Текст книги "Стать человеком"

Автор книги: Андраш Беркеши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

В отношении Ковача Эндре был недалек от истины. Петер действительно ужасно мучился и изо всех сил сдерживал себя, чтобы ненароком не обидеть солдата. Он любил Еву, всем своим существом рвался к ней даже сейчас, когда был уверен, что Эндре соблазнил ее. Он, собственно, и предложил откомандировать Варьяша в штаб, чтобы реже видеть его.

«Хорошо бы сделать так, чтобы этому Варьяшу не дали отпуска. Тогда он не сможет встретиться с Евой, а это наверняка повлияет на их отношения. Может, они позабудут друг друга...» – такие мысли приходили в голову лейтенанта не раз. И хотя он считал себя человеком порядочным, однако все-таки не удержался от того, чтобы перед началом работы курсов по переподготовке офицеров не вызвать к себе старшину Мартша и младшего сержанта Бегьеша. При их разговоре присутствовал и старший лейтенант Тельдеши, начальник штаба батальона.

– Закуривайте, товарищи, – предложил им лейтенант, когда они вошли в канцелярию. – Я, собственно, вызвал вас затем, чтобы еще раз напомнить о необходимости соблюдения строжайшей дисциплины вашими подчиненными. Говорю вам об этом потому, что солдаты, оторванные от своего подразделения, часто допускают нарушения дисциплины. А я этого не потерплю. Вы меня поняли, товарищ Бегьеш? Никакого панибратства, никаких увеселений в спальной комнате. Кроме того, мне бы не хотелось, чтобы вы делали поблажки. В армии все равны, независимо от того, кем являются родители того или иного солдата. На это я прошу обратить особое внимание, товарищ младший сержант.

– Слушаюсь, товарищ лейтенант!

– Назначайте рядового Варьяша в наряд так же, как и всех остальных, – сказал Ковач. – Не так, как раньше. Может, это случайно, но за последнее время Варьяш только три раза был в наряде. Надеюсь, вы меня поняли?

Когда Мартша и Бегьеш ушли, старший лейтенант сказал Ковачу:

– Я рад, что ты никому не делаешь скидок. Если мы хотим, чтобы в штабе был идеальный порядок, нужно лишить Варьяша всяких привилегий.

– Я и раньше ни для кого не делал исключения, – заметил лейтенант, поправляя съехавшие на нос очки, – и в будущем не собираюсь. Только, наверное, его у нас заберут.

– Почему ты так решил?

– По кое-каким признакам. Вчера его папаша разговаривал с командиром полка, а подполковник Лонтаи но этому же поводу заходил к секретарю партбюро.

Тельдеши затянул потуже ремень и заявил:

– Я, Петер, с этим категорически не согласен.

– С чем именно?

– С так называемым блатом в армии. – Тельдеши помрачнел: – Когда умерла моя мать, я был новобранцем. И вот пошел я к командиру роты капитану Бутько попросить отпустить меня в краткосрочный отпуск, чтобы съездить на похороны. Бутько посмотрел на меня с таким изумлением, что я испугался, как бы глаза у него не вылезли из орбит, сухо бросил: «Мать и без вас похоронят!» – и ушел.

– Этот Бутько был просто сухарь, – заметил Ковач, садясь за свой стол.

– Это верно, – согласился Тельдеши, – однако с Варьяшем мы все-таки перегнули. Шарди мне рассказывал, что у него случилось. Так по этому поводу даже из министерства звонили...

У Ковача сразу пропало всякое желание продолжать разговор. Он замолчал и углубился в изучение планов, которые лежали перед ним.

Этот разговор со старшиной и младшим сержантом произошел более месяца назад, однако от внимательного взгляда лейтенанта не ускользнуло, что Бегьеш и по сей день точно выполняет его приказ: в помещении всегда царила такая чистота, словно это было не воинское подразделение, а больничная палата. Не догадывался лейтенант об одном – сколько крепких словечек отпустили солдаты по адресу чересчур чистоплотного командира отделения. На этот раз даже Йозеф Хунья и тот возмутился, хотя всегда и во всем поддакивал Бегьешу.

– Ох, попадись мне этот чистоплюй на гражданке, не знаю, что бы я с ним сделал! – воскликнул он однажды, когда они торопливо смывали с себя грязь перед сном.

