Текст книги "Потерянные в прямом эфире (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Выйдя из машины, с ужасом поняла, что еле могу наступать на ногу. Нагружённая собакой, сумкой, тортом, пачкой элитного корма и упаковкой одноразовых пелёнок, еле доковыляла до подъезда, благо что одновременно со мной заходил какой-то парень, придержавший мне дверь.
Несмотря на боль, в квартиру я звонила настроенная вполне оптимистично. Впрочем, весь оптимизм рассеялся очень быстро, когда на пороге дома появился суровый Арсений, смеривший меня хмурым взглядом.
– Привет, – ещё с надеждой улыбнулась я, пытаясь удержать Жужу, которая с неистовой силой рванула навстречу к Сеньке. Однако тот не ответил ни мне, ни собаке, лишь болезненно поморщился и… скрылся в недрах дома.
Чертыхнувшись под нос, я еле-еле ввалилась в прихожую, почти тут же выронив всё, чем была нагружена, разве что такса была всё ещё при мне. Следом появился Игорь, подхвативший и меня, и мелочь, ибо я уже была готова стечь на пол по стеночке.
– Пришла, – скорее констатировал он, чем спросил, усаживая меня на низкий пуф, стоявший в углу и входа.
– А были ещё варианты? – с вызовом спросила я, но Ключевский не ответил, лишь покачал головой, из-за чего я почувствовала себя последней сволочью.
Выпустила из рук Жужу, наблюдая за тем, как она потрусила к закрытой двери Сени, и, поскуливая, начала скрестись, но ей так никто не открыл. Жужалица протяжно завыла, расстроенно шмякнувшись на толстенький зад. Внутри меня всё сжалось.
– Что с Арсением?
Игорь одарил меня терпеливым взглядом, всем своим видом будто говоря: «Неужели ты не понимаешь?».
Но я честно не понимала, ну или просто боялась признаться в этом самой себе.
– Он решил, что ты ушла насовсем.
Глава 15
Принятое решение не сделало нас ни на шаг ближе друг к другу. Мы всё так же были чужаками с приятными моментами в прошлом, горьким осадком в настоящем и полной неизвестностью в будущем.
В первые месяцы беременности наше общение с Игорем вообще было сведено к минимуму, хоть он и старался. Раз в три дня он появлялся в общаге с пакетами, полными еды, отчего Надя со Светкой и приятели из близлежащих комнат приходили в полный восторг. Ещё бы, мы были вечно голодными студентами и халявная еда всегда воспринималась как манна небесная. Одна лишь я не испытывала ни капли радости по поводу происходящего, ведь в отличие от остальных мне приходилось платить цену. Было крайне тяжело заставить себя питаться нормально.. Во-первых, не покидало ощущение, что меня элементарно откармливают на убой. А во-вторых, я буквально загибалась от токсикоза. Меня тошнило абсолютно ото всего в круглосуточном режиме. К концу первого триместра я напоминала лишь бледную тень прошлой себя. Я и раньше отличалась субтильностью, но теперь выглядела откровенно нездоровой.
Бедная Надя хваталась за голову, а Света, неожиданно пришедшая в восторг от Игоря, божилась меня сдать ему, если не возьму себя в руки.
Как это ни парадоксально, но спасала меня работа. Да-да, та самая, с которой я так стремилась сбежать. Дело в том, что только магазин сохранял какую-никакую иллюзию моей самостоятельности, хоть Игорь и был категорически против.
– Тебе нужно беречь себя, – твердил он.
– А я берегу, – огрызалась я, ненавидя весь мир. – Люди и на больших сроках спокойно стоят за прилавками.
Он воспринимал это как блажь и упрямство, а я всего лишь отчаянно цеплялась за остатки своей независимости. В ближайшей перспективе мне предстояло переехать к Ключевскому и доверить свою жизнь в его руки, притом что я уже тогда понимала, что моя значимость определялась исключительно заботой о ребёнке.
***
А потом я свалилась в обморок, прямо посреди магазина, напугав не только коллег, но и саму себя.
Мрачный Игорь уже через каких-то полчаса был в нашем ТЦ, а ещё через сорок минут я уже сидела в кабинете врача.
