Текст книги "Три подруги и все-все-все (СИ)"

Автор книги: Анастасия Солнцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28

Вечером следующего дня явилась Фируса, и не одна, а с тортом, обрадовав и одновременно огорчив Нису, которой пришлось отложить дегустацию. С её пернатым происходило что-то странное. Обычно достаточно прожорливый попугай стал безразличен к еде, весь день проспал и не реагировал на хозяйку, чему я могла только позавидовать, потому что умение игнорировать Нису талант особой редкости.

Облизнувшись на шоколадные завитушки, подружка подхватила клетку и понеслась в ветеринарную клинику, на ходу бросив, чтобы без неё не начинали.

– Разрезай, – приказала я, подавая Фирусе нож.

Муза лишь с пониманием усмехнулась и погрузила лезвие в плотный слой крема.

Когда мы наслаждались тонким бисквитом, пропитанным ягодным сиропом, запивая всё это дело ароматным чаем, муза вдруг спросила:

– Какие новости?

Я помолчала, делая вид, что усердно жую, а после пожала плечами:

– Никаких.

– А что там с той парочкой ягуаров? Они тебя отвезли к волкам? Я у Нисы спрашивала, а она меня к тебе отправила.

– Ягуары? – повторила я, быстро соображая. – Да бесполезной поездка оказалась. Никто ничего не видел, никто ничего не знает.

– Врут, – уверенно заявила муза.

– Известное дело, – легко согласилась я.

– Говорят, у волков состоялась драка за самой главной псины в стае, – муза метнула в меня взгляд. – Значит, Гришу так и не нашли.

– Не уверена, что активно искали, ну, да ладно. Кто победил?

– Неизвестно. Личность нового вожака пока держится в секрете.

– Значит, что-то задумали, – протянула я, рассматривая остатки чая на дне фарфоровой кружки.

– Тихо как-то, – пожаловалась подруга и потянулась к пульту, которым включила маленький древний телевизор.

Я даже удивилась, когда экран вспыхнул и начал показывать. Блёкло и размыто, с постоянно пробегающими снизу вверх белыми полосами, но вполне бодро вещая местный выпуск новостей.

– А я думала, всё, что он может показывать – это паутину, – удивилась вслух.

– Погоди, – вдруг подалась вперёд муза. – Это что… Князь?!

Я отставила кружку, громко стукнув ею по столу.

– Не может быть, – сорвался с губ шёпот.

Но сколько бы я ни шептала и ни отрицала, реальность оставалась неизменной, как и картинка на припылённом экране, с которого широко улыбался Ян.

– Звук, – задёргала я музу, – включи звук!

– Пытаюсь, – пропыхтела муза, тряся пультом в воздухе и тыкая сразу во все кнопки. – Не включается!

Когда очередная белая полоса прошлась по экрану и исчезла, мы увидели внизу плашку с подписью «Знакомство с новым губернатором».

– Чего?! – подпрыгнула на стуле муза, роняя пульт. – Новый губернатор?

А Князь продолжал улыбаться, смотреть в камеру невероятно честными глазами и в целом производить весьма благополучное впечатление.

– Я же не отъехала кукухой? – спросила она у меня, тыкая в телевизор. Всё-таки Ниса её портит. – Ты видишь то же, что и я?

– К сожалению, – коротко ответила я, продолжая смотреть репортаж, судя по контексту, снятый в кабинете главы города, в котором непонятно как оказался Ян. И не просто оказался, а теперь ещё и водит экскурсии, потчуя журналистов улыбками и пламенными речами. Вот он что-то рассказывает, стоя у стены, увешанной рамками, позволяя корреспондентке поедать себя голодными глазами, продолжая небрежно улыбаться.

– Я глазам своим не верю, – это всё ещё пыталась прийти в себя муза. – Как ему это удалось?!

– Что именно? – спросила я. Сюжет закончился крупным планом лица Яна, который повернулся в момент увеличения кадра и ухмыльнулся в камеру так лихо, что у меня мурашки промчались от пяток до лопаток, и скончались где-то в районе затылка.

– Стать губернатором. Ты видела бегущую строку? Он победил в прошедших выборах! Это получается, он действующего губера подвинул?

– Действующий уже прошлый.

– Хороший был губер.

– Он сидел в своём кресле почти десять лет. Никто его подвинуть не мог.

