Текст книги "Святое дело (СИ)"

Автор книги: Алик Затируха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

  ...– Из передач 'Эхо 17-го' я хорошо знаком с политическими установками вашей партии, но не могу сказать, что уже сейчас целиком и полностью поддерживаю их. Однако, как любой здравомыслящий человек, вижу, что будущее – за ней. Вижу и роль товарища Скалина в этом будущем. Уверен, что не я один в нашей профессиональной гильдии обладаю такой зоркостью. Но уж коли именно я первым пришёл к вам с этой просьбой, то прошу сделать её приоритетной для вашей партии в том, что касается киноискусства.

  Товарищу Скалину потребовалось некоторое время, чтобы, закурив и походив по кабинету, приглядеться к режиссёру. Поэтому естественный в этой ситуации вопрос задал товарищ Букин:

  – Так с какой всё-таки конкретной просьбой пришли вы к нам, господин Млынский? Что за фильм вы задумали?

  – Я прошу вашего разрешения приступить к созданию художественного фильма, главными героями которого будут Народная партия с большевистским уклоном и лично товарищ Скалин.

   После такой творческой заявки все присутствующие ещё больше приосанились и смотрели на господина Млынского со всё возрастающим интересом и уважением.

  Товарищ Хилых сразу возглавил защиту НПБУ и лично товарища Скалина от возможной кинохалтуры:

  – Надеемся, господин Млынский, это будет не какой-нибудь фильм-скороспелка с грошовой художественной ценностью?

  – Ну что вы. Это будет полнометражный и, скорее всего, двухсерийный фильм. Не буду скрывать: есть у меня и высочайшая художественная планка, на которую я буду равняться. И как только я скажу, как будет называться задуманный мной фильм, вы тут же догадаетесь, что же это за художественная планка.

  Господин Млынский сделал точную по времени паузу, прежде чем сказать:

  – Название моего фильма будет таким – 'Скалин в сентябре'.

  Разумеется, все присутствующие, кто вполголоса, а кто и громко, тут же припомнили, что же это за высочайшая художественная планка в киноискусстве, на которую дерзнул равняться молодой кинорежиссёр. Этой планкой для него стала самая почитаемая каждым большевиком киноикона.

  Даже волнение, связанное с прибытием к нему первых ходоков из Горного Бадахшана, товарищ Скалин смог скрыть лучше, чем возникшее у него сейчас. От неожиданности руководитель НПБУ даже остановился в своей прогулке по кабинету – не ослышался ли он?

  Первый заместитель руководителя НПБУ товарищ Букин спросил у кинорежиссёра с некоторой подозрительностью:

  – А почему – в сентябре? Откуда у вас такая уверенность, что решающие события для нашей партии и лично товарища Скалина произойдут именно в сентябре?

  – Не хочу строить из себя большого знатока планов вашей партии, но ведь многие сведущие в политике люди утверждают, что НПБУ придёт к власти именно в сентябре. И среди обычных граждан, которые слушают 'Эхо 17-го', преобладает такое же мнение. А кто сейчас не слушает 'Эхо 17-го'.

  После прогулки по кабинету руководитель НПБУ обратился к режиссёру:

  – Господин Млынский, товарищ Скалин не может гарантировать, что вам не придётся исправлять месяц в названии своего фильма.

  Ура! Есть! И это свершилось! Наша работа по взращиванию культа личности руководителя НПБУ приносит всё новые плоды – товарищ Скалин впервые сказал о себе в третьем лице. К чему и обязывает культ личности вождя большевиков, если сам он уже принимает этот культ как должное.

  После непродолжительной дискуссии решили считать предлагаемое режиссёром название его будущей картины рабочим, и он продолжил говорить о своей задумке:

  – Фильм, который взят мной в качестве высокого примера, был создан только через двадцать лет после описываемых в нём событий. А к созданию своего фильма я хочу приступить прямо сейчас. Чтобы будущие историки не упрекали меня в каких-то ошибках.

  Вот и тут товарищ Хилых первым предостерег режиссёра от самой главной, самой непростительной его возможной ошибки:

  – А кто будет играть товарища Скалина?

