Текст книги "Тропа Кайманова"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ

Кайманов, несмотря на то что в приоткрытую дверь кабинета Светланы бил яркий солнечный свет, узнал человека, выглядывавшего из-за плеча капитана Ястребилова. Это был хорошо знакомый ему лейтенант госбезопасности Овсянников.

Сначала Яков удивился: что, мол, привело сюда лейтенанта и почему так быстро нашел его Ястребилов? Но тут же понял: случай с гибелью Айгуль из Карахара и ее родственника Нурмамеда Апаса, работавшего в авторемонтных мастерских, вполне естественно, заинтересовал и ведомство Овсянникова.

Кроме того, оба они, так же как и сам Яков, видимо, весьма охотно пользовались любой возможностью, чтобы побывать в госпитале, увидеться со Светланой и ее прекрасным окружением.

Кайманов стоял, не отпуская от себя Светлану, но так посмотрел в сторону Ястребилова и Овсянникова, что те сочли благоразумным прикрыть дверь.

– Всю жизнь так... – со вздохом сказала Светлана. – Этот лощеный капитан с первого дня проходу не дает. Бывает здесь чуть ли не каждый день. А некоторым старым друзьям, – она с усмешкой посмотрела в лицо Якова, – и месяца мало, чтобы меня найти...

В ответ Кайманов только молча прижал ее к себе, стараясь погасить тревожное чувство: пристальное внимание Ястребилова к госпиталю ему не понравилось.

Якову так не хотелось отпускать Светлану, он так мучительно выискивал повод, чтобы еще побыть в ее кабинете, что люто возненавидел в этот момент и Ястребилова, и Овсянникова.

Ощущение отрешенности от всего мира, которое охватило его в какие-то мгновения, пока он оставался наедине со Светланой, с появлением Ястребилова и Овсянникова мгновенно улетучилось.

– Иди, Яша... – тихо прошептала Светлана. – Мне тоже пора.

– Света, – охрипшим вдруг голосом проговорил Яков, – ты же наверняка на Даугане еще не была. Там остались наши друзья: Али-ага, Балакеши... У меня машина. Найди хотя бы час времени, проедем по нашему шоссе, посмотрим старые места, обернемся мигом.

Светлана посмотрела ему прямо в глаза таким же, как в прежние годы, смеющимся взглядом.

– Ты сейчас очень убедительно высказался, Яша, – поддразнивая его, сказала она, – как тогда, помнишь? Когда читал своим односельчанам лекцию о диалектическом материализме...

Яков почувствовал, что губы у него сами растягиваются в улыбку. Наверное, всю жизнь будет ему аукаться эта лекция. Потратив на нее столько пыла и вдохновения, он, по совету комиссара Лозового, спросил тогда Барата, что тот понял. «Все понял, – ответил Барат. – Какой такой Гегель украл у Маркса зерно... Не сказал только, дорогой, будут или не будут его судить?..»

– Поедем, Света... – вновь умоляюще позвал Яков. – Здесь ведь и минуты не дадут побыть вдвоем...

Но Светлана уже не принадлежала ни их прошлому, ни настоящему. Едва отстранившись от Якова, она снова стала такой, как в первые минуты их встречи, – утомленной, озабоченной... Вздохнув, негромко сказала:

– Куда я поеду! У меня сотни раненых. Если выпадет свободная минутка, дам о себе знать...

Она поднялась на цыпочки, закрыв глаза, поцеловала его.

– Ни звонить, ни приезжать сюда не надо, Яша...

– А Ястребилов ездит? – вырвалось у Кайманова.

Светлана укоризненно посмотрела на него.

– Ну какое это имеет значение, когда ты сам знаешь, пустое место твой Ястребилов. Пирог ни с чем.

В дверь постучали. Яков еще раз коснулся пальцами руки Светланы, словно боясь, что все ему только привиделось, и, не оглядываясь, вышел, едва не сбив с ног санитарку.

На крыльце его дожидались капитан Ястребилов и лейтенант Овсянников.

Только их ему сейчас не хватало! Яков верил и не верил, что всего минуту назад держал в объятиях Светлану. В какое-то мгновение он даже подумал: «Не сон ли это?» Но у его губ и рук, оказывается, была своя собственная память. Он и сейчас ощущал влажные губы, теплые плечи Светланы, тонкий аромат ее волос. К действительности его вернули две отнюдь не дружелюбные физиономии, смотревшие на него из-под козырьков форменных фуражек.

