Текст книги "Потерянные в прямом эфире (СИ)"
Автор книги: Алиса Евстигнеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Телефон, установленный на подставке, звонил практически не переставая, но, глянув на контакт, я почти тут же отключила звук. Всё потом.
– Ещё раз, что именно я должна сделать?
– Убедить всех в том, что у нас всё хорошо. Выслушать жалобы на меня и торжественно пообещать принять меры, – тоном заправского махинатора выпалил Арсений. – В общем, сделать всё что угодно, лишь бы меня допустили обратно к урокам.
– Так хочется на учёбу? – слегка подколола его.
– Так хочется избавиться от проблем, – в тон мне ответил парень.
Что ж, класть палец ему в рот не следовало – отгрызёт, по локоть.
– Есть ещё что-то, что я должна знать? – мы наконец-то доехали до школы, и я сумела втиснуть свою машину на местную парковку. – С кем ты подрался?
Помрачнел. То ли потому, что спросила, то ли просто желания откровенничать не было. Но я продолжала терпеливо ждать, постукивая по рулю пальцами в такт своим мыслям. В школу мы всё равно безнадёжно опоздали – я оставалась верна своей философии: если опаздываешь, то уже не имеет значения на полчаса или на два.
– С одноклассником, – в конце концов недовольно буркнул Арсений.
– Из-за чего?
– Неважно.
– А всё же?
– Я же сказал – неважно! – неожиданно взорвался парень и выскочил на улицу.
Я же схватилась за голову и в голос простонала. Как же всё это сложно!
***
Гимназия встретила нас протяжным звонком и тысячей детских голосов. С любопытством крутя головой по сторонам, я рассматривала сей храм знаний. Арсений стоял рядом с недовольным видом.
– Ну, и куда нам идти?
Пожал плечами.
– К классной, ну или сразу к директору.
– Пойдем к директору, – уверенно приняла решение за нас обоих. Хоть я и волновалась, причиной тому был не поход в школу и не перспектива встречи с директором – шорох наводить я умела всегда, – больше страшило другое: я не имела ни малейшего представления, что делать с неловкостью и напряжением, стоявшими стеной между мной и Ключевским-младшим.
Никак не прокомментировав мои слова, Арсений уверенным шагом зашёл в гардероб, скинул свою куртку, под которой обнаружилась жилетка, надетая поверх рубашки. На жилете гордо красовалась эмблема гимназии. Как всё серьёзно, однако. Не то чтобы я была против, просто чинный вид ребёнка никак не вязался с тем беспорядком, что царил у него в комнате.
Он вёл нас по лабиринтам коридоров, то и дело здороваясь с кем-то из разношёрстных подростков, встречавшихся нам по пути. Кто-то из парней жал ему руку, а девчонки так и норовили обняться, что невольно вызывало улыбку на моём лице, было… приятно знать, что с социализацией у него всё хорошо.
Мы уже почти дошли до приёмной директора, когда за нашими спинами раздалось:
– Арсений!
Даже сквозь школьный шум голос казался обеспокоенным. Мой спутник среагировал почти мгновенно – остановился и резко крутанулся назад. Я двигалась более плавно, будто никуда не спеша, давая возможность незнакомке и Арсению Игоревичу обменяться информацией в немом диалоге.
Ей было слегка за тридцать, может быть, даже моего возраста или чуть старше: стройный силуэт, гладкие тёмные волосы, собранные в тугую косу, большие очки в пластиковой оправе, скромное зелёное платье, доходящее до колен, и взгляд, ну такой… учительский.
– Здравствуйте, Анна Сергеевна, – обрёл дар речи Арсений.
– Здравствуй, – кивнула ему в ответ женщина, сделав несколько шагов вперёд, при этом осторожно косясь в мою сторону. Я не удержалась и нацепила на лицо самоуверенную улыбку. – Ирина Николаевна сказала, что у тебя проблемы…
Лица Ключевского-младшего я в этот момент видеть не могла, но интуиция подсказывала, что он явно не в восторге от того, что кто-то сует нос в его дела.
– Ерунда, – с напускным безразличием махнул он рукой. – Сегодня со всем разберусь.
