Текст книги "Потерянные в прямом эфире (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Последняя фраза прозвучало неожиданно лично, будто это я всё время нуждалась в Игоре, а его попросту не оказалось рядом. Сложно, нелогично, неправильно… Да и за Арсения вдруг стало обидно. С него и так хватило последствий моих поступков, а тут ещё и отец, который на деле оказался не столь идеальным, как я рассчитывала. Я честно старалась не осуждать, но… как всегда, у меня ничего не вышло.
– Ты говоришь о том, о чём не имеешь ни малейшего представления, – играя желваками, хлёстко проговорил Игорь. – А знаешь почему? Если ты вдруг забыла, то я поясню… Тебя не было.
Он бил по мне моими же словами. Облизала вмиг пересохшие губы, ощущая себя совсем маленькой девочкой, беззащитной и виноватой. Но разве я могла показать ему это?
– А хочешь, напомню тебе совсем другое? – хищно ухмыльнулась, предчувствуя вкус чужой крови. – Это было обоюдное решение. Насколько я помню, не так уж и сильно ты возражал, когда я собирала вещи. Хотя нет, подожди… Ты ведь совсем не возражал.
– Не понимаю твоих претензий, – с напускным безразличием пожал он плечами, но тем не менее сделал резкий шаг вперёд. – Ты ведь хотела свободы, и ты её получила. И, судя по всему, – он смерил меня многозначительным взглядом, – всё у тебя сложилось как надо. Так в чём именно проблема, Олеся?
Имя моё он произнёс с самым настоящим вызовом. Меня невольно передёрнуло. Действительность была такова, что я сама не осознавала, чего именно требую от него. Ощущения были таковы, будто я растягивала те жалкие крохи времени до того момента, когда мне нужно будет развернуться и уйти… опять.
– Проблема в том, что ты умудрился оставить ребёнка одного… совсем одного в огромном городе, подвергнув его непонятно каким опасностям!
– Всё. Было. Под. Контролем.
– Очень интересно, – ядовито фыркнула я, – каким именно. Пара сообщений на телефон? Ты даже не знал, где он и что…
– И это сказала женщина, которая не вспоминала о нём четырнадцать лет.
– Да, чёрт возьми, меня не было. Но знаешь, в чём разница? Это та ответственность, которую ты взял на себя. И ты… не справился.
Ещё один резкий шаг в сторону меня. Тяжёлое дыхание… Угрожающе прищуренные глаза, полные злости и чего-то ещё. Игорь возвышался надо мной почти на голову, и даже мои каблуки оказались бесполезны в этом противостоянии. Наверное, если бы не мой «дрянной» характер, взращенный годами, то меня бы попросту снесло волной его гнева.
– Ты ни хрена не знаешь! Ни о нём, ни тем более обо мне! Потому что тебе было всё равно. Потому что это ты не объявлялась столько лет. И это был твой выбор. Твой! От и до. Я тебя не выгонял…
Но и не остановил.
– У тебя нет никакого морального права не то, что судить меня, но и совать свой нос в дела МОЕГО сына. Хотела помочь? Помогла? Спасибо тебе и низкий поклон. А теперь можешь идти, думаю, что таблетку успокоительного для совести ты получила, ещё лет на десять хватит, – он рвано сглотнул, видимо подавив желание сплюнуть, и на автомате провёл рукой по волосам, совсем как раньше, когда хотел откинуть чёлку назад. – Сейчас же прошу меня извинить, вынужден покинуть вас, Олеся Юрьевна, меня ребёнок ждёт.
И, преодолев расстояние до порога в два шага, он скрылся в квартире, спокойно закрыв за собой дверь, наглядно продемонстрировав мне, что всё у него под контролем.
А я так и осталась стоять на месте, душа в себе накатывающие слёзы и борясь с иррациональным желанием начать ломиться в чужой дом.
Игорь
Меня трясло. Правда, понял я это далеко не сразу.
Зашёл в прихожую, закрыл дверь, щёлкнул замком, скинул обувь. Руки действовали сами, повторяя привычные действия, доведённые до автоматизма за шестнадцать лет проживания в этом доме. Мне бы даже, наверное, удалось убедить себя в том, что всё нормально, что всё как всегда, если бы не кровь, что набатом стучала в висках, и женщина, оставленная мной за порогом квартиры.
