Текст книги "Падшая звезда"

Автор книги: Анатолий Нейтак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– Хороший заложник – мёртвый заложник, – сказал король стеклянным голосом.

Похитителей дочери ему в итоге доставили. Живыми. Принцессу тоже доставили. Мёртвой и изуродованной до неузнаваемости.

С момента похищения прошло ровно одиннадцать дней. Похитители прожили существенно дольше… впрочем, радоваться этому факту им не пришлось. Когда сердце последнего из похитителей отказалось биться, король, сам себя превративший в палача, недрогнувшей рукой налил и выпил смертельную дозу сонного зелья.

"Постановление" не было отменено. Наследник короля, брат похищенной принцессы, принимая корону, первым же указом подтвердил ввод "Постановления" в Уложение о наказаниях.

Как результат, за какое-то десятилетие тактика взятия заложников на острове Энгасти вышла из моды. Вообще и навсегда. Сошла на нет вместе с теми, кто решался воспользоваться этой тактикой. Но многообразные варианты сценария "освобождение заложников" для тренировок действующих агентов в тайной службе продолжали использовать.

– Сколько ножей ты нынче бросаешь? – поинтересовался Айселит. – Пять?

– Нет. Теперь я работаю одновременно с шестью.

– Очередная ступенька мастерства? Поздравляю.

Ниррит пожала плечами. Впрочем, было видно, что похвала ей приятна. В конце концов, принц сам занимался метанием ножей, используя сходную технику, и знал, за что хвалит.

– У тебя на этот вечер какие планы? – спросил он.

– Разные. Но ничего такого, что нельзя отменить или перенести.

– Отлично. Раз так, не сходить ли нам на Листа с Паутинкой?

– На кого?

– Неужто не слышала? Ну… значит, услышишь.

Людей, тианцев и ваашцев в зале собралось под сотню. Вроде бы немного… вот только Ниррит уже знала, что ни одного случайного среди собравшихся нет. И дело было не только в высокой цене билета… да и вообще не в цене, пожалуй. Лист – худощавый, неопределённых лет мужчина, за обыденным обликом которого стояла, словно серая тень, некая странность – лично проверял входящих. На глазах у подходящих Ниррит и Айселита он объявил какому-то толстяку:

– Вам будет скучно, уважаемый. Позвольте вернуть вам деньги.

И толстяк, как ни странно, покорно отдал билет, принял стопку золотых, побрёл к выходу. Лист тут же подмигнул отирающейся неподалёку девчонке в потрёпанной одежде:

– Хочешь послушать не под дверью? Одно место освободилось.

– Но у меня нет денег…

– Зато у тебя есть настроение. Заходи!

При виде принца и его телохранительницы глаза Листа на мгновение расширились, а зрачки, наоборот, сузились в две щёлки.

– Надеюсь, – улыбнулся Айселит, – нас вы не завернёте, маэстро?

– Нет, – коротко ответил Лист. Сглотнул и повторил. – Нет! Проходите, прошу вас.

Расположившись на одной из невысоких, но широких и мягких скамей, Ниррит шепнула:

– Мне кажется, он тебя узнал.

– Сильно сомневаюсь, – сказал принц. – По-моему, он просто наткнулся на твою защиту, оценил её и испугался.

Ниррит покачала головой. Конечно, она распознала в Листе магический потенциал, но всё равно данное Айселитом объяснение показалось ей излишне простым. Да и её собственное объяснение не удовлетворяло. Маэстро ничуть не походил на тех, кого можно впечатлить пышным титулом или магической властью.

А потом, минут через десять, начался концерт.

Лист играл на каком-то замысловатом струнном инструменте; Паутинка, похожая на девочку-подростка – на свирели. При первых же звуках зал окончательно затих. И в наступившую тишину на мягких лапах переливчатых нот вошло странное волшебство.

Лёгкое, звонкое, невесомо прозрачное.

"Да, эта пара умеет играть", – подумала Ниррит.

А потом Паутинка опустила свирель, и мысли кончились.

Серый плащ, копна волос

Да гитара за плечами.

Ветром унесён вопрос,

Правит мыслями молчанье.