– Ты зачем над ребёнком издеваешься?! – отчитывала меня врач. – Питаться нормально надо.
– Я ем, – протестовала я, теряясь под острым взглядом Ключевского, который не захотел даже слышать о том, чтобы остаться в коридоре. – Просто во мне еда не задерживается.
– Если не задерживается, значит, в стационар под капельницу, – вынесла свой вердикт врач, заставив меня побледнеть.
– Не надо под капельницу!
– Тогда – есть. Правильно и в меру.
Из кабинета мы вышли в тягостном молчании. Всё, что мне хотелось, – это реветь, но при Игоре было стрёмно, я и так чувствовала его явное недовольство мной. Наверное, худшей кандидатки в матери для своего ребёнка он просто не смог бы найти. Я ничего не знала о его бывшей жене, но была уверена, что она бы себя до такого состояния не довела.
– Ты это специально? – глухо спросил меня Игорь уже в машине.
Я старалась на него не смотреть, отчего-то это было больно. Каждый его взгляд пробуждал во мне всепоглощающее чувство вины, хотя ничего такого я не делала.
– Ты действительно думаешь, что я стала бы делать что-то во вред себе или… ему? – ответила вопросом на вопрос.
– Не знаю, – честно признался он, из-за чего неожиданно стало горько. Он тоже в меня не верил. – Просто… ты явно не в восторге от происходящего.
Я усмехнулась, как-то по-особенному зло:
– Сложно быть в восторге от того, что ты никак не планировал.
И это являлось чистейшей правдой. Всё только начиналось, а мне уже казалось, что я потеряла себя. Со мной случилось то, чего я попросту не могла предположить и что никак не вписывалось в мою картину мира или систему ценностей.
Когда-то отчим предсказывал мне именно это. Я так и не смогла понять, как в нём уживались презрение ко мне и любовь к матери, которая родила меня ещё до своего совершеннолетия. Бабушка иногда успокаивала меня, пытаясь объяснить чужие нападки желанием предостеречь меня от совершенных ими же ошибок. Если это и были благие намерения, то вели они заведомо известно куда. Так вот, представьте, что вам всю жизнь твердили одно: «Ты споткнёшься, ты упадёшь». Не знаю, как все остальные, но меня от такого брала злость и в ответ я утверждала другое: «Не дождётесь». И вот я залетела. То есть сделала то, чем меня попрекали с тех самых пор, как я получила паспорт (странно, что не раньше).
В общем, в целостности моего образа мира что-то безвозвратно надломилось и никак не желало вставать на место. Но как объяснить это Игорю, я не знала. Во мне засела уверенность: он считает, что я попросту хочу увильнуть от ответственности.
***
В тот вечер он привёз меня в «Элефант». Сам вряд ли понимал почему, но, видимо, решил, что раз нам когда-то здесь было хорошо, то и в этот раз удастся поймать удачу за хвост.
Игорь сел рядом со мной, а не как обычно напротив, ослабил узел офисного галстука, положил передо мной меню и, кивнув головой, велел:
– Заказывай.
– Я не… голодаю, честно. По крайней мере, не специально. Меня просто каждый раз выворачивает наизнанку.
– А сейчас не каждый раз, – пообещал он, ни разу не сжалившись от моей сбивчивой речи.
– Легко сказать. О моём токсикозе уже легенды ходят. На меня половина общажных знакомых криво смотрят.
И это было полнейшей правдой. Чего только стоила вчерашняя встреча с Витькой, когда я на дрожащих ногах плелась из санузла до нашей комнаты. Турчанов презрительно поморщился и отвернулся, как если бы я теперь стала представителем касты неприкасаемых.
– Ну и пусть смотрят. Завидуют.
– Чему завидуют?! – всплеснула руками.
Развивать тему Ключевский не стал: к нам как раз подошёл официант, готовый принять заказ. Я демонстративно захлопнула папку с меню, но это никого не смутило.
– А давайте всё, – с самым невозмутимым видом попросил Игорь
– Как всё?! – обалдел официант.
