Текст книги "Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Андрей Серба,Владимир Сиренко,Лариса Захарова,Владислав Виноградов,Юрий Торубаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

II

Виртанен внимательно слушала полковника Быкова.

– Проблема даже не в найденном оружии…

– Извините, не понимаю. В чем же тогда?

Быков не хотел ее пугать. Не хотел говорить, что в Инске ее явно ждут многие разочарования, а будет ли помощь, наверняка сказать трудно.

– Видите ли, – уклончиво начал он пояснять, стараясь так представить обстановку, чтобы она не выглядела безнадежной в той предельной степени, какой считал ее генерал Панкратов. – Сложилось мнение, что довести дело до конца нашим коллегам из Инска помешало ложное представление о чести мундира.

– Но если их так беспокоила честь мундира, – возразила Виртанен, – наоборот, они должны были бы… Может быть, дело просто не сумели, не смогли раскрыть?

– Должны были бы… – со значением сказал Быков. – Да вот вы едете в Инск.

– Значит, незаинтересованность… – задумчиво проговорила Виртанен. – Но почему?

Ей показалось, что сейчас Быков скажет о ее задании самое главное.

Но Быков не ответил на ее вопрос. Только руками развел.

– Вот что я еще должен сказать вам, – проговорил он, потирая массивный подбородок. – Две важные вещи. Координируйте работу с Нечитайло, как бы далек от совхоза «Цитрусовый» ни ушел ваш розыск. Я уже вам говорил, что если убийство произошло с целью ограбления, то лезли не за мандаринами. Это второй аспект вашей работы.

– Что же можно спрятать в бочки, груженные мандаринами? Двадцать бочек арестантов? – посмеялась Виртанен.

III

К работе нужно уметь приступать. Для Натальи Валериановны Разинской это был целый ритуал. Выходя из служебной машины, она слегка кокетничала с шофером Васей. Следующий кокетливый разговор, как разминка, – с Ирушечкой, секретаршей. В облисполкоме о секретаре Разинской говорили так: Ирка Штирлиц, или Ирка-шпионка, ее фамилия была – Исаева. «Разведданные» Ирушечки весьма помогали Наталье Валериановне в работе.

Но сегодня полушутливого разговора не получилось.

– Звонил… – напряженным шепотом произнесла Ирушечка, увидев Разинскую. – У него тусклый голос…

Наталья Валериановна нахмурилась. Что такое? Рази некая даже не стала задерживаться возле Ирушечки. «Если что-то серьезное, Валентин сам мне скоро позвонит, не надо демонстрировать ему мою заинтересованность в каждой мелочи, с ним связанной, и так он считает, что ему удалось сесть мне на шею», – подумала Наталья Валериановна, продолжая утвержденный ритуал вхождения в рабочий день.

Зазвонил прямой телефон.

– Да?..

– Это я, – раздался в трубке глухой, убитый голос Валентина. – К нам приехал ревизор. Прокурорский работник. А «вывеска» у нее – народный контроль.

– Так народный контроль или прокуратура? Это разные вещи.

– Ну, в том-то и дело. Я на ее командировочное удостоверение даже не посмотрел внимательно, а девочки, которые в ее номере в Доме приезжего убираются, изучили. Старший следователь прокуратуры какой-то области. А вообще бригада из Москвы. Еще трое.

– Тогда приезжай вечерком ко мне на дачу. Может, кого-нибудь еще пригласить?

– Шатурко не помешает.

– Да, он крупный спец в хозправе, – и она свернула разговор. Нажала кнопку селектора и сказала Ирине:

– Соедини меня с Шатурко! Немедленно!

С Шатурко всегда приятно говорить. Воспитанный человек, настоящий джентльмен.

– Наталья Валериановна, прошу великодушно простить за невольно доставленное ожидание. Что вас встревожило?

– Проверка в совхозе «Цитрусовый». Там оказался работник прокуратуры.

