Текст книги "Тропа Кайманова"

Автор книги: Анатолий Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА

Вызов в штаб полка застал Якова на Дауганской заставе у лейтенанта Аверьянова. Лейтенант уезжал на фронт.

Собранный и сосредоточенный, в состоянии того внутреннего равновесия, которое приходит, когда решение принято, лейтенант, теперь уже не подчиненный Кайманова, разговаривал с Яковом так, как будто щадил его самолюбие: я вот, мол, добился своего, а вам что-то не удается...

– Мало мы с тобой поработали, – вздохнув, сказал Яков.

– Но кое-чему я успел у вас поучиться, – ответил Аверьянов.

Якову нравилось, что Аверьянов держался независимо, ни перед кем шапку не ломал, словно и не существовала та условная лесенка из званий, которая ставила одних выше или ниже по отношению к другим.

Если говорить о званиях, то Кайманов был всего на одно выше. Выручали опыт и заработанный годами службы авторитет. Яков знал границу и чувствовал себя здесь, в этих горах, так, словно был намного старше лейтенанта. Понимал это и Аверьянов, нисколько не огорчаясь, не завидуя.

– На какой фронт едешь? – спросил Яков, хотя понимал, что едва ли скажут об этом Аверьянову.

– Ясно на какой! В Сталинграде тяжко. Поеду помогать. Мне, правда, не сообщили, в чье распоряжение, но больше некуда...

– Заставу кому сдаешь?

– Приказано Галиеву...

– Да-а... – протянул Яков. – Галиев – на подмогу к Самохину, Галиев – принимать заставу на Даугане... Как сказал композитор Моцарт, «Фигаро здесь, Фигаро там»...

Аверьянов едва заметно усмехнулся, но не стал комментировать замечание Якова.

Тот все это понял, подосадовал на себя: «С моей-то грамотешкой лучше бы без «исторических» примеров». Втайне он позавидовал внутренней постоянной уравновешенности Аверьянова, которая дается не только характером, но и образованием. Неучем Яков себя не считал и тоже умел держать чувства в узде, но все же в этом молодом лейтенанте было нечто, отличавшее его от многих. Амангельды или Лаллыкхан сказали бы о нем: «Подающий надежды бычок заметен и среди быков...» Яков воздержался от того, чтобы произнести это изречение вслух. Сказал искренне:

– Жаль, расстаемся... С тобой мы славно поработали бы... Не обижайся, что я на тебя из-за следов пошумел. Обидно мне было, что не видишь и видеть не хочешь...

– А я и не обижаюсь. Шумел-то для дела...

Оба не заметили, как просто и естественно перешли на «ты».

– Хоть я и прирос пуповиной, как ты говоришь, к этим горам, а вот так бы сейчас и поехал с тобой, – сказал Яков.

– Тебе надо здесь. Никто и никогда не сработает с твое. Ты рожден для службы на этой границе, да и вскормила тебя, вспоила туркменская земля...

– Говорят так, – согласился Кайманов. – Напиши с дороги...

– Жив буду – и с фронта напишу. А кончится война, наверняка увидимся: как-никак в одних войсках служим.

– Вот именно. От одного конца до другого рукой подать, а если границу в одну линию вытянуть, хватит и вокруг шарика обмотать.

Раздался телефонный звонок. Дежурный по штабу передал, что старшего лейтенанта Кайманова срочно вызывает полковник Артамонов.

– Ну, не сердись, если что не так было, – сказал Яков, протянул руку и неожиданно для себя крепко обнял Аверьянова, прижал его к себе, потом отстранился, посмотрел в спокойное сосредоточенное лицо лейтенанта. – Ладно. Поехал, – сказал так, будто уезжал не Аверьянов, а он сам.

Натянув козырек фуражки на лоб, сбежал с крыльца, стараясь подавить в себе горечь расставания с человеком, показавшимся ему с первого знакомства незаурядным.

Выйдя со двора заставы, остановил одну из бесчисленных проходивших по шоссе машин и в следующую минуту уже мчался по направлению к штабу отряда.

