Текст книги "Тропа Кайманова"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
«ГЛАЗ НЕБА»

– Обратите внимание, господин генерал, на это озеро... Называется оно Глаз неба...

Холеная рука полковника Клюстера обвела на карте участок горного массива на советской стороне.

Клычхан молча придвинулся к столу, взглянул на генерала. Оба они, и полковник, и генерал, принимали его, Клычхан-бека, в легких рубашках, шортах, теннисных туфлях: в номере отеля было жарко, как на улице.

Что ж, времена изменились: в этой среднеазиатской сопредельной с Россией стране офицеры рейха предпочитали камуфляж, не пренебрегая маскировкой даже в таком месте, как этот отель, битком набитый немецкими «туристами».

– Это озеро, – продолжал Клюстер, – расположено на высоте двух тысяч метров. Пополняется оно ледниковыми талыми водами и впадающими в него ручьями. Единственный сток – небольшая речка, прорезающая вот эту долину. Таким образом, не менее пятисот тысяч кубических метров водной массы постоянно угрожает расположенному неподалеку Даугану... Летняя жара стабилизирует баланс озера: естественное испарение в этих азиатских условиях до сих пор спасало долину от стихийного бедствия, но...

Генерал – высокий сухопарый старик – остановил полковника:

– Я понял ваш замысел.

– Он весьма прост, господин генерал. Сама природа заложила в этом районе заряд такой разрушительной силы, что стоит по нему щелкнуть – и стратегические транспортные магистрали большевиков на этом важнейшем участке границы будут смыты вместе с пограничными заставами и комендатурой.

– Каким образом вы предполагаете щелкнуть?

– Непосредственно на месте найти в берегах озера точку, я бы назвал ее пробкой, выбив которую мощным взрывом, можно было бы сбросить воды озера на Дауган.

– Парашютный десант?

– Или кавалерийский прорыв за кордон...

– Полтора десятка моих джигитов, – пояснил Клычхан, – проведут в прикордонье отвлекающие диверсии, пока саперы будут минировать и взрывать озеро.

– И этих храбрецов поведете вы? – спросил генерал.

– Да. Правда, мои люди недостаточно опытные парашютисты. К тому же десантироваться придется в погранзоне...

– Ну это не столь страшно, – вмешался Клюстер. – У советских чекистов границу охраняют неопытные новобранцы... Катастрофическое положение русских заставляет их отправлять на фронт последние резервы, снимать людей даже с границы. Молодые солдаты, а некоторым из них под пятьдесят, не знают местных условий, особенностей службы.

– Я бы предпочел кавалерийский прорыв, – сказал Клычхан.

– Десант с воздуха надежнее, – возразил генерал. – Больше секретности, меньше вероятных потерь. Пункт приземления следует выбрать в безлюдном месте, например в песках... Есть у вас на той стороне свой человек?

– Безусловно.

– Надежный?

– Проверен на протяжении десятка лет.

– Пастух Абзал?

– Вы хорошо информированы, господин генерал.

– У нас общее дело.

– Поэтому и пособники могут быть общие, не так ли? – заметил Клычхан.

– Вы против?

– Наоборот. Считаю такое сотрудничество перспективным.

– Я согласен с вами... Сможет ли этот Абзал обеспечить вас верховыми лошадьми?

– И вьючными, – добавил Клычхан. – С таким заданием я посылаю к нему связного. Но лошадей, так же как и парашютистов, советские пограничники будут искать.

– Вы правы. Операцию необходимо очень точно рассчитать по времени. Ваша задача успеть провести отвлекающие маневры в те считанные часы, пока саперы заминируют и взорвут озеро. И все это прежде, чем советские чекисты успеют напасть на их след.

– Но советские чекисты обязательно выйдут на наш след, господин генерал. А это – неизбежные потери.

– Зато когда водяной вал все сметет на своем пути, вы беспрепятственно выходите за кордон, – тут же ответил генерал. – Дальнейшие инструкции получите от вашего непосредственного руководителя – Пилигрима. Он уже на месте. Купец удачно вывел его в советскую погранзону... Правда, эта неприятная история с женщиной из аула Карахар и ее девочкой, которых пришлось убрать, может затруднить внедрение Пилигрима... Что вы успели сделать, – генерал повернулся к Клюстеру, – для нейтрализации ближайших родственников этой женщины? Тех, к кому могла дойти от нее информация?

