Текст книги "Цель вижу! Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Негривода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Под утро в овраге. Почетный воинский салют…

…Но ждать немцев им пришлось довольно долго…

И за это время… …– Так, бойцы! Будем сестренку нашу хоронить… – Проговорила тихо, каким-то утробным голосом старшина Морозова. – Не по-нашему это, не по-русски… Только другого выхода у нас сейчас нет…

Лесю Мартынюк, их по-настоящему первую боевую потерю, похоронили прямо здесь, в глухом овражке, выкопав на скорую руку мелкую могилку…

Нашлось здесь такое место, ямка, которую расчистили руками, выбрасывая гнилые сучья и прелую траву, а потом старшина Морозова отдала свой нож Капе, которая и углубила эту ямку немного, не доверив это скорбное дело никому…

Лесю уложили в ее последнее пристанище, прикрыли лицо пилоткой, и точно так же, голыми руками, забросали тело осклизлой землей и сучьями…

Этот, непомерно тяжелый, труд продолжался несколько долгих минут, а к концу, этой ужасной ночи, в глухом лесном овражке вырос одинокий крохотный холмик, прикрытый от посторонних глаз пожухлой гнилой травой…

Вот таким и получилось последнее пристанище для их веселой подруги одесситки Леси, так и не успевших пожить толком… Без положенной красноармейцу звезды над надгробием, без христианского креста, да и без самого надгробия…

И растерли девчонки грязь, оставшуюся на руках, по своим миловидным лицам, вытирая горькие и немые слезы, превращая ее в боевую снайперскую маскировку… И именно в этот самый момент они, наверное, и превратились из молоденьких девчонок, в злых, непримиримых и безжалостных снайперов…

И выстроились они рядом с этим холмиком гнилой травы в короткий печальный строй…

Не плакали только Сизова и Морозова, лица которых превратились над этой могилкой в каменные маски Сфинксов… …Группа стояла строем в одну шеренгу по стойке «Смирно!», отдавая последние воинские почести своей геройской подруге…

– Готовсь! – Готовь скомандовала шепотом Морозова.

Они подняли свои «мосинки», готовясь дать последний салют.

– Пли!

Сухо щелкнули бойки снайперских винтовок, не произведя ни одного выстрела…

Маскировка, мать ее!!!

В это проклятую ночь ее нужно было соблюдать как никогда…

– Пли!

– Готовсь!

– Пли!..

Этот немой салют оглушил их больше, чем залп полковой артиллерии.

Он гремел в их головах, отдаваясь, повторенный многократно, эхом памяти…

– Запомните это место, девочки! – Тихо проговорила Сизова. – Запомните, и вернитесь сюда, к нашей Лесе Мартынюк, после войны!.. Вернитесь, кто выживет…

***

Утро… Барон фон «Диверсия»…

…Капа была права – эти «волки» действительно умели ходить ночью…

Но…

Видимо, все же, они не рискнули бросаться в погоню по лесу, в котором, в ночной темени ничего не увидишь, не включив фонаря. И тогда, фонарь этот, его свет, мог бы послужить снайперу прекрасной мишенью! Как в тире – стреляй, не хочу!..

Нет, не рискнули немцы искать в ночном лесу раненного снайпера, и передвигаться по лесу тоже не рискнули! Ведь не известно же где он, тот, кого они хотели найти! Толи уполз, ушел далеко, толи затаился и ждет своего часа… …А ночной лес продолжал жить своей обычной жизнь, словно и небыло кругом войны, словно небыло вокруг смертей – жизнь в лесу шла своим размеренным, установленным тысячелетиями назад, чередом…

Что-то, где-то шуршало в траве и кустах. Были слышны тихие шорохи, попискивания, похрустывания…

А один раз, прямо над головой затаившихся в овражке девчонок, нервы которых были натянуты, как струны арфы, неожиданно ухнул филин:

– Уг-гу-у! Уг-гу-у! – Прокричала большая птица.

