Текст книги "Тропа Кайманова"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В КРЕПОСТИ ЗМУХШИР

Едва Яков увидел Мордовцева и Аббаса-Кули, выехавших навстречу каравану, он понял: Мордовцев уже давно сидит в развалинах Змухшир-Кала, а Аббас-Кули, видимо, всю ночь был в седле, проделал долгий путь, – скорее всего, от аула Карагач до этих развалин.

Зачем Флегонту понадобилось здесь, в пустыне, надевать явно немецкий мундир, подобранный где-то на Западном фронте? Кто же он, в конце концов, и что за сброд с ним? Немецкое воинское подразделение с проводниками или бандиты Аббаса-Кули, переодетые в форму гитлеровского вермахта?

Флегонт смотрел на Якова с выражением не только обычной наигранной безмятежности, но, чего Яков никак не мог ожидать, даже приветливо.

С высоты верблюда, к седлу которого он был привязан, Яков, окинув взглядом пустыню, увидел, что на дальних барханах вокруг развалин маячат освещенные ранней зарей всадники в халатах и тельпеках, некоторые из них даже в полушубках: в конце ноября ночами пустыня, ох, холодна!.. Неизвестно еще, как выдержал бы Яков этот путь, не укрой его один из сопровождающих бандитов шерстяным паласом. Что им от него надо?

А Флегонт, видимо, сидел здесь, в крепости, с того самого дня, когда Яков увидел его следы в районе аула Карахар и на Даугане. Аббас-Кули в это время выполнял его поручение.

С почерневшим худым лицом, глубоко запавшими глазами Аббас-Кули выглядел озабоченным, хотя в каждом взгляде, в каждом жесте сквозили торжество и удовлетворение содеянным.

Это был все тот же Аббас-Кули, который в бытность Якова председателем поселкового Совета подстроил срыв встречи кандидата в депутаты с избирателями – жителями поселка, он же подстрекал колхозников подать на Якова заявление прокурору, когда тот закупил для поселка по дешевке пятьсот больных овец. Аббас-Кули, правая рука Клычхана, был активным участником заговора, когда Клычхан попытался повернуть всенародный той по поводу демобилизации иранских солдат на восстание против советских военных властей.

В памяти Якова еще свежа была картина этого тоя, когда прискакал долгое время пропадавший где-то коновод Самохина Оразгельдыев и крикнул:

– Товарищ полковник! Товарищ старший политрук! Не верьте Клычхану! За теми сопками сотни людей с оружием! Их привел сюда по приказу Клычхана бандит Аббас-Кули!

Банду тогда окружили и взяли иранские части охраны порядка с помощью советских пограничников. Самому Аббасу-Кули удалось скрыться. Скорее всего, его подстраховывали новые хозяева, зная, что бандит такого пошиба пригодится... Вот и пригодился...

Все это в считанные мгновения промелькнуло в мозгу Кайманова. Приготовился он к самому худшему, даже не подозревая, какие неожиданности его ждут. Чудеса начались буквально с первых минут его встречи с лютыми врагами.

Выхватив камчу, Аббас-Кули вдруг принялся полосовать ею направо и налево бандитов, сопровождавших караван, да так, что те не знали, куда и деваться.

– Я приказал доставить сюда Кара-Куша как почетного гостя! – с гневом кричал Аббас-Кули. – Любой гость от бога! А вы что сделали? Развяжите его!..

«Значит, Аббас-Кули прибыл не из Карагача. Кто же он? Главарь банды и одновременно связной Флегонта? Или у Флегонта есть свои силы, а бандит Аббас-Кули у него проводник?..»

Кайманова отвязали от седла, словно тюк, опустилц на землю, распутали веревки.

Потирая затекшие запястья и предплечья, Яков старался поскорее восстановить кровообращение. Никак он не мог взять в толк, что бы все это значило, какие неожиданности последуют за этим спектаклем.

– Тысячу похвал всемогущему богу, у которого нет небытия! – воскликнул Аббас-Кули. – Я искренне рад видеть тебя у нас в гостях!

– Еще бы! – согласился с ним Яков. – Я тоже рад был бы видеть вас с Флегонтом Лукичом у себя в комендатуре.

