Текст книги "Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков"

Автор книги: Андрей Еремин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Отец Александр предупреждал, что есть богословы, которые видят во всём этом «глубокие догматические ошибки», но ведь Соборов, подтверждающих это, не было! Сам батюшка считал подобные споры бесплодными, а наши притязания узнать внутреннюю жизнь Бога – необоснованными.

«Мы знаем о тайне Божией, которая есть любовь, соединяющая между собой Божественные Ипостаси, но, в основном, Евангелия и Ветхий Завет, и весь изначальный христианский опыт говорят о Боге, обращённом к миру… «Бога не видел никто, – утверждает Евангелист Иоанн, – а явил Его миру Единородный Сын». Таким образом, Бога мы знаем только через Христа».

Возникновение же различных богословских концепций объясняется тем, что людям, особенно с философским уклоном, всегда хочется уйти в глубокую онтологию и начать размышлять о природе Божества. Размышлять об этом можно, полагал батюшка, но считать эти размышления догматами, выражением какого‑то глубинного откровения, скорее всего, нельзя…

Отец Александр постоянно напоминал, что Христос пришёл учить нас не Филиокве, а жизни с Богом,которая даётся причастием к Рожденному, Воплощенному, Распятому и Воскресшему. Его осторожное отношение к богословским спорам вполне согласуется с мнением учителей Православной Церкви. Так, преподобный Феогност писал: «Воздержись от высших созерцаний, если ты не достиг ещё крайнего бесстрастия… помянув о богословии, напоминаю тебе – смотри не простирайся в высоту… ибо не пристало нам воспарять туда, чтобы понапрасну не растерять перьев… Когда же взыщем Бога, тогда, может быть, коснёмся сколько‑нибудь и богословия» [121]121
  Добротолюбие. Свято–Троицкая Сергиева Лавра, 1992,т.3, сл. 6, с. 378.


[Закрыть]. Также и св. Исаак Сирин говорил: «Как мнящегося на всех льва, избегай рассуждений о догматах» [122]122
  Аввы Исаака Сирина слова подвижнические. М., 1993, сл.9, с. 48.


[Закрыть].

Настало время вспомнить эти предупреждения Учителей Православия и вместо догматических дискуссий искать путь к единству через смиренную молитву, которая одна может дать общий для всех христиан опыт веры. Люди, писавшие о молитвенной жизни, например, отец Жак Лев, или отец Вуайом, или протестанты, использующие в своей практике Иисусову молитву, свидетельствуют, что подлинная встреча с Христом стоит выше догматических разногласий. Господь дал нам единство с Собой, а мы отступаем от Него, замыкаемся в своих национальных и исторических традициях и теряем Его во второстепенных спорах.

Отец Александр полагал, что история внутрицерковных конфликтов показала: когда люди спорят, они только ожесточаются. Богословы–спорщики не сумели сблизить позиции Церквей. Сейчас, когда на Востоке знают больше о Западе и Запад знает больше о Востоке, сближение идёт совсем по другим каналам.

«Квеликому счастью,– говорил батюшка, – люди теперь начинают понимать, что многообразие есть судьба Церкви – судьба на долгие века, может быть, и на тысячелетия. И в этом многообразии, поднимаясь на неведомые высоты духа, встречаются святые – чёрные, жёлтые и белые– святые, говорящие на всех языках. Все они оказываются в одном лоне, в одном Царстве, более того, они оказываются ужасно похожи.<… > Такие святые, как Франциск Ассизский или преподобный Серафим Саровский не принадлежат одной конфессии, одному кругу христианства– они принадлежат всему миру. В этом‑то и проявляется всемирность истинной Церкви».

4

Отца Александра отличала исключительная открытость к чужому мнению, поиск точек соприкосновения, а не противостояния. «Кто не против вас, тот за вас», – говорит Христос. (Мк 9.40) Этот принцип батюшка исповедовал абсолютно во всех сферах жизни и особенно важным считал его в отношениях с другими конфессиями. Основанием для такой жизненной позиции была его вера в Небесного Отца всех народов.