– До сих пор ты лебезил перед ним, – напомнил Антал Штольц шатавшемуся от усталости Хунье, – а теперь вдруг делаешь такие заявления. Что это с тобой стряслось?

– А ты бы лучше помолчал! – оборвал его Хунья.

– Это почему же он должен молчать? – поинтересовался Михай Черко. – Разве он не прав? – Он выпрямился, и мыльная вода потекла по его широкой груди. – Это ты, если завтра получишь посылку из дома, первым делом побежишь угощать Бегьеша: «Товарищ младший сержант, извольте вот этот кусочек попробовать, а потом вот этот...» Шел бы ты куда подальше вместе с младшим сержантом!

Все засмеялись.

– «Знаете, ребята, всему бывает конец, – передразнил Хунью Анти, – так что потерпите немного. Это я вам говорю...»

– Перестаньте дурачиться, – вмешался в разговор Тихамер Керестеш, подставляя под струю воды длинную ногу. – Вы сами-то не меньше Хуньи увивались вокруг Бегьеша. – И он обратился к Черко: – Разве не ты рассказывал своей невесте, что младший сержант твой лучший друг?

– Ну говорил... Дураком был, вот и говорил, – признался Черко. – Может, хватит на сегодня самокритики, а? Если хочешь, вот сейчас открою окошко и заору во все горло, что я, гонвед Михай Черко, был дуралеем, когда верил, что наш младший сержант человек.

Пока ребята спорили, Эндре молча слушал. Он уже вымылся и ждал Анти. Он вышел в коридор и закурил. «Наконец-то ребята поняли, что я был прав», – с удовлетворением думал он.

В этот момент в умывальник вошел дежурный по роте Тивадар Ломбош и крикнул:

– Ребята, пошевеливайтесь! Младший сержант приказал, чтобы через пять минут все лежали в постелях...

И так день за днем. Эндре часто приходилось помогать Анти, который был физически слабее его и тяжелую работу выполнял с трудом. Когда им выпадало носить уголь вдвоем, Эндре всегда говорил: «Сядь, отдохни немного», а сам брался за лопату и начинал насыпать уголь в корзины. Потом он колол дрова на растопку и с улыбкой слушал, как Анти рассказывал ему что-нибудь смешное.

Однажды Эндре подсел к другу и, тяжело дыша, спросил:

– Анти, если ты, к примеру, женишься или, допустим, у тебя уже есть жена...

– Ну и что?

– Ты ведь будешь любить ее, не так ли?

– Разумеется.

– И вот однажды ты неожиданно вернешься домой и застанешь жену со своим подчиненным. Уловил ситуацию?

– Смотря что они делают. Может, кофе пьют.

– Черта с два! Наставляют тебе рога. Что бы ты в этом случае сделал?

– Рассмеялся бы! Это ведь такой удобный повод развестись...

– Ну, не дурачься. Я серьезно тебя спрашиваю.

– Если честно, я не знаю, что бы в таком случае сделал. Когда со мной случится нечто подобное, я обязательно тебе напишу.

– Я бы убил и жену, и ее хахаля, – вмешался в их разговор старшина Мартша, высовываясь из-за спины Эндре. – Ну а теперь разрешите поинтересоваться, чем вы здесь занимаетесь?

– Мы за углем пришли, – поспешно объяснил Эндре.

– А сами болтаете да раскуриваете как ни в чем не бывало. Что написано на двери склада, товарищ Штольц?

– Курить воспрещается.

– И еще воспрещается пользоваться приборами с открытым огнем. Если командование полка, опираясь на горький опыт, решило, что курить в топливном складе чрезвычайно опасно, о чем и доводит до вашего сведения в форме категорического приказа, то по какому же праву вы, дорогие товарищи, нарушаете этот приказ? Ведь он распространяется и на вас.

Оба солдата молчали и смущенно смотрели на потное лицо старшины, который был чересчур тепло одет.

– Я не собираюсь читать вам нотаций, однако полагаю, товарищи, вы и сами понимаете, что нарушили приказ.

– Мы действительно курили, – признался Эндре.

– А почему?

– Потому что во время работы мы всегда курим... А потом, мы не рассчитывали встретить здесь вас, товарищ старшина.