– Вы должны быть абсолютно спокойны. Я снесся с нашей прокуратурой, они полностью не в курсе, значит, действительно, рядовая проверка, которой занимается только комитет народного контроля. А вот у меня несимпатичная новость. Я и не мог говорить с вами, поскольку молодая дама в чине капитана милиции находилась у меня в кабинете в связи с делом Иванцова. Самое неожиданное, что командировка у нее от МВД СССР. И должен сказать, я успел принять определенные меры, когда еще эта командировка не была подписана в Москве. Удалось повесить на уши шефу, извините, такую длинную лапшу, что Осипенко поделился-таки этим угощением с министерским руководством. И приехала к нам девочка. А собирался прибыть полковник Быков.

– Эта фамилия мне ничего не говорит.

– И слава богу, Наталья Валериановна, крепче будете спать. Дело в том, что пистолет Иванцова обнаружился аж в Петрозаводске! Оттуда и наша гостья. Совсем девочка!

– Считаю, нам следует поговорить, – поэтому жду вас к семи вечера на даче. Сможете?

– Приказы не обсуждаются, дорогая Наталья Валериановна.

Разинская закурила и надолго задумалась. Проверка в совхозе, и новый виток следствия по убийству Иванцова… Почему это происходит одновременно, почему? Проверяющие какие-то не такие. Уж не Осипенко ли все это задумал? Чешутся у него руки, это известно. Только коротки! Короткими и останутся, пока сидит в своем кресле Наталья Разинская! Лишний, ох, лишний человек в городской структуре генерал Осипенко. Однако такая номенклатура, что до него не каждый дотянется.

И тут Разинскую осенило. Это ж как поезд под откос пустить!.. Сейчас за такие вещи по головке не гладят… Но кто, кто может быть исполнителем? Чтобы через девчонку, капитаншу, генерала свалить? Этот вопрос преследовал ее целый день, пока вдруг она не поняла, что лучшую кандидатуру просто невозможно найти. Мужик в соку, красавец, заматерел после сорока, еще лучше стал, на артиста Парру похож, язык подвешен, манеры приятные, одинокий, давно в разводе, и главное – история эта вся напрямую его касается! Начальник отдела вневедомственной охраны инского УВД, подполковник Николаев – чем плохо?..

И Разинская позвонила ему немедленно.

– Здравствуй, Феликс Николаевич, – проговорила она с щемящей интонацией. – Хочу тебе посочувствовать. Опять твое подразделение трясти будут. Твоя ситуация и во мне не может не вызывать законного беспокойства. Надо что-то делать.

– Что вы имеете в виду, Наталья Валериановна?

– К чему лишние нервы? Найти ничего все равно не найдут, а нервы истреплют. Насчет Иванцова. Вечер, по-моему, у тебя свободен. Жду на своем ранчо. Кстати, Шатурко тоже будет, – она не сомневалась, Николаев явится, хотя знала, недолюбливает ее подполковник. Только куда он денется?

IV

В обед Наталья Валериановна отправила Ирушечку за покупками и прямо на дачу – жарить-варить. На Ирушечку можно положиться, только дай ей указание, теперь еще приходится и собственные деньги давать, вот времена настали! Но на скряжисто отпущенную сумму Ирушечка, однако, стол накрыла – загляденье!

Шатурко заговорил, когда Разинская демонстративно закрыла двери и окна плотно зашторенной от позднего летнего солнца веранды.

– А ведь все это в принципе по душу Александра Алексеевича Шевченко, – сказал он. – Капитан Виртанен, по существу, его работу делать собирается. Другое дело, что работа сия нерезультативна, поскольку даже мы, тут присутствующие, не знаем, что же случилось с сержантом Иванцовым. И я думаю, – Шатурко вальяжно откинулся в полу кресле, – я думаю, Наталья Валериановна, пять месяцев назад мы верно считали, что реальная картина преступления существенного значения не имеет. Более того, чем она туманнее, тем лучше. Я ей объяснил, – развивал свои соображения Шатурко. – Попугай поймет, что любые розыскные действия, направленные на обнаружение трупа, бессмысленны. Как бессмыслен поиск часов. А она в ответ: нашлось, мол, оружие… А я ей – нашлось по чистой случайности. И вообще те люди, которые убивали, могли бросить пистолет так же, как бросили рацию, а кто-то подобрал и решил продать. Тупик. Но главное в другом. Одно направление она взяла верное. Попросила послать повестки матери и жене, то есть вдове Иванцова. Раз. Два – хочет опросить весь твой аппарат, Феликс Николаевич. – Шатурко толкнул локтем сидящего рядом Николаева. – Совершенно справедливо она заметила, что далеко не все показания далеко не всех сотрудников ОВО, занятых в ту ночь в порту, попали в дело. И еще жаль, что я так и не выяснил содержание ее разговора с нашим новым криминалистом. Но он человек Осипенко…

– Это мы поручим Феликсу Николаевичу, – вдруг звонко проговорила Разинская. – Детали поручения потом обсудим, а сейчас вы мне скажите, Семен Федорович, что, повестки уже направили?

