Текст книги "Язычник: Там еще есть надежда (СИ)"
Автор книги: Анатолий Радов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
15
Подходя к Добряшевским хатам, Вечеслав неожиданно наткнулся взглядом на Завида, который сидел за тем же столом, за которым он и увидел его в первый раз. Перед ним стояла тарелка, над которой он хмуро нависал с ложкой в руке. Зло зыркнув на проходивших мимо пришлых, он тут же опустил глаза долу, и принялся елозить ею по тарелке.
– Завид, за ножом сходи, забери. Будимир звал, – громко проговорил ведьмак мимоходом, и сразу же потерял к соседу Добряша и недавнему их истцу по одному делу интерес.
Тот что-то пробурчал в ответ, и зло бросив ложку на стол, поднялся и вразвалку зашагал к своей хате.
Добряша дома не оказалось, как впрочем, и большей части женщин. Вокруг хат носились девочки, играя в что-то вроде салок вперемежку с прятками, а возле печи одиноко управлялась Агафья.
– А где ж хозяин? – спросил у неё ведьмак, присаживаясь на скамью.
– Хлеб же молотят, – ответила Агафья и с помощью тряпок вытащила из печи небольшой чугунный горшочек. – Я тут вам ушицы согрела.
– Ух, спасибо, – ведьмак потёр ладони, и остановил Вечеслава, который уже собрался идти в хату за мечом. – Потом возьмёшь. Садись, отобедаем первым делом.
Наскоро поев, они направились сначала к окружной дороге, а уже по ней пошли вправо, туда, откуда ведьмак с Добряшом возвращались вчера после продажи лошади. Меч снова привычно висел на поясе, продетым в кольцо, и Вечеслав чувствовал себя с ним намного спокойней и уверенней.
Пройдя две улицы, они дошли до третьей крайней и свернули на неё. Прислушавшись к тонкому, но всё же различимому из-за своей звонкости и высоты звуку, Вечеслав сообразил, что кузница находится в самом конце этой улицы, и получалось, что в самом дальнем и укромном углу веси, являясь видимо не менее важной её составляющей нежели копище.
У самой кузницы их нагнал Миколка.
– Кузьма Прокопыч звал вас отобедать. С гумна пришёл, дожидается, – выдохнул он, слегка запыхавшимся голоском. – Ох, и хорошо, что смекнул я, куды вы пошли, а то б избегался.
– Скажи голове, придём. Только с ковалем дело обделаем, и сразу к нему, – отчитался перед Миколкой ведьмак.
Скороговоркой объяснив куда идти, Миколка развернулся, и со всех ног стреканул промеж ближайших хат, ловко лавируя между развешенного на верёвках белья. У одной из хат к нему прицепился рыжий щенок, но несколько раз тявкнув для приличия, он тут же потерял к бегущему всякий интерес, видимо решив, что по такой жаре гоняться за кем бы-то ни было будет накладно для здоровья.
– Видать хочет вызнать о чём мы с Будимиром говорили, – усмехнулся ведьмак. – Эх, любопытство людское. Небось, уже весь предположениями наш голова изошёлся.
Обойдя высокую хату, стоявшую почти у самого частокола, сразу за которым начинался спуск к реке, ведьмак с Вечеславом двинулись ко второму сооружению, сделанному не из целых брёвен, как остальные жилища, а из распиленных вдоль, и врытых в землю наподобие того же частокола. Над широкой дыминой, выходящей из односкатной дощатой крыши, вилось облачко марева, а от самого сооружения, несмотря на и так не прохладный день, тянуло ощутимо большим жаром.
Звон, доносящийся изнутри, вдруг прекратился, и когда Вечеслав и ведьмак заглянули в широкий проём распахнутой настежь двери, они увидели, как коваль большими клещами с длинной ручкой укладывает кусок металла в горниле.
