Текст книги "Презумпция невиновности"
Автор книги: Анатолий Мацаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
1
Мы с Гуриным тихо сидели за столом, углубившись в материалы уголовного дела, и не слышали, как открылась дверь. Я только каким-то шестым чувством уловил в кабинете присутствие третьего человека и поднял голову. У двери стояла Станислава Домшель.
– Вот пришла, – сказала она и неуверенно шагнула к столу. – Извините, что так вела себя в прошлый раз...
– Садитесь, – сухо сказал я.
Она устало опустилась на стул и уронила на ладони голову. Плечи ее мелко затряслись.
– Что случилось? – удивленно спросил я и встал из-за стола, поморщился: не переношу женских слез.
Гурин протянул Станиславе стакан воды. Стуча о его край зубами, она сделала несколько глотков, сказала:
– Простите, что правду не сказала на первом допросе... Боялась я его. Он на все пойдет...
– Кто – он?
– Васька. Фамилии его не знаю. Люськин ухажор.
«...В первом часу ночи 8 октября я возвращалась от подруги Садовской Люсьены Леонидовны. Когда подходила к калитке своего дома, то во дворе магазина услышала выстрелы и тут же увидела, как через забор, который отделяет мой огород от магазина, перевалился какой-то человек и бросился ко мне во двор. Я узнала этого человека. Это был Василий, знакомый Садовской, фамилии его не знаю, живет в Озерном.
Подбежав ко мне, он сказал: «Быстро открой дом!» Он, видно, заметил на двери замок. Но я растерялась и ничего ему не ответила. Василий погрозил мне кулаком и побежал к калитке. В это время из дома вышла соседка...
А утром ко мне зашла Садовская и сказала, что Василий находится у нее и если я буду молчать, он щедро расплатится со мной. Василий еще просил передать мне: если я проболтаюсь кому-либо о ночной встрече с ним, он или его приятели прикончат меня...
Вопрос: А вы сами потом с Василием встречались?
Ответ: Да. Днем, после вызова меня в РОВД, я пошла к Садовской и рассказала Василию о разговоре в отделе милиции. Василий начал кричать на меня, что я, дескать, могла привести за собой «хвост», ударил меня несколько раз по лицу...»
Я спросил:
– Почему же вы скрывали этого преступника? Ведь он же убил женщину, мать троих детей!
– Боялась я. Он и меня прихлопнет, – Станислава опять опустила голову, начала всхлипывать. – Потом я подумала... если вы его возьмете, для меня же лучше... А так между двух огней оказалась... И вас боюсь, что посадите за ложные показания на допросе, и Васьки боюсь... Ему убить – раз плюнуть! Знаю его не первый год... Вот потому и пришла. Делайте все, чтоб только задержать его. Если нужна моя помощь, я согласна...
Через полчаса к дому № 12 по переулку Пороховому уехала оперативная группа. Гурин, Станислава Домшель и я сели в другую машину. Водитель нажал на стартер. Мотор загудел тихо, еле слышно, только слегка вздрагивал корпус машины.
2
Я приказал остановить машину метрах в трехстах от дома Садовской. Было без четверти 22 часа. Из темноты вынырнул участковый инспектор Шамрай в штатском.
– Там он, – шепнул мне Шамрай. – Полчаса назад к Садовской под благовидным предлогом заходила Янина Савчук. Сапоги кирзовые у порога стоят.
– Не спугнула? – насторожился я.
– Да что вы, товарищ подполковник! – даже обиделся Шамрай. – Это же такая женщина! Если бы не она...
– Ладно, пошли.
Ночь была тихой, лунной. Но в переулке Пороховом было темно – лампочки на столбах не горели, а кроны высоких, раскидистых тополей не пропускали лунного света. Я с трудом различал спину шагавшего в трех метрах впереди меня участкового. Скользя по грязи, мы медленно продвигались по переулку. Станислава Домшель шла рядом со мной.
– Страшно? – спросил я ее.
– Немного.
– Держитесь как можно естественнее. Сейчас многое зависит от вас.