– Она сказала, что Игоря… – быстрый взгляд на меня и почти тут же – на Арсения, – Валерьевича в школу вызвали. Я попыталась до него дозвониться…
А вот это уже было интересно. Послала мысленный «привет» всему роду Ключевских.
– Он в отъезде, – нехотя признался парень.
– Ты со Славой? – слегка удивилась мадам «учительница».
Хм, то есть мы и про Макарова в курсе? День однозначно переставал быть томным.
– Нет, – мотнул ребёнок головой. – Я живу сейчас… с матерью.
Если Анну Сергеевну и сложно было чем-то удивить, то у Арсения это, безусловно, получилось. Впрочем, и у меня волосы на загривке зашевелились от последней его фразы.
Она поняла всё верно, смотря на меня осуждающе-шокированным взглядом.
Теперь была моя очередь делать шаг вперёд.
– Олеся Юрьевна, – представилась я, протягивая руку для пожатия, но ответного жеста не последовало. Ну и пусть. Вместо этого я положила ладонь на плечо Арсения в неясной попытке поддержать и защитить. Правда, с учетом того, что ещё несколько месяцев, и он, вполне вероятно, перегонит меня в росте, мой поступок смотрелся несколько комично. Подросток едва заметно вздрогнул, но невозмутимость свою при этом сохранил.
Наш неожиданный оппонент тоже старалась скрыть своё смятение, но выходило у неё это паршиво. Помимо удивления в её мимике отчётливо читались непонимание, осуждение и даже презрение. А вот это уже было что-то личное.
– Моя учительница по биологии, Анна Сергеевна, – расставил все точки над «i» Арсений, напоследок припечатав нас обеих своим пояснением: – А это моя мама.
Внутри меня всё сжалось в тугой ком, а голова пошла кругом, словно меня огрели чем-то тяжёлым. Это было первое наше с ним «мама», сказанное в присутствии друг друга. Не знаю, что чувствовал Арсений, а мне хотелось забиться куда-нибудь в угол, дабы элементарно научиться заново дышать. Но вместо этого я гордо вздёрнула нос и со всей присущей мне стервозностью сообщила:
– Мы к директору. Уже опаздываем. У вас есть вопросы?
– Да… нет… – сбивчиво проговорила учительница, мне даже жаль её стало, вполне искренне. Но впускать кого-либо в нашу и без того запутанную жизнь я не собиралась. – Сень.
Последнее прозвучало настолько беспомощно, что, казалось, сам ребёнок весь как-то поник, поэтому руки сами сжались в ободряющем жесте на его плечах.
– Пойдём?
Он лишь кивнул головой, и, бросив в сторону Анны Сергеевны виноватый взгляд (!), развернулся и повёл меня дальше по коридору.
Вопросов у меня был миллион, а то и больше, но все они меркли в сравнении с этим детским «мама». Кажется, ни один из нас не подозревал, каким эмоциональным потрясением обернётся наша маленькая сделка для всех её участников.
***
Сегодняшний день бил рекорды по количеству направленных на меня пытливых взглядов. Во всяком случае, их с лихвой хватало, чтобы ощутить себя музейным экспонатом. Подобное, к слову, было вполне предсказуемо и, наверное, особо волновать меня не должно, ведь работа на радио с её регулярными онлайн-трансляциями приучила к определённой публичности. Но мне всё равно было не по себе.
Гарипова Татьяна Викторовна – директор гимназии – восседала в своём кожанном кресле (похоже, и вправду хорошая гимназия, как минимум – успешная) и предельно скрупулезно изучала мой паспорт, то и дело сверяясь с копией свидетельства о рождении Арсения, где в графе «мать» значилось моё имя. Сам виновник мероприятия сидел рядом со мной на соседнем стуле и смотрел на всех волком, выпятив нижнюю губу. Мой настрой был менее воинственным. Откинувшись на спинку стула, я играла в гляделки с Анной Сергеевной, которая решила поучаствовать в нашем собрании, обосновав своё присутствие тем, что пока Ирина Николаевна (классный руководитель Арсения) на больничном, она исполняет её обязанности. Мило. Не знаю, что именно она пыталась до меня донести, скорее всего, своё вежливо-интеллигентное пожелание исчезнуть мне с лица земли. Вид у «биологини» был более чем непримиримый. Эх, надо было всё же выяснить подробности у Ключевского-младшего. Впрочем… и так всё очевидно.