Легкая ироническая усмешка блуждала по лицу Ястребилова. Всем своим видом он показывал, что чрезвычайно доволен. От недавнего испуга не осталось и следа.

Ястребилов жаждал реванша. Уж теперь-то он мог не останавливаться ни перед чем!

Овсянников взял под козырек и, не протянув Кайманову руки, официально спросил, будто сомневался, действительно ли перед ним Яков.

– Старший лейтенант Кайманов, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, лейтенант.

– Вы, очевидно, здесь по поводу несчастного случая с Нурмамедом Апасом, которого раздавил дизель в кузове машины. Не так ли?

– Совершенно точно, именно по этому поводу.

– Не связываете ли вы этот случай с убийством в ауле Карахар?

– Безусловно связываю...

– Какие вы можете сделать выводы?

– Пока никаких. Слишком мало данных...

Кайманову страшно хотелось послать подальше предельно вежливого лейтенанта, но тот не давал ни малейшего повода для резкостей, говорил по делу, ничем не намекал на увиденное из-за плеча Ястребилова в кабинете Светланы.

Кайманов хорошо помнил желтый карандаш в руках лейтенанта Овсянникова, которым он отстукивал по столу свои, с его точки зрения, неотразимо продуманные вопросы. Это было полгода назад, когда коновод Якова, Оразгельдыев, сбежал в пески, спасаясь от мести Клычхана. «Ответьте мне, товарищ Кайманов, – постукивая карандашом, спрашивал Овсянников, – почему ваш коновод не явился на боевой расчет? Знаете ли вы, что, возможно, именно его видели с винтовкой и верхом на коне по дороге в пески?»

Кайманов попросил его тогда отложить карандаш и не задавать глупых вопросов, потому что коноводом к нему Оразгельдыев был назначен всего за два дня до своего бегства. Разговор этот слушал полковник Артамонов, который сказал: «Ну так ответь!..» У Якова вырвалось: «Товарищ полковник! Я возьму и пойду за кордон, а лейтенант Овсянников будет у вас спрашивать, почему Кайманов ушел, да еще и карандашиком постукивать. Что вы ему на это скажете?..»

Полковник, зная вспыльчивый характер Кайманова, посоветовал лейтенанту отпустить Якова. Прикрывая за собой дверь, Яков услышал вопрос Овсянникова: «Товарищ полковник, а Кайманов того... за кордон не махнет?»

Но сейчас Овсянников не казался ни глупым, ни неопытным. Уже следующий его вопрос заставил Якова подумать, прежде чем ответить:

– А скажите, Яков Григорьевич, что за следы вы обнаружили в ауле Карахар и на Дауганском кладбище?

– Я докладывал свои предположения полковнику Артамонову.

– Значит, только предположения?

– Только предположения...

– А какие, если не секрет?

– Ну, не проверив, я пока что ничего более определенного сказать не могу.

– Придется подождать, когда сможете.

– Будем надеяться, – безразличным тоном ответил Кайманов.

При этом он подумал: «Кто мог сказать Ястребилову о следах на кладбище? Что он имел в виду?» Насчет подозрений, что там побывал Флегонт, знает только полковник. Следы Яков обнаружил вместе с лейтенантом Аверьяновым. Значит, о результатах поисков Ястребилов расспрашивал Аверьянова. Что ж, это его право, хотя проще было спросить самого Кайманова: все-таки у него несравненно больший опыт да плюс к этому знание людей... Нетрудно догадаться, в каком виде Ястребилов представил эту историю Овсянникову, хотя к самому лейтенанту у Якова, собственно, не было претензий: человек на службе, за свою работу отвечает.

– У вас есть еще ко мне вопросы, товарищ лейтенант? – спросил Кайманов.

– Пока нет... – с непроницаемым лицом, глядя прямо в глаза Кайманову, ответил Овсянников. – Только просьба, если вам что-нибудь станет известно по этому делу, проинформируйте нас.

– Безусловно, – сказал Яков. – Честь имею...

– Передайте привет вашей супруге, – издевательски бросил вслед Ястребилов.