Через огороды Гурин, Шамрай и я пробрались к дому Садовской. Света в окнах не было. Станислава Домшель вошла в калитку, зацокала каблуками сапожек по уложенным во дворе плитам. Занавеска на одном из окон дрогнула, и чье-то белое лицо прилипло к стеклу.
Станислава поднялась на крыльцо, постучала в кухонное окно и негромко сказала:
– Люська, открой! Это я.
Было слышно, как кто-то вышел в сени, притаился, видно, прислушиваясь. Потом женский голос спросил:
– Чего тебе?
– Открой, боишься, что ли? С каких это пор ты стала трусихой? Надо посоветоваться. В милицию меня опять вызывали.
– Счас, счас... – Лязгнул засов, и в образовавшуюся щель выглянуло женское лицо. Я сунул в щель ногу, рывком распахнул дверь и, оттолкнув оторопевшую хозяйку, устремился в сени. Следом за мной туда вбежали Гурин и Шамрай. Луч фонарика метнулся по стенам – в сенях никого не было. Шамрай рванул на себя ведущую в комнату дверь и, уверенно нащупав на стене выключатель, щелкнул его кнопкой. Вспыхнул свет.
Сидевший на развороченной постели мужчина выхватил что-то из-под подушки, бросился к окну, но сразу же отпрянул от него – во дворе стояли наши работники. Мужчина заметался по комнате. И вдруг, оскалив желтые прокуренные зубы, бросился прямо на нас, в его руке сверкнуло лезвие ножа. Шамрай заученным приемом свалил преступника на пол, мы с Гуриным схватили его за руки, защелкнули наручники.
Лыч заскрежетал зубами и сел на полу. Вместе с бывшими в оцеплении работниками милиции в комнату вошла Садовская – крупная, рыхлая женщина в поношенном халате – и, всхлипывая, стала возле печки.
– Цыц, мокрохвостка! – прикрикнул на нее Курчевский. – Если бы не послушался тебя, а ушел, чёрта два поймали бы они меня!
«...По имеющимся данным, в доме и надворных постройках Садовской Люсьены Леонидовны могут храниться материальные ценности, похищенные из магазина № 3, поэтому, руководствуясь статьей 167 УПК БССР, постановил: произвести обыск в доме Садовской Л. Л. Зам. прокурора Гурин».
Обыск закончился около трех часов ночи. Под дровами в сарае нашли спрятанный чемодан. Гурин поставил его на обрубок дерева, спросил у Садовской:
– Чей это чемодан?
– Не знаю. У меня такого не было. Может, кто подбросил?
– «Подбросил»! – саркастически усмехнулся Борис. – Я – не я и хата – не моя! – И твердо пообещал: – С вами, гражданка Садовская, мы еще разберемся. Ответите по закону за предоставление убежища опасному преступнику и за хранение украденного им.
В чемодане оказались золотые кольца, женские кулоны, браслеты, мужские часы, всего более сорока наименований...
3
– Одевайтесь, гражданин Курчевский, – Гурин бросил к скамейке, на которой сидел Лыч, кирзовые сапоги, спросил: – Где ваша одежда?
– В шкафу. Пиджак и куртка.
«При осмотре одежды Курчевского В. С. на воротнике куртки обнаружены рыжие, похожие на кровь пятна со следами их замывания...»
Борис сказал:
– Нужна еще одна экспертиза.
– Еще не одна потребуется, – заверил я Гурина. – Ты же видишь, как держится этот фрукт...
– Да, ты прав, – складывая в папку бумаги, отозвался Борис и, помолчав, добавил: – Для тебя, считай, дело закончено. А для меня еще – непочатый край работы: экспертизы, допросы, очные ставки, опознания и так далее. Ты когда едешь?
– Завтра вечером. Работы тоже по горло. Хочу утром послезавтра быть на службе. Но и здесь нужно до конца довести дело.
– А может, еще на денек задержишься, а? Погода-то чудесная стоит. Как раз грибы пошли косяками. Завтра основную работу по делу сделаем и я возьму выходной, походим по лесу. Как, Игорь?
