Текст книги "Стать человеком"

Автор книги: Андраш Беркеши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Марика думала, что вот сейчас Эндре наберется смелости и поцелует ее, но он так и не решился на это, а лишь молча шел рядом.

– Твой отец и Бежи Марко любят друг друга? – тихо спросила девушка.

– Кажется, да.

– И моя мама влюблена, – призналась Марика. – Я узнала об этом перед Новым годом. Хорошо, если она выйдет замуж, я буду очень рада. Ей, бедняжке, так одиноко, а она ведь еще не старая.

– Я все понимаю, – рассуждал вслух Эндре, – но со дня смерти мамы не прошло и трех месяцев...

– Не хочу вмешиваться не в свое дело, но, как мне кажется, твоей маме уже ничто не поможет, даже если твой отец до конца дней своих будет носить траур. Конечно, важно, чтобы он помнил о ней, но жить, находясь все время в плену воспоминаний, нельзя...

Вскоре они свернули в узкую темную улочку, которая незаметно поднималась по склону холма. Домишки здесь жались друг к другу, и ни у одного из них не было ни садика, ни дворика, а выложенная булыжником мостовая напоминала городскую. Эта улица вывела Эндре и Марику на рыночную площадь, освещенную электрическими фонарями.

– Нам вон туда надо, – показала девушка рукой. – Там и расположено наше сверхмодерновое кафе. – В голосе ее слышался легкий упрек. – На библиотеку у отцов города денег нет, на спортивный зал тоже, а вот на кафе нашлись.

– Но ведь и кафе вам необходимо.

– Конечно, но только не в ущерб культуре и образованию. У нас и без того много пьют. Строительство этого кафе – дело нечистое, и я этого так не оставлю. Я их разоблачу на ближайшей комсомольской конференции.

– Не понимаю, о чем и о ком ты говоришь. В чем, собственно, дело? Или ты не можешь раскрыть мне эту тайну?

Марика взглянула на него и стала рассказывать:

– В окрестностях Ердегхата есть крупное охотничье угодье, в котором водятся фазаны, олени, дикие кабаны. Сюда часто приезжают охотники из Пешта. Местное общество охотников на протяжении нескольких лет мечтало построить здесь охотничьи домики, но у него не было для этого средств. А на площади Халом, куда мы сейчас направляемся, жила старая тетушка Кунер. Когда-то давно она держала небольшую лавку. Здесь же, при лавке, она и жила в большой трехкомнатной квартире. Два года назад тетушка Кунер умерла, и весь дом перешел в ведение городского совета, так как родственников у старушки не было. Директор нашей школы решил, что в этом доме неплохо было бы разместить библиотеку, даже достал денег на приобретение книжных полок.

Короче говоря, сначала все шло хорошо. Исполком на одном из заседаний принял постановление о передаче дома в ведение школы, а мы, преподаватели, на общественных началах взялись переоборудовать здание под библиотеку. Но потом кто-то подсчитал, что запланированная перестройка обойдется дороже, чем сооружение нового здания. Тогда исполком принял новое решение – построить кафе, для чего нашлись и деньги, и стройматериалы. Такого кафе я в жизни не видела. В середине его разместили пивной зал (это в кафе-то!), а справа и слева устроили по закрытому залу. Двери там дубовые, вся мебель тоже сделана из дуба, светильники из оленьих рогов. Короче говоря, все помещения оборудованы как надо.

– Пока я не вижу в этом ничего плохого и даже одобряю, – заметил Эндре, все еще не понимая причин возмущения Марики. – Жители вашего городка смогут теперь проводить время в этом уютном заведении, а, как известно, красивый интерьер оказывает благотворное влияние на человека. Тебе не приходилось обращать внимание на то, как ведут себя люди в помещении, где чисто, и в помещении, где грязно? В комнате с вымытыми полами даже самый некультурный человек плевать не станет...

– Это верно, – согласилась девушка. – Хорошо, если бы и в нашем кафе так было, но туда, к сожалению, горожане не попадут.

– Как это – не попадут?

– Очень просто: не для них оно строилось. На бумаге, вернее, по документам кафе, построено, конечно, для них, а на самом деле – для общества охотников и его почетных гостей из столицы.