Заметив упавшую в проём тень, коваль на секунду обернулся, но тут же продолжил своё занятие. Вечеслав с ведьмаков не решились окликать, а стали молча ожидать, когда тот закончит работу и подойдёт сам. Вытерев со лба капли пота, Вечеслав с удивлением уставился на работающего мужчину. Его облик не очень-то вязался с представлением о кузнецах, хотя и не видел он их в своей жизни ни разу. Но, наверное, по каким-то довольно устойчивым ассоциациям, представлялся ему кузнец неким великаном ростом под два метра и огромными, мускулистыми ручищами. Потому и удивительно было лицезреть в ковалях довольно-таки низкорослого, почти на голову ниже самого Вечеслава, человека. Правда в плечах его бог не обидел, и ручища были самые что ни на есть кузнецкие, с бугрящимися, под пропитанной потом рубахой, мышцами. Первое, что пришло на ум Вечеславу, это сравнение коваля с гномом, из фэнтезийных миров.
Уложив заготовку, и всё теми же клещами, нагорнув сверху неё угли, коваль обтёр лицо фартуком, и положив клещи рядом с наковальней, подошёл к гостям.
– Здоровья вам. С чем пожаловали, люди добрые? – спросил он, глубоким, спокойным голосом.
– И тебе здравствовать, – ответил ведьмак. – Вот меч тебе принесли, Перунову защиту на нём усилить хотим.
Вечеслав, не ожидая просьбы, сам вытащил меч из кольца и протянул кузнецу.
– Так-так, – с интересом стал разглядывать оружие кузнец. Провернув его в руке, он сощурившись, внимательно оглядел лезвия, потом согнул клинок в треть, отпустил, снова провернул, разглядывая. Потом приблизил его ещё ближе к лицу.
– Федот ковал, – прочитал он медленно. – Знаю, знаю, в Муромах коваль. Самого его я не видал, а вот топоры, да ножи с его клеймом у нас в веси не диковинка. Токмо этот клинок он не старательно делал. Сталь обычная, не булат. Не доварил видать, да и угля не додал.
Коваль достал из кармана на фартуке большой, согнутый пополам гвоздь и несколько раз легонько ударил шляпкой по стали, прислушиваясь к звуку.
– Быстро охлаждал, торопился видать. Потому крепости сильной нема, а вот гибкость какая-никакая сохранилась.
– Так какова цена твоя будет? – спросил ведьмак.
– Ну, за Перунову защиту цена испокон ставлена, сколь не жалко. Сам знать должен.
Ведьмак кивнул и полез в мешочек с монетами, который висел у него на поясе. Выбрав из него десяток тех, что были крупнее, он протянул их ковалю.
– Добре, – кивнул тот, беря деньги. – Не понятно токмо, – он задумчиво хмыкнул, снова принявшись разглядывать клинок. – Али стар Федот стал, али сноровку растерял. А-а, – вдруг воскликнул он, и оглядел гостей. – Може сырец плохой был?
– Неважно каков сырец, важно, каков хытрец [*], – проговорил в ответ ведьмак.
– Это да, – согласился коваль.
– А что, сам мечи делаешь?
– Да таперича всё больше по плугам да топорам, да по кузне [*]ещё, – на лице коваля проступила некая огорчённость. – Гривную утварь [*]какую, да девкам то лунницы [*], то рясны [*]с птичками медяными. Да усерязи [*]о семи лучах, ныне такие у всех тут в ходу, не токмо у вятков и радимов.
– Значит, меч у тебя заказать нелепо?
– Ну-у, – протянул коваль, приосаниваясь, – Самому себя хвалить не с руки честному человеку, однако ж без хвальбы-то и не объяснить.
Он повернулся и подвесил меч за гарду [*]на два торчащих из стены деревянных колышка.
– А вот я покажу таперича, а ты сам погляди, да реши, мил-человек.
Проговорив это, коваль скрылся в полумраке кузницы. Вернулся он секунд через десять, держа в руках меч, похожий по форме на Вечеславов, но по цвету клинок выглядел абсолютно иначе.
– На, цени, – выдохнул он, и отдал оружие ведьмаку, после чего замер со внимательным взором, отведя руки за спину.
– Ну, я так не понимаю особо, – пробормотал тот. – Ты словами бы объяснил.
– А что ж, и словами можно, и делом. Ты гни клинок.
Ведьмак хмыкнув, взялся осторожно за остриё, и напрягшись, потянул вниз. Когда клинок согнулся вполовину, ведьмак остановился.
– Гни, не бойся. До рукояти гни.