В своей книге «Истоки религии» отец Александр пишет: «Божественная реальность остаётся сокровенной и не подавляет человека… Несовершенный дух ограждается от того, что превышает его силы, и это сохраняет нашу свободу перед Богом… Шаг за шагом входит Он в сознание людей через природу, через любовь, через чувство тайны и переживание Священного. С этим связано и историческое многообразие религий, которое отражает различные фазы и уровни Богопознания» [123]123
  Мень А. Истоки религии. М., 1991, с. 63.


[Закрыть].

Предпосылки для диалога между религиями отец Александр видел в их растущем интересе друг к другу и общем чувстве благоговенияперед Высшим. На эту общность особенно следует обратить внимание сегодня, когда мир постоянно сотрясают национальные, религиозные и политические конфликты. Именно на путях религиозного общения народов, по мнению отца Александра, возможно настоящее сотрудничество, в котором так нуждается мир.

Он говорил, что с радостью принимает слова Корана, где сказано, что все верования должны конкурировать на путях добра. Батюшка считал возможным и необходимым объединять усилия наиболее авторитетных представителей ислама и христианства, чтобы они вместе могли противостоять нетерпимости, которая разъедает мировое сообщество. Эти усилия должны быть сделаны во имя духовных ценностей, заповеданных Богом нашему общему отцу Аврааму, от которого ведут своё происхождение христианство, ислам и иудаизм.

В своём комментарии к 5 главе кн. Бытия отец Александр рассматривал приведённые там родословные человечества как зачаток Библейского универсализма, противостоящего расизму. Уже на раннем этапе человечество представлялось в Библии как семья кровных родственников. Но до сих пор людей более всего разобщает порок национализма. Он продолжает ослеплять даже христиан некогда Единой Церкви, хотя Господь ясно призвал всех Своих учеников к любви.

На одной из лекций батюшка сказал: «Я вообще убеждён, что все прекрасное и глубокое во всех верованиях и религиях мира есть действие Христа – незримое, анонимное, но явное и продолжающееся».

Таким образом, ответственность за восстановление взаимопонимания лежит сегодня именно на христианах разных конфессий. Но для того, чтобы они заняли подобающее им место в обществе, требуется прежде всего объединить две основные ветви Вселенской Церкви. «Только на путях синтеза, – говорил батюшка, – возможно двигаться вперёд. Надо, чтобы мы вернулись к вселенской модели; барьеры губительны для взаимообогащения христианского Запада и Востока, губительны для цивилизации, потому что оставляют её вне христианского контекста, вне христианской духовности, которая единственная может сегодня сохранить мир в целостности».

И хотя отец Александр понимал, что объединение христиан – очень сложная задача, он все‑таки утверждал: «Христос не хотел, чтобы мы постигали истину в одиночестве, а хотел, чтобы мы это делали вместе. Пусть это трудно, пусть любая общность человеческая содержит опасность искушений, трений, соблазнов – Он так хотел! Это была Его воля, Его Церковь, Его Дух, Который в ней присутствует и сегодня!»

Таким образом, истинное стремление к единству, по мысли отца Александра, должно рождаться из переживания разделения христиан как общего греха и нарушения воли Христа. Мы верим, что в будущем грех этот будет преодолён, но не на путях превозношения, гордыни и самодовольства, а в духе братской любви.

Батюшка не участвовал формально в экуменическом движении, почти не встречался в советское время с зарубежными священниками, но экуменизм был присущ ему органически, как данное свыше Откровение, как абсолютная открытость сердца к другим.

Отец Александр писал: «Бог всем дал место в Своей Церкви. Она знает только одну границу – между истинной верой и идолопоклонством» [124]124
  Мень А. Вестники Царства Божия. М., 1992, с. 289.


[Закрыть]. Самое страшное для Вселенской Церкви, когда кто‑либо претендует на то, чтобы заставить всех «ходить строем», декларируя лозунги типа: «если мы в это верим, в это должны верить все; если мы этого хотим, все должны этого хотеть».