Дверь в Сенькину комнату оказалась закрытой. Из-за стены доносились раскаты музыки: очередное юное дарование от русского рэпа что-то там твердило про свободу и попранные права. Если это было послание, то адресовалось оно явно мне.
Я бросил взгляд на часы. Три часа ночи. Соседи должны были оценить ночную какофонию. Но ломиться в комнату сына с воспитательными речами не стал: просто не был уверен, что эта затея закончится хоть чем-то хорошим. А так… пусть злится, пусть ненавидит, главное, что дома. Живой и здоровый.
От последней мысли меня, собственно, и передёрнуло. Одному только Богу было известно, что я успел напридумывать себе за те часы, что провёл в томительном ожидании этого великовозрастного балбеса, не обнаружив его дома посреди ночи.
Попытка порадовать ребёнка своим неожиданным приездом оказалась до нелепого неудачной, а главное, никому не нужной. Уж мог бы и сам догадаться, что это не то, чего с нетерпением ждут в четырнадцать лет. Особенно в случае с Арсением.. Вырос он как-то совсем быстро и неожиданно. Я и понять не успел, когда собственный ребёнок стал для меня загадкой, а ведь когда-то мог наперёд предугадать каждое его слово, желание, жест. Вот и с приездом действовал примерно так же. Памятуя о той неистовой радости, что обычно светилась в его глазах, когда я возвращался домой после очередной поездки. Не то чтобы я часто уезжал, но деловые поездки случались. Не имело значения, пара дней или же пара недель, я всегда одинаково сильно рвался домой к этому лохматому чертёнку, и обычно он отвечал мне тем же, буквально светясь от счастья почище любой лампочки под напряжением. Он вообще всегда был таким: открытым и непосредственным. Но в последнее время что-то перестало клеиться между нами, и Арсений с каждым днём всё больше и больше уходил в себя, предпочитая отмалчиваться или отделываться отговорками, понятными только ему. Но даже в своих самых страшных мыслях я не мог представить себе, что однажды ему приспичит отправиться на поиски Олеси.
Олеся. Олеся! ОЛЕСЯ!
Так долго откладываемые эмоции накрыли меня с головой, и в неясном порыве бешенства я ударил кулаком по стене коридора, рыча себе под нос. Даже музыка из Сенькиной комнаты терялась на фоне того, что сейчас творилось в моём сознании.
Олеся.
Смешно ли, но я так боялся встречи с ней. Боялся и... мечтал. Скрытно, тайно и неочевидно, как если бы это было что-то постыдное – хотеть встретить её после стольких лет молчания, после всего того, что было. Нет, я никогда не строил глупых надежд по поводу того, что однажды она захочет вернуться. Она ушла, и мы оба понимали, что это навсегда. А грустить и страдать... на это попросту не оставалось никаких моральных сил. У меня на руках был Сенька нескольких месяцев от роду и острая потребность что-то срочно сделать со своей жизнью.
Я и делал… Вернее, мы делали, с Арсением, преодолевая все трудности шаг за шагом, ведь иных вариантов не было и быть не могло.
И лишь годы спустя, я вдруг поймал себя на мысли, что мне не всё равно, как там ОНА. Мысль мне не понравилась, я честно окрестил себя идиотом и попытался запихать её в самый дальний уголок своего сознания. Но это оказалась не так уж и просто: образ Олеси все эти годы, как самое страшное наваждение, норовил прорваться наружу в никому не нужных воспоминаниях, в бредовых снах, в ненавистном мне чувстве ностальгии, в Сенькиных глазах...
Сжал-разжал кулак. Руку после удара о стену саднило, костяшки пальцев начинали опухать, принимая неприятный лиловый оттенок с вкраплениями крови. Как глупый юнец, ей-богу.
***
С первого взгляда собственная комната обещала подобие покоя, но я уже знал, что это обман. Практически всё здесь хранило следы пребывания Олеси Юрьевны Бодровой. Чуть смятая постель, вещи, торчащие из приоткрытого шкафа, тонкий запах духов, едва ощутимо витавший в воздухе...
