Текст книги "История войн на море с древнейших времен до конца XIX века"

Автор книги: Альфред Штенцель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 104 страниц)

Подготовка битвы у Акциума

После того, как Лепид лишился своей армии, Октавиан завладел и северной Африкой, то есть Киренаикой. Восток и запад, таким образом, стояли лицом к лицу. Октавиан, несмотря на свою ограниченность и неспособность к военному делу, обладал неограниченным честолюбием; о том, как к нему относился Антоний, он мог судить по союзу его с Секстом Помпеем. После смерти Фульвии он выдал за Антония свою сестру Октавию, которая была, по-видимому, достойной и благородной женщиной; однако Антоний выказал к ней полное пренебрежение и открыто вел распутный образ жизни со знаменитой Клеопатрой, египетской царицей, последней представительницей выродившейся династии Птолемеев; он всецело подпал под ее власть и предавался безумной расточительности.

Вследствие этого дело скоро дошло до разрыва. Уже в 33 году отношения между Антонием и Октавианом были очень натянутые, а в следующем году начался открытый раздор, так как Антоний прогнал от себя Октавию, объявил Клеопатру законной женой и начал раздавать царства ее незаконным сыновьям. Вследствие этого Октавиан подал на него жалобу в сенат, за которым триумвиры еще сохранили некоторую тень власти. Друзья Антония не решились выступить в его защиту и бежали в Египет; начались приготовления к войне.

Несмотря на то, что Антоний, как человек, заслуживал полного презрения, он был опасным противником; после долгих войн в Азии против парфян и других народов, он имел в своем распоряжении большую, испытанную в боях армию и сильный флот. Сборным пунктом для своих боевых сил он назначил Эфес. По-видимому, он считал, что Греция всего более подвергалась опасности неожиданного нападения, а потому вместе с Клеопатрой отправился туда.

Там численность его армии скоро была доведена до 12000 человек пехоты и 12000 кавалерии. Ядром его флота, его главной боевой силой, были корабли самого Антония, число которых доходило до 170. За исключением немногих трирем и квадрирем, все корабли эти были октеры и декатеры («восьмерки» и «десятки»), громадные, прочные, с сильным тараном, снабженные деревянным броневым поясом для защиты от таранных ударов; высота борта посередине корабля доходила до трех метров и увеличивалась к носу и корме, так что брать их на абордаж было очень трудно; на палубе стояли тяжелые метательные машины и башни для навесного бросания снарядов. Корабли такой постройки, естественно, были тихоходны и неповоротливы, наступательная сила их заключалась, главным образом, в метательных снарядах, которые действовали не столько против кораблей, сколько против их экипажей. Таким образом, корабли эти имели большое сходство с кораблями Агриппы в битве при Навлохе, причем, однако, не имеется сведений ни об абордажном снаряде (harpax), ни о «воронах» (corvus).

Кроме того, Клеопатра привела с собой 200 египетских кораблей, легких и быстроходных судов, о которых более подробных сведений не имеется, но которые едва ли обладали большой боевой ценностью. Наконец, имелся еще транспортный флот из 300 судов.

Является совершенно необъяснимым тот факт, что у Октавиана к 32 г. до н. э. почти не было никаких сил для действия против нового могущественного противника; к тому же и Италия была совершенно истощена. Октавиан так необдуманно затеял с Антонием (как и раньше с Секстом Помпеем) борьбу, что последний, если бы обладал хотя бы некоторой решимостью и энергией, имел бы полную возможность напасть на него врасплох в самой Италии и, таким образом, быстро завершить войну; само население Италии было слишком вяло и равнодушно, чтобы организовать сопротивление. Вместо этого Антоний вел с Клеопатрой, сначала в Эфесе, а затем в Афинах, куда он перенес свой лагерь, самый распущенный и расточительный образ жизни, причем, одно празднество следовало за другим. В лагере его находилось 15 царей и принцев, дети которых должны были нести при египетской блуднице самую унизительную службу; сам Антоний унизился до того, что, облачившись в костюм гражданина Аттики, передал ей власть над городом, после чего ее статуя должна была быть установлена в Акрополе. Мы приводим эти подробности для того, чтобы обрисовать царивший в то время всеобщий упадок нравов.