Кайманов даже не оглянулся, молча зашагал к выходу, окидывая взглядом дорожки парка в поисках Барата. Но Барата почему-то нигде не было видно, хотя Яков и просил его подождать у ворот.

Яков старался не думать о возможных последствиях встречи с Ястребиловым и Овсянниковым здесь, в госпитале, но твердо знал, что такие последствия будут.

– Товарищ старший лейтенант! – все-таки, не успокоившись, окликнул его Ястребилов.

Яков остановился. Овсянников и Авенир Аркадьевич подошли к нему.

– Вы не сообщили мне о ваших ближайших планах, товарищ старший лейтенант, – предельно вежливо сказал Ястребилов. – Если не секрет, что вы намерены предпринять?

– План поиска утвержден полковником Артамоновым, – ответил Яков. – Так что никакого секрета быть не может, товарищ капитан. Думаю найти родственников погибшей в Карахаре Айгуль и Нурмамеда Апаса, убитого незакрепленным в машине дизелем. Собираюсь звонить в правление колхоза «XX лет Октября», чтобы установить личность шофера, совершившего преступление.

– Можете не звонить. Мы уже установили, что из колхоза никакого шофера в авторемонтные мастерские не посылали. Дизель был получен по фальшивым документам.

– Благодарю за информацию...

– Ну что ж... Вы свободны, – подчеркивая свое положение старшего по званию и должности, сказал Ястребилов.

Яков молча приложил руку к козырьку фуражки, вышел за ворота парка, где ждал его у машины Лаллыкхан.

– Барат Агахан разве не выходил? – спросил Кайманов, – Я его к тебе посылал.

– Уехал на попутной машине. Шибко торопился домой. Тебя и меня звал к себе в гости... Что узнал, Яков Григорьевич? – спросил Лаллыкхан, едва Кайманов сел в машину на свое место рядом с водителем.

– Умер Нурмамед Апас. На операционном столе, – ответил Кайманов.

– Жалко человека, – горестно сказал Лаллыкхан. – На фронте не убили, так дома погиб. В такую переделку попал... Теперь надо искать этого негодяя – колхозного шофера...

– В том-то и дело, дорогой Лаллыкхан, что шофер был не колхозный. Никто из колхоза «XX лет Октября» в ашхабадские авторемонтные мастерские никакого шофера не посылал. Враги разнюхали, что этот дизель ремонтировал Нурмамед, выманили его за город и убили. Попробуй теперь найди, кто убил... Успел ли побывать в интернате?

– Успел, Яков Григорьевич.

– Ну что?

– Сын Айгуль Атаджан уже две недели как оттуда сбежал.

– А директор, воспитатели что говорят?

– Причину, говорят, сами не знаем.

– Час от часу не легче...

– Ай, не огорчайся, Яков Григорьевич, – успокоил его Лаллыкхан. – Сначала и я так сказал, а потом и думаю, где он жить, кормиться будет? Поехал на текинский базар, того, другого спросил, вижу, старый знакомый Махмуд-Кули сидит, табаком торгует. «Ай, салом, салом, – говорю, – Махмуд-Кули, как живешь? Как здоровье? В порядке ли семья?» Он говорит: «Живем, как все – война...» Спрашиваю: «Не знаешь ли ты Атаджана – сына Айгуль из Карахара?» Он говорит: «Ай, слыхал, слыхал... Бедная Айгуль! Бедная Эки-Киз! Какой злодей поднял руку на женщину и дитя?» «Помоги, – говорю, – найти Атаджана. Надо же ему о матери сказать». «А чего его искать? – отвечает Махмуд-Кули. – Атаджан у старухи Эльяр живет. Она пирожки с мясом печет, Атаджан продает. Так и кормятся...»

– Где только она мясо добывает? – спросил Яков, отлично зная, что представляет собой Эльяр – перекупщица мелких партий опия.

– Наверное, какие такие охотники-браконьеры архаров стреляют, ей привозят, а выручку делят, – предположил Лаллыкхан.

– А как мы узнаем Атаджана? Мало ли мальчишек с лотками на базаре? – спросил Яков.

– Я тоже такой вопрос задавал, – ответил Лаллыкхан. – Махмуд-Кули говорит, у Атаджана на шее родимое пятно. Мальчишка приметный.

– Ладно, едем на текинский базар, – сказал Яков. – Может, у Атаджана узнаем, кто приходил к его матери и дяде Нурмамеду Апасу.

