Текст книги "Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года"

Автор книги: Анатолий Степанов

Соавторы: Андрей Серба,Владимир Сиренко,Лариса Захарова,Владислав Виноградов,Юрий Торубаров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц)

Роскошествовали в собственных виллах, ютились у знакомых, снимали у круглогодичных. Ввергали семейный бюджет в кризисное состояние, залезали в долги, отказывали себе в самом необходимом… Но – на дачу, на дачу!

Для того чтобы ни свет ни заря мчаться под нежарким солнцем раннего утра к электричке, для того чтобы поздним вечером, изнемогая под непосильной тяжестью авосек и рюкзаков, возвращаться к временному своем очагу и тут же засыпать от усталости на неудобной раскладушке.

Только не такой был Леонид Михайлович. Поселив семейство в Кратове, то ли у дальних родственников, то ли у ближайших друзей, он посещал милый теремок на берегу пруда лишь в выходные дни, отдавая будни трудам и заботам в Москве.

Ужасно деловитый, в синем сатиновом халате, он метался, руководяще размахивая руками, по производственным помещениям и территории артели. В солидном костюме из чисто шерстяной ткани «метро» навещал свое кооперативное начальство. В бабочке из крученого шелка требовательно появлялся у смущенных смежников.

Вечерами – заботы. Заботился он о тридцатилетней искусственно-платиновой блондинке Зиночке Некляевой, чей бревенчатый обихоженный домик в селе Хорошеве он навещал ежевечерне и, как водится, охранял покой владелицы еженощно.

Дмитрий Спиридонович Дудаков при Зиночке исполнял обязанности золотой рыбки на посылках.

– Квартира на Зацепе, дача в Кратове, артель, домик в Хорошеве, – загибал пальцы Смирнов. – Неделю водите, и только-то?!

– И только-то, – раздраженно откликнулся Казарян. – Больше никуда и ни с кем.

– Не узнаю тебя, Рома, – укорил Смирнов. – Неужто трудно блондинку Зинку пощупать, пока Леонид Михайлович горит на работе?

– Не беспокойся, со временем пощупаю, – пообещал ему Казарян, и от такого обещания Смирнов, естественно, забеспокоился:

– Я в переносном смысле говорю.

– Я тебя так и понял.

– Зинкин дом и дворовая пристройка – наиболее перспективные объекты, – подал голос Ларионов.

– А почему не дача?! – возразил Смирнов. – Дача-то наверняка куплена на его деньги подставным родственничком.

– Людей там много, Саня, – разъяснил Ларионов. – Близких и дальних родственничков. Каждый смотрит в оба и мечтает увидеть нечто такое, что поможет вырвать у богатого главы семейства хоть малую толику.

– Дудаков?

– Этот вообще комнату снимает. Кстати, с ним бы по картотеке пройтись. До того сер, что следует обязательно проверить.

– Он сер, а ты, приятель, сед, – перефразируя Крылова, продекламировал Казарян.

– Сед я, – сказал Смирнов. – Ростов запросили?

– Запросили. Приметы отправили, теперь картинок для опознания ждем. Только что это дает? Ну, опознает его мой осведомитель, и что? Берников откажется, домушник откажется – следов-то никаких не оставил – и все. Только спугнем их. Коллекцию надо у Берникова искать, – сделал вывод Ларионов.

– А ведь если бы не амнистия, Берников не рискнул бы, – вдруг сказал Смирнов. – А тут разгул, так сказать, преступности. Можно хватать под шумок, кто в этом навороте разберется. Он и схватил. Цап – и сидит тихонько, в норку забившись.

– Все общие рассуждения, Саня. А как его с поличным прихватить? – вздохнул Ларионов.

– Исходя из общих рассуждений, – невинно ответил Смирнов.

– Исходя из общих рассуждений, мне следует познакомиться с Зинкой, – решил Казарян.

– Ну ты полегче! – грозно осадил его Смирнов. – Нам еще должностных нарушений не хватает!

– А никто не узнает.

– А я?

– И ты не узнаешь.

VIII

Зиночке было скучно оттого, что Леонид Михайлович, как всегда по воскресеньям, отбыл в Кратово. Она прямо и заявила об этом Дудакову, который тоже не прыгал от веселья:

– Скучно, Митька!

– Давай водки выпьем, – предложил Дудаков выход из положения.