Однако не все приверженцы Антония настолько лишились чувства собственного достоинства, чтобы не возмущаться таким бесстыдным и недостойным поведение; лучшие из них просто ушли от него, а другие пебежали на сторону Октавиана.

Поздней осенью 32 года Антоний отправился на Коркиру (Корфу) с намерением оттуда переправиться в Италию; нигде он не встречал ни противодействия, ни какого-либо препятствия на своем пути, но как только на горизонте показалось несколько легких военных судов, Антоний принял их за авангард флота Агриппы, которого он так боялся, и отказался от своего намерения. Не использовав ни разу своих боевых сил, ни армии, ни флота, он пошел назад в Патры и в Ахею, где устроился на зимних квартирах. Флот и армия его были распределены вдоль побережья Ионийского моря; главные силы стояли у мыса Акциума, при входе в Амбракийский залив (залив Арта). Можно сказать, что Октавиана спасла слава Агриппы, так как он в это время был не в состоянии помешать движению большой армии к Риму.

В дальнейшем Антоний своей полной бездеятельностью сумел превзойти Октавиана. У него были в изобилии и деньги, и транспортные средства, так как одна Клеопатра дала 20000 талантов на военные расходы, и несмотря на это, армия терпела недостаток в продовольствии, так как доставка его производилась самым беспорядочным образом. Вследствие этого в течение зимы с флота дезертировала масса гребцов, повальные болезни производили большие опустошения среди экипажей, так что к весне 31 года не хватало целой трети их состава. Антоний, который до тех пор ни о чем не заботился и беспечно утопал в роскоши в Патрах, сделал тогда распоряжение о наборе новых людей; однако достаточного числа людей набрать было нельзя, а набранные не имели никакого навыка.

Таким образом, сильный, искусный и испытанный в войне флот Антония еще до первого удара, даже не встретив ни разу неприятеля, был заранее ослаблен и физически, вследствие непростительной небрежности своего вождя, и морально – его дурным примером. Поэтому замедление в ходе военных действий приносило Антонию только вред, между тем, как Октавиан, выигрывал время на то, чтобы закончить свои приготовления, которые, впрочем, если бы он действовал обдуманно, должны были бы быть закончены к тому времени, когда он вызвал разрыв с Антонием.

У него не хватало денег на вооружение, а когда он попытался помочь этому введением новых налогов, то ему пришлось подавлять возникшее из-за этого возмущение. Уважение к власти и к закону, было окончательно подорвано вследствие общего упадка нравов.

Только весной 31 года Октавиан смог, наконец, начать военные действия. Сборными пунктами для его сил были Брундизий и Тарент. Армия его состояла из 80000 человек пехоты и около 12000 всадников; флот под командованием Агриппы насчитывал не менее 260 судов, но это был уже не тот флот, с которым он одержал победу у Навлоха, несмотря на то, что с тех пор прошло только 5 лет. Как это постоянно случалось у римлян, тот флот исчез бесследно, и Агриппа для борьбы с Антонием должен был создавать новый флот, притом совершенно особого рода.

Как было сказано выше, корабли Антония были сходны с теми, при помощи которых Агриппа разбил и уничтожил при Миле и Навлохе более мелкие быстроходные и маневренные суда Секста Помпея. Можно было бы думать, что этот решительный успех окончательно убедил Агриппу в полной целесообразности принятых им для своих кораблей конструкции и вооружения. Однако, наоборот, мы видим Агриппу во главе флота, корабли которого были похожи на тогдашние, потерпевшие поражение корабли Секста Помпея. Это были сравнительно небольшие, низкобортные корабли, по большей части триремы, мало внушительные на вид, но быстроходные и маневренные, похожие на «либурны», от которых они и заимствовали свое название. Либурнийцы были разбойничьим народом в Иллирии; их быстроходные корабли назывались «либурнами» (диерами, биремами); имя это присваивалось различным быстрым низкобортным судам.