В памяти Кайманова еще свежа была история с Махмудом-Кули – старостой группы проводников, наладивших переправу через границу агентов немецко-фашистской разведки. Якову удалось уговорить Махмуда-Кули, два сына которого воевали с немцами на фронте. Но капитан Ястребилов провалил дело. Махмуд-Кули, раскрывший Кайманову систему паролей и явок, отказался разговаривать с Ястребиловым, когда тот потребовал, чтобы все нити этого дела передали ему. Ястребилов задержал Махмуда-Кули, но, так ничего и не добившись, вынужден был по приказу полковника Артамонова отпустить.

Махмуд-Кули вернулся к торговле табаком на базаре, теперь он не хотел больше иметь никаких дел ни с Ястребиловым, ни с Каймановым, а Яков должен был склонить его на свою сторону, чтобы узнать, где живет старуха Эльяр, у которой поселился, сбежав из интерната, Атаджан.

Кайманов приказал водителю ехать к ряду низких дощатых построек в дальнем конце базара. Там среди маленьких ларьков и лавок приютилась небольшая хибара «Охотсоюза», где были у Якова друзья, которые в случае чего могли прийти на помощь. Но Якову не повезло: никого из знакомых охотников там не оказалось.

Сунув под гимнастерку маузер и прижав его поясным ремнем, надвинув на глаза фуражку, Кайманов вслед за Лаллыкханом, стараясь меньше привлекать внимания, выскользнул из «Охотсоюза».

Если полгода назад на текинском базаре больше было темно-красных национальных елеков женщин, халатов и тельпеков мужчин, то сейчас базар был заполнен все прибывающими в Ашхабад эвакуированными, ранеными из госпиталей. Шум, гомон, ругань, беспорядочное движение тысячной толпы, повсюду мелькали военные гимнастерки, бинты раненых, зачастую в ржавых пятнах, инвалиды на костылях и без костылей, то и дело затевающие потасовки, крики и даже откуда-то доносящиеся песни – все это сразу привычно захватило Кайманова и Лаллыкхана, закружило, понесло в огромном скоплении бездомных обездоленных людей.

Где уж тут найти какого-то мальчишку с лотком пирожков. Даже при росте Кайманова поле зрения ограничивалось несколькими метрами, настолько плотная была вокруг масса народа.

Война пришла и сюда в своем безобразном облике, смотрела из обезумевших от жары, предельно усталых глаз, размахивала пустыми рукавами, стучала деревяшками костылей, кричала об огромном человеческом несчастье тысячами охрипших глоток.

– Давай я здесь постою, Лаллыкхан, – сказал Яков. – А ты пойди спроси у Махмуда-Кули, в каком месте чаще всего бывает со своим лотком Атаджан.

Пока Лаллыкхан искал Махмуда-Кули, Кайманову попали на глаза несколько лотошников – все старики или женщины. Никаких мальчишек прблизости не было.

Лаллыкхан пропадал довольно долго. Кайманов уже начал думать, что они потеряли друг друга, как увидел председателя аулсовета Душак Лаллыкхана, издали махавшего ему рукой.

– Вон там он, в холодочке, у хлебной лавки, – сказал Лаллыкхан, когда Яков пробился к нему.

И в самом деле, даже отсюда было видно, как за хлебным ларьком высокий тощий парень в тюбетейке быстро раздавал с лотка пирожки, запихивая деньги в карман.

Проголодавшиеся Кайманов и Лаллыкхан одновременно подумали, почему бы им тоже не подкрепиться пирожками. К тому же с покупки легче начать разговор.

Очередь их уже подходила, когда они увидели, что на лотке у Атаджана осталось всего четыре пирожка. Яков присмотрелся к Атаджану и, судя по выражению его лица, понял – мальчишка еще ничего не знал о смерти матери. Предстояла тяжелая обязанность сообщить ему эту весть. Только сейчас вспомнив, что Лаллыкхан все деньги до копейки сдал начфину отряда на покупку танка, Кайманов обнаружил у себя в кармане гимнастерки под железнодорожной спецовкой лишь сотенный билет. Мелочь осталась в кошельке в кармане брюк.

Увидев в руках Кайманова сотенную бумажку, Атаджан зыркнул на него глазами, растерянно пробормотал:

– Дядя, у меня не будет сдачи...