На какое-то мгновение воцарилась тишина, а затем со стороны плотины снова послышался рокот машин и механизмов. Чем ближе Марика и Эндре подходили к площади, тем глуше становился шум, доносившийся со стороны плотины, и тем громче пение, доносившееся из кафе.

Перед кафе стояло несколько легковых автомашин, среди которых Эндре сразу заметил «мерседес» отца и чью-то «Волгу». Вокруг кафе слонялись любопытные парни и девушки. Они разговаривали, заразительно смеялись и заглядывали в окна...

Помещение пивного зала было набито битком. Кругом висел табачный дым, пахло палинкой. Эндре шел первым – он прокладывал дорогу Марике, ловко проталкиваясь через толпу. Наконец они пробрались в один из залов, который встретил их нестройным пением.

Эндре и Марика остановились на пороге и осмотрелись. Облако табачного дыма было здесь даже гуще, чем в пивном зале. За столиками, выстроившимися в два ряда, сидели приглашенные на торжество, а перед ними громоздились батареи винных и водочных бутылок.

Эндре довольно быстро отыскал отца и Бежи, которые сидели в обществе нескольких старших офицеров. Тут же были и Миклош Лонтаи, и командир полка, и секретарь партбюро, который в этот момент разговаривал с генералом Загони. На пятачке, в центре зала, танцевали четыре пары. И Эндре заметил, что женщин здесь вообще-то мало.

Он приветственно помахал рукой отцу. Варьяш был уже подшофе и распевал во все горло, обнимая за талию Бежи, по выражению лица которой можно было определить, что чувствует она себя явно не в своей тарелке.

Кто-то окликнул Эндре по имени, но среди общего гвалта он не понял кто. Напротив Варьяша сидел худощавый мужчина лет сорока, который уже снял пиджак. Лицо его раскраснелось, глаза перебегали с одного предмета на другой. Чуть позже Эндре узнал, что это не кто иной, как сам Балло, председатель горсовета. Вдруг кто-то взял Эндре за руку. Он обернулся и увидел Лонтаи.

– Идите к нам, – дружески позвал его подполковник и потянул за собой. – Мы, военные, должны держаться вместе.

Миклош представил Эндре Варьяша генералу. Загони встал и через весь стол протянул солдату руку. Его примеру последовали остальные.

– Ну, дружище, теперь ты видишь, какой у меня сын?! – громко крикнул Варьяш, обращаясь к генерал-майору Загони.

Худое лицо генерала озарилось улыбкой, но, чтобы не кричать через весь зал, он лишь помахал писателю рукой.

Эндре заметил, что военные на этом торжестве пили мало. Возможно, поэтому они и не были так веселы, как остальные гости.

– Что нового? – наклонился к Эндре Миклош.

– Получил краткосрочный отпуск на трое суток.

Неожиданно на скамейку вскочил толстый мужчина с блестящим от пота лицом и громко выкрикнул:

– Стой, Лайош! Стой!..

Дирижер, он же скрипач, небольшого цыганского оркестра остановил своих коллег, устремив на кричавшего взгляд жгучих, хитрых глаз.

– «Господин унтер...» – запел мужчина, размахивая руками, словно дирижер.

– Сейчас ему нельзя мешать, – шепнул Эндре подполковнику, – а то он, чего доброго, лопнет...

Миклош согласно кивнул и посмотрел на Варьяша, у которого от умиления на глаза навернулись слезы. Геза тихо запел:

– «Уехал я из дома...» – У него оказался приятный баритон. Вдруг он умолк и схватил за руку сидевшего рядом Бакоша: – Ты секретарь партбюро, не так ли?

– Я, Геза, а что такое?

– Тогда слушай меня внимательно, секретарь. И ты, комиссар, слушай... – кивнул он в сторону Миклоша. – Все слушайте!..

– Отец, – позвал его Эндре, – пойдем-ка лучше отсюда.

– Никуда я не пойду, сынок. Не пойду, и все! Я хочу поговорить с вами, с военными... – Он сглотнул слюну и кулаком вытер пот со лба. – Ребята, я всех вас люблю, честно говорю... Люблю, потому что вижу, вы такие же, как я, у вас та же закваска. Только вы меня почему-то не любите... не признаете, можно сказать... – Он заскрипел зубами, сжал руки в кулаки, лицо его исказила гримаса. – Вам нужен не я, а писака, напичканный идеями... Если бы сюда приехал кто-нибудь из этих щелкоперов, вы бы сразу потащили его к себе в казармы. Перед такими, как они, вы готовы ниц пасть... Но они сюда не приедут, вы их не интересуете... Дочка, послушай, ты была на конференции? – обратился он к Марике.