– Угу, вот я и говорю, хороший, настоянный, почти десятилетний губер. Только зачем Яну его место? Не особо хлебное и не особо богатое на власть. Разве что…

И она выразительно повернулась ко мне.

– Что?

– Он знает, что ты любишь этот город. Может быть, поэтому решил его возглавить.

– Чтобы самолично выбрать место, где меня прикончить? – мрачно пошутила я.

– Или так, или для чего-то другого, – загадочно проронила муза. – А ты куда платье дела?

– Какое? – удивилась я неожиданной смене темы разговора.

– Которое я тебе в прошлый раз принесла, чёрное, – уточнила Руська.

– А, это, – с извинением поморщилась. – Я его немного испачкала и не успела занести в химчистку.

– Ничего, – просияла улыбкой подруга. – Я принесла тебе другое. На этот раз – ярко-синее.

– Зачем? – чувствуя подвох, прищурилась я.

– Как зачем? – возмутилась муза, отодвигая от себя пустое блюдечко. – В прошлый раз наш девичник не состоялся, потому что ты смылась. А твоя свадьба уже послезавтра, забыла?

– Что? – подпрыгнула я. – Как это послезавтра? А какое сегодня число?

– То самое! – изрекла муза. – Когда мы должны устроить проводы твоей беззаботной холостяцкой жизни!

– Звучит как-то не очень, – скривилась я.

– Неважно, как звучит! Важно, как ты будешь выглядеть этим вечером, – забормотала Руська, быстро отбирая у меня остатки недоеденного торта, выплёскивая заварку в раковину и туда же отправляя грязную посуду. – Потому что сегодня ты должна быть не просто принцессой, а настоящей королевой! Королевой вечера! Заколка у тебя?

Я пальцем указала на подоконник. Заколку накануне вернула мне Ниса, забрав из своего дома.

Я взяла её, демонстративно повертела в руках, а после воткнула в небрежно собранный пучок на затылке. И повернулась к подруге.

– Забавно…, – сорвался с губ шёпот.

– Чего ты там шепчешь? – подобралась Фируса.

– Нет, нет, ничего, – торопливо ответила я, вынимая заколку из волос.

– Тебе бы голову вымыть, – посоветовала подруга, поджимая губы.

– И так сойдёт.

– Нет, ты не отправишься на свой девичник с грязной головой! Только не в моём присутствии! – и муза потащила меня в ванную.

– Ой, – застонала я, когда мне всучили охапку полотенец, гель для душа и здоровую бутыль шампуня. – А может, не пойдём никуда, а?

– Обижусь, – предупредила муза с каменным лицом, но негодующим взглядом.

– Ла-а-а-а-дно, – сдалась я и начала забираться внутрь белого чугунного монстра, чтобы встать под струю тёплой воды. Задёрнув за собой шторку, я прокричала в сторону приоткрытой двери, за которой исчезла муза. – А как же Ниса? Девичник будет без неё? Обидится!

– Скину ей адрес! – в ответ сообщила Руська.

***

– Что-то страусы разбегались, – пьяным голосом протянула подруга, подпирая шатающейся рукой острый подбородок. Неловко махнув пальцем, она размазала по лицу красную помаду и даже не заметила этого, окосевшими глазами пристально проводив взглядом продефилировавшую мимо нашего столика длинноногую девушку. – К дождю!

– Какие страусы? – вяло откликнулась я, подцепила салфетку и попыталась протереть лицо подруги. Но почему-то постоянно промахивалась, хотя была уверена, что намного трезвее, чем она. – Ты что, не видишь?

Муза повернула ко мне лицо с ярким румянцем на щеках, попыталась сфокусироваться, для чего потрясла головой, будто бы настраивая что-то в мозгах. Настроила или нет я так и не поняла, потому что соображать лучше она не стала.

– Нет, не вижу, – заплетающимся языком проговорила она. И потянулась к недопитому коктейлю. Назывался он «Таблетка» и был пронзительно изумрудного цвета, отчаянно воняя аптекой. Что было в составе этого зелья я понятия не имела, но в музе было уже три таких. И этого оказалось достаточно, чтобы она забыла половину букв алфавита.

– Это не страус, – я махнула рукой в сторону девицы, исчезнувшей в танцующей толпе посетителей ночного клуба, и едва не смахнула со стола свой бокал. Я пила что-то, что называлось «Пенициллин». Мне понравился его мягкий жёлтый цвет и медово-имбирный привкус. – Это ягуар!

