Текст книги "Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков"

Автор книги: Андрей Еремин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

6

Отец Александр неоднократно указывал в своих беседах и лекциях, что Церковь понесла за годы Советской власти тяжёлый, ни с чем не сопоставимый урон. Теперь духовную культуру приходится воссоздавать на почти погасшем пепелище. И надо сказать, что равнодушие народа губило культуру больше, чем лом и динамит. На это обращал внимание С. Аверинцев, когда давал яркую картину тотального участия народа в разрушении святынь [17]17
  Аверинцев С. Мы и наши иерархи вчера и сегодня – «Новая Европа», № 1, с. 45.


[Закрыть]. Теперь для возрождения культуры нужны усилия новых людей, причём людей, прошедших через упорную внутреннюю работу.

Почему так трудно воссоздавать культуру? Потому что она «никогда не творилась безликой массой. Она вырабатывалась в элите, составляющей ядро, совесть, самосознание любой нации. Преимущество культурной элиты в том, что она имеет возможность активно осмыслять информацию, широко смотреть на вещи, критически мыслить, сохранять те подлинно человеческие свойства, которые, как правило, теряются в толпе. Поэтому Г. Федотов так настаивал на необходимости для каждого народа оберегать свою элиту, прислушиваться к ней, давать ей простор для свободного развития» [18]18
  Мень А. Трудный путь кдиалогу. М., 1992, с. 184


[Закрыть].

Энциклопедическое образование отца Александра быстро снискало ему популярность среди деятелей культуры, находившихся в духовном поиске, не удовлетворённых государственной идеологией. Когда же эти люди встречались с батюшкой, оказывалось, что не только его образованность и приветливость притягивают к себе, но и удивительное чувство свободы, которое физически ощущалось в его присутствии. Чувство необычное для советских людей, живших под гнётом тоталитарной пропаганды; необычное вообще для русских людей, как правило, страшно «зажатых», ибо в России никогда не дышалось легко.

Но отец Александр был духовно свободен сам и заражал чувством божественной свободы других. На этот дар батюшки обратил внимание при знакомстве с ним вологодский архиепископ Михаил (Мудьюгин): «Эта внутренняя свобода была, быть может, одной из отличительных черт его менталитета, которые делали его служение, проповедь и всю его личность столь привлекательными» [19]19
  Аман Ив. Александр Мень – Христов свидетель в наше время. М., 2000, с. 11.


[Закрыть].

Это была такая свобода, которая буквально вливала силы для серьёзных жизненных свершений, для героизма. Вблизи батюшки каждый чувствовал себя значимой личностью, человеком в высшем смысле этого слова. Те, кто искал в Церкви авторитарного руководства, с трудом приспосабливались к ненавязчивой педагогике отца Александра, но люди творческие, активные и не приемлющие идеологического диктата обретали в его приходе родной дом.

Позиция гонимого священника, в которой всегда находился отец Александр, привлекала к нему также многих антисоветски настроенных людей. Они приходили к батюшке, ожидая увидеть в нём одного из лидеров оппозиции, а встречали человека, который говорил с ними о добросовестном труде на своём «советском» месте, о высокой профессиональной ответственности христиан. Батюшка объяснял им простые вещи: человек морально деградирует, если плохо работает. И это в то время, когда «хорошим тоном» среди православных считалось бросить свою основную профессию и уйти в сторожа какого‑либо храма.

Таким людям взгляды батюшки представлялись конформизмом, даже предательством. Но о какой христианской ответственности можно было говорить с теми, кто считал добродетелью халтуру на своей основной работе? Когда такие члены Церкви противопоставляли себя окружающим, они показывали им отвратительный пример якобы «христианского» поведения, идущего наперекор сути Священного Писания (вспомним слова апостола Павла, что человек должен трудиться, а не суетиться (2 Фес 3.10–11)).

Отец Александр говорил, что неудовлетворённость некоторых лиц существующим порядком не оправдывает неисполнение ими того долга, который они обязаны выполнять, имея в виду родительский, профессиональный, человеческий долг.

Батюшка считал важным для христиан не отгораживаться от повседневной жизни советского человека, от его культурной среды, а усваивать имеющиеся крупицы добра. Сам он смотрел телевизионные передачи, советские фильмы (некоторые из которых ему очень нравились), читал газеты и произведения советских писателей, – и всегда, везде старался найти что‑то положительное, позитивное, то, что могло бы стать основой для дальнейшего диалога.