– А не сломится?
– Не сломится, – коваль усмехнулся. – Но так то изгиб, а таперича на прочность глянь.
Нагнувшись и потянувшись рукой влево, он извлёк из-за стенки короткий железный прут диаметром в мужской мизинец и положил его на стоявшую в метре от дверей огромную, вырубленную из ствола векового дерева, колоду.
– Секи по пруту.
– Пусть уж родич мой, у него и силы поболе, и дело его это в жизни, – ведьмак протянул меч Вечеславу. – На, рубани с плеча.
Меч с лёгкостью перерубил железо, и глубоко засел в дереве. Прут не успел согнуться и на миллиметр, а две его рубленные части отпрыгнули в стороны друг от друга, словно живые. С трудом вытащив клинок из колоды, Вечеслав принялся разглядывать лезвие. Ни единого скола, или даже мельчайшей деформации не было. Он вдруг пригляделся к самому клинку и с близкого расстояния различия с его клинком проступили чётче. Этот был темноватым, блеск от него исходил матовый, а не такой яркий, как от его меча. А по всей поверхности проглядывался мудрёный плетущийся узор, похожий на сотни тонюсеньких червячков.
– Я назвал это чёрным булатом, – чуть ли не с дрожью в голосе проговорил коваль. Да и по его виду можно было догадаться, что он находится в волнении, понимая, что та вещь, которой он хвалится, уникальна – По цвету видите какой тёмный?
– Да уж, – ведьмак покачал головой. – И как же такое чудо делается?
– Ну, то ужо секрет, – начал коваль, но не смог удержаться. – Тут дело в самой шихте [*], да в том, как её варить, да уголья токмо сосновые нужны. А варишь, пока всё ненужное выйдет наружу, иначе не будет того булата. А как поварил добре, так по ковкости и глядишь, вышло, али нет.
Коваль увлечённо проглотил слюну и продолжил:
– У нас-то своя руда тут болотная токмо, грязная внутрях, потому мешать её надо с той, что из полуденных стран везут в слитках. В Муромах за четыре безмена [*]такой почитай две гривны кунных отвалил. И-то, сторговавшись, а так две с половиной просили.
– А что ж к Федоту не зашёл, и увидал бы как раз соремесленника?
– Да так, – коваль неопределённо отмахнулся, – Не схотел чего-то.
– Ну то да, дело твоё. Да уж, – ведьмак снова вернулся к мечу. – Не видал ещё я таких клинков. И за сколько б ты продал его, если бы покупатель сыскался?
– Ну и тут цена определена испокон, золотом в вес его. Да вот токмо этот я не продам и за два веса.
Вечеслав, образно представив в голове названную цену, протянул меч обратно владельцу, который смотрел теперь с явной уверенностью, что его изделие произвело на пришлых серьёзное впечатление. Конечно, Вечеслав с самого начала и не помышлял о покупке какого бы то ни было меча, подумаешь, завёл ведьмак разговор о мастерстве, да и заставил коваля похвалиться, но увидев вынесенный им откуда-то из закутка кузницы клинок, он почувствовал внутри определённое желание. Ему вдруг, как чего-нибудь в детстве, едва ли не до слёз захотелось иметь такой же. А два веса это будет три кило золота, примерно – появилась в голове мысль – Это ж сколько нахрен серебром получается? Он попытался как-то подсчитать, но понял, что сделать это, не зная какое отношение здесь между этими двумя благородными металлами, практически невозможно. Да и уместна ли замена? Сказал же, золотом, может серебром и не возьмёт.
– А за нашим когда подойти? – спросил ведьмак. – А-то нам за него на копище ещё надо в ночь жертву замолить.
– А к вечеру и подходите, – ответил коваль. – Ежели ещё половину того, что дал, дашь, можно и рукоять удобную бронзой выделать, абы в руке, как литое лежало.
– А что, и можно. Только резанами дам.
– Сгодится, – согласился коваль.
Взяв плату, он извинился, за то, что не может боле гуторить, и снова упрятав меч куда-то в тёмный закуток, вернулся к работе.