Таким образом, Агриппа в корне изменил свой взгляд на тип корабля, наиболее пригодного для ведения этой войны. Преимущества тактики «волчьей стаи», когда несколько легких быстроходных судов одновременно атакуют неповоротливый «дредноут», стали очевидны уже к концу III в. до н. э. Распространение зажигательных снарядов давали легким судам дополнительные преимущества. Агриппе не требовалось изобретать новую тактику, достаточно было выбрать уже опробованную и наиболее подходящую к ситуации.

Новые корабли, либурны, большей частью имели только одни ряд весел, они были немногим более 30 метров длиной и около 4-5 метров шириной. Экипаж состоял из 84 гребцов и 36 офицеров, матросов и солдат, всего 120 человек. Такие корабли были наиболее приспособлены для морского разбоя, а вместе с тем и для действий морской полиции, то есть для преследования морских разбойников. По сравнению с тяжелыми крупными кораблями Антония, имевшими плохо обученные экипажи, новые корабли являлись опасным оружием, при наличии смелых и хорошо подготовленных экипажей. К тому же такие корабли быстро строились, и поврежденные могли быть заменены новыми из резерва.

Чем был вызван такой поворот в воззрениях Агриппы, остается неизвестным, хотя было бы чрезвычайно интересно выяснить этот вопрос в виду его важности; приходится поэтому ограничиваться одними догадками. Наиболее вероятным является предположение, что Агриппа, уже доказавший в первой морской войне свою проницательность устройством операционной базы, введением броневого пояса и изобретением абордажного снаряда, за это время успел правильно оценить значение быстроходности и маневренности как главных свойств боевого корабля. Такой взгляд мог выработаться у него еще во время войны с Секстом Помпеем, во время которой он имел возможность убедиться, что с быстроходными и поворотливыми кораблями Помпея, если бы тот использовал их как следует, можно было бы достичь совершенно иных результатов, и что тогдашней своей победой он был обязан не только численности и величине кораблей, метательным машинам и многочисленным легионерам, но и ошибкам неприятеля. Подтверждение такому взгляду он мог найти во время войны против иллирийцев, происходившей незадолго до 31 года, во время которой он мог еще более оценить достоинства «либурн». Наконец, на его взгляды могло оказать влияние и принятое им решение шире применять в будущих сражениях зажигательные снаряды. Как бы то ни было, решение изменить всю материальную часть флота и перейти от кораблей, только что доказавших в тяжелых боях свою пригодность, к совершенно новым должно считаться доказательством необыкновенной смелости.

Весной 31 года, как только новый флот был окончательно готов, Агриппа начал военные действия, в то время как армия Антония еще стояла на зимних квартирах. Агриппа начал малую войну на море, отправив на линии сообщений противника крейсерские эскадры, которые захватили много транспортов с провиантом и боевыми припасами, шедших из Египта, Сирии и Малой Азии, вследствие чего недостаток припасов, уже давно ощущавшийся в армии Антония, сделался еще острее. Затем эскадры эти стали неожиданно появляться у неприятельских берегов, производить высадки и разорять их.

Когда же представлялся удобный случай, Агриппа делал и серьезные нападения на неприятеля и причинял ему существенный вред. После непродолжительной осады он занял Метону в Мессении, на юго-западе Пелопоннеса; еще важнее было занятие острова Коркиры, который со своей прекрасной гаванью мог служить Антонию отличным опорным пунктом, откуда он имел бы возможность помешать переправе Октавиана через Адриатическое море; около этого острова Агриппа нанес поражение неприятельской эскадре. Короче говоря, Агриппа наносил противнику всевозможный вред, не ввязываясь в решительные действия и не рискуя, таким образом, понести крупные потери.