Когда Кайманов доложил полковнику Артамонову о прибытии, тот едва взглянул на него:

– Иди в соседнюю комнату. Вартанов приехал, тебя ждет.

– Следователь из округа?

– А то кто же?

– А что мне у него делать?

– Он тебе скажет.

Фамилию Вартанова Яков слышал, еще когда был председателем поселкового Совета и по доносу Павловского попал под следствие.

Сам Павловский, будучи заместителем председателя избирательной комиссии, а председателем был Яков, то ли по халатности, то ли по злому умыслу продержал за шкафом агитационные материалы, не предупредил избирателей о встрече с кандидатом в депутаты Антосом.

Якову и предъявили обвинение в срыве избирательной кампании. Потребовался весь его опыт следопыта, чтобы доказать свою невиновность: на свертке не было пыли – Павловский принес его только утром...

И вот снова в отряд прибыл следователь, приглашает на беседу его, замкоменданта Кайманова. По какому поводу?

– Товарищ полковник, может, объясните, в чем дело?

– Придешь от Вартанова, объясню.

– А сейчас?

– А сейчас неудобно заставлять ждать.

«А меня, значит, отправлять на допрос к следователю удобно?» – подумал Яков, но ничего не сказал, вышел из кабинета начальника отряда.

Полковник посматривал на него озабоченно и в то же время весело, что совсем сбивало с толку Кайманова: какое уж тут веселье, когда назначено следствие!..

Пожав плечами, Яков вышел в коридор, постучал в дверь соседней комнаты.

Вартанов – невысокий человек среднего возраста, с внимательными глазами, заметной сединой в густой шевелюре, бледный от работы по ночам, – казался спокойным и доброжелательным.

Ответив на приветствие, он предложил сесть, достал из стола бланк протокола допроса.

– В качестве кого вы меня пригласили, товарищ майор? – спросил Яков.

– Приказано допросить как свидетеля.

– По какому делу?

– Обнаружены документы годичной давности. В этих документах несоответствие в количестве опия, отобранного у контрабандистов, с тем, которое вы сдавали по акту.

– Могу я посмотреть эти документы?

– Для того я вас и пригласил. Вот, пожалуйста, на всех ваша подпись...

Раздраженный нелепым обвинением, Кайманов с ходу увидел, что подпись действительно его. Да и чернила были те, которые запасливый старшина Галиев прихватил в брошенной бывшими хозяевами жандармерии в день перехода наших войск на территорию Ирана.

– Этими чернилами писали не только в штабе нашей комендатуры, чуть ли не на каждой заставе, – сказал Кайманов.

– Дело не в чернилах, а в подписи, – спокойно заметил Вартанов. – Подпись как будто ваша?.. А это акты передачи опия на склад. Если верить актам, от контрабандистов опия поступало чуть ли не в два раза больше, чем уходило от вас...

– Это исключено, – спокойно сказал Яков.

– Я тоже так думаю. Но поскольку поступил сигнал, моя обязанность поговорить прежде всего с вами.

– Давайте поговорим, – ответил Яков, придвинул к себе акты и накладные и стал внимательно вглядываться в каждую букву.

И вдруг его осенило: актов было много, но если их смотреть в хронологическом порядке, что нетрудно было определить по датам, то на двух последних, то ли от времени, то ли по каким другим причинам, средние буквы фамилии «Кайманов» словно бы выцвели.

Напрягая зрение, Яков увидел, что почти на каждом бланке есть подчистка именно в середине его фамилии.

– Товарищ майор, у вас есть лупа?

– Документы смотрели эксперты, а подследственных и свидетелей я в лупу не разглядываю.

– Липовые ваши эксперты, – безапелляционно заявил Яков. – Простите за прямоту, но я вообще сомневаюсь, что вы давали эти акты на экспертизу... Неужели вы не видите и без лупы, что вот же они, синие чернила, кончились, а тут на двух последних актах подбирали колер? Знаете, чья это подпись? Старшины Каплана, а подписывался он «Капланов», наверняка с умыслом, потому что подписи наши схожи. Как же вы можете мне такие обвинения предъявлять?