Батюшка так же, как апостол Павел, «нёс светлое, жизнеутверждающее, полное надежды благовестив… жизнь во всей её полноте, устремлённую к вечным горизонтам».

5

Главным источником, вдохновляющим борцов за единство Церкви, всегда были проповеди библейских пророков. Пророки учили отличать внутреннее от внешнего, вечное от преходящего, всеобщее от частного. Уже Откровение Сущего, данное Аврааму, по словам отца Александра, «не носило узко племенного характера, подобно многим языческим прорицаниям. Величие и слава избранных Богом людей связывались в Обетовании с благом всех времён и народов.

“И благословятся в тебе все племена земные” – таково было одно из самых поразительных пророчеств древнего мира» (Быт 12.3). Очевидно, что эта весть почиталась очень важной, ибо она передавалась почти без изменений из поколения в поколение. Другое пророчество говорило о том, что все народы должны собраться на горе Сион (Ис 25 6). Это не значит, что все народы превратятся в народ израильский, но что всем им найдётся место в Его Царстве. Так же и в Евангелии Господь говорит, что есть у Него и другое стадо, кроме Израиля, и другие овцы (Ин 10.16). А последний пророк Ветхого Завета Иоанн Креститель предупреждал своих последователей от национальной замкнутости: «Не думайте говорить в себе: “отец у нас Авраам”; ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф 3.9).

«В событиях, разыгравшихся в земле Рамсес и в Синайской пустыне, – писал отец Александр, – Ягве явил свою юлю и создал Свой народ, которому надлежало стать “царством священников и народом святым”, то есть Церковью. Смысл Исхода прежде всего в том, что Ягве усыновляет Израиль. Это усыновление вполне равноценно новому рождению. В союзе с Ягве только и обеспечивается сама жизнь народа в качестве чада Божия вместо прежнего раба, обречённого на смерть.

Поэтому Пасха становится не просто праздником пастухов или воспоминанием о событиях прошлого, она есть непрекращающееся свидетельство о появлении на земле Божьего удела. Судьба Ветхозаветной Церкви двуедина. Это, с одной стороны, “исход”, “отделение”, “обособленность”, но, с другой стороны, в этом же заключено духовное будущее “всех племён и народов”. Это двуединство сохранилось и в Церкви Новозаветной, отражённое в двух её наименованиях: Православная и Вселенская (Католическая). Исключительность и универсализм идут здесь рука об руку, и эти два аспекта навсегда останутся в земной истории Церкви» [125]125
  Мень А. Магизм и единобожие. М., 1992, с. 304.


[Закрыть].

Второй источник экуменических представлений – универсализм и христианская свобода апостола Павла. «Евангелие, – говорил батюшка, – открылось апостолу Павлу как вера, проникнутая духом любви и свободы, как вера, которая нуждается лишь в немногих внешних символах».

Следуя ветхозаветной традиции, первоначальная Церковь брала все прекрасное, что уже было в мире: музыкальные произведения, гимны, живопись, архитектуру. И это не было компромиссом или проявлением конъюнктуры. Церковь принимала то, что действительно было достойно принятия. Церковь шла, по словам отца Александра, по пути открытия внебиблейского мира, который, может быть, не всегда точно называют языческим.

Но тот же универсализм Библии стал заслоном на пути распространения языческого спиритуализма и эллинистической философии. Панэллинизм, по мнению отца Александра, являлся господствующей идеологией клира греческой Церкви, который греки пытались навязать миру в ответ на универсализм Римской Церкви.

И все же ко времени появления христианства в мире, по замыслу Божию, уже были созданы все внешние условия для создания Единой, а не национальной Церкви. То есть такой общины, в которой, несмотря на единство, не было бы места культурной и национальной уравниловке. Отец Александр был уверен, что Господь ясно показал в Священном Писании, что желает видеть Свою Церковь единой в многообразии.