Сеня пришёл ко мне сам.
Я как раз сидел на кровати и смотрел в точку перед собой, пытаясь понять, можно ли считать, что наша с ним жизнь пошла трещинами, или же ещё есть шанс однажды вернуть всё на свои места.
– Она не такая уж и плохая, – с вызовом заявил сын, становясь у меня за спиной. Я бросил быстрый взгляд на панель телевизора, что висел на стене напротив. Сенька в отражении выглядел угрожающе: взгляд исподлобья, с чувством сжатые кулаки, надутые губы.
Тяжкий вздох вырвался сам собой.
– А я когда-то утверждал обратное? – вопрос прозвучал сухо, но тут вся проблема была в том, что из двух крайностей эта была наиболее приемлемой.
Ребёнок замялся, а потом еле слышно выдохнул: «Нет».
Я рискнул обернуться назад, глядя на сына, на что тот сразу же подобрался и повторил уже более громко:
– Нет.
Понимающе кивнул головой. Моё отношение к Олесе было слишком сложным, чтобы описать его в привычных категориях, но Арсению знать об этом было необязательно.
– И?… – протянул, подталкивая сына к следующему витку мысли.
– Но это будто бы всегда подразумевалось.
– Сень…
Я устало покачал головой, но отпрыск и не думал останавливаться.
– Нет, правда. Когда я спрашивал о том, почему ма… она ушла, ты говорил, что она не смогла иначе. И что так было лучше для всех… Но это всё равно звучало так, словно ей было плохо с нами.
– Плохо с нами и она плохая – разные вещи, – с тяжестью на сердце заметил я, устало зажав переносицу пальцами.
– Да, наверное… Но я всё равно обижался на неё, злился…
На душе стало совсем паршиво. Я, конечно, догадывался, но Сенька партизаном молчал все эти годы, а я… а я наивно полагал, что делаю достаточно, чтобы мой сын не чувствовал себя ущемлённым.
– И что же изменилось?
Арсений выдержал паузу, словно собираясь признаться в чём-то нехорошем. Я даже успел напрячься.
– Ваш разговор. С дядей Славой, – пряча глаза, пояснил мой ребёнок.
С трудом подавив в себе острое желание выматериться и треснуть самого же себя чем-нибудь тяжёлым по голове, выжидающе посмотрел на Сеньку:
– Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?
– Вы громко спорили, – фыркнул он, явно соврав. В тот вечер мы разговаривали вполне спокойно, я вообще становился крайне сдержанным в минуты максимального гнева. Но да, он был прав, мне следовало учесть тот факт, что ребёнок с детства обладал избирательным слухом.
– И что ты слышал?
– Славка, он… ругался на тебя, на… Олесю. Говорил, что ты кретин, раз всё ещё не вычеркнул её из своей головы после всего, ею сотворённого.
Да, я прекрасно помнил наш диалог с Макаровым, случившийся за неделю до моего отъезда на этом самом месте.
В последние годы на меня временами находила бессонница. Мешать она особо не мешала, скорее даже наоборот, позволяла заняться бумажной работой, которой всегда было в достатке. Славка, прекрасно знавшей о моей привычке работать по ночам, тогда вернулся со своего очередного загула и, обнаружив полосу света под моей дверью, решил заглянуть на огонёк. Заглянул. Удачно для себя и неудачно для меня, как раз в тот самый момент, когда я пялился на экран ноутбука, на котором мелькало смазанное изображение Олеси (прямая трансляция из студии была так себе), ведущей свой ночной эфир для неспящих.
– Ты – чокнутый сталкер, – объявил тогда Макаров, вмиг протрезвев. После расставания с Юлькой у него проклюнулась неумолимая тяга к «приключениям».