– Что? – муза опасно закачалась из стороны в сторону и едва не свалилась с дивана. Я бросилась её ловить, но сделала это не так быстро, как хотелось бы, и не так ловко, как рассчитывала. В итоге мы, обнявшись как две очаровательные неуклюжие коалы свалились в обнимку обратно на диван.

– Это, – я вновь начала размахивать руками. – Это – ягуар! И он – ягуар, – пальцем указала на парня, подпиравшего стеночку с загадочным выражением лица, на которое шторкой падали волосы, вьющиеся крупными кудрями. – И он, – махнула рукой в другой угол, туда, где за столиком сидела группа из четырёх парней. Трое из них приходились друг другу братьями, что считывалось по общему у всех рыжему оттенку волос. Четвёртый был миловидным блондином с серёжкой в ухе. И стоило на них взглянуть, как я поняла, что все они тоже ягуары. – Так, подожди, что-то здесь не так…

Я отодвинула от себя музу. Вернее, попыталась это сделать, но не смогла, подружка улеглась на меня всем телом и не собиралась вставать. И как кто-то настолько худой мог быть настолько тяжёлым? Кое-как сев, я потёрла лоб, похлопала себя по щекам, пощипала кожу на руке, а после вновь оглядела ночной клуб.

Музыка гремела, огни мигали, люди веселились. Кто-то танцевал, кто-то прыгал, даже не попадая в ритм, кто-то просто пытался устоять на ногах и не рухнуть на четвереньки, пропахав носом отполированный пол. Все столики, расставленные вдоль стен, были заняты. Я переводила взгляд с одного человека на другого, потом на третьего и так дальше, пока с изумлением не констатировала пьяным мозгом: все присутствующие не были людьми.

Они были оборотнями.

Я смотрела на них и видела будто бы две оболочки сразу: и человеческую, и звериную.

Почему-то вспомнился роман Дафны дю Морье про синие линзы. Но у меня-то линз не было.

Зато имелась заколка.

– Руська, – потыкала пальцем в засыпающую на моём плече подругу. – Я смотрю на всех и вижу оборотней. Это дело рук твоей заколки или моё психическое здоровье вообразило себя толстяком в комбидрессе с пропеллером, то есть, упорхнуло в окошко с обещанием вернуться?

– А? – слабо встрепенулась подруга. – Чего?

– Вокруг одни ягуары, вот чего. И вижу их только я! Кажется… а может, они друг друга тоже видят? – я подёргала плечом, пытаясь хоть как-то взбодрить окончательно расслабившуюся музу. – Ты что-то знаешь об этом?

– М-м-м, – неразборчиво промычала вредная девчонка, потёрлась щекой о моё платье и пробормотала. – Заколка. Я же говорила, на ней чары.

– Так, погоди, – я не выдержала и отцепила от себя музу. Легонько встряхнула, чтобы она разлепила глаза. – Ты сказала, что эта штука противостоит чарам!

– Ну, да, – муза попыталась кивнуть, но вместо этого просто уронила голову вниз, уткнувшись подбородком в грудь. Попыталась поднять черепушку, и у неё это получилось. Но мозги оказались тяжёлой ношей, и Руська начала заваливаться назад. Я дёрнула её обратно, ощущая себя начинающим кукловодом. Хотя пора было бы стать уже заканчивающим. – Она защищает, показывая суть вещей. В этом и есть чары. В правде.

– Руся, – позвала я, затеребив подругу. – А почему мы пришли напиваться с горя… то есть, отмечать девичник в клуб, где вокруг одни ягуаретты?

– Не все, – мотнула она головой, свисающей куда-то за спину.

– Чего? – не поняла я, наклоняясь ниже, чтобы расслышать.

– Там, – продолжая демонстрировать мне свой подбородок, она подняла непослушную руку и указала в сторону входа.

А потом уронила руку на стол, звякнув многочисленными украшениями и перевернув стакан с остатками забористой «Таблетки». Ядовито-зелёная жидкость разлилась по чёрной столешнице с рисунком под мрамор и тонкой струйкой закапала вниз.

Икнув, я повернула голову и… начала стремительно трезветь.