Против сглаживания различий в вопросах веры выступали многие предшественники отца Александра. Так, Г. Федотов утверждал, что «Единая сила Святого Духа сходит на апостолов в раздельности огненных языков. Дар языков – был первым даром новорождённой Церкви» [126]126
  Федотов Г. Национальное и вселенское. – В сб.: «Лицо России», YMKA‑Press, 1988, с. 264–265.


[Закрыть]. Значит, Церковь в этом даре получила благословение на многообразие форм и языков служения. Но тот же Федотов далее говорит о будущем человечества: «В Царстве Христа падут все преграды непонимания, и духовные лики народов будут открыты друг для друга».

И если христианский экуменизм рождается из библейского мироощущения, то убеждения его противников формируются в угоду национальной привязанности к культурным обычаям. Этот момент мы можем отследить уже в книге Деяний Апостолов, где встречаемся с первыми противоречиями между учениками Христа.

« Нас не должно удивлять,– писал отец Александр, – что первый серьёзный кризис в Церкви возник в связи с обрядами.

Людям легче отказаться от своих убеждений, чем от обычаев: это коренится в законах психологии. Хотя обычай есть то русло, по которому чаще всего текут реки духовной жизни, сохранять ритуалы проще, чем верность духу» [127]127
  Мень А. Первые апостолы. М.,1998, с. 186.


[Закрыть].

в

Открытость чужому – это знак обретённой силы Христа.Когда есть открытость, есть также и духовное возрастание, и постоянная связь с Небом. Можно сказать, что открытое сердце это христоподобное сердце.

Отец Александр говорил: «Положение, конечно, трудное и неудобное. Похоже на замок, в котором открыты все двери – сейчас придут враги и овладеют замком. Но, если он принадлежит сильному господину, тот может жить совершенно спокойно, ибо достаточно силён» [128]128
  Мень А. Мировая духовная культура, христианство, Церковь. Лекции и беседы. М., 1995, с. 605.


[Закрыть]. Христианин, у которого открыты все двери, – это как раз и есть настоящий христианин, потому что за ним сила. В нём, рядом с ним, Господь, Который для него на самом деле Царь. Это есть настоящая вера, побеждающая закрытость.

Открытое христианство, внутренняя свобода – всё то, что неизменно поощрял отец Александр – сегодня являются общепризнанными ценностями. Тот, кто крепко стоит на позициях библейского осмысления истории, видит в росте открытости и динамизма вектор развития человечества и промысел Божий. Не случайно на смену тоталитарным режимам первой половины столетия приходят в конце XX в. беспрецедентное единение людей и демократизация обществ.

В то же время на примере непрекращающихся национальных и религиозных конфликтов мы замечаем, что динамизм у многих порождает ощущение неустойчивости, ностальгию по старым, закрытым, неизменным системам.

Батюшка это прекрасно понимал и старался в своей пастырской работе, в многочисленных беседах и проповедях, книгах и статьях привить своим чадам бесстрашие перед открытостью миру. Его вера свидетельствовала о внутренней устойчивости, какая была у Авраама, покинувшего свой дом и отправившегося на чужбину, или у апостола Петра, ступившего по слову Господа на воду.. Отец Александр знал, что альтернативы этому глобальному доверию нет; поэтому так важно всем членам Вселенской Церкви возрастать в любви друг к другу, становиться прозрачными и проницаемыми друг для друга, помогать друг другу на стремительных поворотах истории.

Непроницаемыми друг для друга нас делают приверженность к традиционным мифологемам и бесконечные «рациональные» споры. Зная это, русский философ С. Трубецкой писал: «…я не жду, чтобы на догматической почве можно было бы подвинуть дело хоть на шаг вперёд и достигнуть чего‑либо, кроме пущих раздоров и соблазнов. Спор бесплодный и нехристианский, воистину братоубийственный по делам и духу ведётся века на догматической почве, несмотря на то, что в главном, во Христе, все хотят быть согласны. Из этого одного ясно, что надо переменить самую почву этого спора» [129]129
  Басин И. С. Трубецкой. – «Вопросы философии», № 9, 1995, с. 115.