Я тоже была заметно шокирована, не находя нужных слов для того, чтобы высказать всё, что думаю о широте его жеста и куда он может его себе запихать. Ключевский же продолжал в том же духе:
– Без алкоголя. Сильно жирное и острое тоже не надо. Все блюда в одном экземпляре.
Официант, пребывающий в смятении, пробормотал что-то в ответ и поспешил удалиться, оставив нас наедине с нашими заскоками.
– Ты ненормальный, – поставила я диагноз бывшему боссу.
– Наверное, – спокойно согласился он. – Я решил, что лёгкая степень безумия нам не помешает.
– Тебе просто нравится издеваться надо мной.
– Возможно, – цокнул языком Игорь. – Беру всю ответственность за последствия на себя.
– Учти, если мне станет плохо, я даже не подумаю отвернуться от тебя.
– Резонно. Готов пострадать за правое дело. Но предпочитаю думать, что всё у нас получится.
И это «у нас» неожиданно откликнулось чем-то тёплым внутри меня, будто мой токсикоз перестал быть только моей проблемой.
– А если нет?
– Ты слишком пессимистично настроена, – вздохнул и… улыбнулся, абсолютно как раньше, словно не было никаких трудностей, унизительного расставания и беременности, которая в данный момент была единственным, что нас связывало. Его улыбка была откуда-то из прошлого, когда мы сидели на травке в Кусково, пили пиво и болтали обо всём на свете.
На целое мгновение мне захотелось поверить Ключевскому. Поверить в то, что действительно можно расслабиться и не думать ни о чём, наслаждаться едой и не опасаться того, что сегодня мой желудок вновь возненавидит меня, а возможно, уже через пару месяцев я окончательно потеряю себя.
Сначала нам принесли салаты. Я сидела скрестив руки, готовясь к сопротивлению и ощущая во рту уже привычный вкус желчи.
А затем произошло что-то невообразимое: Игорь взял и придвинул к себе одну из тарелок и… начал есть. От удивления мои брови невольно полезли на лоб, на что он тут же хитро ухмыльнулся. Закинув себе в рот несколько кусочков первого из салатов, он отодвинул тарелку и принялся за вторую.
– Я тебе не мешаю?
– Тш-ш-ш, – зашипел он, ещё и палец к моим губам приложил. Сделал несколько движений вилкой, тщательно прожевал, покачал головой и заключил: – Опять не то.
Должно быть, следующему салату повезло значительно больше, поскольку Ключевский заулыбался.
– А вот это реально вкусно.
– Очень рада за… – начала я и вдруг получила… креветку в рот.
– Жуй, – велел мне Игорь.
И я, растерянная из-за случившегося, послушалась.
– Умница, девочка, – просиял он, накалывая на вилку ещё одну креветку с черри и поднося её мне. Но я, уже просекшая фишку, сидела, плотно сжав губы. – Да ладно тебе! Это же вкусно, будь умницей и просто скажи «А-а-а».
Умницей я быть не хотела, скорее даже наоборот. Самодовольный вид Ключевского пробуждал во мне стойкое желание убивать. Но если я полагала, что Игорь исчерпал все свои ходы, то сильно ошибалась, ибо после недолгой заминки, его свободная ладонь легла на моё колено и очень медленно, но уверенно заскользила вверх по бедру. И угадайте, что я сделала? Правильно, открыла рот от возмущения, собираясь его послать по долгому сексуальному маршруту, за что тут же получила новую порцию салата.
– Лесь, давай уже завязывать с этим детским садом? – непривычно серьёзным тоном попросил он. – Мы просто пробуем блюда, даже не едим. Считай, что мы с тобой… дегустаторы.
Одарив Игоря обречённым взглядом, я принялась старательно жевать, не забывая показывать, насколько мне это всё не нравится. Впрочем, ему было плевать. А потом нам принесли основные блюда. Игорь продолжал кормить меня с вилки, каждый раз таская из тарелок новый кусок еды, со временем это даже стало забавно – гадать, что именно в следующий момент попадёт мне в рот.