– Была, товарищ Варьяш.

– Вот и расскажи им, о чем мы там беседовали. Не стесняйся, дорогая... Расскажи, что Геза Варьяш, на которого они плюют и над которым смеются, этот самый Геза Варьяш говорил о партии, о любви к родине и верности к ней...

– Не взвинчивай себя, Геза, – обнял его за плечи Бакош. – Поверь, мы все тебя любим и уважаем. Просто мы не знали, что ты сегодня проводишь здесь читательскую конференцию.

Однако Варьяш этих слов уже не слышал – он разрыдался.

Заметив, что с Гезой творится что-то неладное, Бежи извинилась перед партнером, подошла к писателю и села рядом:

– Геза, пойдем...

– Никуда он не пойдет! – безапелляционно заявил Чонгар, упершись толстым животом в край стола. – Он останется здесь. А плачет он потому, что настоящий венгр... – Усевшись рядом с писателем, он начал что-то доказывать ему.

– Оставьте его в покое! – сказала Бежи властным голосом.

– Хорошо, уважаемая, хорошо. Да мне, собственно, все равно... – Он налил себе вина в бокал и провозгласил: – За наше здоровье!

Миклош к бокалу не притронулся.

– Ну, а ты чего? – недовольно забормотал Чонгар. – Я же предложил выпить за наше здоровье. Бери бокал и пей до дна...

– Я не пью, – ответил Миклош.

– Ты же наш гость.

– И все равно я не пью.

Чонгар выпучил глаза:

– Скажи, ты венгр или кто?

– Спокойно, дружок, спокойно, – вмешался Бакош. – Мы сюда не затем пришли, чтобы выяснять национальную принадлежность. Мы уже выпили, за что приносим вам благодарность...

– Что с вами, солдаты? Не нравится наше вино? Или принести чего-нибудь другого? Эй, Погачош, ну-ка иди ко мне!

На окрик к столу быстро подошел молодой человек с усиками:

– Слушаю вас, товарищ Чонгар.

– Десять бутылок «Монастырского» для наших воинов.

– «Монастырского» нет, товарищ Чонгар.

– А я тебе оказал, принеси десять бутылок! Понял?! – Чонгар с силой стукнул по столу кулаком.

Молодой человек недоуменно пожал плечами и направился к двери.

– Пришли сюда Балло! – крикнул ему вдогонку Чонгар и, громко рассмеявшись, повернулся к офицерам: – Вот как надо действовать! Коль пожелаете, я за десять минут поставлю на ноги всех жителей Ердегхата. Хотите?

«Врезать бы сейчас как следует по его хвастливой роже!» – мысленно выругался Миклош, а вслух сказал:

– В сорок четвертом тип, похожий на вас, поднял на ноги жителей одного небольшого села. Правда, не за десять минут, а за полчаса. И знаете, что они с ним сделали?

– Не знаю...

– Они его вздернули.

Чонгар сразу протрезвел. Ничего не понимающим, тупым взглядом он уставился в пространство, а затем безо всякой на то причины расхохотался. Когда он немного успокоился, то попытался что-то сказать, но им было уже не до него.

– Тебе плохо, отец? – подскочил к писателю Эндре.

– Да, мне нехорошо, – пробормотал Варьяш, – очень нехорошо...

При помощи Миклоша Эндре вывел отца на улицу и усадил в машину. Потом подошел к шоферу:

– Ты не пил?

– Ты что, не знаешь меня? – вопросом на вопрос ответил тот. – В подобных случаях я капли в рот не беру.

– Будет лучше, если вы с нами не поедете, – проговорила Бежи, – а то Гезе стыдно потом будет. И ты, Эндре, останься. Машину за тобой я пришлю.

– Машина мне не нужна, – отказался Эндре. – Но завтра утром мне непременно надо увидеть отца. Смотри, чтобы он потихоньку не улизнул.

«Мерседес» уехал, а они еще долго стояли на месте и смотрели ему вслед.

– Несчастный человек твой отец, – оказал наконец Бакош. – Мне от души жаль его.

Эндре ничего не ответил.