– А как звать-то тебя? – крикнул ведьмак вглубь кузницы, когда коваль принялся мехами нагонять температуру в горниле. Тот повернулся, и улыбнувшись, выкрикнул в ответ:
– Людота. Людотой мамка нарекла.
16
– Славный коваль, – проговорил ведьмак, когда стали отходить от кузницы. – Если он такие мечи станет мастерить, то через лето-два молва о нём и до Киева долетит. Не видал я ещё таких клинков на Руси.
– А какое отношение тут серебра к золоту? – спросил Вечеслав, не в силах отделаться от призрачной надежды купить увиденный меч.
– А чего эт ты? – ведьмак улыбнулся. – Загорелось?
– Дак ведь меч стоящий, как не загореться? Хотя, еще дня четыре назад мне бы наплевать на него было, наверное.
– Хм, это у тебя что-то вроде переоценки ценностей произошло. Так, щас припомню, примерно один к десяти теперь. Отношение иногда изменяется, в зависимости оттого, где полюдьевый товар сбывают. Если грекам, то те золотом платят, если арабам, то серебром. Во время полюдья не только ведь дань собирается, но и скупается по дешёвке дополнительно и мёд, и воск, и зерно… Да всё скупается. Чем больше взял задёшево, тем больше навара, а стало быть, в следующее лето больше скупят товара и больше денег осядет по весям. Вот такой вот круговорот.
– Значит, три кило золота – это будет тридцать кило серебра? – стал подсчитывать Вечеслав, которого вся эта история с полюдьем не особо интересовала. – Охренеть! Это чего тут, все миллионеры получается, что можно такие цены гнуть? У меня дома если грамм тридцать золота наберётся, то это хорошо, а из серебра только ложки старые бабушкины, две штуки. А украшений и нету. Не носит Маша серебра.
– Так он и не для продажи цену назвал, а имел ввиду, что и за столько не продаст. Так оно, конечно, пятьдесят гривен кун получается. Простой людин не купит, само собой.
– И заработать я так понимаю, столько не вариант, да?
– Ну, землепашеством точно нет. А вот пару раз в набеги походить, тогда заработаешь.
– На кого в набеги? – удивился Вечеслав. – В какие-такие набеги ты пойти предлагаешь? Не, такое не покатит. Ты лучше объясни, каким тут честным путём можно пятьдесят гривен этих кунных раздобыть. Это я к тому, что вдруг всё же через портал получиться вернуться, тогда ж, наверное, и меч можно с собою…
– А вон и изба нужная, – быстренько перебил ведьмак, видимо среагировав на слово «портал». – Гляди-ка, и Прокопыч вон под холстиной нас дожидается.
Кузьма Прокопыч и действительно сидел за столом, над которым навесом была натянута бежевого цвета холстина. Приближающихся гостей он не видел, по той простой причине, что посиделки в теньке сморили его, и потому голова дремал, с полагающейся ему величавостью сложив руки на груди.
– Кузьма Прокопыч, – громко позвал ведьмак, остановившись в паре шагов от него.
Тот вздрогнул, открыл глаза, и пару секунд разморённо и ничего не соображая, глядел прямо перед собой. Наконец, на его лице появилось осознанное выражение.
– Ох-хо, – тут же завздыхал он, подаваясь вперёд и легонько покачиваясь при этом из стороны в сторону. – Фух, эха, тяжко. Эт вздремнул я не к добру по солнцепёку. Полуденнице* на радость токмо. Таперича весь день в висках колоть буде.
Он указал рукою на скамью.
– Садитесь, гости дорогие, отобедаем.
– Да мы уже у Добряша ушицей отобедали, – отказался ведьмак, но Кузьма Прокопыч пропустил его отказ мимо ушей.
– Нюшка! Неси кичку [*]! – прокричал он, обернувшись к избе и снова переведя взгляд на гостей, принялся быстро объяснять. – Ушица, то ушица, а у меня к обеду кичка печённая. Сын мой младшой, Васька, давеча двух на озере подбил срезнями*, так что пожалуйте гости к столу. Мы сейчас и кваску хмельного отопьём. Прохладенного, из подполу.