– Тебе только бы нажраться! – поморщилась Зина и предложила сама – А что, если в Татарово на пляж махнуть?

– Спятила! Вода еще знаешь какая холодная?!

– А мы загорать, – она, глянув в окно, стала убирать со стола остатки царского завтрака. – День-то какой!

Дудаков понял, что сопротивляться бесполезно. Изволил только тактично намекнуть:

– Бутылочку бы с собой нелишне захватить.

День-то какой! Еще по-весеннему трепетна и мягка пронзительно зеленая листва, а уже жаром отдает от асфальта.

Зина, в ожидании неторопливого воскресного троллейбуса, стала загорать, закрыв глаза и подставив лицо лучам яростно палившего с безоблачного неба солнца. Два паренька подтянулись к остановке, тоже ждали.

В троллейбусе-то еще лучше. Влетел в открытые окна теплый ветер и стал гулять среди немногочисленных пассажиров, заставляя трепетать женские косынки, горбом надувая мужские рубашки, лохматя волосы и принуждая радостно щуриться.

От троллейбусного круга идти до пляжа минут пятнадцать. Несмотря на то что вода действительно была холодна, все же кое-какой народец на пляже колбасился.

Дудаков и Зина присели на песочек и обнажились. Зина расстелила на песке одеяло и раскинула на нем богатые свои по-зимнему белые формы. Дудаков же продолжал сидеть, слегка стесняясь бледно-голубого тельца, густо испещренного мрачно-синими картинками. Не человек, а выставка графики: тут и деревенский пейзаж с церковью, и свидание двух приятелей с пивными кружками, и жанровая зарисовка на темы свободной любви, и ню (вроде бы даже Леда с лебедем). Ну и, естественно, там и сям разбросанные каллиграфические лозунги: «Не забуду мать родную», «Нет в жизни счастья», «За друга в огонь и в воду».

Перед тем как дремотно закрыть глаза, Зина осмотрела экспозицию и спросила без интереса:

– Кто это тебя так изукрасил?

– Сам. Молодой был и глупый.

– Как же ты до спины доставал?

– Товарищи помогли.

– Это за которых в огонь и в воду? – догадалась Зина и, не ожидая ответа, сладострастно задремала.

Через некоторое время из дремоты ее вывел комплимент, произнесенный громким шепотом:

– Нет, ты посмотри, какая женщина, Сережа!

Неизвестно, посмотрел ли Сережа на женщину, но женщина – это уж точно – украдкой взглянула на говорившего. Могучий армянин поймал этот взгляд и улыбнулся. От такого обходительного нахальства Зина гордо вскинула голову.

– Сережа, это женщина моей мечты! – продолжал настаивать армянин.

Тот, кого он называл Сережей, вежливо обратился к Дудакову:

– У вас случайно, чем открыть бутылку пива, не найдется?

– А ты зубами, – посоветовал Дудаков грубовато.

– Не умею.

– Дай, – потребовал Дудаков.

Сережа протянул темную бутылку. Дудаков зацепился клыком за рифленый край крышки, сорвал.

– Буксы горят после вчерашнего, – объяснил Сережа и припал к горлышку. Дудаков нравоучительно заметил:

– Не очень-то, мужик, тебе пиво поможет. Покрепче бы чего-нибудь.

– Может, не надо? Заведусь опять, – слегка посомневался Сергей.

– Надо, надо, – настаивал Дудаков.

– На круг далеко идти.

– У меня для начала имеется, – успокоил Дудаков. – А потом ответишь.

Дудаков потянул к себе авоську и перебрался поближе к Сергею. Его место осторожно занял армянин.

– Девушка! – позвал он, но девушка глаз не открывала. Тогда он сказал – Девушка, у вас купальник разорвался!

– Где?! – бодрым голосом вскричала Зина и села, подтянув ноги, прикрываясь.

– Вот здесь, – армянин осторожно, пальчиком, указал на декольте.

– Так это же вырез, специально так задумано, – хихикнув, сказала Зина.

– Специально так задумано, чтобы сводить кавказского человека с ума, да?

– Будем, – решил Дудаков и чокнулся с Сережей. Граненые стаканы глухо брякнули.

– Будем, – подтвердил Сережа, они взяли по сто двадцать пять одним глотком. Передернулись, закусили охотничьими сосисками. У Сережи открылись глаза, и он, увидев этими новыми глазами приятеля, решил позаботиться:

– Рома, давай по самой маленькой!