От досады я заскрежетал зубами, представляя, как мой интерес выглядит со стороны. Самое смешное, что всё действительно вышло случайно. О том, что Олеся работает на радио, я знал давно, иногда даже ловил нужную волну, с какой-то мазохистской настойчивостью вслушиваясь в её игривые интонации. Потом, правда, сам же себя ругал, бросая это гиблое дело на пару месяцев, пока во время очередной бессонницы во мне не возрождалось алогичное желание услышать знакомый голос из прошлого. Но вот онлайн-трансляцию открыл впервые. Опять-таки неясно зачем. Дурацкий порыв увидеть своими глазами то, какой она стала. В конце концов, она мне сына родила, а это к чему-то, да обязывало, даже если ей моё чувство долга тысячу лет не нужно было.
В общем, какие бы мотивы мной не двигали, но оправдываться перед другом я не собирался.
– Да пошёл ты, – «по-взрослому» велел Славке, захлопнув крышку ноутбука, словно ставя точку в этой досадной истории.
Но Макарова это, конечно же, не остановило, скорее, даже наоборот, лишь больше раззадорило его стремление обличить степень моего идиотизма, раз я до сих пор не выкинул из головы эту проклятую вертихвостку (в его понимании – «законченную стерву»). Но он ошибался, Олеся никогда не была вертихвосткой. По крайней мере, я предпочитал думать именно так.
В тот вечер мы наговорили друг другу много всего, явно непредназначенного для детских ушей.
– Ты защищал её, – неожиданно подвёл итог нашего спора с Макаровым Арсений. – Дядя Слава говорил, что Олеся использовала тебя, а потом бросила.
– Они всегда не ладили, – печально улыбнулся я своим воспоминаниям.
Сын задумался, обдумывая мои слова, а я подавил в себе острое желание обнять его. Во-первых, вряд ли позволит, взрослый же. Ну а во-вторых, я всё ещё помнил, куда зашли наши разборки со Славой дальше. Как показало следующее замечание Арсения, он тоже прекрасно всё расслышал:
– Да, но только ты сказал, что в уходе Олеси… есть и твоя вина тоже.
Да чтоб… Макарову там икалось.
– В любых отношениях всегда виноваты двое, – я попытался спрятаться за всем известную аксиому. Даже Сеня в своём возрасте прекрасно был осведомлён о взаимной ответственности. Современные подростки вообще были на редкость продвинуты в столь громких заявлениях.
Но мой не в меру сообразительный отпрыск и не подумал клюнуть на такую бессовестную ложь. Посмотрел на меня выжидающе, будто давая время одуматься. Но я продолжал молчать, невольно вспоминая взбешённый взгляд Олеси, которым она одарила меня часом раньше в подъезде. Не прокляла, и на том спасибо. А ведь могла.
Вот как можно объяснить четырнадцатилетнему подростку то, что сам понимаешь едва?
Провёл рукой по колючему подбородку. Насколько же всё было проще, когда он довольствовался общими отговорками.
– Сень, понимаешь, у нас всё было сложно. Мы вообще с ней оба… непростые.
– Ха, – фыркнул ребёнок, в скептическом жесте изогнув бровь, ну да, ему ли не знать про мой характер. – Что ты сделал?
Он уже вынес свой приговор. Испытывая непонятную мне потребность верить в мать, он если не во всём, то точно во многом обвинил меня. От этого было больно, да и злило порядком, что в итоге всё выворачивалось так, будто мой ребёнок все эти годы страдал именно из-за меня. Но, блин, решение уйти было полностью её, а я лишь…
– Не смог дать Олесе того, в чём она так нуждалась.
Признание выдалось горьким, в первую очередь для меня самого. Я не был любителем рефлексии, по своей натуре мне необходимо было действовать, а вот копаться в душе… Ну какой в этом толк? Всё равно кроме головной боли ни к чему не придёт.
– И что ей нужно было? – Сенька насторожился, рисуя в сознании самые циничные картины. И я невольно улыбнулся, понимая, какой же он всё ещё ребёнок.
– Любви, Сеня, любви. Все мы в пределе нуждаемся лишь в одном.
– Ты не любил её?
Вопрос был слишком сложным, что тогда, что сейчас. И как бы я ни пытался найти на него ответ, лучше от этого не становилось. Поэтому просто пожал плечами. Я правда не знал.
– Нас тянуло друг к другу, нам было хорошо вместе, но, видимо, этого оказалось недостаточно.