– Пока я никаких обвинений вам не предъявлял, – заметил Вартанов.

– Значит, решили проверить, как я буду реагировать?

– Да, и приношу извинения, что подверг вас небольшому испытанию. Подпишите протокол допроса.

Размашисто расписавшись, Кайманов проследил за взглядом Вартанова, казалось впившегося взглядом в каждую букву его подписи.

Яков тоже сравнил свою подпись, только что поставленную под протоколом, с теми, которые были на актах. Автографы казались очень похожими.

– Вот теперь можете посылать на экспертизу, – сказал Кайманов.

– Именно это я и сделаю... Прежде всего для того, чтобы оградить вас от нелепых обвинений.

– Тогда я не понимаю, зачем этот театр.

– Не театр, а строгое соблюдение формальностей, а значит, законности.

– И полковник санкционировал это соблюдение?

– Именно он и вызвал меня.

– Да-а... – протянул Яков. – Как сказал бы мой друг Амангельды, от такой клеветы и в соли заведутся черви. А ведь клевета тоже подсудна?

– Безусловно...

Якова сбивало с толку то, что у Вартанова был вид человека, не обманувшегося в ожиданиях.

– Я могу быть свободным? – спросил Яков.

– Конечно...

– Желаю успеха.

– Взаимно, – пожав Якову руку, Вартанов проводил его до двери.

В коридоре Кайманов выждал, когда начальник отряда останется в кабинете один, энергично постучал и вошел к нему.

– Товарищ полковник, разрешите спросить, зачем вам понадобилось вызывать меня к следователю? Там ведь и невооруженным глазом видно, что подпись подделана...

– А думаешь, я не видел, что подпись подделана? – сказал полковник.

– Из Капланова делали Кайманова, – продолжал Яков. – А все знают, что Капланов уехал на фронт еще в прошлом году и что на него родным похоронная пришла.

– И это знаю, – подтвердил Артамонов.

– Тогда, может быть, объясните?

– И объяснять нечего.

Яков смотрел на Артамонова выжидающе.

– Враги-то наши оживают, весть о себе подают, – озабоченно и в то же время с удовлетворением сказал полковник. – Я уж думал, спугнули мы их этой историей с Чары Ильясом, ан нет, здесь они, никуда не ушли. Пробные заходы делают...

– А я-то тут при чем?

– Так заходы-то на тебя!.. Письмо я получил анонимное... Дескать, вы Кайманову верите, а он и такой и сякой... Неудобная ты для них фигура, вывести тебя из игры, с их точки зрения, – значит выиграть половину дела. Вот и прощупывают, а не клюнет ли начальство на фальшивый донос? Пока следствие да разбирательство, глядишь, задуманный план и выгорит... Но главное в том, что письмо-то с обратным адресом.

– Ну вот теперь более или менее ясно, – сказал Яков, – только не очень понятно, почему письмо анонимное, а обратный адрес не утаили?..

– Представь, штемпель Карагачского почтового отделения.

– Выходит, Лаллыкхан прав?.. Заманивают?..

– Очень может быть. Теперь понятно, какая тебе роль уготована?

– И дичи, и охотника одновременно, – решительно сказал Яков.

– Вот именно. И не откладывая дела в долгий ящик. А посему давай-ка будем разбираться, что у нас сделано, а что еще предстоит сделать. Малярка тебя все еще треплет? Не подведешь?..

– Она – сама по себе, я – сам по себе. Вроде полегче...

– Тогда рассказывай по порядку...

– Пески само собой, – сказал Кайманов, – но поскольку кое-какие ниточки у нас оборвались здесь, в своих краях их надо и отыскивать.

– Что имеешь в виду? – спросил полковник.

– До сих пор не знаем, где Атаджан, сын Айгуль. Последнее время квартировал он у толстой Эльяр, пирожки продавал... Дал я кое-кому задание его искать, толку пока нет... Кстати, есть у меня сведения, что не только пирожками подторговывает старуха Эльяр. Этим я, товарищ полковник, занимаюсь и вам доложу...

– Так, дальше... – сказал Артамонов.