– Э-э-э, что мне ваша водка! – брезгливо поморщился армянин. – Я пьян и без нее! Такая женщина, такая женщина! Голова кружится, никакой водки не надо!

– Какие глупости вы говорите, – укорила его сияющая Зина.

– Почему глупости? Разве правда – глупость?! Я правду говорю!

Дудаков наконец вспомнил о своих обязанностях и заметил строго:

– Ты, парень, того… Полегче.

– А что, если это твоя женщина, так и любоваться нельзя? Восхищаться нельзя, да?!

– Уж так и его, – обиделась Зина.

– Моя – да?! – возликовал Роман.

– И не ваша, – парировала справедливая Зина.

– А чья? А чья?!! – продолжал бесноваться Роман.

– А ничья, – высокомерно обнародовала свою жизненную позицию Зинаида.

– Э-эх!!! – простонал Роман. Он обхватил голову руками.

– Охолонь чуток, парень, – сочувствующе посоветовал Дудаков.

Роман оглядел всех ошалелым глазом – и бросился к Москве-реке. Охолонуться.

– Простудитесь! – слабо ахнула вслед Зина, но Роман, не раздумывая, с ходу кинулся в москворецкую пучину. Вынырнул, заскользил сверкающей бабочкой – мощным баттерфляем.

Пер по реке широкобедрый буксирчик, и команда одобрительно взирала на Романа, а он, покачавшись на крутых буксирчиковых волнах, рванул к берегу, на теплый песок, под солнышко. Вода-то действительно холодная была. Зина слезла с одеяльца и закутала им синегубого армянина.

Дудаков и Сережа прикончили остатки и обреченно смотрели на пустую бутылку.

– На круг? – спросил Сережа.

– А что делать? – согласился Дудаков. – Зина, ты здесь не очень!

Жаждущая парочка скрылась за деревьями.

– Вай, какое красивое имя – Зина! – восхитился Роман.

– Ты армян? – догадалась Зина.

– Армян, армян! – чрезвычайно обрадовавшись, подтвердил Роман.

– А почему в Москве?

– Потому что я здесь живу, золотце ты мое.

– Армян должен в Армении жить, – убежденно сказала Зина.

– Тогда бы я тебя не встретил.

– У вас что, красивых женщин нет?

– Почему же, есть. Но таких красивых, как ты, нет, – сказал Роман и осторожно погладил ее могучее бедро.

Зина для порядка отстранилась.

– И это все такому маленькому человеку!

– У вас на юге хорошо. Тепло все время и фрукты, – не желая говорить про маленького человека, мечтательно произнесла Зина.

– Хочешь, поедем? – предложил Роман, бурно задышал, сбросил с плеч уже ненужное одеяльце и кинул на песок. – Ложись!

– Зачем? – испуганно поинтересовалась Зина.

– Отдыхать будешь! Как на юге!

– Зачем мне это?! Я послезавтра на настоящий юг еду!

– Согласна, значит?! – завопил Роман.

– И не с тобой вовсе, а сама по себе.

– Зина, любовь моя, я к тебе приеду!

– А я вот и не скажу, где я буду.

– Тогда я тебя здесь буду ждать, можно?

– А я вот возьму и навсегда там останусь.

– Не надо, – взмолился он и поднял на нее глаза.

Слезами наливались эти глаза, слезами!

Зина погладила его по голове и спросила с надеждой:

– Ты – страстный?

IX

В понедельник в 15.00 докладывали Смирнову.

– Пальчики, которые оставил Дмитрий Спиридонович Дудаков на бутылке, принадлежат, как установила экспертиза НТО, Хохлачеву Борису Флегонтовичу, находящемуся в розыске в связи с растратой, которую он совершил, будучи кассиром механического завода в Туле. На фотографиях, присланных из Ростова, Сырцов Всеволод Сергеевич, по кличке Почтарь, домушник, осужденный в пятьдесят первом году и выпущенный в январе этого года по амнистии.

– Ну, и что это нам дает? – перебил его Смирнов. – То, что Берников связан с уголовниками, только и всего. Но это, как известно, законом не запрещено.

– Ты, как всегда, прав, – обиделся Ларионов. – Но это дает нам главное: уверенность, что мы на правильном пути.

– Все в пути, в пути! Когда дойдем?! – выразил неудовольствие Смирнов. – Какие мероприятия предлагаете?