В тот вечер я нахваталась всего и лишь к десерту с удивлением обнаружила две вещи: я была сыта и меня совсем не тошнило. Когда же перед нами поставили морковный торт, у меня в голове словно повернулся какой-то тумблер, отвечающий за логичность поведения, и, схватившись за десертную ложку, я уплела весь кусок в одного. На что Игорь лишь снисходительно улыбнулся.
Вечер оставил противоречивые ощущения. Вроде бы напряжение, сквозящее между нами, никуда не делось, но в то же время мне действительно стало легче. Получив свою порцию внимания от Игоря, я будто сделала глоток свежего воздуха, решив для себя, что возможно ему не так уж и всё равно на меня.
После «Элефанта» он подкинул очередной сюрприз, вместо общаги привезя меня к себе домой. Я не была здесь несколько месяцев, поэтому удивилась изменениям, произошедшим в квартире за этот срок. Здесь полным ходом шёл ремонт, который уже явно подходил к завершению.
– Просто руки всё не доходили, – пожал он плечами, обнаружив мой растерянный вид. – Тут ещё прилично дел, но, Олесь, переезжай ко мне. Прямо сейчас. К чёрту твою общагу и чужие взгляды.
– Игорь, я не...
– Нет, послушай меня. Я действительно считаю, что нам нужно начать жить вместе. Это было ошибкой, пытаться жить так, как раньше. Ты не должна проходить через всё это одна. У тебя есть я, и… вдвоём мы со всем справимся.
В ту ночь мы вновь спали в одной кровати. Просто спали, словно заново пытаясь привыкнуть друг к другу.
***
Переезд к Игорю дался мне непросто. Предыдущий формат наших отношений больше напоминал игру, где всем было весело, легко и комфортно. Теперь же стало не до шуток: нам предстояло жить под одной крышей, иметь совместный быт, готовиться стать родителями, а не только заниматься сексом и вести светские разговоры ни о чём. Это меня и пугало. Мы были друг другу никем, нас слишком мало что связывало, но при этом у нас не предвиделось никакого обратного пути. Ощущение надвигающейся катастрофы было моим самым верным спутником.
Первое, что я сделала, покинув общагу, – это выпросила отдельную комнату. Ну как выпросила, скорее просто поставила перед фактом, закинув в одну из пустующих спален свою сумку. Игорь не спорил. Вообще. Чем меня нереально выбесил. Наверное, со стороны мои поступки выглядели как прихоти вздорного ребёнка. Я и по жизни отличалась редкостной импульсивностью, которая с появлением беременности лишь усилилась.
Впрочем, попытки отстоять свою независимость перед Ключевским не помешали мне в первый же день, когда я осталась в квартире одна, обследовать её на предмет наличия следов пребывания других женщин. Следов обнаружено не было. И пусть я не верила в то, что Игорь больше двух месяцев придерживался философии воздержания, но мысль о том, что он не водил домой всех подряд, заметно меня успокаивала.
Игорь всё так же руководил «Ассолью», всецело отдаваясь рабочему процессу, я продолжала ходить на пары и бороться с токсикозом. С работой пришлось завязать по одной простой причине – толку от меня было ноль. Я встречала покупателей с видом полумертвеца, что вряд ли могло сопутствовать хорошим продажам, разве что из жалости.
Поэтому у меня в жизни осталось не так много развлечений: посещение университета, встречи с Надей и Светой, ну и попытки обустроить квартиру Игоря. Вообще-то, это была его идея. Наверное, Ключевский надеялся на то, что дизайнерский вопрос хоть немного взбодрит меня. Правда, он не учёл одного: я так и не смогла начать относиться к его дому как к собственному, поэтому дело шло ни шатко ни валко. Единственное, в чём я преуспела, – это в разрисовывании стен будущей детской, причём собственноручно. Бывший босс бухтел, пугая меня возможным вредом от того, что я надышусь краской и вообще мне нужно больше отдыхать, на что я честно кивала головой и втихаря продолжала рисовать своё дерево: отчего-то мне казалось, что будущему ребёнку будет приятно. Но я ведь не была конченой дурой, и продавец в магазине заверил меня в том, что акрил не способен нанести мне вреда, при условии, что я не буду его есть. Но на всякий случай я каждый раз открывала балкон настежь, проветривая квартиру.
