Текст книги "История войн на море с древнейших времен до конца XIX века"
Автор книги: Альфред Штенцель
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 75 (всего у книги 104 страниц)
Богатые французские источники всяких запасов почти истощились за пять лет этой войны; расстройство даже почти полное уничтожение морской торговли Франции, значительно понизило ее благосостояние. Постепенно стал обнаруживаться недостаток денежных средств. Для арсеналов и кораблей почти ничего не делалось, так что к концу 1760 года все морское дело находилось в самом печальном положении. Франция больше не могла вести большой войны на море, так как для этого у нее уже почти ничего не было; пошла война в маленьком масштабе. Нечего удивляться, что дух во флоте окончательно упал; не было никакой надежды выступить где бы то ни было с успехом, все предприятия кончались неудачей. Что было делать дальше?
В 1759 году скончался король Фердинанд VI испанский; ему наследовал брат его, Карл III, который еще будучи королем неаполитанским, должен был перенести тяжело унижение от англичан и сделался их врагом. Когда переговоры Франции с Англией о мире прервались вследствие того, что Питт крепко держался за Пруссию, а в конце октября скончался Георг II, преемник которого имел менее воинственные наклонности – Карл III решил выступить на стороне Франции.
В Англии узнали о состоявшемся соглашении; Питту, который хотел тотчас же напасть на Испанию, не удалось провести своего плана, и 5 октября он подал в отставку. Но уже 4 января 1762 года обстоятельства настолько переменились, что Англия сама, в ответ на заносчивые обвинения Испании, пошла навстречу своим противникам и объявила Испании войну; Испания ждала для открытого выступления только того, чтобы ее корабли с грузом серебра благополучно пришли в Кадис.
Теперь у Англии были развязаны руки и она решительно выступила против своего нового противника; став на сторону Франции, Испания сделала тяжкую политическую ошибку, граничащую со слепотой.
Между тем, в начале 1762 года, значительные английские морские и сухопутные вооруженные силы, отвоевали у французов остров Мартинику, а к концу марта и еще несколько Карибских островов. Командующий, контр-адмирал Родней, проявил чрезвычайно энергичную деятельность и причинил громадный вред французской, а затем, узнав из частных источников о происшедшем разрыве – и испанской торговле.
26 марта он получил приказ приостановить все предположенные операции, так как к нему должен был прибыть адмирал сэр Джордж Покок, с секретным поручением; месяц спустя Покок прибыл, и 6 мая началась экспедиция против Гаваны. Вооруженные силы, имевшиеся в его распоряжении, собранные между Барбадосом и Кубой, состояли из 22 линейных кораблей, около 30 фрегатов и транспортных судов, могущих поднять 16 000человек с обозом, всего около 150 судов. Покок решился обогнуть остров Кубу с севера по незнакомому и более трудному для плавания, но за то значительно более короткому пути, чем обход с востока; время ему казалось особенно дорого, чтобы расстроить всякие попытки французов подать помощь испанцам.
6 июня англичане подошли к Гаване; на следующий день была произведена высадка к востоку от города, в то время как на западе была сделана диверсия, и город, вместе с испанской эскадрой, состоявшей из 12 судов и 4 транспортов, был заблокирован. Усиленная бомбардировка, произведенная английскими кораблями, сопровождалась такими авариями и потерями для них что решено было вести главную атаку с суши. 30 июля был взят штурмом форт Морро. После дальнейшей бомбардировки и тяжелых осадных работ – землю приходилось привозить издалека – город 13 августа сдался на капитуляцию. Добыча заключалась в 9 линейных кораблях (три корабля были потоплены) и на три миллиона фунтов стерлингов запасов и материалов. Два линейных корабля, которые находились на стапелях, были сожжены. Но и потери англичан были значительны, всего до 1800 человек. При возвращении на родину более 12 судов Покока погибло у берегов Англии от сильной бури; сам Покок 13 января 1763 года прибыл в Спитхед.
Падение Гаваны само по себе было крупным успехом, который, однако, приобретал еще большее значение вследствие занимаемого ее центрального положения. Теперь испанское судоходство из Центральной Америки уже не могло направляться прежним путем; суда должны были следовать вдоль северного берега Южной Америки, при чем путь их на большом протяжении совпадал с путями английских кораблей. В виду этого потеря испанцев была особенно тяжкой; вскоре и вся Куба была у них взята.