Арсений в который раз посмотрел на меня с недоверием, а я вдруг почувствовал себя до ужаса уставшим. И дело было не в многочасовых перелётах или тревогах о сыне. Просто сегодняшняя ночь будто бы выпотрошила меня. Оказывается, быть честным с самим собой – не такая уж и простая задача.
– Ты поэтому сегодня так разозлился, когда увидел её… Олесю?
– Нет, сегодня я разозлился в первую очередь потому, что приехал домой посреди ночи и не обнаружил своего сына там, где ему положено было быть – в своей постели…
– Да, но…
– Не но! – невольно повысил голос. – Ты хоть представляешь, что я пережил за те часы, пока ты не пришёл домой? Мы оставили тебя одного дома на четыре дня, четыре! И то потому, что ты сам громче всех кричал, что уже не маленький и способен позаботиться о себе! И что я в итоге получил? Тебя нет дома, телефон отключен, и никто не знает, где ты! При этом Слава клянётся, что накануне созванивался с тобой и всё было хорошо. Светлана утверждает, что якобы я её через тебя попросил пару дней не приходить. Но зато Аня неожиданно закидывает меня сообщениями, что Арсения чуть ли не из гимназии исключают, а на встречу с директором он приходит со своей непонятно откуда взявшейся матерью. А теперь сложи это всё вместе и скажи, что я должен был подумать и как на это реагировать?!
Сенька заметно помрачнел, даже носом шмыгнул, совсем по-детски, отчего мне стало окончательно хреново. Я хоть и выговорился, выпуская свой праведный гнев, но общего положения дел это не спасало. Сына хотелось обнять и как минимум пожалеть, поклявшись, что я буду стараться ещё лучше. Придвинулся к нему чуть ближе, надеясь, что пропасть между нами всё же сократится, но Арсений резко поднял голову, бескомпромиссным тоном заявив:
– Я должен был найти её!
***
Утро наступило предательски быстро. Пары часов на то, чтобы осмыслить сотворённое Арсением, оказалось недостаточно. После того как он ушёл в свою комнату, оставив меня в компании невесёлых мыслей, я ещё какое-то время бродил по своей спальне, то тут, то там натыкаясь на вещи Олеси. Сумка, одежда, косметика, расчёска… Всего лишь за какие-то пару дней она сумела захватить не только мысли моего сына, но и мою комнату, оставив свой едва уловимый след повсюду, даже в моей постели, пропахшей её духами – резкими, тяжёлыми, горьковатыми... и так ей подходящими.
В период нашего общения она пользовалась фруктовым спреем, популярным в то время, поэтому сами по себе духи были незнакомы, но меня упорно не покидала уверенность, что почувствуй я этот аромат где-нибудь вне стен этого дома, то обязательно бы подумал о ней.
Решение было простым – встать, содрать с кровати постельное бельё, застелить свежее. Дело пяти минут, на которое я так и не решился. Понимание того, что спустя четырнадцать лет она вновь оказалась в моей постели, буквально взрывало мой разум. Уснуть я так и не смог.
***
За окном было хмуро и серо. В этом году зима никак не желала уступать свои права, несмотря на то, что на дворе уже стоял конец марта. Будить Арсения не хотелось, я даже подумывал оставить его дома, в конце концов, мы не спали всю ночь. Но у ребёнка обнаружились свои планы на этот день, поэтому в положенное время он появился на кухне. Взлохмаченный, невыспавшийся, с тёмными кругами под глазами, но настроенный более чем решительно.
– Доброе утро, – поприветствовал я отпрыска, ставя перед ним кружку горячего кофе. Наверное, это не совсем правильно, но мы с Сеней оба были заядлыми кофеманами, и мне не хотелось терять и эту связь.
Он хмуро кивнул в знак благодарности. Его манера отмалчиваться начинала напрягать. Впрочем, перемирие вышло недолгим, стоило лишь вместе выйти в прихожую и начать обуваться. Арсений непонимающе сдвинул брови. Пришлось пояснить. Моё намерение отправиться в школу вместе с ним сын воспринял остро:
– Зачем?! – прошипел Сеня, зло хватая куртку с рюкзаком.
