Текст книги "Тропа Кайманова"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ
АБЗАЛ

В аул Душак Яков выехал затемно. Сентябрь был не за горами, но, пожалуй, лишь по календарю можно было судить о приближении осени. Лето вовсе не думало сдаваться: и на равнине, и в горах стояла такая невыносимая жара, что каждый, кому предстояла дальняя дорога, норовил выехать еще с ночи, чтобы хоть немного подышать прохладным чистым воздухом.

Не только эта причина побудила Якова выехать так рано. Беспокоила его появившаяся на участке комендатуры давно известная, но до сих пор не очень ясная ему фигура. Особенно сейчас, когда в Карахаре произошли такие события, а на Даугане побывал Флегонт.

Один из бывших бандитов Шарапхана, Абзал Курмаев, отбыв немалый срок за вооруженное нарушение границы, попросил предоставить ему политическое убежище и разрешить поселиться в погранзоне.

Казалось бы, кто разрешит? Бывший бандит и – погранзона... Со времени первого знакомства с Абзалом прошло более десятка лет, но в памяти Якова навсегда остался тот день, когда в стычке с контрабандистами были убиты бригадир дорожных строителей Бочаров и молодой солдат-пограничник Шевченко.

В этой стычке участвовал и Абзал Курмаев. Мало того, именно он, отстреливаясь, убил Шевченко.

В тот день Яков только-только принял под свое начало бригаду содействия, впервые выехал с начальником заставы Карачуном на поиски банды.

...Гулко ударил в горах винтовочный залп. Карачун и Яков прискакали к ущелью, где разгорался бой, вихрем слетели с седел, вбежали на седловину, увидели, как следопыт Аликпер и двое пограничников, прячась за выступами камней, перебегая, приближаются к небольшой пещерке на склоне. Из пещерки высовывался ствол штуцера, вырывалось пламя выстрелов.

Низко пригнувшись, Шевченко побежал в сторону засевшего в камнях бандита. Раздался окрик: «Шевченко!.. Куда?! Назад!..» Но поздно. Шевченко поднялся вдруг во весь рост, неестественно выгнулся и рухнул навзничь.

Яков увидел Аликпера. Подобравшись сбоку метров на пятьдесят к засевшему в камнях бандиту, Аликпер тщательно прицелился и выстрелил. В тот же миг торчавший из-за камней ствол штуцера словно сломался: пуля Аликпера пробила его. Бандита, это и был Абзал, тут же схватили пограничники.

Потрясенный всем случившимся, Яков неотрывно смотрел в мертвенно-бледное лицо Шевченко, боялся взглянуть на жуткую пустоту угадываемую под фуражкой залитого кровью Бочарова.

Чья-то тень упала на убитых. Яков поднял глаза и увидел Аликпера. Горбоносое лицо его было мокрым от слез.

Командиры стали разбирать операцию. Слушая их, Яков не сразу заметил, какую расправу учинил Аликпер. Обвязав ноги бандита веревкой, он уже подтягивал Абзала головой вниз на сук одиноко стоявшей арчи. Из сложенного под арчой хвороста поднимался дымок.

Начальник заставы крикнул:

– Аликпер, что ты делаешь?! Сейчас же прекратить!

Но Аликпер словно взбесился: прыгнув вперед с винтовкой, он щелкнул затвором, заслонил собой костер.

– Не подходи! Подойдешь – убью! Пускай горит!..

– Аликпер! – крикнул Карачун. – Мы не палачи. Бандит еще должен сказать, кто его послал... Был бы жив Шевченко, он бы тебе этого не простил...

Только эти слова остановили Аликпера.

Пограничники развязали пленного, и Яков увидел злобное, налитое кровью лицо того самого Абзала, к которому ехал сейчас.

Курмаев отбыл долгих десять лет заключения да еще несколько лет поселения в местах «не столь отдаленных». В лагере ему дали хорошую аттестацию. Теперь вот разрешили вернуться на родину, доверили пасти колхозную отару. Почему?..

Расчет командования был понятен Якову, хотя внутренне он сопротивлялся такому решению. Абзал Курмаев хорошо знал многих закордонных заправил, таких, как Фаратхан или Клычхан, знал их многочисленную агентуру, помнил носчиков терьяка. Живя на границе, Абзал мог быть очень полезен в опознании любого пришельца с той стороны, в установлении его родственных связей. На Абзала, пронюхав, что он живет в погранзоне, обязательно будут выходить старые дружки, требуя содействия и «крыши».