Батюшка не делил мир, в котором жил, на чёрное и белое. Мол, в Церкви исключительно святые, а в миру одни негодяи. Здравомыслие и жизненный опыт наглядно показывали, что и в Церкви много грешников, а, с другой стороны, даже в таком мрачном и подлом месте, как КГБ, находились люди, способные творить добро (один из тех, кто его допрашивал в КГБ, потом у него же и крестился).

К тому же отец Александр не считал политические вопросы самыми насущными в жизни Церкви. Некоторым его прихожанам казалось, что главная наша проблема – политическая несвобода, которой нет на Западе, но которая «зажимала» нас. Но батюшка говорил, что свобода и несвобода – внутри человека. А утверждение, что западные люди все внутренне свободны (откуда же тогда столько неврозов, такой разгул наркомании и самоубийств?), а советские – нет, это миф.

«В тесноте Ты давал мне простор, когда я взываю, услышь меня, Боже правды моей», – говорится в 4 псалме. Те, кто видит причину церковных неудач в политическом строе, по сути заменяют духовную работу поиском внешних врагов Православия. «То, что внешние вещи оказываются сильнее, – писал отец Александр, – является свидетельством незрелости мирового христианства».

Одни видят врагов в католиках, евреях, либеральных православных, в тех, кто читает Евангелие на русском, а не на церковнославянском языке, другие – в коммунистах и атеистах. На самом же деле только мы сами делаем себя несвободными. Поэтому батюшка считал, в частности, что для обретения истинного чувства свободы совершенно бессмысленно эмигрировать. Он говорил: «Христианин должен бурить землю на месте, на котором поставлен Богом». Внутреннюю свободу мы можем обрести уже здесь, сегодня, для этого нужна только настоящая «метанойя» (обращение). А эмиграция создаёт лишь новые проблемы – материальные, языковые и прочие.

Батюшка хотел видеть нас свободными не от обязанностей, а от сознания советской «коллективной среды», чтобы нас не тянуло в сказочные заграницы, и мы ощущали себя счастливыми на своей Родине. Он знал, что это счастье возможно только рядом с Иисусом. И ставил себе задачу – создать своим прихожанам условия для встречи с Христом, помочь каждому реализовать себя во всей полноте, не теряя драгоценного времени на адаптацию к непривычным условиям жизни.

Он, действительно, необыкновенно ценил время. В домике при Церкви на стене висели часы, на столе стояли подаренные кем‑то японские часы–приёмник; когда он стал настоятелем, электронные часы появились даже в алтаре. Он часто вспоминал слова известной советской песни: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь» – и учил нас ценить этот миг, не тратить время попусту.

Он говорил, что стоит потерять даже полчаса, как всё пропало… Там, где упускаешь небольшой отрезок времени, за ним проваливаются целые куски. В своём еженедельнике он планировал работу и встречи на полгода вперёд, никогда не отвлекался на суетные мероприятия и потому успевал делать очень много.

Отец Александр помогал своим ученикам жить в том социуме, в котором они родились. Батюшка говорил, что «Христос учит не тому, как произошло зло, – это философия. Он учит нас тому, как жить в мире, в котором есть зло».

Несмотря на то, что отец Александр был против бегства христиан из социальной жизни, ему нравилось, когда люди вырывались из рутинной обыденности в творчество, когда они не крутились на службе, как винтики. Свободная творческая работа требует риска и веры, позволяет почувствовать помощь Божию. Батюшка любил, чтобы люди сами распоряжались своей жизнью, а не система управляла ими. Возможность полностью себя реализовать даётся человеку именно в творческой работе.

В задачах, которые ставил перед людьми отец Александр, не было ничего революционного – стать человеком, хорошо работать на своём месте, быть добрым к сослуживцам, любить свою семью и своих друзей, быть хорошими, любящими родителями, верными мужьями и жёнами.

Все это некоторым людям казалось чем‑то незначительным. Они обвиняли батюшку в том, что он не борется с архиереями, с советской властью, в то время как сами нуждались в решении простых проблем. Подобные «мелкие цели» были для них на самом деле недостижимы, и бунт казался им куда более притягательным, нежели настоящие ценности человеческой жизни.

