Текст книги "Цель вижу! Дилогия (СИ)"
Автор книги: Андрей Негривода
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
Сентябрь 1942 г. Потери…
…Это случилось уже к самому концу сентября… …Мила быстро шла по затемненной аллее к офицерскому общежитию после вечерней поверки взвода, и лунный свет, пробиваясь сквозь густую листву, слабо освещал ее дорогу…
День был тяжелый – напряженные занятия вымотали не только курсанток, но саму Сизову, и она хотела побыстрее добраться до своей скрипучей койки…
Он подошла к крыльцу общежития, почти бегом преодолела ступени, рывком открыла дверь и скрылась за ней внутри здания…
Уже проходя по коридору, с его гулкими деревянными полами, она на ходу сняла пилотку, расстегнула воротник гимнастерки, и тут…
Открылась дверь одной из комнат, из нее вышла пожилая старший сержант – комендант общежития, и медленно прикрыла за собой дверь… Она шла навстречу Миле, с глазами полными слез…
Лейтенант резко остановилась и спросила пожилую женщину тревожным голосом:
– Что-то случилось, Анна Матвеевна?
Комендант терла носовым платком покрасневшие глаза и сокрушенно махнула рукой:
– Ну что за человек такой. Из железа она, что ли? – И опять всхлипнула. – Ты не ходи туда, Мила. Пусть она сейчас одна побудет…
– Да о чем вы, Анна Матвеевна?
– Зоя… Твоя старшина Морозова… «Похоронку» она сегодня получила… На мужа… Стоит как памятник – ни единой слезинки не проронила!.. Плохо это, Милочка! Очень плохо!.. Нельзя бабе все в себе держать… Никак нельзя!.. Эх, горе то какое… А тебе опять ничего с почтой не пришло… Уж лучше ничего чем такое…
Комендант, сокрушенно качая головой, пошла к выходу к выходу, а Мила, словно окаменев, осталась стоять посреди пустого коридора…
«…Вот оно как!.. – Думала она. – Что же теперь будет?..»
Она медленно подошла к комнате, в которой жила Морозова, остановилась около закрытой двери, и, помедлив немного, осторожно открыла ее, вошла в темную, неосвещенную комнату и увидела… …Темный силуэт женской фигуры напротив окна… …Морозова, без ремня и с непокрытой головой стояла у окна спиной к дверям, глубоко засунув руки в карманы галифе, и смотрела в окно…
Слабый свет от, стоящего напротив общежития фонаря, тускло освещал в комнату, и…
Неподвижный, застывший, отсутствующий взгляд старшины, и плотно сжатые губы… Лицо Морозовой в эти минуты напоминало неподвижную гипсовую маску…
Мила тихо приблизилась к Морозовой, и, молча, не проронив ни слова, становилась у нее за спиной.
Старшина даже не пошевелилась на это «вторжение – в своих мыслях она была очень далеко от этой комнаты с аскетичным, солдатским убранством…
Мила огляделась по сторонам и, заметив белеющий на столе лист смятой бумаги, протянула у нему руку, но… В самый последний момент отдернула ее, словно обожглась кипятком…
Морозова, видимо услышав, наконец, шорохи за своей спиной, повернула голову в сторону Милы, и посмотрела на лейтенанта спокойным, немигающим взглядом…
А Сизова… Она стояла в растерянности, и ее, широко раскрытые глаза, были полны слез…
Старшина, словно оценивала заново, долго всматривалась в лицо своей бывшей ученицы, а потом опять опустила голову и отвернулась к окну…
И тогда Мила подошла к этой, уже давно родной ей женщине, осторожно обняла ее сзади, приникла головой, и стала, молча, гладить рукой по плечу…
И не увидела, как в этот момент глаза Морозовой стали злыми, колючими:
– Ну, теперь держись, немчура поганая!.. – Прошипела старшина потревоженной коброй. – Ни один теперь живым не уйдет! Уж я-то не промахнусь! Один выстрел – один труп!..
Они еще долго стояли вот так, обнявшись, молча, когда Морозова, вдруг, тихо проговорила:
– Никому об этом! Я тебя прошу, Милка!.. – Проговорила старшина шипящим шепотом. – А то еще, не ровен час, дочка узнает…
– Чья дочка? – Не поняла лейтенант.