[Закрыть]. Поэтому батюшка и говорил, что богословские вопросы не должны быть помехой любви, которая одна может привести к единству.

Сегодня, несмотря на усилившуюся тенденцию к изоляционизму, в мире все отчётливее проявляется способность к сотрудничеству. Созванный Папой Иоанном XXIII Второй Ватиканский Собор открыл перспективы в диалоге между Церковью и миром, проложил новые пути в богословии, экуменизме, апостолате, богослужении и понимании Библии. А протестантская инициатива, приведшая к созданию Всемирного Совета Церквей, говорит о такой жажде общехристианского единства, какой ещё не знала история. «Замечательно, – подчёркивал отец Александр, – что экуменизм зародился и живёт именно тогда, когда в мире усилилась расовая нетерпимость и шовинизм».

Не догматические споры, а искреннее стремление исполнить волю Христа и возрастание в святости могут создать необходимые предпосылки для диалога. Современный православный богослов отец Борис Бобринский писал: «Святые прошлого… должны быть и нашими святыми, и на глубине – это наши святые. Святые Кармеля, св. Франциск Ассизский, св. Шарль де Фуко и множество праведников наших дней, мать Тереза… Истинный экуменизм – это экуменизм святости» [130]130
  Бобринский Б. Итоги экуменического диалога между католиками и православными. – «Вестник РХД», № 165, с. 32.


[Закрыть]. Недаром, «восточный подвижник IV в. Авва Дорофей, – отмечал батюшка, – сравнивал Бога с центром круга, а людей – с радиусами: чем они ближе между собой, тем ближе к Центру. Вот – мистическая основа для экуменизма» [131]131
  Мень А. Переписка с Всеволодом Рожко. – «Вестник РХД», 1992, № 165, с. 62.


[Закрыть]. По мере приближения к центру радиусы сближаются. Значит, в духовной глубине происходит соединение, а причины разделения лежат на психологическом и физическом уровне, то есть во внешнем.

Выдвижение этого внешнего – традиций и обрядов – на первое место означает возвращение к дохристианским временам магического отношения к вере.

«До тех пор, —полагал батюшка, – пока над людьми властвует традиция, пока у них нет своего личного мистического опыта, пока каждый идёт по пути, по которому ему наказали идти родители, до тех пор традиция разделяет людей. Но когда каждый находит свой личный путь к Богу, становится ближе к Нему, тогда же он находит и общий опыт с теми, кто был до него, и с теми, кто находится в других традициях».

Границы воздвигаются теми людьми, которые не имеют личного общения с Богом и не чувствуют тайны Божественной любви. Разобщенная Церковь являет нам духовную раздробленность, необращенность её членов, нахождение их по ту сторону христианского опыта.

Таким образом, путь объединения христиан лежит через углубление личной веры. Потому для отца Александра Церковь и была едина, что, пребывая в общении с Господом, он одновременно оказывался над временными человеческими границами.

Батюшка считал, что Церковь подобна своему основателю Богочеловеку Иисусу Христу. Но есть и огромная разница. Если в Иисусе Христе человеческое начало было свободно от зла и греха, то человеческое начало Церкви – земное, и оно не свободно от греха. Церковь состоит из обыкновенных людей, но она является семенем, зачатком, как бы ядром будущего человечества, которое должно соединиться в величайшем многообразии, в величайшей открытости, в величайшей свободе и, в то же время, в единстве.

«Прежде всего, почему Церковь едина? Потому,– говорил батюшка, – что мы взираем на единство Божие. А это таинственное единство… Вы думаете, напрасно людям открылась тайна Божественного Триединства? Напрасно Бог открыл Себя как Творец, как Логос и как Дух? Нет, отнюдь! Это имеет прямое, практическое значение для нашей жизни. Это вовсе не отвлечённая метафизика! Не отвлечённая догматика! Когда Рублев писал свою Троицу, он пластически, красками и линиями изобразил вот эту незримую тайну любви, этот круг, который как бы манит и призывает человека изменить свою модель мира».