– Где легче спрятать лист? В лесу, – вставил Роман. – Так сказал патер Браун. Мы с Сережей предлагаем произвести обыск на складе, коим заведует наш многофамильный друг. Вселенский, так сказать, шмон у Митяя. Уверен, что похищенное хранится там. Надежно, выгодно, удобно. И всегда отказаться можно: я не я и лошадь не моя.

– Вполне, – согласился Смирнов. – Нашли мы, скажем, похищенное. И, как правильно ты говоришь, нам сообщается, что не я и лошадь не моя.

– Ты не знаешь главного, Саня. Вернее, той маленькой детальки, которая может стать главным. Тебе неизвестно об отъезде на юг любви последней, зари вечерней Леонида Михайловича Берникова – Зинки. Об отъезде, как она сообщила, надолго, а может быть, и навсегда. Она юг любит: там тепло и фрукты.

– Думаете, она повезет? – спросил Смирнов.

– Уверены, – твердо ответил Казарян. – Производим обыск, находим, при понятых все описываем, а потом, при передаче, берем с поличным.

– А если Берников отправит почтой?

– Не решится. Мало ли что может случиться. Зинка – ход вернее.

– Не лишено. А если всем будет заниматься один Дудаков?

– Саня, ты нам сильно надоел своими «если». Еще Остап Бендер утверждал, что полную гарантию может дать только страховой полис, – грубо заметил Роман. – Но мы думаем, что Берников провожать любимую женщину придет обязательно. С чемоданом.

– Даешь разрешение на обыск склада или нет? – раздраженно спросил Сергей.

– А что с вами делать? Шмонайте!

Прокол! Какой прокол! В конец измотанный Казарян прилег на тюки с ватой и от стыда закрыл глаза. Три часа с двадцати четырех ноль-ноль они шерстили склад. Шесть человек – Казарян с Ларионовым и четыре приданных им паренька. Рулоны разнообразной материи, ящики с фольгой, листы с пуговицами, бидоны с краской, пакеты с мелом, брикеты сухого клея, оплетенные бутыли с денатуратом и кислотой, даже две фляги по двадцать литров с притертыми пробками – спирт. Богатое было хозяйство у Дудакова-Хохлачева. За три часа все осмотрено, прощупано, истыкано, распотрошено.

Прокол. Казарян, лежа на тюках, отдыхал.

– Что ж, будем наводить порядок, – сдаваясь, решил Ларионов. – Придется.

Казарян открыл глаза. Он лежал на спине и поэтому посмотрел вверх. Не прикрытые потолком переплетенья кровельного крепежа увидел он.

– Мы верх не смотрели, – хрипло кинул Казарян.

– А как они туда могли забраться? – спросил один из пареньков.

– Меня интересует, как мы туда заберемся, – жестко ответил Ларионов.

– Во дворе лестница, – предложил однорукий начальник охраны, единственный человек из артели, который знал об операции и участвовал в ней.

Паренек лез по пружинящей лестнице. Все задрав головы смотрели вверх. Паренек пошел по центральной балке.

– Есть! – тихо сообщил он.

Гора с плеч. Удача. Большая удача – маленькое счастье. И лежащий на тюках Казарян попросил капризно:

– Можно, я посплю?

X

На работу Леонид Михайлович Берников пришел с чемоданом, какой обнаружили при обыске склада. К окончанию рабочего дня услужливый Дудаков-Хохлачев подогнал к проходной таксомотор. Поехали на Хорошевское шоссе, где у собственного домика их ждала с чемоданом и Зинка-путешественница. Забрали Зинку и покатили на Казанский вокзал. У центрального подъезда Берников расплатился с таксистом, а Дудаков-Хохлачев разыскал носильщика с тележкой, куда уложили весь багаж (три чемодана).

У девятого вагона поезда «Москва – Новороссийск» Зина предъявила проводнице билет. Дудаков-Хохлачев взял зинкины чемоданы, а Берников – тот, что вынес с территории артели. Фотограф, фиксировавший каждое соприкосновение Берникова с этим чемоданом, щелкнул затвором аппарата в последний раз. К вагону подошли четверо молодых людей.

За этой жанровой сценкой издали наблюдали Смирнов и Казарян.