Франция и Испания подстрекали Португалию присоединиться к их союзу, но Португалия, правильно оценивая положение, уклонилась от этого. Вслед за тем французские и испанские войска напали на Португалию, но скоро были прогнаны небольшим восьмитысячным отрядом англичан, высадившимся близ Лиссабона и соединившимся с португальцами; таким образом, война была перенесена в саму Испанию.
Тем временем небольшая английская экспедиция, высланная из Ост-Индии, заняла Филиппины; были захвачены корабли с грузом серебра, и через 9 месяцев после начала войны Испания была повержена к ногам своего противника, который покончил с ней несколькими ударами; испанская торговля уже через несколько месяцев была окончательно подорвана.
Заслуживает особого упоминания еще одна экспедиция – захват острова Бель-Иль, расположенного при входе в залив Киберон; остров этот впоследствии приобрел значение потому, что при заключении мира был обменен на Минорку.
Экспедиция, снаряженная еще в предыдущем году под начальством коммодора Кеппеля и генерал-майора Ходгсона, сперва против островов Маврикия и Бурбона, а затем и против самого французского побережья, получила весной 1761 года приказание занять Бель-Иль, чтобы иметь у атлантического побережья Франции хороший опорный пункт, необходимый для облегчения блокады. 6 апреля экспедиция в составе 15 линейных кораблей, стольких же фрегатов и транспортных судов с 10 000войск прибыла к Бель-Илю. Первые попытки высадиться были отражены, затем наступила неблагоприятная погода, так что окончательная высадка состоялась только две недели спустя. Однако для занятия фортов потребовалась правильная осада, и только 8 июня цитадель капитулировала.
Потери англичан были значительны, но достигнутый успех стол того; убитых было 300 и раненых 500; несколько сотен, кроме того, умерло от болезней, так что всего англичане потеряли свыше 1000 человек. Совместные действия сухопутных войск и флота отличались особенным единодушием. Вскоре были взяты батареи на Бель-Иле, и район блокады расширен; французские контратаки были отражены.
После взятия Гаваны у англичан опять оказалась свободной значительная вооруженная сила; силе этой тотчас же было найдено применение в Вест-Индии. Французы наконец решились сделать наступательную попытку: из Бреста была выслана против Нью-Фаундленда экспедиция, которой удалось проскочить в тумане мимо Гауке, высадить благополучно 1500 человек и взять Сен-Джонс. При этом экспедиция упустила случай захватить три встретившиеся ей на пути транспорта с очень ценным грузом. Коммодор лорд Кольвилль поспешил из Галифакса на помощь, но французским кораблям удалось ускользнуть; сухопутный отряд должен был капитулировать; таким образом и эта экспедиция кончилась для французов неудачей.
Морская война мало помалу затихла; у противников Англии почти не было кораблей и очень мало средств; остатки вооруженных сил были заблокированы английскими эскадрами. Однако небольшие экспедиции продолжались на всех морях и на всех побережьях, и общее число таких небольших экспедиций было очень значительно; везде английские командиры, до командиров отдельных судов включительно, выказали большую инициативу. Кроме того, процветала крейсерская и каперская война.
Из таких мелких отдельных экспедиций мы упомянем вкратце только о двух: в конце 1759 года легкая французская эскадра из пяти кораблей с 1300 людьми вышла из Дюнкерка и прошла через Готенбург, Берген, Фареры в Лондондерри в Ирландии, высадилась у Каррикфергеса, но скоро вынуждена была повернуть назад; она была настигнута и отряд капитулировал. Так же печально закончилось частное английское предприятие, предпринятое в конце 1762 года против Рио-де-Лаплаты.
Потери Франции были очень значительны: более 100 кораблей и транспортов, в том числе почти 40 линейных кораблей и более 50 фрегатов; к началу 1762 года у Франции имелось на лицо только 40 линейных кораблей и 10 фрегатов, из них много неисправных. Испания потеряла 12 линейных кораблей и 8 транспортов. Англия потеряла всего только 50 кораблей и транспортов, но большинство из них погибло вследствие крушения или бурь; в числе их было не более полуторы дюжин линейных кораблей, 50-пушечных и выше.