– Извини, Борис, служба...
4
«Я, заместитель прокурора района советник юстиции Гурин, предъявил на опознание заведующей магазином № 3 Сикорской И. С. изъятые во время обыска в сарае Садовской Л. Л. вещи...»
– Ну, конечно же, кольца, часы, браслеты и кулоны из нашего магазина! Почему я их узнаю? Вот паспорта на них, а вот накладная на получение этих товаров...
«Я, начальник ОУР Соколовского РОВД майор милиции Козловский, в присутствии понятых Варнель Ядвиги Вацлавовны, проживающей в г. Соколове, ул. Советская, 11, кв. 1, и Коженевского Иосифа Иосифовича, проживающего в доме 35, кв. 17 по улице Белуша, руководствуясь статьями 164 и 165 УПК БССР, предъявил свидетелю Поздняку Петру Викентьевичу три чемодана коричневого цвета, один из которых был изъят при обыске в сарае Садовской Л. Л.
Перед началом предъявления для опознания свидетель Поздняк П. В. был предупрежден об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний по ст. 178 УК БССР и за дачу заведомо ложных показаний по ст. 177 УК БССР.
Осмотрев предъявленные на опознание чемоданы, Поздняк П. В. указал на чемодан, изъятый при обыске у Садовской Л. Л., и заявил:
– Я опознаю этот чемодан. Он принадлежит Курчевскому Василию. С этим чемоданом Курчевский приходил ко мне домой 7 октября с. г. Чемодан опознаю по цвету и по стертостям возле ручки, а также по чернильному пятну на передней стенке чемодана...»
Поздняк поставил чемодан на стул и сказал:
– Ошибка исключена. Чемодан Курчевского. Васька еще предлагал мне поменяться чемоданами, когда был у меня. Но я отказался...
5
«Заместитель прокурора района Гурин допросил в качестве подозреваемого Курчевского Василия Семеновича...
Вопрос: Вам, гражданин Курчевский, предъявляется протокол опознания заведующей магазином № 3 вещей, изъятых при обыске в сарае гражданки Садовской. Поясните, каким образом эти вещи оказались в вашем чемодане?»
Курчевский почесал висок, затем взъерошил на голове волосы и, пожав плечами, с ухмылкой ответил Г урину:
– Откуда вы взяли, что это мой чемодан? Про него у Люськи спрашивайте.
– У Люськи? – с интересом переспросил Гурин.
– У нее, – не моргнув глазом, подтвердил Лыч. – Чемодан не мой.
Борис выложил на стол протокол опознания чемодана Поздняком, кивнул:
– Прочитайте этот документ.
Курчевский прочитал протокол и опять равнодушно пожал плечами, заявил:
– Поздняк мог и по злобе наклепать на меня. Может быть такое?
– Тогда позвольте вас спросить: почему Поздняк из предъявленных ему трех одинаковых чемоданов опознал именно тот, который мы нашли при обыске?
Взгляд Лыча побродил по стенам кабинета, на секунду задержался на стоявшем за моей спиной сейфе, затем метнулся на лицо сидевшего за столом Гурина, и Курчевский, вздохнув, устало сообщил:
– У меня вообще никакого чемодана не было.
– Сегодня же направим запрос в исправительно-трудовую колонию, где вы отбывали наказание. Оттуда сообщат, какие вещи были у вас при освобождении.
– Но чемодан я по пути из колонии мог сплавить...
– Проведем еще одно опознание чемодана: пригласим в отдел Валентину Соловейчик...
– А это кто? – насторожился Лыч. – Не знаю такой.
– Свидетельница, которая 7 октября присутствовала при вашей встрече с Поздняком на улице Горького. Думаю, она тоже запомнила ваш чемодан – слишком он приметен по чернильному пятну. Будем искать и других свидетелей.
– Ищите, – равнодушно согласился Лыч. – Вам за это зарплату дают.