  – Пока я и мои единомышленники работаем над сценарием. А когда мы объявим о начале съёмок, от желающих сняться в роли создателя и руководителя НПБУ не будет отбоя даже среди самых капризных кинозвёзд. Будет среди кого выбирать.

  Товарищ Скалин предложил присутствующим посоветоваться между собой и решить, каким должно быть отношении партии к задумке режиссёра. А сам отошёл в дальний угол своего кабинета.

  Все присутствующие горячо приветствовали замысел господина Млынского. Основное партийное требование к режиссёру – выбранный им актёр должен быть утверждён на главную роль в фильме с рабочим названием 'Скалин в сентябре' на специальном заседании президиума НПБУ.

  Товарищ Скалин, выйдя из угла кабинета, подчёркнуто кротко попросил:

  – Господин Млынский, когда вы подберёте нужного актёра, то покажите его, пожалуйста, не только нашему президиуму, но и мне. Пусть и у меня будет право если не решающего голоса, то хотя бы совещательного.

  Давненько не звучало в этом кабинете таких искренних аплодисментов, давненько лица присутствующих не светились такими улыбками.

  Просьба господина Млынского о его приоритете в создании фильма о грядущем в сентябре историческом событии была удовлетворена.

  Когда втроём уходили с собрания, Вася спросил у Мони:

  – Неужели народ действительно уже просит переименовывать корабли в честь товарища Скалина и сочиняет для своих детей такие имена – Власк, Власка, Скавладий?

  Моня хмыкнул:

  – Если бы мы ждали от народа настоящих ходоков и настоящих радиослушателей с такими предложениями... История показывает, что народу требуется немало времени, чтобы состряпать для кого-нибудь хорошенький культ личности. Наш народ и тут ленив. Вот и приходится за него отдуваться, всякую хрень сочинять.

  – Народ, Моня, никогда не забудет твоих творческих мук ради него, и когда-нибудь станет называть своих детей именами, скроенными из твоего светлого имени и фамилии, – торжественно провозгласил я.

  – Рамон, например, – тут же дал подсказку народу Вася. – По-моему, и звучит имя хорошо, и ничем не скомпрометировано.

  Я напомнил:

  – А терпеть в сочинении всякой хрени тебе, Моня, как ты понимаешь, придётся до сентября.

  Вася заметил:

  – Да, пока эта наша кинематографическая идея с сентябрём протестов у товарища Скалина не вызвала. А ведь, таким образом с революционной убеждённостью навязываем: 'в августе будет рано, а в октябре – поздно'. Но смирится ли он в конечном итоге с таким навязыванием?

  – 'Попытка – не пытка' – как говаривал самый известный большевик своего времени самому известному писателю того же времени в присутствии самого известного специалиста по пыткам всё того же времени. Эпохальный фильм должен будет называться 'Скалин в сентябре', ходоки к руководителю НПБУ и радиопередача 'Эхо 17-го' тоже поработают на сентябрь, сарафанное радио в нашем изложении в стороне не останется – так что, будьте добры, товарищи большевики, намечать свой приход к власти на сентябрь, так как мы назначили окончание нашего святого дела на этот месяц и не позволим его затягивать.

  – Тогда нашему кинорежиссёру Млынскому надо настоятельно порекомендовать, чтобы он не поддавался ни на какие просьбы президиума и даже самого товарища Скалина изменить название своего фильма, – справедливо считал Вася.

  – Не порекомендовать, а приказать, – поправил друга Моня. – Чтобы не поддавался вплоть до ультиматума: или он снимает фильм с таким названием, или пусть товарищ Скалин ждёт киношедевр о себе лет двадцать.

  Итак, предполагаемый переход власти к Народной партии с большевистским уклоном и, стало быть, связанное с этим окончание нашего святого дела были назначены нами на сентябрь.

  ... В этот раз мы трое удостоены приглашения на встречу с руководителем НПБУ, на которой не будет даже его заместителей.