– Ты иди к своей девушке, – посоветовал ему Миклош и коснулся его руки: – Где я тебя завтра смогу найти? Мне бы хотелось поговорить...

– Утром я буду завтракать в ресторане...

Вернувшись в зал, Эндре сразу заметил, что Чонгар пристает к Марике, не дает ей выйти.

Сверкнув глазами в его сторону, Эндре злобно зашептал:

– Немедленно убирайтесь отсюда!

– Нет, голубчик, сначала мы потанцуем.

Марика глазами поискала директора школы, но Доци уже удалился на английский манер.

– Если вы меня сию же минуту не отпустите, я такой скандал учиню, какого вы сроду не видали!

– Я отпущу тебя, но только за выкуп...

И в тот же миг Эндре схватил Чонгара за запястье и силой оторвал его от стола.

– Я сам дам вам выкуп, – прошипел он, причем выражение его лица не предвещало Чонгару ничего хорошего. – Чем с вами расплатиться? – И, сделав несколько шагов, он оттеснил Чонгара в сторону. – Исчезни!

Тот побледнел. На лбу у него выступил пот. Не выдержав взгляда Эндре, он отвел глаза, посмотрел на испуганную девушку и промямлил:

– О случившемся мы потом потолкуем...

В этот момент в углу кто-то громко запел:

 
Фани Шнайдер говорила,
Не нужна ей красная юбка...
 

Эндре и Марика вышли на улицу. Вслед им еще долго неслись обрывки песни. Но чем дальше они уходили от кафе, тем тише становилось вокруг. На опушке леса они остановились. Вокруг царила тишина, лишь изредка нарушаемая треском ветвей, раскачиваемых сильным ветром, да шорохом опавшей хвои под ногами. Со стороны реки по-прежнему доносился рокот работавших на плотине машин. Ни Эндре, ни Марика еще не знали, что уровень воды в реке поднялся больше чем на метр и достиг так называемой критической отметки. Взявшись за руки, они не спеша шли по дороге, поглядывая на засыпавший внизу городок, который освещенными улицами был поделен на небольшие темные квадраты.

– Тебе не холодно? – спросил Эндре и притянул девушку к себе.

– Нет.

Он поднес руку Марики к губам и поцеловал:

– Теперь я точно знаю, что люблю тебя... Очень люблю...

Она закрыла глаза и прильнула к нему.

– Ты куда теперь пойдешь? – спросила она, когда они дошли до ее дома.

– Не знаю, я же в отпуске.

– Вернешься в казарму?

– Нет, туда я не пойду.

Марика немного подумала, потом открыла калитку и предложила:

– Пойдем, переночуешь у меня.

Она шла впереди, Эндре – за ней. Неудавшееся торжественное открытие кафе испортило настроение им обоим. Оба были смущены, и каждый чего-то боялся...

Эндре понимал, что Марика не похожа на девушек типа Дьерди. Она скорее напоминала Жоку. Так же, как сестра Эндре, она мечтала о настоящей любви. А он знал, что такие девушки сейчас встречаются редко и обращаться с ними следует деликатно...

Эндре наблюдал, как Марика быстро накрывала на стол, и каждое ее движение доставляло ему удовольствие. «Я люблю ее, – думал он, – и одновременно жалею. Жалею потому, что чувство собственного достоинства она сумеет сохранить до тех пор, пока окружающие позволят ей это. Но сегодня я познакомился с этими людьми и должен признать, что обольщаться на этот счет не стоит. А так или она замкнется в себе, или они попортят ей много крови...»

На какое-то мгновение он увидел перед собой противную физиономию Чонгара, его жирное, лоснящееся от пота лицо. Более того, ему даже показалось, что он чувствует отвратительный запах алкоголя, которым так несло от него.

Марика тем временем поставила на стол сало, домашнюю колбасу, хлеб и чай. Она улыбнулась Эндре и пожелала ему приятного аппетита, но это не помогло. Он жевал через силу, а сам думал: «Какой странный вечер! Я люблю ее, но переступить определенную черву не могу. Собственно, что такое любовь? Нет, наверное, будет лучше, если после ужина я уйду...»

– Что, не вкусно? – озабоченно спросила Марика. – Это домашняя колбаса, мама прислала.