Величайший из певцов

Мне поведал на пороге:

"Пахнет тайной пыль веков,

Только слаще – пыль дороги…"

Позже Ниррит Ночной Свет запишет эту и другие песни. Позже удивится: как же так? Простые слова, неточные рифмы… откуда же взялось чудо?

Может быть, не зря Лист, добровольный привратник, впускал лишь тех, кто способен разделить нужное настроение?

Сонный сбросил я покой,

Позабыл дела, забавы.

Влагой пахнет над рекой,

Палою листвой – в дубраве,

Пеплом – стынущий очаг,

Скошенной травою – в стоге.

Пахнет золото… никак.

Чем же пахнет пыль дороги?

И голос не так уж громок, всего лишь чист. Скажите мне, в чём же дело, маэстро Лист?

Много видел я путей,

Много ездил, брёл и плавал.

Много пел – и без затей

Выпивку бродягам ставил.

Кроме истины одной

Нет иных, и видят боги:

Пахнет хлебом дом родной,

Только слаще – пыль дороги.

И снова, без паузы, живой голос сменило пение свирели.

Музыка журчит в тишине, странным образом не мешая ей, а наоборот – дразня. Выманивая. "Ну, скажи хоть полслова. Будь смелее, малышка!"

Последний, почти слишком резкий аккорд…

Тишина заговорила голосом Листа. Негромкий, раздумчивый речитатив, меняющийся вместе со стихом от строчки к строчке:

Постаревший огонь – это пепел… и свет.

Цену слов знает мистик, сломавший обет.

Быль и небыль, холодное эхо небес.

Мир чудесен – но в мире не сыщешь чудес.

…Только кто-то упрямо встаёт на крыло.

Кто-то, руки в крови, всё же тянет весло.

Кто-то смотрит на звёзды и видит себя.

Кто-то дышит любовью и гаснет – любя.

Неужели тебе не наскучил твой сплин?

Что за радость – поверить, что ты тут один?

По могилам хромает твой пепельный конь,

И ты давишь в себе невечерний огонь…

Отрекись! Убеги! Путы в клочья порви,

Вольным ветром свободу свою улови!

Мир всё тот же? Он давит, он душит? Пускай!

Лист опавший укажет тропу в вечный май.

Свирель сквозь струны. Струны – за свирелью. И на два голоса, сквозь журчащий, шелестящий, дышащий перебор:

Открылась бездна, звёзд полна.

Ночная чаща зашумела.

Улыбка тайно и несмело

Вздох заморозила – до дна.

Уже кружится голова,

Душа торопится в дорогу:

Покинув тело, в выси, к богу,

Забыв неловкие слова.

Миг равен гордой тишине —

Предвечной, первосотворённой.

И небо падает короной,

И расправляет плечи мне…

И так до самого конца, чередуясь, как в гобелене чередуются нити основы и утка: музыка, песни, музыка, стихи. Музыка, музыка, музыка…

Концерт закончился. Лист с Паутинкой, поклонившись, ушли со сцены. Но собравшиеся в зале ещё долго сидели, словно оглушённые, и не сразу начали подниматься со скамей, чтобы разойтись, унося под сердцами искорки тихого чуда.

– Айсе, ты куда?

– Я хочу поговорить с ними.

– Тогда нам сюда.

На стук в двери гостиничного номера откликнулся грубый низкий голос:

– Мы ничего не заказывали!

– Пожалуйста, откройте, – попросил Айселит с вежливой непреклонностью, которую вполне можно было назвать королевской. Никакой угрозы, ни явной, ни скрытой. Просто уверенность, что просьбу удовлетворят. Холодная и незыблемая, как вершина Белого Рога в Седых горах.

– Откройте им, – сказал Лист. Он почти шептал, но стандартные заклятья звукоизоляции не мешали принцу слышать сквозь них… особенно когда рядом стояла Ниррит.

– Ты уверен? – спросил немногим громче обладатель ворчащего баритона.

– Это не просто поклонники. Открой, Донжон.