  Предлагаю друзьям, как вести себя на этой встрече:

  – Без пресмыкания – мы уже далеко не последние люди в НПБУ. Но и без иронических штучек-дрючек. Ирония – это такая тонкая игра, которая допустима только с людьми, про которых точно знаешь, что они её понимают и принимают.

  Моня уточнил:

  – Про которых точно знаешь, что они понимают и принимают именно твою иронию.

  И Вася добавил:

  – Точно: иронизируют все по-разному, тут нужен опыт общения, чтобы правильно понимать её.

  Подвожу итог этим рассуждениям:

  – Кто его знает, как с этим у нас с товарищем Скалиным получилось бы. Тут с неудачной иронией и погореть можно. Поэтому пока в нашем общении с ним обойдёмся только серьёзностью. Пусть даже временами туповатая, но серьёзность никогда не подведёт.

  ...Руководитель НПБУ принял нас любезно, но улыбок не расточал. Предложил нам сесть, а сам неторопливо вставил сигарету 'Прима' в мундштук, закурил, сделал несколько шагов по своему кабинету, а потом вдруг спросил:

  – Насколько я знаю, вы все трое не курите?

  Это что – психологический трюк такой: начинать важный разговор таким неожиданным вопросом? Это каким-то образом поможет товарищу Скалину лучше понять, познать нас – по нашему отношению к вопросу, по ответу на него? Тут лучше будет не рассусоливать.

  – Да, товарищ Скалин, – просто ответил я за всех. – Кто бросил, а кто и не начинал.

  – Какие вы молодцы. А вот у меня никак не получается бросить. И это притом, что, видите, какую дрянь курю.

  О текущих партийных делах товарищ Скалин рассказал коротко, суховато. А вот в благодарности за наше предложение учредить в НПБУ Стуковую чувствовались настоящие эмоции:

  -... И не будем стесняться исконно наших слов. Пусть это и неофициальный орган, но его наличие в партии побуждает к соответствующим поступкам даже самых робких наших товарищей.

  Товарищ Скалин взял со стола лист бумаги со справкой по этой теме:

  – С начала открытия в Стуковую поступило триста семьдесят девять сигналов. Девяносто пять из них – от давнего, заслуженного члена партии товарища Миколенковой. Все – с разоблачением затаившихся в партии классовых врагов. Правда, среди них много повторных сигналов на одного и того же человека.

  Ага, значит не все сигналы в Стуковую анонимные. Или всё-таки все, кроме сигналов товарища Миколенковой? Но товарищ Миколенкова, судя по всему, – феномен, а феноменам позволительно совершать поступки, граничащие с психическими расстройствами. А то и переходящие эти границы.

  Последовавшее за этим молчание товарища Скалина как бы подталкивало нас высказаться о такой плодовитости заслуженного члена партии.

  – И как же обосновывает свои сигналы товарищ Миколенкова? – спрашиваю я.

  – Все свои сигналы товарищ Миколенкова обосновывает одинаково – 'по глазам вижу', – как-то равнодушно ответил товарищ Скалин.

  Напрашивался, ох, как напрашивался комментарий к такому ударному стуку товарища Миколенковой: вот она – легендарная большевистская зоркость, вот она – всегдашняя классовая настороженность. Но как тут будет устоять от придания этим комментариям иронического звучания. А с употреблением таких интонаций в общении с руководителем НПБУ мы решили не рисковать. Придётся наступить на горло собственной песне.

  Товарищ Скалин понимал, что иронические замечания могут напрашиваться.

  – Кто-то может заметить, что не очень убедительно аргументирует свои сигналы товарищ Миколенкова. Но у большевиков всегда была хорошая традиция: в этом деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Пусть товарищ Миколенкова и впредь опирается на эту традицию.

   Товарищ Скалин, покуривая, вновь стал прохаживаться по кабинету. Мы начинали понимать, что приглашены им для обсуждения даже более важного сигнала в Стуковую, чем все предыдущие 379 вместе взятые.

  ...И вот – то главное, ради чего была устроена эта встреча:

  – В партии создаётся фракция, товарищи. И знаете, кто её создаёт?