– Ничем не подтвердились мои предположения, что в Карахаре, – продолжал Яков, – и на Дауганском кладбище побывал Мордовцев. А нутром чувствую: был он там.

– Твое нутро к рапорту начальнику войск не подошьешь.

– Это верно.

– Свои предположения проверишь по возвращении из Карагача. Скажи лучше, как вы там этого муллу или ишана будете искать?

– По обстоятельствам, товарищ полковник. Надеемся на старые связи Лаллыкхана. Он там воевал, остались друзья, они должны знать. Берем с собой Барата, у него там родня.

– Ладно, на этом разговор закончим, а там обстановка покажет. Найдешь этого проклятого имама или ишана, считай, комендатура в Лоук-Секире – твоя. Не найдешь – тоже твоя... Хватит тебе в заместителях ходить.

– Какая комендатура? Мне и здесь дела хватает!..

Замечание Артамонова свалилось как снег на голову.

– Так-то оно так, – ответил полковник, – только слишком жирно двух кадровых офицеров в одном месте держать. Хоть ты и знаешь Дауган, как свою квартиру, но и на новом месте никто скорей тебя не освоится.

– Что-то мне не понятно, товарищ полковник, – начал было Яков, но Артамонов не дал ему договорить.

– После карагачской операции независимо от ее результатов принимаешь Лоук-Секирскую комендатуру. Приказ начальника войск. Теперь понятно?

– Вот теперь понятно...

Яков хорошо знал эти места. Через речку Ак-Су кое-где переплюнуть можно: и пяти метров не будет. А по Ак-Су граница. К самой воде с обеих сторон подходят поливные поля – единственные плодородные земли во всем районе. Чуть зазевался, вот тебе и нарушение границы, а уж информацию передать – все условия, говори чуть ли не вполголоса.

– Конечно, работы там хватает, – «обрадовал» Якова полковник. – Будешь самым горячим комендантом на самой горячей комендатуре.

– Это уж вы совершенно точно заметили.

– Не фыркай. Кроме тебя, никто другой там не справится. Но это потом. Сначала как следует проведите поиск в Карагаче.,.

Выйдя из штаба отряда, Яков зашагал вдоль обочины проезжей части улицы, высматривая военную машину, в кабину которой можно было бы сесть, чтобы не стоять в кузове и не глотать дорожную пыль. Невольно он подумал о том, что вот даже попрощаться со Светланой не удалось. Думал и о сегодняшнем предложении полковника, а вернее, приказе начальника погранвойск. Не очень-то радовало Якова назначение на новое место.

Ястребилова бы туда, в этот Лоук-Секир, на Ак-Су. Узнал бы, почем фунт лиха. А то за спиной Кайманова, Самохина, Галиева можно служить...

Не веселило Якова и то, что слишком много неясного остается здесь, а это значит, что и в Карагаче многое придется решать на ходу, в зависимости от обстоятельств. Но то, что в анонимке пытались оклеветать именно его, говорило о многом. Значит, во время поиска в песках враги тоже будут искать встречи с ним, а это уже облегчало задачу выйти на резидента.

По-прежнему беспокоила неясность с Атаджаном и старухой Эльяр. Полковнику Яков не стал говорить о своих сомнениях, но он почти наверняка знал, чьим терьяком подторговывает Эльяр. И хотя едва ли она имела какое-нибудь отношение к ишану, организующему убийства и поджоги, необходимо все-таки проверить, а не потянутся ли от Эльяр ниточки через терьяк к более серьезным делам?

Для того чтобы уличить перекупщицу опия, Якову нужна была абсолютно надежная кандидатура, которая не вызвала бы у Эльяр ни малейшего подозрения.

Обдумывая внезапно возникшую на этот счет идею, Яков сел в попутную машину, отправился на Дауган. С теми же мыслями он вошел в канцелярию комендатуры.

Оставшись один в своем кабинете – маленькой комнате, в которой стояли лишь стол да шкаф, – Яков подошел к окну, окинул взглядом привычные силуэты гор, поселок, спускающийся террасами по склону, раскинувшийся вдоль прямого асфальтированного шоссе, рассекающего зеленую долину Даугана.