И хлопнув несколько раз крыльями, скрылась в темноте лесным ночным призраком…

– Ф-ф-ф-ф-ф! – Зарина натужно выпустила воздух сквозь зубы, посмотрела на Машу Морозову, сидевшую рядом, и проговорила свистящим шепотом. – Я чуть не выстрелила от страха, Машка… Он так неожиданно появился…

– Цыц, мне! – Шикнула Морозова-старшая. – Не болтать!!! Не на танцах в городском парке!!! …Это была, наверное, самая длинная ночь в жизни каждой из них… И им уже начинало казаться, что она теперь будет длится вечно, и день уже не наступит никогда…

Но…

Все имеет свое начало и свой конец, и желтому светилу было абсолютно все равно, что происходит на земле – солнце проснулось вовремя, и стало потихоньку карабкаться на небосвод…

Чернильная темень ночи стала постепенно сереть, теряя свою непроглядную черноту, и на овражек, давший приют на эту ночь напуганным девчонкам, упал густой, как молоко, серо-белый туман… Наступало утро…

И послышались тихие шорохи…

С той стороны, откуда Капитолина принесла из разведки тело своей подруги и пару трофейных автоматов…

Нет…

Что-то было не так в этих шорохах, что-то было в них странное и зловещее…

Капитолина, сибирячка, охотница, с детства ходившая с отцом в тайгу на промысел пушнины, точно знала, как крадется хищник, потому что не один раз сталкивалась даже с осторожным амурским тигром, не говоря уже о волках или росомахах…

Она-то и услышала первой, своим опытным ухом охотницы, эти странные шорохи, и медленно, подняла руку, привлекая внимание Сизовой и старшины Морозовой. А Зоя Павловна только порадовалась мысленно за то, что среди них есть такая девчонка, пусть и не обстрелянная еще толком, но очень тонко понимающая лес…

Любой инструктор, преподающий способы маскировки, похвалил бы ее теперь, даже вечно придирчивый майор Сиротин!.. Капитолина, сама того не понимая, а только на рефлексе, вбитом ей еще отцом, поступила совершенно правильно!.. …Дело в том, что ближе к утру, на рассвете, в лесу наступают такие минуты, когда «ночные» его жители уже заканчивают свои дела и собираются залечь в дневную спячку, а «дневные» еще не проснулись. И тогда в предрассветном лесу наступает полнейшая, звенящая тишина, в которой человеческий чих или кашель, не дай Бог во время войны, слышно почти за километр! А сломанная под подошвой маленькая сухая веточка, «стреляет», как 120-тимиллиметровая гаубица!..

И еще…

Этому тоже учил Капитолину отец, соболь, за которым они и охотились, обладает не только прекрасным слухом, но еще и зрением и обонянием! Но лучше всего у него развита реакция – подстрелить этого зверька или заманить в силки, может только тот, кто охотится на него всю жизнь! Так вот! Любое резкое движение в лесу, на фоне неподвижных, или едва колышущихся листьев, опытный следопыт, не говоря уже о соболе, увидит метров за 300-400, а то и больше! Увидит, и обязательно среагирует!!! И вполне возможно автоматной очередью!..

Капа сделала так, как этому учил ее отец, охотник-промысловик…

А старшина Морозова поняла…

Поняла, что Капа услышала хищника… Или хищников… Двуногих безжалостных вурдалаков, говорящих по-немецки…

Лейтенант Сизова тоже очень медленно, благо огромный опыт снайпера тоже открыл ей некогда эти секреты, подползла к основанию кустов, где между колючими стеблями можно было увидеть хоть что-то, и посмотрела в сторону, откуда раздались подозрительные шорохи…

Да… Это были они…

Немецкие парашютисты, разгромившие эшелон, и убившие Лесю…

Сначала из кустов медленно и очень осторожно выплыли двое…

Что и говорить, эти немецкие егеря тоже знали свое дело и тоже знали лес, и были, как минимум, элитой среди спецкоманд – они шли очень «правильно», а руки, сжимавшие автоматы, были готовы начать стрелять на любой подозрительный шорох в тот же миг…