Весь вопрос, как поведет себя Абзал. Ответить на него должен будет он, Яков Кайманов.

Полковник Артамонов сказал Якову: «Никому другому не доверил бы такое дело, тебе доверяю, потому что знаю тебя».

Доверие – штука хорошая, но от лестных слов полковника Якову не легче. Такой «живец» на участке комендатуры – отнюдь не подарок.

Яков невольно подумал, не связано ли появление Флегонта с пребыванием здесь Абзала, не пропустил ли он их встречу, если такая состоялась...

Два узких лучика от затененных светомаскировкой фар бежали по грунтовой дороге. Эти лучики не мешали Кайманову вглядываться в подступавшую с обеих сторон кромешную тьму, думать о сложностях и превратностях службы. Окинув взглядом силуэты гор, черные на фоне звездного неба, Яков заметил слабые отблески пламени скрытого камнями костра в том месте, где должна быть отара Абзала.

– Останови, – приказал он шоферу. – Схожу посмотрю, кто там огонь развел.

Стараясь не шуметь, Яков поднялся вверх по склону так, чтобы ветер дул ему в лицо, еще издали увидел чабана в пещере, подбрасывающего ветки в костер, поправляющего на огне тунчу с чаем.

У входа в пещеру в освещенном неровным пламенем кругу лежали две огромные овчарки. Рядом пасся, позвякивая колокольчиком, развьюченный ишак.

Учуяв Якова, собаки подняли головы, на мгновение замерли, с грозным рычанием бросились ему навстречу.

– Акбелек, Ёлбарс! Что, не узнали? – окликнул их Яков.

Собаки с радостным повизгиванием завиляли хвостами. Абзал приподнялся от костра, вглядываясь в темноту.

– Салом алейкум, – входя в освещенный круг, приветствовал его Яков.

– Ёшка?.. Ты?.. – невольно вырвалось у Абзала, но уже в следующую минуту он взял себя в руки. – Извини, гражданин начальник. По привычке так назвал...

– Зачем же «гражданин», – поправил его Яков. – Теперь уж – «товарищ»...

– Скажу «товарищ», не поверишь. Это слово еще заработать надо, – не сразу ответил Абзал.

– Тоже правильно. Скажи лучше, зачем тут сигнализацию устроил? Положение о светомаскировке не знаешь?

– Какой сигнал? Что ты? – искренне переполошился Абзал. – Совсем маленький костер! Никто не видит!..

– Я-то увидел.

– Ты с дороги шел. Наверное, только свет от камней увидел? Я понимаю... Ладно, здесь нельзя, в гавахе можно?

– В гавахе можно, – согласился Яков.

– Хоп! – сказал пастух, поднял валявшиеся у костра сучья, отнес их глубже в пещеру.

Яков выхватил пылавшую головешку, плеснул на пламя из тунчи. Выпустив облако пара, костер погас.

Якова все время точило сомнение: а не нарочно ли Абзал разжег на склоне горы костер? Ведь огонь в ночи далеко видно. Но если поразмыслить, надо быть совсем дураком, чтобы сделать такое.

Они вошли в гавах. Вскоре пламя затрепетало в глубине пещеры.

– Я думал, ты с Баратом на фронт пошел... – проговорил Абзал.

– Начальство не отпустило.

– Полковник Артамонов?

– Будем считать, что он.

– Полковник – святой человек! Сказал мне, будешь на Даугане жить. Слово сдержал. Теперь я – колхозный чабан! Люди уважают, советуются! Человеком стал!.. Умирать буду, полковника вспомню!..

– Лучше сейчас не забывай, – не разделяя восторгов Абзала, заметил Яков.

– Это он тебе так сказал?

– И он и я говорю...

– Я понимаю... Ты думаешь, Абзал дурак? – немного помолчав, сказал пастух. – Думаешь, я ничего не понимаю? Все, что у меня здесь есть, – он притронулся пальцами ко лбу, – все ваше...

– Чабан много ходит, много видит, – сказал Яков. – Сам знаешь, в погранзоне каждый человек – наш помощник, конечно, если живет здесь с добрыми мыслями, добрым сердцем... Ты ведь тоже, если захочешь, немалую помощь сможешь нам оказать. Ясно, о чем говорю?

– Ясно, начальник...

– Ну вот и договорились... Будь здоров... Наверняка гостей долго ждать не придется, время военное.