Экспедиции эти служили ему и для того, чтобы ознакомиться с положением дел у противника; в особенности ему важно было убедиться, что главные силы флота Антония – тяжелые боевые корабли – стояли в бездействии. Тогда он убедил Октавиана переправиться с армией в Эпир, что, в виду близости значительного неприятельского флота, представлялось предприятием очень рискованным; численность этой армии доходила до 90000 человек и Агриппа со своими кораблями охранял ее переправу. Впрочем, Агриппа правильно оценил Антония: переправа шла совершенно беспрепятственно, и так как остров Коркира был уже занят, то высадку оказалось возможным произвести не к северу от него, а значительно южнее, в бухте, стоявшей от Акциума только в 22 морских милях, в порте Глюкюс, носящем в настоящее время название Иоаннес, против которого лежит остров Паксос. Оттуда Октавиан немедленно двинулся вдоль берега к югу и разбил лагерь в 4 милях к северу от входа в Амбракийский залив, напротив Акциума.

Амбракийский залив имеет 18,5 морских миль в длину и до 10 миль в ширину, причем, по всей его длине глубина воды везде достаточная; вход в залив, однако, узок, извилист и мелководен (для тогдашних линейных кораблей наименьшая глубина фарватера равнялась двум саженям). Наименьшая ширина входа между Акциумом и нынешней Превезой составляла немного больше 3-х кабельтов – почти 600 метров. Вследствие значительной площади залива, даже ничтожная разница уровней в заливе и в море, происходящая от сильного дождя, таяния снега, ветра и т. п. вызывает в узком проходе сильное течение, которое доходит до 2,75 узлов; когда течение идет из залива в море, увлекаемые им твердые частицы при встрече с плотной, соленой водой Средиземного моря, осаждаются на дно, поэтому надо предполагать, что в те времена глубина воды в этих местах была больше, чем в настоящее время, когда вход в залив возможен только для мелкосидящих судов (с осадкой менее 3,7 м).

Войска Антония занимали обе стороны от входа. Для лучшей защиты входа были выстроены башни, на которых стояли тяжелые метательные машины; внутри бухты в полной безопасности, стоял флот Антония, между тем, как флот Агриппы должен был довольствоваться двумя открытыми бухтами у берега, что являлось и не очень приятной и далеко не безопасной стоянкой.

Известие о переходе Октавиана в Грецию застало Антония еще в Патрах; в страхе он тотчас же двинулся оттуда в Акциум, куда стянул и все свои войска. Сгоряча он даже перешел с ними на северную сторону, однако, не принял сражения, на которое неоднократно вызывал его Октавиан, ограничиваясь попытками отрезать противнику подвоз провианта при помощи своей кавалерии и другими подобными же попытками, которые большей частью кончались для него неудачно.

Отказ от сражения на суше может быть объяснен только нерешительностью Антония, а не какими-либо основательными причинами, так как армия его была сильнее армии Октавиана; откладывая решительные действия, он мог только проиграть, так как рассчитывать на длительную отсрочку он уже не мог, а между тем, снабжение армии делалось все более затруднительным; кроме того, уклонение от сражения в связи с продолжительным бездействием и постоянные неудачи понижали боевой дух армии. Вместе с тем Антоний был исполнен недоверия к окружавшим его лицам, и недоверие это доходило до такой степени, что он приказал умертвить нескольких наиболее знатных своих сторонников; при этом они не были просто убиты или казнены, но самым жестоким образом замучены, как это делали восточные деспоты. Это заставило многих уважаемых римлян перейти на сторону Октавиана.