Один цепким взглядом осматривал окрестности, а второй их слушал, полуприкрыв глаза – немецкий дозор шел именно так, как рассказывал о них и учил своих курсанток суровый Сиротин, по принципу: «Смотри – не слушай, слушай – не смотри»…

Это явно был немецкий головной дозор, шедший перед основным отрядом. И передвигался он очень не торопливо…

Как казалось поначалу…

Но прошло две-три секунды, и Сизова с ужасом поняла, что может не успеть спрятаться! Казалось, что немцы передвигаются не быстрее черепах, но за эти считанные секунды они успели «проползти» не меньше трех, а то четырех метров, и были уже совсем рядом!..

«…Как идут, гады! Как идут! – Подумала лейтенант, и, уподобившись раку, медленно сдала назад, в овражек. – Профессионалы-диверсанты! Все видят, все слышат, а скорость шага, как по проселочной дороге!..»

Она посмотрела на старшину, потом на Капитолину, и сделала странный жест – вытянула распрямленную ладонь, а потом медленно, словно вдавливала в землю что-то невидимое, опустила ее к земле, да так, что ладонь исчезла в молоке тумана…

И ее поняли!.. А еще через миг, все шесть женских головок просто нырнули в это клубящееся белое марево – девчонки улеглись животами на землю, приминая листья папоротнику, и с головой уходя в туман, благо в овражке его слой был не меньше метра…

И вовремя!..

Буквально просочившись через колючки шиповника, над овражком и над его «молоком», практически бесшумно возникло лицо немецкого дозорного в совокупности с автоматным стволом, который несколько раз хищно поводил своим «черным глазом» туда-сюда в разные стороны… А потом и лицо и автомат исчезли… Видимо разведчик решил для себя, что здесь, в овраге, все чисто… …Они лежали, чуть дыша, застыв в самых неожиданных, и даже нелепых позах, уподобившись скульптурам «Девушка с веслом», и почти не видели друг друга в этом месиве папоротника и тумана, а Сизова только то и делала, что прислушивалась к шорохам…

Прошло еще несколько секунд, и она наконец-то услышала приглушенный шепот:

– Unsere Spione als auch haben diesen Scharfsch;tzen, Karl nicht entdeckt! Und doch ist er verwundet, und nach der Menge des Blutes – ist es schwer! – Проговорил хриплый, прокуренный шепот человека среднего возраста.

И ему ответил голос более молодой:

– Unsere die Kerle verwenden ganze seine F;higkeit, Herr der Oberstleutnant!.. Offenbar hat dieser Scharfsch;tze заполз in irgendwelche нору, ja eben dem Gott zur;ckgegeben ich ersticke!

– Mich interessieren Ihre Schlussfolgerungen, Herr der Ober-Leutnant nicht! – В голосе «старшего» сквозило неприкрытое раздражение. – Ich der Spezialist, im Unterschied zu Ihnen! Mir ist der K;rper es der Zeiger notwendig, der sogar verwundet gekonnt hat, двоих von Ihrer хваленой des Kommandos zu legen! Ich will nicht seinen Blick auf dem eigenen Nacken st;ndig f;hlen!

– Verzeihen Sie, Herr Ul'briht, aber ich sehe die Gr;nde nicht, die uns st;ren k;nnten, bis zu diesem Eisenbahnknotenpunkt zu gelangen, diese der Batterie zu zerst;ren, und unseren Fliegern zu erm;glichen, diese die Teufelsstation zu zerst;ren!!! Die Abteilung ist wegen drei gleich die wertvollen Gruppen aufgeteilt, und wenn irgendeinen dort der einsame verwundete Scharfsch;tze pl;tzlich entschieden hat, was kann…