– Вот как сходны наши желания, – внимательно наблюдая за Яковом, с язвительной усмешкой откликнулся Флегонт.

– Раз уж все так ладно получается, – заметил Кайманов, – может, скажете, зачем понадобилось так далеко меня тащить?

– Не торопись, Яша, с разговором, – остановил его Мордовцев. – Времени хватит...

– Отдохни, – поддержал Флегонта и Аббас-Кули. – Умойся с дороги, приведи себя в порядок. Чаю попьем, тогда и поговорим.

Яков придерживался известного правила: «Если враг твой располагает большим войском, чем твое, не торопись вступать в бой». У Якова не было никакого войска, а поведение Флегонта и Аббаса-Кули заставляло думать, что нужно этому хитрейшему и умнейшему агенту немецко-фашистской разведки, вырядившемуся зачем-то в эсэсовский мундир?

– Наверное, долгую дорогу проделал Аббас-Кули, если с утра об отдыхе заговорил? – по-прежнему бравируя, спросил Яков.

– От Ашхабада до аула Карагач путь тоже неблизкий, – тут же парировал Аббас-Кули. – У нас говорят, нет стрелка без промаха, нет мудреца без ошибки. Не поехал бы ты в пески, когда бы мы встретились?

– Язык у тебя подвешен что надо, говоришь не хуже, чем Клычхан, – ответил Яков. – Что-то я его не вижу...

Кайманов еще не определил, долго ли сможет поддерживать разговор в таком тоне.

«Что же наконец все это значит? Чего добиваются Мордовцев и Аббас-Кули?»

– Если язык не может говорить, он сведет на землю и того, кто находится в голубом небе, – ответил Аббас-Кули туманно.

– Меня, что ли, собираетесь на небо отправить? – спросил Яков. – Это можно было сделать в кибитке Дурсун.

– Зачем спешить? От поспешности никто никогда не выигрывал, – ответил Аббас-Кули. – Клянусь зарею и десятью ночами, и четом, и нечетом, и ночью, когда она движется, ты нам нужен живым! На небо отправлять тебя никто не спешит...

– Ну, может, хватит языки точить, – прервал их пикировку Флегонт. – Яша с дороги устал... Вон шея как накусана: наверняка набрался в кибитке у Ичана. Надо умыться, одёжу переменить...

Кайманов вскинул голову, в упор посмотрел на Флегонта. Что он, издевается, глумится над ним?

Ничуть не бывало: Флегонт Лукич – по-прежнему бравый и подтянутый, на целую голову ниже Якова – держался все с той же молодцеватой осанкой, которая как бы скрадывала разницу в росте. Крепкое, с прямым точеным носом и плотно сжатыми губами лицо его, подсушенное зноем пустыни, как всегда, было невозмутимым, карие внимательные глаза следили за Яковом из-под козырька форменной фуражки с высокой тульей с выражением доброжелательности. Но из глубины зрачков Флегонта, так же как и прежде, смотрел на Якова совсем другой, ненавидящий его, холодный и жестокий человек.

Яков всего на мгновение опустил взгляд, увидел ступни Флегонта в легких брезентовых сапогах на толстой войлочной подошве, чтобы не так жгло ноги раскаленным песком. Удивительно маленькие у него все-таки ноги!.. На песке не было отпечатков войлочных подошв, чтобы можно было сравнить с теми, какие видел Яков в ауле Карахар, но и по характеру постава ног Яков, словно бы сквозь подошвы сапог, увидел следы Флегонта.

– Все разглядел? – спросил Мордовцев. Он был одним из немногих, выдерживавших взгляд Якова, обычно люди сразу отводили глаза в сторону.

– Не стареете, Флегонт Лукич, все такие же, как и десять и двадцать лет назад, – заметил Кайманов.

– Держу себя в строгости, верю в бога, родителей чту, никому зла не делаю... – с усмешкой ответил Мордовцев.

Яков промолчал, хотя мог бы сказать: «И это говорит Флегонт – мой бывший отчим, сын сбежавшего от революции богатея, отказавшийся от отца; Флегонт Мордовцев, который, стреляя в меня, убил свою жену Глафиру Семеновну, заслонившую собой сына?.. Как резидент он направлял и направляет работу немецкой разведки здесь, в Средней Азии. А значит, не брезгует никакими средствами для достижения своих целей, вплоть до убийства Айгуль и ее маленькой дочки Эки-Киз».