Отец Александр подчёркивал, что Откровение это дано было в очень трудное для России время. «Когда Древняя Русь, – говорил он, – находилась в тяжком состоянии во время ордынского ига и во время княжеских междоусобиц, духовного кризиса и упадка, что можно было противопоставить этому распадающемуся миру? Любовь! А какую любовь?

Прежде всего любовь Божественную! Это глубоко поняли Андрей Рублев и преподобный Сергий – его предполагаемый учитель. Агрессивному, озлобленному миру святые противопоставили любовь, воплощённую в образе Святой Троицы. Как един Христос, как един Бог, как един Дух Божий – так едина Церковь. И когда Христос, очень редко употреблявший слово “Церковь”, сказал Петру: “Я создам Церковь Мою на скале, на камне, на Тебе, и врата адовы не одолеют её”, то Он сказал не: “Церкви МОИ”, а “Церковь МОЮ”, определяя Церковь как некую единую субстанцию».

Образ Рублевской Троицы стал для русских религиозных философов и богословов воплощением понятия соборности. В отличие от коллективизма, в котором личность исчезает, и от индивидуализма, в котором личность гипертрофируется, под соборностью богословы понимали единство, которое не убивает личность. Только тогда, когда Церковь стремится к подобному онтологическому единству, она приобретает способность продолжать жизнь и дело Христа на Земле. Но Церковь не подобна войску или какой‑то организации.

«Она, —говорил батюшка, – не ограничена ничем: ни временем, ни пространством, ни народом, ни племенем… Поэтому слово “соборная” можно также понимать как собранность со всех сторон мира. Господь послал апостолов проповедовать повсюду. И сегодня нет страны, где не было бы возвещено Евангелие. Разумеется, одни его приемлют, другие – отвергают, но предназначено оно для всех. Сегодня Священное Писание переведено на полторы тысячи языков и наречий, богослужение и проповедь звучат на самых разных языках. <…>

Всё началось с двенадцати человек, а теперь христиан– свыше миллиарда; и постепенно, шаг за шагом, вера Христова охватывает всё большее число людей. Для неё нет границ, и если когда‑нибудь люди вступят на другие планеты– и там будет существовать Церковь. Она – древо, ветви которого уходят в небо.

Более того, нет и такого состояния человеческого, которое не охватывала бы Церковь. Если Ветхий Завет запрещал вступать в общину уродам, калекам, душевнобольным, людям с разными изъянами, – Церковь открыта всем: каждый человек может пойти по пути Христову, если захочет. Она– вселенская и в географическом, и в историческом, и в духовном смысле слова».

Чем же объясняется тогда существование такого множества христианских общин: православные и католики, староверы и баптисты? Отец Александр видел здесь несколько причин.

«Прежде всего, – отмечал он, – когда мы говорим об историческом пути Церкви, мы не должны забывать, что Церковь синтезирует тайну великого достоинства христианства и недостоинства нас, христиан». В Церкви воплощается и Дух Божий, и наши человеческие слабости и страсти; здесь возникают проблемы, споры, национальные распри, культурные конфликты. Отец Александр считал этот процесс естественным и, более того, осмысленным, необходимым для того, чтобы Дух Божий преображал нас не механически, чтобы мы не видели в Божественной помощи «воздействия какого‑то волшебного луча, насильственно меняющего нашу природу, но сами добровольно стремились к тому, чтобы соответствовать идеалу, шли Ему навстречу и уже тогда получали силу преображения».

В своих размышлениях на эту тему он ссылался на В. Соловьева, который говорил, что «история Церкви есть процесс богочеловеческий, в котором действуют и божественные, и человеческие силы. Вот почему здесь было столько кризисов, упадков, неудач, столкновений. Вот почему, в конце концов, всегда высшее побеждало в самых отчаянных ситуациях».