– Олеся Юрьевна, – прервала нашу ментальную перепалку хозяйка кабинета, – если честно, вы ставите меня в несколько затруднительное положение.
– Отчего же? – выразительно изогнула я бровь.
– Арсений уже не первый год обучается в нашей гимназии, и мы в курсе… – здесь она замялась, подбирая нужные слова, – его семейных обстоятельств.
Парень мрачнел прямо на глазах.
Я пыталась оставить его за дверью, но он упорно рвался в директорский кабинет, ибо кто знает, что я там натворю одна, без его присмотра. Этим он точно пошёл в отца. Игорь же вечно подозревал меня в причастности ко всем мировым катаклизмам.
– Любые обстоятельства имеют свойство меняться, – заметила я, повернувшись к директрисе. Как оказалось, рано.
– Спустя четырнадцать лет? – обнаружила свою чрезмерную осведомленность Анна Сергеевна, за что сразу же была награждена тремя взглядами: любопытным – моим, несчастным – Арсения, недовольным – Татьяны Викторовны.
– Полагаете, срок недостаточный? – не дрогнув ни единым мускулом на лице, поинтересовалась я.
Биологиня недовольно поджала губы и скрестила руки на груди, всем своим видом говоря: «Знаем-знаем мы ваши обстоятельства». Но всё же промолчала, не решаясь затевать разборки при руководстве.
Вот тут я уже скривилась, правда, внутренне. Знает она. Дай бог нам самим в этом всём разобраться. Я даже себе не до конца случившееся могу объяснить. А вот она знает, да.
Очень хотелось потребовать объяснений, но не при ребёнке же. Он и так, растеряв всю свою браваду, выглядел ещё более несчастным, чем тем утром, в кафе, когда просил меня помочь ему.
– Я не понимаю, в чём именно проблема. Вы хотели видеть родителей Арсения – я здесь. Моё имя стоит в документах, я не ограничена в родительских правах и не лишена их, место жительства ребёнка мы с Игорем определили самостоятельно, без привлечения суда, – говорила я жёстко, жалея лишь о том, что накануне не посоветовалась с юристом, но и без этого мне хватало выдержки строить из себя хозяйку ситуации. – Сейчас ребёнок проживает со мной. И всё, что собирались обсудить с Игорем, вы можете обговорить со мной. Я вас внимательно слушаю.
– Хорошо, – кивнула головой Татьяна Викторовна, закрыв, наконец, мой паспорт и, прижав сверху ладонью, придвигая его ко мне по столу. – А где Игорь Валерьевич?
– Не думаю, что вас это касается, – лучшая защита, как известно, – нападение. – Игорь в отъезде. Я – здесь.
– То есть он в курсе, что Арсений сейчас живёт с вами.
– Естественно! – соврала, не моргнув глазом. – Как вы себе это представляете? Считаете, Игорь мог уехать, бросив сына без присмотра, и не сообщить об этом его матери? – театрально фыркнула. Честное слово, этот звук был достоин «Оскара» за лучшую женскую роль.
Сердце в груди скакало как сумасшедшее, и я искренне поражалась, как никто этого не замечает. Воздуха не хватало, но я продолжала сидеть с невозмутимым видом, уверенно глядя в глаза директрисы. Арсений наконец-то вышел из состояния вселенской печали и смотрел на меня с приоткрытым от удивления ртом, должно быть, впечатлился моей наглостью. Я сама впечатлилась. До этого дня мне казалось, что все мои прежние привычки остались в прошлом, а я научилась жить спокойной, размеренной жизнью.
А вот Анна Сергеевна пошла красными пятнами, явно возмущённая моей пламенной речью, из которой выходило, что Игорь Ключевский по собственному желанию оставил на меня ребёнка.
– Ладно, – ещё раз качнула головой директор, будто принимая моё право находиться здесь. – Давайте перейдём к проблемам Арсения.