Несравненно больше были потери англичан торговыми судами, несмотря на расцвет английской морской торговли, а пожалуй именно вследствие этого расцвета. Еще в 1761 году сильно поредевшим французским крейсерам удалось захватить более 800 английских призов, что составляло около одной десятой всех английских купеческих судов. Большое оживление французского каперства произошло именно от упадка французской морской торговли, которая не приносила больше выгод и была сопряжена с большим риском. Впрочем, большие потери англичан объясняются еще и тем, что командиры купеческих кораблей не всегда обращали внимание на предупреждения командиров, конвоировавших их военных судов.
Необычайно возросла сумма английского государственного долга, которая дошла до 100 миллионов фунтов стерлингов, сумма для того времени громадная. Это послужило отчасти причиной того, что правительство охотно пошло на более мягкие условия мира.
Потери в личном составе флота не были особенно велики; по сравнению с потерями в сухопутной войне, об них едва стоит упоминать. Пруссия потеряла, при населении, кругло в пять миллионов, 180 000человек; три ее главные противника, Франция, Австрия и Россия – около 460 000. Это является новым подтверждением поговорки о сравнительной убыточности сухопутной войны перед морской.
Обеим сторонам война надоела, и в ноябре 1762 года начались предварительные мирные переговоры. 10 февраля 1763 года был заключен окончательный мир в Париже. Франция потерпела больше всех: она потеряла в Америке Канаду, Новую Шотландию и большие острова в устье реки Св. Лаврентия, затем Огайо, и оба берега Миссисипи, кроме Нового Орлеана. Рыболовные привилегии французов, а также право на некоторые острова около Нью-Фаундленда были признаны Англией. В Вест-Индии Франция получила только Мартинику, Гваделупу, Св. Лучию. В Индии она сохранила те небольшие владения, которые ей принадлежали до управления Дюплеи, но под условием не возводить в них крепостей. Была возвращена Франции также часть Сенегамбии.
Испания потеряла Флориду и все владения к востоку от Миссисипи, но зато получила обратно Кубу с Гаваной; за возврат Минорки Англии Франция должна была уступить Испании Луизиану. Филиппины были возвращены Испании.
Таким образом, Англия не только приобрела в Америке крупное колониальное владение, но и перехватила французские пути сообщения между Канадой и Луизианой; на Малых Антильских островах владения ее значительно увеличились, так же как и в Западной Африке. В Индии она получила почти исключительное господство; в Средиземном море она снова завладела своей главной базой, приобретенной в 1708 году. Кроме того, Франция обязалась срыть укрепления Дюнкерка. И все-таки английская оппозиция, с Питтом во главе, была недовольна результатами, достигнутыми этой войной, в особенности недовольна она была тем, что Франции была оставлена возможность снова развить на нескольких пунктах земного шара свою морскую деятельность, судоходство, торговлю и рыболовство. Возврат Гаваны Испании произвел в Англии болезненное впечатление. Нельзя не согласиться с мнением оппозиции, что Англия могла, даже не создавая чересчур натянутых отношений, потребовать от Франции гораздо большего, и в конце концов и должна была это сделать, чтобы не дать ей возможность слишком скоро оправиться.
Тем не менее, достигнуты были громадные результаты: в Америке и Ост-Индии были созданы два громадных колониальных владения с самыми блестящими перспективами будущего развития; во всех морях были приобретены острова как базы для флота и опорные пункты для мореплавания и торговли. Вместе с тем, две самые могущественные морские державы того времени были везде оттеснены на второй план, на материке, в колониях и, еще более того – на море; самый источник их благосостояния был подорван. Мировое мореплавание и мировая торговля сделались почти монополией Англии.
Все это оказалось возможным только благодаря морскому могуществу Англии, и ловкому и энергичному пользованию им. Все операции и вся деятельность, которые развивала Англия на всех морях в то же время развивали и расширяли собственную ее торговлю и мореплавание, которые и расцвели блестяще… В Англии умели концентрировать свои силы и «снимать сливки».