Ласковые речи Флегонта не могли обмануть Якова, хотя он и вынужден был принять эту игру, пока искал решение, как быть дальше. Непонятно было Якову и то, зачем Флегонт здесь, в песках, встречая его, надел эсэсовский мундир.

Беспокоило Кайманова и отсутствие Клычхана – хозяина Аббаса-Кули. Пока эти двое здесь, третий, Клычхан, тоже небось не сидит сложа руки. Всего за один год войны он успел натворить немало!

Клычхан не только пытался поднять восстание в приграничном закордонье, он вырезал семью якобы богатея скотовода, на самом деле бедняка дехканина. Бандиты Клычхана напали на иранского военнослужащего, искололи его штыками.

Клычхан всячески подчеркивал якобы существующую связь между его бандой и советскими войсками, вошедшими в Иран.

Под видом революционных лозунгов Клычхан выступал с политической программой ни много ни мало свержения шаха – он пытался учинить настоящий террор и смуту в прикордонье да так распоясался, что иранские власти вынуждены были обратиться за помощью к советским пограничным частям.

Бандиты Клычхана, окруженные ротой иранских войск охраны порядка, оставив для маскировки заслон, незаметно вышли из окружения, в соседнем ауле напали на штаб роты и разгромили его.

В этих делах участвовал Аббас-Кули, который сейчас в отряде Флегонта, видимо, представлял своего хозяина.

Что говорить, Кайманов прекрасно знал, с кем имеет дело. Тем более непонятна ему была игра Флегонта в родственные чувства. Но Кайманов не собирался ломать шапку перед врагами, хотя бы намеком позволить им подумать, что боится за свою жизнь.

– Ну что ж, умыться и правда не мешает, – сказал Яков, – особенно после кибитки в Карагаче.

У него и сейчас, несмотря на то что прошло уже много времени, невыносимо болела голова, слегка тошнило, во рту было сухо, затылок, куда пришелся удар, нельзя было тронуть, но Яков усилием воли скрывал, насколько ему плохо, не давая врагам повод ни для фальшивого участия, ни для насмешек.

– Ты, Яша, все с себя сыми да сожги, не занеси нам эту пакость в лагерь. Вытащи только документы...

– Документов у меня нет, – ответил Кайманов. – В ауле на базар ходил, не в отдел кадров.

– На базар завсегда без документов ходят, – согласился Флегонт. – Нет документов, не надо. Тем лучше. Больше они тебе не пригодятся. А мы ведь тебя ждали... Долго ждали... Даже форму твоего размера припасли... Чать не чужие...

Замечание, брошенное вскользь, что «документы больше не пригодятся», мгновенно отметил про себя Яков. Что это? Флегонт и Аббас-Кули решили его завербовать? Глупости... Ерунда какая-то... Или поломают комедию, а потом в расход пустят? Скорее всего, так... Вряд ли им придет в голову вербовать прославленного смолоду Кара-Куша – чекиста от рождения и до гробовой крышки, до последней капли крови, до мозга костей...

– Вот спасибо, что о форме позаботились, – поддерживая условно-ироничный тон, поблагодарил Яков. – В форме оно привычней. Правду сказать, до того обчесался, что не только форме, халату был бы рад...

– Нам лучше, если ты в своей форме будешь, – без улыбки, твердо глядя в лицо Якова, заметил Флегонт.

Он подал знак, подошел один из бандитов с брезентовым ведром, полным воды, и куском мыла в руках.

Все это по-прежнему было крайне непонятно Якову, но тело так чесалось, так просило чистоты, что он решил: «А! Пусть хоть к аллаху отправят, да только умытым и без вшей... Или они, сволочи, для большего позора решили меня в голом виде к конскому хвосту привязать и по пустыне пустить? Но для этого не обязательно умываться...»

У Якова действительно не было с собой никаких документов. Сумку свою он видел в руках одного из конвоиров, сопровождавших караван. Можно было не беспокоиться: маузер оттуда наверняка изъяли. Не сомневался Яков и в том, что недолго ему осталось ходить по земле. Мордовцев и Аббас-Кули отлично знают, что на службу к ним он не пойдет... Обидно... Очень обидно так глупо попасться, ни за что отдавать жизнь... Однако умереть надо достойно...