– Моя…
Мила удивлено подняла голову, отстранилась от старшины, и, ожидая ответа, посмотрела ей в глаза.
И Морозова ответила:
– Я не говорила тебе, Людмила… Да и ни к чему это было… Курсант Морозова… Маша Морозова – она моя дочь…
***
Конец октября 1942 г. На рубеже…
… Мила подняла вверх красный флажок…
За ее спиной, в две шеренги, стоял взвод девушек-курсантов, которые внимательно смотрели вперед перед собой…
– Внимание! – Скомандовала лейтенант. – Огонь по готовности!
И махнула флажком, резко опустив руку вниз…
Из-за бруствера окопов, метрах в двухстах, появились поясные мишени – фанерные фигурки в виде немецких солдат в касках…
И эти мишени начали быстро двигаться вдоль бруствера.
Маша Морозова, прильнув, к оптическому прицелу винтовки, нажала на спусковой крючок.
– Б-бах! – Грохнул выстрел и дернулся ствол винтовки.
А Маша уже передернула затвор, опять прицелилась.
– Б-бах! – Выстрелила Леся, и с любопытством подняла голову, стараясь увидеть результат своей стрельбы…
Старшина Морозова, с отсутствующим выражением лица, равнодушно посмотрела в сторону мишеней, и стала прохаживаться на огневом рубеже вдоль линии стреляющих… …Капа Яровая, прильнув к винтовке, целилась сосредоточенно, и даже как-то степенно… Здесь чувствовалось мастерство, заложенное природой, и годами промысловых охот… Вот она задержала дыхание…
– Б-бах!..
Поистине по-восточному, спокойно и хладнокровно стреляла Зарина:
– Б-бах! Б-бах! – Прыгал вверх ствол ее винтовки, и ударял в плечо приклад, но узбечка не обращала на это никакого внимания…
– Б-бах! – Ольга нажала на спуск и, со злостью на лице быстро перезарядила винтовку. – Б-бах!..
Морозова-старшая опять бросила в сторону мишеней равнодушный взгляд, когда Мила подняла вверх белый флажок:
– Прекратить стрельбу! Смена, встать! Оружие к осмотру!
Морозова быстро прошла вдоль строя, осматривая винтовки, и скомандовала:
– Встать! На осмотр мишеней! Бегом марш!
Солдаты, которые только недавно носили эти фанерные мишени, выскочили из окопа, и выстроились в одну шеренгу, держат мишени перед собой.
Морозова подошла к одной из них…
Рядом со старшиной склонились Маша, Капа, Леся и Ольга…
– М-мда… Ну, что скажете, товарищи курсанты? – Произносит Морозова. – Чья это мишень?
На мишени, у самого края, видна, едва заметная царапина…
– Моя. – Раздался голос безрадостной Леси…
Старшина посмотрела на девушку суровым осуждающим взглядом, после которого, а этот взгляд за месяцы, проведенные в «Школе» уже знали все курсантки, обычно следовало быстрое наказание – внеочередной наряд на кухню, и проговорила каменным голосом:
– Только погладила… Так и в бою собралась стрелять?
Солдат, державший мишень, снисходительно улыбнулся, и проговорил:
– Бывает… Может, мы быстро бежим?
– Тебе кто слово давал, рядовой? – Рявкнула Морозова, резко обернувшись. – А если я тебе лично прикажу вместо мишени побегать, тогда как? Небось, как загнанный олень поскачешь, а?!!
С лица солдата мгновенно слетела улыбка…
А старшина уже перешла к следующей мишени:
– Эта чья?
– Моя… – Ответила Капа.
– Ну, что, зверобой, это уже намного лучше… Из строя ты его вывела… Но все равно – твой враг только ранен!..
На мишени Капитолины была видна пулевая пробоина в районе плеча…
В это время, «на разбор полетов», к Морозовой и курсантам подошла Мила, и остановилась, молча, слушая и наблюдая за происходящим…
А Морозова, тем временем, уже подошла к следующей мишени, в котором пулевая пробоина была в самом центре фигуры…
– Чья?
– Моя. – Гордо проговорила Маша и улыбнулась.
Да только старшина была сурова, как каменный утес, нависший над рекой:
– Молодец… Что тут сказать?.. По крайней мере, если и не убила, то из боя ты его вывела наверняка…
И пошла дальше, не обращая внимания на то, что Маша обиженно и растерянно поджала губы…
Следующая мишень тоже была пробита точно в центре фигуры…
– Отлично! Кто автор?