– Конечно, нет. Черт их знает, этих обездоленных баб… Что они скажут и чего не скажут…

– А если эта, как ее?.. – подал голос Гуляев.

– Виртанен ее фамилия, Вир-та-нен, финка по национальности, – пояснил Шатурко.

– Хорошенькая? – заинтересованно спросила Наталья.

– Да, такая… субтильненькая… беленькая… Такие у нас не водятся, – Шатурко смачно улыбнулся.

– Так вот, если эта Виртанен, – продолжила Разинская, – если она будет настаивать, сама к Иванцовым явится, вас не спросит?

Шатурко быстро ответил:

– Надо родню Иванцова на всякий случай из города убрать, благовидные предлоги найдутся. Это дело техники. А вдову надо в любом случае еще и припугнуть как следует. Феликс Николаевич, вы ведь, по-моему, курировали потерпевшую. Вот и объясните ей, что находка пистолета может плохо отразиться на памяти ее покойного мужа, еще потеряет пенсию на ребенка… Скажите, лучше пусть уедет на время, пока все снова не заглохнет.

– Шантажировать пенсией, которую платят на ребенка? – мрачно отозвался Николаев.

– Следующий вопрос, – деловито проговорила Разинская. – А если Виртанен нас обставит? На пару с Осипенко?

– Наталья Валериановна, верно говорите. Я уже сказал, черт пришел по душу Шевченко. – Шатурко значительно поднял вверх указательный палец. – Это он вел дело по горячим следам. Вот и послужит козлом отпущения, если что… Кстати, дело Иванцова Осипенко сам курировал, мне не доверил. А для нас главное – самим не подставиться ненароком.

– И чего генерал добился? – хохотнул Гуляев. – Все равно тогда наша взяла. И сейчас возьмет.

– Значит, в принципе, варианты есть, – подытожила Разинская и предложила гостям коньяк.

– Феликс Николаевич, – окликнула Разинская подполковника Николаева, когда тот уже сел в свои «Жигули». – На пару слов.

Николаев нехотя захлопнул дверцу автомобиля, снова поднялся на высокое крыльцо.

– Я очень уверена в вас, – сказала Наталья Валериановна, дружелюбно глядя в его глаза – большие, синие, очень странные, какие-то не мужские, без стали. Разинская не любила у мужчин таких глаз, – насчет Иванцовой, Кашина и других не стану повторяться. Как мне представляется, вы человек, способный увлечь женщину, – Николаев вдруг отпрянул. – Да нет, – Разинская снисходительно улыбнулась. – Мы с вами слишком хорошо знаем друг друга, чтобы вызвать взаимный интерес. Скажу так, может быть, вам будет полезно познакомиться поближе с нашей северной гостьей?

– Зачем?..

– Я думаю, внимание такого мужчины, как вы, способно как ничто другое отвлечь женщину от любого дела. Не только следственного. Вы такой же заинтересованный человек…

– В чем? – резко спросил Николаев.

– Ни в чем. Вот именно – ни в чем. Понимаете? Статус кво, нулевой вариант, вот что нам нужно. Чтобы оборванные нити не сцепились снова. Погуляйте с ней у моря, стихи почитайте, вы же помните тот анекдот… И финал его помните. Денег на ресторан найдете или выделить?

– Найду. Я свободен?

– Сейчас – конечно. Но думайте о той несвободе, которая висит над всеми нами, и тогда вы будете менее щепетильны. Я так надеюсь на вас, Феликс Николаевич… А сейчас будьте осторожнее на дороге.

V

Казалось, инские коллеги выражали полную готовность к сотрудничеству. Но ведь день работы в УВД прошел фактически впустую. Любовь Карловна новых данных так и не получила.