– Нами заброшен агент Чары Ильяс под «крышей» терьяка. Он занимается братом мужа этой женщины. Есть у погибшей сын, живет в интернате в Ашхабаде. Но вряд ли мальчик что-нибудь знает о письме отца с фронта.

– Само письмо уничтожено?

– Купец передал, что нашел его и сжег.

– Займитесь также и сыном этой женщины, – сказал генерал. – Кроме того, она могла показать письмо старейшине аула.

– Сомневаюсь, – заметил Клычхан. – Если бы Якшимурад что-нибудь знал, он бы уже все передал зеленым фуражкам. У него три сына на фронте.

– Проверьте и вашего, как его, Якшимурада. Вы отлично понимаете, что провал Пилигрима означает провал всей операции. Связной, который пойдет от вас к Абзалу, должен вернуться с сообщением, насколько надежно законспирирован Пилигрим.

– Такую информацию связной передать не сможет.

– Почему?

– От Купца Абзал уже получил инструкцию заложить связного зеленым фуражкам.

– В расчете, что его освободят сразу же после нашей победы над Россией?

– Таково было распоряжение господина полковника. Клычхан взглянул на бесстрастного Клюстера.

– Это мое указание, – заметил генерал. – Судьба Абзала и его связного нас не очень волнует. Но ответственность за сохранность Пилигрима несете лично вы. Найдите способ информировать меня о нем и о ходе всего дела во время проведения самой операции.

– Или сразу же после ее успешного завершения, – сказал Клычхан.

– Хотя бы... Где вы встречаетесь с Купцом?

– В развалинах старинной крепости Змухшир.

– Мне докладывали также, что вы задумали дискредитировать кого-то из офицеров у зеленых фуражек. Насколько реален ваш план? – спросил генерал.

– То, что нами задумано, не раз удавалось германской дипломатии в гораздо больших масштабах, господин генерал, – сдержанно ответил Клычхан. – Мы только учимся у вас бить врага его же оружием... Дискредитировать и уничтожать авторитетных коммунистов руками самих коммунистов.

– Объясните.

– В закордонье наиболее опасен для нас замкоменданта Даугана старший лейтенант Кайманов. Опасен он не только превосходным знанием границы, нескольких местных языков, обычаев и быта народа, но и своим авторитетом, громадными связями во всей округе. Вывести его из игры было бы залогом успеха в проведении всей операции.

– Заманчиво... Но это уже варианты... Ход против Кайманова, так же как весь план ваших действий до встречи с Пилигримом и в случае невозможности встречи с ним, я попрошу изложить письменно... И передать полковнику Клюстеру.

– Господин Клычхан-бек один из преданнейших друзей великой Германии, бесстрашный воин и опытнейший политик, – сдержанно, но с видимым уважением к своему гостю проговорил полковник.

Клычхана нисколько не усыпило славословие Клюстера.

– К тому же еще и в некотором роде деловой человек, – подчеркнуто бесстрастно вставил он. – Я имею в виду акции медных рудников «Шахназар и К ⁰».

– Простите, господа, – перебил его генерал. – Эту проблему вы обсудите без меня. Время истекло. Сейчас, когда наши войска уже в Сталинграде и до окончательной победы остались считанные дни, я уверен, ваши действия будут оценены германским командованием, господин...

– Клычхан-бек.

– Да, да, Клычхан-бек.

– Но мне не хотелось бы, чтобы у германского командования создалось ложное представление о легкости борьбы с русскими здесь, в Средней Азии, – заметил Клычхан. – Одно присутствие у нас советских войск говорит о наличии у Советов немалых резервов...

– Русские не выдерживают нашего штурма с запада. Еще несколько дней, и Сталинград падет окончательно. Так что же они смогут противопоставить нам здесь? Их тылы дезорганизованы, морально раздавлены. От Волги до Тихого океана катится вал всепоглощающей паники.

В знак того, что беседа окончена, генерал встал.

Клычхан и полковник Клюстер откланялись, вышли в коридор.

Клычхан отметил про себя, что в холлах и на широкой мраморной лестнице отеля повсюду слышалась немецкая речь. С самым деловым видом сновали «туристы» в штатском, с выправкой военных.

– Прошу ко мне.

Клюстер, предупредительно пропуская Клычхана вперед, открыл дверь соседнего номера, предложил сесть, с полупоклоном спросил:

– Коньяк, виски, вино?..

– Чай, если можно. Зеленый...