В политическом и стратегическом отношениях изучение этой войны дает много достойных внимания выводов относительно общей и частной централизации управления, твердого соблюдения плана войны, широких приемов при ее ведении, взаимной поддержки сухопутных и морских сил, относительно общих забот о снабжении всем необходимым при выполнении крупных операций и проч. Политики и стратеги играли в этой войне первенствующую роль – особенно политики, на которых лежали заботы о дальнейшем развитии колоний, судоходства и торговли. Во Франции также была признана и принята политика централизации.
В тактическом отношении почти все осталось по старому. Французы сохранили свою оборонительную тактику, боящуюся всяких жертв, англичане не ушли вперед от тех устарелых приемов атаки, которые были выработаны еще в конце прошлого столетия; старые схемы еще всецело властвуют в этой сфере. Только приемы Гауке при Кибероне являются блестящим исключением. Если бы англичане раньше прониклись принципами нельсоновской тактики «уничтожения» противника и могучими ударами разбили бы противника в его собственных водах, то французам не удалось бы столько раз и на такое долгое время возобновлять войну в колониях. Поэтому французам, всякий раз, когда они не были окончательно уничтожены, всегда казалось, что они одержали победу, а англичане довольствовались тем, что одно их присутствие или одно решительное выступление нагоняло страх на противников. В политике, при заключении мира, произошло то же самое.
Морская тактика, заключавшаяся в неуклонном соблюдении сомкнутой боевой линии, один лишь раз со времен Рюйтера нарушенная Дорждем Бингом при Пассаро, получила новые формы при Гауке. Он первый решился отбросить линейную тактику и ведет сражение и в других боевых порядках, если они сулят ему большую вероятность успеха. Заслуживает внимания, что Родней и Гоу были у него лучшими командирами судов, но Клерк в своем сочинении по тактике о нем не упоминает. Гауке не без основания сравнивали с Блэком, с которым он имел особенное сходство в отношении поддержки тесной связи с офицерами и командой; с ними он мог с полной уверенностью отважиться на самые трудные предприятия: начальник и подчиненные слепо доверяли друг другу. Поэтому Гауке иногда решался нарушать строй даже при тяжелых условиях сражения; когда он отбрасывал мертвое линейное построение, которое сковывало настоящий морской дух, и бросался к «общей погоне», в битву один на один, никакого замешательства не происходило. Необходимо было освободить флот от мертвых форм, навязанных ему морскими генералами и предоставить морякам более свободную инициативу; однако сделать это мог только тот, кто в каждый момент способен был снова твердо взять подчиненных в руки. В качестве упражнения – плаванье в тесно сомкнутой кильватерной колонне было очень полезно, но держаться этого строя в сражении и при всяких обстоятельствах было ошибкой. Гауке первый разбил те оковы, которые со времен Рюйтера держали всех связанными. В противоположность Нельсону он не был честолюбив и знал только одну заповедь – выполнение долга. Он неусыпно заботился о подчиненных и тщательно следил за исправностью материальной части; корабли его, например, часто должны были заходить в доки для очистки подводной части.
Семилетняя война была первой крупной войной, в которой Англия уже не посылала на материк собственных войск, а воевала только одними деньгами, а не солдатами. Эта война, так же как и последующая, по словам фон-Мальтцана, отличалась тем, что колонии приобретали для европейских государств все большее значение и создали между ними такую зависимость, какой до тех пор не существовало… Чем обширнее делались области, занятые европейцами по ту сторону океанов и чем теснее эти области входили в связь с государством, как производители колониальных товаров, без которых уже не мог обходиться европейский рынок, или как потребителя отечественных произведений, – тем необходимее делалось поддерживать морскую силу, обеспечивающую сообщения колоний с метрополией, а вместе с тем росло и значение этих колониальных морей. Таким образом, главный театр войны в европейских водах постепенно распространился на второстепенные театры в колониальных водах, а господство на море должно было создать между ними как бы мост, так как сила сопротивления колоний находится в прямой зависимости от источника силы – родины.