  Ещё бы нам не знать. Ведь один из самых последних сигналов в Стуковую – наш, анонимный. Это мы доносили в Стуковую об этих намерениях. Анонимный сигнал, но с такими, казалось бы, убедительными доказательствами, щедро украшенный такими художественными подробностями, что до адресата такой донос молнией должен был долететь. Не забыли указать, что герой доноса будет пытаться перевести внимание председателя НПБУ на кого-нибудь другого.

  Молчим, дожидаемся, пока товарищ Скалин сам скажет, что же ему доложили из Стуковой.

  – Фракцию создаёт Хилых. Пока он это делает скрытно, воровски. Шайка, которую он намерен обособить от партии, будет называться НПБУ(б) – Народная партия с большевистским уклоном, боевая. Ему, видите ли, претит наш нынешний упор на радиопропаганду и отсутствие должной боевитости.

  И снова молчаливая прогулка перед продолжением речи.

  – Ишь, вояка нашёлся. Историю не знает. Большевики никому не позволяли создавать фракции в своих рядах, даже если ты готов первым на баррикады лезть.

  Даже сейчас, говоря о тягчайшем для большевиков преступлении – создании в рядах партии фракции – даже сейчас товарищ Скалин не позволял себе повышать голоса. Разве что сделал рукой несколько как бы указующих на кого-то резких жестов.

  Нам пора было как-то откликнуться на сказанное товарищем Скалиным. Отклики на такой случай были заготовлены.

  – С огнём играет товарищ Хилых, – сердито сказал Моня.

  – Да, подзабыл он об отношении большевиков к фракционной борьбе, – добавил Вася.

  – Значит, надо напомнить товарищу Хилых об этом, – как можно более угрожающим тоном сказал я.

  Разбор тревожного сигнала из Стуковой завершился обращённым к нам вопросом:

  – Что будем делать с ним?

  Уже то, что этот вопрос был поставлен именно перед нами, ещё раз подтверждал такой уровень доверия к нам товарища Скалина, каким на этот момент едва ли пользовался ещё кто-нибудь в НПБУ. Стоит ли нам торопиться советовать вождю партии, что же делать ему с якобы проштрафившимся заместителем, или лучше подождать, пока товарищ Скалин сам это скажет? Скорее всего, как мы предполагали, предстоит не просто гнать товарища Хилых из партии, а гнать с превеликим позором. А нам будет поручено художественное оформление этого изгнания, с привлечением подходящих цитат из классики, посрамляющей всякого рода предателей. Эта художественная часть грядущей процедуры изгнания товарища Хилых из НПБУ уже вчерне была даже набросана нами. Её заключительным элементом станет символический пендаль, который будет поручено исполнить какому-нибудь другому партийному штрафнику. Например, товарищу Дыбину.

  Товарищ Скалин терпеливо ждал нашего ответа, и я, от имени нашей троицы, заявляю:

  – Его надо наказать самым решительным образом. Нечего с ним канителиться!

  В этот раз товарищ Скалин, покуривая и прохаживаясь по кабинету, молчал не меньше двух минут. Потом, подойдя к нам вплотную и поочерёдно внимательно посмотрев на каждого из нас, сказал:

  – Значит, вы все тоже считаете, что его следует ликвидировать?

  Как долго мы будем оглушены этим вопросом? 'Нечего с ним канителиться' – это и в самом худшем для товарища Хилых варианте мы понимали так, что пендаль у товарища Дыбина получится вовсе не символическим.

  Но долго в растерянности пребывать было нельзя.

  – Как решит партия... – Васе ничего лучшего в этом цейтноте не пришло в голову.

  – Партия в лице товарища Скалина, – тут же поправил его Моня. – Разве такие вопросы решаются многоголосой говорильней?

  Не перебрал ли Моня с подхалимством? Вот и товарищ Скалин какое-то время внимательно смотрел на него, но потом твёрдо сказал:

  – Правильное замечание, товарищ Рабинович. И товарищ Скалин решил именно так: в интересах партии надо ликвидировать Хилых.