Пожалуй, лишь эксперт-криминалист Игорь Симонов попытался как-то что-то объяснить. У него оказался свой взгляд на происшедшее, и, что понравилось Виртанен, взгляд этот базировался хоть и на немногочисленных, но бесспорных фактах. Оказалось, на городском пляже была найдена рация сержанта Иванцова, следовательно, можно предположить, что труп убитого сержанта, скорее всего, погрузили в порту в некоторое плавсредство, а через порт несли упакованным в стандартный контейнер, такие сотнями кантуются по причалам и день и ночь, поэтому внимания никто не обратил. Контейнер пустили ко дну, вот почему не всплыл труп. Преступники, очевидно, высадились на берег на пустом ночью городском пляже. Пистолет забрали, а рацию… Или потеряли в темноте, или выбросили. «Только почему на ней не осталось отпечатков пальцев?» – закончил вопросом свою версию эксперт.

Следователь Шевченко обстоятельно доказывал Виртанен, что дело «дохлое». Найти убийц невозможно. А что касается продавца пистолета, хотя и существует описание его внешности и даже фоторобот, искать его – то же самое, что искать по словесному описанию голыш на пляже. Матрос Сергеев вряд ли хорошо запомнил того человека. Тем более пять месяцев прошло.

– Хорошо. Окажите мне, пожалуйста, любезность, – сказала Виртанен, чувствуя, что от Шевченко ей ничего путного не добиться. – Я хотела бы иметь список личного состава подразделения, в котором служил Иванцов, а также график частот, на которых работают радиопередатчики сотрудников ОВО, и, естественно, мне необходимо точно знать, на какой волне застыла шкала рации Иванцова, даже если эта волна не соответствует служебным частотам.

– Это можно, – вяло согласился Шевченко. – До завтра потерпит? Надо с отделом вневедомственной охраны связаться, надо к Симонову обращаться, рацию же к вещдокам приобщили, а вещдоки в ведении эксперта.

– Я подожду до завтра, – покладисто согласилась Виртанен.

– Я слышал, вы послали повестку матери и вдове Иванцова? – вдруг спросил Шевченко. – Наверное, после пяти явятся. Старуха с детьми другого сына сидит, должна сноху дождаться, а Надя Иванцова посменно работает. Раз с утра не было ее, значит, придет только вечером.

– Я понимаю, – кивнула Виртанен.

Но ни мать, ни вдова не пришли. В девять, уходя из управления, Любовь Карловна снова направила повестки двум, казалось бы, самым заинтересованным в успехе следствия свидетелям. Утром снова ждала их, но они опять не явились. Тогда она сама решила поехать к ним.

Виртанен оказалась на пыльной улице возле приземистого беленого домика, обнесенного старым плетнем. Поднялась на шаткое крылечко, толкнула дверь и сразу попала в маленькую кухню. Молодая полная женщина в белом головном платке, белом фартуке поверх легкого халата обернулась – она стояла у газовой плиты. Пахло борщом и чесноком.

– Здравствуйте, – певуче проговорила женщина, изумленно глядя на незнакомку в милицейском мундире. – Вы кто?

– Вот мои документы, – строго сказала Виртанен, протягивая удостоверение. – Я веду следствие, касающееся убийства вашего мужа. Обнаружен его пистолет. Почему вы и ваша свекровь проигнорировали повестки, которые я вам направляла, не явились в управление? Повестки обычно вручают лично под личную подпись.

– Никто ко мне не приходил, клянусь вам, – заверила Иванцова, но Виртанен не смогла заставить себя поверить ей. Как это может быть, чтобы дважды направленная повестка не была получена?

– А вообще хорошо, что вы не побрезговали и сами пришли, будто извиняясь, мягко проговорила Иванцова. – Тяжело мне в управлении бывать. Я там сто раз была, только что толку! Мити не вернешь. Поймите как женщина женщину, товарищ капитан.

– Меня зовут Любовь Карловна, – тихо проговорила Виртанен и села на табурет. – Я здесь в командировке. Пистолет Дмитрия Трофимовича обнаружили у нас в городе, в Петрозаводске. А с вами я хотела поговорить вот почему… Я читала ваши показания и хотела бы еще кое-что уточнить.