Номер не представлял собой ничего выдающегося. Нормальный (по меркам Энгасти) трёхкомнатный люкс. А вот находящиеся в нём…

Лист и Паутинка, прильнувшая к нему в позе не столько откровенной, сколько просто устало естественной, тут же приковали к себе внимание Айселита. Взгляд Ниррит, скользнув по открывшему дверь здоровяку в кольчуге и при большом количестве оружия, намертво прикипел к пересчитывающему выручку изящному субъекту, принадлежащему к расе, опознать которую не помогли даже уроки практической космографии. Внешне субъект напоминал (весьма отдалённо) лемура, покрытого серебристо-белой шерстью, и был куда опаснее здоровяка. Прежде всего – потому, что являлся сильным магом.

Достаточно сильным, чтобы превзойти большинство высоких посвящённых.

– Всем доброго здоровья, – начал принц, обращаясь преимущественно к музыкантам. – Вы наверняка много раз слышали восторженные отзывы, так что я не стану повторяться и даром тратить время. К делу. Я хочу предложить вам сменить место жительства на время вашего пребывания в Энгасти. И я был бы весьма признателен, если бы вы…

– Постойте, – рыкнул "лемур". – Так дела не делаются. Представьтесь.

– Моё имя – Айселит. Мою спутницу зовут Ниррит Ночной Свет.

"Лемур" фыркнул, поднимаясь из-за стола.

– Господин Айселит Большая Шишка, – сказал он, – ваше предложение никак нельзя…

– Fluxh! – бросил Лист. – Skiulem roffyg.

– Благодарю, – кивнул принц. – Собственно, я также хотел попросить вас сыграть для нас с Ниррит. Хотя бы один раз – только для нас.

– Я рад, что вам так понравился концерт, – сказал Лист. – К сожалению, мы не можем нарушать собственные правила и пользоваться… благосклонностью высокопоставленных лиц.

– Вы неправильно меня поняли! Я не…

– Погоди, Айсе, – сказала Ниррит.

Шагнув вперёд и полностью игнорируя "лемура", она посмотрела на музыкантов. И не только посмотрела. Раздражённо рыкнув, "лемур" начал разворачивать "плащ бессилия", но не закончил: "обновление" Ниррит уже завершило свою работу. Да и назвать это заклятье атакующим не повернулся бы самый злой язык. Лист ахнул, ощутив в буквальном смысле живительный эффект. Паутинка переменила позу, глядя на гостью с недоверчивостью, сменяющейся восхищением.

– Я не стану предлагать вам деньги, – сказала Ниррит. – Я не стану предлагать вам бесплатное и куда более комфортное, чем этот номер, жильё. Хотя то и другое вы можете получить по первой просьбе. Я хочу предложить вам обмен. Вы будете играть, а я буду танцевать. Для вас.

– Ну и чего ради вы согласились?

Лист ответил, не отводя задумчивого взгляда с двери, за которой скрылись гости:

– Если ты сам этого не понял, Флукх, мои объяснения тебе не помогут. Но может быть, ты поймёшь, если посмотришь на её танец.

7

Лист и Паутинка играли. Айселит, "лемур" Флукх, "громила" Донжон – слушали.

И смотрели.

Ниррит Ночной Свет танцевала.

Деревья дворцового парка тихо шелестели своей листвой… но казалось, что вокруг не парк, тщательно распланированный, окультуренный и приручённый, а дремучий, равнодушный к крошечным смертным лес. Босые ноги Ниррит ступали по коротко подстриженной траве, обходя цветы и узоры, выложенные плоскими плитками камня разных оттенков… но казалось, что площадка для танца – не газон меж клумб, а дикие хаазминские степи. Когда же танцовщица выходила на изгибы посыпанной песком дорожки, зрителям чудилось, что Ниррит вот-вот исчезнет: не то канет в волнах прибоя, не то растворится в Шёпоте Тумана…

Сон? Явь? Капризы воображения?

Невозможно стало определить, музыка ведёт танец или танец увлекает за собой музыку, кто спрашивает, а кто отвечает, кто задаёт ритм, а кто следует ему. Принца словно ледяной водой окатило, когда он вспомнил, что именно напоминает ему этот танец вне любых канонов, а то и вне законов, управляющих существованием мира.

Нестандартное посвящение, ритуал Семи Связующих. Вот на что было похоже это.