Глава 29

Не знаю, как узнала муза, она-то вообще никуда не смотрела. А если и смотрела, то только на собственный пупок, скрючившись в три погибели, из-за чего её распущенные волосы болтались у щиколоток. Но когда в зал ступила группа молодых мужчин, все крепкие и высокие, одетые так, словно собрались отыгрывать массовку в блокбастере про мафию, я без труда узнала в них оборотней. Их человеческие облики будто подёргивались мелкой рябью, а за ней – оскаленные волчьи морды. Были они самыми разными: белыми, чёрными, белыми с чёрным, темно– и светло-коричневыми, медовыми, цвета песка и колера осенней листвы, серыми, кремовыми и даже пятнистыми. У одних мех был тонкий и длинный, у других короткий и плотный, у третьих гладкий, лежащий ровной густой пеленой, у четвёртых топорщился во все стороны, вызывая желание провести рукой, чтобы пригладить.

– Руська, – я схватила подругу за плечи и распрямила. Она безвольно откинулась назад, а после и вовсе медленно соскользнула с кожаного диванчика на пол.

И осталась лежать там.

– Привет, – прозвучало над моей головой. Я дрогнула всем телом, как от пощёчины, но не успела среагировать. Горячие пальцы легли на шею, разворачивая меня к нему всю целиком.

Его губы поймали мои.

Первое прикосновение было нежным, почти невинным, но уже в следующее мгновение он превратил тонкую чувственную ласку в пожар. Одна его рука держала меня за голову, а другая легла на спину, не позволяя отстраниться. Я бы и не смогла. Не только потому, что он бы не позволил, но и потому, что вся эта сила, которая плыла по моей коже, сбивала с толку, невольно вынуждая замереть, застыть, прислушаться. Впервые в жизни я почувствовала себя тем самым оленем в свете фар, который не может сдвинуться с места и просто покорно ждёт своей судьбы.

«Покорно?».

Это слово врезалось в мозг, как кусок бездушного и безжалостного металла в тело несчастного, парализованного страхом животного.

Это не я. Это не про меня.

Толчок в его грудь, рывок – и вот я пытаюсь выкрутиться, выскользнуть из его хватки, но она лишь усиливается. Руки сдавливают так сильно, что становится больно, и он это знает.

Но не отпускает, делая поцелуй глубже, словно желая поглотить меня целиком.

Я уже ничего не понимаю.

Не понимаю, где я, что со мной, и почему он продолжает ловить меня, мои губы, с поцелуем забирая остатки моей жизни, обрывки дыхания. Ничто между нами больше не было невинным или трогательным, я ощущала всем своим телом каждую клеточку его. Каждый напряжённый мускул, каждую каплю силы, вывернутую на меня ушатом воды, но не ледяной. Это был почти кипяток. Невыносимо горячо, так горячо, что хотелось кричать, зажмурив глаза и сжав кулаки.

Изнемогающими, уставшими, опалёнными губами, я чувствовала вкус. Его вкус. Его злости, ревности, жадности, силы. Терпкий вкус, горький и насыщенный, немного вяжущий, с оттенком весны, когда улицы наполняются ароматом сочной свежей травы и сладостью зацветающих плодовых деревьев.

Когда он отодвинулся от меня, с тихим стоном оборвав поцелуй, я едва могла осознавать саму себя. Это был не просто поцелуй. Это был захват, исследование, покорение.

Нежно проведя кончиками пальцев вдоль спины, вызывая волну мурашек, промчавшихся по позвоночнику, он прислонился к моему уху и спросил шёпотом:

– Тебе понравилось? Это всё может стать твоим. Я могу стать твоим.

Было что-то такое, за что уцепился дважды опьянённый мозг, им и спиртным. Но, чтобы додумать мысль, следовало отодвинуться от него как можно дальше, надышаться воздухом, в котором его не будет, почувствовать, что я – это всё ещё я. Но он не позволил, всем своим поведением, каждым жестом показывая, что пощады не будет и свободомыслия тоже. Будет только он и то, что он позволит.

– Видишь ли, моя сладкая принцесса, – он ласково поддержал мою голову распрямлёнными пальцами, направляя на себя взгляд моих глаз. – Есть вещи, без которых наша свадьба невозможна.

И он силой развернул моё лицо туда, где за такими же, как наш с подружкой столиками расселись волки-оборотни. Среди них я без труда нашла Руслана. Он поймал мой взгляд и отвернулся.