Подошел конец августа, а обе армии и флот Антония еще не сделали ничего заслуживающего внимания. Один только Агриппа проявлял неустанную деятельность. Он поручил наблюдение за входом в Амбракийский залив особой эскадре под командой Арунция, а сам продолжал со все возрастающим успехом вести малую войну. Он занял лежащий у берега Акарнании недалеко от Акциума остров Левкаду, который до того служил Антонию (как раньше Коркира) в качестве передовой морской станции, и захватил находившиеся там корабли; оттуда стал угрожать Акарнании, то есть тыловым сухопутным сообщениям Антония, а вместе с тем совершенно отрезал ему морской путь, так как путь этот проходил мимо Левкадии. Затем он разбил у Коринфского залива эскадру под командой Квинта Назидия (по-видимому, снаряженную Коринфом и Сикионом), которая шла на соединение с Антонием, и занял город Коринф, имевший большое значение для сношений Антония с его восточным царством, а затем и Патры, служившие ему в прошлом году зимней квартирой.

Во время отсутствия Агриппы, находившегося в экспедиции, один из младших начальников Антония, Сосий атаковал блокадную эскадру Арунция; благодаря туману ему удалось захватить ее врасплох и поставить в довольно опасное положение, но, по счастливой случайности, как раз в это время появился возвращавшийся из экспедиции Агриппа и разбил эскадру противника, причем, был убит и Сосий. На этот раз Агриппе помог счастливый случай, однако счастье редко само собой дается кому-нибудь в руки; ленивые приверженцы Антония никогда его не находили, между тем, как Агриппа своей неустанной деятельностью сам давал счастливому случаю возможность наткнуться на него.

Тем временем, Антоний со своей армией снова переправился через пролив у Акциума; положение его стало совершенно невозможным, так как морские пути сообщений были отрезаны, а сухопутные находились под угрозой; между тем, Акарнания и ее окрестности были уже совершенно истощены. Таким образом, ему оставалось одно из двух: или сражаться или уходить назад. Однако последний исход представлялся очень затруднительным.

1) На морской путь, по которому армия и флот могли бы отступать совместно, рассчитывать было невозможно в виду того, что на военном флоте могла поместиться лишь часть армии; необходим был еще значительный транспортный флот. При этом не подлежало сомнению, что весь флот был бы, несомненно, атакован Агриппой, и военному флоту, связанному транспортами, пришлось бы вступить в бой при самых неблагоприятных обстоятельствах. Даже в случае победы транспортный флот пострадал бы.

2) При разделении флота и армии последняя должна была бы уделить флоту, по крайней мере, три легиона (20000 человек), чтобы придать ему достаточную боевую силу, так как собственно морских солдат во флоте не было. При выходе в море флоту пришлось бы вступить в бой с флотом Агриппы, и при недостаточной численности экипажей – потерпеть неминуемое поражение, так как вся сила Антония должна была заключаться именно в абордажном бою; таким образом армия была бы значительно ослаблена.

3) Для отступления армии оставался открытым только путь через Элладу, а именно через Акарнанию и Этолию, гористую и бедную страну, так как путь через Эпир был отрезан Октавианом. На этом пути невозможно было бы избежать арьергардных боев, а может быть и крупного сражения. Вместе с тем, тот пункт, где сходились пути отступления армии и флота – Коринф – уже находился в руках неприятеля.

4) Наконец, даже в лучшем случае нельзя было ничего выиграть отступлением, а, между тем, упадок духа армии, уже давно подорванного бездействием и лишениями, мог, весьма вероятно, дойти до того, что она пришла бы в окончательное расстройство.

Таким образом, оставалось одно – сражаться, и Антонию приходилось выбирать, решать ли дело на море или на суше. Самые верные друзья его настоятельно советовали ему дать сражение на суше; в пользу этого решения говорило и то, что армия Антония, состоявшая из старых, испытанных в бою легионов, все еще превосходила численностью армию Октавиана. Не подлежало также сомнению, что солдаты будут сражаться храбро, так как воинский дух армии, даже при неумелом командовании и при неблагоприятных обстоятельствах, продолжает еще долго держаться, и воин про призванию сражается, если не за своего вождя и его интересы, то за честь своего оружия и знамени.