  Что же нам делать? Не настолько виноват перед нами и Тамарой Александровной товарищ Хилых, чтобы из-за нашего сигнала его убили. До конца своих жизней нам придётся только тем и заниматься, что горько каяться за такой тяжкий грех. А потом каждому из нас и ТАМ вломят за этот грех по полной программе.

  А вдруг товарищ Скалин ещё раздумывает – правильно ли поручить это грязное дело нам? Тогда надо сейчас же напрочь исключить любые другие варианты. Надо сию же минуту самим вызваться ликвидировать товарища Хилых, а там появится время что-нибудь придумать.

  – Разумеется, товарищ Скалин, каждый из нас готов выполнить любое ваше поручение, – встав по стойке 'Смирно!', доложил я.

  Небольшая пауза и вопрос ко всем нам:

  – Как вы сами считаете, у кого из вас это получится лучше?

   Мы с Моней, не сговариваясь, скосили глаза на Васю. Наш друг воспринял такую рекомендацию героически, без всяких попыток опротестовать её.

   Товарищ Скалин, поговорив со всеми нами ещё какое-то время о том-о сём, отпустил несколько любезностей мне и Моне, вежливо попрощался с ним и мной, и негромко сказал:

   – А вас, товарищ Василий, я попрошу остаться.

  ...И вот Вася вернулся с аудиенции у товарища Скалина.

  Сидим, молчим. Да, получено доказательство веры в нас руководителя НПБУ, а товарищ Василий действительно становится его фаворитом. Но как нам теперь быть с полученным Васей заказом?

  Моня стремится принизить драматизм положения, в котором мы оказались:

  – Колись, мокрушник, какие ценные указания получил?

  Васе нелегко отвечать в таком же стиле:

  – Товарищ Скалин считает, что пока Хилых не должен догадываться, что разоблачён. Чтобы не сбежал и не укрылся где-нибудь. Поэтому никакого к нему повышенного внимания не будет – ни исключения из партии, ни выговоров, ни даже замечаний. Особое внимание товарищ Скалин обратил на то, чтобы при ликвидации Хилых не осталось никаких следов. У НПБУ – такая программа, что власть и без того уже пристально приглядывается и принюхивается к ней. Попросил меня подготовить план и представить ему. Так что мне не до шуток.

  А я поддерживаю настроение Мони:

  – Ну и как, у тебя уже есть план ликвидации товарища Хилых? Не наследишь за собой повсюду?

   Глядя на унылое лицо Васи, Моня заключает:

  – Нет у него такого плана. Будет караулить товарища Хилых в подъезде и так нашумит, и наследит там, что сразу после ликвидации за ним побегут все собаки и бдительные жильцы этого подъезда.

  – А почему ты решил, что ликвидировать товарища Хилых я должен буду непременно в его подъезде? – сердился Вася.

  – А потому, что у вас, большевичков, при ликвидациях – воображение медузы. Тёмная подворотня или подъезд с разбитой лампочкой, и всегда выбираете орудие пролетариата – молоток, топор, булыжник. А как ты без следов ликвидируешь человека топором и куда его тело денешь?

  – 'У вас, большевичков...' – обиделся Вася.

  Я поправил Моню:

  – Теперь уже выходит, что у нас. Да, надо признать, что у нас, большевичков, с творческим воображением при ликвидации наших политических противников – на уровне первобытных людей. Ищем, чем бы острым или тяжёлым по черепу ему тюкнуть. Надо исправляться. Надо выполнить указание товарища Скалина – предоставить ему на рассмотрение такой план ликвидации товарища Хилых, чтобы следов этого преступления ни одна ищейка не нашла.

   Мы с Моней тут же стали составлять такой план, обязав Васю не мешать нашему вдохновению, рта не раскрывать, и стать критиком плана только по окончанию нашей творческой работы.

  Начал я:

  – Как надёжнее всего не оставить следов ликвидации кого бы то ни было? Для этого правильнее всего совершить её как можно дальше от места жительства человека, подлежащего ликвидации. Вот и товарища Хилых товарищ Василий должен кокнуть не в его подъезде, и даже не в Москве, а ещё лучше – даже и не в России.