Кайманов пошарил в карманах и, улыбнувшись, показал, что других денег у него нет.

Он готов был сколько угодно переговариваться с Атаджаном. Главное, Атадждан нашелся, а уж расположить его к себе и разговорить – опыта не занимать.

Мальчишка просиял, найдя выход.

– Дядя, – попросил он, – покараульте мой лоток. Я сейчас в этой лавке разменяю!..

– Ну давай, только побыстрее, мы тебя здесь подождем...

– Я скоро, дядя!..

Кайманов и Лаллыкхан съели по одному пирожку, принялись за вторые, оба довольные, что так успешно завершились поиски Атаджана. Удачно было и то, что, пока подошла их очередь, на лотке осталось совсем мало пирожков, которые все они забрали: не надо было дожидаться, пока парень закончит свою торговлю... Сейчас Атаджан вернется, они пойдут куда-нибудь в спокойное место, и парень расскажет все, что знает: кто бывал у матери, не приходили ли какие письма или хотя бы кто собирался к ней прийти.

Кайманов уже прикидывал, где бы потолковать с Атаджаном без свидетелей, но мальчишки все не было.

Лаллыкхан начал было снова рассказывать, как они с начфином пересчитывали деньги, оформляли документы. Яков слушал его рассеянно. Перестав вдруг жевать, судорожно глотнул, негромко спросил:

– Ну как, охраняешь?

– Что, Яков Григорьевич?

– Лоток, говорю, охраняешь?

– Ба-а-а-а-а! – протянул Лаллыкхан, сразу догадавшись, что имеет в виду Кайманов.

– Вот и я охраняю. Только ты бесплатно, а я за свои сто рублей. Надо ж!.. Знал бы он, что двух чекистов надул, до самой смерти внукам и правнукам рассказывал бы. Лотку-то красная цена трояк, да и то в базарный день! Тьфу, пропасть! А теперь где его искать, этого Атаджана? За километр будет нас с тобой высматривать, а увидит – против ветра обойдет!..

– Давай не признавайся никому, – искренне огорчившись, сказал Лаллыкхан. – Внуки и те засмеют. Правду говорят, хитростью поймаешь и льва, а силой не поймать и мыши...

– Атаджан теперь с моей сотней под землю залезет, лишь бы на глаза не попасться, на дне морском прятаться будет!.. И если, – продолжал Кайманов, – какая-то сволочь взялась род Апасовых изводить, выходит, и Атаджану угрожает опасность? Не потому ли он из интерната сбежал?

– Ай, Яков Григорьевич, правильно говоришь! – обеспокоенно сказал Лаллыкхан. – Три человека Апасовых ни за что погибли. Четвертого спасать надо!

– Давай так решим, – предложил Яков. – Можешь действовать от моего имени, можешь – от своего, но обязательно найди Махмуда-Кули. Объясни ему все как есть. Он того же племени, что и Апасовы. Пусть насчет Атаджана тоже меры примет и нам скажет, где мальчишку искать. Думаю, парень наверняка знает, кто и с какой стороны может ему угрожать. Не мешает еще известить начальника интерната о том, куда сбегают и чем промышляют их ученики.

Сам Кайманов не надеялся без помощи Лаллыкхана договориться с Махмудом-Кули. Слишком хорошо помнил он гневные слова Махмуда, обращенные к нему, когда старосту проводников арестовал Ястребилов.

«Жалко мне тебя, Ёшка, – сказал Махмуд-Кули, – и мои мысли о тебе. Я думал, ты мужчина, а ты оказался хуже болтливой бабы. Ты позвал меня нарушителей ловить, а теперь хочешь за решетку сажать. Давай сажай. Махмуд-Кули ничего больше не скажет. Махмуд-Кули ничего больше не знает. Нет больше Махмуда-Кули...»

И вот теперь Яков, зная, что Махмуд-Кули старший в роде, должен опять обращаться к нему, чтобы хоть как-то нащупать утерянные нити. Нелегкая задача...

Оставалась надежда найти Эльяр, чьи пирожки продавал Атаджан. Но после истории с сотней Кайманова Атаджан наверняка и от Эльяр сбежит. Видимо, он почувствовал, что не за одними пирожками подошли к нему Яков и Лаллыкхан. А если так, то может предупредить и Эльяр, чтобы ничего о нем не говорила.