– Да, конечно...

Полковник потянул шнур с кистью. В дверях появился бой.

– Зеленый чай...

Бой вышел.

– Осталось обсудить детали, – сказал Клычхан. Появился бой с подносом, заставленным фарфоровыми и чеканными чайными принадлежностями, наполнил дымящимся напитком тонкие пиалы, с глубоким поклоном удалился.

Клычхан стал разглядывать небольшую, кованную из красноватого металла вазочку с восточными сладостями.

– Искусно выполнено, не правда ли? – произнес Клюстер.

– Я плохой ценитель ювелирных изделий. Меня больше интересует сам материал.

– Уверяю вас, это не золото, обыкновенная медь...

– Которую вы и Шахназар переплавляете в золото.

– Понял вас и могу сообщить, что уже веду переговоры с коллегами о ваших акциях. Думаю, не пройдет и месяца, как получим положительный ответ.

– Боюсь, что через месяц уже поздно будет говорить о парашютном десанте.

– Вы отлично понимаете, что десант и взрыв озера, нарушение работы стратегических транспортных магистралей русских – это серьезные военные и политические задачи, – заговорил Клюстер. – Падение Сталинграда заставит выступить на стороне рейха Турцию и Японию, а это значит, что русским коммунистам будет конец, конец войне. Я думаю, вы и сами заинтересованы в том, чтобы провести операцию «Глаз неба» как можно скорее...

– Не раньше, чем медные акции будут у меня в руках.

– Это шантаж...

– Простите, полковник, но кроме диверсий и рискованных операций в закордонье у меня есть другие виды доходов. Желаю успеха...

– Хорошо... Завтра акции будут у вас. В крайнем случае, я уступлю вам часть своих. Но и вы должны уступить! Пятнадцать процентов – это пятнадцать процентов!..

– Еще не ясно, получу ли я эти пятнадцать процентов, а два десятка джигитов бросаю в вашу авантюру... Кстати, и сам иду...

– Но это и ваша, как вы говорите, «авантюра». Нам известно, насколько важен для вас реванш за фиаско, какое вы потерпели от Кайманова и Самохина год назад...

Удар попал в цель. В памяти Клычхана весьма свежо было самое крупное в его жизни поражение – провал политической провокации большого масштаба, затеянной им в приграничной зоне. Всячески демонстрируя свою «дружбу» с авторитетными офицерами-пограничниками, Клычхан развернул настоящую войну с частями охраны порядка своей страны, стремясь вызвать возмущение простого народа, направить живущие в погранзоне племена против советских военных властей.

Эту, так хорошо задуманную и отлично начатую кампанию сорвали тогда заместитель коменданта Даугана старший лейтенант Кайманов и замполит старший политрук Самохин. Одно упоминание о них до сих пор вызывало в душе Клычхана тихую ярость. Еще больше раздражало его то, что вся эта история стала известна немцам. Не был бы Клычхан заинтересован в медных акциях, иначе разговаривал бы с полковником. Но... В России немцы продвинулись до самой Волги. Сейчас, когда армии Гитлера у Сталинграда и так стремительно наступают на Кавказе, Клычхан понимал, он может просто не успеть сделать свою главную ставку и медные рудники Шахназара поделят без него. Мало того, сам Дауганский район после победы рейха мог уплыть мимо его рук. Тем не менее Клюстеру он ответил:

– Господин полковник! Вы позволяете себе так разговаривать со мной только потому, что из этой меди здесь делают вазочки для лакомств, а в рейхе – гильзы для снарядов?!

– Не будем ссориться, – сказал Клюстер. – Ладно! – вздохнув, согласился он. – Пусть будет пятнадцать процентов, но с условием, что вам удастся выполнить и военную, и политическую часть нашего плана. В политической мы заинтересованы не меньше, чем в военной: наша победа должна прийти на подготовленную почву.

Раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку, протянул ее Клычхану.

– Вас...

– Да, я... Слушаю тебя, Закир.

Клычхан положил трубку, сказал полковнику:

– Связной готов идти к Абзалу через кордон.

– Что он еще передал?

– Фаратхан прислал слугу: есть сведения о советском шпионе Ичане.

– Но ведь он погиб?

– И был воскрешен.

– Прекрасно. Он нам пригодится для второй части задуманного плана. Тем более не будем терять времени... Кстати, вы так и не рассказали, как вам удалось выпутаться из той истории с всенародным тоем и неудавшимся восстанием против советских военных властей?