– Sie sind, Karl, wie der Diener Ihren sehr geehrt das Onkelchen, des Generales des Barones den Hintergrund Shaintza dumm! – Резко прервал говорившего злой шепот. – Nicht schauend darauf, dient was in den besten Teilen Des gro;en Reiches! Sogar kann ein unzeitiger Schuss es den Selbstm;rder, ganze unsere geheime Mission abrei;en! Ich hoffe mich, dass er irgendwo unter dem Busch in diesem verfluchten Wald doch gestorben ist!.. Man mu; sich, Karl – bei uns allen zwei Tages und Nacht beeilen, Bis zu der Station noch vierzig Kilometer und uns noch durch den Fluss bef;rdert zu werden!.. …Шепот спорящих немецких офицеров постепенно отдалился, и Сизова рискнула высунуть голову из тумана…

И замерла от неожиданности – по ту сторону кустов, совершенно бесшумно, вышагивали тяжелые немецкие ботинки…

Людмила видела только ноги, но ей было достаточно и этого…

Простояв на руках, уже дрожавших от напряжения, несколько долгих минут, он медленно опустилась грудью на землю, только тихо выдохнула:

– Ф-ф-ф-ф-ф-ф…

Она подождала еще минуту и села, и ее примеру тут же последовали все остальные – лежать в одних гимнастерках на такой сырой и холодной земле было невыносимо трудно!..

– Старшина! – Позвала Сизова тихо.

И буквально через секунду рядом с ней уже сидела Морозова-старшая:

– Я, товарищ лейтенант!

– Плохи дела, Зоя Павловна… – Только и сказала Людмила.

– Что, товарищ лейтенант?

– Мы с вами были правы, когда думали, что немцы пойдут к узловой станции…

– Откуда знаешь-то, Людмила? – Удивилась Морозова. – Неужто по ихнему шпрехаешь?

– Шпрехаю немного… – Горько усмехнулась Сизова. – На фронт из университета уходила, вы же знаете… После последнего курса «инъяза»…

Она как-то очень не по-женски строго посмотрела на свою старшину:

– Это спецкоманда… И они действительно очень торопятся – Яровая была права! У них есть всего двое суток, до «узловой» около сорока километров, но им, гадам, нужно еще переправиться, через какую-то местную реку! – Выпалила Сизова на едином дыхании. – Через двое суток, как я поняла, будет большой авианалет на станцию, и задача этих «призраков» уничтожить зенитные батареи!

– Совсем хреново! – Не удержалась старшина. – А поезд, значит, который они расстреляли вблизи фронта – это действительно был отвлекающий удар…

Она посмотрела по сторонам, словно искала чего-то:

– Пока к эшелону кого-то отправят, пока там, на месте сообразят… – И она пристально посмотрела на свою бывшую ученицу. – А ведь не успеют этих фрицев перехватить, Милка!.. Как пить дать не успеют!.. И что теперь?

– А теперь мы будем воевать по-настоящему, товарищ старшина! – В голосе Сизовой зазвучал металл, а в глазах появились странные огоньки. – Сколько у нас есть патронов?

– То, что успела прихватить и то, что есть у девчонок…

Морозова подтянула поближе к себе выцветший армейский «сидор», и развязала его лямки:

– Вот, товарищ лейтенант… Семь пачек, по десять обойм… Итого триста пятьдесят патронов… На семь ружей… – И тут она резко осеклась, посмотрела на небольшой холмик и продолжила. – На шесть ружей, если попусту не тратить, то почти на батальон немцев хватит укокошить!

– На батальон нам не надо… – Проговорила задумчиво Сизова. – Я насчитала девятнадцать пар сапог… Ну, плюс головной и замыкающий дозоры… Их всего человек 65-70…

– Откуда такой счет, товарищ лейтенант?

– Я слышала, что они разделились на три равноценных отряда и идут параллельно… К реке идут!… А главный у них… Я за этим гадом уже охотилась однажды, Зоя Павловна… Только он тогда от меня ушел – хитрый, как лис!.. – Сизова облизнула губы, как это наверняка сделала бы пантера, которая почуяла свою дичь. – Подполковник! Профессор-преподаватель в берлинской школе диверсантов! Барон Хайнц фон Ульбрихт!.. Гад, каких поискать!.. Вся армейская разведка знает, что если поблизости появился барон фон «Диверсия», то где-то в этом районе намечается очень большая пакость, Зоя Павловна! Этот подполковник почти легенда диверсантского ремесла!.. Кавалер Рыцарского Креста! Его этой сволоте сам Гитлер лично вручал!..