Точно так же стоял он больше года назад, обдумывая, что бы мог означать визит перебежчика с той стороны, назвавшегося Клычханом. Клычхан тогда явился сообщить советским пограничным властям о минировании стратегических дорог и мостов. Правда, об этом советские военные власти и сами хорошо знали.

Где он сейчас, Клычхан, и почему Яков о нем вспомнил? Не Клычхан ли подослал бандита Чары Ильяса к Нурмамеду Апасу?

В расследовании зверского убийства Айгуль и ее маленькой Эки-Киз, так же как в истории расправы с Нурмамедом Апасом, пока что топтались на месте и следователи уголовного розыска, и пограничники.

До сих пор ничего не было известно о Флегонте Мордовцеве. Флегонт исчез, как в воду канул, и Яков уже жалел, что поторопился сказать полковнику Артамонову о своих подозрениях. А может быть, Эльяр как раз и связана торговыми делами с Мордовцевым? Да и справится ли с Эльяр старуха Сюргуль, которой Яков собирался поручить это непростое дело?

Из окна кабинета хорошо была видна глинобитная крыша кибитки Сюргуль, неподалеку от комендатуры.

Не так давно, всего лишь в начале войны, Сюргуль привязывала на этой крыше козла перед тазом с водой, чтобы козел, мучимый жаждой, орал на всю округу и таким оригинальным способом призывал дождь на мелек столь мудрой Сюргуль.

Понадобилось немалое время, чтобы выяснить истинную роль блеющего козла: оказалось, что это Аббас-Кули оповещал свою шайку о времени и месте сбора.

После истории с имамом-ишаном, приносившим Сюргуль пароль-молитвенник с автографом Фаратхана, удостоверявший надежность проводника для Белухина, Сюргуль, напуганная своим участием в таком отчаянном деле, притихла, сидела дома, как мышка, ничем не напоминая о себе.

«Начнет отнекиваться, припомню ей эти дела, – подумал Яков, хотя припоминать что бы то ни было хитрой, но не очень умной старухе ему не хотелось. Сюргуль вполне устраивала пограничников такая, какая она была...

Кроме Сюргуль в разоблачении Эльяр могла пригодиться безликая фигура терьякеша, которого все знали по прозвищу Балаксыз, что означало «бесштанный», настолько рваным было его рубище. Этого Балаксыза пограничники показали Сюргуль, когда она выдумала «опасного нарушителя», которого они якобы задержали, «попавшись» на ее отвлекающий маневр. Этого же Балаксыза Фаратхан подсунул пограничникам вместо ожидаемого Белухина, положив его в повозку Сюргуль, испросившей разрешение съездить за кордон, откуда она бежала еще в давние времена от кровной мести.

Яков прошел по каменистой улице аула к мелеку Сюргуль, откинул крючок калитки, закрыл ее за собой.

Старуху он застал за обычным занятием – вязанием расписных красно-белых шерстяных носков.

Все такая же сухопарая, с властным мужским лицом, несколько скошенным лбом, закрытым почти до самых бровей платком, с пытливым взглядом молодых с чистыми белками темно-карих глаз, Сюргуль, едва завидев Якова, засуетилась, вскочила с места, приговаривая:

– Ай, лечельник! Ай, лечельник!

Еще недавно она называла Якова просто Ёшкой.

– Ладно, баджи, – остановил ее Яков. – Мы с тобой друг друга давно знаем, так что нам-то уж ни к чему в начальников играть. Пришел спросить, как живешь, не надо ли чем помочь, есть ли у тебя, из чего чурек испечь, чем заварить геок-чай?

– Ай, Ёшка, – охотно возвращаясь к привычному обращению, тут же решила не упустить такой случай Сюргуль. – Плохо живу. Не знаю, есть ли кто, чтоб хорошо жил? Думаешь, не понимаю, что все из-за проклятых фашистов? Аллах устами своего пророка Мухаммеда сказал: «Тот, кто принес зло и окружил себя грехом, будет обитателем огня и вечно в нем будет пребывать!..»