– Чемодан после церемонии – сразу же к Лидии Сергеевне, – распорядился Смирнов. – Пусть пальчики Сырцова поищет на предметах. А то у нас против него одни лишь косвенные. Зинаиду напугайте до смерти и отпустите. Берникова и Дудакова трясите по отдельности. Первым – Дудакова. В паре – ты и Сережа. Ему сразу объяснить, кто он такой на самом деле. А Берникову полезно часа три в одиночестве подумать.

– А ты?

– А я подойду, когда вы Берникова разогревать начнете. Часам к двенадцати ночи. У меня еще встреча с Грошевым из ОБХСС.

…Дудаков покорно грузил чемоданы обратно на тележку, Зинка плакала, Берников возмущенно размахивал руками. Но молодые люди поторопили их, и все тронулись с перрона по боковому выходу, у которого ожидал финала операции спецтранспорт.

XI

И вот его молодцы, скинув пиджаки, в рубашечках с закатанными рукавами, перекрестно трепали Берникова. Бледен был Берников, бледен и потен: доставалось.

– Здравствуйте, Леонид Михайлович! – добродушно поприветствовал его Смирнов и осведомился у Казаряна:

– Как он?

– Недопонимает гражданин, – сообщил Казарян.

– Как же так, Леонид Михайлович? – изумился Смирнов.

– Я не могу понять, чего хотят от меня эти люди! – со сдержанным гневом заявил Леонид Михайлович.

– Оперработники МУРа Сергей Ларионов и Роман Казарян хотят от вас чистосердечного признания в том, что по вашему наущению, за определенную сумму домушник-рецидивист Сырцов, по кличке Почтарь, ограбил квартиру гражданина Палагина и передал вам похищенную им коллекцию монет и орденов, имеющую государственное значение. Они хотят все это зафиксировать в официальном протоколе и чтобы вы подписали этот протокол. Теперь вам понятно, чего хотят от вас мои люди?

– Я понимаю, что вам нужно как можно скорее раскрыть это преступление. Но в отношении меня вы роковым образом заблуждаетесь. Я уже объяснял товарищам…

– Гражданам, – поправил его Смирнов. – Хотите, я вкратце изложу то, что вы тут говорили, объясняя? Чемодан, естественно, не ваш, а человека, с которым вы познакомились в электричке, возвращаясь из Кратова. Человек этот, ну, допустим, Елпидофор Флегонтович, просил вас взять на хранение чемодан, так как он уезжает на сравнительно долгий срок, знакомых в Москве у него нет, единственная родственница – полусумасшедшая старуха, которой он не может ничего оставить – потеряет, разбросает, подарит неизвестно кому его вещи; а в камере хранения срок без продления всего две недели. Вы, как человек отзывчивый, согласились, и вот недавно, дней пять тому назад, звонит вам Елпидофор Флегонтович из Новороссийска, извиняется и говорит, что задержится там еще на месяц.

Вам уже надоело хранить этот чемодан, и вы, к счастью или к несчастью, вспоминаете, что в Новороссийск дня через два отправляется ваша добрая приятельница Зина, и вы можете, дав ему телеграмму до востребования о номере поезда и номере вагона, переправить сей чемодан, что и делаете, отправившись провожать Зину со своим злополучным грузом. И здесь вас хватает милиция. Так?

Казарян ржал. Отсмеявшись, подтвердил:

– Слово в слово, товарищ майор! Даже про сумасшедшую родственницу угадали!

– А что он мог еще придумать за два часа сидения в предвариловке? – не принял комплимента Смирнов и вновь взялся за Берникова – Не хотите говорить правды, и не надо. Вам же хуже. Завтра, а вернее, сегодня, в НТО, вы сыграете на рояле…

– Я не умею, – поспешил сказать Берников.

– Наша игра умения не требует. Пальчиками сделаете вот так, – Смирнов на крае стола показал, как сделает пальчиками Берников, – и мы ваши отпечаточки сравним с отпечаточками, которые вы почти наверняка оставили на содержимом чемодана. Небось, интересно было посмотреть, пощупать штучки, в которые вы вложили немалые деньги?

Берников молчал.

– Через два дня здесь будет Почтарь, который заложит вас с потрохами, – встрял в разговор Ларионов. – Он еще не знал, идя на дело, что коллекция эта, по сути, государственное достояние. Ему лишних три года ни к чему. А фраера заложить – это раз плюнуть.

Берников молчал.