Колючий звёздный свет и поволока дня, далёкий горизонт и рокот водопада, дым, словно от костра, живой волчок огня и птичий пересвист – вот странника награда! Что поворот сулит, чем манит новый день? Ответят горький смех и радостные слёзы. Сокровища, гляди: склонившийся плетень, несжатые хлеба, искристые морозы… всё память сохранит и воскресит в свой час, и полной грудью вздох на берегу рассветном дороже в сотни раз для каждого из нас, чем россыпи казны и истин блеск бесцветный.

Движенье – это всё, а остановка – смерть. В находках счастья нет и в тратах нет печали. Когда придёт наш час, легко шагнём за дверь: ведь ждёт за нею то, чего мы здесь не знали…

Эхо подхватывает музыку и возвращает, обогащая новыми, какими-то летящими обертонами. Тягучая размеренность танца взрывается пламенными сполохами, ожившими тенями, золотыми бликами на грубо обтёсанных сводах, гибкими движениями холоднокровных обитателей вод, переходящими в мелькание птичьих крыльев.

И целые миры, не выдержав соблазна, присоединяются к образам танца, увлекая за собой своих обитателей – как разумных, так и лишённых разума…

Режет нож, копыто бьёт, горн трубит, восходит солнце. Ослепляет горный лёд, в кошеле звенят червонцы. Всякой вещи место, срок. Переменам удивляться, жить былым – не наш порок. Наш девиз: "Не возвращаться!"

Жалобно зазвенела лопнувшая струна. Ниррит замерла, дыша глубоко и очень часто. Лицо, шея, руки – всё блестело от обильно проступившего пота. От пота! Это у Ниррит-то, способной сохранять размеренность дыхания после часа жёсткого спарринга с меняющимися противниками!

Волшебство танца ушло, как струна порвалась: мгновенно. Осталась только трава, вытянувшаяся выше колена танцовщицы… да ещё перемены в самой Ниррит. Принц далеко не сразу сообразил, что она, начинавшая танец в "маске" тианки, закончила его, вернувшись к человеческому облику. Новому, выкованному ритуалом Семи Связующих.

Только радужки глаз буквально светились серебром, да загар стал темнее обычного.

Низкий – свободная рука по локоть канула в подросшую траву – поклон музыкантам. Лист с Паутинкой молча встали и вернули поклон танцовщице.

Айселит откашлялся.

– По-моему, в храме тебя такому не учили.

Ниррит фыркнула.

– Слишком много чести было бы Гаэ-Себишу, – бросила она, с хорошо заметным усилием усмиряя частое дыхание. – Даже умей я такое раньше, ему я бы не стала танцевать жизнь.

Принц спрятал взгляд.

"Она танцевала жизнь. Свою, конечно же, – подобную бесконечному движению вдаль, не знающую возвращений. А я… в этом танце я был бы лишним. В лучшем случае – временно уместным, как указатель на развилке дорог. Странница прочтёт написанное на указателе, быть может, сделает недолгий привал, а потом отправится дальше.

Что ж. Даже не могу сказать, что узнал благодаря этому танцу нечто новое.

То, что я всего лишь знал, теперь я – прочувствовал".

– Ну что, понял?

Флукх перевёл взгляд с Листа на Ниррит и обратно.

– Пожалуй, да. Такого танца я уж точно никогда не видел.

– Мы тоже не видели, – сказала Паутинка. – Госпожа, кто вы?

– Давай без господ, а? – поморщилась Ниррит, садясь прямо в сверхъестественно подросшую траву в двух шагах от музыкантов и в трёх – от Айселита с Флукхом. На равных. – Всё-таки вы играли ничуть не хуже, чем я плясала.

– Сомневаюсь. – Лист улыбнулся смущённо и мечтательно. – Но однажды мы видели того, кто мог бы ТАК сыграть.

Паутинка подхватила с равной мечтательностью:

– "Это было давно и немного неправда"… но всё-таки это было. Один раз мы с Листом так же близко, как вас, видели Алого Барда. И больше того: слушали его пение!

– "Величайший из певцов мне поведал на пороге"?

– Да-да! – оживился Лист. – Вы наверняка о нём слышали.

"Ещё бы. Если не старейший, то уж точно самый странный член Круга Бессмертных… многие сомневаются, можно ли вообще считать членом Круга его, почти не бывающего в Аг-Лиакке".