Иванцова усмехнулась с каким-то неясным Виртанен значением.

– К вашей свекрови у меня тоже есть вопросы. Она скоро будет дома?

– Она тут вообще не бывает, хотя дом на нее записан. Живет у старшего сына. А вчера и вовсе из Азова телеграмма пришла от младшей дочки, чтобы мать срочно выезжала. Что к чему, не знаю. Вечером на переговоры схожу, я уж их вызвала. И мать уехала в ночь. Перепугалась. Мало нам одного горя!

– Так… – Виртанен недоуменно подняла брови, что-то ей в этом поспешном отъезде не понравилось. – Ну что ж, Надежда Васильевна, значит, мне пока придется ограничиться беседой с вами. Скажите, не было ли у вашего супруга врагов? С кем ваш муж конфликтовал?

Иванцова скрестила руки на груди и почти вызывающе ответила:

– С начальством.

– С начальством?

– А как же с начальством не конфликтовать? Вы когда-нибудь видели человека, довольного начальником? А теперь хоть в глаза скажи, такой-сякой… И говорят люди. Подчиняться малоприятно, правда? Да еще так безоговорочно, как у вас, в милиции. А Митя мой вообще был человек нелегкий, я еще только замуж за него собиралась, а уже думала, неважно мой муженек кончит.

Виртанен поразила не то наивность, не то отстраненность, с какими рассуждала эта женщина о самом больном для себя.

– Почему так? – спросила Любовь Карловна.

– Да потому. Ему дать кому-нибудь в зубы без долгих разговоров пара пустяков было.

– В таком случае с кем же, с какими начальством не ладил ваш муж?

– Ну, с этими… С начальником портовой охраны – тот все чего-то придирался к Мите. Бывало, вернется муж со службы, скажет, опять подвернулся Хрисанфову под руку. Да и со старшим лейтенантом Кашиным иной раз бывали стычки. Как-то раз Митя не сразу по рации ответил на вызов. Ну, тот, конечно, рапорт на него подал, что уснул, мол, на посту. Чуть не уволили. Феликс Николаевич заступился. Любовь Карловна, борща хотите?

Виртанен пожала плечами, но ответила почти уверенно:

– А вы знаете, пожалуй, хочу…

С этой женщиной, поняла она, надо сначала как-то сойтись, иначе ничего нового от нее не услышишь.

Такого борща Люба, пожалуй, никогда не ела. Бордовый, ароматный, острый, совсем не тот суп с капустой, который она прежде принимала за это блюдо.

– Только вам и скажу, – вдруг произнесла Иванцова. – Потому что вы все равно отсюда уедете: у тех людей, которые Митю убили, в нашей милиции свой человек сидит. Вот что. Прочитали вы, что охранял Митя, какой ценный груз? Мандарины. Кому они нужны, скажите? У нас под боком совхоз цитрусоводческий, езжай туда в поднаем в страду, тебе мандаринами заплатят. Копейка килограмм.

– Государственная цена на мандарины, насколько мне известно, два рубля за килограмм, – эта последняя информация показалась Виртанен более приближенной к делу. – Почему в совхозе им продают дешевле?

– По себестоимости, тем, кто в страду помогать приезжает. Вам не продадут. Дело не в мандаринах, я не знаю, в чем дело. Но точно знаю, что убийц покрывают.

– Какие у вас есть основания для такого заявления?

– Любовь Карловна, вы уж меня извините, только я жить хочу, и вслед за Митей мне никак нельзя – Маринка сиротой останется. И вам советую в наших краях поосторожней.

– Я не пуглива. И все-таки… – она остановилась на полуслове, потому что кто-то поднялся по скрипучим ступеням крылечка. Дверь распахнулась, и вошел высокий широкоплечий мужчина в легком сером костюме.

– Ох, Феликс Николаевич, легки на помине… – всполошилась Иванцова. – Знакомьтесь, Любовь Карловна, вот… По Митиному делу.

Над Любой склонился синеглазый гигант. Взял ее руку, улыбнулся и сказал:

– Рад приветствовать, коллега. Чем могу служить?

VI

– Я о вас слышал много хорошего, Любовь Карловна, – сказал Николаев.

– А я о вас – пока ничего… – смущенно ответила Виртанен.