– В общем, Лаллыкхан, – сказал Яков, – поезжай на какой-нибудь машине домой, только прежде обязательно постарайся встретиться с Махмудом-Кули. А я попытаюсь узнать, где найти Эльяр...

Лаллыкхан распрощался с ним, пригласил к себе в гости, в Душак, скрылся в толпе.

Кайманов направился в ряды, где обычно торговали самосадом, надеясь и без помощи Лаллыкхана найти и уговорить старика.

Но Махмуда-Кули и след простыл.

Давно не было у Якова такого нескладного дня. За радость встречи со Светланой приходилось расплачиваться рядом неудач и просчетов.

Уже закрадывалось сомнение, а правильно ли он ведет поиск, гоняясь за убийцей Айгуль, за таинственным шофером, подстроившим «несчастный случай» с Нурмамедом Апасом?

Но опыт подсказывал: все верно. Стоит зацепить самое малое, казалось бы, совсем неприметное звено в цепи событий, как уже реальной становится возможность вытащить всю цепь.

Где оно, такое звено?..

Пока что никто, в том числе и сам Кайманов, не знал этого.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ

Лаллыкхану не пришлось ехать домой на попутной машине. Обойдя базар и убедившись, что Махмуд-Кули исчез, он решил вернуться к тому месту, где расстался с Каймановым. Яков был еще там.

Они сели в машину и покатили по улицам города, решив заехать в штаб округа, чтобы доложить по телефону коменданту и начальнику отряда о том, где находятся. Надо было еще захватить дожидавшихся их в штабе солдат резервной заставы во главе с командиром отделения сержантом Белоусовым и переводчиком комендатуры Сулеймановым.

От штаба, когда все уселись в машине, Яков приказал ехать по шоссе, которое вело к колхозу «XX лет Октября».

Естественно, Кайманов ни на что не надеялся, да и ждать какого-то чуда, которое прояснило бы обстановку, не приходилось.

Несчастье произошло утром.

Совершив преступление, шофер скрылся.

С того времени на месте происшествия побывали «скорая помощь», и военная автоинспекция, и следователь, по дороге прошло несколько тысяч машин. Нечего было и думать, что сохранились какие бы то ни было следы.

И тем не менее Кайманов чувствовал, что должен сам увидеть место, где произошло преступление. В том, что это преступление, он не сомневался.

У Якова не было никакого плана.

Он знал одно: преступники редко обходятся в таком деле без сообщников; обязательно должны быть те, кто наблюдал бы за округой во время совершения преступления, и те, кто после укрывал бы убийцу.

Но все предположения пока что оставались предположениями, а фактов не было.

Газик катился среди сплошного потока машин и повозок. Навстречу попадались бегущие трусцой ишаки с важно восседавшими на них разомлевшими от жары всадниками, встречались караваны верблюдов.

Свернув на проселок, подъехали к ближайшему аулу.

Снова вернулись на шоссейную дорогу.

По следующему проселку, проехали дальше, так, что и шоссе, обозначенное пылью и шумом, осталось где-то позади.

Кайманов все не давал команду возвращаться.

Если бы его спросили, почему он так делает, что ищет, Яков удивился бы, поскольку ничего определенного не искал и даже не формулировал свои мысли так, как, например, учил его первый начальник заставы Карачун: «Думай за нарушителя, ему хитрей нас с тобой надо быть: не что-нибудь, свою жизнь спасает...»

Кайманов всего лишь внимательно осматривал местность, отмечая ее особенности, подсознательно прикидывая, где удобнее укрыться, чтобы переждать тревогу после такого наглого, тщательно продуманного преступления.

Кроме того, не раз уже были случаи, когда у этой наемной братии, идущей на убийства, террор обязательно сочетался с торговым оборотом. А главным товаром, дающим максимальную прибыль, ради которой стоило рисковать, испокон веку был здесь его величество терьяк.

Если хозяин и не поручал попутно с убийством реализовать партию опия, то исполнитель, осуществляя волю хозяина, редко забывал о собственной выгоде.

Но... это только предположения...

Характер местности вблизи участка шоссе, где было совершено преступление, говорил о многом.