– Слышали-то о нём абсолютно все, имеющие уши… а вот слышали его немногие.

– Нам повезло. Мы – именно слышали его. И… знаете, сколько мне лет?

– Я могу ответить на этот вопрос, – сказал Айселит, – и испортить сюрприз. Вам, Лист, девяносто четыре. А Паутинке… скромно умолчу, сколько. Но число сопоставимое.

Ниррит медленно покачала головой.

– Как целитель могу утверждать, что ваш физический возраст и состояние здоровья соответствуют показателю "под тридцать". Правда, обычными людьми вас назвать нельзя…

– Алый Бард сказал, что талант, музыка и дорога будут хранить нас до тех пор, пока мы останемся им верны. И похоже, что он сумел передать нам кусочек своего бессмертия.

– Вот это вряд ли, – Ниррит. – Может, в самом начале так оно и было, но теперь…

– Теперь, – закончил Флукх, – вы живёте своим собственным бессмертием. Не заёмным.

Лист потупился. Паутинка покраснела.

– Вы зря смущаетесь. Я, конечно, этого вашего Алого не слышал, но зато я тысячи раз слышал вас. И знаете, друзья? Чем дальше, тем больше мне хочется вас слушать! Потому и шатаюсь я следом за вами, потому и дышу сладкой пылью дороги. Хотя все мои родичи дружно объявили бы меня спятившим, если бы знали, чем я занимаюсь.

– Не имею чести знать ваших почтенных родичей, – усмехнулась Ниррит, – но если бы они так поступили, я объявила бы их всех скопом тугоухими обладателями несмазанных душ. Кстати, развейте моё недоумение: как называется ваш вид разумных?

Флукх усмехнулся в ответ.

– Вы хорошо его знаете, – сказал он, – и умеете весьма достоверно изображать. Я тианец.

– Что?

– Представьте себе! Моя чрезмерно экзотическая внешность – побочный результат Причащения… впрочем, с культом Прародителя я порвал задолго до того, как познакомился с Листом и Паутинкой. И даже до того, как нанялся в Попутный патруль. Вы для меня – загадка куда большая.

– Я и сама для себя – большая загадка. Впрочем, если вы видели мой танец…

– Со стороны виднее?

– А разве это не так? Что вы увидели?

– Если воспользоваться вашим же определением, я увидел жизнь. А вы, друзья?

– Порыв, – сказала Паутинка.

– Движение, – поправил Лист. – Движение, направленное в бесконечность.

– А ты?

Айселит встретил серебряный взгляд Ниррит своим. И не опустил глаз.

– Разлуку, – ответил он. – Неизбежную разлуку.

– Не торопи события… и не заглядывай слишком далеко в будущее.

– Золотые слова, – Флукх посмотрел на принца особенным взглядом. Маг – на мага… и для мага. – Честно говоря, я страшно вам завидую, уважаемый. Я куда старше вас, я даже старше, чем вы и Лист вдвоём… но вы ухитрились получить от насмешницы-судьбы подарок куда более щедрый, чем все мои подарки, взятые вместе… конечно, без учёта музыки последнего полувека.

– Конечно, – без улыбки согласился принц.

Лиловый взгляд растворился в серебре, растворяя серебро в лиловом.

– Они? Странники. Вечные бродяги, видевшие сотни, а то и тысячи миров Пестроты. Такие же, как Алый Бард, поспособствовавший их взлёту. Когда-то были людьми, а теперь – кто знает? Кроме их возраста и настоящих имён, я знаю о Листе и Паутинке не так уж много… но стоит ли говорить об этом? Сдаётся мне, что нет. Их настоящее и будущее важнее их прошлого.

– Согласна. А что ещё ты о них скажешь?

– Если забыть о биографиях, могу добавить одно. Они похожи на Алого Барда, это верно. Но если Алый известен преимущественно как маг высшего посвящения, который к тому же здорово поёт и изумительно играет на семиструнной гитаре, то каждое редкое возвращение Листа и Паутинки в Энгасти становится праздником не для магов, а для ценителей музыки. Я тут подумал… может быть, именно такие, как Лист и Паутинка, становятся в итоге богами? А?

Негромкий переливчатый смех.