В один из таких дней ко мне через балкон забрёл толстый соседский кот, которого мадам Ветрова фанатично именовала Иммануилом. Вообще-то, это была далеко не первая наша встреча (кот порой позволял себе вольности), но на этот раз что-то пошло не так, и мохнатый Иммануил умудрился уронить на себя поддон с краской. Обретя окрас нежно-салатового цвета, он завопил так, что я чуть… не родила, хотя там и рожать ещё толком было нечего. Схватив это чудовище на руки, я потащила кота в ванную, запихав его под струи воды, что конечно же не понравилось наглой животине. Через полчаса мы с ним сидели в ванной, оба мокрые и грязные. Краска уже начала схватываться на шерсти, и я не придумала ничего лучше, чем побрить кота бритвой Игоря.
Эффект вышел забавный. Если подключить фантазию, то можно было даже сказать, что Иммануил стал похож на льва. Но очень плохо побритого льва: мохнатая голова, «сапожки» на лапах и спутавшийся хвост. Само же жирное тельце было покрыто плохо сбритыми волосками и неровными оплешинами.
Когда вечером Игорь пришёл домой, он обнаружил следующую картину: зарёванную и исцарапанную меня и недосфинкса, который выглядел как жертва насилия, у него даже глаз дёргался. К счастью, с мадам Ветровой Ключевский объяснялся сам, но вопли Ольги Вениаминовны я слышала даже за закрытыми дверями.
– Ну брить-то его зачем было? – вздыхал Игорь, уже сильно позже. Я молчала, печально шмыгая носом и думая о том, что это он ещё не видел, что стало с его новенькой электробритвой.
Инцидент с котом имел для меня два очень важных последствия: во-первых, я нажила себе едва ли не кровного врага в лице мадам Ветровой, а во-вторых, Игорь неожиданно решил, что, сидя дома, я скучаю и по-своему схожу с ума, поэтому с этого дня он стал больше времени уделять моей скромной персоне.
***
К декабрю наши отношения можно было назвать устоявшимися. Пару раз в неделю Игорь старался пораньше вырваться с работы и устроить мне культурную программу. Окультуривалась я плохо, ибо было что-то неискреннее во всех этих походах в театры и рестораны, поэтому очень быстро наши выходы в свет приобрели формат вечерних прогулок. Мы долго бродили по городу: Ключевский оказался прекрасным знатоком старой Москвы, он с удовольствием делился её секретами, с новой стороны открывая для меня столицу. Он любил свой город, любил бешеный темп мегаполиса, при этом умея ценить островки спокойствия, хранившие в себе воспоминания о его детстве, юности и о чём-то ещё.
Его родители почти десять лет назад эмигрировали в Германию. Он рассказывал о них без особого энтузиазма, но полученной информации хватило, чтобы сделать вывод о том, что у них были прекрасные отношения, что, впрочем, не мешало Игорю временами чувствовать себя оторванным от семьи, словно в их прошлом хранилась некая недосказанность.
Игорь относился ко мне с уважением, и я старательно отвечала ему тем же. И пусть роль домохозяйки не была мне близка, я пыталась делать всё, чтобы как-то оправдать своё пребывание в доме.
По мере того как мой токсикоз стал проходить, я действительно стала чувствовать себя лучше, словно пробуждаясь после длительного сна. Нет, я не загорелась идеей материнства и всё ещё считала происходящее неправильным, но сопротивление больше не было столь острым и отчаянным. Согласно заверениям моего врача беременность протекала хорошо, все анализы были в порядке, единственное, за что я периодически получала нарекания, – медленный набор веса. В первые месяцы беременности я потеряла прилично килограммов, которые никак не желали возвращаться. Живот рос едва заметно, и даже к концу второго триместра сложно верилось в то, что там кто-то есть.
На дворе была зима, я носила свободные свитера, и, если бы не общага, которая стала свидетелем моей тошноты на первых неделях, никто бы в жизни не догадался, что в скором времени я собираюсь родить.