Для того чтобы справляться с человеческими, земными проблемами, богочеловеческий организм Церкви должен иметь структуру и порядок. А «этот порядок, эта структура, – говорил отец Александр, – лучше всего были усвоены в Риме».

И не случайно «любимым словом в Риме было “конкордия” – согласие.Именно римский епископ оказывался центром согласия, когда Церковь начинали раздирать какие‑либо конфликты. Уже второй епископ Рима Климент Римский, написавший в 90–х годах послание к коринфянам, показал себя поборником порядка и законности внутри Церкви. Конечно, такая приверженность к порядку наложила на мышление и дух западного христианства определённую печать. И до сих пор в посланиях к окружным римским епископам ощущается вот эта кристальность, лаконичность и некоторая юридичность».

В необходимости внутрицерковного порядка отца Александра убеждал весь опыт его пастырского служения. Ведь ему не раз приходилось видеть, насколько пагубно сказывается неорганизованность православных церковных институтов на деятельности Церкви в миру и как это отражается на её авторитете.

Но согласие и порядок в Церкви вовсе не должны бьггь тождественны авторитаризму. Когда правыми считают только себя и отрицают вселенский характер Церкви, начинает утверждаться истинность лишь одной национальной конфессии. «Дух самодовольства и пошлости свойственен всякой узконационалистической вере», – пишет отец Александр в книге «Вестники Царства Божия».

В своём интервью, подготовленном на случай ареста, батюшка говорил: «Путем долгого размышления, контактов и исследований я пришёл к убеждению, что Церковь, по существу, едина. Разделили христиан, главным образом, их ограниченность, узость, грехи. Этот печальный факт стал одной из главных причин кризисов в христианстве. Только на пути братского единения и уважения к многообразным формам церковной жизни можем мы надеяться обрести силу, мир и благословение Божие» [132]132
  Мень А. Культура и духовное восхождение. М., 1992, с. 363.


[Закрыть].

Второстепенные, культурные, национальные и другие различия религиозной жизни при этом вовсе не должны сглаживаться или игнорироваться; но все эти признаки должны занимать подобающее им место в иерархии ценностей – отнюдь не первое.

По тому, что находится на первом месте, а что на втором – культурные или духовные факторы, – легко можно определить, имеем ли мы дело с магическим мировоззрением, в котором превалирует языческое наследие, или с истинно христианским динамичным мироощущением.

Только динамичную религию, в которой на первом месте стоят жертвенная любовь, преданность высоким идеалам, благоговейное Богопознание, мы можем назвать по–настоящему монотеистической и вселенской. Статический же подход к вере всегда приводил христиан к разделению по якобы догматическим причинам.

Но в самой природе слова «Догмат» не содержится ничего статического. «Этот термин, – считал батюшка, – на самом деле обозначает просто некое учение, некое воззрение. Только впоследствии он приобрёл значение “статический”, “неизменный”, от него образовались слова “догматизм” и т. п. С филологической точки зрения догмат означает просто выражение христианского учения. Богословие же – это не догмат, а размышление о догмате». Отец Александр полагал, что вероучительных определений как выражений общецерковного учения набирается совсем немного.

Даже Символ Веры не был у первоначальной Церкви набором определений, потому что Церковь жила тогда в единстве веры и любви и в догматах не нуждалась. Главное в Церкви – не определения и споры о них, а единство, основанное на отношениях с живым Христом. Главное в том, чтобы говорить Ему «Ты», а не «Он», как говорят в догматах.

Вероучительные определения есть в разных религиях, например, в исламе. А христианство как бы не является религией вообще, оно есть признание фактаприсутствия Христа, Которого верные Ему познают в своей личной жизни. Кроме того, отец Александр считал (так считали В. Соловьев и другие православные богословы), что христианское учение развивается.

Это не значит, что батюшка отрицательно относился к догматическому учению. Вовсе нет. Просто он хотел, чтобы вероучительные формулировки занимали в Церкви принадлежащее им место, определённое историей. Он считал, что тогда, когда эллинистический мир, полный интеллектуального декадентства, стал ассимилировать христианство, он породил сонмы чудовищ, и догмат стал тогда на их пути плотиной, т. е. сыграл свою положительную роль.