– И что же мне теперь с вами делать? – спросил Мартша.

– Что считаете нужным, то и делайте, товарищ старшина, – понурил голову Анти. – Спору нет, мы нарушили распоряжение...

– В эпоху феодализма вас бы за это наверняка четвертовали, – полушутя-полусерьезно сказал Мартша. – Что же касается меня, то я ограничусь меньшим дисциплинарным взысканием, учитывая ваше, так сказать, чистосердечное признание. Вас же, рядовой Варьяш, я попрошу сегодня в двадцать ноль-ноль явиться ко мне на склад, на второй этаж. А теперь, будьте любезны, заберите корзины с углем и доставьте их по месту назначения...

Эндре, как ему было приказано, ровно в восемь вечера явился к старшине на склад.

– Входите, дружище, входите! – приветствовал его Мартша. – Я для вас тут подыскал небольшую работенку. Вот, взгляните на это. – И старшина показал на кучу обмундирования, которая возвышалась в одном из углов. – Успех работы будет зависеть от ваших математических способностей, товарищ Варьяш.

– По математике у меня всегда были пятерки, – заверил его Эндре.

– Тогда все в порядке. Ваша задача заключается в том, чтобы разобрать обмундирование по размерам. Номера вы найдете на изнанке каждого изделия. Задание понятно?

– Так точно! – ответил Варьяш.

– Чтобы не было скучно, я разрешаю вам курить. Теперь принимайтесь за работу. Если меня кто-нибудь спросит, скажете, что я буду на месте в двадцать два ноль-ноль.

Как только старшина ушел, Эндре принялся за работу. «Жаль, что я до сих пор не знал, какой шутник наш старшина, – подумал он о Мартша. – Здорово же он меня поддел!»

Одной из положительных черт Эндре было умение работать. Если уж он брался за дело, то делал его добросовестно. Филонить, как говорили ребята, не любил, особенно если дело ему не очень нравилось. В таком случае он даже больше старался, чтобы поскорее все закончить. Разбирать же обмундирование по размерам оказалось нетрудно, так что, работая, он мог спокойно думать о своем. И Эндре думал, а больше вспоминал...

Вот уже более шести недель, как он не получал от Жоки ни одного письма. В последнем она сообщала, что живет в квартире дядюшки Кальмана и чувствует себя превосходно. Из того же послания Эндре узнал, что отец все еще не успокоился: он нанес визит декану университета, где училась Жока, и пожаловался на дочь. Декан был не только другом Варьяша, но и поклонником его таланта. Он вызвал к себе Жоку и попытался уговорить ее вернуться домой. Даже не выслушав девушку как следует, декан встал на сторону отца, которого считал абсолютно непогрешимым, и обвинил Жоку в преступном легкомыслии. Эндре с чувством удовлетворения воспринял это известие – оно свидетельствовало не только о принципиальности сестры, но и о том, что Варьяшу все же не безразлична судьба его детей.

Эндре работал так споро, что ему даже стало жарко. Он радовался, что может побыть один, что никто ему не мешает. Сначала он разобрал обмундирование по размерам, а затем сложил его, как было приказано.

После сигнала «Отбой» на склад неожиданно пришел лейтенант Ковач. Эндре вскочил и по-уставному доложил, чем и по чьему приказанию занимается здесь в столь позднее время.

– А где старшина? – поинтересовался офицер.

– Докладываю: он вернется к десяти часам.

Ковач поправил очки и осмотрелся.

– Продолжайте работать, – сказал он Эндре и, прислонившись спиной к полке с бельем, закурил.

Окинув быстрым взглядом ладную фигуру солдата, он задержал его на шраме над виском и сразу вспомнил о своем разговоре с Варьяшем, который состоялся перед рождеством. Ковач помнил каждую фразу, каждое произнесенное ими слово. Тогда он думал, что сможет стать для Эндре другом...

А сейчас лейтенанту невольно пришла в голову мысль, что Эндре в то время, вероятно, уже ухаживал за Евой, и он удивился, как раньше не подумал об этом. «Может, Ева потому так торопилась в тот вечер, что знала: Эндре в Пеште и ждет ее. Они, видимо, провели в столице несколько дней, а потом вернулись в военный городок. Ева, конечно, затем и приезжала, чтобы проводить Эндре, а не для того, чтобы вернуться домой...»