– Значит надо сделать так, чтобы больше не вручал! – Отрезала старшина. – Сколько их? Около семидесяти?

– Примерно, старшина…

– Ну, и что такого? По две с половиной обоймы точных выстрелов на каждую? – Старшина как-то даже зло посмотрела на лейтенанта. – Неужто не справимся? А на кой ляд мы тогда наших девчонок полгода своему ремеслу учили? Да мы сами с тобой, Милка, половину этих гавриков уложим – девкам делать будет нечего! Или не помнишь, как перед войной они к нам на первенство приезжали и только облизнулись! Ни один из ихних стрелков даже в первую «десятку» не попал – все призовые места нашими были!..

Сизова только вздохнула в ответ:

– Надо справиться, товарищ старшина… Только здесь будет другое первенство… Кто первый выживет…

Она посмотрела на циферблат своих наручных часов и тихо проговорила, не обращаясь ни к кому:

– Слушай приказ, красноармейцы… Задача – задержать немецкий диверсионный отряд… По возможности – уничтожить!.. Вспомнить все, чему вас учили – эти немце не «обычные»! Эта команда специально подготовлена для проведения крупных диверсий в тылу врага, а это значит – в нашем тылу… – Она взяла в руки свою проверенную «мосинку» и стерла ладонью крупные капли росы с ее приклада. – Подмога будет, девочки… За тех полсуток, что прошли с момента расстрела нашего эшелона, командование уже должно было ее направить… Но пока она придет… Пока она придет, мы должны выполнить свой долг, и задержать немцев в этом лесу, не позволив им переправиться через реку! Приказ ясен?

– Так точно? – Был ответ, беззвучный, одними губами.

– Знать бы еще, сколько до той реки… – Проговорила тихо Морозова-старшая. – Ни карты, ни компаса нет…

– Километра три-четыре, не больше! – Сказала вдруг Капа Яровая.

Старшина усмехнулась скептически:

– Тебе-то откуда знать? Или ты воду, как верблюд в пустыне под песком, на расстоянии нескольких километров чуешь? – Морозова-старшая даже отвернулась к ней спиной. – Тоже мне еще!.. Если б хоть Зарина такое сказала… Это она может чуять! А эта… Тоже мне еще, розыскная собака!

– Туман… – Только и ответила Капа.

– Что туман? – Переспросила Сизова, заметив уверенный взгляд сибирячки. – Говори!

– Я всю жизнь в тайгу хожу! – Капитолина словно оправдываясь, заговорила очень быстро, что было совершенно не свойственно ее размеренному, и почти флегматичному характеру. – В зимовьях ночевала!.. Я по туману утреннему, точно могу сказать, есть рядом река или нет, и сколько до нее! Туман, он же от воды! Чем до воды ближе, тем туман гуще!.. Километра три-четыре здесь до реки, никак не больше!!!

Морозова и Сизова только переглянулись…

Лейтенант подумала над словами Капы несколько минут, и, наконец-то, приняла окончательное решение:

– Слушать меня всем! – Проговорила она строго, но без «суровой командирской нотки» в голосе. – Значит так, бойцы!.. Девочки мои… Нас мало, а их раз в десять больше… Но задержать этих гадов в этом лесу больше некому… И делать это придется нам…

Она посмотрела на старшину Морозову:

– Говорю это не только своему заместителю, Зое Павловне, а всем вам, чтобы ни одна из вас не растерялась, если со мной или с ней в бою что-то случится… Вы все должны знать, и понимать свою задачу, и действовать как настоящие снайперы – не дожидаясь дополнительного приказа!.. Потому, что его может и не поступить – бой есть бой, и случится, может всякое…

Она посмотрела на старшину и увидела одобрительный кивок головой.