***
За неделю до Нового года Игорь неожиданно засобирался в командировку, отчего мне сделалось крайне грустно. Зимняя сессия была сдана досрочно, и всё, что мне оставалось, – это шататься по дому. И даже с ремонтом было покончено.
Друзья были поглощены зачётами и экзаменами, а те, кто был готов забить на учёбу, предпочитали бурные гуляния с алкоголем, я же вдруг оказалась вынесена за скобки студенческой жизни.
– Может, пригласишь подруг пожить? – предложил Игорь, наблюдая за тем, как я чахну в четырёх стенах. К его чести, Ключевский никогда не выставлял себя хозяином этого дома, давая мне полную свободу действий. Но я всё равно не могла расслабиться полностью, поэтому предпочитала встречаться с друзьями где-то в другом месте.
Судя по-всему, он испытывал некоторую благодарность по отношению к Наде и Свете за то, что они вложили свою лепту в цепочку событий, в итоге приведших к сохранению моей беременности.
Идея звучала неплохо, но ей всё равно было не суждено осуществиться, ибо Надя собиралась на праздники уехать к родителям, а Светка была поглощена сессией и своим новым романом с… Витей. К тому же уже было заготовлено собственное безумное желание:
– Я хочу поехать домой… к маме.
***
Наверное, это тоже была судьба, ибо командировка Ключевского намечалась именно в мой родной город. Ехать было страшно. Даже не будь я беременной, всё равно бы ужасно нервничала. Я не знала, как родственники воспримут новости, и не имела никакой гарантии, что дорога домой не будет закрыта мне навсегда. Ситуацию усугубил Игорь своим заявлением:
– Я хочу познакомиться с твоей семьёй.
Это прозвучало столь неожиданно, что я ещё с полминуты смотрела на него, не моргая. Мы уже несколько часов ехали по федеральной трассе. Моё присутствие в машине заметно замедляло скорость нашего движения: Игорь не позволял себе разогнать машину, хотя я знала, что обычно он предпочитал гнать, экономя время и ловя драйв. Вследствие чего он заскучал. По крайней мере, иных причин для его заявления я не видела.
– Ты шутишь?
Моё желание съездить на родину было обусловлено пониманием, что, возможно, больше у меня никогда не будет такой возможности. И уж тем более у меня не было намерения вмешивать его в свои семейные разборки.
Но у Ключевского, как обычно, обнаружилась своя правда:
– Думаю, что в силу сложившихся обстоятельств я обязан представиться твоим родителям.
– Какое благородство, – не сумела скрыть своего ехидства. Он нахмурился, а я поспешила пояснить. – Дело не в тебе, просто я не уверена, что мама с отчимом примут моё положение.
– Тогда тем более. Я помню, ты рассказывала, что у вас непростые отношения.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему? Ты стыдишься меня? – он шутил, но я так и не отозвалась. Потому что его предположение было не так уж и далеко от истины. Я действительно стыдилась, вот только не его, а себя и того, что в собственной семье мне так и не нашлось места.
Спорили мы долго, пока компромисс не был найден, согласно которому первое время мне предстояло пожить у родителей самой по себе, подготавливая почву для встречи родни (ещё бы я знала – как) с Игорем, который должен был появиться под самый наш отъезд. И пусть такое положение дел его не обрадовало, Ключевский всё же отступил перед моими лихорадочными просьбами не вмешиваться.
Довезя меня до указанного адреса, он неожиданно поймал мою руку и с выраженной настойчивостью в голосе заявил:
– Просто помни, что ты не одна.
На какое-то мгновение внутри меня всё замерло, и я чуть не разревелась, тронутая его поддержкой, правда, сказать что-либо в ответ так и не смогла, обойдясь благодарным кивком головой.
Шагая по заснеженной дорожке к подъезду, я куталась в новенький пуховик, недавно купленный мне Игорем. Он вообще проявлял какую-то фантастическую щедрость, чем зачастую ставил в тупик. Меня не покидало ощущение, что я продаюсь. Роль содержанки всегда претила мне. Тот факт, что я всего могу добиться сама, но не в ближайшее время, сильно удручал. Ведь выходило, что главным моим достоинством была способность беременеть. Неужели я действительно больше ни для чего не годилась?