Проблем оказалось три. И каждая веселее прежней. Драка. Пропуски уроков. И... просто фатальная неуспеваемость по половине предметов.
Пришлось задействовать всё своё самообладание, чтобы не выдать своего шока и не уставиться во все глаза на Арсения. Второй «Оскар» мне можно было вручать за фразу:
– Я в курсе. И мы уже работаем над… этим.
Врала я сегодня больше, чем за последние лет пять, вместе взятых.
– Скоро конец триместра, а у Арсения плачевные результаты по большинству предметов. Особенно нас тревожит тот факт, что раньше такого не было…
Дальше последовала многозначительная пауза, которую можно было трактовать так: «Не было до вашего появления...».
– Мы разберёмся, – упрямо пообещала, понимая, что крыть слова директрисы мне больше просто нечем.
– У вас есть две недели, иначе… нам придётся рассмотреть вопрос о возможности дальнейшего обучения Арсения в нашей гимназии.
– Мы разберёмся, – повторила я, уже с большим нажимом.
– Анна Сергеевна, возьмите этот вопрос на контроль, – дала распоряжение Гарипова.
В коридор мы вышли в подавленном настроении. На этот раз тут стояла гробовая тишина, означавшая, что уроки в самом разгаре, поэтому мои слова невольно прозвучали непростительно громко:
– Ничего не хочешь мне объяснить?!
Парень резко вскинул голову, стремительно выпуская наружу все свои колючки.
– Тебя это не касается, – прошипел он. – Я просил тебя только директора успокоить, а дальше – не твоя забота!
– Ещё как моя, – в тон ему процедила. – Если ты не слышал, я пообещала вашему директору, что за две недели мы с тобой всё исправим.
– Я! Я сам исправлю! А ты смело можешь забирать своё обещание обратно, у тебя это неплохо получается!
С чего был сделан такой вывод, я так и не поняла. За свою жизнь я лишь однажды нарушила данное мною обещание, когда… позволила себе завести отношения с его отцом. Но защититься мне никто не дал. Парень крутанулся на месте и начал быстрым шагом удаляться от меня, бросив на прощание:
– Всё, я на уроки.
***
Несмотря на свежий ремонт, школьный туалет показался мне той ещё клоакой, лишившей меня последних сил. Возможно, всё дело было в зеркале, из которого на меня очумелыми глазами пялилось собственное отражение.
Уставшее. Злое. Несчастное.
Набрав полные ладони холодной воды и не щадя макияж, я ожесточенно тёрла лицо в попытке смыть весь сегодняшний день в канализацию. А ведь он только начинался.
Она возникла практически из ниоткуда, просто в какой-то момент без единого звука отразившись за моей спиной в зеркале. Странно, но я даже не испугалась, ощутив лишь прилив раздражения… за это осуждение, с которым она смотрела на меня; за эту боль, что читалась в опущенных уголках её рта; за ту вину, что скользила в глазах Арсения, когда он смотрел на неё; но больше всего за это «Сеня», на которое я сама так и не могла решиться, даже в своей собственной голове.
– Не знаю, как так вышло, что ты, то есть вы, – специально оговорилась она, – вернулись в их жизнь, – Анна Сергеевна и не пыталась скрыть своей неприязни, – но в любом случае вам следует знать: Сеня, он только с виду такой… бесстрашный, а внутри очень ранимый. И вы – его самая главная боль, хоть он никогда в этом и не признается. И та драка, из-за которой Игоря вызвали в школу, случилась, может, и косвенно, но именно из-за вас! Недавно у команды Арсения были соревнования по флорболу, но сам он по какой-то причине пропустил их. Другие ребята из команды разозлились на него из-за этого, посчитали, что он их подвёл. И один мальчик, Саша, сказал, что Сеня... ни на что не годен, раз от него даже собственная мать отказалась.
***
До ужаса хотелось курить, хотя на самом деле никогда толком и не пробовала, но, видимо, в голове сработал какой-то стереотип. Нервная система больше не выдерживала, слишком много всего: новостей, событий, переживаний. Я сидела в машине уже несколько часов и ждала окончания уроков. Всё это время телефон продолжал навязчиво вибрировать, усиливая степень моего отчаяния.