Яков не подозревал, насколько близок был к истине, произнося эти слова. Не успел он спуститься к дороге и отъехать всего с полкилометра, как шофер остановил машину. Перед капотом заплясали осаженные на всем скаку лошади.

Яков вышел на обочину. По легкой складной фигуре всадника узнал старшину сверхсрочника Галиева.

– Товарищ старший лейтенант, преследуем нарушителя. Граница нарушена у старой арчи. Давность следа пятнадцать – двадцать минут. Капитан Ястребилов поднял вторую и третью заставы комендатуры в ружье. Район оцеплен...

– А направление нарушителя на отару Абзала? – спросил Яков.

– Точно. А вы откуда знаете?

– Только что от него. Костерок у Абзала горел. Может, совпадение, а может, и нет...

С той стороны, где осталась отара, залаялц собаки, тут же смолкли.

– А вот он и нарушитель, – сказал Кайманов. – Подстрахуй-ка меня с тыла, Амир. Пойду посмотрю, что за гость... Выключи фары, – приказал он водителю. – И без двигателя давай-ка под горку накатом обратно, чтоб не брякнуло, не скрипнуло... Притормаживай только, чтобы мимо не проскочить.

Спустя несколько минут Яков снова осторожно подходил к пещере Абзала. Собаки все еще ворчали, но, почуяв Кайманова, умолкли, завиляли хвостами. Яков осторожно, по-пластунски подполз к входу, прислушался...

– Так не встречают брата, – донесся чей-то незнакомый голос.

– Брат твой остался там, откуда ты пришел, – ответил пришельцу Абзал. – Клычхан твой брат.

– Видит аллах, я пришел к тебе с миром, – сказал нарушитель. – Успокой собак и выслушай меня.

– Собаки будут со мной...

Яков прижался к самой земле и увидел в щель из-под камня стоявшего перед Абзалом нарушителя, пугливо оглядывавшегося на вход в пещеру. Он, и правда, как родной брат, был похож на Абзала.

Нарушитель запустил руку в халат. Абзал мгновенно пригнулся, выхватил нож. Нарушитель рассмеялся.

– Ты стал трусливее овцы, – оборвав смех, проговорил он.

– Побывал бы в тех местах, где я, и ты бы остерегался, – недовольно проворчал Абзал.

– Погляди, нет ли погони. Сдается, зеленые фуражки шли за мной.

– Какой шайтан тебя сюда принес? Только что здесь был Ёшка, может, он уже засек тебя. Как ты не понимаешь?

– Спрячь меня... Не время спорить...

– Сначала скажи, не ты ли убил в Карахаре Айгуль?

– Нет... А что, ее убили?

– Поклянись аллахом.

– А зачем мне ее убивать? Свои дела такие, хоть в петлю полезай.

– Забрал наследство отца, поделил его с Клычханом, а теперь у тебя дела плохие? Ты всегда любил шутить, Закир...

– Вот все, что осталось... – Нарушитель протянул руку с небольшим кожаным мешочком. – В этом кошельке все наследство нашего отца, да будут светлы его дни у аллаха... Я пришел к тебе как к родному брату... Ты не веришь мне, но я нищий. Последний долг отдаю тебе.

Он бросил мешочек к ногам Абзала.

– А где земля? Куда овец подевал? Хлопок? Виноградники? Все продал?

– Не сердись. Правду скажу. Да ты сам знаешь, Клычхан – хозяин того товара, что ты нес, когда тебя взяли. За него он все, что у нас было, себе забрал... Пробовал я торговать. Немцы не дали. Стал работать, как последний батрак. С военных работ людей увозили, уничтожали... Узнал я, что ты освободился, живешь здесь, у Советов, решил к тебе идти...

– Как нашел меня? – просмотрев содержимое кошелька и снова затягивая его шнурком, спросил Абзал.

– Люди Клычхана за каждым твоим шагом следят. Все про тебя знают: где пасешь, где поишь отару, где ночуешь... Абзал... Ты мой брат... Я знаю, в слепого ты камень не бросишь. Дай мне укрыться, и я не забуду твоей доброты.

– Ладно... Сядь к огню... Чаю попьем, подумаем... Согреешься.

– А не опасно?

– Все опасно! – разозлившись вдруг, огрызнулся Абзал. – Ты думаешь, зеленые фуражки дураки? Ёшка Кайманов дурак? Наверняка уже у тебя на хвосте.

Яков видел в щель, как Закир опустился на кошму, сгорбил спину, поник головой. Но глаза его исподволь следили за Абзалом.