Наверное, любая другая на моём месте радовалась бы возможности щегольнуть перед роднёй обновками, но меня снедала тревога, что стоит отчиму или матери увидеть меня, как они сразу всё поймут. Поймут и осудят. И как бы я ни гнала эти мысли из своей головы, они настойчиво ломились обратно. Поэтому до квартиры матери я дошла накрученная до предела.
Дверь открыла Алиса, которая, судя по озадаченному выражению лица, меня не узнала.
Наши отношения были неоднозначными. Помнится, в детстве я страшно ревновала маму к ней, не упуская возможности чем-либо поддеть младшую сестру. Я вообще была достаточно сложным ребёнком, обиженным на весь белый свет, а их трепетное отношение друг к другу заводило сильнее красной тряпки. Кажется, я перепробовала все средства привлечения внимания: от отличной учёбы до дебоша. Поэтому, чего уж тут греха таить, у моего отчима были все основания не любить меня. Я бы и сейчас, наверное, продолжала им мстить, если бы не бабушкина болезнь, которая вывернула весь мой мир наизнанку.
Как это и бывает, беда пришла неожиданно. Бабуля всегда была крепкой женщиной, на тот момент ей и шестидесяти не было. Но рак дело такое, и он спалил её буквально за считанные месяцы. И пока мать с отчимом пропадали на работе, рядом со мной неожиданно оказалась… Алиса. Она тоже любила бабушку, хоть и не общалась с ней так тесно, как я. И опять-таки, тому причиной была я, отчаянно боровшаяся за единственного близкого человека. Но тогда, уже у постели умирающей бабушки, вдруг встало всё равно, кого и как любили.
И когда захлопнулись двери скорой, именно десятилетняя Алиса сидела и прижималась к моему боку, пока я сдавленно рыдала, а мама решала более практичные вопросы.
С тех пор между мной и сестрой повисла неловкость: ненавидеть друг друга было больше не за что, но и сблизиться как-то особо не выходило. Да и разница в возрасте давала о себе знать. Мы почти никогда не общались будучи взрослыми.
Когда мне было шестнадцать, я окончила школу и, забрав из семейного «тайника» деньги, которые, как я полагала, принадлежали мне (бабушка специально откладывала для моего поступления, но у отчима был свой взгляд на них), сбежала в Москву. Этого мне простить не смогли. И даже тот факт, что в следующий свой приезд я вернула всё, меня не оправдал.
Я была сложным подростком, но понимание этого пришло только сейчас, когда детские обиды остыли. А тогда, до побега из родительского дома, я могла лишь злиться и мечтать доказать им всем, чего стою.
И вот, я на пороге родительского дома с затаённым дыханием рассматривала выросшую сестру. Я помнила её худощавым ребёнком с двумя косичками, сейчас же это была расцветшая девушка, смотревшая уверенно и даже с некоторым вызовом. Как потом выяснилось, характер у неё во многом сформировался отцовский, слава Богу, что мозги и взгляд на мир были свои собственные.
– Привет, – в неуверенной улыбке растянула я губы.
Алиса нахмурила брови, чуть пристальнее всматриваясь в лицо непрошенной гостьи, после чего произошло невероятное: она сделала шаг вперёд, прямо как была, в носках, и вдруг заключила меня в несмелые объятия.
– Олеся, приехала!
***
Уже вечером мы сидели за столом одной «дружной» семьёй и томились от тягостной атмосферы. Нам с мамой было неловко, Алиса была молчалива, будто происходящее никак её не трогало. Зато Гена злился за нас всех. Злился, но никак не мог найти повода, к чему придраться, ну или же просто берёг силы на будущее.
В шкафу, за стеклянной дверцей, стояла бутылка дорогущего Hennessy, опять-таки купленного на деньги Игоря. Отчим периодически косился в его сторону, явно подумывая о дегустации, но при этом стараясь сохранить лицо и делая вид, что ему всё равно. Отвергнуть элитный коньяк он так и не смог.