– Я, товарищ старшина… – Как всегда застенчиво, подала голос Зарина.
– Я так и думала! Растешь, Рахимова… Чувствуется глазомер художника… Продолжай в том же духе.
Зарина счастливо улыбнулась, и посмотрела на Машу, которая тут же показала ей кончик языка…
«Комиссия» подошла к очередной мишени, и Сизова вопросительно посмотрела на старшину, что та скажет – в мишени было стопроцентное, гарантированно снайперское попадание…
А Морозова-старшая стала рассматривать эту мишень не то, чтобы с вниманием, а даже с легким пренебрежением:
– А это случайность… – Проговорила она. – Хотя хорошее попадание есть… Это уже хорошо… Но такой выстрел, Рублева, у тебя, по крайней мере – чистая случайность…
Мишень была пробита в горле фанерной фигуры…
– Почему случайность, товарищ старшина? – Тут же совершенно по неуставному возмутилась Ольга. – Никакая не случайность?
– Хочешь сказать, что сможешь повторить такой выстрел? – Строго посмотрела на нее старшина. – И много раз подряд сможешь?
Ольга обреченно замолчала и отвела взгляд в сторону:
– А разве такое вообще возможно? Много раз в одну точку… Да такое вообще никто сделать не сможет!..
Сизова, не мигая, пристально посмотрела на Ольгу, перевела взгляд на остальных курсанток, и скомандовала злым голосом:
– Слушать новую вводную! Задача усложняется. Мишень головная! – И обернулась к солдатам с мишенями. – Цель движущаяся. Мишени показать без остановки! Три раза по пять секунд! По местам!..
Солдаты бегом сорвались с места, подбежали к своим окопам и запрыгнули в траншею…
Сизова и Морозова стояли перед строем курсантов, и лейтенант бросала злые слова:
– Некоторые из вас утверждают, что нельзя постоянно давать стабильный результат? Да только на другой, вы просто не имеете права, и этому мы учили вас здесь все это время! – Она взяла в руки винтовку. – От стабильности вашей стрельбы могут зависеть не только ваши собственные жизни, но и жизни других людей, а иногда и успех всего боя!.. Сейчас стреляю я и старшина Морозова! А вы смотрите! И делайте выводы сами… …Изготавливаясь к стрельбе, Мила не заметила, как по полевой дороге, по направлению к стрельбищу, не спеша подъехала легковая машина командира «М-1»… Она свернула с дороги, и, мягко переваливаясь на ухабах, проехала еще несколько десятков метров и остановилась.
Открылись дверцы и из машины вышли Алдонина и Сиротин…
– Скоро выпуск, Иван Филиппович… – Проговорила полковник, кивнула головой в сторону огневого рубежа. – Так что… Заодно и проверим, чему девчонки научились. Смотри, вовремя приехали… …А в это время, не замечая приехавшего начальства, Мила и старшина Морозова с винтовками в руках подошли к огневому рубежу…
– А ты не погорячилась, Сизова? – Старшина внимательно, даже как-то испытывающе, посмотрела на свою бывшую ученицу. – Опять из-за своего лейтенантика психуешь, Мила?
– На скорость, Зоя Павловна? – Только и ответила лейтенант.
– Скорость на фронте хороша только при ловле вшей!.. – Отрезала Морозова. – На результат!.. Только на результат!..
Сизова опустилась вниз, изготавливаясь для стрельбы с колена…
А Морозова встала в стойку, широко расставив ноги, удерживая винтовку в опущенных, полусогнутых руках…
И жесткий, колючий взгляд двух пар немигающих глаз профессиональных стрелков… …Девушка-сержант высоко над головой подняла красный флажок, резко махнула им, и тут же две головные мишени вынырнули из окопа и стали быстро перемещаются справа налево…
Это была такая «классика», на которую было бы, наверное, посмотреть и человеку, который нечего не смыслит в стрельбе!.. Что уж было говорить о том, какими завороженными взглядами наблюдали это действо те, кто понимал, или хотя бы начинал понимать, толк в снайперском искусстве… …Морозова мгновенно вскинула винтовку к плечу…
Короткое сопровождение мишени стволом, и…
– Б-бах! – От сильной отдачи «мосинки» старшина дернулась всем телом и на миг даже подалась всем корпусом назад, но она уже, не меняя положения винтовки, успевает передернуть затвор…
– Б-бах! – От выстрела винтовка подпрыгивает от выстрела в руках Милы, но она спокойно и уверенно продолжает смотреть в прицел…
– Б-бах! Б-бах! Б-бах! Б-бах!..