И вдруг Ковач вспомнил о признании, которое Ева сделала ему после свадьбы. Она сказала, что у нее уже был мужчина... Теперь-то ясно, что это был за мужчина. Им был Эндре Варьяш, который работал в то время на киностудии, а Ева как раз снималась в массовых сценах... Там-то они и познакомились. Непонятно только одно: почему они не переписывались? Разве что они умело маскировали переписку и Ева писала Варьяшу не на войсковую часть, а на какой-нибудь другой адрес?..

– Вы давно знаете Еву? – неожиданно спросил он, удивившись своему вопросу и хриплому звучанию собственного голоса.

Вопрос застал Эндре врасплох. «Вот и пришла пора расплачиваться...» – мелькнула у него мысль.

– Я познакомился с ней в поезде в тот день, – ответил он.

– Не лгите, Варьяш. Это же бессмысленно.

Лицо Эндре исказила гримаса, шрам над виском побагровел.

– Товарищ лейтенант, мы с вами здесь вдвоем. Если вы считаете, что я обманываю вас, можете дать мне пощечину, я даже защищаться не стану. Хорошо понимаю ваше состояние, но. я говорю правду.

– Вы хотите сказать, что до того не были знакомы с моей женой?

– Не только не был знаком, но и вообще не знал о ее существовании.

Ковач смутился и начал поправлять очки.

– Тогда я ничего не понимаю, – тихо сказал он скорее самому себе, чем Эндре.

– Понять это довольно трудно... Поверьте, все получилось как-то глупо. – Эндре хотелось заглянуть в глаза лейтенанту, но тот, глубоко задумавшись, пристально смотрел куда-то прямо перед собой. – Вы, конечно, можете мне не верить, но я уже несколько раз порывался откровенно рассказать вам об этой истории...

– Тогда почему же не сделали этого?

– Потому что вы все равно бы мне не поверили... Но уж коли сейчас разговор об этом зашел, то я расскажу все.

Ковач удивленно вскинул брови и посмотрел на юношу.

– Вы лучше меня знаете, что в жизни человека бывают случаи, которые происходят с ним вопреки его воле. Именно такой случай и произошел со мной. Я с уверенностью могу сказать, что Ева до сих пор любит вас, да и раньше любила...

По лицу Ковача скользнула горькая усмешка:

– Довольно странное объяснение. Почему же тогда она искала встречи с вами?

– В тот день Ева не понимала, что ею движет ревность, – объяснил Эндре.

«Странно... – подумал лейтенант. – Но парень, судя по всему, говорит правду...»

– Если бы вы в тот день не выгнали ее из квартиры, все было бы иначе. Еву разозлило, что вы ждали прихода своей любовницы...

– Своей любовницы? У меня была Марика Шипош.

– Ее я и имею в виду.

– Откуда вы взяли, что Марика Шипош моя любовница?

– Ева сказала.

– Но ведь это неправда!

– Этого я не знаю. Ева вернулась в гостиницу заплаканная и сказала, что вы, товарищ лейтенант, ждете учительницу, свою любовницу. После этого она и решила вам досадить.

Ковач непроизвольно закрыл глаза и подумал: «Ерунда какая-то! Если верить его словам, то произошло недоразумение. Ева не так меня поняла, хотя я на самом деле ждал Марику. Я как раз жарил мясо, а неожиданное появление Евы вызвало у меня раздражение. Ей, конечно, хотелось, чтобы я бросился ее обнимать, а я поступил как раз наоборот – старался показать, что могу спокойно обойтись и без нее. Более того, я всем своим видом дал ей понять, что с нетерпением жду Марику... Действительно, все так и было. А Ева... пришла в ярость, залилась краской и заявила, что приехала из Будапешта не одна...»

Правда, он не придал значения словам жены, просто не поверил, ей. А волноваться начал только тогда, когда пришла Марика и рассказала о том, как столкнулась с Евой в подъезде. Ковач стал с нетерпением и тревогой ждать Еву, считая, что она обязательно вернется, и потому плохо слушал учительницу. Ждал долго, но так и не дождался. И тогда он направился в гостиницу...