– Поэтому!.. Сейчас мы будем есть! – Такого поворота не ожидал никто.

Все просто опешили от последних слов лейтенанта…

Первой нашлась Ольга Рублева:

– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант?

– Говори, красноармеец!

– Вы только что нам сказали, что… Ну, что немцев нельзя из этого леса… Что это очень важно, и мы здесь одни… И теперь есть?

Сизова только улыбнулась уголком рта:

– А ты когда ела в последний раз, Рублева?

– Вчера… Перед…

– А ты, Рахимова? – Спросила лейтенант.

Зарина скосила в сторону свои глаза степной серны, и проговорила, как всегда, словно стеснялась своих слов:

– Я только вчера утром… Вечером не хотелось – я рисовала…

И тут старшина Морозова, видимо поняв мысль Сизовой, подхватила, и продолжила этот «допрос личного состава»:

– Боец Морозова! А вы когда принимали пищу в последний раз?

– Как все… Вчера в поезде… – Ответила Маша, робко взглянув на свою, такую строгую мать. – Чай хотели с девчонками пить… Только не успели…

– С девчонками… Понятно… – Проговорила старшина и посмотрела на Капитолину. – А когда в последний раз ели вы, каптер взвода, красноармеец Яровая?

– Так!.. А что я? Рыжая?!! – Возмутилась Капа. – Как все!..

И тут лейтенант Сизова опять «взяла слово»:

– А кто из вас вспомнит, чему мы вас, соплюшки, со старшиной Морозовой столько времени учили? На что время тратили?!! На вот такие глупые вопросы в боевой обстановке?!!

– Снайпер всегда должен был быть сыт, чтобы чувство голода не отвлекало его от выполнения поставленной задачи! – Робко проговорила Зарина Рахимова.

– Ну, хоть одна вспомнила! – Выдохнула старшина Морозова. – Молодец, Зарина! Хоть в этом, «в пожрать», лучше других!

Зарина опустила к земле взгляд и стыдливо, едва слышно проговорила:

– Я хорошо стреляю, товарищ старшина – 93 из 100… И маскироваться хорошо умею… Меня майор Сиротин в «Школе» даже хвалил несколько раз… А кушать я никогда, с самого детства не хотела… У меня конституция такая… Я худенькая…

– Отставить оправдываться, красноармеец Рахимова! – Строго шикнула на узбечку старшина.

И опять заговорила лейтенант:

– Красноармеец Яровая! – Проговорила она и увидела, как напряглась Капа. – А скажи-ка мне, на кой ляд ты тащила сюда вещмешок с сухпаем на весь взвод?

– Так… Ну… Каптерщик же я… Думала – пригодится…

– Вот и пригодилось! – Подвела итог старшина.

– А как же немцы, товарищ лейтенант? – Вскинулась сибирячка. – Вы же сами говорили, что их задержать надо…

– Молодец, Яровая! – Усмехнулась грустно Сизова. – Все правильно! Только ты же сам сказала, что река недалеко…

– Сказала…

– А как думаешь, широкая она?

Капа задумалась совсем ненадолго:

– Туман был густой, и сырость очень большая – я до нитки промокла… Не малая река, думаю… Саженей до ста между берегами…

– Саженей… – Хмыкнула Сизова. – А как эти сажени немцы переплывать будут, думала?

– Так… Хотя б плот какой… А то пока вплавь догребешь, так совсем околеешь… – И тут искра понимания промелькнула в ее глазах. – Правильно! Холодно уже в речку лезть! Да и автоматы к тому ж, тоже вес! Не одолеть им ее вплавь!

– Вот, то-то и оно, девочки! – Голос старшины Морозовой стал по-матерински мягким и добрым. – Пусть они на берег выйдут и плоты себе сделают… На это у немчуры не меньше часа уйдет…

– Вести бой всемером, против вдесятеро превосходящего противника нельзя – нас в пять минут возьмут в кольцо и посекут в лапшу из автоматов и пулеметов… – Поставила свою вескую «точку» Сизова. – С нашими «мосинками» против семидесяти автоматов воевать – форменное самоубийство!..