Это был жест признания поражения.

Он подчинился, так же как и остальные члены волчьей стаи.

Им не оставили выбора.

И вновь наполненный ветрами и туманами мозг уловил какую-то погрешность. Прошло несколько минут, которые я провела в объятиях Дэни, прежде чем осознала суть неправильности.

– А где другие? – мой голос был хриплым и уставшим. – Доминанты.

– Мертвы, – безразлично проронил Дэни.

– Всё?

Парень улыбнулся, широко так, радостно. А в глазах маниакальная одержимость психопата, которая проявлялась лишь отчётливее каждый раз, когда он смотрел на меня.

– Все, кто не согласился перейти на твою сторону, – поняла я, произнеся свою страшную догадку вслух.

Он быстро прикоснулся к моим губам, уязвимым и покалывающим после его предыдущего поцелуя, даря мне ещё один, мимолётный, но такой же непреклонный, ультимативный.

Он будто ставил на мне печать. Свою печать. И в ней, по сути, не было бы необходимости, если бы…

В этот момент я поняла: он знает.

Он всё знает и знал с самого начала.

Знает, что я не люблю его, а просто нахожусь под властью чувств, которые не могу ни понять, ни принять. Чувств, которые, даже не мои, чужие.

Потому что…

Потому что я не умела быть такой.

Такой страстной и безумной, такой необузданной и увлечённой, такой влекущей и прельщённой.

«Холодная, расчётливая сука», – сказал Гриша и был прав.

– Ты хитрая и находчивая, это всегда было твоим преимуществом. Хотя порой оно здорово раздражает, заставляя желать преподать тебе урок.

Смысл его слов, доходящий до меня постепенно, доезжая словно старая телега по ухабам и кочкам пыльной заброшенной дороги, пугал. Хотя пока что, наверное, я испугалась недостаточно, ведь он продолжил:

– Видишь ли, радость моя, – он любовно поправил мои волосы, обнажая шею и следы от укуса. Свидетельство ночных визитов Князя. Он не мог не увидеть два маленьких багровых прокола. И увидел. Но отреагировал надменным небрежным смешком. Пальцы прошлись по отметинам, погладили с нежностью, а после сдавили так, что я захрипела, хватаясь за его запястье. Но он почти сразу отпустил, вновь прижав к себе. – Мне не нужны сильные волки под боком. Эта псиная братия раздражает. И существует лишь один приемлемый вид их существования – полностью контролируемый. Когда я донёс до волчьих доминантов эту простую мысль, часть из них согласилась сотрудничать. А часть отказалась. Как ты можешь догадаться, вторые уже в земле. А теперь приступим ко второй части нашего замечательного вечера!

Он хлопнул в ладоши, поднялся и грубо оттолкнул столик в сторону, отчего последний, скрипнув, отлетел к стене. Я в последний момент успела поднять музу, затащив её обратно на диванчик, чтобы стол не проехался по её голове и не превратил мозги в смузи.

Музыка резко стихла, а после и вовсе умолкла. Гости, как по команде, которую никто не давал, ни на кого не глядя и ни с кем не споря, начали расходиться по углам, теряясь в темноте укромных углов. Последних в данном клубе было предостаточно.

Дэни покивал, выражая своё одобрение, а после крикнул:

– Вносите!

Вошёл один ягуар, второй, третий. Всего их было около десятка и каждый с ношей на плече. По очереди они подходили ко мне, скидывая с плеч громадные свёртки и оставляя у моих ног.

Я не отрываясь и не дыша смотрела на растущую кучу. Кучу мёртвых тел. Их укладывали так, чтобы я видела лица. И узнавала. Не сделать этого было невозможно, мне был известен каждый. И высокий, крепкий мужчина в сшитом на заказ деловом костюме с зачёсанными набок волосами. И маленькая женщина со стрижкой каре и крупными серьгами в ушах. И девушку в розовой блузке с родинкой на щеке. И парень с выбритыми висками в джинсовой куртке. Я знала их поимённо, знала, как они взрослели, чем жили, что планировали. А теперь у каждого из них было по дыре в груди, которая показывала всему миру отсутствие жизненного важного органа. Им вырвали сердце. Одним ударом. Жёстко, чётко и без колебаний.