Морская война заняла место рядом с сухопутной войной; она сделалась уже не только вспомогательной войной, как это было еще в войне за испанское наследство, но заняла самостоятельное и даже главное место, а сухопутные операции, без которых невозможно вообще довести до конца какую бы то ни было войну наоборот, заняли второстепенное место, как вспомогательные. Но эту истину уразумели только в Англии; континентальные же государства, и в особенности Франция, не доросли еще до понимания этого, как мы еще не раз увидим дальше. Дорогостоящие флоты все еще продолжали казаться другим государствам не более, как неизбежным злом.
Особенностью этой войны является то обстоятельство, что Англия разбила и уничтожила неприятельские флоты, не выдержав ни одного большого, правильного сражения, так как большая часть боев не дали решительного результата; выигрыш от них сказывался только впоследствии. В этом отношении не является исключением даже битва при Кибероне, в которой потери французов были не столько результатом сражения, сколько гибели судов в устьях рек. Ни начальники морских сил в Америке, на Ямайке, на островах Вест-Индии, ни командиры отечественных станций Северного моря, Доунса, Ла-Манша и Бискайи не сумели разбить неприятеля в большом сражении, да, строго говоря, и не пытались этого сделать. Постоянная наступательная тактика настолько нанесла везде вреда противнику, что в конечном результате он оказался совершенно обессиленным; и результат этот во всех случаях был достигнут с ничтожными потерями.
Нужно еще считаться с тем обстоятельством, что Англия держалась почти совершенно в стороне от Балтийского моря и никакой помощи своему сухопутному союзнику не оказывала. Наступление на Померанском побережье несомненно, вызвало бы отпор со стороны северных морских держав – Дании, Швеции и России. Весьма вероятным является предположение, что, главной причиной такого поведения Англии было то обстоятельство, что прилегающие к Балтийскому морю страны являлись главными поставщиками материалов для английского флота – леса, дегтя, пеньки, пакли и проч., а вместе с тем торговля с этими странами играла крупную роль в доходах Англии. Каперство в Каттегате и в Балтийском море нанесло бы Англии неисчислимые убытки, хотя бы для защиты ее торговли и были посланы сильные эскадры.
Глава X. Войны России и Турции 1768-1792 гг.Как мы уже говорили в первой главе, русский флот и на севере и на юге, после смерти Петра Великого, пришел в совершенный упадок, в особенности в отношении личного состава. Непродолжительная Шведская война 1741-1743 года вызвала лишь временное оживление на севере.
С особенными затруднениями было связано развитие нового черноморского флота. Петр Великий, который и здесь проложил новые пути, вынужден был в 1711 году снова отдать Азов, еще до того, как был заложен балтийский флот. После турецкой войны 1736-1739 годов Азов был снова занят, но Россия должна была обязаться срыть укрепления Азова и Таганрога и не содержать флота ни на Азовском, ни на Черном море. Даже торговля на Черном море могла вестись только на судах, принадлежавших туркам, что было особенно унизительным условием. Известно, что и до сих пор у России не вполне развязаны руки в отношении ее черноморского флота.
В 1752 году в северных морях было еще до двух дюжин русских линейных кораблей и около полуторы дюжины фрегатов; число галер доходило до ста пятидесяти. Однако и материальная часть и личный состав все более и более приходили в упадок, так что десять лет спустя имелось только 15 пригодных для плавания судов. Усилиями Петра III окончательный развал флота был несколько приостановлен; были выписаны из Англии материалы и личный состав. Новый расцвет наступил в царствование Екатерины II, но вначале только на юге. Пришлось приглашать из-за границы все больше людей, например, штурмана во флоте были почти исключительно голландцы, датчане и англичане.
Из всех народов, живущих по берегам Средиземного моря, турки последними завели себе парусный флот; турецкий галерный флот был упразднен даже позднее французского (французский – в 1748 году, а турецкий – в 1790 г.). Причиной этого были прежде всего местные условия – сильно развитая береговая линия, множество островов; кроме того, объясняется это еще и тем, что мореплавание и морская торговля вообще были мало развиты у турок, а для морского разбоя в тамошних тесных водах весельные суда тоже были более пригодны. Наконец, турки и вообще никогда не были настоящими моряками, а только солдатами на воде.