Яков разделся. Бандит протянул ему мыло, стал поливать на шею и голову, которую Яков, осторожно притрагиваясь к болевшему затылку, и раз и два с наслаждением намылил, затем весь окатился солоноватой водой.

Второй бандит поджег охапку сухих, как порох, веточек саксаула, палкой бросил в костер его одежду.

– Уж поскольку вы так добры ко мне, может, скажете, где Ичан и что с ним? – спросил Яков.

– Хм... О себе не спросил, про Ичана спрашиваешь?

– Так ведь долго он у вас гостил...

– Ичан вел себя неразумно, – безмятежно глядя на Якова, ответил Флегонт. – За это получит суровое наказание. Собака всегда находит смерть на дороге к чужой миске... – В голосе Флегонта Яков уловил фальшивые нотки. Невольно ему вспомнилась перестрелка, донесшаяся со стороны аула. Может быть, Ичана отбили? Тогда он наверняка сообщит, что Якова увезли. – Однако, – продолжал Флегонт, – тебе не будет скучно без Ичана. Кто-нибудь из твоих друзей скоро обязательно сюда придет.

Услышав это, Кайманов, который уже надевал привычную военную форму, чистую и действительно подобранную по его росту, насторожился.

– Ну еще неизвестно, захотят ли мои друзья идти сюда, – возразил он. – Все-таки далеко, да и холодно ночью, а днем жарко...

– Обязательно придут, – заверил его Флегонт. – Иначе кто скажет полковнику Артамонову, что старший лейтенант Кайманов попал в западню?

Яков и на этот раз не показал, насколько возмутила его наглость Флегонта. Он неторопливо навернул портянки, надел сапоги и с удивлением воззрился на бандита, который принес и поставил перед ним его сумку.

Яков недоверчиво открыл ее и увидел свой маузер, в чем он убедился, глянув на номер. Там же, в сумке, лежала деревянная кобура, прицепленная, как полагается, к широкому поясному ремню, еще и с портупеей.

С непонятной Якову затаенной ухмылкой следили за ним Флегонт Мордовцев и Аббас-Кули.

Огромным усилием воли Кайманов заставил себя не проверять магазин, не передергивать затвор, чтобы посмотреть, есть ли в маузере хоть один патрон: ясно, в его личном оружии патронов ему не оставили. Но зачем вернули маузер? Зачем специально доставали для него советскую военную форму? Что за этим кроется?..

После того как Кайманов оделся, Флегонт жестом предложил ему пройти через один из проломов внутрь крепостного вала.

Здесь расположилось десятка полтора бандитов. Один вид их заставил бы дрогнуть сердце и не очень робкого человека. Все на великолепных лошадях. Именно для этих лошадей и везли из аула сено, ячмень и овес, а воды, хоть и горьковато-солоноватой, наверное, хватало и в крепости.

Ахалтекинцы лоснились от хорошего корма, и по тому, как они, застоявшись на месте, нервно перебирали ногами, было видно, что лошади полны сил. Да и те, что совершили ночной переход, не больше чем через сутки восстановят силы. Так что, если подойдет отряд капитана Рыжакова, в чем Яков не сомневался, Флегонту и Аббасу-Кули не составит никакого труда уйти от измотанных маршем по пустыне лошадей пограничников.

«Надо бежать!.. Любыми путями бежать!.. Пока есть силы, пока не отбили внутренности, пока идет эта иезуитская, с дьявольской слащавостью игра, в которой сначала будут убеждать притворным гостеприимством, а потом принуждать каленым железом... Но ведь Флегонт и Аббас-Кули отлично знают, кто такой Яков Кайманов!.. Должны же они понимать, что вся эта комедия ни к чему, что никогда и ни на какой сговор он не пойдет! На что же они рассчитывают? Что за дьявольский замысел вынашивают? Как разгадать и найти выход из этого катастрофически безнадежного положения?»

Но что бы ни задумали враги, Якову надо было сохранить силы, сохранить ясную голову для борьбы.

– Вот теперь можно и чаю попить, – все так же приветливо сказал Флегонт.