– Я в твоей власти, брат, – сказал он. – Делай как знаешь.

– И змея выпрямляется, когда лезет в нору, – проговорил Абзал. – Но я не стану хватать тебя за хвост.

Закир дернулся, будто его ударили, но промолчал, стиснул зубы.

– Спасибо тебе, – пробормотал он. – Видит аллах, великодушию твоему нет предела... Послушай, Абзал, если к тебе будут приходить такие же несчастные, как я, не откажи им в приюте. Тебе зачтется твоя доброта. Так сказал Клычхан-бек.

– Я не верю ему. Хоть он и стал беком.

– Клычхан-бек велел передать, если Абзал забыл, кто его хозяин, пусть молит аллаха о легкой смерти.

– Угрожаешь?.. А сам говорил, что он все у нас взял.

– Нет, Абзал, наследство отца он забрал только за мои долги. Тебя считал погибшим... Теперь к тебе будет ключи подбирать...

Яков осторожно отполз от гаваха, увидев, что Абзал направляется к входу, то ли чтобы скрыть охвативший его гнев, то ли чтобы и в самом деле посмотреть, не выследил ли кто его брата Закира.

Убедившись, что Абзал вернулся в гавах, Кайманов подал знак дожидавшемуся Галиеву блокировать пещеру, шепотом приказал пропустить пастуха, если он выедет со стана на своем осле.

Очень важно было проверить реакцию Абзала на появление брата.

Кайманов сел в машину, приоткрыв дверцу, чтобы лучше слышать, стал ждать.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем до его слуха донеслось мелодичное позвякивание колокольчика. Сомнений не было, Абзал ехал на ишаке по восточному склону горы.

– А теперь, – приказал Яков шоферу, – на самых малых, чтобы ни шороха, ни звука, давай к ежевичному роднику.

Забравшись в заросли турунги, наметив себе обзор, Яков вскоре увидел на фоне звездного неба, начинавшего бледнеть, силуэт пастуха.

У родника Абзал слез с ишака, наклонился, зачерпнул в пригоршни воду.

– Что скажешь? – вполголоса спросил Яков. Абзал вздрогнул.

– А-а... Ты уже здесь? Я думал, ждать придется...

– Так что случилось?

– Закир пришел.

– Какой Закир?

– Брат.

– Родной?

– Был родной. Теперь он Клычхану родней.

– Один пришел?

– Пока один. Говорит, еще придут.

– Кто такие?

– Клычхан посылает. Говорит, от нужды бегут.

– Врет?

– Может быть, врет.

– Где Закир?

– В гавахе, где чай с тобой пили...

Такое решительное поведение Абзала немало удивило Якова. Выдавал тот не кого-нибудь, родного брата, но Кайманов и виду не подал, что удивлен.

– А пока мы тут говорим, Закир твой не удерет?

– Некуда удирать: заря на востоке...

– Тоже верно. Ну что ж, давай поехали. Садись в машину. За ишаком потом придешь.

Неподалеку от пещеры их встретил Галиев, шепотом доложил:

– Товарищ старший лейтенант, довели до гаваха, ждем указаний.

Абзал, подозрительно глянув на Якова, промолчал.

Кайманов подошел к входу, встал так, чтобы не попасть под обстрел, крикнул:

– Бросай оружие, Закир, выходи! Будешь стрелять, пеняй на себя.

– Ёшка?.. Ты?.. – послышался вопрошающий голос.

– Он самый...

Несколько секунд длилась пауза. Затем из пещеры вылетел маузер, упал возле ног Якова. Вслед за маузером показался Закир с поднятыми руками.

– Вот так-то лучше. Обыщите его.

Когда Галиев доложил, что оружия больше нет, Яков спросил:

– Один пришел или еще есть?

– Придут.

– К кому?

– К Абзалу.

– Почему к нему?

– Он – человек Клычхана.

– Чем докажешь?

– Собака, как ни линяет, остается собакой.

– Это ты о родном брате?

– Брат не предает брата.

– А я слыхал, ты у Абзала наследство отнял?.. Ну ладно. Это ваше дело... Что за народ будет приходить? Кого ждать?

– Несчастные, гонимые бедой люди. Бывшие носчики. Теперь они без работы.

– Вот оно как! А Клычхан, выходит, ни при чем?.. Когда ждать этих беженцев?

– Не знаю...