В начале 18 столетия турецкий флот на Черном море был очень силен и состоял из 45 парусных судов; флот в Архипелаге состоял, насколько известно, из 30 линейных кораблей и нескольких дюжин галер, с 60 000 людей. Кроме того, имелась еще Дунайская флотилия, состоявшая приблизительно из 200 судов, преимущественно 8-10-весельных канонерских лодок, с двумя орудиями (3-8 фунтовыми). После 1750 года новый капудан-паша Гассан ввел некоторые реформы; флот предполагалось увеличить до 40 линейных кораблей, но на это не хватило средств. Вопрос о личном составе и в армии и во флоте представлял большие трудности; дело в том, что турки были обязаны службой только в летние месяцы, осенью же уходили домой. Чтобы помочь такому положению дела, предполагалось построить большие казармы в Синопе, Константинополе и Митиленах, но план этот был выполнен только отчасти. Арсеналы существовали в Синопе, Константинополе и Родосе. Настоящими моряками были собственно говоря, только греки, варварийцы и небольшая часть прибрежных жителей Румынии.
Россия в то время еще не граничила с Черным морем; во время польского восстания на юго-западной польской границе возник целый ряд недоразумений, в которые, как соседка, была втянута и Турция; недоразумения эти приняли настолько острый характер, что новая война стала неизбежной. Франция поощряла военные замыслы Турции, а Турция тем более склонялась к войне, что считала необходимым положить предел постоянному поступательному движению России. Вследствие этого, в Черное море Турцией была послана эскадра, в конце 1768 года к русской границе были двинуты войска, а русский посланник был заключен в крепость.
О сухопутных операциях можно не говорить вовсе, так как черноморские флоты той и другой стороны, так же как и флот архипелага не оказали почти никакого влияния на ход этих операций; большую пользу армии принесла только русская дунайская флотилия. Уже в конце 1769 года русские войска подошли к берегам Дуная, а в следующем году – к Черному морю. В 1770 году, взятием крепости на нижнем течении Дуная, была прервана связь турок с крымскими татарами, против которых действовала другая русская армия. В 1771 году был завоеван Крым, и Россия утвердилась на Черном море. Весной 1772 года было заключено перемирие, которое продолжалось до конца марта 1773 года; в 1773 году произошли крупные бои за обладание позициями на Дунае, и Россия продвинулась до Варны; наконец, в 1774 году победы России у Шумлы, к западу от Варны и серьезные бунты в турецкой армии вынудили Турцию заключить мир.
В начале войны на Черном море развевался только турецкий флаг; турецкие суда облегчали сношения и снабжение своей армии. В России тотчас после начала войны была построена в Воронеже на Дону целая флотилия, и мало помалу, была сформирована морская сила в 60 судов, из коих 15 галер, 10 полугалер и 5 прамов. На флотилии этой было более 1000 пушек и экипаж в 12.000 человек; действовать она должна была под командой адмирала Зиновьева. Суда эти были двинуты только после того, как русская армия заняла Крым; в первый раз они появились на Азовском море в июле 1771 года с целью запереть Керченский пролив; после падения Каффы вскоре капитулировали Керчь и Теникале, и путь в Черное море был для них открыт.
Между тем и на Дунае была создана боевая и транспортная флотилия, которая принесла большую пользу при атаке крепостей в устьях Дуная; не раз эта флотилия выступала против турок, у которых было 100 судов, в том числе 30 крупных. Вследствие соединенных усилий русских сухопутных и морских сил, турки понемногу потеряли большую часть своих судов. В июле у них было взято близ Тульчи 43 судна с 80 орудиями, 30 судов были ими самими сожжено, остальные успели спастись бегством; это был блестящий успех для русских.
Однако с 1771 года турки начали усиливать свой черноморский флот, с целью снова овладеть Крымом. В Константинополе было заложено много судов. В начале 1773 года эскадра, состоявшая из 4 линейных кораблей (50-60-пушечных), 10 больших и 40 меньших судов, двинулась к Очакову; другая большая эскадра вышла навстречу новому русскому черноморскому флоту. Однако турки понесли такие потери и аварии во время бури, что должны были отказаться от намерения перевезти в Крым.30 000 войска, стоявшего наготове в Трапезунде.