Выстрели раздавались с такой скоростью, что уже начинало казаться, что здесь стреляли не из двух винтовок, а, по крайней мере, из пулемета «Максим»…
И летели мелкие щепы из фанерных мишеней…
Этот «бой» продлился считанные секунды…
Наконец Мила опустила свою винтовку, удерживая ее стволом в поле, и повернув голову, посмотрела на старшину…
Морозова, уже тоже закончив стрельбу, сделала перезарядку, контрольный спуск и встала неподвижно, опустив голову…
Девушка-сержант подняла вверх белый флажок и скомандовала:
– Мишени к осмотру!
Два солдата выскочили из окопа и галопом побежали к огневому рубежу… …Морозова подошла к Сизовой и тихо проговорила:
– У тебя один срыв, Мила… Я уже даже не глядя, могу сказать… Что делать будешь? Перед девочками его как-то надо оправдать… Или не поймут, курсантки-то наши…
Мила нервно прикусила губу, виновато поглядывая на своего тренера, и в этот момент заметила, как Алдонина и Сиротин подошли к строю курсантов.
– Взвод, смирно! – Скомандовала она.
– Вольно, лейтенант, продолжайте! – Проговорила Алдонина, махнув рукой. …Подбежали два солдата с мишенями, останавливаются в пяти шагах, удерживая мишени перед собой…
Но…
Лейтенант не торопилась узнать результаты стрельбы… Она, с решимостью в глазах, встала перед строем курсанток, спиной к мишеням, и проговорила твердым голосом:
– Мы учили вас, что снайпер всегда и при любых обстоятельствах должен оставаться спокойным… И учили своим личным примером… Сейчас я могу сказать, что допустила срыв!.. Потому что в момент стрельбы подумала о совершенно другом. – Она посмотрела на старшину и продолжила. – Если бы такое случилось в снайперской дуэли, в бою, то… И это, товарищи курсанты, тоже ваш опыт… Не только мой личный, но и ваш!.. Учитесь и запоминайте!.. Только глупый человек учится на своих ошибках – умный учится на чужих… А мы, снайперы, права на ошибку не имеем – мы должны это право отдавать своему врагу!..
Морозова-старшая, с легкой, едва заметной в уголках губ, улыбкой удовлетворенно посмотрела на Милу…
Алдонина и Сиротин стояли неподалеку, недоуменно переглядываясь между собой, и внимательно наблюдая за действиями Людмилы…
А Мила уже резко обернулась к солдатам:
– Показать мишени!
Солдаты выбежали вперед и остановились перед строем курсантов… …Точно по центру мишени Морозовой, в районе переносицы, дыра от попавших, почти одна в одну, трех пуль.
В мишени Сизовой только две пробоины в районе лба, а третья дырка была в районе плеча… …Морозова, как это бывало еще тогда, до войны, на тренировках, перевела спокойный взгляд, но, тем не менее, осуждающий взгляд с мишени на Милу, а потом просто незаметно для окружающих подмигнула…
А курсантки… Они с немым восхищением смотрели на мишени своих командиров…
Хотя… Не все… Ольга Рублева, осмотрев мишени, бросила незаметный ироничный взгляд в сторону Милы…
И тут раздался голос Алдониной:
– Лейтенант Сизова! Объявите перерыв!
– Взвод, десять минут перерыв! Разойдись! – Скомандовала Мила. …Курсантки, негромко переговариваясь, направились в тень деревьев, и Ольга Рублева проговорила с иронией в голосе:
– Еще доказывать, что-то будет? Сама же и умылась…
– Заткнись ты, дура столичная! – Обрезала ее Капитолина. – Не видишь, что ли? Психованная она какая-то в последнее время… По всему видать случилось у нее что-то…
– Снайпер всегда обязан оставаться спокойным и не поддаваться стрессам!.. – Поговорила Зарина, словно прочитала по книжке.