– Это верно, – согласился Яков. – Правильно ты ругаешь проклятых фашистов. Теперь им знаешь как икается? Давай лучше о тебе поговорим...

– А что обо мне говорить? Горе тем, кто молитвой своей пренебрегают, которые отказывают правоверным в подаянии.

– Ну вот это уже ближе к делу, – поддержал ее Яков. – Только разговор у нас пойдет не о подаянии, а о честном заработке. Хочу пригласить тебя сослужить нам службу...

Кайманов видел, как сразу насторожилась Сюргуль: противоречивые чувства охватили ее. И заработать вот как не мешало бы и уж очень не хотелось связываться с зелеными фуражками.

Видя ее колебания, Яков поспешил разъяснить, в чем будет состоять служба.

– Нам надо, чтобы ты несколько дней поторговала виноградом и орехами неподалеку от одной лавки, там познакомилась бы с одной торговкой, которая, как нам кажется, продает терьяк. Когда узнаешь, что это точно, приведешь к ней Балаксыза. Раза два он у нее покурит, а на третий мы ее возьмем.

Сюргуль, видимо опасавшаяся, что ей придется участвовать в каком-нибудь деле, связанном, например, с Аббасом-Кули, страшно обрадовалась, что предстоит такое простое задание. Да она и сама кормится с базара, знает там все и вся! Наверняка Сюргуль уже догадалась, о какой женщине, занимающейся терьяком, идет речь, но для виду решила поторговаться:

– А где я виноград, орехи возьму? Кому деньги за то, что продам, отдавать?

– Виноград, орехи и даже терьяк мы тебе сами дадим. Деньги возьмешь себе, это будет твой заработок. Но тот терьяк, который Балаксыз у Эльяр купит, весь должен быть у меня. Каждую палочку ему заменишь...

– А ты, Ёшка, не обманешь?

– Разве я тебя обманывал когда?

– Ладно, давай неси виноград и орехи, – согласилась Сюргуль.

К ее кибитке, придерживая противогаз, подбежал дежурный по комендатуре.

– Товарищ старший лейтенант, – доложил он, – вас срочно к телефону!

Яков попрощался с Сюргуль, сказал ей, что вечером пришлет товар, а завтра утром доставит ее на базар в Ашхабад. Только выйдя со двора старухи, спросил дежурного, что произошло.

– Звонил с КПП товарищ лейтенант Дзюба, говорил, что вы нужны срочно.

Кайманов вошел в канцелярию, снял трубку, вызвал КПП.

Дзюба без предисловий сообщил:

– Яш... Наблюдатели доложили, Ичана куда-то увезли...

– Наши спугнули?

Якову было известно решение командования после доклада Амангельды пронаблюдать за усадьбой Фаратхана и, выбрав удобный момент, выручить Ичана и Дурсун.

Идти к Фаратхану с обыском немедленно – значило подвергнуть обоих реальной опасности: пока Фаратхан будет с любезной улыбкой встречать советских гостей, слуги его успеют убить пленников. Кроме того, Ичана и Дурсун не пытали и не истязали, а для чего-то готовили. Значит, стоило попытаться узнать, что замышляет организовать с их помощью господин Фаратхан... И вот случилось нечто, заставившее Фаратхана принять срочные меры.

– Наши не спугнули, это точно, – сказал Дзюба. – Наверное, Ичан сам виноват. Тут местные кое-что принесли.

– Какие местные?

– Да из-за кордона хлопчик на попутной машине приехал, спрашивал тебя, принес кусок коры, на коре колючкой накорябано: «Я Ичан. Помогите». Хлопчик что-то толкует мне, а я по-ихнему, сам знаешь, не очень... Переводчика нету. Надо тебе приехать.

Яков вышел к дороге, остановил первую же идущую в сторону КПП машину и через пятнадцать минут был у Дзюбы.

Он сразу узнал парнишку из семьи, куда бегал учиться грамоте Гуссейнхан – сын Ашира. Мальчик сидел в комнатке, служившей Красным уголком, сжавшись в комочек, пугливо поглядывая по сторонам.