– И последнее, – Смирнов подготовил эффектный финал. – Пока мы привлекли вас за кражу коллекции. Но если вы будете, обманывая следствие, врать, выкручиваться, тянуть резину, мы объединим усилия с ОБХСС и, так сказать, коллективно постараемся выяснить источники ваших доходов, и уж тут держитесь! Вместо восьмерика – может быть, найдется хороший адвокат и еще пару годиков отхлопочет – в совокупности до пятнадцати, с конфискацией имущества. Считайте, Берников. Судя по вашим доходам, вы неплохой бухгалтер.

Берников помолчал, считая. Подсчитав, поднял голову и сказал:

– Пишите. Буду говорить.

…Во втором часу подбили бабки. Уже был написан и подписан протокол, уже был вызван конвой. Сидели просто так, отдыхая. И вдруг раздался длинный непрерывный телефонный звонок: зов дежурного, вестник беды.

Часть 4
КТО ПЕРЕВЕРНУЛ ТРУП

I

Они проникли сквозь щель меж прутьями ограды, растянутыми неизвестной могучей рукой, и очутились на территории Ленинградского парка культуры и отдыха. Впрочем, парка давно уже не существовало.

– Ну, пошли, пошли, – говорил он срывающимся голосом и тянул ее за руку.

– Ох, Ванюша, страшно! – она нервно хихикала и слабо упиралась.

– Да чего здесь страшного! – он хотел сказать, что бывал здесь по ночам неоднократно, но вовремя спохватился, поняв некоторую бестактность такого высказывания. И поэтому повторил только – Пошли, пошли!

Она перестала упираться, и они спустились в лабиринт.

… Года два-три назад Василий Сталин решил возвести на этом месте первый в стране крытый каток с искусственным льдом для своей команды ВВС. Никого не спросясь, потому что не считал нужным спрашивать кого бы ни было, всесильный командующий военно-воздушными силами Московского военного округа стал немедленно претворять решение в жизнь. На строительство объекта были брошены военные подразделения, работа кипела круглые сутки. В считанные дни был выложен сложнейший фундамент, возведен металлический каркас. Но, как говорили, об этой стройке века случайно узнал папа и чрезвычайно разгневался на сыновнее самоуправство. Сын получил соответствующую головомойку, и строительство было заморожено.

Отняв у парка большую часть территории, железный скелет на каменном постаменте стоял бессмысленным и одновременно многозначительным памятником. Днем в запутанных катакомбах фундамента мальчишки играли в войну, а ночами здесь находили приют парочки, не имевшие при существующем жилищном кризисе места для любовных утех.

В укромном отсеке он скинул пиджак, не жалея, расстелил его. Уселись. Он обнял ее, поцеловал. Она, с усилием высвободив рот, сказала жалобно:

– Ваня, может, не надо здесь?

– А где, где? – беспамятно забормотал он, снова приник к ней.

Грянул выстрел. И сразу второй – потише, поглуше.

– Мне страшно, – прошептала она и прижалась к нему.

Еще выстрел. Пуля, со звоном срикошетив в стальную балку, пропела над их головами.

– Стой, Столб! – неизвестно откуда донесся истерический крик. И опять выстрелы.

– А-а-а-а-… – непроизвольно подвывала она.

Выстрел. И еще один. От этих двух выстрелов полета пуль слышно не было. Они еще долго сидели, что есть силы прижавшись друг к другу, ждали неизвестно чего.

– Пойдем отсюда, – наконец сказал он. Поднял ее, взял за руку. Они осторожно пошли извилистыми проходами. Вот и пологий спуск в лабиринт. Они увидели пики ограды, кроны деревьев, освещенные уличным фонарем, и рванулись наверх. У самого выхода в небольшой темной луже лежало человеческое тело.

Обежав его, кинулись к спасительному лазу. В Чапаевском переулке, не в силах сдерживаться больше, она завыла в голос.

– Помолчи! – крикнул он. – Обязательно что-то делать надо, что-то надо делать!!!

– В милицию позвонить! – догадалась она и при свете фонаря увидела свои ноги, – Ваня, я чем-то туфли испачкала.

– Кровью, – сказал он.

Она снова заплакала.

II

– Роман Петровский, Цыган, – опознал труп Смирнов.

Цыган лежал на спине, и две дырки было в нем – в груди и в шее. Видимо, пуля, угодившая в шею, зацепила аорту, поэтому и крови много натекло.