– Ну должен же я узнать, за что меня к директору вызывали и что ты натворил.
– Я сам разберусь!
– Ты уже разобрался.
Спорить он не стал, резко выскочив в подъезд и громко хлопнув дверью. К счастью, мозгов дождаться меня на улице у него хватило, пусть смирения в этом поступке не было ни на грош.
Пока ехали до гимназии, воспользовавшись услугами каршеринга, я размышлял о том, как всё изменилось. Особых проблем с поведением и послушанием у сына раньше не наблюдалось. Нет, он никогда не был пай-мальчиком, но даже в раннем детстве Арсений всегда принимал моё слово как окончательное решение вопреки своему несогласию. Да я и сам старался не перегибать палку, уважая его мнение. Мы привыкли доверять друг другу, а теперь я вдруг превратился во врага, до конца не понимая, что явилось тому причиной.
Уже в школе мы разделились. Стоило переступить порог гимназии, как Сенька тут же подорвался и умотал по своим делам, упорно делая вид, что мы с ним незнакомы. Я же потоптался у входа, определяя, куда будет лучше отправиться первым делом. До начала уроков оставалось минут двадцать, поэтому решил, что если наглеть, то по полной.
***
Аня, как и предполагалось, нашлась в своём кабинете. Прошмыгнув мимо лбов-старшеклассников, я заглянул в лаборантскую: она стояла ко мне спиной, пытаясь что-то достать с верхней полки.
– Давай помогу? – предложил я, заставив ее испуганно вздрогнуть.
Бывшая... возлюбленная резко обернулась, но, увидев меня, быстро взяла себя в руки, вмиг сделавшись спокойной и сдержанной.
– Ты вернулся? – её голос звучал ровно, если не считать холодно-назидательных ноток, которые были мне прекрасно знакомы. Как и следовало ожидать, она злилась, вот только не желала этого показывать, ибо ссориться – неконструктивно и непедагогично.
В своё время именно это меня в ней и привлекло: рассудительность, уравновешенность и зрелость. После всех страстей, что мы хлебнули на пару с Олесей, я верил: такой подход является единственно верным. Анна была красива, добра и нежна и идеально подходила на роль матери для Арсения. Она появилась в нашей жизни, когда Сеньке уже было почти девять и нам с ним отчаянно не хватало системности. Я работал, стараясь всё своё свободное время проводить с сыном, но, наверное, этого было недостаточно. Он рос шебутным и вечно влипающим в неприятности, поэтому меня не покидало ощущение, что я что-то упускаю из виду.
А потом Юльке Макаровой вновь приспичило устроить мою личную жизнь, и она «случайно» пригласила в гости свою приятельницу как раз в тот самый вечер, когда у нас со Славой были намечены посиделки. Поначалу я ожидаемо пошёл в отказ, недовольно скрестив руки на груди. Это был мой триггер, когда кто-то пытался лезть в мою личную жизнь, и Юле было прекрасно об этом известно. Но, к чести Ани, стоит отметить, что мою отстранённость она приняла без всяких обид, с энтузиазмом о чём-то болтая со Славкиной женой. Мы же с другом методично распивали бутылку дорогого виски. Это не было постоянной практикой, но раз в месяц мы позволяли себе расслабиться. Сенька в это время носился во дворе, гоняя мяч со знакомыми мальчишками, лишь иногда появляясь у нас перед глазами с просьбами попить или поесть. И, наверное, этот вечер так бы и остался одним из, если бы в Ане не проснулось её скрытое благородство и желание спасти этот мир.
После того как за моими сыном в пятый раз закрылась дверь, она с крайне серьёзным видом подошла ко мне и, отодвинув в сторону стакан с янтарной жидкостью, заглянула прямо в мои глаза, и я… растерялся.
– У тебя такой замечательный сын, – мягко и одновременно решительно заметила она. – Но ещё чуть-чуть, и ты его упустишь.
Она не то чтобы воспитывала меня, но её слова чувствительно прошлись по моим страхам, заставив уйти в глухую оборону, которая, как известно, является по своей сути тем же нападением.