«Теперь все понятно... Видимо, Варьяш говорит правду. Да и зачем ему, собственно, обманывать меня? Но что же мне-то делать?» – подумал офицер, а вслух спросил:

– Варьяш, кроме нас с вами кто-нибудь знает об этой истории? – Голос его прозвучал глухо и сдержанно.

– Вы хотите спросить, кому я об этом рассказывал?

– Да.

– Товарищ лейтенант, я хорошо понимаю, что поступил некрасиво, но рассказывать об этом другим было бы вообще непорядочно.

– Спасибо и за это, – вымолвил Ковач. – Больше вы не встречались с ней?

По лицу Эндре пробежала скорбная улыбка. Поймав взгляд лейтенанта, он сказал:

– Нет, конечно... – Юноша нервно покусывал губы. Чувствовалось, что он хочет сказать еще что-то. – Товарищ лейтенант... может, вам покажется странным то, что я сейчас скажу... Не подумайте, будто я хочу вас утешить. Я просто должен это сделать... – Он свел брови к переносице и, немного помолчав, продолжал: – Поверьте, ваша жена любит вас. А то, что произошло, не имеет ничего общего с изменой, не знаю, как бы это лучше объяснить... Это какое-то недоразумение... Ведь между мной и вашей женой ничего не было... да и не могло быть. Как только я узнал, что она ваша жена, я сразу пошел на попятную...

«С тех пор прошло несколько недель. Но почему Ева до сих пор ничего не написала мне? Не попыталась объясниться? – настойчиво спрашивал себя Ковач. – Глупо как-то все получилось. В тот вечер она хотела что-то сказать, но я не захотел выслушать ее. А теперь сижу и жду, чтобы она первой сделала шаг к примирению... Однако сам-то я до сих пор ничего не предпринял, только все собирался сесть и даже начал писать, но так и не закончил... Вот поеду в Будапешт и объяснюсь с ней...»

Во второе воскресенье марта Жока приехала навестить брата. День выдался безоблачный, светило не по-весеннему жаркое солнце. Эндре стоял у открытого окошка в умывальнике и с некоторой завистью смотрел вслед солдатам, которые уходили в городской отпуск.

Он помылся, побрился и вошел в спальную комнату. Ребята читали, лежа на своих койках. Рыжеволосый Поллак писал письмо. А дежурный Ломбош пошел на проходную узнать, к кому из солдат пришли.

Эндре посмотрел в окно и, взглянув в сторону корпуса «Б», сразу заметил в группе родственников Жоку. Настроение у него мгновенно улучшилось: хотелось сорваться с места и, перепрыгивая через цветочные клумбы, побежать навстречу сестре, чтобы поскорее обнять ее. Однако, поскольку сделать этого было нельзя, он просто ускорил шаг. Проходя мимо здания штаба, он неожиданно столкнулся с Бегьешем.

– Куда направляетесь? – остановил солдата младший сержант.

Варьяш доложил, что к нему приехала сестра, и указал на девушку, от которой его отделяло метров двадцать пять. Бегьеш смерил Жоку внимательным взглядом и, не сказав ни слова, пошел прочь.

Брат и сестра обнялись с такой радостью, будто не виделись целую вечность.

– Привезла чего-нибудь вкусненького? – спросил Эндре.

– Конечно, привезла. А ну-ка дай я на тебя посмотрю. – Она долго вглядывалась в брата: – Ты похудел и бледный какой-то.

– Мало бываю на воздухе, – объяснил юноша, беря сестру под руку. – Но сейчас это неважно. Зайдем в наше кафе. – Он забрал у Жоки спортивную сумку, и они направились в кафе.

А Жока все беспокоилась, почему брат так бледен. Она успела заметить, что у остальных солдат лица загорелые. «Наверное, на гауптвахте сидел, – мелькнула у нее мысль, – только не писал мне об этом».

– Давай не пойдем в ваше кафе, – неожиданно предложила она. – Лучше погуляем: сегодня такая хорошая погода.

– Как хочешь, – согласился Эндре. – Ну, рассказывай, как живешь.

– Превосходно! – ответила девушка. – У дядюшки Кальмана великолепная квартира.

– А сколько приходится платить за нее?

– Ни форинта. Дядюшка Кальман уплатил вперед за целый год.