Выскочившая из избы Нюша, судя по возрасту, скорее всего, дочь головы, если, конечно, не сыновья жена, поставила насредину стола деревянное блюдо с уткой, и тут же убежала обратно, видимо за кваском. От запаха пропечённого птичьего мяса и от вида тёмной, и уж точно, хрустящей корочки, сами по себе потекли слюнки.
– Кузьма Прокопыч, а как же потворник? Он же ж, вроде как, запретил вам хмельного? – через силу оторвав взгляд от аппетитной дичи, ведьмак взглянул на хозяина с ухмылочкой.
– Дак жарынь какая стоит, – не смутился голова. – В такую жарынь разе ж можно без кваска?
– Ну, так ведь для того и не хмельной делают.
– Так нема, вчера в вечеру весь выпили, – не моргнув, проговорил голова, и тут же добавил, словно опережая. – И березовицу выпили. Ну, Нюшка, тебя токмо за смертью посылать.
– Скажете тоже, – обижено ответила Нюша, ставя рядом с блюдом кувшин и три деревянные кружки.
Голова с прищуром взглянул на сосуд с хмельным напитком внутри, и хлопнув в ладоши, взялся наполнять кружки.
– Таперича птица, – стал объяснять он по ходу этого действия, – Токмо с охоты у нас бывает. А та, что мы растили, вся тем летом передохла. Какая зараза к ней привязалась, не скажу. Токмо богам то ведомо. Но за два дня ни одной по всей веси не осталося. Ну, то не страшно. Старики сказывают, бывало такое уже на их веку. На ту вёсну сызнова заведём, а по осени уже и посчитаем, – голова улыбнулся. – Так чего ж, славяне, опрокинем за весь нашу, абы росла и крепла?
Подняв кружку, и подождав, пока то же самое проделают гости, голова жадно опустошил её.
– Фу-ух. Ну, так, как вам весь наша, как люди? – спросил он, ставя пустую кружку на стол, и отламывая от утки крыло. – Я уж сегодня крылышками сытовать буду, а лучшее гостям. Вам-то и путь ещё держать, так что берите окороки.
– Весь, как весь, – уклончиво ответил ведьмак, тянясь к пропечённой ножке. – И хорошее имеется, и недочёты тоже.
– Какие-такие недочёты? – взгляд головы стал заинтересованнее. – Эт ты расскажи, мил-человек, поделись мудростью.
– Ну, вот хотя бы речка перед весью.
– Ты о Серебрянке молвишь?
– Да мне ж почём знать, как вы её зовёте. Так вот, чего бы этот берег, который к веси притулен, не поднять землицей на пару саженей мерных [*]?
– Хм, как мысл юмою читаешь. То ж самое я вчера Будимиру толковал. А сёдьни в вечеру и мужикам растолковать думал, абы до зимы, пока землица не схватилась морозцем, те две сажени накидать. То верно ты, паря, приметил, верно, – закивал Кузьма Прокопыч. – А в Рогожинском-то как, добрее нашего укреплено? – он вдруг уставился на Вечеслава, давая понять, что обращается именно к нему.
Упс, вздрогнуло где-то в районе желудка, и Вечеслав быстро откусив от ножки, которую всего пару секунд назад протянул ему ведьмак, принялся усердно жевать, указывая при этом голове пальцем на свой рот. Мол, занят, не могу сказать, как там в Рогожинском.
– Рогожинское не на мысе стоит, у них такой речки перед весью нету, – спокойно проговорил ведьмак, делая вид, что не заметил, у кого спрашивал голова. – Зато они ров глубокий сварганили прямо под частоколом, и вышло от верхушки до дна почти три косых сажени [*]. И вот теперь попробуй, возьми нахрапом.
– Эт да, – с неким разочарованием переводя взгляд с одного гостя на другого, проговорил Кузьма Прокопыч. – Так-то ж дело наживное. Вот с хлебом кончим, чуть в Муромах расторгуемся излишками, да за стены примемся. Я тут, правда, по-инакому, нежели в Рогожинском, удумал. Ну, для зачина скажу – рва у нас вырыть не выйдет, речка не даст. Потому вот вам замысел мой, – голова снова принялся наполнять кружки. – Скрепить один тын с другим брёвенками, да промеж них землицу накидать. А уже поверх ещё два тына выставить, поближе друг к дружке. Как?