– Очень вкусно, – ответил юноша и совсем перестал есть. Потом выпил стакан воды и продолжал: – Сегодня я и так слишком много ел, да и голова что-то разболелась. В общем, не обращай внимания... – Он осторожно привлек девушку к себе, спросил: – Любишь? – и поцеловал в губы.

– А ты не чувствуешь? Наверное, я полюбила тебя раньше, чем ты меня.

– А может, будет лучше, если мы сейчас расстанемся?

Марика положила ладонь ему на лоб и сделала движение, словно разглаживала морщины.

– Зачем нам расставаться? – удивилась она.

– Затем, что я тебя люблю.

Она высвободилась из объятий, подошла к окну, опустила жалюзи и повернулась лицом к Эндре, но с места не сдвинулась.

– Если ты меня в самом деле любишь, тогда зачем нам расставаться? Мне, например, все время хочется быть с тобой.

– Я еще и ответственность за тебя несу.

– Разумеется, ведь любовь и ответственность в чем-то родственны...

– Было бы лучше, если бы ты мне просто нравилась.

– Тогда бы ты не сидел здесь. Нравлюсь я многим, но домой еще никого не приглашала. Если бы я тебе только нравилась, бродил бы ты сейчас где-нибудь под звездами.

Эндре улыбнулся и проговорил:

– Ты, как я погляжу, самонадеянная. А если бы я тебе просто так сказал, что люблю, ну, обманул?

– Я бы тебе не поверила. Ты не умеешь лгать, – заявила она, потом села на ковер, поджала ноги под себя и положила подбородок на колени.

– Слушай, почему ты такая серьезная? Откровенно говоря, я тебя не понимаю. Молодая, красивая, материально обеспеченная... – Эндре взял ее за подбородок и, заглянув в глаза, спросил: – Скажи, ты счастлива?

– Думаю, что да, – немного помолчав, ответила она. – Счастлива потому, что занимаюсь делом, о котором мечтала с детских лет, – учу детей. Разочаровываться в людях мне не доводилось, а впрочем, я никогда не идеализировала их. Люди есть, разумеется, и плохие и хорошие, но хороших все-таки гораздо больше. Я молода и потому стану свидетельницей, а может быть, и участницей очень многих интересных событий. Счастлива, я еще и потому, что на свете есть ты, который утверждает, что любит меня. А это так прекрасно! Если бы я верила в бога, то, наверное, считала бы, что тебя мне послал сам господь бог. Но почему бы ему и не вознаградить меня за мое примерное поведение? – Она взяла руку Эндре в свою, крепко сжала ее: – Можешь мне верить: я действительно очень счастлива.

– Верю и рад за тебя.

– А ты?.. – поинтересовалась она и замолчала, ожидая ответа, а поскольку Эндре безмолвствовал, спросила еще раз: – Ты сам-то хоть чуточку счастлив? – И она окинула его таким взглядом, будто умоляла признаться, что и он счастлив.

– С тобой я счастлив.

Однако Марику было не так-то легко обмануть. Она чувствовала, что Эндре хочет сказать ей еще что-то, но почему-то молчит. Так почему? Почему он скрывает свои мысли, если она готова ради него, кажется, на все?

– Что с тобой? – поинтересовалась она. – Почему ты не хочешь быть со мной до конца откровенным?

Рука Эндре скользнула по ее волосам.

– Я буду с тобой откровенным, – проговорил он. – Сейчас я... Как бы тебе это получше объяснить?.. Сейчас я похож на того ученого, который, обладая большими знаниями, вдруг почувствовал себя абсолютным неучем. Я счастлив и несчастлив одновременно. Это бессмысленно, Марика...

– Почему бессмысленно?

– Да потому, что я люблю тебя и не хочу испортить тебе жизнь. Если бы не любил, я бы непременно попросил тебя стать моей, но я не сделаю этого, так как у меня нет будущего. Я не знаю, что мне делать...

– Не говори глупостей. Видите ли, у него нет будущего! Осенью демобилизуешься, вернешься на киностудию и будешь работать. Со временем станешь хорошим режиссером. Разве это не будущее?..

– Я, можно сказать, не имею никакого отношения к кино. У меня нет таланта, поэтому и кинорежиссер из меня никогда не получится. Впрочем, я никогда не мечтал стать киношником. Взяли меня на студию ассистентом режиссера по просьбе отца... Неприятно все это до отвращения... На киностудии работает много талантливых людей, которые окончили вуз и по нескольку лет ждут, чтобы им дали возможность поставить хотя бы один фильм. А все потому, что у них нет протекции.