К тому моменту, когда Арсений появился в воротах гимназии, я успела искусать губы в кровь, и теперь во рту ощущался противный металлический привкус. Он шёл в компании сверстников и о чём-то весело переговаривался с ними, а я невольно залюбовалась его улыбкой, которую мне доводилось видеть всего лишь раз, и то мельком. Оказывается, когда он улыбается, то на щеках появляются ямочки, точь-в-точь как у Игоря. Самым грустным было понимание того, что стоит мне появиться в поле его зрения, как от этой светлой улыбки не останется и следа.
Не желая ставить парня в неловкое положение перед друзьями – ведь ему бы пришлось объяснять им, кто я такая, – решила привлечь его внимание сигналом клаксона, не выходя из машины. Компашка с любопытством повернула головы в мою сторону. На таком расстоянии было сложно разглядеть их эмоции, но я нутром чувствовала, что нужный из детей был не в восторге. Время шло, не обнаружившие ничего интересного спутники Арсения, давно успевшие позабыть о непонятной машине, продолжали свой разговор, скучковавшись у школьных ворот, и лишь он один замер истуканом. Я уже подумала, что и не подойдёт, когда его фигура в чёрной дутой куртке всё же отделилась от общей массы гимназистов.
Пассажирская дверь открылась, впуская в салон уличный холод. Но сам Ключевский-младший не спешил сесть в машину, а я не решалась повернуть голову в его сторону. Мысли до сих пор занимали слова Анны Сергеевны, и я не понимала, что нужно сделать, чтобы хоть как-то облегчить для него последствия своих решений.
– Вы, наверное, теперь считаете меня тупым? – с едва прикрытым волнением поинтересовался парень, порядком удивив меня.
Я всё же повернулась. Арсений стоял перед открытой дверью, что-то упорно рассматривая у себя под ногами.
– Ты про что? – уточнила я.
– Ну про… оценки. Сами же сегодня всё слышали: двойки, прогулы.
Нелогичность сделанного им вывода поразила меня.
– Если бы только оценки были залогом ума, – тяжко вздохнула я. – Арсений, послушай меня внимательно. Ещё ни одна пятерка в дневнике или аттестате никого не уберегла от принятия неправильных решений.
Глава 7
– Кажется, у нас проблемы, – шепнул Игорь, обжигая мою кожу своим дыханием, что действовало похлеще любого дурмана. Или я всё-таки напилась и алкоголь искажал восприятие реальности?
Шевелиться совсем не хотелось. Поэтому я так и лежала на траве, раскинув руки в стороны, пока Игорь нависал надо мной, практически касаясь моего лица. Момент определенно следовало бы назвать неловким, если бы он не был… столь волнующим.
Хотелось ли мне, чтобы он меня поцеловал? Наверное.
Собиралась ли я признаваться в этом хотя бы самой себе? Ни при каких условиях! Сама вероятность возникновения симпатии к Ключевскому казалась мне недопустимым проявлением слабости и вообще несусветной глупостью.
Смущённый смешок вырвался сам собой.
– О каких проблемах речь? – с беззаботной улыбкой поинтересовалась я, пытаясь перевести всё в шутку. – В классическом сценарии «Напоить и соблазнить» их может быть только две. Первое – уже не проблема, а второе – вообще не проблема. В смысле, со мной это не сработает. Я себя контролирую.
Ключевский усмехнулся, покачав головой, явно оценив моё чувство юмора.
– Однажды ты нарвёшься и даже не вспомнишь про контроль.
– Потому что легко пьянею?
– Потому что совсем врать не умеешь.
Утверждение спорное, но переубеждать его я не стала. Пусть думает как ему угодно.
Игорь ещё какое-то время рассматривал меня, да так пристально, что я почти уверовала в то, что он таки попытается меня поцеловать – уж больно активно плясали черти в его глазах. Не могу сказать, что мне это не нравилось. Этим, собственно, и пугало. Казалось, стоит ему проявить чуть больше настойчивости – и я… поддамся любому его желанию.