– А на какие средства ты живешь?

– Я работаю. – Она остановилась и гордо выпрямилась: – Теперь ты должен относиться к своей сестре с бо́льшим уважением.

Отличное настроение сестры передалось Эндре, и он рассмеялся:

– Я так и смотрю на тебя! И потому спрашиваю: где и кем ты работаешь?

– Работы у меня столько, что успевай поворачиваться. Я работаю внештатным корректором сразу в двух издательствах, за что мне довольно неплохо платят. Кроме того, иногда пишу рецензии в газеты. Короче говоря, зарабатываю столько, что на жизнь вполне хватает.

– Это хорошо. Откровенно говоря, я очень беспокоился, когда ты написала, что собираешься пойти в уборщицы.

– Я бы и пошла, да Миклош не разрешил.

– Любовь ваша все еще продолжается?

– Знаешь... – Жока пожала плечами, посмотрела на Эндре и улыбнулась так, как обычно улыбаются лишь счастливые люди. – Миклош меня любит, и я его люблю. Он порядочный человек, и я многим ему обязана. Он и работу мне нашел.

– А что с отцом? Ты с ним больше не встречалась?

– Встречалась, – сообщила Жока, и в тот же миг взгляд ее затуманился. – Я его два раза навещала.

– Сама?!

– Да, а чего ты так удивился?

– Я не столько удивился, сколько обрадовался.

– Нервы у него ни к черту. Конечно, не потому, что я ушла из дома, нет... Если бы я осталась, ему было бы еще тяжелее.

– А что с ним случилось? – В голосе Эндре послышалась тревога. – Я получил от него не то два, не то три письма, но он писал, что жив-здоров... Хвастался даже, что начал работать над драмой на современную тему.

– Начал, но сразу же и забросил. У него, как принято говорить, творческий кризис, в котором он, собственно, пребывает не первый год... Однако сейчас он, кажется, окончательно выдохся. В литературных кругах о нем, наверное, забывать начали, а он все мечется из стороны в сторону, то к одним примкнет, то к другим...

Несколько минут Жока и Эндре молча ходили по дорожке, с тревогой думая об отце, и хотя они не говорили об этом вслух, но где-то в глубине души каждый из них чувствовал себя виноватым.

– Я попрошу у командира полка краткосрочный отпуск, – сказал Эндре, остановившись у старого тополя с толстым стволом. – Нужно поговорить с отцом. Как ты думаешь, есть в этом смысл?

– Думаю, что есть, – ответила девушка, взглянув на Эндре, и увидела Анти Штольца, который быстрыми шагами приближался к ним.

– Прошу прощения, – извинился солдат и добавил: – Целую ручки. Разрешите представиться, Анти Штольц.

– Что случилось? – удивленно спросил Эндре и представил Жоку: – Моя сестра.

Анти незаметно подмигнул другу:

– Тебя вызывает Бегьеш. Сказал, что срочно.

– Что ему нужно?

– Не знаю. Он построил отделение, а меня послал за тобой.

– Что-нибудь случилось?

– Я же сказал, не знаю.

– Он ведь видел, что ко мне приехали... – Эндре бросил взгляд в сторону казармы, затем посмотрел на сестру: – Жо, подожди меня здесь, я быстро вернусь.

– На всякий случай лучше попрощайся, – посоветовал другу Анти.

– Думаешь, Бегьеш меня не отпустит? Да нет, он этого не сделает.

– Ты сам хорошо знаешь, что он на все способен.

– Кто такой этот Бегьеш? – полюбопытствовала Жока, – Уж не тот ли младший сержант, по наущению которого тебя избили?

– Тот самый, – ответил вместо друга Анти. – Пошли, а то он ругаться начнет.

Жока взяла Эндре за руку и спросила:

– Не поговорить ли мне с дежурным офицером?

– Ну и что ты ему скажешь? – Эндре махнул рукой.

– А это уж мое дело.

Сдвинув брови, Эндре посмотрел вдаль:

– Жди меня здесь, я в любом случае вернусь.

Однако он не вернулся.

Когда Эндре и Анти вошли в казарму, их отделение уже выстроилось в коридоре, а Бегьеш, заложив руки за спину (такую привычку он перенял у лейтенанта Ковача), важно прохаживался взад-вперед перед строем.