Но, конечно, гораздо больше было людей, которые ездили к отцу Александру, привлечённые его внутренней гармонией, соединением в нём настоящей глубокой учёности с удивительной простотой и смирением. Знаменитый священник, писатель, богослов был в общении скромным и мудрым. В советскую эпоху тотальной профанации ценностей интеллигенция стремилась прежде всего к такой простоте и искренности.

7

Отец Александр легко общался с людьми, ещё не принявшими христианскую веру. Он жил среди них и умел их любить, несмотря на то, что находился в идейной оппозиции существующему режиму. На вопросы о своей вере он отвечал, не нападая и не обличая, а, напротив, отыскивая положительные черты, общие для него и его собеседника. Общими были такие понятия, как справедливость, братство, скромность и некоторые другие, заимствованные коммунистической идеологией из христианской этики. Хотя эта идеология была лживой и использовала данные представления, чтобы манипулировать сознанием масс, но все‑таки подобные положительные принципы питали ум и совесть многих честных людей советской эпохи. С этим надо было считаться.

Батюшка никогда не стремился доказать оппоненту его несостоятельность; он всегда апеллировал к лучшему в собеседнике и разговаривал с ним так, будто тот выше своего уровня, чтобы у человека был стимул подняться над тем, к чему он привык.

Неприятию людей и жизни, враждебности, осуждению, которые были весьма характерны для диссидентских кругов 60–80–х годов, батюшка противопоставлял любовь, сочувствие, милосердие, понимание. И всё, что он делал и писал, пропитано этим духом. Он считал, что книги, где нет беспристрастности, доброжелательности, – это книги инквизиторов, которых лишили возможности сжигать людей на самом деле; так вот они сжигают их на бумаге.

Отец Александр полагал, что люди, для которых весь мир состоит из одних негодяев, – это те, у кого в душе царит зло, поэтому и кругом они видят одно только зло. А батюшка полагал, что живя в действительно трудных условиях, советские люди удивительным образом сохраняли человеческий облик. Он говорил, что они могли бы быть намного хуже, и мы должны удивляться тому, что они сохранили какую‑то человечность. Сам отец Александр всегда старался в любом человеке найти что‑то возвышенное, позитивное и сокровенное (в каких бы формах это ни выражалось) – найти, так сказать, его религиозный центр.

Библейская мудрость учит, что чистого и святого в человеке мало (не зря говорится в псалме: «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя», т. е. грешен человек от рождения, по природе). Самое лучшее, если в личности изначально есть просто «человеческое» – невыдуманный, нелицемерный, истинный гуманизм. Это начало должно в человеке проявиться, а потом он должен почувствовать, что этого недостаточно, что, возможно, задумано о нём нечто большее.

Лишь с тем, у кого есть истинно позитивные принципы (доброта, справедливость, творчество, любовь к истине), можно говорить о большем, о том, чего ему не хватает. А тот, у кого все человеческое изъято из жизни, придя в Церковь, превращается в подобие старца Ферапонта из «Братьев Карамазовых». Его позиция – образец отрицательного, «закрытого христианства», граничащего с изуверством.

Отец Александр хотел, чтобы его ученики, выросшие во вражде к советской идеологии, не заразились чувством ненависти к «чужим», но учились христианской проповеди у апостола Павла на примере его обращения к жителям Афин [20]20
  Мень А. Свет во тьме светит. М., 1991, с. 93.


[Закрыть]. Апостол говорил о неизвестном, но почитаемом горожанами Боге, исходя из убеждения, что искра Божия дана каждому человеку, и надо только найти слова, которые помогут людям вернуться к сердцевине своего собственного «я», найти лучшее, что есть в их душах.

Напротив, говорил батюшка, «тот, кто оскорбляет другого, кто его унижает, кто, даже имея сокровища веры, ставит себя выше и гордится этим, тот никогда не добьётся успеха. Никогда не проникнет в человеческую душу и сердце, и вообще, такой человек неправ. Потому что злом добра никогда не посеешь».

Батюшка знал, что те люди, которые ещё вчера являлись врагами Церкви, но по натуре своей были романтиками, идеалистами, потом вполне могли стать членами его паствы. Именно к ним можно было обратиться с настоящей христианской проповедью, именно тут можно было надеяться на настоящее обращение. И куда меньше шансов было в работе с циниками, заражёнными мещанской рассудительностью, с теми, кто ни во что не верил, сумел обуржуазиться при коммунистах и забыл о поисках смысла жизни.