Смирнов обернулся к Казаряну:

– Очень мы с тобой, Рома, дело ловко закрыли. Колхозника вылечат, и под суд. Полный порядок! А куда мы с тобой это тельце денем?

– В морг, – ответил за Романа Андрей Дмитриевич.

Смирнов сильным батарейным фонарем освещал труп, и они втроем рассматривали Цыгана.

Он и в смерти был красив любимец путешествующих дамочек. И одет был шикарно: мокли в кровавой луже светлые фланелевые брюки, новенькая американская кожаная куртка, свитер с оленями.

Подпрыгивая на ухабах, подобрались все три машины и шестью фарами, включенными на ближний свет, уставились на распростертое тело.

– Не отходить пока от машины! – сейчас имея на это полное право, приказал Семеныч и торжественно вывел Верного. Оперативники, влюбленная парочка, эксперт, шоферы прижались к автомобилям, и Семеныч приступил к священнодействию, двигаясь с Верным шаманскими кругами.

– Когда это произошло? – спросил у парочки Смирнов.

– Полчаса тому назад, наверное, – ответил робко парень, а девушка добавила:

– Совсем-совсем недавно, даже полчаса не будет!

Верный рывком натянул поводок.

– Взял! – обрадовался Смирнов. Семеныч кивнул. – Тогда действуй, Семеныч. Тебе сегодня раздолье. Вряд ли кто след затопчет.

Верный поволок Семеныча к лазу. За ними двинулись двое оперативников.

– Только бегом, бегом! Может, достанете? Семеныч, выдержишь? – крикнул вдогонку Смирнов.

– Мы-то выдержим! – не оборачиваясь, крикнул Семеныч. – Твои бы не отстали!

Опергруппа отлепилась от автомобилей и приступила к делам. Только парочка стояла там, где поставили. Смирнов отыскал глазами Ларионова, поймал его взгляд, распорядился:

– Сережа, за тобой – тщательнейший осмотр.

Сам же подошел к парочке:

– Ребята, давайте в машину. Там и поговорим не спеша.

Они устроились сзади, а Смирнов, встав коленями на переднее сиденье «Победы», сначала разглядывал их, а потом спросил:

– Успокоились, ребятки?

– Мы, как ваши машины увидели, сразу успокоились, – сказала девушка Мила.

– Да нет, – не согласился парень Ваня, – как только в Чапаевский вышли. Раз они убежали, эти, с пистолетами, так чего их бояться?!

– Говоришь – «они». Значит, много их было? Двое? Трое?

– Откуда я знаю! – сказал Ваня. – Но стреляли-то сколько! А у убитого пистолета нет.

– Глазастый, – отметил Смирнов, – насчет убитого. А тех-то сколько ты видел?

– Никого мы не видели, только выстрелы слышали, много выстрелов.

– Сколько?

– Я же говорю – много. Что мне их, считать тогда надо было, что ли? – обиделся Ваня.

– А я считала. От страха считала, чтобы они прекратились скорее. Восемь их было, – сказала Мила.

– Это ты серьезно? – спросил удивленный Смирнов.

– Вы не удивляйтесь, товарищ майор. Восемь их было, ровно восемь, – заверила Смирнова девушка и для полной уверенности еще раз посчитала про себя – Восемь.

– Ах ты, мое золотце, ах ты, моя умница! – похвалил Смирнов и, распахнув дверцу «Победы», крикнул – Казарян, ко мне!

Казарян тотчас явился, заглянул в салон, улыбнулся молодым, сказал, чтобы ободрить их:

– Вижу, отошли самую малость, девочки-мальчики?

Девушка Мила покивала головой, поморгала глазами – благодарила за доброе внимание.

– Было восемь выстрелов, Рома, – Смирнов вводил Казаряна в курс дела.

– Стволов, следовательно, не менее двух.

– Именно. Сходи-ка ты к Андрею Дмитриевичу и эксперту, пусть правую ручку у Цыгана посмотрят повнимательнее.

– Уже смотрели, Саня. Он стрелял.

– А пистолетика-то и нет. Забрал его более удачливый стрелок.

– Или стрелки, Саня.

– Вряд ли. Свиданка здесь, по-моему, была один на один.

– Или двое на одного.