– Да как же так? – вмешалась Иванцова. Лицо ее заливала широчайшая улыбка. – Я вам только что про Феликса Николаевича рассказывала. Отзывчивый, говорила, человек…

– Так это вы, – сказала Виртанен, словно поняв наконец нечто важное, и перевела глаза на хозяйку дома. – Я думаю, мы продолжим в другой раз, более удобный, – и поднялась с табурета.

– Да посидите еще, Любовь Карловна, такой гость ко мне пришел… Посидите, – Иванцова держалась очень приветливо, – Феликс Николаевич, я вам борщеца налью?

– Я недавно перекусил, спасибо.

Как ни старалась Любовь Карловна идти быстрее, от калитки Иванцовой по пыльной и тенистой улице они пошли вместе, рядом.

Пахло разрезанными арбузами и уваренным сахаром. Где-то заготавливали цукаты.

Возле автобусной остановки Виртанен сбавила шаг. Николаев – тоже. Минут пять они стояли молча, осторожно рассматривая друг друга. Николаев не выдержал молчания первым:

– Честно говоря, Любовь Карловна, напрасно мы тут томимся. Зря вы отпустили управленческую машину. Рабочий день уже закончился, а добросовестно общественный транспорт везет лишь к станку, от станка хуже, с большими интервалами. Держу пари, это водитель линейного автобуса жарит шашлыки… – он потянул в себя воздух. – Чувствуете? Обед у него, может быть… Зря, зря вы отпустили машину… Теперь пешком придется идти. Точно говорю.

Она глянула строго:

– Я не считала себя вправе долго задерживать шофера. Не знала, сколько пробуду у Надежды Васильевны. А если у вас так плохо с транспортом, что же вы не принимаете мер?

– Это в ведении местного Совета, но начальство ездит на персоналках.

– Понятно, – кивнула Виртанен. – Вы осуждаете это начальство?

– Естественно.

– Почему же не переизберете его?

– Живу в другом районе, Любовь Карловна, – шутливо ответил Николаев. – Пойдемте ножками, сил нет тут дышать этим шашлычным смрадом. Я, знаете ли, не любитель. Для меня шашлык – почти синоним всякого нехорошего компанейства, он поморщился.

– Почему? – удивилась она.

– Как-нибудь потом объясню. Пошли, и я смогу по дороге показать вам две наши достопримечательности – рыночную площадь с уцелевшим караван-сараем и старинный храм, как говорят, выстроенный по приказу и даже проекту самого Петра Великого во времена Азовских походов. Ну, чтобы было где в мусульманских краях лоб перекрестить русскому православному человеку.

– Нынешняя страсть к старине меня просто пугает. То шарахались от нее, то так полюбили, так полюбили… – Виртанен грустно усмехнулась. – Из крайности бросаемся в крайность. Не знаю, почему это так свойственно многим из нас.

Узкая, усаженная тополями и кипарисами улица словно отгородилась от людей высокими беспросветными заборами. Любе все время казалось, что они с Николаевым одни на этом пути. Только разок проехал старый тарахтящий «Запорожец», потом долго за ним клубилась пыль, смешанная с морским песком, нанесенным подошвами курортников. И вдруг – море людей. Крики, шум, гам Рыночная площадь.

Николаев внимательно наблюдал за своей спутницей. Она явно почувствовала себя потерянной на южном открытом всем дорогам, всем путям базаре. Помидоры, гладиолусы, мушмула, черешня, слива, груша-бессемянка, абрикосы… – и всего много, всего навалом. Виртанен подняла руку к нагрудному карману, запустила в него длинные пальцы и достала синюю пятерку.

– Извините, – сказала она Николаеву. – Мне бы хотелось купить что-то себе на ужин.

Он задержал ее.

– Сделать салат в гостинице вам все равно не удастся. У вас нет лука, масла, соли, перца. И в гостинице даже хлеба не дадут, отправят в ресторан, там тоже не дадут, скажут: присаживайтесь… Вы голодны?

Она пожала плечами:

– Да, действительно, что толку, если я куплю помидоры. Мне и положить их некуда. И сыта я. Ничего. Просто… Это изобилие… Кого угодно введет в соблазн. Где ваш караван-сарай? Где храм?