Поздоровавшись с ним, Яков спросил у Дзюбы:

– Покормил ты его?

– Ничего не хочет, больно робкий...

– Как ты сюда приехал? – обратился Кайманов к парню.

Услышав родной язык, тот приободрился, негромко спросил:

– Домой отпустите?

– Не только отпустим, но и на машине отвезем. Отец, мать, наверное, ждут?

– Я к вам тоже на машине приехал... Подошел к военному, он за рулем сидел, говорю, вот Гуссейнхан велел русским военным это показать. Он говорит, я не знаю, кто такой Гуссейнхан, а до КПП тебя довезу, садись, поедем... Я в машине никогда не катался, сел и поехал...

– Ну как, понравилось?

Парнишка кивнул.

– Еще покатаешься, – пообещал Кайманов, – а теперь мне все по порядку расскажи...

– Арбаб... Прибежал к нам в сад Гуссейнхан, – торопясь и захлебываясь, начал мальчик. – Говорит: «Али, я совсем уезжаю. Отец ждет в кибитке чабанов на большой горе. Велел все, что осталось в доме, отдать хоть за два чурека и приходить...» Я дал Гуссейнхану два чурека просто так, и мы пошли... Идем тропкой по горе и видим – напротив усадьбы господина Фаратхана...

Из его сбивчивого рассказа Кайманов понял, что мальчишки, остановившиеся в Ореховом ущелье, наткнулись на слугу Фаратхана, сидевшего с биноклем в зелени кустов у обломка скалы. Проследив, куда он смотрит, оба и без бинокля увидали в винограднике работника Фаратхана, который поливал утрамбованную площадку – тонкой струйкой воды он вывел буквы.

– Вот такие... – Мальчик указал на лежащий под газетой небольшой кусок коры, на котором было нацарапано острым шипом: «Я Ичан. Помогите».

– Как выглядел человек, который написал эти буквы? Видел ли его кто-нибудь, кроме вас?

– Тот, кто сидел с биноклем. Сразу спустился со скалы и прямо к тому человеку, что поливал воду. Поговорили и ушли...

– Молодец, Али, – похвалил мальчика Яков. – Вот давай поешь, выпей чаю, сейчас тебя отвезут домой. Только смотри, никому не говори, что у нас был. Особенно про того человека... А то и тебе, и отцу твоему худо будет. Дома скажешь, немножко военные покатали. Это правдой будет...

– Ладно, арбаб, я никому-никому не скажу, что у вас был.

Кайманов прошел в комнату дежурного, попросил срочно соединить его с полковником Артамоновым, коротко доложил, что произошло.

– Прозевали Ичана, товарищи начальники, – недовольно сказал Артамонов. – Теперь надо обращаться к властям наших соседей, чтобы нагрянули к Фаратхану выручать пастуха, да еще так, чтобы Фаратхан ничего не успел ему сделать.

– Мальчика нельзя больше у нас держать, – сказал Яков. – Он и так больше часа как ушел из дома.

– Он все рассказал?

– Думаю, все. Главное, Ичана увезли, Ашир сбежал. Хватит и этого...

– Ладно, будем принимать меры. Мальчишку отправьте. Сами готовьтесь к походу в пески. Может быть, даже завтра...

Положив трубку на рычаг, Кайманов коротко передал начальнику КПП разговор с полковником.

Дзюба пошел распорядиться, чтобы Али на попутной машине подвезли до его дома.

– Степа, – сказал Яков, когда Дзюба вернулся, – если я еще не уеду, а рота Павловского опять будет проезжать через КПП, обязательно сообщи мне. А уеду, имей в виду, что сержант Гамеза по моему приказанию пометил палочки терьяка, те, что были в стартере у шофера Павловского. В Ашхабаде на товарной станции Павловский не только не наказал своего водителя, но и препирался с ним на равных. Время от времени на базаре приторговывает терьячком Эльяр. Чтобы установить, откуда она берет товар, я направил к ней нашу Сюргуль. Главная задача – через Эльяр найти Атаджана... Если я задержусь в песках, сделаешь вот что...