– Что наша старшина и доказала!.. – Поставила «точку» Леся…
Пока курсантки отдыхали, к Алдониной и Сиротину подошли Сизова и Морозова…
– Ну, что, отцы – командиры? – Проговорила полковник с деланной веселостью. – Подписала я ваши рапорта… Взвод, в полном составе, и под вашим командованием, лейтенант, будет направлен на фронт… Старшина Морозова назначена вашим заместителем… Ну, что скажете мстительницы? Довольны, небось…
– Так точно! – Проговорила Морозова достаточно равнодушным тоном. – Именно так и должно было быть…
– Спасибо, товарищ полковник! – Проговорила Мила с сияющими глазами. – И куда нас?..
– Немец рвется к Сталинграду, лейтенант… – Проговорила Алдонина. – И положение там очень тяжелое… Так что…
– Ясно… Спасибо, Валентина Ивановна… – Проговорила Сизова. – Мы не подведем!..
– Теперь, лейтенант – это ваша прямая обязанность… – Проговорила задумчиво Алдонина, и тут же превратилась из женщины в командира части. – Все сопроводительные документы получите в строевой части… Два дня на подготовку взвода для передислокации в район боевых действий… Выезжаете на эшелоне 1 ноября… Все ясно, лейтенант?
– Так точно, товарищ полковник! – Мила вскинула ладонь к пилотке, отдавая воинскую честь. – Разрешите выполнять?
– Выполняйте, лейтенант! Свободны! – Проговорила полковник, и взглянула в глаза Милы. – Удачи тебе… И… Постарайся сохранить девочек… Им еще жить и жить…
Часть третья
В лесу прифронтовом…
***
Ноябрь 1942 г. Где-то, в прифронтовой полосе…
…Пехотный майор бежал к штабу полка по деревенской улице вдоль покосившегося забора, затем, достигнув нужного дома, перепрыгнул через изгородь, и перешел на шаг, одергивая на ходу гимнастерку…
Перед входом в избу стоял часовой, метрах в пяти от него, под деревом, сидят два солдата-разведчика. Рядом с ними валявшимся на земле скомканным парашютом стояли усталых два разведчика и, молч,а курили самокрутку, одну на двоих…
Майор бросил заинтересованный взгляд в сторону разведчиков, и остановился напротив часового:
– Это что за трофей?
– Разведчики парашютиста выловили, товарищ майор… Сейчас его там допрашивают… – Кивнул пожилой солдат в сторону избы.
Майор поправил пилотку и решительно открыл дверь:
– Ясно!.. …Он даже не успел войти толком в сени, как сразу же отступил в сторону, уступая дорогу. Мимо него под конвоем вывели наружу немецкого солдата, в десантной куртке и камуфлированных серых бриджах поверх брюк…
Солдат поднял голову, столкнулся взглядом с майором, и тот увидел в его глазах – беспросветную тоску и безысходность…
Не задерживаясь более ни на секунду, майор вошел в дом…
Это была довольно просторная комната в деревенской избе-«пятистенке»… Часы-ходики на стене, икона в углу, нехитрая, деревянная мебель из струганных досок… Самая обычная русская изба, каких много… …В комнате были командир полка и еще четыре офицера.
Заметив вошедшего майора, комполка спросил:
– Видел? Разведчики вечером с дерева сняли… Видно, ветром снесло…
– Уже допрашивали, товарищ полковник? – Спросил майор.
– Допрос ничего не дал… Твердит, что задачи не знает… Мол, должны были уточнить на месте, после приземления…
– А сколько их?
– Рота, майор! Рота!.. – Проговорил полковник и отошел от стола к окну. – А это уже серьезно!.. Такими силами можно очень много бед натворить!..
Он вернулся к разложенной на столе карте, посмотрел на нее и задумчиво проговорил:
– Немец говорит, что после приземления они должны совершить марш-бросок километров 30 или даже больше, чтобы уйти с точки приземления… Но вот вопрос – куда? В какую сторону? И где и по какой цели они собираются ударить?.. Вот, что майор. – Полковник посмотрел на офицера, а затем очертил карандашом круг на карте. – Тебе, своим батальоном, поручается весь этот район! Следы они наверняка должны оставить…
– Есть, товарищ полковник!
– Действуй!..