– Зачем же ты согласился на эту работу?

– Потому что был форменным идиотом. Когда я окончил гимназию и получил аттестат зрелости, я было заикнулся о том, что хотел бы стать рабочим, но моего отца одна только мысль об этом ужаснула. А почему бы мне не стать квалифицированным рабочим, если я на другое не способен?

– Если ты так считаешь, уволься с киностудии и приобрети рабочую специальность. Хотя, если быть откровенной, я уверена, что ты способен на большее и вполне мог бы учиться в институте или в университете.

– А у меня нет желания учиться дальше.

– Так к чему же ты стремишься? Неужели тебя ничто не интересует?

– Я хочу после демобилизации уехать туда, где меня не знают, вернее, туда, где не знают, кто такой мой отец. Хочу жить на деньги, заработанные собственным трудом.

– А разве ты не так живешь?

– Сейчас я живу за счет отца и за счет труда других людей. Зато в титрах некоторых фильмов уже значится: ассистент режиссера Эндре Варьяш. Когда я вижу эти слова, меня начинает мутить. – Он опустился на ковер, рядом с Марикой. – Видишь, какой я? Человек без будущего, склонный к истерии, со слабыми нервами.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть.

– Тогда поцелуй меня.

Эндре крепко обнял девушку, и она послушно прильнула к нему. А когда его губы коснулись ее губ, Марику вдруг охватило такое блаженство, которого она никогда не испытывала. Она закрыла глаза и даже дыхание затаила, чтобы блаженство это длилось вечно. Он взял ее голову в свои сильные руки, потом коснулся ее груди. Она хотела было отбросить его руки и... почему-то не сделала этого – ее словно парализовало.

Некоторое время оба молчали.

– Эндре, не надо... – прошептала она неподатливыми губами – на самом деле ей хотелось, чтобы он не послушался ее.

Открыв глаза, Марика увидела совсем рядом его лицо с затуманенным взором, какой обычно бывает у человека, очнувшегося после тяжелого сна. Она села, поправила блузку и поджала ноги. За окнами бесновался ветер, бросая в закрытые жалюзи крупные капли дождя.

– Рассердилась? – спросил Эндре.

– За что? Это ты, наверное, сердишься.

– Я? Почему? – Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал: – Обещаю тебе, что никогда не сделаю ничего такого, чего ты не захочешь.

Они закурили. Дым от их сигарет медленно потянулся к окну.

– Я, видимо, кажусь тебе трусихой. Но, знаешь, для меня это гораздо серьезнее, чем для тебя. И не потому, что я боюсь, а потому, что вот здесь, внутри, живет еще один человек, который меня сдерживает. Может, любовь именно потому и хороша, что...

– Что – что?

– Ну, видишь ли... – Она взяла со стола пепельницу и поставила ее на ковер. – Когда человек любит другого человека, то обычно мечтает о нем. А у вас, у мужчин, разве не так?

– Так.

– В мыслях я уже не раз целовалась с тобой, знала, что рано или поздно это произойдет. В такие минуты я обычно говорила себе: «Я люблю его, а раз так, почему бы мне не принадлежать ему?» А потом мне становилось страшно. Не знаю почему. Человек всегда боится неизвестности, боится и все же тянется к ней...

Раздавшийся у калитки звонок прервал откровения Марики. Сначала она подумала, что ослышалась, но звонок повторился, и она пошла открывать.

Поздним гостем оказался майор Рашо. Увидев в доме Эндре, он очень удивился:

– А я думал, что вы уехали в Пешт, Варьяш. Выходит, мне повезло, не то завтра пришлось бы ехать за вами. Куда мне повесить плащ?

Марика взяла из рук майора дождевик и вынесла в прихожую.

– Я к вам всего на несколько минут.

– Прошу вас, садитесь, – предложила хозяйка дома, недоумевая, какая же причина привела к ней майора в столь поздний час.

– Уже поздно, если разрешите, я пойду, – сказал Эндре Марике и, повернувшись к офицеру, объяснил: – Мне пришлось проводить ее до дома, потому что к ней приставали пьяные.