Он жестом пригласил Якова пройти на плоский, шириной в добрых пять-шесть метров гребень крепостного вала, где хоть немного протягивало ветерком. Там, под широким навесом из плащ-палатки, натянутой на расчаленные веревками высокие колья, была расстелена кошма, поверх которой положен ковер, посередине ковра – дастархан, уставленный фарфоровыми чайниками, пиалами. В центре красовалось деревянное блюдо, на котором дымился плов.

Больше суток Кайманов ничего не брал в рот и сейчас вдруг почувствовал такой голод, что наверняка и без помощников управился бы со всем этим угощением.

Сотни и тысячи раз ел он в кибитках друзей – туркмен и курдов.

Садиться за трапезу с врагами приходилось впервые. И тем не менее отказываться от пищи было бессмысленно: необходимы силы для борьбы, для победы...

– Во имя аллаха всемилостивого и всемогущего... – Аббас-Кули сотворил проникновенную молитву, которую закончил многозначительными словами: – Не возлагает аллах на душу ничего, кроме возможного для нее. Ей то, что она приобрела для аллаха, а против нее то, что она приобрела для себя... Поистине аллах всеведущ, всемогущ...

Кайманов хотел было сказать: «Что это ты, Аббас-Кули, грабил, убивал, занимался подлогами и провокациями, а теперь юродствуешь, в религию ударился?», но счел более благоразумным воздержаться от замечаний, памятуя, что не Аббас-Кули у него в комендатуре, а он сам в стане врага.

Некоторое время ели молча, утоляя голод.

Бандиты Мордовцева расположились по всей верхней площадке вала, группируясь на простых кошмах по пять-шесть человек под такими же навесами, только поменьше.

В ближайшей группе Кайманов видел одних сыновей Востока.

Изрядно подкрепившись, Яков отложил ложку.

– За угощение спасибо, – сказал он. – Теперь поговорим начистоту. Почему вы не убили меня сразу? Что вам от меня надо?

И Флегонт, и Аббас-Кули изобразили на своих лицах такое неподдельное изумление, что можно было подумать, будто у них и в мыслях не было убивать такого близкого и разлюбезного им человека.

Кайманова раздражало неприятное и непривычное для него положение. Всю жизнь, в любой ситуации: в стычках ли на границе, во время ли допросов в комендатуре, которые он вел, в разговорах ли с представителями закордонных властей, тем более в отношениях с калтаманами бандитов, – он привык держать инициативу в своих руках, управлять и боем, и разговором любого уровня, содержания и остроты, без труда навязывать свою волю.

Сейчас получалась иная картина. Кто-то словно опутал его невидимыми нитями и с помощью этих нитей заведомо определял его путь и действия в таком направлении, в каком было выгодно Флегонту.

Яков чувствовал, что приближается к гибельному пределу.

В чем состоял этот предел? Поведение своих смертельных врагов он просто не понимал.

Его, оглушенного и на какое-то время потерявшего сознание, безоружного, захваченного столь мастерски, можно было тысячу раз убить и, кстати говоря, получить немалые деньги от господина Фаратхана.

Ни Флегонт, ни Аббас-Кули этого не сделали. Больше того, принимали его как дорогого гостя, дали советскую военную форму, чтобы он мог переодеться. Действовала она на бандитов, как красная тряпка на разъяренного быка. Но Яков видел: без команды Флегонта или Аббаса-Кули его и пальцем никто не тронет.

Молчание затягивалось.

Яков, понял: собеседники молчат преднамеренно, разыгрывая искреннее возмущение черной неблагодарностью «дорогого гостя».

– Эх, Яша, Яша, – сдерживая притворную обиду, якобы поразившую его в самое сердце, наконец произнес Флегонт. – Мы тебя так принимаем!.. Ты умылся, переоделся, получил свой маузер, поел вместе с нами из одного блюда, отламывал от одной лепешки!.. Как ты мог произнести такие неблагодарные слова?

– И все-таки я хотел бы знать, что вам от меня надо?

– Наверное, то же, что и тебе от нас, – резонно заметил Флегонт.

Яков мысленно с ним согласился: хоть этот ответ вносил ясность. Он-то знал, что ему надо от Флегонта и Аббаса-Кули! Исполнись его желание – оба они уже стояли бы перед судом.