  Даже Моня удивлённо поднимает брови, а Вася, стиснув зубы, с трудом сдерживается, чтобы не прокомментировать – как же это ему можно будет кокнуть товарища Хилых за пределами России?

  А я уверенно продолжаю:

  Партия замечает рабочее переутомление товарища Хилых, и предлагает ему отдохнуть за счёт партийной казны в Шарм-эль-Шейхе. Вскоре туда же отправляется товарищ Василий.

  – Тоже за счёт партийной казны? – Моня уже начинает нашу с ним обычную игру. – Мог бы и сам раскошелиться на такую поездку.

  – Товарищ Василий выполняет важное задание партии, – объяснил я и эти казённые траты. – В Шарм-эль-Шейхе он не должен попадаться на глаза товарищу Хилых. И первым делом заканчивает там краткосрочные курсы дайверов.

  – И теорию, и практику – на одни пятёрки, – Моня погрозил Васе пальцем.

  Я рассуждаю дальше:

  – Потом товарищ Василий приобретает всё необходимое снаряжение для подводного плавания...

  – Пусть лучше стырит его где-нибудь, – потребовал Моня. – Нечего транжирить партийные деньги.

  – А не попадётся на краже? – спрашиваю Моню, и тут же задаю вопрос Васе: -Сможешь без шума украсть в Шарм-эль-Шейхе снаряжение для подводного плавания? Но учти, в тех краях вору, пойманному на месте преступления, могут и отрубить шаловливые ручонки...

  Вася поскрипывает зубами, но молчит.

  – Ладно, Моня, пусть лучше покупает. Но только что-нибудь бэушное, ведь всего-то разок оно ему по-настоящему понадобится. Итак, товарищ Василий покупает бэушное снаряжение для подводного плавания, всегда держит его наготове и внимательно следит за режимом дня товарища Хилых. Выбирает момент, когда тот, придя из отеля на пляж, отплывает на приличное расстояние от берега. Добравшись туда же под водой, товарищ Василий разбрасывает вокруг него заранее приготовленную приманку...

  Уже догадываясь о том, для чего послужит приманка, Моня и тут ищет самый экономный для партийной казны вариант:

  – Лучше всего подойдут и дешевле всего обойдутся кишки недавно зарезанного барана. Товарищу Василию придётся с большевистской решительностью поторговаться на тамошнем базаре с продавцами баранины. Иначе эти пройдохи и за какие-то кишки без штанов его оставят.

  Даже рискуя остаться без штанов на базаре Шарм-эль-Шейха, Вася пока молчит, и я продолжаю составление хитроумного плана ликвидации товарища Хилых:

  – Щедро разбросав вокруг него кровавую приманку, товарищ Василий стрелой летит под водой к противоакульей сетке, огораживающей пляж. Заранее купленными и опять-таки бэушными кусачками, ножовкой и другими инструментами делает в ней такую дыру, сквозь которую сможет проплыть акула.

   Моня подсказывает:

  – Дыра должна быть такая, через которую сможет проплыть даже самая крупная акула. От мелкой товарищ Хилых и отбиться сможет, вон он какой здоровый мужик.

  – Вот-вот, – поддержал я наставление Мони. – Товарищ Василий должен будет энергично отгонять от той дыры всякую мелочь, и пропустить только такую акулу, которая сможет проглотить товарища Хилых целиком. Вот тогда он точно не наследит, и товарищ Скалин убедится, что товарищ Василий – ликвидатор с творческой жилкой, а не туповатый подъездный громила.

  – И после этого товарищ Скалин будет поручать товарищу Василию самые ответственные ликвидационные дела, – бодро завершил план ликвидации товарища Хилых в Шарм-эль-Шейхе Моня.

  Вася держался молодцом, и при обсуждении навязываемого ему плана не проронил ни слова. А всё накопленное к этому плану отношение вложил в интонацию своего вопроса:

  – У Голливуда нахватались?

  – А что ты имеешь против Голливуда? – спрашиваю я.– Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что все ликвидации хороши, кроме тупых и скучных. А тут такой сюжет. Попробуй потом отыщи ту акулу и предъяви её в качестве вещдока.