– Подождите минутку, Варьяш, – остановил его майор. – Сейчас вместе пойдем. Мне и с вами надо поговорить.

Все сели.

– Я хотел вернуться к тому хулиганскому нападению... – сказал Рашо.

– Я уже и забыл о нем, – отмахнулся Эндре.

– Зато я не забыл, тем более что нам нужно закрывать дело. Когда на солдата нашей армии нападают неизвестные и избивают его, мне необходимо знать, кто эти люди и с какой целью совершили нападение.

– Поверьте, все произошло случайно, – упорствовал Эндре.

– А мне кажется, вовсе не случайно, – возразила Марика. – Я и сейчас утверждаю, что ваш нахальный младший сержант замешан в этом деле.

– Я тоже так думаю, – согласился с Марикой майор. – Этим, собственно, и объясняется тот факт, почему младший сержант Бегьеш не доложил своему командиру о нанесенном ему оскорблении.

– О каком оскорблении?

– Вы же обозвали его нахалом.

– Ах да!..

– Однако Бегьеш умолчал об этом на допросе. Как вы думаете – почему?

– Этого я не знаю.

– Потому что не хотел, чтобы мы заводили на него уголовное дело.

– Можно мне сказать, товарищ майор?

– Ну?

– Поверьте, никакого дела нет. Такие случаи происходят ежедневно. На кого-то нападают, кого-то колотят... Если бы я сейчас встретился с тем, кто меня бил, я бы ему показал...

– А вы бы узнали его?

– Думаю, что да. Роста он такого же, как я. Или боксер, или завзятый драчун – нос у него перебит.

Майор выложил на стол несколько фотографий:

– Вот посмотрите. Нет ли среди них того хулигана?

Эндре наклонился и начал внимательно рассматривать снимки, затем потянулся за одним из них.

– Это он! Я его узнала! – воскликнула в это время Марика.

Эндре еще раз взглянул на фото:

– Вроде бы похож...

– Еще как похож! – заметил Рашо. – Правда, он все категорически отрицает и алиби у него имеется, но, думаю, ненадолго.

– Кто он? – спросила Марика. – Из местных?

Майор убрал фотографии и сказал:

– Он из Цельдембека. Спортсмен из «Железнодорожника». А зовут его Белой Хорватом.

– Откуда он знает Бегьеша? – посмотрел на спокойное лицо майора Эндре.

– Они двоюродные братья. Перед Новым годом «Железнодорожник» проводил соревнования в Кевешде. Жили спортсмены в гостинице. Братья встретились либо в ресторане, либо в баре. Хорват, его тренер и товарищи по команде утверждают, что сразу после ужина они легли спать и вышли из гостиницы только на следующее утро.

– А что показал младший сержант? – спросила Марика.

– С ним я еще не разговаривал. Сейчас я коротко опрошу вас и занесу ваши ответы в протокол. Запишу, что вы на одной из фотографий опознали злоумышленника. К слову, его опознал и Антал Штольц.

Майор достал из портфеля тетрадь и начал что-то писать. Рука его проворно скользила по бумаге, а когда он на миг задумывался, подыскивая нужное слово, то почему-то поднимал голову и смотрел в потолок.

– Вот здесь, Варьяш, пожалуйста, – наконец показал пальцем майор. – А вы, уважаемая учительница, вот здесь, чуть пониже.

– Товарищ майор, а подписывать обязательно? – спросил Эндре.

Рашо искренне удивился:

– Так вы опознали того парня или не опознали?

– Опознал, но я не хочу на него доносить.

– Это не донос.

– Неважно, как это называется. Бегьешу все равно влетит.

– Это уже не ваша забота. Наказание должно быть неотвратимым. Вы разве так не думаете?

– Так-то оно так... Но только это касается нас двоих.

– Двоих, говорите? Не извольте шутить... Бегьеш – младший командир...

– Я слышал, он собирается поступать в офицерское училище.

– Таким людям не место в офицерском училище. Вы не философствуйте, а подписывайте свои показания.

– Товарищ майор, Бегьеша в полку многие любят, даже офицеры. И если ему из-за меня попадет, я прослыву доносчиком.

– Не сердитесь, Варьяш, но вы говорите глупости.

– Подписывай! – сказала Марика, прочитав протокол.

От майора Рашо не ускользнуло, что она с Эндре на «ты».