– Неужели вы думаете, что в своей стране я не выпутаюсь? – уже с раздражением ответил Клычхан.

Он отлично понимал, почему Клюстер так настойчиво возвращается к его неудаче годичной давности. Догадаться было нетрудно: хитрый немец нарочно подогревал его, чтобы посильнее разжечь желание Клычхана отомстить Кайманову, Самохину, полковнику Артамонову.

Что ж, такая хитрость Клюстера только подтверждала заинтересованность немцев в осуществлении замысла – смыть водами озера Дауган, разрушить дороги, надолго вывести из строя транспортные магистрали. Клюстер был прав, самого Клычхана гораздо больше занимала вторая часть плана, выполнив которую можно было вернуть свой авторитет не только перед аксакалами рода, но и перед будущими коллегами – акционерами фирмы «Шахназар и К ⁰».

Перспектива получить за уничтожение Даугана пятнадцать процентов акций медных рудников весьма щекотала воображение. Особенно если с Дауганом будет уничтожено и само имя Кайманова, что было не безразлично для Клычхана, не так давно получившего титул бека.

У подъезда отеля его дожидались собственный мюрид Хошимбай и верный слуга господина Фаратхана – Меред Сунаит-оглы.

Почтительно поприветствовав господина Клычхан-бека, справившись о его здоровье и делах, Сунаит-оглы коротко доложил:

– Девчонка и этот негодяй Ичан ушли в горы вместе с проклятым Аширом. Мои люди выследили их. Сейчас они в старой горной кошаре, куда не каждый год чабаны загоняют овец.

– Хвала аллаху всемогущему и единосущему, у которого нет небытия! – искренне воскликнул Клычхан. – Я всегда говорил, что ты умный человек, Меред... Послал ли за ними своих людей?

– Мои люди уже могут схватить за шиворот этих бандитов. Ждут приказа...

– Так приказывай! И доставь их обратно к господину Фаратхану.

– Слушаюсь, господин Клычхан-бек!..

ГЛАВА ПЯТАЯ
НЕУДАЧА

С того места, где лежал Ичан в развалившейся мазанке, забытой богом и людьми в иранских горах, виден был крохотный дворик, ограниченный с одной стороны стенкой, с другой – отвесной скалой. Во дворике под развесистой арчой хлопотали по хозяйству две женщины: Дурсун и Ойялы – жена Ашира, когда-то выступавшего против самого Клычхана.

Год назад Ашир не побоялся разоблачить Фаратхана и главаря калтаманов Клычхана. И вот люди передали Аширу, что Клычхан снова появился в прикордонье. Как-то он сумел вывернуться... Ашир, едва об этом узнал, тут же решил бежать в горы, не оставив в беде и Дурсун с Ичаном.

Мазанка, где они остановились на дневку, была, скорей всего, пристанищем чабанов, бывающих здесь не чаще чем раз в году.

Едва они добрались сюда на тележке, которую тащил в гору ишак, Ашир уехал обратно вниз добыть продуктов и разведать, что говорят люди о банде Клычхана, да не послал ли за ними погоню господин Фаратхан.

Ичан был благодарен Аширу уже за то, что тот не оставил его и Дурсун, а взял с собой. Ашир только и сказал: «Да поможет нам аллах, не оставлять же в беде тебя и твою аял. Вместе с тобой мы выступали против проклятых баев, чтоб им шайтан печенку выгрыз, вместе от этих баев и их калтаманов спасаться будем».

Ашир, конечно, понимал, насколько усложняет свою судьбу, взяв с собой Ичана и его Дурсун. Но разве мог теперь Ичан хоть минуту думать о себе и не думать о Дурсун? Он хорошо понимал, что ему, только сейчас начинавшему приходить в себя после долгой, как зимняя ночь, и тяжелой, как могильный камень, болезни, всем добром мира не расплатиться с Дурсун за то, что она сделала для него.

После тех ужасных побоев, какие ему пришлось вынести на подворье Фаратхана, справедливо заподозрившего, что Ичан помогал Аширу, Ичан и сам не верил, что выживет. Он столько же раз мысленно побывал на том свете, сколько раз от нестерпимых пыток проваливался в небытие. Но он не сказал палачам ни слова, этим-то и возбуждая их ярость. Молчал не только потому, что не хотел выдавать своего друга Ашира, но, главное, потому, что боялся поставить под удар Дурсун, которая привела его к захваченному Фаратханом Хейдару – своему отцу.