Эндре доложил о прибытии, младший сержант с невозмутимым видом выслушал его и кивнул в сторону отделения:

– Встаньте в строй!

Эндре глубоко вздохнул:

– Товарищ младший сержант...

– Разве я не ясно сказал? – грубо оборвал его Бегьеш. – У меня все. Встать в строй!

Кровь отхлынула от лица Эндре, он повернулся кругом и встал в строй.

– Завтра утром командование дивизии проводит смотр, – начал объяснять младший сержант. – Так вот, до утра навести в подразделении такой порядок, чтобы все блестело. Наберите на кухне горячей воды, вымойте окна и полы в канцелярии и спальных комнатах. Старшина Мартша выдаст вам хлорку... – Затем Бегьеш по очереди дал каждому солдату персональное задание. – А вы, – обратился он напоследок к Эндре и Анти, – приведете в порядок спальное помещение офицеров запаса. Из расположения подразделения, кроме как за горячей водой, никуда не отлучаться. У меня все.

– Я тебе не напрасно советовал попрощаться с сестричкой, – выговорил Анти другу, когда они остались вдвоем. – Но разве ты кого-нибудь послушаешь? Уж если ты что вобьешь себе в голову, то этого из тебя и палкой не выбьешь.

– Иди ты к черту! – сгоряча выругался Эндре и, подойдя к окну, выглянул во двор, надеясь увидеть там Жоку, однако, сколько он ни всматривался, сестры нигде не обнаружил.

«Что же теперь делать? – задумался Эндре. – Если уйти без разрешения, меня наверняка застукают и тогда не миновать гауптвахты. Страшна, конечно, не сама гауптвахта, а то, что после нее о краткосрочном отпуске домой не может быть и речи... Значит, с отцом я так и не поговорю...»

Солнце тем временем заметно склонилось к горизонту, и тени от предметов стали длиннее. Окинув тревожным взглядом небо, Эндре невольно подумал о том, что Жока наверняка ждала его, волновалась, ломала голову, что же могло случиться. Поговорили они всего минут десять, не больше... Стоило из-за этого ехать в такую даль!

К Эндре подошел Анти Штольц и, положив ему руку на плечо, предложил:

– Давай я спущусь во двор и все объясню твоей сестре.

– Постой! Не сердись, что я тебя обругал. Лучше принеси тряпок и старых газет, а я схожу за водой. Надо поскорее вымыть окна.

– Как хочешь.

Эндре вышел в коридор и увидел Бегьеша, который направлялся на склад оружия. Солдат на миг задумался, а затем без стука вошел вслед за младшим сержантом.

Услышав скрип двери, Бегьеш оглянулся и встретился глазами с суровым взглядом юноши. Младший сержант на мгновение окаменел и недовольно буркнул:

– Что вам нужно?

– Разрешите мне на пять минут выйти к сестре.

– Идите и занимайтесь делом. – Младший сержант презрительно посмотрел на солдата. – Вы мужчина или ребенок из детсада? Вы находитесь в армии, Варьяш. Было бы хорошо, если бы вы наконец это поняли.

– Я все понял, товарищ младший сержант, – стараясь быть спокойным, произнес Эндре, – только одного никак не могу уразуметь: откуда в вас столько бесчеловечности? Вы же знаете, что во дворе меня ждет сестра. Пять минут, которые я бы проговорил с ней, вряд ли отразились бы на наведении чистоты в подразделении.

– Ваша сестра уже уехала, – отрезал Бегьеш. – Я сам с ней говорил. Так что не волнуйтесь и идите по своим делам.

– Слушаюсь! – сверля взглядом младшего сержанта, отчеканил Эндре.

– Еще что-нибудь хотите сказать?

– На вашем месте я не стал бы прибегать к помощи бандюг, которые вшестером набрасываются на одного.

– О чем это ты? – зашипел Бегьеш, невольно переходя на «ты».

Эндре показал рукой на свой шрам над виском:

– Вот об этом... Хотя, когда меня допрашивал майор Рашо, я умолчал о том, что это избиение организовал ты.

– Почему же не сказал, если был так уверен?

– Потому что это касается только нас двоих.