– Тоже хорошо, – согласился ведьмак. – Но так сколько сделать можно, ну раз, ну два. А вот если берег речки всего разок приподнять, то получится, из воды на такую высь выбираться уже тяжко будет, если вообще выберутся.
– Так для того мост нужно сделать, абы поднимался, – понимающе кивнул голова. – А мост такой мы всё никак не удосужимся поставить. То жатва, то обмолот. Людота, да вы ж щас у него были, – голова обвёл гостей взглядом, – Обещал какую-то мудреную подъёмную выходку из цепей справить. Говорит, камень громадный с тына бросаешь, и мост сам вверх в один миг подымается. Мечом хвастался?
– Хвастался, а как же, – улыбнулся ведьмак. – Работа без подобия. Я таких клинков ещё не встречал.
– А родич-то твой, как мыслит? Много ж мечей повидал в своей жизни, у Олега Светславича в гриднях ходя. А правду люди говорят, что князь с моста свалился?
Кузьма Прокопыч снова уставился на Вечеслава. Как назло, тот только что проглотил разжёванное мясо и отмазаться набитым ртом возможности не было. Вопрос поставил в тупик. Не помнил он из школьной программы ни про какие мосты и падения. А кроме школьной программы, откуда ж ещё взяться всей этой истории.
– И как же ж оно случилось-то эдакое? – Кузьма Прокопыч, не удержавшись, слегка подался вперёд, с интересом уставившись на Вечеслава.
Хм, не известно нихрена, а промолчать всё равно хуже будет. Махнув внутренне рукой, и ругнувшись, Вечеслав выпалил скороговоркой:
– Да как-как. После дождя доски мокрые были, вот и поскользнулся.
Закончив фразу, Вечеслав снова впился в мягкое печённое мясо, бросив косой взгляд на ведьмака. Того словно столбняк хватанул. Значит, судя по нему, ляпнул он охренительную глупость.
Выход из этой ситуации был один. Он снова перевёл взгляд на недоумённое лицо Кузьмы Прокопыча, и проговорил набитым ртом:
– Пофутил я. Футка это такая.
– А чего ж мы тут рассиживаемся? – спохватился вдруг ведьмак, пытаясь замять казус. – Люди там почитай уже седьмым потом умылись, а мы тут в тенях квасок хмельной попиваем. Нам всё равно ж сёдьни, да завтра делать нечего, подсобить можем.
– А? Да, – Кузьма Прокопыч кивнул с немного отрешённым взглядом, видимо всё ещё переваривая сказанное Вечеславом. – Шутка. Хех, – он вдруг улыбнулся. – Да и то поди верно.
– Так чего голова, показывай, где у вас гумно [*].
– Так вон там, – Кузьма Прокопыч махнул рукой вперёд себя, – К закату по мыску. Мы в том месте городище ставить удумали со временем, а пока два гумна с овинами у нас там. А твоему родичу гоже ли будет на гумне руки мозолить?
– А чего ж не гоже? – пожал плечами ведьмак. – Ратную службу он теперь решил оставить. У нас в Ладоге воевода из поморских варягов, христианской греческой веры человек, так под его рукой служить многие наши вои отказались. Вот и родич мой служить не станет.
– А в Новгороде чего? – спросил голова. – Там-то поди нема такой напасти?
– Да что ли служба краем стала? – улыбнулся ведьмак. – Ты б знал Кузьма Прокопыч, какие в нашем роду мастера по кедровым кадям. Будешь гостить в Ладоге, спроси, тебе любой укажет, где нас сыскать. Вот и Вечеслав бондарем решил стать, родовое наше ремесло до самого донышка постичь.
– И-то дело, – с уважением кивнул голова, поднимаясь из-за стола. – Знатный бондарь завсегда имовито сидит. Да как и любой другой, у кого руки из правильных мест растут.
Кузьма Прокопыч выйдя из под холстины, вскинул взгляд в небо. Там, курлыча и присвистывая, кружилась стайка птиц, которые время от времени застывали на месте, распуская против ветерка красивые, оранжевого цвета крылья.
– Ишь, щуры своих деток летать учат. Видать осень скоро пожалует. Ну, так чего, идём, али передумали?