– Ну что ж, Закир, – сказал Яков, – спасибо за сведения, которые ты нам сообщил. Только у меня нет больше времени. Галиев проводит тебя куда надо, там расскажешь подробнее...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ЛАЛЛЫХ ХАНОВ

Нарушение границы Закиром – братом Абзала, нераскрытое убийство Айгуль и ее дочери, появление следов Флегонта – все это, вместе взятое, заставляло думать, что ведется какая-то продуманная планомерная работа, направляемая опытной вражеской рукой.

Кто еще будет вовлечен в нее? От кого ждать сюрпризов? И что знает обо всем этом родственник Айгуль Нурмамед Апас? Где искать его самого?.. На все эти вопросы в какой-то мере мог ответить председатель аулсовета Душак Лаллых Ханов, или, как все привыкли его называть, Лаллыкхан.

Герой гражданской войны, бессменный руководитель Советской власти в ауле, почетный пограничник, Лаллыкхан знал очень многих в округе, должен был знать и брата мужа убитой в Карахаре Айгуль, Нурмамеда Апаеа, и сына ее Атаджана, проживающего в Ашхабадском интернате.

Душак был расположен неподалеку от аула, где жил старинный друг Кайманова знаменитый следопыт Амангельды.

Аул Лаллыкхана получил свое название от двурогой каменистой вершины, господствующей над всей округой: «ду» – два, «шак» – рог.

Рядом с Душаком поднималась, словно вытесанная гигантским топором из огромной глыбы базальта, красноватая безлесная гора Моро Коу, что означает – Много змей.

С легкой руки какого-то шутника русские пограничники окрестили ее Морковкой, но на этом и кончалось шутливое отношение к Душаку и Морковке. Слишком много кровавых историй было связано с этими горными кряжами. Хватало там работы и Лаллыкхану с его бригадой содействия, и следопыту Амангельды, имевшему свою личную дозорную тропу на этих безжизненных, застывших в знойном мареве каменистых склонах.

Подъезжая к аулу Душак, Яков раздумывал, не поторопился ли он доложить о своих подозрениях насчет Флегонта полковнику Артамонову. Фактов-то у него никаких не было. Как отнесется к такому известию, например, капитан Ястребилов, не знающий его семейной драмы? И вместе с тем не сказать о том, что видел, Яков не мог. Рано или поздно Флегонт будет задержан. И окажется, что следопыт старший лейтенант Кайманов не сумел определить, что в Карахаре и на Дауганском кладбище был именно Мордовцев. Не только не сумел, а может быть, не захотел увидеть следы.

Вызывало досаду Якова и то, что бывший его отчим Флегонт пренебрег смертельной опасностью и навестил могилу матери Кайманова, Глафиры Семеновны, и, видимо, плакал, лежа ничком на прибранном его же руками холмике земли.

Прикосновение к могиле матери бывшего ее второго мужа-убийцы воспринималось Яковом как нетерпимое кощунство.

Разумом он понимал Флегонта, и это тоже вызывало у Якова протест против самого себя. Как можно было признавать права Флегонта на какие-то чувства, если он убил? Любовь не помешала Флегонту стрелять, когда мать заслонила собой сына...

Путь от Даугана до аула Душак неблизкий. У Кайманова было время подумать и о Флегонте, и о Светлане...

После того что произошло между ними, она, пожалуй, не захочет с ним говорить. Что ж, поделом... Светлана не побоялась прийти к нему в гавах в сопровождении Амангельды. Тогда он оттолкнул ее, утратив, может быть, самое главное в жизни.

Будто наяву увидел он ее перед собой – в лыжном костюме, освещенную пламенем костра, разрумянившуюся то ли с мороза, то ли от охватившего ее волнения. Пораженный, он остановился у входа в гавах, не зная, что делать и говорить, ощутил ее рядом с собой, услышал взволнованный голос:

«Думала, уеду, забуду... Не могу... Знаю, сам мучаешься, любишь... Когда сказали, что хотел застрелиться, поняла: была бы рядом, такого не случилось бы... Нашла вот тебя, и никакой тяжести на душе...»

Надо ли было тогда отталкивать Светлану, говорить ей жалкие слова о том, что у входа в гавах ждут Барат и Амангельды?.. Так ли уж любит он свою Ольгу, так ли необходим семье?..

Яков и сейчас слышит дрожащий от гнева и обиды голос Светланы:

«Ты предусмотрителен! Там Амангельды и Барат. Только я могу закрыть на все глаза, просить Амангельды быть проводником, взбираться на эти кручи! Мало ли гавахов в горах? Все не обойдешь! Не надо было идти!..»