– Послушайте, Варьяш, – подошел майор к Эндре, – Я понял ваши опасения, однако не принимаю их во внимание. Если бы Бегьеш после танцев дождался вас где-нибудь и потребовал удовлетворения... ну, скажем, подрались бы вы, на это я еще, быть может, и закрыл глаза, хотя этого не следовало бы делать. Однако ваш случай намного серьезнее. Нападать на человека из-за угла – это же подлость. Кроме того, Бегьеш нарушил правила войскового товарищества. Неужели вы этого не понимаете? Вы оба являетесь военнослужащими нашей армии. Оба клялись защищать товарищей в беде, помогать им. Какой же офицер может получиться из такого ожесточившегося субъекта? Рассказывая правду, вы не доносите, а защищаете честь и достоинство военнослужащего.

В конце концов Эндре подписал протокол, хотя в глубине души не был уверен в том, что поступил правильно.

Врач внимательно осмотрел Гезу Варьяша, у которого вдруг подскочило кровяное давление и сердцебиение участилось. В довершение ко всему оказалась увеличенной печень. Гезу бросало в пот, тело у него словно свинцом налилось, голова раскалывалась на части, глаза резало от света, и он то и дело их закрывал.

Бежи, внешне спокойная, сидела на краю кровати и терпеливо дожидалась, что скажет врач. Однако тот молчал, а выражение лица у него было такое, что по нему ничего нельзя было, понять. Заговорил он только после того, как сделал больному укол:

– Он, видимо, слишком много выпил. Подобное случалось с ним и раньше, и всегда после перепоя.

– Я что-то не припомню, чтобы ему когда-нибудь становилось так плохо, хотя он частенько выпивает больше, чем следует.

Врач и Бежи вышли в прихожую. Актриса плотно прикрыла за собой дверь, чтобы Варьяш не мог слышать их разговора.

– Я, конечно, не знаю, сколько может выпить наш уважаемый писатель, но в данный момент он прямо-таки проспиртовался. Не мешало бы завтра снять электрокардиограмму, – посоветовал врач. – Как долго вы пробудете в Кевешде?

– Завтра в полдень мы должны выехать в Будапешт.

– В таком случае заходите в десять утра в больницу. Там электрокардиограмму и сделаете.

– Спасибо, доктор, вы очень любезны, но мне бы не хотелось пугать бедняжку. Думаю, будет лучше, если мы сделаем электрокардиограмму в Пеште.

Врач наклонил голову и окинул взглядом актрису:

– Как вам будет угодно, уважаемая.

Поцеловав у нее ручку, он положил в карман причитающийся ему гонорар, поблагодарил и удалился.

Бежи закрыла дверь, прошла в ванную, внимательно осмотрела себя в зеркале и поправила прическу. Она утомилась и боялась предстоящей ночи. Когда Геза болел, он становился нервным и капризным, словно маленький ребенок. Правда, после укола он должен крепко уснуть.

Вернувшись в комнату, Бежи погасила верхний свет и закурила. Настольную лампу с абажуром, стоявшую на тумбочке у кровати, она отодвинула чуть в сторону, чтобы лицо больного находилось в тени. Потом повесила халатик на спинку стула и юркнула под одеяло. Прислушавшись, она по дыханию Варьяша определила, что ему стало лучше.

А ветер на улице бушевал по-прежнему, и казалось, не собирался утихать. Неожиданно в голову Бежи пришла ужасная мысль: «А вдруг Геза умрет?..» Эта мысль испугала ее, и она стала внимательно прислушиваться к дыханию Варьяша, лежавшего на соседней кровати. «Нет, дышит спокойно. Завтра, когда он проснется, нужно будет непременно поговорить с ним и кое-что выяснить. До сих пор я была любовницей Гезы и потому не вмешивалась в его жизнь, не несла за него ответственности, но если я выйду замуж, многое изменится и с точки зрения права, и с точки зрения морали – теперь поведение Гезы будет отражаться и на мне, его жене... Я люблю его, несмотря на многочисленные нелестные отзывы окружающих, которые, конечно же, просто не понимают Гезу. Да и как они могут понять его, если совершенно не знают? Но я-то его знаю, я многим обязана ему, возможно, всей своей артистической карьерой, так как именно Геза поддерживал меня и морально и материально. И хотя ему известны мои многочисленные слабости и недостатки, он все равно любит меня...»