  Моня безнадёжно махнул рукой:

  -Нет, как товарища Василия не соблазняй заморскими пляжами, а действовать по-большевистски для него всё равно милей.

  Я предложил:

  – Тогда видится мосфильмовский вариант ключевой сцены ликвидации: товарищ Василий, в надвинутой на глаза шляпе и с ломиком в рукаве, встречает товарища Хилых в тёмной подворотне и спрашивает: 'У вас, товарищ, не найдётся последнего номера 'Большевистского пламени'? Так хочется узнать настоящую правду-матку о современном положении в стране и мире'.

  Ладно, пошутили, расслабились, настал момент серьёзно обсудить возникшую проблему. Для начала признаю:

  – Да, друзья, пожалуй, даже для Голливуда сочинённый нами план слишком уж голливудский. Подумаем над более простым и реалистичным. Никто нас не подгоняет. Ведь товарищ Скалин тоже понимает, что ликвидация – работа творческая, требующая серьёзной подготовки. Порой такая работа длится годами.

  Тут и Моня вытащил Васю с ломиком из подворотни:

  – И товарищ Василий – не какая-нибудь дешёвая шестёрка, который по одному щелчку пальцами пахана должен бежать с какой-нибудь железякой мочить кого-то. Его план ликвидации товарища Хилых должен войти в историю большевиков как творческая работа, с которой будут брать пример ликвидаторы всех партий с большевистским уклоном.

   ... В конце очередного собрания его ведущий товарищ Букин проинформировал собравшихся:

  – Товарищи, наши юные друзья из 9 'б' обращаются к нам за советом, и очень правильно делают. Варвара, пожалуйста.

  Как сплотила свой класс Варвара Печенегова! Пожалуй, и в этот раз он присутствовал на собрании большевиков в полном сборе.

  Вожак 9 'б' говорила так восторженно, с такими горящими глазами, как говорят юнцы всех времён и народов о задуманном подвиге:

  – Товарищи, мы хотим провести вот какую акцию. Всем классом неожиданно ворваться в магазин 'секонд-хенд', облить там все вещи бензином и поджечь. Магазин мы уже подобрали.

  Далее Варвара рассказала о подробностях предстоящей акции. Всех покупателей они сразу вытолкают из магазина взашей, а его работников, для пущего их испуга, попридержат внутри какое-то время уже во время пожара.

  -...Пусть подкоптятся немного, – под дружное ржание одноклассников закончила Варвара свой анонс предстоящего подвига.

  – А чем, Варвара, вы обосновываете необходимость такой... не будем скрывать, такой жёсткой акции? – вежливо спросил товарищ Букин.

  – Мы обосновываем эту акцию тем, что граждане великой страны не должны ходить в обносках с плеча и задницы дяди Сэма. Даже в самые тяжёлые революционные и послереволюционные времена наши люди ходили в латанных-перелатанных...– Варвара заглянула в шпаргалку, -... портках, зипунах, армяках, но брезговали даже заглядывать в эти вонючие секонд-хенды.

  Никто не стал указывать Варваре на её историческую ошибку: в упомянутые ею героические времена ношения латанных-перелатанных портков, зипунов, армяков и прочей ветхой одежонки дядя Сэм ещё не проник к нам со своими вонючими секонд-хендами. Так что народ долго донашивал то, что начал носить ещё до героических времён, и перед первыми большевиками не возникал вопрос об отношении к вонючим подаркам буржуев. А вот как сейчас, когда секонд-хенды появились на каждом углу, отнестись к задуманной 9 'б' акции? Верно ли её идеологическое обоснование? Действительно ли позорно нынешним гражданам великой страны ходить в обносках с плеча и задницы дяди Сэма?

  Мнение участников собрания было далеко не таким единодушным, как предполагал 9 'б'. По смущённому виду некоторых членов НПБУ можно было догадаться, что в секонд-хенды они наведываются едва ли не чаще, чем в обычные магазины одежды. Но ведь до этого у партии и не было указаний на это счёт.