Гневная, решительная, она вышла из пещеры, бросила ему, как приговор:

«Ты еще вспомнишь, Яшенька, как встретил меня здесь! В пещере встретились, в пещере расстаемся. Пещерный ты человек!»

«Любовь кончается там, где начинается рассудок» – так сказала Светлана. А разве может он жить только чувством? Всю жизнь считал, что главное достоинство мужчины – трезвая голова. И сейчас так считает. А надо ли быть трезвым? Оттолкнув Светлану, не потерял ли он не только самое важное, но и самого себя?

Яков не представлял, как они встретятся теперь, о чем будут говорить, да и захочет ли она увидеть его?..

Покачиваясь на ухабах, следя отсутствующим взглядом за несущейся навстречу дорогой, Яков, так ничего и не решив, заставил себя думать о цели своей поездки.

Якшимурад сказал, что родственники Айгуль должны быть в ауле Душак. А если их там нет? Почему о том, куда они переехали, должен знать Лаллыкхан? Да и застанет ли он Лаллыкхана на месте? По телефону ответили, что в аулсовете его нет.

Газик сначала катился в сплошном потоке машин по Дауганскому шоссе, поднимая, как и остальные ЗИСы и «студебеккеры», тучи пыли. Ближе к городу помчался вдоль железнодорожного полотна, по которому шел очередной эшелон с двумя паровозами. Из труб паровозов изогнутым факелом вылетали снопы искр, достигая чуть ли не пятого или шестого пульмана. За пульманами, словно торопясь и подталкивая друг друга круглыми черными телами, катились с чугунным гулом нефтеналивные цистерны.

Газик остановился у переезда, дожидаясь, пока пройдет эшелон.

Поезд, отгрохотав на стыках рельсов, обдав запахом разогретой нефти, умчался вдаль. А с той стороны, откуда он пришел, уже слышался перестук колес следующего эшелона.

Миновали переезд, свернули на гравийную дорогу, газик заколыхался на выбоинах. Сквозь шум мотора до слуха донесся пронзительный свист, будто большая стая птиц рассекала крыльями воздух.

Это налетел внезапный порыв ветра, закачал придорожные кусты, зашумел хвоей можжевельника, листвой турунги, осокоря, раскинувшегося над арыком, мимо которого проезжала машина.

Не прошло и нескольких минут, как дымка поднявшейся пыли стала затягивать горы на горизонте.

Ветер усиливался.

Спустя полчаса все небо закрыла пыльная желтоватая мгла. Стало жутко, как перед ураганом.

Смутно, тревожно было в природе, смутно, тревожно – на душе у Якова.

Впереди показалась двурогая вершина горы Душак, у подножия которой раскинулись кибитки и сложенные из камня-плитняка домики аула. У крайних кибиток подростки складывали в кучу ветки и сучья.

Кайманов хотел было спросить ребят, где найти председателя аулсовета Лаллыкхана, как, немало обрадовавшись удаче, увидел его самого – высокого и худощавого, с большими усами и в папахе-тельпеке из коричневого барашка, с бравой выправкой, словно сидел он на коне, а не в седле запыленного мотоцикла с коляской.

Так вот же он, Лаллыкхан, легок на помине, едет куда-то по своим делам, словно договорившись встретиться с Яковом у въезда в аул.

Кайманов приказал водителю остановиться, вышел на обочину, поднял руку. Лаллыкхан затормозил.

Наметанным глазом Яков тут же отметил, что в коляске мотоцикла груз необычный: солдатский вещевой мешок туго набит какими-то связками, словно пачками денег.

Каково же было удивление Якова, когда он убедился, что в мотоцикле у Лаллыкхана действительно целый вещевой мешок красных тридцаток.

– Салом, Лаллыкхан-ага, – приветствовал Кайманов председателя аулсовета.

– Валейкум ассалом, Яков Григорьевич Кара-Куш, – ответил тот, с видимым удовольствием окидывая взглядом фигуру гостя. – Как здоровье? Как семья? Все в порядке?

– Спасибо, все нормально, все в порядке, – в тон ему ответил Кайманов. – Ехал мимо, решил заехать. Как, думаю, Лаллыкхан-ага живет? Все ли у него хорошо?..

– Ай, ничего живу. Как все, так и я. Для всех – война, для меня – тоже...

– Здорова ли семья? Как сыновья?

– Пока здорова, спасибо... Старшие воюют, маленький Аман ходить учится.