– Ты бы ещё меня богиней обозвал. Спи, Айсе… спи.

Обычно защита диплома – мероприятие специфическое до скучного. Это не относится разве что к получению звания мага-мастера у боевиков. У них-то, по доброй старой традиции, более важную половину защиты проводят на Арене, и звание берётся буквально с бою, что бывает весьма зрелищно. Совсем другое дело – теоретические изыскания. Очень и очень многие маги работают над темами, заинтересоваться которыми хотя бы на уровне краткой выжимки-конспекта способны, кроме руководителя работы, два-три десятка магов на всю Академию. А поскольку из этих двух-трёх десятков большинство – существа крайне занятые, на защитах дипломов, кроме магов из комиссии, присутствует в среднем ещё пять-десять разумных, не более.

Аудитория, в которой свой диплом защищала Ниррит, оказалась забита под завязку. Опоздавших пришлось выставлять в коридор.

Впрочем, пришедшие оказались в большинстве своём страшно разочарованы. Из сорокаминутного "краткого отчёта о сделанном" любопытствующие уяснили, что кандидат в мастера усовершенствовала методики трансмутаций живых существ при помощи чего-то этакого, имеющего прямое отношение к системной магии, матричным операторам и асимметричным уподоблениям. То, что "краткий отчёт" делался на густой смеси древнетианского и специфических терминов, частично изобретённых самой Ниррит, ни в коей мере не облегчало понимания. Временами даже члены комиссии, вынужденные продираться сквозь нагромождения доводов, начинали тосковать. Исключение составляли только одобрительно кивающий Сигол Лебеда, видевший рукописный вариант полного отчёта, и лихорадочно записывающий что-то профессор Килсайх.

Когда Ниррит произнесла классическое: "На этом у меня всё", аудитория с облегчением перевела дух.

И напрасно.

– А скажите, уважаемая, – поинтересовался Килсайх, – в каких случаях…

Окончания его реплики большинство не поняло.

– В основном, – ответила ему Ночной Свет, – мы имеем…

И далее – минуты на три сплошная многоэтажная непонятность, перемежаемая оборотами"…из чего с неизбежностью следует, что…" и"…как видите, возможно также…".

– Замечательно! – обрадовался Килсайх, записывая. – А если мы…?

– Тогда, – не замедлила Ниррит, – исходные структурируются при помощи…

– Но что, если…?

– Сто пятнадцатая страница и далее до сто сорок второй, – сообщила дипломница. – Основные исключения там перечислены достаточно подробно.

– Да, конечно, – Килсайх смутился. – Тогда у меня всё.

Ниррит обвела комиссию и аудиторию ясным взором.

– У кого-то ещё есть вопросы?

– А скажите, какое значение ваша работа имеет с практической точки зрения?

– Страницы с двести шестой до двести девяносто восьмой, – был ответ. – Впрочем, если хотите, можно кое-что продемонстрировать.

Развернувшись к доске, до этого остававшейся девственно чистой, Ниррит несколькими летящими движениями изобразила многолучевую схему концентрации. Кое-кто в аудитории заахал, опознав элементы подключения к Источнику Силы… а сумевшие опознать ещё и порядок задействованной энергии даже не стали возиться с установкой личной защиты.

Чем поможет зонтик при камнепаде? Да хоть бы и не зонтик, а башенный щит!

Всё едино раздавит, как сапог – былинку…

Меж тем дипломница сделала некий замысловатый жест, и схема приобрела объём, обрастая по ходу дела какими-то малопонятными светящимися загогулинами и пульсирующими трёхмерными символами. Несколько минут Ниррит кропотливо усложняла схему, одновременно что-то в ней меняя или, скорее, подстраивая. И так – до тех пор, пока схема не превратилась в подобие не то облака, не то кокона, отдельные элементы которого сливались в единую структуру. А потом Ниррит просунула руку прямо сквозь схему и достала из неё, как из сияющего бесплотного яйца, снежно-белую птицу, похожую на очень крупную ворону.

Схема немедленно погасла.

Опущенная на стол перед комиссией, птица раскрыла клюв, переступила с ноги на ногу, обвела аудиторию взглядом блестящего, не по-птичьи внимательного глаза.