Если бы Ичан хоть бровью повел в сторону своей Дурсун, пытали бы фаратхановы слуги и ее – самую прекрасную из всех прекрасных женщин. Не посмотрели бы, что Хейдар, ее отец, спас в Каракумах пособника Клычхана Аббаса-Кули.

Эти палачи, Фаратхан и его слуги, наверняка пристрелили бы Ичана, видя, что все равно ничего от него не добьются, если бы не всенародный той. Шутка ли сказать, десятки тысяч молодых людей, вместо того чтобы Гитлер погнал их на фронт воевать неизвестно за что, демобилизовались и поехали домой. В тот день Фаратхану было не до Ичана. Верный его пес – Меред Сунаит-оглы доложил Фаратхану, что Ичан – друг Ашира подох. Меред получил высочайшее повеление зарыть Ичана, как бешеную собаку.

Ичан не помнит, когда и как он вернулся к жизни, да и жизнью это едва ли можно было назвать: долгие ночи и дни, наверное, не одну полную луну все тело болело так, что он мог только стонать.

Кровь шла изо рта, потому что легкие были отбиты, запеклась в ушах, застыла сгустками где-то внутри груди и живота. Все это время, выхаживая его, Дурсун была с ним...

Никто не знал, как она смогла откопать Ичана, растащить камни, которыми он был завален, спрятать его и, не боясь самой смерти, приходить в тайное убежище, каждую ночь лечить его, прикладывать тряпки, смоченные отварами трав, к его гноящимся ранам, укрывать от ночного холода... Поистине, любящая женщина так же сильна, как сам великий аллах!..

Раньше Ичан не очень-то верил в аллаха. Но кто же, как не аллах, послал ему спасительницу Дурсун? Кто вознаградил за все муки таким большим чувством ее нежной и верной души?..

Когда он стал понемногу приходить в себя, Дурсун рассказала, что и сама не знает, как все получилось.

Ничего она не могла сказать и о Клычхане, даже о том, куда их привез Ашир.

После того как Ашир выступил на тое против самого господина Фаратхана, а Клычхана схватили его же люди, которым надоело лезть вместе с ним под пули, Ашир жил во дворе советской погранкомендатуры. А вернулся Клычхан, Ашир так перепутался, что и это место счел ненадежным, решив уйти к родственникам в дальние аулы... Не известно, как уговорила Дурсун взять их с собой. И вот сейчас они забрались так далеко, что и Кайманову их не найти.

А Ичан никуда пока что не торопится. Хоть он еще и очень слаб и не скоро, наверное, пройдут боли внутри, но уже одно то, что остался жить, видит людей, а главное – звезду своей любви, чистый родник своих чувств, бальзам души красавицу Дурсун, – для него самое великое счастье... Какой же человек откажется от своего счастья, тем более что его так мало выпадает в жизни?

Повернув голову, Ичан взглянул на Дурсун, и бурая выжженная земля словно повязала для него свой суровый лик зеленым шелком, в ушах запели соловьи, в садах души Ичана расцвели тюльпаны.

Оставаясь один, Ичан готовил подарок своей любимой: двигал пальцами, морщась, напрягал мышцы рук и ног, сгибал колени, привставал и даже садился, а с неделю уже с превеликим трудом вставал во весь рост. Ему, которого всю жизнь называли Огонь-чопан, нестерпимо трудно было лежать неподвижно, страстно хотелось поскорее вернуться к привычному деятельному состоянию.

Улучив минуту, когда женщины отвлеклись, занимаясь своим делом, Ичан, сдерживая готовый вырваться стон, поднялся на ноги, сделал несколько шагов, остановился, придерживаясь за притолоку.

– Дурсун!.. – позвал он негромко. – Дурсун!..

– О великий аллах! – Дурсун, увидев его, так и всплеснула руками. – Держись, Ичан, ради господа, не упади!

– Теперь я не упаду, Дурсун-джан! Если тебе еще нужен такой вот никуда не годный Ичан.

– О, Ичан! Зачем так говоришь? С тех пор как ты меня спас, вдовье платье упало с моих плеч и я оделась в белый горностай нашей любви!..