И тут Мила сделала то, что всегда делали мудрые и опытные командиры, поступавшие по принципу: «Делай, как я!»… Она развязала тесемки вещмешка со взводным НЗ, запустила в него руку, достала маленький скукоженный ржаной сухарик, и… Смачно захрустела застарелым хлебом…

– Ну? Чего сидите, бойцы? Ну-ка всем завтракать!

А когда уже все жадно хрустели старыми сухарями, Сизова проговорила:

– Немцам надо дать время соорудить плавсредства… В холодную воду эта «высшая раса» не полезет – значит это будут плоты… Их три группы, примерно по двадцать или чуть больше человек… – Лейтенант посмотрела на Капитолину. – Наша сибирячка обещала, что река не шире ста саженей… Это примерно метров шестьдесят-семьдесят, девчонки… Им надо дать отплыть от берега примерно на середину реки… И тогда…

– На дальности в 30-40 метров пуля из наших «трехлинеек» пробивает человека навылет и может срубить и второго, если он на одной «огневой линии»! Я такие фокусы на фронте еще в 41-ом делала! – Проговорила Морозова-старшая. – Как-то обойму расстреляла… Пять выстрелов – восемь фрицев…

– Правда? – Округлила глаза Маша Морозова. – А ты мне не рассказывала…

– За тот бой я свое «Красное Знамя» и получила… – Ответила флегматично Морозова. – На плотах им деваться будет некуда, девочки… Разве что в реку сигать… Да нам и это на руку – плывущий человек беззащитен!.. Большие плоты они сделать не успеют, потому, что у них самих на это времени нет – торопятся, гады! А на малых их чем больше, так нам даже и лучше – как в банке с тушенкой – ни лечь, ни автомат поднять… В общем… Почти тир… Я правильно говорю, товарищ лейтенант?

И Сизова кивнула согласно:

– Все правильно, товарищ старшина!.. Только одно сказать забыли – на постройку плотов нужно время… Не меньше часа! Да до реки дойти почти столько же!.. Поэтому мы сейчас будем просто сидеть здесь, на ваших красивых круглых задницах, и есть… Не меньше часа!.. …И Сизова даже не подумала изменить свой план – ровно час эти шестеро жевали сухари с тушенкой, потом проверяли свое оружие, и принимали от старшины боеприпасы к нему, справедливо разделенные поровну между всеми…

Но…

Пришел момент, когда Сизова легонько толкнула старшину в плечо:

– Пора, Зоя Павловна…

– Так только твоей команды и жду, Мил…

– В дозор кого-то надо… Народу у нас не много… Кто-то только один пойдет… Может Капитолина?

– Отставить! – Это был приказ, как минимум полковника, но никак не старшины. – Отставить, Яровую!

– Не поняла, Зоя Павловна! – Опешила Сизова. – Это как же понимать?

– Красноармеец Морозова в дозор пойдет! – Выдохнула на полушепоте старшина.

И в этот момент лейтенант натурально впала в ступор…

– Как Морозова? Она же самая… Она же… Она же ваша…

– Вот именно поэтому и пойдет! – Отрезала старшина.

– Но…

И в этот момент Морозова-старшая резко обернулась, и взглянула не просто в глаза Милы, а в саму душу:

– А чем моя дочь лучше других? – Прошептала она в самое ее лицо. – Тем, что «моя»? А других не жалко? Хватит с меня и одной уже!..

– А если…

– А если что… – Морозова вздохнула. – То тогда мне ненужно будет в чужие материнские глаза смотреть!.. Я за Машку сама в свои глаза посмотрю!.. И в совесть свою материнскую… Она пойдет! И плевать мне, что ты офицер, лейтенант, и командир! Ты меня давно знаешь, Людмила!..