На Дунае русская флотилия одержала также большие успехи и вынудила своих противников отступить вверх по течению; при осаде Силистрии, к востоку от Рущука, особенно отличились русские канонерские лодки. Но на водах Черного моря турецкий флот настолько превосходил русский, что не было даже возможности подать помощи с моря русским войскам, которые еще в 1769 году вторглись с Кавказа в Армению. Однако турецкая десантная дивизия, которой удалось благополучно добраться до Крыма, должна была вскоре опять убраться на суда.
Русский флот под командой адмирала Чичагова одержал и еще некоторые успехи; было взято несколько отдельных турецких судов, при чем особенно отличился капитан Кинсберген, голландец по происхождению. В начале июня адмирал вышел в крейсерство и 9 июня встретил неприятеля около пролива Йеникале (Керчь). У турок было 40 судов, в том числе 6 линейных кораблей и 9 фрегатов, у русских только 7 судов; русские, под непрерывным огнем наступавшего на них по ветру неприятеля, отступили и укрылись в пролив, где и были заблокированы до конца войны.
Таким образом русские речные флотилии показали себя в этой войне с самой лучшей стороны, между тем, как линейный флот по своей слабости не мог одержать почти ни одного успеха.
Совсем иначе обстояло дело в Средиземном море. Нужно поставить в особую заслугу императрице Екатерине II, что Россия в первый раз с успехом выступила в Средиземное море с значительным флотом. Говорят, что первая мысль об этом, которая, впрочем и раньше высказывалась русскими представителями на востоке, была подана графом Алексеем Орловым, одним из первых фаворитов императрицы; Екатерина горячо ухватилась за эту мысль и энергично принялась за ее выполнение, несмотря на то, что министры были против этого плана, в особенности вследствие значительных расходов, вызываемых его выполнением.
Дело прежде всего заключалось в том, чтобы высадить в Морее и в южной Далмации вспомогательный корпус и побудить греков отложиться от Турции. Вольтер также поощрял императрицу к этому грандиозному предприятию, и в конце 1769 года, перед тем как Нева стала, две эскадры, силой всего в 10 линейных кораблей и 12 фрегатов и транспортов тронулись в путь. Первый дивизион под командой контр-адмирала Спиридова вышел из Кронштадта летом, второй последовал за ним осенью под начальством контр-адмирала Эльфинстона, и наконец, третий выступил весной 1770 года. Многие офицеры были иностранцы, штурмана большей частью англичане, голландцы, датчане. В Зунде на борт было принято 800 датских матросов. В Думбере и в Портсмуте снаряжение было пополнено, а в декабре, после многих трудностей и аварий, эскадра пришла в Порт-Магон, где Алексей Орлов вступил в командование эскадрой и снова привел в исправность ее порядочно запущенное снаряжение.
Когда известие об этом походе дошло до Константинополя, никто не хотел ему верить, так как считали невероятным, чтобы могло существовать сообщение между Балтийским и Средиземным морями; не верили также и в возможность того, чтобы русские могли решиться на такое предприятие, и чтобы оно могло удаться. Но уже осенью получились в Константинополе сведения о выходе первого русского дивизиона, и тогда варварийцам было послано приказание выступить против него, однако они были задержаны датской морской экспедицией, состоявшей из семи линейных кораблей.
Екатерина лично и с большой энергией занималась подробностями этой экспедиции; между прочим она писала одному пользовавшемуся ее доверием лицу: «Если захочет Бог, то ты увидишь чудеса, я дам флоту такие задачи, как это до сих пор было невидано». Алексей Орлов вначале находился в Италии для поправления здоровья; он руководил работами по снабжению флота провиантом и запасами, а в начале 1770 года принял командование всем флотом, который к тому времени, по непрерывным настояниям императрицы, собрался наконец в Леванте; она писала Орлову: «Вся Европа удивляется вашему подвигу и с ожиданием взирает на вас…» Со стороны англичан к удивлению, не последовало никакой помехи; наоборот – герцог Шуазель настаивал, хотя и без успеха, на том, чтобы уничтожить флот при самом его появлении в Средиземном море. Однако английское правительство уже заранее начало создавать дипломатические затруднения по вопросу о могущих быть приобретениях на побережье Черного моря.