– Материализация по заданной матрице, – буднично объявила дипломница.

– Материализация, – подтвердила птица. – По заданной матрице.

– Впечатляющий фокус, – заявил тот же субъект, который интересовался практическим значением работы. – Но чем эта белая ворона отличается от обычного трансмутанта?

– Тем, что это – полностью искусственное живое существо. И довольно сложное как биологически, так и психически. Я не трансмутировала эту птицу. Я даже не реконструировала её. Я её просто… сделала. Как при магической конденсации, с нуля.

Двумя часами позже, в запертом изнутри кабинете.

– Могу сказать одно, – вздохнул Сигол. – Если ты хотела скандала, ты своего добилась.

– Зато зрители не ушли обиженными.

– Ну-ну. А серьёзно, откуда ты взяла эту птицу?

– Неправильный термин. Это не птица, это магр.

– Да, я помню. Магры: сокращение от "МАГическая Репродукция". Но с моей точки зрения это просто игра слов. По форме этот магр – птица? Птица. Живая? Да, живая…

– Но искусственная. Не было никакого яйца, никакой программы развития, зашифрованной в генах. Только материальная структура, скомпилированная на основе нескольких матриц.

Профессор дёрнул углом рта.

– То есть, – медленно сказал он, – ты действительно создала заклятие такой сложности, что это заклятие оказалось способно "собрать" живое существо из первоэлементов?

– Да. Вы же читали итоговый, исправленный вариант моего диплома. Создание магров – это только наиболее зрелищное из…

– Стой.

Сигол потёр пальцами виски.

– Так. Ещё раз. Если говорить предельно простым языком, твои наработки позволяют творить жизнь? Это не фокус, не мистификация, а НАСТОЯЩЕЕ сотворение?

– Строго говоря, не совсем. Это именно репродукция, то есть повторение уже существующего. Только на другом уровне понимания, более высоком.

– Так, – повторил Сигол. – Магры являются материальными объектами?

– Конечно.

– Живыми?

– Да. Вы же сами видели!

– И пара магров одного вида может дать жизнеспособное потомство?

– Так далеко в своих экспериментах я ещё не заходила. Но я думаю, что это вполне возможно. Профессор, не надо смотреть на меня так! Я этого не заслуживаю!

– А как ещё прикажешь на тебя смотреть? Ты что, сама не понимаешь, чего добилась?

Ниррит повела плечами.

– Я повторила крошечный фрагмент работы, некогда проделанной риллу. Ну и что?

– Нет в тебе чувства эпического.

– Почему? Есть. Просто я лучше любого другого понимаю, насколько скромны мои достижения на самом деле. Если бы я не пользовалась готовыми материалами и не использовала Источник, я бы даже магр дождевого червяка вряд ли смогла предъявить.

– Плевать, – хрипло сказал Сигол. – Не это важно. А скажи, ты могла бы создать магр разумного существа? Человека, например?

– Тут всё гораздо сложнее. Создать жизнеспособную оболочку, конечно, можно. Но вот сделать такого магра разумным… – Ниррит нахмурилась, высчитывая что-то в уме, а потом резко помотала головой. – Нет. Разум – это всё-таки не готовый алгоритм. Думаю, самое большее, что можно получить при магической репродукции, это потенциально разумное существо.

– Потенциально? В каком смысле?

– В прямом. Разум можно – очень грубо, конечно – описать как динамическую сумму рефлексов и долговременной памяти. Закладывать сложные рефлексы в магров я уже умею. Моя белая ворона способна ходить, летать, воспринимать и воспроизводить звуки речи. Причём последнее получается у неё лучше, чем у обычных птиц: я доработала её речевой аппарат с учётом выполнения именно этой задачи.

"Как же, слышал", – подумал Сигол. "Только внимания не обратил. И без того хватало фокусных точек концентрации… мягко говоря!"