***
В тот же вечер, но несколькими часами позже…
…Два немецких солдата-десантника что-то устанавливали под рельсу…
Закончив свое дело, один солдат стал аккуратно разравнивать руками землю, а второй стал отходить железнодорожной насыпи, разматывает по пути тонкий кабель… Еще через минуту оба немца, словно тени, отбежали от рельсов и исчезли в ночи… …А всего метрах в трехстах, на опушке леса, немецкие десантники уже разворачивали минометные расчеты…
Пулеметчики устанавливали коробки на пулеметы, заряжали ленты. Были слышны звуки передернутых затворов…
И тут же, цепь немецких автоматчиков, укрывшись под ветвям деревьев, изготавливалась к стрельбе.
И все это делалось, молча, сосредоточенно, быстро. И в полной, зловещей тишине…
***
Ноябрь 1942 г. На фронт…
…Военный эшелон под перестук колес несся среди лесов и полей среднерусской равнины… Натужно, едва ли не из последних сил, бешено крутились большие диски колес старенького паровоза, который седовласый и такой же старый машинист погонял к фронту. Пассажирами этого поезда были новое пополнение, стрелковый полк, созданный из добровольцев. Потому-то и трудились, как заведенные, помощник машиниста и кочегар, поблескивая в отсветах пламени мокрыми от пота молодыми мускулистыми телами, подбрасывая в топку котла черный антрацит лопату за лопатой – фронт, потрепанные пехотные дивизии, как воздух, как глоток воды в пустыне, ждали пополнения. Потому-то несся паровоз под всеми парами, рассекая своей клиновидной мордой предвечерние октябрьские сумерки…
Но был в этом эшелоне один, совершенно особенный, «женский» вагон…
На фронт ехал самый первый, только-только закончивший свое обучение, взвод девушек-снайперов…
Вот уж действительно кого ждали на фронте дивизионные и полковые командиры! Вот на кого возлагали они свои надежды… …В приоткрытую наполовину дверь «теплушки» внутри вагона врывались тугие порывы пока еще теплого осеннего ветерка, и он шевелил ленивые язычки пламени в печке-«буржуйке», стоявшей почти посредине вагона…
Вдоль деревянных стенок вагона стояли двухъярусные лежаки, которые были наполовину заняты – молоденькие девчонки, каждая, занимались своими нехитрыми делами. Кто-то, в который уже раз перечитывал письма, развернув их потертые «треугольнички», кто-то, окунувшись в свои мысли, смотрел на пролетающие в дверном проеме пейзажи, а кто-то и вовсе дремал…
И лишь небольшая группка подружек сгрудилась вокруг печки, нетерпеливо поглядывая на пузатый чайник, который все никак не хотел закипать…
В дальнем углу вагона, в «командирском месте», где стояла пирамида с двумя десятками новеньких снайперских винтовок с оптическими прицелами, и всего одна двухъярусная деревянная кровать, на жестких тюфяках сидели лейтенант Сизова и ее заместитель, старшина Морозова, и вели неспешный разговор, изредка поглядывая на своих подчиненных… …– Как же у тебя жизнь-то сложилась, Мила? А то я за всеми заботами за полгода так и не удосужилась спросить… – Спросила старшина. – Замуж-то выйти успела?
– Нет, Зоя Павловна, не успела… – Лейтенант уселась поудобнее, и, расстегнув кармашек гимнастерки, достала «треугольник» письма.
– А как же твой лейтенантик-то? – Удивилась Морозова, и посмотрела на письмо, которое теребила в руках Людмила, и словно не решалась его открыть. – Как его? Сергей, кажется? Николаев? Он него письмо-то?
– От него… Сережка… – Лейтенант мечтательно поднимает глаза.
– Чего не читаешь, раз от него?
– Да я это письмо уже наизусть выучила!.. – Она повертела «треугольник» в пальцах, и вновь спрятала его в карман гимнастерки. – Капитан он уже, Зоя Павловна, командир батальона…
– Ого! Растет, как на дрожжах! Того гляди, через год уже и полковником станет!.. Так, а чего ж ты, Милка? Любовь же у вас, кажется, была!..