Но Антоний послушал советы не своих друзей, а Клеопатры, которая желала обратного, не ради интересов своего любовника, а из страха за свою безопасность. Она уже не верила в победу и думала только о том, как бы покинуть тонущий корабль. После поражения на суше бежать ей было трудно и, во всяком случае, рискованно, между тем, как морем она легко и быстро могла бы добраться до своей родины – Египта. Она, конечно, рассчитывала, что если победитель последует туда за ней, то ей удастся так же обольстить его, как ей удалось это с Цезарем и Антонием. «Поэтому», – как говорят документы, – «она посоветовала дать сражение на море, а Антоний, совершенно подчинившийся ей, последовал этому совету, вопреки собственному убеждению».

Однако в пользу сражения на море можно привести и другие соображения:

1) Если бы сухопутное сражение не привело к решительному результату, и даже если бы результат был в пользу Антония, но без полной победы, положение его сделалось бы еще хуже, чем было до тех пор, так как при отсутствии сообщения по морю его ожидали и в Эпире те же затруднения по обеспечению армии продовольствием, а переправиться в Италию он не мог, пока морем владел Агриппа.

2) Наоборот, если бы ему удалось одержать победу на море, то для него отпадали всякие заботы о продовольствии и он получал, в свою очередь, возможность затруднить снабжение противника. Затем, в случае победы, все пути его флоту и армии были открыты, и он получал возможность идти, куда пожелает, прежде всего в Италию и Рим, причем, флот мог бы помешать Октавиану переправиться через море для преследования его.

Решение всего вопроса сводилось, таким образом, к владению морем, которое Агриппа, правильно оценив обстановку, при помощи своих быстроходных кораблей, сумел закрепить за собой.

В настоящее время невозможно определить, насколько эти последние соображения повлияли на Антония. Решившись дать сражение на море, он начал готовиться к нему с приливом прежней своей энергии. На пополнение сильно поредевших экипажей линейных кораблей он назначил людей с других судов, которые затем сжег; так он поступил с египетскими кораблями, которых осталось только 60; затем он посадил 22000 легионеров (20000 тяжелой и 2000 легкой пехоты) на боевой флот.

Сожжение судов надо считать ошибкой, так как собственные его люди могли понять это только как признание в том, что он сам не надеялся больше на победу и предпочитал сжечь корабли, которые не мог использовать в бою, чтобы не отдавать их противнику. Такая мера могла привести только к тому, что мужество его людей, и без того подорванное лишениями, дезертирством, потерями в боях и т. п. стало еще больше колебаться, так как людям как будто намекали, что предстоящее сражение будет отчаянным. Между тем, необходимым условием успеха является твердоая уверенность в своем превосходстве над противником; эту уверенность в победе начальник должен стараться всеми мерами внушить и укрепить в своих подчиненных даже в том случае, если сам ее не разделяет. Сожжение кораблей как раз противоречило этому правилу.

Этот поступок Антония в связи с решением его дать морское сражение, а не более для него выгодное сухопутное, и с его дальнейшим позорным бегством, дают основание думать, что он с самого начала далеко не был уверен в своем успехе и, до известной степени, заранее считал себя погибшим.

Число кораблей Антония в точности неизвестно. Крупных боевых кораблей, по 8-10 рядов весел, было около 170; общая численность экипажей должна была доходить до 100000 или даже более, из которых около 25000 были солдаты (не менее 120 солдат на корабль).

Октавиан посадил на свой флот очень большое число легионеров – 34000, в том числе лучшие свои войска; в состав его флота входило около 260 трирем (либурн, о которых говорилось выше). Общая численность экипажей должна была доходить до 80000. Чтобы освободить место на палубе, с кораблей был снят такелаж.