– Как себя чувствует жена?..

Яков задал весь перечень обязательных вопросов, только после этого спросил:

– Что это ты в мотоцикле везешь, Лаллыкхан-ага?

– Сам видишь, деньги, – ответил тот.

Кайманов решил, что в ауле конфискована крупная партия контрабандного опия и Лаллыкхан везет сдавать отобранную валюту.

– Откуда столько?

– Не откуда, а скажи – куда. – Лаллыкхан как будто ждал этот вопрос. – На оборону, – сказал он. – Танк покупать!

Мужественное лицо Лаллыкхана с пышными усами дышало радостью и твердой уверенностью, что делает он доброе дело.

– Так это что, твои деньги?

– Конечно!.. Три раза подавал заявление начальнику отряда: давай, говорю, бери меня на фронт, я еще в гражданскую басмачей рубил! Не подходишь, говорит, по здоровью, много его басмачам оставил. Ай, думаю, как же мне теперь с проклятыми фашистами воевать?.. Говорю жене: зачем нам три ковра, корова, зачем бараны? Люди для победы жизни не жалеют, а мы что? За баранов будем держаться? Жена говорит, ай, делай как знаешь, наверное, плохо не сделаешь... Продал я все, что мог. Говорю полковнику: давай пиши в правительство, сколько стоит самый дорогой танк. Он написал, ему отвечают: без малого шестьдесят тысяч. Зачем, говорю, «без малого»? Пускай ровно шестьдесят будет! Танку еще снаряды, патроны нужны!..

Яков хорошо знал, что в Туркмении жители собрали на танки и самолеты за год триста сорок три миллиона рублей и еще восемьдесят один миллион сдали облигациями госзайма. Только туркменские колхозники отправили Красной Армии двести вагонов подарков, полтора миллиона комплектов теплой одежды, теплого белья. Женщины Туркмении сдали в фонд обороны семь тысяч килограммов серебряных и золотых украшений.

Один лишь колхоз «Красная Армия» Тахта-Базарского района собрал пятьсот тридцать пять тысяч рублей. Председатель другого колхоза Мухаммед Бегендыков внес пятнадцать тысяч рублей, его заместитель Таган Дурды – десять тысяч. И вот хорошо известный Якову человек Лаллыкхан один собрал деньги на строительство танка, продав все, что у него было. А денег-то ни много ни мало шестьдесят тысяч...

– Конь без ячменя не одолеет гору, беседа без геок-чая не получится, Яков Григорьевич, – сказал Лаллыкхан. – Деньги я могу отвезти после обеда...

– А танкисты, которые твой танк должны получить, сутки будут ждать, пока мы с тобой чаю попьем? – возразил Яков.

– Это ты правильно сказал, – вздохнув, согласился Лаллыкхан. – Широкая одежда не изнашивается, ум, который слушает советы, не портится...

– Давай вот что сделаем, – предложил Кайманов. – Мотоцикл ребята пусть домой за рога отведут, а ты садись со мной в машину и поедем к начфину в отряд. Он ведь тоже не всегда на месте бывает: то в отъезде, то в командировке. По дороге и поговорим.

– Ну как же так, Яков Григорьевич! – искренне огорчился Лаллыкхан. – Был у меня, пиалу чая не выпил!

– В следующий раз две выпью, – пообещал Яков. – А сейчас садись, Лаллыкхан, поехали. Такое дело откладывать нельзя...

Лаллыкхан поручил мальчишкам отвести мотоцикл, схватил вещевой мешок с деньгами, забрался в машину Кайманова.

– Ну вот, теперь рассказывай, как надумал танк покупать, что тебе начальник отряда полковник Артамонов говорил? – спросил Яков.

– Рассказать, конечно, есть что, – согласился Лаллыкхан. Его – это хорошо чувствовал Яков – не покидало праздничное настроение. – Ну, как я надумал?.. Пошел от начальника отряда в райком партии. Первый секретарь Чернов, второй – Дурдыев встретили меня и говорят: «Молодец, Лаллыкхан! Ты не пожалел ничего, продал все имущество. Мы тебе тоже не дадим пропасть, помогать будем...»

Лаллыкхан помолчал, видимо снова переживая свой разговор в райкоме.

– Вчера ходил на почту, – продолжал он, – давал телеграмму товарищу Сталину: «Прошу строить на мои деньги танк, чтобы враг был битый» – и подписал: «Туркмения, Душак, Лаллыкхан». Сегодня ответ получил...