Подставив Ичану плечо, Дурсун осторожно вывела его в крохотный дворик, скрытый со всех сторон густой зеленью могучей арчи. Здесь она помогла ему опуститься на заботливо подстеленный палас, ловко подложила под Ичана подушку, и он, счастливый, поджал под себя ноги, сел, как привык сидеть с самого детства, хоть от слабости и привалился спиной к стене.

Раздался частый цокот копыт на тропинке. Ичан и Дурсун с Ойялы насторожились, но тут же с облегчением вздохнули: сквозь зелень они увидели Ашира на ишаке, по бокам которого были увязаны туго набитые хурджины [11]

[Закрыть].

Ашир раза два испуганно оглянулся и даже остановил ишака, прислушиваясь, но, видимо, тревога его была напрасна, и он снова заторопился к хижине.

Женщины вышли навстречу, с поклоном приветствовали Ашира, приняли ишака, поставили в угол дворика, чтобы задать корм, стали снимать с него хурджины.

Не выразив удивления, что Ичан вышел во двор и сидит у стенки, Ашир торопливо, с озабоченным видом ответил на его приветствие, пошел помогать своей Ойялы.

Только умывшись с дороги и выпив чаю, поведал он, что его беспокоило.

– Не знаю, с чего начинать, – признался Ашир. – Мысли разбегаются, как овцы, когда в отару заскочит волк.

– Рассказывай скорей, – попросил Ичан. – Мы уж и дождаться тебя не могли.

– Новостей много, – отозвался Ашир. – Самая большая – в ауле Карахар убили Айгуль, зарезали маленькую Эки-Киз...

Ичан, приученный жизнью ко всякому, был ошарашен таким известием.

– Какой черный шакал это сделал? – только и спросил он.

– Говорят, все они, калтаманы Клычхана...

– А что о самом Клычхане узнал?

– На свободе он. Про нас с тобой спрашивал. Наверняка погоню послал.

– Откуда он появился? Он же в лагерях был! Из лагерей так просто не убежишь!

– Сколько хитростей знает охотник, столько дорог знает медведь, – возразил Ашир. – Клычхану все просто... Брату Яздану верные люди сказали, он мне передал: Клычхан обвал устроил в каменоломнях. Людей завалило. Друзья его сказали, что и он в обвал попал. Когда откопали, никого там нельзя было узнать. Под чужим именем – срок кому-то вышел, а он в обвале погиб – Клычхан вместо него и ушел. Опять, говорят, банду собирает...

Некоторое время Ичан молчал. Худшего известия Ашир не мог привезти. Надежды на то, что теперь можно хоть немного пожить спокойно, лопнули, как пузырь на луже после дождя. Уж кому-кому, а Ичану с Аширом Клычхан будет такие камни на дорогу кидать, что один из них обязательно попадет...

Ичан почувствовал вдруг, что смертельно устал. С помощью подоспевшей к нему Дурсун он лег тут же возле приютившей их чабанской кибитки, вытянулся на циновке.

– Слабый ты еще, Ичан, – с сожалением сказал Ашир. – Был бы покрепче, сейчас запрягли бы ишака и ушли все четверо так далеко, что ни Фаратхан, ни Клычхан, никто бы нас не догнал.

– Кто-нибудь знает, что мы ушли?

– Брату Яздану сказал. В случае чего он передаст, послали за нами погоню или нет...

– Разве дело только в погоне? – возмутился Ичан. – Надо было сообщить властям, что Клычхан на свободе, опять свою банду собирает.

– Зачем это властям? – спросил Ашир. – Один раз уже сообщали, что толку? Все равно Клычхан ушел, опять в горах гуляет...

– Все-таки надо было сообщить.

– «Надо», «надо», – разозлился Ашир. – Свой хабар [12]

[Закрыть]кончать надо, складывать все в хурджины, уходить отсюда, пока Клычхан нас не нашел... Есть один аул там, где Ак-Су течет, далеко отсюда. У Советов по Ак-Су граница. У самой границы еще один мой брат живет. Поедем к нему.

– Ты, Ашир, всю жизнь смотрел на мир только из своего хурджина. Теперь так нельзя. Мы поедем, другие поедут. Кто будет Клычхана ловить? Сам же с него на тое овечью шкуру снимал, чтоб показать, какой он волк! Останется на воле Клычхан – и на Ак-Су нас с тобой найдет... Думай, дорогой, как властям весть передать. Не придумаешь, поздно будет.