– Но, – продолжала Ниррит, – закладки одних рефлексов недостаточно. Нужна память, жизненный опыт. А это уже задача совсем иного порядка. И для её решения, даже в самом облегчённом варианте, нужны иные механизмы. Я предполагаю, что можно сделать человекообразного магра, который умел бы двигаться и танцевать, говорить и петь, понимать приказы, пользоваться столовыми приборами, играть в "два флота"… даже, возможно, творить простые заклятия. Но без личной памяти у него не будет стимулов, побуждающих разумные существа к тем или иным поступкам, не будет понимания такой важной категории, как личный выбор. А главное, не будет стимула учиться новым видам деятельности. Такой магр будет чем-то вроде идеального раба… по крайней мере, в самом начале. Готовые навыки в отрыве от среды своего возникновения.

– Но со временем он… оно… сможет обрести разум?

– Почему бы нет? Это был бы интересный долговременный эксперимент, – Ниррит улыбнулась задумчиво. – Наблюдая за развитием такого магра, можно было бы узнать много нового о природе мышления, о механизмах формирования сознания, о влиянии тела на душу…

– Да, – кивнул Сигол. – Действительно, очень интересный… эксперимент.

Большинство присутствовавших на защите диплома сочло, что «создание белой вороны» стало просто ловким фокусом, и на деле имел место хорошо замаскированный перенос в пространстве. Но Ниррит не обращала внимания на мнение большинства, тем более что комиссия присвоила ей звание мага-мастера в области биотрансмутаций. Это событие она отметила трижды: со студентами-целителями, с людьми принца и с королевским семейством.

Когда череда праздников закончилась, Ниррит обнаружила, что каких-то особых перемен в её жизни не произошло (впрочем, она и не ожидала никаких пертурбаций). Ритм жизни остался тем же, просто место экзаменов и сдачи практик окончательно заняли самостоятельные занятия и жёсткие – зачастую до жестокости – тренинги в отделе подготовки. Один-два раза в месяц принц выдавал ей персональные задания. В среднем Ниррит управлялась с делами и миссиями за день, иногда – за считанные часы. И ни разу ей не приходилось докладывать о полном провале, хотя доставались ей по преимуществу именно провальные, "тухлые" задания.

Но чем дальше, тем острее чувствовал Айселит приближение чего-то скверного. Когда всё сплошь ясно и тихо, жди шторма!

Да только как угадать, с какой стороны налетит беда?

Пытаясь поговорить о своих предчувствиях с Ниррит, принц не нашёл у неё понимания. Собственно, она довольно резко высмеяла его страхи. И он свернул разговор… вот только с каждым разом ему становилось всё труднее отправлять её туда, где от тайной службы требовалось совершение очередного чуда. Появление Тхараша как было, так и осталось единичным случаем, странным, необъяснимым. Никто из Бессмертных более не проявлял активного интереса к событиям на острове Энгасти. Затишье? Видимо, да. Но кому, как не островитянам, знать, чем заканчиваются обычно периоды затишья?

С самой Ниррит тоже творилось что-то неладное. Айселит ухитрялся довольно долго не замечать этого. Не из-за приступа бесчувственности, нет. Просто череда забот, неизбежная текучка, мелкие и не очень проблемы… а Ниррит великолепно навострилась скрывать всё "лишнее" в тайниках своей памяти. И долгое энгастийское лето скатилось к осени, прежде чем Айселит вспомнил, что в последний раз они открывали друг другу свои мысли, соединяясь в полноценный тандем, ещё до защиты диплома…

Тихо ужаснувшись и постаравшись тут же изгнать этот ужас из души и памяти, принц немедленно вызвал Ниррит во дворец, послав сигнал на её личный амулет агента.

Она явилась спустя всего четверть часа, хотя срочность сигнала была наименьшей, и сходу деловито спросила:

– Что случилось?

– Ничего. Просто я давно тебя не видел.

Серые глаза распахнулись в безупречно сыгранном удивлении.

– Давно? Последний раз, если меня не обманывает память, мы встречались позавчера.

– "Мы" не встречались.

– Да? А что же тогда было?

– Позавчера глава тайной службы выслушал отчёт своего лучшего агента.

– Вот как.

– Ниррит, давай я спрошу у тебя: что случилось?

– Ничего особенного.

– Я серьёзно. С тобой что-то происходит, и это "что-то" вызывает у меня тревогу.

Недолгое молчание.

– Если серьёзно, высочество, у меня тоже вызывает тревогу… кое-кто.

– И это?

– Не важно. Раз ты меня позвал просто так, не ради дела, закрой глаза!