Мама о чём-то щебетала, зачем-то рассказывая о каких-то дальних родственниках и знакомых, до которых лично мне не было никакого дела. Я же невесело ковыряла в тарелке, борясь с приступом тошноты, вызванным отнюдь не токсикозом. Это было странно – осознавать, что за столом нас сидело пятеро, но никто об этом не знал. Ребёнок шевелился, и мне отчаянно хотелось накрыть живот ладонью, словно защищая его ото всех. Смешно ли, но сейчас ближе него у меня никого не было.
– Расскажи о Москве, – вдруг вклинилась Алиса в бессмысленный рассказ мамы. – Как ты там живёшь?
Если честно, то я удивилась: раньше сестра не выказывала особого интереса ни к моим делам, ни тем более к столице. Впрочем, мы ведь особо и не общались. Поощрённая первыми вопросами о своей жизни, я пустилась в длительный рассказ о том, какая она, Москва.
Алиска смотрела на меня заворожённым взглядом, что в итоге явилось ошибкой. Говорят же: не будите лихо, пока оно тихо.
– Что ты сказки рассказываешь, – проснулось моё лихо в лице отчима, – лапшу на уши вешаешь! Вот наслушается она тебя сейчас…
Он не договорил, зато я не утерпела:
– И что тогда?
– Запудришь совсем девчонке голову! Знаем мы вашу Москву. Срам, да и только.
Гена комично сплюнул, а я подумала, что его недалёкость уже ничем не изжить, и это помогло мне сохранить спокойствие.
Мирный вечер был окончен, и я поспешила покинуть стол.
– Не обижайся на отца, – час спустя попросила Алиса, появившись в нашей с ней комнате. Вернее, комната была её, я же была так… временным гостем.
– На дураков не обижаются, – пробормотала себе под нос, но сестре сказала всё же другое: – А пусть он меня не цепляет.
– Он просто не знает, что с тобой делать, – вздохнула она, садясь рядом. – Папа же – он такой, ему хочется во всём чувствовать свою важность, главность. Мы с мамой ему в этом подыгрываем, а с тобой он никогда сладить не мог.
– Он и не старался. Вот что он ко мне вечно с этой Москвой лезет? Ну уехала я и уехала, ему же лучше – видеть меня не надо лишний раз.
Она немного помолчала, рассматривая узор на ковре, после чего негромко сказала, словно выдавая какую-то тайну:
– Он сам когда-то мечтал в Москве учиться, даже в Бауманку документы подавал, но не прошёл. Мне бабушка по секрету рассказала.
Сначала я удивилась тому, что бабушка сказала об этом ей, а не мне, но вовремя сообразила, что помимо нашей покойной бабули, у Алисы ещё имелась мать Геннадия.
– Ему легче столицу ненавидеть, чем признаться в том, что он когда-то туда стремился, но не смог попасть.
Сестра не открыла мне Америки, но такие простые истины вдруг неожиданно расставили всё по местам. Я даже испугалась своей близорукости: как это я раньше не понимала столь очевидных вещей? Я тогда и на сестру новым взглядом посмотрела, словно впервые в жизни по-настоящему заметив её.
Именно с этого разговора взяла начало наша дружба.
***
Открытие, сделанное с подачи Алисы, придало мне уверенности и наглости. Ничего не могла с собой поделать, но мысль о том, что преуспела там, где провалился Гена, заметно воодушевляла меня. Не думаю, что Алиска своими словами предполагала добиться именного такого эффекта, ведь отношения с отцом у неё были более чем хорошие, вопреки его занудству.
Следующие несколько дней, пока все пропадали на работе и в школе, были потрачены на встречи с бывшими друзьями-приятелями. Дефицитом общения со сверстниками я не страдала никогда. Но, несмотря на тёплый приём знакомых, я каждый вечер неизменно возвращалась домой, что, кажется, не особо радовало остальных его обитателей. Обстановка накалялась: Гена ходил вечно мрачный и враждебный, не упуская любой возможности запустить в мою сторону очередную шпильку. В долгу я не оставалась, на что мама расстроенно поджимала губы, посылая мне упреждающие взгляды, словно давая немой приказ: «Молчи».