Из внутреннего кармана халата Лаллыкхан достал бережно завернутую в платок телеграмму, передал ее Кайманову.

Яков прочитал:

Правительственная.

Душак, Ашхабадской области, председателю аулсовета товарищу Лаллых Ханову.

Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Лаллых Ханов, за Вашу заботу о бронетанковых силах Красной Армии.

И. Сталин.

Лаллыкхан отвернулся, пытаясь справиться с охватившим его волнением.

Кайманов невольно покачал головой.

– Вчера, говоришь, телеграмму посылал? – недоверчиво спросил он.

– Понимаешь, вчера, – подтвердил Лаллыкхан. – А сегодня уже ответ. Деньги только сейчас везу: ваш начфин в командировке был...

Кайманов невольно задумался: при всей своей занятости Сталин ответил немедленно. Было о чем подумать! Мало ли в стране таких, как Лаллыкхан! И хоть ясно, что в секретариате Сталина корреспонденцией такого рода занимается специально ответственный товарищ, быстрота ответа говорила о четкой и слаженной работе правительства.

«А у нас, – подумал Яков, – у иного начальника заставы те же члены бригады содействия иной раз по часу сидят, дожидаются, пока примет...»

– Как же ты с мешком денег один в дорогу собрался? – спросил Кайманов.

– Зачем один? А карабин? Всегда в коляске под брезентом лежит. Пусть кто попробует сунется...

– Вояка ты бравый, это верно, – согласился Кайманов. – По отметинам и то видно...

Шею Лаллыкхана украшал глубокий шрам.

– Ай, бандитская пуля попала, – не задумываясь, ответил тот. – А сюда басмач саблей рубил... Ничего, в госпитале зашили, выздоровел...

– В Душаке с детства живешь? – Кайманов не торопился переходить к интересующей его теме, хотя и медлить было ни к чему.

– В Душаке и родился. Отец – тоже. Работал он у бая на водяной мельнице. Умер рано. Семья у нас – мать, три сестры. Мне всего двенадцать было, когда я один мужчина в доме остался.

– Мне тоже было двенадцать, когда в гражданскую беляки отца убили, – вздохнув, сказал Кайманов.

...На всю жизнь запомнил Яков день, когда в долину Даугана ворвались белые, схватили отца, а с ним – молодого доктора Вениамина, брата комиссара Лозового, и повели их к Змеиной горе, где только накануне утром Яшка и его верный друг детства Барат поймали для доктора гюрзу.

Увидев, что отца поставили к краю обрыва, Яшка бросился к нему, обхватил его ноги, опутанные веревкой, обернулся, замер от ужаса: на него глядел зрачок маузера; словно в горячем тумане маячило за маузером свирепое, изрытое оспой лицо.

«Убрать мальчишку! Кончай, Шарапхан!»

Грохнули выстрелы. Грузно осело тяжелое тело отца. Яшка почувствовал, как его схватили за шиворот, – и он полетел под откос, теряя сознание от ударов о камни...

Война – рубеж. В последнее время Якова стали одолевать воспоминания, словно жил он лишь до войны, когда был молодым, исполненным надежд и ожиданий, а сейчас все лучшее уже позади и надеяться больше не на что...

Он тут же подумал: можно ли рассуждать о своей судьбе, когда гибнут сотни и тысячи людей, когда смертельная угроза нависла над всей страной.

– Расскажи еще о себе, Лаллыкхан, – попросил Яков. – Живем рядом, а поговорить все вроде некогда...

– Что рассказывать? – отозвался Лаллыкхан. – Сам знаешь, какая жизнь была... Когда умер отец, ай, думаю, совсем пропадать будем! Мелек маленький, такую семью не прокормит. Бай, как на него ни трудись, на ноги встать не даст. Надо, думаю, поступать на работу, зарплату получать... Поехал я в Чарджоу, пошел в бригаду саксаул заготавливать, на платформу грузить. Год проработал, два, слышим – революция. Какие такие меньшевики с англичанами-интервентами засели в Ашхабаде, а большевики, – значит, у нас в Чарджоу... Ладно. Сделали собрание. Все рабочие пришли. Русский приехал, доклад рассказал. Теперь, говорит, новый закон. Земля ваша. Байской команды нету. Кто хочет к большевикам, давай к нам! Сам Владимир Ильич Ленин приказал организовать кавалерийский полк, бороться за Советскую власть... Командиром полка назначили Соколова, комиссаром – Гинзбурга Александра Григорьевича...