Разозлился и нетрезвым языком почти послал её, бросив в сердцах:
– Можно я сам определюсь, как мне себя вести со своим ребёнком? Советовать может любой, а вот сделать…
Она и сделала. Убрав со стола виски и водрузив перед нами коробку с «Монополией», велела звать ребёнка в дом. Мы с Макаровым недовольно скривились, но смолчали под грозный Юлькин взгляд. Вопреки нашему со Славой скепсису, вечер прошёл неожиданно весело. Даже Сенька, поначалу дувший губы из-за того, что его загнали домой, в конце концов засиял счастливой улыбкой и радостно заключил: «Было классно!».
Таких геройств Аня больше не повторяла, позже признавшись, что обычно такой напор ей не свойственен, просто вечер у Макаровых не смог оставить её равнодушной к нашей беде. Я же, хоть и возмутился такому видению моей семьи (не было у нас никакой беды!), решил продолжить наше знакомство. Анна как-то ненавязчиво, но удивительно быстро вплелась в канву нашей жизни, временами помогая Арсению с уроками, организовывая наши культурные вечера и многое другое.
Любовь между нами случилась отнюдь не от большой страсти, да мне это и не нужно было. Нашему с сыном хаосу нужна была толика разумности, и Аня прекрасно справилась с этой ролью.
Целых три года у нас действительно получалось изображать из себя образцово-показательную семью. Она переехала к нам, забрала Сеньку в свою гимназию, притупила моё вечное чувство вины перед сыном… И всё было хорошо, пока оба не поняли, что у этого «хорошо» нет никакого будущего. Качества, которые я когда-то так ценил в этой замечательной женщине, вдруг стали раздражать. С ней же даже толком и разругаться нельзя было. Аня либо сглаживала углы, либо начинала давить аргументами, да так, что оспорить их было невозможно. Я признавал её правоту, при этом ощущая, как меня затапливает нелепым желанием сделать всё наоборот.
Мне нравилось верить в то, что мы расстались цивилизованно, без скандалов и лишних сцен. И если я поначалу переживал, как Сенька отнесётся к нашему решению, то позже лишь убедился в правильности своего выбора. Когда за Аней закрылась дверь, мы с ним вместе выдохнули с облегчением – атмосфера в последнее время в доме была под напряжением.
Но наше общение с Аней мы не прекратили: она продолжала присматривать за Сенькой, а я иногда обращался к ней с вопросами, которые ставили меня в тупик.
Как в этот самый раз.
***
– Вернулся, да, – подтвердил очевидное. – Что тут Арсений без меня учудил?
– А что, его мать с тобой не поделилась? – съехидничала Аня, и это было что-то новое. Склонности к нападкам я за ней до этого не замечал.
– Это тоже хотелось бы обсудить.
– Игорь, ты действительно позволил этой женщине начать общаться с Арсением?! – обычно умиротворённое лицо Ани скривилось, как если бы она говорила о чём-то мерзком.
Напрягся. Можно подумать, что это не я прошедшей ночью схлестнулся с Олесей в словесной перепалке, испугавшись её появлению в нашей жизни. Но это был я и мои отношения с ней, а у всех остальных… не было прав предъявлять к Бодровой какие-либо претензии. Странные мысли, странные желания, и, наверное, Макаров был действительно прав, когда усомнился в моей адекватности, но претензии Ани к Олесе мне не понравились.
– Я сам разберусь, – не совсем дружелюбно отрезал.
Хозяйка кабинета хмыкнула, а я вдруг понял, насколько этот разговор похож на нашу утреннюю перепалку с Сенькой.
– Ань, я не хочу ругаться. Но я прошу тебя помочь мне. Если ты что-то знаешь про то, что случилось, то объясни. Или я попросту не буду больше тратить твоё время.
В общении с ней мне всегда хотелось быть таким же взвешенным и рассудительным, но её это почему-то задевало, и каждый раз я чувствовал себя провинившимся учеником.
Женщина помедлила, и на какой-то миг мне показалось, что в её глазах промелькнула печаль, словно я лишил её последних надежд. Странно, но я был уверен, что все точки между нами давно были расставлены.