Чтобы немного отрезвить себя, даже стала представлять, как в случае чего залеплю ему пощёчину, изобразив попранную невинность. Но поцелуя так и не случилось. Вместо этого он отстранился, возвращаясь в прежнюю позу, и совершенно серьёзным тоном спросил:
– Знаешь, в чём твоя беда?
– Нет, – слегка растерялась от резкой смены направления его мыслей. – Но чувствую, что сейчас узнаю.
– Ты пытаешься играть во взрослые игры, будучи совершенно неготовой к ним.
– А ты, следовательно, решил заняться моим просвещением?
Изогнула бровь, приподнимаясь на локтях.
– Олесь, – вздохнул Игорь. – Можно сколько угодно делать вид, что ничего не происходит, но от себя не убежишь.
– Ты хотел сказать, от тебя? – продолжала стервозить.
Вместо ответа он просто покачал головой и... упал рядом, увлекая меня следом. Так мы и пролежали с ним до самого закрытия парка, рассматривая небо и думая каждый о своём. Я всеми силами старалась не злиться… на себя, на него, на ситуацию, на дурман в голове, что никак не желал рассеиваться. Если честно, такое происходило со мной впервые. Вот так, чтобы тело отказывалось слушаться, а мозг превращался в тягучий кисель. Нет, в моей жизни и до этого случались романы, флирт и прочая розовая чепуха, о которой наивные девочки мечтают едва ли не с пелёнок, но… ни с одним из моих кавалеров я не испытывала ничего подобного.
Поэтому, собрав всю волю в кулак, решилась на вопрос, который тревожил меня ещё с момента его звонка:
– Что у тебя сегодня случилось, раз тебе вдруг понадобилась я?
– А у тебя? – легко отзеркалил вопрос Ключевский. Сейчас, развалившись на траве, он всё больше походил на мартовского кота.
– Я первая спросила! – возмутилась совсем по-детски.
– Разве это имеет хоть какое-то значение?
Показательно закатила глаза, его философский настрой начинал раздражать.
Смешно: встреча с Игорем помогла заполучить желаемое, и я почти забыла о событиях сегодняшнего утра, но один-единственный вопрос, который я сама же и задала, всколыхнул болезненное ощущение ненужности.
Наверное, что-то такое промелькнуло у меня на лице, потому что его пальцы неожиданно коснулись моей ладони, совсем невесомо, еле ощутимо.
– Говорят, если высказаться, станет легче, – попытался приободрить Ключевский.
– Вот и показал бы на личном примере, – пробурчала, но, так и не получив никакой реакции на эту реплику, неожиданно для самой себя продолжила:
– Просто сегодня день такой… когда невольно вспоминается то, чего никогда не было и не будет.
– Да, – согласился он, – день сегодня действительно паршивый.
***
Наша поездка за город оставила после себя странный привкус недосказанности. Вроде как каждый добился желаемого – сбежать от паршивости сегодняшнего дня. С другой стороны, меня не покидало ощущение, что за пару часов нашего «неформального» общения мы с Игорем перешагнули некую черту, пересекать которую нам не следовало ни при каком раскладе.
Лишь прощаясь со мной у студенческой обители, Ключевский поймал меня за руку, притянув к себе. Его ладонь огладила мою скулу. И это смутило меня окончательно.
– Ты мне нравишься, – без особой радости в голосе заметил он.
Закусив губы, я предупреждающе посмотрела на него.
– Не надо.
– Да-да, – поморщился Игорь, – никаких служебных романов. Помню я, – и тягостно вздохнул он. – Только не ври, что не думала об этом.
– Дело не только в этом. Просто… я не ищу отношений.
Сказала, не подумав, и тут же испугалась, но Ключевский молчал, с непониманием глядя на меня. В этот момент до меня дошло. Господи, какая же дура! Это же нужно было умудриться ляпнуть такое! Конечно же, никто и не думал предлагать мне никаких «отношений». Вдруг стало горько, и далеко не от собственной глупости. Попыталась вырвать свою руку, но он не дал, пришлось прошипеть:
– Пусть я сегодня не на шпильках, но пнуть могу не менее болезненно.