Прежде всего, это относится к учению о Воплощении. Если кто‑то заявляет, что он христианин, но не исповедует Христа Воплощенного, то это не христианство. С такими ересями, считал отец Александр, надо бороться, потому что в них всё время восстаёт язычество.

Что же касается нормальных христианских конфессий (признающих, прежде всего, учение о Воплощении), то уже Второй Ватиканский Собор выработал такое мнение: «…некое различие образа жизни и обычаев… не противоречит отнюдь единству Церкви, но даже увеличивает её красоту и немало способствует осуществлению её призвания» [133]133
  Постановление Ватиканского Собора. Об экуменизме. Typis Polyglottis Vaticanis, 1965, с. 17.


[Закрыть].

«Еще Ириней Лионский, – говорил отец Александр, – признавал, что каждая христианская община, в конце концов, может существовать по своим законам и обычаям». И между прочим, тот же Ириней Лионский придавал меньшее значение абстрактному богословию, чем жизни, пропитанной верой и любовью к Богу.

Вселенская Церковь объединена тем, что у неё есть Слово Божие. Она стоит на Священном Писании, а также на святоотеческом Предании, которое едино для Западной и Восточной Церквей. Ибо Святые Отцы жили в ту эпоху, когда Церковь была едина. Это наследие создало для христиан надёжный общий язык, который, по словам философа Г. Гадамера, «необходим для умения поддерживать диалог, давать слово инакомыслию, усваивать произносимое другим человеком и вместе переживать актуальность прекрасного» [134]134
  Гадамер Г. Актуальность прекрасного. М., с. 8.


[Закрыть].

Глубокое ощущение связи Церкви со Словом Божиим подвигло отца Александра на написание второго значительнейшего труда в его жизни – «Словаря по библиологии». «Словарь» есть, по сути, рассказ о людях, живших в разное время, в разных странах, но беззаветно преданных Библии, посвятивших ей всю свою жизнь и творчество. Это попытка приобщить нас к их миру, чтобы Слово Божие и для нас стало таинством общения с Богом. Именно через жизнь и труд святых, работающих над Библией, выстраивалась для батюшки самая чистая линия истории Церкви.

В словаре ещё раз проявился и христианский универсализм отца Александра, и его удивительная терпимость к различным мнениям, и его солнечный дух, умеющий во всём видеть лучшее, способный показать то, что объединяет людей, а не то, что их разъединяет.

Однако и в разделении христиан на конфессии батюшка видел действие Божьего промысла, создававшего предпосылки для жизненности христианства. «Без этого, – говорил он, – наверное, в нём было бы что‑то однородное, принудительное. Как будто зная склонность людей к нетерпимости, Бог разделил их, чтобы каждый на своём месте, в своём саду выращивал свои плоды. Но придёт время, когда эти плоды соединятся в едином потоке, в котором сохранится все лучшее, что есть в духовной культуре человечества и в человеке – образе и подобии Божием» [135]135
  Мень А. Радостная весть. М., 1991, с. 318.


[Закрыть]. Когда мы доходим до глубины, мы узнаем, что все бесконечное многообразие есть проявление частей целого. На глубине, в единстве любви соединяется то, что нам казалось несоединимым. «Плюрализм, – пишет батюшка, – не упраздняет принципа единства, и чем богаче и разносторонней становится жизнь в Церкви, тем настоятельнее оказывается потребность в связующем её стержне» [136]136
  Мень А. На пороге Нового Завета. М., 1992, с. 484.


[Закрыть].

Церковь, которая под предлогом сохранения своего культурного достояния увязает в изоляционизме, постепенно теряет все. Церковь, открытая миру, которая раздаёт и не заботится о внешнем, приобретает не только силу Духа, но и творческие ресурсы для собственного культурного возрождения.