Бегьеш смерил юношу презрительным взглядом:

– Не советую тебе, мальчишка, попадаться мне на глаза в безлюдном месте. Ну а если случайно заметишь меня, лучше обойди стороной: я такими, как ты, обычно закусываю. Ладно, на сегодня хватит... О твоем нахальстве я даже взводному докладывать не стану. По своей доброте, конечно. А теперь марш выполнять задание!

Бегьеш не обманывал Эндре: он действительно разговаривал с Жокой. Он сказал ей, чтобы она не ждала брата, потому что тот выйти к ней уже не сможет.

– А почему? – спросила девушка, в упор разглядывая верзилу.

– Потому что это, уважаемая, армия, а не дом отдыха и солдаты здесь делают то, что им приказывают командиры, а не то, что им заблагорассудится. Я бы тоже не прочь прогуляться сейчас со своей невестой, однако, как изволите видеть, нахожусь здесь...

– Понятно, – вымолвила Жока. – Но разве нельзя было поговорить с ним хотя бы пять минут?

Бегьеш попытался приветливо улыбнуться:

– К сожалению, это невозможно. Если вы хотите что-нибудь передать брату, я охотно это сделаю.

– Спасибо, – смутилась чуточку Жока. – Я напишу ему. До свидания. – Она повернулась и медленным шагом направилась к проходной.

«Может, этот сержант и прав? – размышляла она по дороге. – Конечно, нехорошо, когда для кого-то делают исключение. Правда, я не собиралась надолго задерживать Эндре: попрощались бы, и все...»

Асфальтированное шоссе в этот предзакатный час напоминало серую ленту с зеленым обрамлением кустарника по обеим сторонам. Вскоре впереди показались окраинные домики, в окнах которых отражались лучи заходящего солнца. Жока вспомнила о Миклоше, и настроение у нее немного улучшилось. С тех пор как они стали регулярно встречаться, девушка заметно изменилась: она посерьезнела, предала забвению многие девчоночьи привычки и уже не столь бездумно разбрасывалась своим мнением. Поскольку теперь она жила одна и сама заботилась о своем пропитании, то быстро узнала цену деньгам. Совсем другими глазами стала она смотреть и на самое себя, и на окружающих, и вообще на жизнь. Собственно, только теперь она по-настоящему осознала, насколько необоснованным было недовольство ее отца: ведь их семья по сравнению с другими жила легкой, беззаботной жизнью.

От этих мыслей девушку отвлек гудок автомобильного клаксона. Она остановилась, сошла на обочину и обернулась. К ней приближался «опель», причем водитель, как она успела заметить, сбавил скорость. Жока медленно пошла дальше, ожидая, когда машина обгонит ее. Однако водитель «опеля» вовсе не собирался ее обгонять, он поравнялся с ней и поехал рядом.

– Домой спешите, дорогуша? – игриво поинтересовался, высунувшись из окошка, усатый мужчина лет тридцати.

Жока ничего не ответила, так как решила, что стоит заговорить, как обязательно последует дурацкое предложение.

– Зачем же топать ножками, девушка? – не унимался владелец «опеля». – Садитесь – подвезу. Вам ведь в Кевешд? Вы что, немая?..

Жока повернулась кругом и пошла в противоположном направлении. Водитель «опеля» на мгновение притормозил, раздумывая, стоит ли и ему поворачивать, но, видимо, решив, что не стоит, включил скорость и помчался к городу.

«Одной по шоссе ходить небезопасно, – подумала Жока. – Зря я не подождала автобуса...» Взглянув на часы, она заторопилась на поезд.

К немалому удивлению Жоки, в Будапеште на вокзале ее ждал Миклош. На нем было черное кожаное пальто, и она не сразу узнала его, а узнав, решила, что в гражданском он выглядит даже элегантнее. Они поцеловались.

– Как хорошо, что ты меня встретил! – обрадовалась Жока. – А то я так устала, да еще и расстроилась.

– Ничего, я тебя утешу.

– Сейчас мне это не помешает.

Не без труда пробравшись сквозь толпу, они вышли к остановке такси. К счастью, свободную машину долго ждать не пришлось. Миклош назвал свой адрес и внимательно посмотрел на девушку, будто боялся, что она начнет протестовать. Однако Жока промолчала, она лишь откинулась на сиденье и устало закрыла глаза.