Рельеф пошел такой, что Кайманов хоть еще не видел, но чувствовал: здесь может быть след. Пусть не след и даже не тень следа, как говорил Амангельды, а лишь возможность появления следа. Но эта возможность была явной, Яков ощущал ее всем нутром, а для него это значило очень много.

В пустынной и унылой местности, в стороне от дорог раскинулся аул Карнау, вокруг которого сохранились созданные еще на заре истории Средней Азии возвышающиеся над плоской, чуть всхолмленной равниной, как купола зарытых в землю мечетей, глинобитные с метровыми стенами оборонительные укрепления. Каждое метров шесть-семь в диаметре и метра полтора высотой, с бойницами и узким входом, в который можно лишь проползти.

Сложены укрепления были в незапамятные времена из самана и за столетия так сцементировались под всеиссушающим среднеазиатским солнцем, что каждая такая шапка – маленькая крепость – превратилась в монолит.

Дорога пошла слегка на подъем, в верхней части которого виднелось нагромождение камней у самой обочины, прикрытое сверху ветками разросшейся арчи.

Лучшего места для наблюдения не придумать.

Остановив машину, Кайманов приказал сержанту Белоусову скрытно выйти и занять здесь наблюдательный пост, фиксируя любые передвижения в районе глинобитных укреплений.

Яков отдал такое распоряжение на всякий случай, еще не зная, пригодится ли наблюдение за этим районом.

Скрытый машиной Белоусов замаскировался под арчой.

Яков приказал двигаться дальше.

Не успели они проехать и с полкилометра, как увидели двух человек, идущих вдоль проселка.

Один из них оглянулся, заметил военную машину, свернул на тропку. Второй тоже оглянулся, направился вслед за первым.

Когда газик поравнялся с тем местом, где свернули двое неизвестных, шофер притормозил, Кайманов выскочил из машины, в несколько прыжков догнал идущих по тропке.

– Стой!.. Ложись!..

Лаллыкхан и Сулейманов с солдатами бросились за ним, еще не понимая, в чем дело.

– Что рты разинули? Это же нарушители! Обыскать! Вяжите руки! Торбы сюда!

У Лаллыкхана было такое лицо, будто он хотел сказать: откуда, мол, взял? На них не написано, что они – нарушители. Но возражать Лаллыкхан не стал. Приняв от Сулейманова торбы задержанных, развязал одну из них, невольно присвистнул в превеликом изумлении:

– Ай-яй, сармаку [15]

[Закрыть]сколько!.. Тут, Яков Григорьевич, наверняка будет еще на один танк!

Лаллыкхан принялся вытаскивать из мешка аккуратно связанные бечевками пачки красных тридцаток общей суммой, как прикинул Кайманов, не меньше ста тысяч.

– Где терьяк? Кому продали?

Увидев в руке у него маузер, нарушители, не тратя времени, заговорили наперебой.

Нетрудно было понять, что опий продали в ауле Карнау.

– Поехали в аул, – приказал Кайманов.

Зашли к председателю аулсовета, взяли двух понятых, прямым ходом направились к кибитке, которую указали задержанные.

Пока что не было никаких доказательств, что эти двое – видимо, не простые носчики, а доверенные лица оптовика, – имели отношение к несчастному случаю с Нурмамедом Апасом.

Но Яков знал по опыту: если в том районе, где совершено преступление, появляются контрабандисты, это едва ли бывает случайно.

В сопровождении понятых и председателя аулсовета подошли к указанному дому.

Встретил их пожилой туркмен, удивленный визитом целой делегации во главе с представительным, атлетически сложенным старшим лейтенантом-пограничником, с солдатами, конвоирующими двух путников, идущих со связанными руками.

Хозяин дома сдержанно ответил на приветствие Кайманова, поздоровался с Лаллыкханом, которого, очевидно, хорошо знал, выжидающе замолчал, всем своим видом как бы спрашивая: «Чем обязан?»

Кайманов предъявил ему удостоверение личности, спросил:

– Может, не будем ворошить, сами скажете, где терьяк?

– Какой терьяк? – На лице хозяина неподдельное изумление.

Судя по обстановке, люди здесь жили небогато, еле сводя концы с концами, как и большинство семей во время войны. Кошма, не новый ковер, традиционный красный сундук в углу, ситцевые подушки.

– В жизни не занимался терьяком, – видя, что старший лейтенант колеблется, сказал хозяин.