– Олесь, – поморщился он. – Ты всё не так поняла.
– Сомневаюсь, – мрачно заметила я и с нажимом потребовала: – Отпусти!
Ключевский немного помедлил, но пальцы всё-таки разжал. Наградив его презрительным взглядом, я отвернулась и гордым шагом направилась к своей общаге, мысленно проклиная всё на этом свете.
***
В понедельник Регина Евгеньевна сменила гнев на милость и царским решением оставила меня в офисе, завалив работой. Справедливости ради стоит отметить, что в авральном режиме трудился весь офис, поскольку до выхода продукции «Ассоли» на рынок оставалось всего ничего. Объёмы трудовых задач, поставленных перед персоналом, росли в геометрической прогрессии, и даже мы, скромные практиканты, выползали на улицу значительно позже официального окончания рабочего дня.
В среду, улучив пятнадцать минут на обед, мы сидели с Никой на офисной кухне и налегали на кофе с печеньками, коих здесь всегда было в достатке. Она о чём-то не умолкая щебетала у меня над ухом, а я, сдерживая раздражение, перебирала в голове миллион заданий, так щедро возложенных на мои плечи Региной. Сейчас мы активно готовились к презентации, которая должна была положить начало следующему жизненному этапу компании. Поэтому последние дни мы с Никой проводили на телефонах, обзванивая сотни номеров по выданным нам спискам, из-за чего общение с людьми больше не казалось мне чем-то приятным. Однако Нику это не останавливало, и она продолжала грузить меня тонной бесполезной информации.
Когда я уже стала мечтать о том, чтобы поскорее вернуться к рабочему станку (то есть телефону), Ника вдруг резко замолкла, чем невольно навела меня на мысль, а не подавилась ли моя компаньонка. Но беглый осмотр Саушкиной показал, что с той всё в порядке, за исключением восторженно-щенячьего взгляда, обращённого на… Ключевского.
Игорь появился на служебной кухне как-то совсем незаметно. Стоя у кофемашины на пару с Морозовой, они о чём-то тихо, но бурно спорили.
– Хорош, – мечтательно вздохнула Ника, заговорщицки толкнув меня в бок, видимо, ожидая ответных восторгов.
При виде Игоря в груди предательски что-то ёкнуло, но внешне я и бровью не повела.
– Обычный, – пожала плечами, запрещая себе в открытую пялиться на Большого Босса.
Мы не виделись с ним с самых выходных, что меня более чем устраивало. И дело тут было вовсе не в обиде – хватило одного вечера вдали от него, чтобы осознать степень своей же глупости. Вместо того, чтобы отшутиться, как делала это обычно, я выставила себя полной дурой, которая выдумала невесть что. Собственная наивность больно била по самооценке. Но ведь все эти взгляды, намёки, внимание… невольно заставили меня поверить в то, что я действительно что-нибудь, да значу для него. Но нет, жизнь оказалась куда прозаичней, чем мне могло показаться в самом начале нашего знакомства, и его «нравишься» имело вполне конкретный подтекст. Отреагируй я иначе, не было бы никакой проблемы. В конце концов, он ничего мне не обещал, а всё остальное я надумала уже сама.
– Ох, Леська, – вздохнула Саушкина. – Таких мужиков днём с огнём не сыщешь.
А что их искать, если они сами звонят.
– Таких – это каких? – встрепенулась, отпихивая ненужные воспоминания.
– Ну как, – растерялась от моей «непонятливости» Ника, – такой красавчик!
Я оценивающе покосилась в сторону Ключевского, который в этот самый момент галантным жестом протянул Регине чашку с горячим кофе. Такая малость, но всё равно мне стало неприятно. Он со всеми был таким… обаятельно-обходительным. Нет, специально он никого не очаровывал, не льстил и даже особо не флиртовал. Просто Игорь умел располагать к себе, и уже минут через пять общения собеседник начинал смотреть на него чуть ли не влюблёнными глазами.
– Пф-ф-ф, – фыркнула, мстительно заметив: – Он же старый!
Ника, отправившая в рот очередную печеньку, едва не выплюнула её обратно. Настолько её шокировало моё заявление.