  Товарищ Букин с опаской поглядывал на товарища Томину, и она не заставила себя ждать:

  – Девятый 'б' с такими акциями – это пресловутая обезьяна с гранатой. Варвара Печенегова доиграется. И сама загремит под суд, и весь 9 'б' за собой потащит.

  Варвара не растерялась:

  – Плох тот большевик, который не парился на нарах.

  Дружный одобрительный гогот её одноклассников и поощрительные улыбки большинства членов президиума стали наградой юной большевичке.

  И вот, как часто теперь бывало на партийных собраниях, наступил момент, когда члены президиума и все другие присутствующие стали всё чаще посматривать в сторону нас троих. Зачастую как раз наше мнение становилось определяющим для вынесения какого-то окончательного решения.

  Выступил я:

  – Многие слушатели передачи 'Эхо 17-го', симпатизирующие большевикам, – это пожилые сентиментальные люди. Поджог секонд-хенда с демонстративным придерживанием внутри помещения его сотрудников покажется им слишком радикальной мерой.

  Хоть поджаривать людей не позволим.

  В результате собрание решило: девятому 'б' не возбраняется выйти на тропу войны с вонючим порождением дяди Сэма – секонд-хендами. Но не так радикально, как было задумано. Достаточно будет облить вещи в секонд-хенде краской и оставить там листовки с соответствующим содержанием. Содержание этих листовок было подготовлено партией тут же – 'Нет вонючим обноскам дяди Сэма!'.

  Товарищ Томина и здесь не удержалась:

  – Девятому 'б' правильнее было бы не акции устрашения организовывать, а хотя бы ещё пару лет прятаться от всех политических баталий под мамкиными юбками. Да и потом не торопиться вылезать из-под них, а сначала оглядеться, чтобы сразу не получить по глупой башке милицейской дубиной.

  Грубовато, но справедливо. А мы трое не могли так открыто, как Тамара Александровна, загонять 9 'б' под мамкины юбки.

  Глядя на выражение лица товарища Скалина, вслух рекомендацию товарища Томиной никто не поддержал, а 9 'б' недовольно загудел.

  Товарищ Скалин на этом собрании так и не выступил, но после его окончания распорядился купить каждому юному большевику из 9 'б' по коробке шоколадных конфет.

  ...– А не пора ли, друзья мои, режиссёру Млынскому доказывать свои таланты? – задал я вопрос на очередных наших кухонных посиделках. – Не пора ли ему предъявить товарищу Скалину хоть что-нибудь из своих сценарных задумок?

  Вася с Моней согласились, что пора, и Вася тут же предложил:

  – И не что-нибудь, а рассказать товарищу Скалину об одной из самых ярких сцен с его участием.

  Моня тут же добавил:

  – А совершенно необходимым условием для такой сцены является смертельная опасность для товарища Скалина.

  Приняли это условие и стали творить смертельную опасность для вождя НПБУ.

  ...Зачитываю то, что получилось в черновом варианте:

  – Товарищ Скалин и его фаворит, а по совместительству верный телохранитель товарищ Василий, уходят от погони. Почему и от кого они скрываются – пусть придумывает режиссёр Млынский. Думаю, ему это будет в охотку.

  – В охотку, не в охотку, а лишнюю бутылку пива ему за это придётся поставить, – не сомневался Моня.

  – И вот они, уже сильно уставшие, подбегают к набережной Москвы-реки, – продолжаю я. – Мосты далеко, реку придётся переплывать.

  – Может быть, лучше, если они подбегут к берегу Яузы? – предложил Вася. – Меньше придётся переплывать.

  Моня тут же забраковал это предложение:

  – Да какая Яуза река? Привередливый зритель скажет, что, хорошенько разбежавшись, её перепрыгнуть можно. Пусть помучаются на радость зрителям, пусть Москву-реку переплывают в самом широком месте.

  – Правильно, – согласился я.– В кино драпать надо по-киношному, выбирая самые дурацкие пути. Продолжу, с вашего разрешения. И вот ныряют товарищ Скалин и товарищ Василий с гранитной набережной в мутные воды Москвы-реки, и размашистыми саженками плывут на другой берег.