Яков и сам видел, что живут здесь своим трудом, ничего лишнего не покупают. Но поскольку задержанные дали показания, обыск он обязан был сделать. Как и ожидал Яков, ничего не нашли.

Пришлось извиниться.

– Вот эта сволочь показала на вас, – объясняя свои действия, сказал Яков.

Хозяин пожал плечами.

Кайманов вышел во двор, взял в оборот задержанных:

– Уж если вы шутите, то и мы пошутим...

– Ай, ладно, скажу... Дерьмо я ел... – испуганно промямлил старший.

Это означало, что рот его опоганен ложью.

– Где была сделка?

– В тутовнике за аулом.

– Кому передал терьяк?

– Ай, есть тут один... Пельван Кадыр Мухаммед-оглы.

– Веди к Пельвану.

Пройдя по горбатой улице, остановились у высокого сложенного из камня дома. Вошли без предупреждения. Хозяин дома вместе с женой пил чай в передней комнате, с подчеркнутым удивлением поднял глаза на вошедших.

Кайманов сдержанно поздоровался, окинул взглядом убранство дома. Еще во дворе приметил он на земле несколько рисинок в стороне от тропки: видимо, здесь жили неплохо, если во время войны кормили рисом кур. Да и по коврам, атласным подушкам, богатому платью жены хозяина видно было, что здесь ни в чем не нуждались.

Неожиданно из задней комнаты вышел человек лет тридцати пяти, черноволосый, с короткой черной бородой, поздоровался с пограничниками, сказал лениво:

– Ай, пойду я... Вижу, к тебе гости пришли... Давай заходи, когда свободен будешь.

Когда тот вышел, Яков спросил:

– Кто такой?

– Сосед... От меня через два дома живет.

– Лаллыкхан, – попросил Кайманов. – Пойди глянь, в какую сторону от нас эти два дома.

Видно было в окно, как гость Пельвана Кадыр Мухаммеда-оглы с независимым видом пересек двор, вышел за ограду, побрел по улице.

Яков про себя одобрил действия Лаллыкхана, который скрытно выбрал наблюдательный пункт во дворе, с тем чтобы не спугнуть «соседа».

Кайманов официально обратился к хозяину дома:

– Есть у вас товары иностранного производства?

– Какие товары?

– Терьяк.

– Вы меня оскорбляете.

– Придется проверить.

– Ищите. Только ничего не найдете.

– А я думаю, найдем, – спокойно возразил Яков.

Уже одно то, что он увидел рис во дворе на том месте, где обычно кормили кур, говорило о многом.

Спустя каких-нибудь десять – пятнадцать минут Остапчук с Сулеймановым вытащили из тайника, вход в который обнаружили в коридоре под циновкой, пять мешков муки, несколько ковров, мешок риса. Для военного времени это был весьма солидный запас. Но терьяка в доме не нашли.

Вместе с понятыми вышли во двор. Ничто здесь не останавливало внимание Кайманова, разве что целая гора дров – веток саксаула, сваленных под навесом.

Пронаблюдав за выражением лица Пельвана Кадыр Мухаммеда-оглы, Яков отметил про себя, что тот заметно волнуется, озираясь по сторонам, стараясь не смотреть на саксаул.

– Разбирайте дрова...

Теперь Пельван не мог скрыть тревоги и стоял бледный, едва контролируя выражение лица.

Не прошло и нескольких минут, как из-под дров извлекли шестнадцатикилограммовую банку опия и четыре бязевых мешочка, по нескольку килограммов каждый.

Но, судя по количеству денег, опия должно быть больше. Тем не менее дополнительные поиски результата не дали. От Лаллыкхана, который ушел за «гостем» Пельвана, никаких сигналов не поступало.

Кайманов приказал шоферу охранять задержанных, в том числе и хозяина дома, сам зашел с председателем в аулсовет, позвонил на заставу, чтобы передали в комендатуру капитану Ястребилову о задержании контрабандистов с деньгами и опием, сказал, что считает необходимым оцепить район, прочесать его и проверить старинные глинобитные укрепления. Затем подумал немного и дал указание дежурному по комендатуре созвониться с авторемонтными мастерскими, чтобы оттуда направили в аул Карнау к машине пограничников того самого кладовщика, который выдавал дизель «представителю» колхоза «XX лет Октября».