– Олеська, ты чего? Ему же лет тридцать всего лишь.
– Ну так уже и не двадцать, – с видом знатока заявила я. И со священным ужасом в голосе добавила: – Ты только подумай, лет через десять ему будет сорок…
– И что? – почти шёпотом спросила зачарованная «коллега».
– И всё, – зловеще округлила я глаза. – Эректильная дисфункция и Альцгеймер.
– Тьфу на тебя, – выругалась Саушкина, махнув на меня рукой и отвернувшись в сторону, должно быть, размышлять о незавидной участи сорокалетних.
На самом деле никаких предубеждений по поводу его возраста у меня не было, просто... само собой вырвалось, как реакция на раздражающие восторги Ники, на некстати вспомнившиеся слова Ключевского, сказанные им в «Элефанте», что его, видите ли, малолетки не интересуют. Ага, как же!
Нужно было заканчивать нашу кофе-паузу и идти работать дальше, но я не смогла удержаться от того, чтобы последний раз не покоситься в сторону Ключевского. Представьте мой ужас, когда, повернув голову чуть вбок, я наткнулась на пристальный взгляд серых глаз – сегодня они действительно были светлее обычного. Его лицо не выражало никаких особых эмоций, лишь дежурная улыбка и слегка сведённые в задумчивости брови. Рефлекторно опустила голову вниз, чувствуя, как предательски заливаюсь краской, словно пойманная на чём-то непристойном. Хотя, казалось бы, что я такого сделала? Всего лишь посмотрела… Но не это ли было первым звоночком того, что он мне небезразличен? Эта мысль меня и отрезвила, заставив разозлиться на всех сразу: и на него, и на себя. С вызовом вскинула голову, убеждая себя в том, что мне нет никакого дела до его мнения. Игорь же продолжал стоять на месте и снисходительно глядел на меня, как будто наперёд знал все мои мысли. Это смущало и злило одновременно, потому что не было у него прав на этот покровительственный вид.
– Здравствуйте, Игорь Валерьевич! – почти на всю кухню пропела Ника, обнаружившая, что внимание объекта её обожания направленно в нашу сторону.
Мы с Ключевским вздрогнули практически синхронно. Что не осталось незамеченным для стоявшей рядом Регины. Не скрывая своего недовольства, она упреждающе посмотрела на меня. Ну вот, только новых проблем с Морозовой мне не хватало! Но пока мне было не до этого, ведь этот гад с ямочками на щеках прямой наводкой направился к нашему столу, в несколько шагов преодолев расстояние между нами.
– Девушки, – с чинно-благородным видом поздоровался с нами Игорь. – Как продвигается ваша практика?
– Всё замечательно, Игорь Валерьевич, – тут же с готовностью залепетала Ника. – Нам та-ак здесь нравится, это та-а-акой опыт.
Невольно поморщилась: столь очевидного подхалимства не признавала даже я, хотя на счёт самой практики не имела ничего против, особенно если вспомнить, какими усилиями мне удалось сюда пробиться.
– Рад слышать, – одарил он нас своей любезностью. – А вы, Олеся…
– Юрьевна, – на автомате выдала я, недовольная тем, что некоторые нарушают установленные правила. Или же воскресный инцидент аннулировал все наши договорённости?
– Олеся Юрьевна, – чуть шире улыбнулся он, – как ваши впечатления?
– Самые лучшие, – приторным голосом сообщила я, для пущего эффекта пару раз хлопнув ресницами. – Это же такая уникальная возможность проникнуться окружающей меня… мудростью.
Оценил, едва сдержав смешок.
– Ну-ну, – покачал он головой и, изобразив учтивый поклон, пожелал: – Хорошего вам дня, дамы.
Пока я во все глаза таращилась на его удаляющуюся спину, а Ника мечтательно вздыхала ему вслед, перед нами материализовалась Морозова, ледяным тоном оповестившая:
– Бодрова, в конце дня подойдёшь ко мне.
***
На улице стояла всё такая же жара. Лето в этом году явно не планировало нас щадить, не скупясь на ежедневные пытки раскалённым воздухом.