Даниэль обошёл диванчик вокруг, встал за моей спиной, вынул заколку, отшвырнул, собрал рассыпавшиеся волосы в хвост и потянул на себя. Я легко подалась к нему, ощутив, как мои плечи прижались к его животу.

– Я захотел тебя себе с первой секунды, как увидел, – проговорил он, укладывая руку поперёк моей груди и вцепляясь пальцами в плечо. – Хотел так сильно, как никого и никогда за свою долгую-долгую жизнь, которая в какой-то момент стала слишком скучной. Ты была такой очаровательной в своей борьбе. В своём личном восстании. И так трогательно верила, что можешь всех победить. Всех превзойти, включая бабулю, которая заставляла учиться, быть такой же, ходить с ней на охоту. Нелегко, наверное, быть школьницей днём, а по ночам превращаться в убийцу, потому что старшее поколение надумало отойти от дел? В какой-то момент она тебя сломала. Невозможно сдирать мясо с костей сопротивляющегося вампира, а потом, повязав розовые бантики, идти в школу, чтобы учить там таблицу умножения. Что-то в тебе будто бы раздвоилось, раскололось ровно напополам. Ты следовала за Чумой и верила в неё, но в то же время мечтала уничтожить этот путь, чтобы другие не были вынуждены проходить по нему также, как когда-то прошла ты. И в твоей смышлёной головке сложилась простая мысль: если не будет Совета – не будет и Чумы. Эти две силы взаимосвязаны.

– Ты ошибаешься, – всё, что я смогла выдохнуть, чутко прислушиваясь.

– Правда? Я наблюдал за тобой. Я так хотел увидеть, какой же ты вырастешь. А ты хотела свободы. Потом хотела мести, как настоящая Чума. А потом захотела победы. Победа невозможна без сторонников, верно? И ты начала думать, как создать армию. Отдам тебе должное, моя сладость, найти потерянных ягуаретт и вынудить их принести тебе клятву верности на крови было неплохой идеей. У тебя появились подвластные животные ещё до того, как до этого додумались принцы Небесного царства. Но теперь твои сторонники мертвы, и что ты будешь с этим делать?

Его пальцы сжали моё лицо, причиняя боль щекам, и развернули. Вторым поцелуем он мгновенно забрал то немногое, что ещё у меня оставалось, показав, что первый был ещё нежностью и проявлением любви. Потому что второй был лишён даже намёка на возможную мягкость и ласку. Только концентрированная власть.

Если бы не его руки, я бы сползла вниз подобно музе и разлеглась ещё вольготнее, чем до этого она. Когда сознание начало ускользать, решив, что дальше придётся как-нибудь справляться без него, губы Даниэля на мгновение придвинулись ещё плотнее, будто одними этими губами он мог удержать меня. Возможно, мог, но сжалился. И отстранился. Сквозь набежавшую серую пелену я увидела его лицо и поняла, что даже сейчас он сдержан, пытаясь контролировать всю ту бурю, которая владела им и которую я видела за золотистыми глазами. Его желание, его отчаяние, его грусть и гнев, его одержимость – всё это скрутилось в один клубок.

– Ты ничего не сможешь с этим сделать, – он будто бы ответил на мой невысказанный вопрос. Тяжело, с придыханием, которое коснулось моей щеки горячим ветром, властвующим ночью в пустыне.

И с удивлением оглядел меня.

– Я ожидал чуть более яркой реакции на это, – он кивнул на гору тел.

– Не обязательно было их убивать…, – дрожащей рукой я прикоснулась ко лбу.

– Мне не нужны ягуары, которые подчиняются не мне. Тебе они тоже больше не нужны. Нужно было делать ставку на Макса и Гришу, с ними у тебя имелся шанс победить. На самом деле, это не я, это ты их убила, – изящным взмахом руки он указал на убитых ягуаретт, тех самых, которых я искала и нашла когда-то очень давно. – Не следовало просить их приносить клятву. Ты старалась их защитить. Присматривала, держа на расстоянии, чтобы никто не догадался. Но ты ошиблась. Я ощутил их связь с тобой ещё тогда, в подворотне возле дома твоей подружки. А потом ощутил её повторно в клубе Макса.

Он взял со стола мой недопитый бокал, и сделал глоток.

– Кто ты? – тяжело выдохнула я.

Выгнувшись в полуобороте, Даниэль посмотрел на меня с насмешкой.

– Подумай, – предложил он.