– Слишком много выстрелов. Двое бы просто убили. В один выстрел или, в крайнем случае, в два. Двое против одного – это всегда запланированное убийство. Здесь – сначала разговор, а в результате разговора – перестрелка. Дуэль, можно сказать.

– Ну да, – полусогласился Казарян. – Значит, Дантес в бега кинулся?

– У нас с тобой, Рома, пока только одно сомнительное утешение: к счастью, Цыган – не Пушкин.

– Ну что, место осматривать будешь?

– Зачем? Сережа это сделает лучше меня. Только мешать.

– А я все-таки гляну, – решил Казарян. – Осмотр закончим – и в контору?

– Семеныча дождемся.

– Нужно ли? Полчаса – время, куда угодно и как угодно уйти можно. А орудовал или орудовали не мальчик или не мальчики. Верный уж знает наверняка.

– Вот пусть Верный нам об этом и скажет.

Девушка Мила и парень Ваня с восхищенным недоумением слушали их треп. Казарян почувствовал их взгляды, обернулся:

– Ребятки, извините, но вам придется еще немножко подождать. Пока фары нужны, а как закончим, так вас сразу на машине по домам отправим.

– А мы что, больше не понадобимся? – с беспокойством спросил Ваня.

– Не волнуйся. Еще надоест к нам ходить показания давать, – обрадовал парня Казарян и, захлопнув дверцу, пошел в свет. Смирнов уже сидел и смотрел, не видя, в ветровое стекло, где, как под театральными софитами, лежал труп.

…Семеныч с компанией ушел в два часа. Ровно в два тридцать они вернулись.

– Ну и как? – спросил Смирнов. Он даже из машины вылез, чтобы задать этот вопрос.

– А как? Да вот так! – раздраженно ответил Семеныч. – Минут на пятнадцать пораньше бы, и Верный наверняка бы его взял. Чуток не хватило. Он отсюда на Ново-Песчаную кинулся, пересек ее и в лесок до Песчаной. Как же, умный! Верного пробовал сбить, по Таракановке метров пятьдесят шлепал. Но мы бережок в момент отработали и опять на след вышли. А он, мерзавец, к Окружной. Там след исчез с концами. Он за проходящий состав уцепился. Мы постояли, посмотрели, каждые пять минут, а то и меньше – состав.

– Ты говоришь – «он». А что, и вправду один был?

– Один, один! – уверенно отвечал Семеныч. – Верный как по нитке шел, без всяких отвлечений. Домой когда поедем? А то Верный сильно устал и нервничает.

Верный в подтверждение его слов махнул хвостом и жалобно посмотрел на Смирнова.

– Мы пойдем? – спросила разрешения Мила.

– Подождите немного. Мы вас довезем.

– Так мы рядом живем, – разъяснил Ваня. – Мила – на Песчаной, а я – в Амбулаторном.

– Так зачем же вы сидели здесь?

– Интересно было, – откровенно признался паренек.

– А теперь уже неинтересно, – понял Смирнов. – Что ж, идите. Только адреса свои оставьте. У вас какие-нибудь документы при себе есть?

– У меня паспорт, – сказал Ваня.

– Вот его и покажи Казаряну. Ну, бывайте. Еще увидимся.

Молодые доложились Казаряну и через любимый свой лаз отправились домой.

Кончили, слава богу. Смирнов глянул на часы. Два часа пятьдесят семь минут. По Чапаевскому выехали к Ленинградскому шоссе. Выезд на шоссе перегораживали два патрульных газика военной автоинспекции.

– Включи сирену, – приказал Смирнов шоферу. Пугающий вой огласил безмолвную Москву. Газики стояли, и никакого намерения двигаться у них не было. Смирновский шофер злобно дал по тормозам.

Из ближнего газика выбрался майор в походной форме и, не торопясь, двинулся к милицейским машинам. Опознав в Смирнове старшего, небрежно кинул ладонь к козырьку, представился и доложил:

– Майор Нечаев. Проезд по Ленинградскому шоссе временно закрыт.

– Майор Смирнов, – холодно отвечал Смирнов. – У меня дела чрезвычайной важности, связанные с раскрытием опасного преступления.

– Сейчас самые важные дела – у нас, – убежденно сказал майор Нечаев. В подтверждение его слов из газиков выпрыгнули шестеро с автоматами и выстроились в линию. Против силы не попрешь. Смирнов вылез из «Победы». Ему позволили, а его гвардии майор Нечаев предложил: