

А там…

Видимо Онищенко придумал для себя свою личную, «маленькую войну»…

За окном, перед штабным крыльцом из кузова полуторки выпрыгивали на землю солдаты в фуражках, и тут же разбегались в стороны, занимая «круговую оборону»…

А по коридору уже бухали тяжелые сапоги множества ног…

– Ну, вот и дождались воронов… – Проговорил полковник. – Что ж… Будем отбиваться…

Дверь кабинета командира полка отворилась без стука и настежь, словно ее пихнули ногой – в «лучших традициях» НКВД…

– Всем оставаться на своих местах! – Раздалась громкая команда офицера, а несколько бойцов в фуражках уже «просочились» за его спиной в кабинет, и рассредоточились по его периметру. – Спецоперация дивизионного «Смерша»!..

Старшина Якушин, судя по всему, вложил в свои два удара всю ненависть и презрение к капитану Онищенко…

Теперь лицо этого молодого хлыща узнать было довольно сложно…

За эти 3-4 часа, прошедшие с момента «нокаута», вся левая половина лица не просто приобрела темно-лиловый оттенок, заплыв огромным синяком, но и челюсть его распухла настолько, что обвисла в левой стороны как большой брыль у бульдога…

Да и говорил капитан Онищенко теперь не так бодро, как недавно, и не так внятно, с трудом выговаривая слова:

– Старшина Якушин, старшина Морозова, капитан Карпин! Сдать оружие и ремни! Вы арестованы!

– Отставить, капитан! – Рявкнул полковник Николаев. – На каком основании вы позволяете себе врываться в кабинет командира полка! Ну-ка! Прикажите своим людям немедленно покинуть кабинет! Быстро!

– Я здесь по распоряжению начальника контразведки дивизии подполковника Михайлюка! Вашими людьми, полковник Николаев, мне лично оказано вооруженное сопротивление при выполнении служебных секретных обязанностей! А так же была грубо нарушена субординация, так что…

– Так что ты, капитан, прямо сейчас прикажешь своим бойцам убраться отсюда в коридор! – Проговорил полковник, медленно и четко выговаривая каждое слово. – Иначе ваш Михайлюк, товарищ капитан, ровно через минуту узнает от меня о том, что вы, не имея на то никакого права, ворвались в мой кабинет во время проведения мною совершенно секретного совещания с полковыми разведчиками! И, кто знает, чем можно объяснить это ваше здесь появление именно в тот момент, когда на моем столе лежат совершенно секретные карты и схемы! Уж не заранее ли это продуманное появление, перед самым наступлением? Это первое!

Онищенко бросил растерянный взгляд на стол, где и в самом деле лежали карты, с нанесенными на них, не только позициями полка, но и уже были набросаны красным карандашом направления ударов стрелковых батальонов…

Знал бы еще капитан, что эти карты были брошены на «стол совещаний» ровно полминуты назад…

А Николаев продолжал:

– И второе, товарищ капитан – вы «грубо нарушили субординацию», говоря вашими же словами, когда обращались ко мне, старшему офицеру, в присутствии нескольких свидетелей на «ты» и без обращения «товарищ»!.. Вы забылись, товарищ капитан Онищенко! И мне, видимо, прямо сейчас придется поправить вашу память!.. – И тут полковник рявкнул так, что звякнули стекла окон. – А ну вон отсюда!!! Зайдете тогда, когда я вам это разрешу! Вон, или я прямо сейчас сам вас арестую!!!

Онищенко, понимая, что немного поспешил действовать, сделал небольшую ошибку, и тут же потерял инициативу, потому что полковник тут же обернул ситуацию в свою пользу, решил до конца на конфликт не идти… Он только кивнул головой, давая знак своим бойцам, и вышел из кабинета комполка самым последним…

– Так… Пару минут мы уже выиграли, мужики… – Проговорил едва слышно полковник. – И спесь с него сбили… Теперь легче будет разговаривать…

– Ни к чему все это, товарищ командир… – Проговорил так же тихо старшина Якушин. – Результат все одно будет тот же…

– Тот да не тот, Степаныч! Этот сучонок – карьерист! Ему на его биографии ни одного пятнышка не нужно… А если я сейчас позвоню Михайлюку, и доложу то, что пообещал, то… За нарушение секретности, за все ту же субординацию, как бы ему самому не продолжить службу рядовым да в штрафбате – тут уже совсем другие силы поднимутся… И генерал Денисенко меня поддержит!.. Он, гнида, это знает, и уже в штаны наложил!..

– Но не ушел! – Проговорила шепотом Морозова. – Он, гад, теперь своими бойцами и дверь в кабинет охраняет, и окна, чтобы никто не ушел… Испугался огласки, но не ушел… Значит надеется, что все что задумал – получится!.. Или, хотя бы, половина задуманного…

– Да уж… Без добычи, эта сволочь отсюда теперь не уберется… Но мы еще поборемся, разведка!.. – Проговорил полковник, собрал со стола карты, а потом проговорил громким голосом, так, чтобы его было слышно и за дверью. – Товарищ капитан Онищенко! Войдите!

Дверь открылась тут же…

– А теперь, когда мое совещание с разведчиками закончено, попрошу вас объясниться, товарищ капитан! – Николаев стоял посреди кабинета, заставляя своим поведением и словами, делать то же самое и «смершевца». – Я жду объяснений, товарищ капитан!

– Я выполняю приказ начальника контразведки дивизии, товарищ полковник! – Капитан был в ярости от вынужденного унижения, и, видимо, уже мало контролировал свои эмоции, что было полковнику, да и всем остальным только на руку. – Старшина Морозова не выполнила мой прямой приказ! Старшина Якушин избил офицера дивизионной контразведки, а капитан Карпин, со всей своей гоп-компанией, препятствовал исправлению правосудия, разоружив конвой! Так же, как это делаете сейчас и вы, полковник!

– «Товарищ»… – Проговорил Николаев, уперевшись тяжелым взглядом в переносицу Онищенко.

– Что? – Не понял, «смершевец».

– «Товарищ старшина», «товарищ капитан» и «товарищ полковник»…

– Это мы еще посмотрим, кто кому «товарищ»!

– Что ж… Вы, видимо, так ничего и не поняли, капитан!.. Придется вас поставить на место!.. – Проговорил полковник, направился к своему столу, и поднял трубку телефонного аппарата. – Дайте мне «Первого»!

При этих словах капитан-«смершевец» наверное понял, что совершил какую-то ошибку, но было уже поздно что-то исправлять – комполка уже разговаривал с генералом:

– Товарищ «Первый»! «Заря-1» докладывает! По недавнему инциденту!.. Дело в том, товарищ «Первый», что этот капитан Онищенко… Только что им самим, в присутствии нескольких свидетелей, которые готовы подтвердить это в своих рапортах, были допущены грубейшие нарушения Устава!.. Даже не знаю, как быть, товарищ генерал! Может мне его арестовать, со всей его, как он сам выразился, «гоп-компанией», да препроводить для разбирательства в дивизию?..

Видимо генерал что-то говорил в ответ, потому что полковник молчал не меньше минуты, сурово поглядывая на совершенно обалдевшего от поворота событий капитана Онищенко.

– Хорошо, товарищ генерал! Согласен! Думаю, не стоит раздувать из мухи слона, и подключать к этому подполковника Михайлюка!.. Попробуем договориться полюбовно… А насчет старшины Якушина… Что ж, товарищ генерал… Если виноват, то должен отвечать, понятное дело… Но, думаю, что это дело не стоит внимания военного трибунала! Да!.. Не тот масштаб!.. Так точно, товарищ «Первый»!.. Согласен!.. Достаточно с него будет и обычного взыскания!.. Да!.. Послужит какое-то время в штрафбате без разжалования… Недели-другой, думаю, старшине будет достаточно, чтобы осознать, и искупить на передовой… Что? Так точно, товарищ «Первый», его правительственные награды будут сохраняться в штабе полка!.. Так точно!.. Думаю, что товарищ капитан согласится, чтобы все остальные остались в полку, и были наказаны моей властью!.. Так точно, товарищ генерал – уверен, что согласится!..

Сказать, что на обезображенном синяками и отечностями лице «смершевца» сейчас отображалась та буря эмоций, которая бушевала в его душе, неверное, не сказать ничего!.. Он метал глазами молнии в сторону разведчиков, сжимал кулаки, скрипел зубами, но… Уже понял, что его попросту обыграли на его же поле, и теперь…