Яков не спрашивал, каким образом им удалось оказаться на свободе. Судьба каждого человека в военное время особенно переменчива, а если говорить о таких отпетых, как Флегонт и Аббас-Кули, то и тем более. Аббас-Кули, собственно, не арестовывался, оставался на свободе.

– Ладно, – вернул Яков разговор к изначальной точке, – давайте начистоту, зачем я вам понадобился?

– Какой торопливый... – недовольно заметил Флегонт. – Ну ладно... Так и быть, скажем... Ты нам, конечно, нужен, Яша, очень нужен... Только живой. Вот такой, как сейчас... У хорошего человека уж и кости истлеют, а имя живет... Если тебя убить, ты для своих станешь еще лучше. Будешь все равно как советский святой. Не только тропу, весь пограничный округ каймановским назовут. Люди, как к Мусе Пей Гамбару – святому камню, откуда Моисей на небо вознесся, – на твою могилу будут ходить...

Флегонт помолчал, словно проверяя, доходчиво ли говорит, затем продолжал:

– А нам советский святой не нужен. Нам нужно, чтобы твои дружки при одном твоем имени плевались. А все, кто хотя бы слышал о тебе, считали, что Ёшка продался врагам, немцам, эсэсовцам... Вот и я скажу, молодец, Яша, что не стал искать меня в ауле Карахар. Все-таки родной человек... Молодец, что не дознался, кто убил Айгуль, зарезал ее трехлетнюю дочку Эки-Киз. Скрыл это дело, от своих утаил... А теперь в гости к нам пришел, на явку. Помылся, переоделся, поел, сидишь с маузером на поясе, беседуешь с офицером войск СС, советуешься, наказ получаешь. Вот они, мои свидетели...

– Ну это у вас не выйдет, – сразу успокоившись, сказал Кайманов.

– Выйдет, Яша, очень даже выйдет, – весело заверил его Флегонт. – Был ты как вывеска Советской власти в вашей вшивой республике. Замарай вывеску дерьмом, кто в магазин пойдет? Твои начальники теперь тебя лучше, чем мы, в лагеря упекут. Только там умирать ты будешь долго, а твое имя – сразу. Был Кара-Куш – чекист старший лейтенант Кайманов. Нет больше Кара-Куша. Вместо Черного Беркута – Черный Ворон получился.

Флегонт не мог удержать самодовольный смешок.

Так вот оно в чем дело?! Вот для чего весь сыр-бор городили! И шикарный прием, и эсэсовский мундир, и переодетые в немцев калтаманы! Вывеску Советской власти хотят замарать!.. А если взять сейчас и пойти на автоматный огонь? Чтоб сразу! И никаких разговоров!..

– Под пули ведь тоже нехорошо, – словно читая его мысли, проговорил Флегонт. – Сразу скажут: «Не выдержал Ёшка, испугался. Значит, виноват. Отец-то его, Григорий, покрепче был...» Вот так, дорогой. Думай не думай, а путь у тебя один, оставаться у нас. А то – в Сибирь, в штрафную, к стенке, да еще с позором на весь мир.

– Вот это уже толковый разговор, – развеселившись, сказал Яков. – Ну что ж, посижу, подумаю. Может, и правда, стоит переметнуться.

– Подумай, Яша, подумай. Тебе очень хорошо надо подумать.

Кайманов прикинул, сколько времени понадобится Амангельды, чтобы напасть на след каравана, которым вывезли его из аула. В том, что Амангельды разберется в следах, он не сомневался. Не исключено, что Ичана отбили и тот скажет, в каком направлении шел караван. Но едва ли отряд Рыжакова подойдет раньше, чем через два-три дня. Значит, помощь можно ждать только из аула силами, какие мобилизует капитан Диденко. А это в лучшем случае милицейский взвод да, может быть, взвод местного гарнизона. Маловато... Кроме того, стокилометровый марш по пустыне, хоть и во второй половине ноября, вконец измотает лошадей Рыжакова. Им ни за что не угнаться за отдохнувшими, сытыми, пляшущими от нетерпения ахалтекинцами бандитов. А если и догонят, и отобьют, с чем возвращаться к своим, что говорить?

Положение создалось непростое. Враги сделали свой главный ход и пока что выиграли. Действительно, было о чем подумать...