– Да и в магазине, – продолжал Гурин, – вы были с чемоданом в руках. Это подтверждают заведующая магазином и продавщица. Ревизором изволили им представиться.
– Было такое, – подтвердил Курчевский. – Но мошенничество мне не пришьете: никакой материальной выгоды я не имел. Просто пошутил. Зашел в магазин за сигаретами, вижу – за прилавком почти школьницы, вот и решил похохмить, ради шутки ревизором из облпотребсоюза им представился. А эти дуры и губы развесили: даже документов не спросили у меня, повели показывать магазин...
– Значит, разведку произвели?
– Чего? – не понял Курчевский.
– Говорю, осмотрели пути проникновения в магазин и где что в нем лежит...
– Ну уж нет, гражданин следователь, – развел руками Курчевский. – Кражу мне не пришьете!..
– Не кражу, гражданин Курчевский, – поправил Лыча Гурин, – а разбойное нападение с убийством. Будем доказывать вашу вину.
6
Я сказал участковому инспектору Шамраю:
– Нужны понятые и двое мужчин, схожих по росту, возрасту и внешности с Курчевским. Будем проводить опознание.
Когда понятые заняли свои места на стульях, а двое мужчин стали возле стола, я предложил Курчевскому:
– Вы можете занять любое место среди предъявляемых на опознание.
– Да знаю я эти порядки, – ухмыльнулся Курчевский. – Не первый раз участвую в таких процедурах!
Потеснив мужчин, он стал между ними. Лыч держался самоуверенно, но я чувствовал, что на душе у него кошки скребли – ведь он не знал, кто сейчас будет его опознавать, и страшно боялся этого неведомого для него пока свидетеля.
Я прошелся по кабинету, осмотрел предъявляемых на опознание мужчин и подумал: вряд ли Шубина узнает Курчевского – все трое были коренасты, смуглолицы, даже куртки на них были одинаковые. Где уж тут Шубиной, которая видела преступника мельком, да еще ночью, опознать его среди этих людей!
– Итак, начнем, – сказал Гурин и кивнул Шамраю: – Введите свидетеля!
В кабинет вошла пожилая женщина в демисезонном пальто. Курчевский бросил на меня короткий, настороженно-недоумевающий взгляд – для него свидетельница Шубина ничего не говорила, – и лицо его тут же стало непроницаемым, как маска.
– Гражданка Шубина, – сказал Гурин, – узнаете ли вы кого-либо из этих троих мужчин?
«...Осмотрев предъявленных на опознание лиц, Шубина Э. С. указала на Курчевского В. С. и с уверенностью заявила:
– Я узнаю этого человека по росту и чертам лица: широким бровям, шраму на переносице, а также по одежде – куртке и кепке. Именно он ночью 8 октября бежал с мешком мимо моего дома...»
7
Дежурный по отделу принес заявление Марии Тарасюк.
«Начальнику Соколовской милиции. Прошу извинить меня и не наказывать за то, что наврала следователю. 7 октября где-то после 19 часов я продала гражданину Глушакову бутылку водки. Глушакова я знаю, т. к. он живет рядом с магазином и часто заходит к нам за покупками, оказывал помощь в разгрузке товаров. Не сказала об этом следователю, т. к. не хотела подводить завмага Сикорскую. Прошу не наказывать меня. Тарасюк».
– Тарасюк просила, товарищ Гурин, передать вам это заявление, – сказал дежурный. – Сама постеснялась зайти. Плакала в дежурной комнате.
– Плетку на нее добрую надо, – заметил Борис. – На имя председателя райпотребсоюза представление напишу. Пусть как следует взгреют Тарасюк, чтоб знала, как врать...
– Я уже дал команду Шамраю составить на Тарасюк протокол за нарушение правил торговли спиртными напитками, – сообщил я Гурину. – В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета республики о мерах по усилению борьбы против пьянства. Но и представление не помешает...
8
«Я, заместитель прокурора Гурин, в служебном помещении Соколовского РОВД произвел очную ставку между свидетелем Поздняком П. В. и подозреваемым Курчевским В. С.
На вопрос к допрашиваемым, знают ли они друг друга и в каких отношениях находятся между собой, они показали:
Ответ свидетеля Поздняка П. В.: Сидящего напротив меня Курчевского Василия я знаю около пяти лет. Познакомился с ним в местах лишения свободы, когда отбывал наказание за совершенное мною преступление. Отношения у нас нормальные.
Ответ подозреваемого Курчевского В. С.: Сидящего напротив меня Поздняка Петра я знаю около пяти лет. Действительно, познакомились с ним в исправительно-трудовой колонии. Личных счетов между нами не было.
Вопрос свидетелю Поздняку П. В.: Когда вы последний раз встречались с Курчевским, и какие вещи были при нем?
Ответ свидетеля Поздняка П. В.: Последний раз с Курчевским мы встречались 7 октября на улице Горького в Соколове, когда я ожидал с работы знакомую мне девушку Валентину Соловейчик. Курчевский сказал мне, что освободился по отбытию наказания и едет в Озерное, но по пути решил навестить своего приятеля Глушакова. Заходил к нему, но того не оказалось дома. Потом Курчевский сообщил мне, что решил на сутки задержаться в Соколове, попросил разрешения переночевать у меня. При нем был небольшой чемодан коричневого цвета. Дома у меня в процессе разговора я понял, что в Соколово Курчевский прибыл с преступными намерениями. Он взял у меня финку, которую я ранее купил у шофера райпотребсоюза, фамилии его не знаю. В этот же день Курчевский ушел от меня, и больше я его не видел.
Вопрос подозреваемому Курчевскому В. С.: Подтверждаете ли вы показания Поздняка?
Ответ подозреваемого Курчевского В. С.: Да, 7 октября я встречался с Поздняком, но финки у него не брал и в Соколово я приехал не с преступными намерениями, как утверждает Поздняк, а к знакомой женщине – Садовской Люсьене.
Вопрос свидетелю Поздняку П. В.: Уточните, пожалуйста, что вы имели в виду, заявив, что Курчевский приехал в Соколово с преступными намерениями?
Ответ свидетеля Поздняка П. В.: Судя по поведению Курчевского во время нашей с ним встречи, я понял, что он приехал в Соколово с целью совершения кражи. Интересовался, кто сейчас работает начальником уголовного розыска, предупредил, чтобы я молчал об этой встрече, об этом велел передать и Валентине Соловейчик. Даже угрожал...»
– Гад ты распоследний, Поздняк! – не выдержал Лыч. – Чего же ты, фраер, с потрохами продаешь меня? Или я дорогу тебе когда перешел?..
Гурин прервал его:
– Прекратите! Ведите себя прилично, гражданин Курчевский!
– Молчу, гражданин следователь, – скрипнул зубами Лыч. – Прекращайте очную ставку. Сам расскажу, как магазин «взял». Все равно ведь докажете мою вину. Я не дурак, вижу, с кем дело имею. На своем веку многих следователей и оперов перевидел. Так что кое в чем разбираюсь. И пункт восьмой статьи 37 Уголовного кодекса БССР хорошо помню. Обстоятельства, смягчающие ответственность. Прошлый раз поступился чистосердечным раскаянием, вот суд и отверстал мне на всю катушку. Сейчас умнее стал...
– Сомневаюсь, – хмуро бросил Гурин.
Курчевский быстро уточнил:
– В чем сомневаетесь, гражданин следователь, – в том, что правду хочу рассказать, или в том, что поумнел?
– В последнем сомневаюсь, – с тем же хмурым видом отозвался Борис. – Если бы вы взялись за ум, этого преступления не было бы...
Курчевский предостерегающе вскинул руку, сказал:
– Не надо воспитательных назиданий, гражданин следователь! Оставьте это для работников колонии, им ведь тоже нужно отрабатывать свою зарплату. Отпускайте Поздняка и пишите мои показания. Расскажу обо всем чистосердечно, авось зачтется в суде...
9
«Начальнику УВД. Принятыми мерами розыска преступник, совершивший кражу из магазина и разбойное нападение на сторожа, установлен. Им оказался Курчевский Василий Семенович...»
Я отложил ручку и подошел к окну кабинета. На улице стоял погожий солнечный день. Было тихо. В воздухе лениво плыли серебристые паутинки, цеплялись за ветки деревьев, за доски заборов и углы домов. Деревья покорно и печально порошили багряной листвой. Только сливы еще стояли в нетронутом увяданием зеленом летнем уборе.
Близился к закату еще один день бабьего лета с его неброской, щемящей сердце короткой красотой – преддверие ненастной осени.
Ликвидировать на рассвете[5]5
В основе повести – реальные события, произошедшие 7 апреля 1987 года в Гродно.
[Закрыть]
1– Значит, заканчивается твоя служба в милиции, Никита Тихонович?
– Выходит, уже закончилась, – тяжко вздохнул Соколовский и, скрипнув стулом, смущенно отвернулся, принялся рассматривать скромную обстановку моей служебной обители. Помолчав, уже более бодрым голосом добавил: – Комиссию прошел, на днях будет приказ. Остались сущие пустяки – сдать участок, оружие, и я – вольный казак!
– Сколько же ты прослужил?
– Завтра как раз будет сорок два года, – старый участковый посмотрел на меня поблекшими, в сеточке морщин глазами, провел ладонью по белому пушку на голове и опять глубоко, с хрипом в груди вздохнул: – Ровно сорок два года на одном участке...
Я понимал, что творится в душе старика, и осторожно спросил:
– Не хочется уходить в отставку, Никита Тихонович?
Соколовский искоса взглянул на меня, видно, проверяя, какой смысл вложен в мой вопрос, и задумался. Через минуту с нескрываемой грустью ответил:
– Как вам сказать, Игорь Иванович? Просто не могу представить себя без привычного дела. Но уходить нужно: возраст, здоровье, да и грамотешки маловато. Устарел я уже со всех сторон. А требования к работникам милиции предъявляются серьезные, со старым багажом их не осилишь. Да и не по плечу они мне. Потому и ухожу...
– Не скромничай, Никита Тихонович. Если бы каждый так работал! К сожалению, подавляющее большинство из нас так и не выбралось из застойного болота, продолжаем работать по старинке. Многие, особенно номенклатурные единицы, не могут или не хотят понять, что время сейчас иное, не их это время... Как-то в одной из центральных газет прочитал: в ряде городов, в том числе в Ленинграде и Запорожье, журналист не мог найти примеров добровольного прошения об отставке. Живуча же у нас практика пожизненных должностей! Человек словно срастается с креслом, и ничем не вырвешь его из него. И самое главное, знаешь, что я заметил? Особенно упорно держатся за свое место люди некомпетентные, с низким моральным уровнем...
– В этом вы правы, Игорь Иванович, – согласился Соколовский. – Нашего начальника отдела подполковника Полосухина уже который год заставляют освободить место более молодому и энергичному руководителю, а он упирается. С трибуны ратует за перестройку, а сам работает по-старому: по-прежнему остерегается решать сложные служебные вопросы, отсылает сотрудников к своим заместителям. Но вроде уже написал рапорт...
– Дело, Никита Тихонович, не только в таких, как Полосухин. Они хоть не так опасны. Газеты регулярно читаешь?
– Еще бы. Столько сообщений о фактах произвола, беззакония, совершенных работниками правоохранительных органов! Признаюсь, первое время был растерян, оглушен, думаю, что же это такое? Откуда это все? Ну, были и раньше подобные сообщения в печати, но ведь не столько же!..
– Такое, Никита Тихонович, всегда было, только об этом умалчивалось. Правоохранительные органы под видом обережения их авторитета были выведены из зоны критики. А сейчас мы пожинаем плоды этого. И долго еще будем пожинать, пока не наведем порядок в собственном доме. А сделать это можно только при условии пусть нелицеприятной, но открытой, прямой гласности. Нужно сломать и выбросить на свалку наш бюрократический аппарат управления, тщательно разобраться с кадрами, кто есть кто! Расскажу тебе недавний случай. Город взбудоражили слухи: неизвестные поджигают двери квартир. Преступника поймала с поличным группа капитана Чижевского. Это был сынок видного в городе человека. Арест его санкционировал Гурин, хотя прокурор области и мое начальство были против этой меры пресечения, настоятельно рекомендовали «войти в положение», «принять во внимание», но мы на сделку с совестью не пошли. Поджигатель, возомнивший, что ему все позволено, что все сойдет с рук (мол, папаша выручит), получил, может быть, первый в жизни отрезвляющий урок. Зато нам с Петей Чижевским не все сошло: наши фамилии из списков резерва на выдвижение исчезли...
– У вас, Игорь Иванович, уже выслуга есть? – поинтересовался Соколовский.
– Не хватает четырех месяцев до двадцати пяти лет. Кстати, Никита Тихонович, к чему эта официальность? Сколько раз об этом говорить, а?
– Извини, Игорь, – смутился Соколовский. – Привычка старого солдата. Ты же начальник отдела уголовного розыска области, полковник, а я всего-навсего капитан...
Я усмехнулся: да, чинопочитание в нашу жизнь, видать, вошло с молоком матери. Давно нахожусь в приятельских отношениях с одним ответственным работником обкома партии. Везде мы с ним на равных. А вот когда захожу в его кабинет, сразу чувствую себя не в своей тарелке: между нами как бы вырастает стена отчуждения – передо мной уже не старый приятель, а должностное лицо, от которого во многом зависит мое служебное положение и в целом судьба. И я сразу испытываю непреодолимое желание поскорее ретироваться...
– Слушай, Никита Тихонович, у меня есть предложение: поехали ко мне, – поднялся я из-за стола. – Посидим, повспоминаем. Уже без десяти восемь. Рабочий день давно закончился. Пошли.
Но уже от двери вынужден был вернуться – пронзительно заверещал телефон. Звонил дежурный по управлению.
– Товарищ полковник! В Советском районе города ЧП: нападение на патрульную машину. Сержанты Анисько и Белоногов ранены...
– Спокойнее, товарищ майор! Давайте, пожалуйста, детальнее.
– Вчера с улицы Виленской совершен угон «Жигулей», – зачастил в трубку дежурный. – Хозяин видел угонщика, когда тот выруливал на проезжую часть. Полчаса назад на площади Ленина сержанты Анисько и Белоногов по приметам задержали угонщика. Документов при нем не оказалось. Сержанты предложили ему поехать в отдел для установления личности. Он охотно сел в машину...
– Почему они не вызвали опергруппу? – прервал я дежурного.
– Сейчас речь не об этом, – тактично заметил дежурный. – Ошибки анализировать будем потом... Попозже...
– Хорошо, продолжайте.
– Когда патрульная машина свернула на тихую и безлюдную в тот момент улицу Солнечную, преступник выхватил финку и нанес несколько ударов Анисько и Белоногову. Несмотря на оказанное сопротивление, он завладел пистолетом системы Макарова и скрылся. Потерявшие сознание сержанты, придя в себя, сообщили о случившемся по рации в отдел. Они доставлены в больницу. По тревоге поднят личный состав Советского РОВД.
Начальник управления приказал объявить тревогу и в УВД.
– Вас понял. Еду на место происшествия. – Я положил трубку и оглянулся на застывшего у двери Соколовского. – Отменяется вечер воспоминаний, Никита Тихонович.
Соколовский шагнул к столу, вытянулся по стойке «смирно» и официальным тоном сказал:
– Товарищ полковник, разрешите мне участвовать в задержании преступника!
Зная настойчивый характер старого милиционера, я, поколебавшись, согласился:
– Хорошо, Никита Тихонович. В гостиничном номере ты, конечно, не усидишь. Оружие при себе?
– Как всегда, товарищ полковник!