Что для отца Александра было абсолютно неприемлемо, так это вульгарный материализм в его низших формах, любая форма пошлости.

8

Работу с интеллигенцией отец Александр вовсе не считал для себя тяжёлым крестом, гораздо труднее ему было иметь дело с косностью и невежеством. Он любил людей творческих, внутренне свободных, независимых. К ним он относился особенно бережно, никогда не «ломал», осторожно вёл ко Христу. Батюшка старался «ювелирно» поворачивать их мышление, освобождая от стереотипов и идеологии, научая свободно и широко мыслить. Он всячески поощрял творческий рост, считая, что в этой жизни человек должен стремиться к максимальному развитию своей души, своих дарований.

Сам обладая огромным духовным и душевным богатством, он умел искренне радоваться способностям и успехам других людей. Причем он радовался за них так, как они сами за себя не радовались. Даниил Андреев верно отмечал: «Чувство сорадования свойственно просветлённым» [21]21
  Андреев Д. Роза мира. М., с. 58.


[Закрыть].

Обыкновенно люди плохо умеют сорадоваться. Но как умел это батюшка! Он «видел цветы, а не сорняки», обладал редким даром – видеть прекрасное, лучшее в людях, природе, мире. И поощрял именно такое отношение к жизни. Он говорил: «Один из ключей к счастью – научиться доброму отношению к людям». Все, кто его знал, действительно чувствовали, что он счастливый человек, что он имеет такой ключ.

Отец Александр был воодушевлён Богом и умел сообщать своё воодушевление другим. Он как бы распространял вокруг себя избыток собственной творческой силы, заряжал своей бесконечной энергией. Творческие люди тянулись к отцу Александру не только потому, что находили у него разрешение своих жизненных проблем, но и потому, что подобное притягивает подобное. Им было с ним хорошо, у них сразу возникало понимание без лишних слов.

Людей также притягивал его необыкновенный дар перевоплощения в собеседника. Батюшка сам говорил, что «единственное перевоплощение – это перевоплощение в другого человека», чтобы суметь чувствовать его боль и радость. Это и есть любить ближнего как самого себя.

Таким образом, сама личность отца Александра явилась для наших современников примером истинной интеллигентности, без которой нельзя сделать ничего стоящего в деле культурного возрождения общества и Церкви. Отец Александр хотел видеть христианских интеллигентов апостолами современности, но важно было снять с интеллигенции флёр избранности, кастовости, научить открытости и ответственности перед народом.

Конечно, с творческими людьми работать непросто. Они не склонны к слепому послушанию, ничего не принимают на веру, могут «самоутверждаться» и обнаруживать трудный характер. Но отец Александр надеялся, что после прививки к истинной христианской традиции они смогут внутренне преобразиться и по–настоящему открыться миру, сохранив и приумножив все прекрасное, творческое, что было до них в истории Церкви. Отец Александр считал важным помогать таким людям: «Много людей было, погруженных лишь в повседневные заботы, но не они формируют душу культуры, а творческое меньшинство, и оно для этого должно иметь время».

Советская система, власть диктатуры пролетариата десятилетиями унижала российскую интеллигенцию, заставляла её чувствовать себя в обществе так называемой «прослойкой». Но люди не хотят чувствовать себя ничтожными, не хотят быть винтиками в машине, не хотят, чтобы ими манипулировали.

Западный богослов отец Рене Вуайом писал, что люди сегодня жаждут не только простой воды, о которой говорил Христос в Своей притче о Страшном Суде. Один из наиболее часто встречающихся видов жажды – это жажда уважения, человеческого достоинства [22]22
  Rene Voillaume. Christian Vocation. London, 1976, р.40.


[Закрыть]. И отец Александр всегда старался поднимать в людях это достоинство, чтобы они осознали свою нужность обществу, избавились от чувства униженности через любовь Христа.