– Из дум плов не сваришь, из словесной муки чурек не испечешь, – огрызнулся Ашир. – Поедем на Ак-Су. Месяц будем ехать, зато живы будем. Когда мы тебя сюда тащили, ты совсем слабый был. А сейчас, смотри, уже покрепче стал. В горах орехов, диких груш, миндаля, урюка полно. Горных курочек силками наловлю, как-нибудь проживем.

Ашир пугливо прислушался. Ичан тоже насторожился. То ли шорох шагов, то ли отдаленный звук копыт доносился со стороны тропинки.

– Может, козы? – предположил Ичан. – Архар какой забежал?

– Не привел ли я кого с собой? – с опаской ответил Ашир. – Было бы у нас хоть какое-нибудь харли [13]

[Закрыть].

Ашир стал осторожно подниматься по склону к скале, с которой видно было далеко вокруг. Ичан подозвал к себе Дурсун.

– Обещай мне выполнить то, что я попрошу.

– Скажи, Ичан, все для тебя сделаю, – с готовностью ответила Дурсун.

– Обязательно передай солдатам охраны порядка весть. В горах опять появился Клычхан. Ему удалось убежать из лагеря. Если оставить его на свободе, большая беда придет.

– Но как я оставлю тебя? Ашир ведь ходил. Он – мужчина, наверное, все властям рассказал?

– Ай, Дурсун, я тебя прошу, а ты отказываешься. Мог бы я пойти, не просил бы тебя, сам побежал. Ашир так напуган, никуда больше не пойдет...

– Якши, Ичан, если ты так говоришь, я пойду. Но пока буду ходить, не смогу закрыть раненые разлукой глаза: слезы не дадут.

– Ай, Дурсун, твое место выше моих глаз, на моей голове, только, пожалуйста, пойди...

– Но Ашир может обидеться, что ты не его, женщину послал?

– Ты пойдешь как будто бы в горы...

Ичан не договорил, зачем должна была пойти в горы Дурсун: с того места, где он сидел, видно было, как Ашир, уже добравшийся до скалы, сделал предостерегающий жест.

– Надо сказать брату Ашира Яздану, – продолжал Ичан, – может, он не побоится кому следует все о нас рассказать.

– Зачем это ему? Если сам Ашир Клычхана боится, Яздану еще страшнее, смелым он никогда не был, – возразила Дурсун.

– Ай, Дурсун, не то ты говоришь! – с досадой воскликнул Ичан. – Почему ты еще тогда Ашира ко мне не привела?

– Ай, Ичан, как ты можешь так говорить! Ты не то что двигаться, дышать не мог. Если бы не прятала, последний слуга Фаратхана тебя выдал бы или убил. Что мог Ашир сделать?! Я бы за тебя дралась, возле тебя и умерла бы, но что может женщина против бандитов!.. Сила идет через дверь, а закону хватает и дымового отверстия...

– Надо было хотя бы твоему отцу или родственникам сказать, – с сожалением повторил Ичан. – Узнают они, что я жив, подумают, почему не заявил о себе, почему с верными людьми весть не передал. Что я им тогда скажу?

– Вай, сгореть бы моей жизни! Не соли мне ожог, Ичан-джан! До сих пор ты не говорил мне ни одного слова тяжелее лепестка розы, зачем же сейчас прямо в сердце бьешь?

– Дурсун, – заметив, что Ашир чем-то встревожен, торопливо заговорил Ичан. – Бери сейчас ишака, уезжайте поскорее с Ойялы отсюда!

– Ичан, я не могу!..

– Сейчас же уходи, ради моей к тебе любви!

– Ичан, мне страшно, вместе пойдем! Я не могу оставить тебя!

– Если ты не пойдешь, погубишь и меня, и себя. И никто не скажет властям про Клычхана.

Не понимая, почему Ичан так настойчиво ее гонит, Дурсун, всхлипывая и роняя слезы, принялась было укладывать все в хурджины, но Ашир стал вдруг подавать знаки, чтобы они ничем не выдавали себя и сидели совершенно тихо.

В следующую минуту перед мазанкой, где они прятались, появились вдруг с гиканьем и криком всадники в широких шароварах и чалмах, вихрем слетели с коней, подхватили лежавшего на циновке Ичана, взвалили его поперек седла на спину одной из лошадей.

«Все! Пропал! Ашира выследили! Теперь смерть! Дур-су-у-у-у-ун!» Он хотел крикнуть, чтобы она убежала, спряталась, но кричать уже не мог.