– Налево… – скомандовал Николаев, стараясь подвести Виртанен как можно ближе к цветочному ряду.

И вот Николаев наконец увидел то, что стремился увидеть – настоящие, коллекционные, нет, не розы, розы есть везде, а вот тюльпаны такой редкой окраски, с такой редкой формой бутонов бывают только здесь. Дерут за них немилосердно, но если они единственные, возможно, во всем мире? Он приостановился и, не выпуская ее руки, через чьи-то берущие и дающие ладони, через чьи-то активные локти бросил в корзину с тюльпанами четвертной.

– Таких и в Голландии нет, – сказал Николаев, протягивая букет своей спутнице. – Уникальные, скрещенные из наших степных с чем-то заморским. «Азов» – может быть, слыхали?

– У нас бывают выставки цветов, – очарованно сказала Любовь Карловна. – Но… Нет… Никогда… Их страшно держать в руках – отнимут, – ее смех зазвучал радостно.

– Ну, а теперь к храму.

Трудно сказать, зачем Петр Великий велел заложить и освятить церковь господню в неосвоенной земле, но отдаленнейшие потомки тех стрельцов, что триста лет назад шли в первый и второй азовские походы, точно знали, что следует делать с ней – в церкви помещалась рыночная контора. Тут выдавали халаты, весы, здесь трудилась базарная санэпидеминспекция, тут заседала и дирекция рынка.

Он снова взял Виртанен под руку и повел ее через рынок. В этом углу было не так шумно и многолюдно. Задумчиво сидели рядом со своими медными кувшинами чернокожие от загара и глубоких морщин горцы-чеканщики, мастерицы лениво раскатывали большие и маленькие ковры. Из горы джинсов высовывалась коротко остриженная голова молодого человека. Он приветливо кивнул Николаеву. Тот подмигнул ему и шутливо спросил:

– Ну, что, Сержик, кайф ловишь? Хорошо идет торговлишка?

– Купите даме джинсы, Феликс Николаевич…

Николаев только махнул парню рукой, по-доброму смеясь.

– Это наши индивидуалы. Народные промыслы идут хорошо, особенно в сезон, летом, а доморощенные «кардены» прогорают. Народ избалованный, ему настоящего Кардена подавай…

– Надеюсь, ваш знакомый не только шьет джинсы? – спросила Виртанен.

– Разумеется. Он инженер из Инскстали.

Они подошли к величественному зданию, которое казалось киношной декорацией.

– А вот и наш караван-сарай, – пояснил Николаев. – Здесь обосновалась кооперативная чайхана. Караимская, половецкая или черт знает какая кухня, я в этом плохо понимаю. Но готовят очень вкусно. И хозяин мой добрый друг.

– Хозяин? Именно хозяин?

Он почувствовал подвох в ее вопросе.

– А разве у вас нет кооператоров?

– Народ наш северный, медлительный… У нас даже самогонку не гонят. Со времен Петра к «монопольке» привыкли. Вы что, хотите меня туда пригласить? А как же мне в ресторан – и в мундире?

– Не волнуйтесь. Сейчас там никого нет. И вообще мало кто ходит. Экзотика стоит дорого. И уверяю вас, нас усадят так, чтобы никто, даже мышки из погреба, нас не увидели. Уж если чья репутация зашатается, то моя. Вы уедете, я останусь, и Инск долго будет помнить, как я сидел в караван-сарае с красавицей.

Виртанен сделала неуверенный шаг к воротам древнего пристанища паломников в Мекку.

…Было уже поздно. Он читал ей стихи Гумилева и Блока, совершенно забыв, что нужно расспросить о пистолете, о допросах. Допросы, пистолет, рация – все это казалось ерундой. В одном Наталья несомненно права: он встретил редкую женщину. Как она говорит, что она говорит, как держится, сколько в ней искренности…

– Меня же в гостиницу не пустят! – вдруг спохватилась Виртанен.

И они бросились ловить такси. Прощаясь у гостиницы, Николаев сказал:

– Хороший вышел вечер, правда, Любовь Карловна?

– Правда, – ответила она. – Никак не ожидала.

– Так повторим его завтра? – настойчиво спросил он.

Она неожиданно отвела глаза:

– Вы опасны для меня…