Для отца Александра как для пастыря это не было простым проявлением доброты. Он понимал, что ничтожному человеку трудно полюбить Господа, человек с пониженной самооценкой закрыт, замкнут на себе не меньше, чем человек гордый и самоуверенный. Тот, кто жалеет себя и страдает комплексом неполноценности, не видит людей вокруг и не догадывается о своих подлинных проблемах. Поэтому существенное место в проповедях и наставлениях батюшки занимала мысль о том, что ничтожных, маленьких людей нет; что все мы одинаково и бесконечно дороги нашему Господу. Кроме того, почувствовать любовь Бога может только тот, кто знает, что такое быть любимым другим человеком…

Осознание своей онтологической ценности в глазах Христа помогает человеку откликнуться на Его любовь, услышать Его призыв, открыть своё сердце. Ничтожный человек, недолюбленный, недооценённый, видит Бога как Громовержца и не верит в Его заботливый промысел, не верит в то, что Бог его любит, сколько бы ему об этом ни толковали.

Все святые – те, кто познал на себе преображающее действие Духа Святого, рождение в себе Новой твари, – говорили о высоком призвании человека: «Познай своё благородство, а именно, что призван ты в Царское достоинство», «ты призван к сыноположению, к братству, в невесты Христу» [23]23
  Добротолюбие. Наставления св. Макария Великого. 1992, т.1, сл. 79,83, с. 177, 179


[Закрыть].

В одной из проповедей батюшка говорил: «Мы созданы, каждый из нас оберегаем, каждый из нас – дитя Божие, мы не можем быть ничтожны; мы об этом забыли, – вот почему мы несчастны».

Отец Александр высоко ставил поиск человеком своего и только своего места в жизни, верность своему призванию, чего бы это ни стоило. Он считал, что если Бог позвал, если дорога определена – нечего «подстилать соломку», чтобы не упасть. Тут он бывал непреклонен.

В книге «Сын Человеческий» батюшка писал: «Проповедь Иисуса обращена не к “массам”, не к безликому муравейнику, а к личности. В толпе духовный уровень людей снижается, они оказываются во власти стадных инстинктов. Поэтому Христос придаёт такое значение отдельным судьбам. В любом человеке заключён целый мир, бесконечно ценный в очах Божиих» [24]24
  Мень А. Сын Человеческий. Брюссель, с. 89.


[Закрыть].

Одна прихожанка Новой Деревни рассказывала мне о своём первом приезде в церковь со своим приятелем, который открыл ей туда дорогу. Когда она увидела, как батюшка подошёл, обнял, поцеловал её друга, она впервые в жизни почувствовала, что такое отец. Он не был гуру или суровым старцем, не был формальным «духовным отцом». Он был человеком, действительно родившим нас в духовную жизнь. Отношения отца Александра с прихожанами лучше всего иллюстрирует его же проповедь о блудном сыне:

«Заметьте, что отец как будто бы всегда стоял на пороге и ждал своего сына, которого продолжал любить, и ждал не с гордостью, не с тем, чтобы упрекнуть его, а ждал с горечью и любовью. И несмотря на то, что он был уже глубоким стариком, первым побежал ему навстречу, обнял и ничего не ответил на заученные слова, которые повторял его сын: “Отец, я согрешил, я не достоин называться сыном, я буду у тебя работником ”. Отец повёл его в дом, велел одеть его в новые одежды и устроил пир в его честь. Нам всем понятно, какую радость испытывал отец, потому что почти у всех нас есть дети, и хотя они нередко нас огорчают, для матери и отца дети всегда остаются детьми, что бы они ни сделали. И вот об этих родительских чувствах говорит Господь в Своей притче – о том, что отец не упрекнул сына, не сказал ему: “Ты развеял по ветру мои деньги”, а простил его и устроил праздник…» [25]25
  Мень А. Свет во тьме светит. М., 1991, с. 36.


[Закрыть].

Для батюшки настоящий отец – тот, кто относится к детям с нежностью, без давления. Кто способен по первому требованию, без ссоры отпустить заблудшее чадо в «страну далече».

А как мечтал отец Александр, чтобы у нас в жизни что‑то получилось, чтобы мы нашли себя, чтобы добились успеха в том, что делаем! Он и сам всячески этому способствовал. Но никогда не предопределял наших шагов, не навязывал своего мнения, хотя и обладал удивительной прозорливостью. Как деликатно он помогал проявиться талантам, но никогда насильственно не раскрывал руками лепестки ещё не распустившегося цветка. Он только питал его своими соками, согревал своим теплом и любовью. И конечно, он дарил свободу, которая предполагала, что любой человек мог уйти от него. Это была любовь, подобная любви Небесного Отца. Люди, прошедшие в детстве через авторитарное воспитание, познавали в общении с батюшкой любовь Бога Отца…