– Да она и есть, любовь! Никуда не делась… – Как-то нервно ответила Людмила, и стала оглядываться по сторонам, словно не знала чем себя занять. – Только… Некогда нам было… Армия наша целый год в боях была!.. Отступления, отступления… Мы даже не знали, что служим в соседних дивизиях!.. Какая уж тут любовь?.. Бои, бои… Потом я целый месяц в медсанбате провалялась пока нога после осколка зажила… Вернулась, и опять в «поиски»… А потом, когда к Сережке в полк перевелась, так мы всего-то месяц и послужили вместе… А потом меня вот на эти наши курсы отправили, девчонок учить…
– Не сложилась, значит, жизнь семейная… Пишет хоть?..
– Писал… Раньше. – Ответила Мила грустно. – А за последних два месяца ни одного письма нет!.. Не знаю, что и думать…
– Так ты, поэтому вся не своя последнее время? – Проговорила с пониманием Морозова. – Дура девка! Война кругом! Да мало ли что могло быть? Почта не сработала, часть перебросили на другое место… А у тебя все мозги набекрень…
– Это я сама, Зоя Павловна, во всем виновата. – Ответила лейтенант. – Мы поссорились перед моим отъездом в «Школ»… Он писал мне, а я не отвечала. А как письма перестали приходить, так я поняла, насколько он мне дорог…
– Да-а!.. Ты действительно, дура, Людмила… – Проговорила старшина. – Он же воюет там! Как же так можно-то, а? Не зря люди говорят: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем!..»…
– Ничего, Зоя Павловна, сложится еще! – Она села, взяла в свои ладони ладонь старшины, и весело посмотрела ей прямо в глаза. – Вы знаете, куда нас направили, Зоя Павловна?
– В стрелковый полк… – Морозова удивленно посмотрела на лейтенанта.
– Правильно! – Улыбнулась мечтательно Сизова и вскочила с топчана. – Только это мой полк, понимаете?! Полк, в котором я целый месяц перед «Школой» провоевала, понимаете?! В котором и Сережка мой воюет!
– Вот, значит как… – Глаза старшины Морозовой затянулись в эту минуту какой-то странной пеленой.
Она тоже поднялась с тюфяка, подошла к оружейной пирамиде, и вынула из нее свою винтовку. Нервно передернув затвор, заглянула внутрь, потом взяла из пирамиды несколько обойм, и так же нервно стала теребить их пальцами. Потом с каким-то странным выражением лица посмотрела на Сизову:
– Ну, правильно все, Милка… Все правильно… Война войной, а жизнь продолжается… – И с этими словами старшина зарядила свое грозное оружие и со щелчком дослала патрон в патронник. – Это вам, молодым, и любить друг друга, и детишек рожать положено… Это правильно, что ты за любовью едешь, дочка… Так и должно быть…
– А вы-то? Вы-то зачем едете, Зоя Павловна? – Лейтенант вплотную подошла к старшине и загула ей в глаза. – Вам же уже…
– А я, Милка, отомстить еду!.. За мужа своего погибшего, за то, что дочку мою, соплюшку еще совсем, эти фрицы проклятые воевать заставили!..
Морозова-старшая отвернулась от Людмилы, пытаясь спрятать от нее предательскую слезу, и заговорила зло, отчеканивая каждое слово. И слова эти падали, словно пудовые гири:
– Я теперь этих гадов очень крепко «любить» буду! Каждым выстрелом своим!..
Сизова с пониманием посмотрела на своего бывшего тренера, и перевела взгляд на стайку девчонок, сгрудившихся около печки в ожидании кипятка:
– А Капа-то наша какова! – Проговорила она вполголоса пытаясь отвлечь старшину от мрачных мыслей. – Кто чем занимается, а сибирячка-охотница – делом!
– Она молодчина! – Улыбнулась вымученное старшина Морозова. – Обстоятельная, серьезная… Почти, как ты до войны, когда ко мне тренироваться ходила… …Капитолина Яровая действительно занималась полезным занятием – она, уже в сотый раз, наверное, протирала мягкой фланелевой тряпочкой окуляр прицела своей винтовки, ее металлические части. Девушка даже что-то неслышно нашептывала своей винтовке, как живой, и любовно гладила ее деревянные части.
Но иногда, время от времени, эта сибирячка бросала заинтересованные взгляды на Зарину Рахимову, которая очень сосредоточенно рисовала в своем маленьком альбоме. На Машу Морозову, которая отставила в сторону свои сапоги и теперь рассматривала свои стертые ноги, и, водимо решала, что делать с мозолями.