И нечего было ответить лейтенанту…

Она помедлила несколько секунд, а потом произнесла негромко:

– Красноармеец Морозова!

– Я! – Тут же вскинулась Маша.

– Пойдете в головном дозоре…

– Есть! – Глаза Маши тут же засветились огоньком азарта. -…И никакой самодеятельности – это приказ!..

– Есть! -…Следы четкие и времени прошло достаточно, чтобы немцы дошли до реки. А за то время, пока до них доберемся мы – они должны успеть соорудить для себя плоты! – Сизова, скрепя сердце, и глядя на эту совсем еще девчушку, ставила боевую задачу. – Плотов будет три – это очень важно, потому что на четыре у них не будет времени… Ваша задача, боец – найти место постройки плотов, и дождаться нас! Задача ясна?

– Так точно! – Задорно ответила Маша и оглянулась на свою самую близкую подругу Зарину, которая только отвела взгляд в ответ. – Все сделаю, товарищ лейтенант!

– В бой не вступать ни в коем случае, Морозова!

– Есть!

Сизова подумала несколько секунд и проговорила совсем тихо:

– Здесь не парк аттракционов, Маша… Ты должна только отследить это место… Мы пойдем за тобой минут через десять и тогда будем «работать» по ним все вместе – на плотах они будут, как мишени в тире… И вот еще что… Попробуй подсчитать, сколько у них офицеров и унтер-офицеров…

Маша немного растерялась:

– А как же я это сделать-то смогу, товарищ лейтенант? Они же все в одинаковой форме…

– Все, да не все! – Ответила Сизова. – У офицеров, а их будет как минимум два, на голове не каска, а фуражка, а на поясе пистолетная кобура…

– Ясно…

– А унтер-офицеры, сержанты по-нашему, хоть и носят на голове каски, как и все остальные, но у них в довесок к автомату тоже пистолет на поясе… Ясно?

– Так точно! – Ответила Маша.

– Вот по этим признакам ты их и узнаешь… – Проговорила лейтенант и повернулась к Морозовой-старшей. – Вы что-то хотели добавить, товарищ старшина?

Зоя Павловна приблизилась к дочери, и взяла ее за ремень винтовки, висевшей на плече:

– Если что-то увидишь не «то» – затаись! Это уже не приказ, а просьба… Хватит с меня и девчонок в вагоне погибших, и Леси, и отца твоего… – Она запнулась, поняв, что случайно проговорилась, и остро взглянула девушке прямо в глаза. – Ты меня поняла, красноармеец Морозова? Не высовываться – это приказ!

А Маша стояла, словно пораженная громом…

Она только и смогла, что пролепетать:

– Есть, товарищ старшина! Есть, не высовываться!.. Так наш папка… Он что, погиб?.. Давно? И ты знала?!! Что же ты мне раньше…

– Вот сегодня и за него, и за всех поквитаемся, Маша! – Ответила Морозова-старшая и отошла в сторону.

– Ну, что, боец? Готова, в разведку? – Проговорила Сизова и взглянула в глаза девушки.

И поразилась увиденному!..

Там, в этих голубых глазах семнадцатилетней девчонки плескалось такое море ненависти, злости и решимости отомстить, которое она не видала раньше даже у многоопытной старшины!.. Это уже была не боец Маша Морозова, и даже не снайпер – это была разъяренная молодая львица, которая готова была разорвать на клочки любого…

– Не наделай глупостей, боец! Это приказ! Без нас не стрелять! – Проговорила Сизова и встряхнула руками Машу, которая, казалось, была в оцепенении. – Ты меня слышала? Ты все поняла?

– Так точно, товарищ лейтенант! – Кивнула головой девушка и отвела взгляд в сторону.

– Хорошо!.. Тогда… Кругом и шагом марш, выполнять приказ!..

Маша исчезла в кустарнике, а Сизова посмотрела на старшину:

– А ведь не выполнит она моего приказа, Зоя Павловна?

И старшина только крякнула в ответ с досадой:

– Если она моя дочь, то нет… А она моя дочь!..

***