– Всё просто, – пожала плечами Аня. – Сеня разругался с одноклассником, и тот заявил ему, что Арсений никому не нужен, раз от него отказалась собственная мать…
В груди что-то болезненно заныло, а в голову ударила волна ярости. Никто не имел права говорить такое моему сыну. Я даже зубами скрипнул, переваривая услышанное. Первая реакция была – защищать. Словно он был совсем маленький и впервые навернулся с ходунков, которые я тогда в порыве гнева выбросил на хрен.
Но благоразумие всё же возобладало и, рвано выдохнув, я взял себя в руки.
Аня видела мою реакцию, но не стала её комментировать, продолжив свой рассказ:
– Он, как и ожидалось, вспылил, полез в драку.
– Ну и правильно.
– Игорь! – предупреждающе воскликнула она тоном, означающим, что это неразумно. – Да, его задели, но мы должны учить Сеню решать конфликты без кулаков.
Да, должны, но ведь бывают такие ситуации, когда сдержаться просто невозможно.
– Дальше?
– Дальше тебя вызвали к Татьяне Викторовне, но ты был вне зоны доступа, и тогда Арсений привёл с собой её…
– Олесю.
– Что? – нахмурила Аня брови.
– Арсений привёл Олесю. У неё имя есть.
Моя бывшая обречённо покачала головой, решив, что спорить со мной бесполезно.
– В общем, твоя Олеся, – следует ли говорить, что имя Бодровой интонационно практически выплюнули? – пришла на встречу, заявила, что Сеня временно живёт с ней, что она его мать и что все проблемы с учёбой они…
– Проблемы с учёбой?
– Игорь, ты вообще хоть что-то знаешь о собственном ребёнке?
Как я любил эти моменты. Давно заметил, что стоило у Сеньки появиться проблеме, как каждый второй норовил мне ткнуть этим в лицо. Как-то так повелось в нашем обществе, что если у ребёнка был только один отец, то он обязательно не справлялся. Смешно, то, что прощалось женщинам, осуждалось у мужчин и наоборот.
– Хорошо, я понял.
Разговаривать с Аней пропало всякое желание, наверное, я просто не ожидал, что она начнёт тыкать меня носом в мои же упущения. По крайней мере, раньше она всегда поддерживала меня, даже когда мы расстались. Сейчас выходило, что я вдруг превратился во врага не только для Сени, но и для неё.
Интересно, чем же я умудрился так нагрешить за две недели своего отсутствия?
Из-за двери послышался звонок, ознаменовавший, что уроки начнутся через пять минут, и в класс хлынула толпа школьников. Я уже собрался уходить, когда Аня всё-таки отважилась сказать то, что её терзало на самом деле:
– Почему ты готов опять впустить в вашу жизнь эту женщину, а нам не дал и шанса?
В её голосе звучала обида пополам с осуждением. Ну что ж, это, по крайне мере, всё объясняло. Я печально улыбнулся:
– Спасибо тебе за всё. Извини, что взвалил на тебя заботы об Арсении, но теперь он только моя ответственность.
***
До обеда я успел заехать в офис, нагнать там шухера и переделать внушительный объём срочных задач. За время моего отсутствия ничего криминального не случилось, всё здесь работало как надо, в отличие от дел семейных.
После уроков от Сени пришло краткое: «Ушёл на гитару». Пальцы уже начали печатать категоричное «Нет, быстро домой», но вместо того, чтобы нажать на отправку, я заблокировал смартфон и откинул его в сторону.
После похода в школу мне хотелось одного – запереть его дома в четырёх стенах и при помощи драконовских мер заставить корпеть над учебниками. Помимо драки, мне предъявили список Сенькиных долгов, от которых хотелось схватиться то ли за голову, то ли за ремень. Но пары часов, направленных на работу, оказалось достаточно, чтобы немного прочистить свои мысли. Самым сложным было принять тот факт, что двойки Арсения ни в коем случае не являются оценкой меня как родителя, да и Сени как человека тоже. Просто… у нас сложный период, и затягивание гаек вряд ли сыграет мне на руку, лишь ещё больше расширит наше недопонимание.