Но больше, все-таки, прислушивалась к тому, как вяло «спорили» между собой Леся Мартынюк и Ольга Рублева, и едва заметно улыбалась.
– Вот скажи-ка мне, подруга, зачем ты гимнастерку-то ушиваешь? – Леся, со своим кипучим и живым, словно ртуть, характером всегда старалась «докопаться до самой сути».
– Чтобы красиво было! – Ответила флегматично Ольга, и продолжила «колдовать» с иголкой над своей новенькой гимнастеркой, накладывая стежок за стежком.
– А зачем? Ты что на войне перед кем-то красоваться собралась? – Леся с пренебрежением хмыкнула. – Тоже мне еще! Королева погорелого театра выискалась!
– Настоящая женщина, Оля, всегда должна красиво выглядеть! – Ответила Ольга назидательным тоном, не прекращая своего занятия. – Даже на войне!
– А зачем? Чтобы тебя, такою «красивую» немцу жальче убивать было? – В голосе одесситки появились злые нотки, а глаза стали колючими. – Или думаешь, что пожалеет тебя немчура, и вместо тебя в кого-нибудь другого из нас выстрелит?
– Дура ты, Леська! Провинция!
– Хороша провинция – Одесса! Это тебе не какая-то там Жмеринка! Это большой к твоему сведению город, Оленька! Конечно, не такой большой, как твоя Москва, но зато у нас люди веселые и добрые! – Леся всегда была готова доказывать всем и вся, что ее Одесса – самое лучшее место на земле. – Не то что «вы»! Наряжается она! На бал собралась!
– Город твой, может и большой, подруга, а ты – «деревня»! – Улыбнулась Ольга и проговорила менторским тоном. – Девушка всегда должна быть во «всеоружии»…
– Конечно, должна! – Согласилась Леся. – Если все ее достоинство, так это то, что она столичная штучка, и «папина дочка»!
Ольга отложила гимнастерки в сторону и мечтательно потянулась:
– Знаешь, какие к отцу в гости люди приходили?.. Дипломаты, академики, генералы… И как бы я выглядела, если бы к ним в халате выходила?.. А ты говоришь!..
– А отец твой кто, принцесса? Небось в Наркомате каком-то работает! – Съязвила Леся. – То-то я смотрю, ты как пава у нас! И ручки замарать боишься, и ногтики свои все время чистишь!.. Привыкла за папиной спиной сидеть и все на дармовщинку получать! И платья крепдешиновые, и туфельки модные, и женихов самых лучших!.. Не нашим, «провинциальным» женихам чета… Твои-то небось сплошь сынки генеральские, да? А наши-то попроще будут – наши женихи моряки торгового флота! Или рыбаки… Сплошь рыбой провоняли! А твои-то, небось, все в одеколонах ходят!
– Папа мой, Леся, профессор МГУ…
– Ага! – Простоватая Леся победоносно подняла пальчик, и посмотрела на Капу. – А я что говорила! «Белая косточка советской интеллигенции»!!! Слышь-ка, Капитолина?! Профессор у нее папа! Не нашим чета! Вот у тебя, к примеру, кто отец?
– Егерем он был… – Ответила Капа, и, поднявшись, пошла к оружейной пирамиде, чтобы вернуть в нее свою «обласканную» винтовку. – Всю жизнь в тайге провел… Пока его там же росомаха насмерть не задрала…
– Вот! А у тебя, Зара? – Ольга посмотрела на Зарину Рахимову. – Хлопкороб, неверное… И братья, и дяди… У вас же все хлопкоробы…
Та ответила, не отрываясь от своего занятия, продолжая что-то рисовать в своем альбомчике:
– Пичакчи. – Проговорила Зарина еле слышно.
– Кто? – Переспросила Леся.
– Пичакчи… Это мастер-ножевщик. Ножи делает национальные. Пичак, называется. Красивые и острые как бритва.
Капа одобрительно кивает головой:
– Класс! Вот это дело… Я ножи люблю. На охоте без них никуда…
– Вот!!! – Еще больше обрадовалась Леся, получая подтверждения своим словам, и взглянула на Машу Морозову. – А у тебя, Машунь?
Морозова младшая в этот момент как раз полила натертости на своих маленьких ступнях йодом из небольшого пузырька, и тихо ойкнула: