Текст книги "Язычник: Там еще есть надежда (СИ)"
Автор книги: Анатолий Радов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
– Здорово, Добряш, – громко сказал ведьмак, и мужичок быстро поднял глаза. На его круглом, каком-то смешноватом, и прямо под имя, добром лице, нарисовалось сначала удивление, а потом лёгкое замешательство. Он несколько раз часто моргнул, и расплылся в улыбке.
– Вы аль ко мне, люди добрые? Я и не чаю никого, – пролепетал он удивлённо.
– Я Велеса родич, – начал быстро объяснять ведьмак, видя, что Добряш находится в полной недоумении. – Гостил он у тебя три лета назад.
– А-а, – радостно протянул тот, и недоумение тут же слетело с его лица, а улыбка стала ещё шире. – А я думаю, кто ж это ко мне-то пожаловал? А оно вон оно как выходит. Помню, помню твоего родича, а как же. Славный парень, – Добряш поднялся с лавки и заковылял к гостям. – Третью хатёнку помогал мне ставить. Золотые руки, сердце ласковое.
В противовес Добряшу, женщины, казалось, вовсе не заинтересовались пришедшими, продолжая заниматься своими делами. Но это было только на первый взгляд. Вечеслав успел приметить короткие, любопытные взгляды, которые те старались бросать незаметно, но всё же получалось у них это не очень. А то, что прислушивались они к разговору, так в этом и сомневаться было глупо, женское оно, в крови.
– А я вот тоже Велес, – представился ведьмак и легонько поклонился. – Тёзка родича, у нас в роду это имя любо. Сами мы Велеса славим, да Сварожичей – Дажьбога и Перуна, потому и прозывают нас часто по-божески. А это Вечеслав, из рода нашего, моего отца брата сын, и мой брат двуродный, значится.
Вечеслав тоже чуть поклонился, решив, что иначе он может показаться либо некультурным, либо чрезмерно гордым, и увидел, как Добряш отвесил поклон в ответ.
– Варя! – крикнул он, на секунду обернувшись. – Собери на стол, гостей потчевать, – и тут же переведя взгляд на ведьмака, спросил. – Голодные, небось?
– Да не то слово, Добряш, помираем просто, – с радостью в голосе ответил ведьмак, а Вечеслав невольно сглотнул голодную слюну. Ну, наконец-то, а-то ещё чуть, и завалился бы он в обморок на потеху местному люду.
– А я вот сижу, лясы точу, – заговорил Добряш. – Да гляжу, как свет-солнышко спать уходит. А вот за стол пожалуйте, гости дорогие, – он указал рукою на столик, стоявший чуть дальше, почти у самой хатёнки. – Не побрезгуйте. А животинку к столбу вяжите.
Привязав поводья к одному из столбов, врытому метрах в десяти от жилища, и как и везде поставленного для крепления верёвок на которых сушилась рыба, Вечеслав распоясался, приставил меч к стене хатёнки, и вслед за ведьмаком усевшись на лавку возле столика, стал слушать разговор.
– А я сёдьни сходил, борти проверил, – продолжал рассказывать хозяин. – Намедни обкрали четыре, и не знаю, как таперича, – он пожал плечами. – Трое дней парни нашенские ходили в ночь, татей стерегли, да всё попусту. Не словили.
– Видать хитрые тати, и сторожкие, – вставил ведьмак.
– Люди поговаривают, – Добряш чуть наклонился вперёд, облокотившись на крышку столика, и перешёл на полушёпот, – Лешак это сповадился мёдь красть. Не угодили мы ему выходит, много зверья за это лето побили.
– Да ну брось, – махнул рукой ведьмак. – Нужен он ваш мёдь лешаку, как корове седло.
– А-то и не для проку он, а токмо из-за обиды, – проговорил хозяин с серьёзным видом.
Вечеслав про себя усмехнулся. Странно и как-то глуповато выглядел серьёзный тон при упоминании некоего выдуманного персонажа. Хотя, вдруг пришло в голову, а что если и не выдуманного? Что если вот так однажды, как и с кромкой, увидишь, почувствуешь и потом уже не говори, что не веришь.
К столу подошла одна из тех женщин, что крутились около печи. Это была та, что помоложе, лет двадцати на вид. Она поставила на середину стола большой глиняный горшок, и сняла с него крышку. В ноздри тут же ворвался аромат варённой рыбы.
– По зорьке бубарей да плотвицы бреднем собрал, а Варенька ушицу знатную стряпает, – с гордостью проговорил Добряш. – Ни у кого такой во всей веси не выходит.
Вечеслав вскинул взгляд, и его сердце тут же ёкнуло, и что-то защемило в нём тоскливое. Была Варя очень похожа на его жену. С расстояния он и не разглядел поначалу, а теперь схожесть сама бросилась в глаза, и снова всколыхнула мысли о доме и родных. К столу подошла вторая женщина, поставила три глубокие керамические тарелки, и стала по очереди наполнять их ухой, черпая её большой деревянной ложкой, расписанной пёстрыми узорами.
Варя ушла и вернулась через несколько секунд с плоской тарелкой, на которой были горкой уложены куски ржаного хлеба. Вечеслав снова бросил на неё внимательный взгляд, словно пытаясь убедиться, что ему не показалось. Но Варя действительно очень походила на Машу.
Первую тарелку женщина поставила возле Вечеслава, положила рядом с ней деревянную ложку, и принялась накладывать уху в следующую.
– Агафья, – обратился к ней хозяин и принялся перечислять поручения. – Животине ячменя дай, да напои, гостям на полатях постели, а мне на полу.
Женщина только молча кивнула, и поставив вторую тарелку напротив ведьмака, отошла от стола.
– А сам не будешь, что ли? – спросил ведьмак, глядя на хозяина.
– Да токмо-токмо откушал, до прихода вашего, – отмахнулся тот.
– Нам бы лошадку продать, кстати, – сказал ведьмак, кивая на гнедую, и Вечеслав невольно поморщился, дуя на горячую уху в ложке. Снова он с продажей этой лошади, не может подождать, что ли?
– То-то я смотрю, не рассёдлываешь ты её. Чай думаю запамятовал с дороги, – Добряш принялся чесать затылок, нахмурив лоб. – Дай-ка покумекать. Еремей на днях говорил, что в Муромы хочет за лошадью плыть, так ему тяжная нужна, для телеги. Да-а, – протянул он задумчиво. – Рази что Любомиру Карпычу, он человек торговый, лодья у него своя. В Муромы свезёт опосля, да продаст. Токмо он много не выбросит. Брать-то будет под прибыток.
– Да нам бы хоть на дорожные траты заиметь, а то пеши мы и ноги постираем, пока до родной сторонки доберёмся.
– Это да, – согласно кивнул Добряш. – Далече Ладога, пешим ходом умаешься.
Пока ведьмак уже во второй раз за последний час продавал гнедую, Вечеслав успел умолотить треть тарелки, не взирая на то, что уха была горячеватой. Но голод не тётка, и не торопиться, боясь обжечься, терпения не хватало. Наваристый бульон приятно наполнял желудок, согревал его, успокаивал. От быстрого поедания горячего бросило в пот. Да и жара, в общем-то, почти не спала. Солнце, судя по быстро наползшим на весь сумеркам, уже полностью скрылось за горизонт, но надо было принимать во внимание, что всё-таки стоит середина августа, и оттого, что солнце исчезает из виду, прохладней не становится. Разве что ближе к полуночи чуть посвежеет, да и то, вряд ли. Может оно даже и к лучшему, что не избы у них тут, а полуземлянки, в которых как не крути, а всё ж попрохладней будет.
– Но так кто ж в ночь покупать станет? – продолжил размышлять Добряш. – То уже к завтрему надо, токмо пораньше, до всхода ещё, а-то праздник пойдёт, там не до торга будет.
– Ну, так, значит, так, – ведьмак принялся за уху. – А этот Карпыч, как он, ушлый муж?
– Есть малость. Да прижимист трохе, но так кто ж из торговых не прижимист?
– Это точно, – согласился ведьмак.
– А Варя ваша дочь? – неожиданно для себя решился спросить Вечеслав.
– Да ну, куда мне, – ответил Добряш, и его голос немного погрустнел. – Моя доля бобылья.
– А как же тогда… ну, я насчёт всех этих женщин, – удивлённо спросил Вечеслав.
– А-а, это, – Добряш заёрзал на месте, словно ища подходящее положения для рассказа, потом на несколько секунд замер в молчании, и наконец, заговорил.
– Это два тому лета назад случилось. Жили мы тогда у Пещани поселением в дюжину хат, род у нас небольшой был, жили спокойно, с соседними родами в ладах. А тут пришли воеводы Владимирские нас воевать. А мы-то чего? Стоит наше поселение, никому не мешает, и вдруг, аки снег на голову. Парень из соседней веси прискакал, в крови весь, волосы обгоревши, криком кричит, спасайтесь, мол, дружина на вас идёт. Наших-то, говорит, всех сгубили, да пожгли в хатах, а вас хоть спасу. А сам плачет, рукавом обгоревшим утирается. А мы чего? Спужались дюже. Чего мы дружине ответить можем, десяток мужиков, баб восемь, да девчушек малых пяток. Вот же ж люди говорят, мальчонки к войне родятся, ан нет оказывается. У нас всё девки в роду последние два десятка лет были, а война ты погляди и пришла, – Добряш тяжело вздохнул. – Вот мы, значит, скарб свой невеликий собрали и утекать. Версты две прошли, глядь, а полдюжины Владимировых кметей нагоняют на комонях. То ли на добро наше позарились, то ли сказано им так было, одно видим – не уйти. Тогда-то Степан Голыба наш, в роду старший коий был, и говорит – вместе не спасёмся, остаться нам надо бы. Это он к мужам, значит. А мне говорит, ты Добряш всё равно к браням не расположен по доброте своей сердечной, потому уводи баб наших, а мы тут встанем, кметей встретим. Бабы в вой тута же, в причитания, на выи мужьи вешаются, не уйдём без вас, рядом станем. Но старший у нас он муж грозный был, что-о ты, – Добряш с гордостью тряхнул головой. – Рявкнул на баб, да те рыдая и причитая смирились. Мужы наши топоры свои да рогатины сготовили к бою, а мы пошли, значит. Бегом к лесу, и через лес бегом. Я обернулся в последний раз, глядь, наши-то стоят спиной к спиночке, ощетинились, а кмети вокруг скачут, улюлюкают. Вот так с тех пор и один я из мужей в роду. Пять дней мы по лесу да по над лесом шли, пока не встретился нам мил-добрый человек. И вот он нам говорит, чего же вы горемычные скитаетесь, идите к Оке, спрашивайте про весь новую Рязанскую, там долю свою обретёте, – Добряш снова тяжело вздохнул. – Вот и пришли сюда.
Вечеслав доел бульон и принялся за рыбу. От сытного ужина стало спокойнее внутри, плохие мысли отступили, и только продолжала бередить схожесть Вари с женой. Он осторожно пытался отыскать её взглядом среди мелькавших в полумраке женских фигур. Женщины всё ещё продолжали заниматься делами, несмотря на глубокий вечер, что-то готовили в печи, что-то проносили мимо них. Та женщина, что разливала по тарелкам уху, принесла кувшин с квасом и кружки, и Вечеслав пожалел, что квас принесла не Варя. Ему захотелось ещё раз взглянуть на неё, и хотя он знал, что от этого в сердце снова появится щемящая тоска, но бороться со своим желанием не мог.
Когда допили квас, Добряш решив не задерживать своей болтовнёй утомлённых гостей, повёл Вечеслава в хату. Ведьмак задержался, чтобы расседлать гнедую, а Вечеслав, взяв меч, поспешил вслед за хозяином и не сумев удержаться всё же спросил.
– А у Вари тоже муж погиб? Ну, там, когда вы уходили.
– Жених у неё был, Нефёд, из соседской веси. Где теперь и не знамо. Жив, али нет? – Добряш пожал плечами. – Говорили, что их весь, как и прочи, пожгли, а мужей всех порубали.
Откуда-то появилась Агафья со свечой, установленной в небольшом блюдце. Добряш указал рукою на постеленные полати в углу.
– Вот тут и почивайте с миром.
– Спасибо, – ответил Вечеслав, и пройдя к полатям, осторожно присел на них.
– Ну, ночи доброй, да покойной, – Добряш снова легонько поклонился, и подталкивая Агафью в спину, вышел из комнатки. Свечу Агафья не оставила, и Вечеслав очутился в полной темноте.
– Наверное, у них с розжигом огня проблемы, – решил он, и осторожно приставил меч к стене у изголовья.
Теперь можно было дать волю усталости, и она сразу же подчинила себе всё тело, потащила в сон. Скинув с ног кроссовки, Вечеслав нащупал рукою подушку, которая оказалась довольно большой, и даже не прилёг, а бухнулся на полати. Голова в большой подушке мягко утонула, уныло скрипнули перья, словно снег под ногами в лютый мороз, он прикрыл глаза, и медленно провёл рукою по лицу. Под носом и на подбородке чувствовалась густая щетина.
– Надо бы как-то побриться, – вяло шевельнулась в мозгу сонная мысль. Как и чем, думать совсем не хотелось, да и к чертям собачим, не главное оно теперь.
– А что главное? – спросил сам себя мозг.
Но ответ появиться не успел. Вечеслава, словно навь того мертвяка на кромке, утянула в себя чёрная и вязкая пустота небытия.
9
Спал Вечеслав плохо. Обрывочно мелькали тяжёлые сны, в которых он то снова убивал, то видел шевелящуюся стену нави. Иногда сквозь эти кошмарные обрывки прорывались сны о родных, о своём мире.
Просыпаясь в полной темноте почти поочерёдно от кошмара или от тоски, Вечеслав слепо осматривался вокруг себя, шарил рядом рукой, пытаясь отыскать Машу, не находил, и снова проваливался в пустоту в полном непонимании.
Разбудили его разноголосые крики петухов. Он открыл глаза и первые две минуты тупо пялился в потолок, которым являлась внутренняя сторона одного из скатов крыши. Наконец, разум более-менее восстановил цепочку произошедших за последние два дня событий, и Вечеслав вздохнув, тяжело поднялся. Ночь не принесла нормального отдыха, тело ломило и ныло от вчерашних бешеных нагрузок. Неторопливо опоясавшись и позёвывая, он вышел из хаты.
Солнце, по всей видимости, только-только выползало из-за горизонта, и ещё не поднялось настолько, чтобы пролить свои лучи на укрытую за холмом и невысоким частоколом весь, и поэтому пока ещё радовала утренняя прохлада. К нему подошла та женщина, что разливала вчера уху, держа в руках большой кувшин.
– Извольте умыться и испить, – тихо проговорила она, слегка поклонившись.
– Спасибо, – в ответ поклонился Вечеслав и вытянул перед собой руки со сложенными лодочкой ладонями. – А попутчик мой где?
– Родич ваш? – непонимающе переспросила Агафья, поднимая кувшин и наклоняя его. – Так ведь лошадку продавать пошли.
Вечеслав бросил взгляд на столб к которому вчера сам привязывал гнедую. А-а, блин, так вот откуда эта убийственная боль в ногах, усмехнулся он, припомнив вчерашнюю конную прогулочку.
Вода была прохладной, несмотря на жаркую августовскую ночь, и Вечеслав догадался, что, скорее всего, за нею уже успели сходить на реку. Во сколько ж они тут встают? – невольно задался он вопросом, и заценив чужой труд, поплескал воды на лицо ровно столько, сколько было нужно, стараясь не проливать лишнего. Затем взял у женщины кувшин, жадно сделал несколько глотков, и шумно выдохнув от удовольствия, поинтересовался:
– А давно ушли?
– Давненько уж, – ответила женщина.
Вечеслав хотел уточнить, как давненько, но вдруг до него дошло, что он не знает, а в чём собственно здесь измеряется время. Потому он только неопределённо угукнул и кивнул, чтобы ненароком не сболтнуть какой-нибудь полной чуши и не вызвать подозрений.
– Може завтракать хотите? – спросила Агафья, беря протянутый ей кувшин.
– Нет, спасибо. Я лучше подожду.
Агафья кивнув, быстро развернулась и заспешила ко второй хате, а Вечеслав присел на лавку у столика, и стал наблюдать за тем, что происходило через дорогу.
Там, за таким же столиком, только раза в три подлиннее, сидело больше дюжины человек разных возрастов. Одеты эти люди были совсем не так, как те, которых он разглядывал вчера, когда они с ведьмаком вошли в весь. Белых рубах у мужиков не было и в помине, а красовались на них однотонные красного и тёмно-синего цветов. Не было в помине и лаптей, а только полусапожки без каблуков. У женщины поверх накидок были надеты пёстрые юбки, а на плечах лежали узорчатые платки.
– Праздник же сегодня какой-то, – вспомнилось Вечеславу.
Почти все за столом молча ели, и только двое, чуть склонившись друг к другу, вели беседу. Один из разговаривавших был мужик лет сорока, с короткой окладистой бородой, второй – молодой парень. Вид у него был уставшим, он тяжело облокачивался на стол и сильно морщился, словно борясь со сном. Вечеславу вдруг показалось, что парень бросил в его сторону нарочитый взгляд, но как только их глаза встретились, парень тут же торопливо отвернулся.
– Чё эт он? – мелькнуло в голове, и Вечеслав отведя взгляд чуть влево, стал наблюдать за ним боковым зрением. За две минуты парень обернулся на него три раза.
– Может просто интересно, кто такие напротив появились? – спросил он себя, но ответить не успел. На дороге, которая шла вдоль опоясывающего весь двойного частокола, показались ведьмак с Добряшом. Шли они без лошади. Ведьмак издалека помахал рукой Вечеславу, и в его руке тот увидел маленький тёмный мешочек. Однако особой радости на лице ведьмака не наблюдалось, но всё сразу же объяснилось, как только он подошёл и бросил мешочек на стол.
Мешочек звякнул, а ведьмак зло плюнул под ноги.
– Вот же ушлый этот их Любомир Карпыч, чтоб ему в пекле гореть, – громко выругался он, усаживаясь на лавку возле Вечеслава. – Таких ушлых я только в Киеве, да в Новгороде видал.
– Да и бог с ним, – махнул рукой Добряш. – Ну чего ты так узъелся?
– Чего-чего, – ведьмак посмотрел на Вечеслава. – Не, ты представляешь, за хорошую лошадь три с половиной гривны кунных. И главное упёрся, как баран, ни векши, говорит, больше не выброшу, они, говорит, в Муромах нынче подешевели.
– Им булгары стада целые пригоняют, – снова вставил Добряш. – Так он, значит, и правду говорит, чего уж там.
– Слушай, мне кажется, вот тот парень за столиком на меня как-то подозрительно поглядывает, – сказал Вечеслав, едва заметно кивнув в сторону соседских хат.
Ведьмак бросил осторожный взгляд.
– Может показалось? – спросил он. – Добряш, ты вон того парнишку не знаешь, случаем?
Добряш без всяких затей, прямо уставился на столик. В это время мужик, ведший беседу с парнем, обернулся и сдержанно, с не особо приветливым лицом, кивнул соседу, а сам парень тут же схватил со стола ложку и принялся увлечённо есть.
Добряш помахал в ответ, и перевёл взгляд на своих гостей.
– Ишь ты, уже и к празднику понарядились, – сказал он добродушно. – А мои-то бабоньки небось ещё прихорашиваются. Скоро мирского бычка [*]с луга приведут, а там и требу* складут, а другую полоть [*]порубят, да в общем котле…
– Так чего с парнем-то? – перебил ведьмак.
– А кто ж его знает? Може родич какой их дальний.
– Поня-а-тно, – протянул ведьмак, и взяв в руку мешочек, развязал его. Пару раз тряханув им, словно пытаясь определить вес, ведьмак аккуратно высыпал содержимое на стол.
Вечеслав с интересом поглядел на кучку серебряных монет разной степени стёртости. Некоторые из них вообще были отломанными половинками, или обрезанными по окружности под один размер. Из целых одни монеты были с современные два рубля, другие немного побольше, а обрезанные по кругу примерно походили на рубль. На обеих сторонах, что больших монет, что мелких, Вечеслав увидел арабскую вязь.
– Там не стал пересчитывать, – говорил ведьмак, сортируя монетки, – Неудобно чего-то было. Так ногаты [*]сюда, куны значит тут, ага, а резаны, значит, в третью кучку.
Пока ведьмак занимался сортировкой, Вечеслав пару раз искоса взглянул на парня, но тот только увлечённо ел, не обращая в их сторону никакого внимания.
– Показалось, видимо, – решил он, и снова перевёл взгляд на стол, где монеты уже были разделены на кучки.
– Так, – сказал ведьмак, начав перебирать пальцем первую кучку монет побольше, и считая шёпотом, – Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать. Ага, ногат значит тридцать.
Через секунд двадцать он посчитал вторую кучку и добавил.
– Кун тридцать четыре.
Когда была досчитана последняя кучка, состоящая из обрезанных и половинок монет, ведьмак громко рассмеялся.
– Чего? – с любопытством поинтересовался Добряш.
– Ай да Карпыч. Всё-таки надул на резанку, – ведьмак принялся укладывать монеты обратно в мешочек. – Ох уж этот торговый люд, не упустит своего, обязательно облапошит…
Возле стола появилась Агафья, поставив с краю, чтобы не мешать ведьмаку, кувшин с квасом и тарелку с горкой хлебных кусков. Одна из ещё незнакомых Вечеславу женщин, спустя секунд двадцать принесла глубокую миску с небольшими запечёнными в сметане рыбинами.
Добряш уселся за стол, ведьмак собрал монеты в мешочек, и они втроём жадно навалились на рыбу, умяв её минут за десять. Потом неспеша выпили по кружке кваса.
– Не, вот уж ушлый-то, – снова принялся за своё ведьмак, вытирая рукавом жупана губы. – А на жупанчик и не взглянул даже. Да чтоб его дождь намочил, жмота этакого. Смотрит главное смазливо, улыбается…
Вечеслав не стал дослушивать пустые обидчивые речи ведьмака, его привлёк шум за спиною. Он обернулся, и увидел выходящих из второй и третьей хаты женщин. Помимо женщин из третьей хаты высыпали пять пёстро разодетых девочек разных возрастов. Они весело смеялись, подтрунивая над нарядами друг друга, и Вечеславу сразу же вспомнилась дочурка. Он тяжело вздохнул и с грустной задумчивостью стал смотреть перед собой, видя теперь всё одной общей, пёстрой картинкой и не фокусируясь на деталях. И только когда появилась Варя, задумчивость слетела с его глаз. Девушка, как видимо и все сегодня, была одета празднично, на шее у неё висели бусы из таких же жемчужин, как и на головной ленте, вперемежку с серебряными монетками, один в один с теми, что ведьмак минут пятнадцать назад пересчитывал, разложив на столе. Единственно, что среди них не было всяких обрезанных. Девушка поймала его взгляд и тут же быстро отвернулась, а Вечеслав почувствовал, как внутри него всё вздрогнуло.
– Ух-ты, ух-ты, – услышал он, как громко залепетал Добряш. – Бабоньки-то мои уже готовы, а я даже портков праздничных, да рубаху не напялил.
Он тут же быстро вскочил из-за стола и заспешил в свою хату, а Вечеслав добродушно улыбнулся. Теперь он наглядно увидел, за что этого полного, с каким-то несерьёзным лицом человека, прозвали бабьим князем.
Добряш выскочил из хаты через минуту, голопузый, он натягивал на себя рубаху через голову, и немного запутался в рукавах.
– Щас, щас пойдём, – слышался его голос из-за ткани. – У-у, окаянная, туго лезет.
Наконец, снова появилось его улыбающееся лицо.
– Агафья, Велена! – крикнул он старшим женщинам. – Вы идить, идить, а мы нагоним, – и тут же повернулся к Вечеславу. – А меч-то лучше дома оставить, – начал он, зачем-то сразу добавив в голос просительных ноток. – Событие всё ж. Не принято с оружием-то.
– Угу, – кивнул ведьмак, поднимаясь с лавки. – Ну его брать, а-то после варенного мёда горячие все, ни словом не тронь, ни рукавом не задень.
– Да я не против. В мыслях даже не было против своих… в смысле здешних ползоваться, – Вечеслав хмыкнул, и вытащил меч из кольца. – Пойду под полати положу.
Но, зайдя в хату, он вдруг решил меч припрятать. Что-то ёкнуло внутри, и всё из-за странного взгляда парня. Мало ли чего.
В комнатке, в которой он ночевал, Вечеслав с минуту задумчиво переводил взгляд с угла в угол, с полатей на массивный ящик, служивший видимо чем-то вроде комода, и с ясностью понимал, что везде, в принципе, можно было отыскать спрятанное в пять секунд. Тогда ему вспомнилось, что труднее всего найти то, что практически на виду. Он осторожно стал на полати, и с небольшого размаху всадил клинок в одно из брёвен крыши. Клинок застрял в бревне под углом градусов в пятнадцать к нему, и Вечеслав спрыгнул на земляной пол. Рискованно конечно вот так, подумал он, но всё ж это лучший вариант, если не сказать единственный. Остальные все слишком предсказуемы.
Он вышел на улицу и машинально бросил взгляд на другую её сторону. Там все как раз встали из-за стола, и теперь, за исключением одной женщины и подозрительного парня, дружной группой шли к дороге. Оставшаяся женщина начала спешно убирать со стола, а парень заковылял к ближайшей от него хате, в которой и скрылся секунд через пятнадцать.
– Блин, это уже паранойя, – сказал Вечеслав сам себе, и заспешил вслед за ведьмаком и Добряшом, удивлённый тем, что они его и не дожидались. И ещё больше удивило то, что ни женщины, ни Добряш даже и не подумали запирать свои жилища. Неужели ни разу здесь никого не обворовывали?
По пути ему пришлось обходить группу соседей, которые уже вышли на дорогу и заняли две трети её ширины. Мужчина с окладистой бородой слегка поклонился и поздоровался с ним.
– Здрасьте, – выдохнул в ответ Вечеслав, и зашагал быстрее, боясь, как бы сосед Добряша не начал вдруг ненужных расспросов.
Ведьмак обернулся и подождал Вечеслава.
– Ты молчи побольше, да не делай резких движений, – сказал он нравоучительно, когда Вечеслав приблизился. – Думаю, никто и не заподозрит, что с тобою что-то не так.
Они пошли вперёд, так как к ним стеной приближалась процессия соседей, и стоять посреди дороги, мешая им, было бы довольно глупо.
– И мёду много не пей, – продолжал ведьмак. – Напиток крепкий, ядрёный.
– Я и не любитель особо, – отмахнулся от назидательных речей ведьмака Вечеслав. – Не моё оно. В жизни другого кайфа хватает.
– Эт ты прав, – согласился ведьмак.
Они нагнали Добряша, и Вечеслав, искавший до этого глазами Варин силуэт, потупился в землю. Не хотелось, чтобы Добряш приметил и ещё чего-нибудь заподозрил.
– А чего заподозрил-то? – удивлённо спросил он сам у себя. – Смотрю просто, глаз радую. Да и похожа на Машу она сильно. Поэтому, как бы и…
Но обмануть себя не получилось. Какой-то другой частью мозга, глубинной, он понимал, что сердце уже сделало метку, прицелилось, и дальше наступит тот момент, когда он уже будет не в силах контролировать чувства.
– Значит, нужно убить их на корню, – решил он, но взгляд снова непроизвольно скользнул вперёд, словно непослушный охотнику пёс, без команды бросающийся на дичь.
– Чёрт, – ругнулся в сердцах Вечеслав.
Но ему повезло. Они дошли до конца улицы, которая упиралась в что-то вроде площади, и теперь можно было отвлечься от навязчивых мыслей и чувств на то, что происходило на ней.
Здесь было уже много народу, и от моря пёстрых одежд, внутри поневоле стало радостней и светлее. Помимо людей, Вечеслав увидел два длинных ряда деревянных столов. Один шёл почти по над высоким частоколом, а второй на метров двенадцать дальше от него. На столах через равные промежутки лежали большие караваи хлеба, между которыми стояли маленькие снопы ржи, перевязанные широкими синими лентами.
Над площадью висел гул смешанных в одну общую кашу человеческих голосов, поверх которого то там, то тут раздавался весёлый смех. Вечеслав увидел, как женское «княжество» Добряша смешалось с остальной толпой, и растворилось в ней, и теперь ищи не ищи, а отыскать Варю среди пёстрой массы было почти невозможно. Ведьмак вцепился в рукав Вечеслава и потянул вправо.
– Давай в сторонке, – бросил он громко, и Вечеслав охотно повиновался. Он и в своём времени не любил подобные массовые тусовки, навроде всяких там дней городов и прочего, и посещал их только ради своих «девчонок», которым всё это наоборот нравилось. Маше, как он догадывался, несмотря на её совершенно противоположные заявления, из-за возможности покрасоваться в каком-нибудь новом наряде, а для Иришки такие праздники всегда означали много мороженного, сладостей и аттракционы до головокружения.
Оттянув Вечеслава к ближнему от них краю площади, ведьмак отпустил рукав.
– Вон, быка мирского ведут, – сказал он, кивая вправо.
Вечеслав повернул голову. И вправду, четверо мужиков вели крупного чёрного быка, который выглядел довольно спокойным, видимо не до конца понимая, в каком амплуа он приглашён на этот людской праздник, и как ни странно, не реагирующего на огромное количество красного цвета. На его шею была накинута толстая цепь, два конца которой держали в руках мужики идущие впереди, а двое других, шедшие по бокам, похоже присутствовали для подстраховки. Как говорится – если чё. Хотя, Вечеслав здорово засомневался, что случись это – если чё – мужики смогут справиться с таким увесистым зверюгой.
Быка вели к частоколу, и бросив взгляд поверх людей, Вечеслав увидел широкие, распахнутые ворота.
– Вот там ему и капец, – он задумчиво хмыкнул. – Интересно, чего у них за этим забором?
Толпа людей тоже наблюдала за быком, и как будто немного попритихла, наверное, решил Вечеслав, как раз не желая невзначай спровоцировать то самое – если чё. Не Испания всё-таки, бегать от разьярённых быков вряд ли в традициях. Но стоило быку скрыться за воротами, как люди притихли ещё сильнее, и над площадью нависла давящая тишина. Висела она минут пять-шесть, и даже начала понемногу Вечеслава напрягать, столько народу, а слышно, как где-то далеко щебечет какая-то птаха. Внутри всё сжалось, в ожидании, чем и когда ж уже всё это разрешится.
Но когда, казалось, вот-вот из лёгких вырвется вопрос – Да чё такое, люди?! – из ворот вышел старик с белой бородой и густыми седыми волосами. Одет он был в длинную белую рубаху до пят, исшитую замысловатыми красно-чёрными узорами, в которых Вечеслав с удивлением разглядел несколько тех знаков, что в их времени называются свастикой. В правой руке старик держал толстый посох, увенчанный длинным изогнутым рогом. Остановившись, он стал отвешивать глубокие поклоны на три стороны, и люди в ответ кланялись ему. Потом, развернувшись, он поклонился кому-то за частоколом, и наконец, снова обернувшись к толпе, заговорил.
– О, добрые славянские и иные роды, пришедшие в эту землю, и севшие здесь, чтобы жить миром. И радимичи, и вятичи, и кривичи, и дреговичи, и полочане, и мурома, и весь, и мокша, всем вам поклон. Руками вашими землю вы лелеете, и она воздаёт вам сторицей. Да будет так, пока Дажьбог светом нас дарит.
Он снова поклонился, и продолжил.
– Матушка Макошь велела кланяться вам, люди добрые. Радость её великая преисполнила, как увидела она плоды трудов ваших. Таперича, сказала, и мне покойно, и детям моим житно будет. Собран урожай, хлеб новый спечён, матушка Макошь с сердцем спокойным оставляет нас до весны. С праздником вас, люди добрые.
Толпа тут же загудела, люди бросились обнимать друг друга, расцеловывать, поздравлять.
– Ну, слава Роду, – слышалось отовсюду. – Вот и Спожинки справились. Спасибо матушке Макоши. Пусть спит покойно до новой вёснушки.
Где-то справа весело заиграла музыка, что-то вроде рожков и сверестелек. Толпа зашевелилась, стала разделяться. Молодые потянулись вправо, старики к лавкам у столов, и только дети носились туда-сюда стайками и между стариками, и между молодыми.
Вечеслав вдруг увидел, как старик, произносивший речь, уставился в их сторону, и его глаза удивлённо расширились.
– Чего эт он? – вздрогнул Вечеслав, и перевёл взгляд на ведьмака, чтобы сказать ему, но тот уже сам увидел, и поднеся палец к губам, отрицательно помотал головой. Старик тут же всё понял, медленно кивнул, и развернувшись, скрылся за частоколом.
Проводив его удивлённым взглядом, Вечеслав хотел было спросить у ведьмака, что собственно всё это значило, но неожиданно наткнулся взглядом на мелькнувшего в толпе парня, который по идее остался в хате соседей Добряша, и его мысли тут же снова завибрировали паранойей.
