Текст книги "Октоберленд"

Автор книги: Альфред Аттанасио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

5
ЯЩИК МАНЯЩИХ СНОВ

Шаи Малиа и Поч смотрели телевизор в Зале Собраний, где в прошлом род собирался почитать предков и праздновать славу живых своего прославленного доминиона. Стены черного оникса с белыми прожилками были выше трех ростов огра; изящные колонны красного мрамора поддерживали кованую золотую крышу с фризом слоновой кости, где были вырезаны барельефы полных Чарма аспидных цветов, заостренных листьев и мятных трав, из которых делали первые амулеты на заре талисманических времен.

Чтобы закрыть яркий свет с балкона, была развернута высокая ширма, и на ее аспидно-черной поверхности сплетались изображения планет в ореолах полярных сияний, пролетающих комет и звездных скоплений. Агатовые занавеси закрывали двойные каштановые двери, чтобы, когда слуги входят и выходят, свет снаружи не затмил изображение на экране. По обе стороны дивана, где сидела чета, положив ноги в кроссовках на пуфы, стояли бронзовые треножники с сердоликовыми блюдцами, где лежали лопнувшие от жара ядрышки зерен с Темного Берега – Овери Скарн называла их поп-корном.

Шаи Малиа поначалу фыркала на странный наряд своего мужа с Темного Берега, но, примерив пару сандалии с непонятной подошвой, нашла их удобными и сменила ведьмины покрывала на вареные облегающие джинсы и черную водолазку. Голубая лента охватывала ее блестящие черные кудри, открывая лицо, выражавшее увлеченность, с которой Шаи Малиа смотрела на экран.

Сетка сапфировых наговорных камней, накинутая на колонки по обе стороны телевизора, переводила речь персонажей на диалекты Ирта. Царственная чета, попеременно смеясь и завороженно глядя на экран, не покидала дивана. Слуги в геральдических ливреях подбавляли поп-корн в сердоликовые блюдца и приносили сосуды с коричневой сахарной водой и такие же коричневые сладости, называемые «шоколадом».

– Куда ты? – спросила Шаи Малиа, когда ее муж встал, – Она же сейчас узнает, что ее возлюбленный шантажирует ее отца! Вот шуму-то будет…

– У меня пузырь сейчас лопнет. – Поч взял пульт с подлокотника и остановил ленту. – Мы уже сидим тут часами, глядя в этот ящик снов. Ты не думаешь, что надо бы проведать Милых?

– Ты просто хочешь видеть сестру. – Шаи Малиа потянулась за пультом. – Давай сейчас посмотрим, как она узнает про шантаж, а потом пойдешь в уборную.

– А что сделают Милые с Джиоти?

– Что бы они ни сделали, это будет не так сурово, как то, что хотела Овери Скарн. – Шаи Малиа потянула Поча за руку. – Дай мне пульт. Я хочу посмотреть, что дальше будет. А когда ты придешь, промотаем обратно.

– Ладно. – Он протянул ей пульт и направился к черным занавесям. – Через минуту вернусь. И посмотрю, есть ли у нас еще этот круглый хлеб с красным ягодным соусом и расплавленным белым мясом…

– Пицца, – напомнила она ему название и, не отрываясь от экрана, добавила: – И не беспокой Милых. С твоей сестрой все в порядке. Вскоре она увидит их благодать, как видим ее мы. Да, и карамельные зернышки не забудь.

На обратном пути у яшмовых колонн, окружающих ванную из красного камня, мощная фигура преградила ему дорогу.

– Маркграф, мне нужно с вами поговорить. – Овери Скарн достала пакетик величиной с ладонь в хрустящей прозрачной обертке с изображением верблюда. – Сигарету?

Поч остановился, уперев руки в бедра.

– Тебе не полагается быть на этом этаже замка, Овери.

– Я прилично заплатила, чтобы купить сюда доступ. Пожалуйста, маркграф, не откажите мне в минуте вашего времени. – Она достала из пакета тонкую белую трубку. – Не хотите попробовать сигарету? Попробуйте – вы же видели их в телевизоре.

Поч взял бумажную трубку и вложил ее между губами, как показывали в фильмах. Когда Овери Скарн зажгла ее, он втянул полные легкие едкого жара и тут же выпустил клубящийся дым из носа, сдерживая кашель.

– Горячо, как на Хелгейте!

– Вы не затягивайтесь так глубоко. – Она зажгла сигарету для себя и с наслаждением выпустила дым. – Если это делать как надо, то очень успокаивает. Возьмите всю пачку. Я уверена, что вашей жене понравится.

– Зачем ты подкупала часовых? – Поч попробовал затянуться осторожнее. – Что тебе нужно, чего у тебя еще нет? «Шахты Бульдога» недовольны прибылью, которую получают от наших фабрик в джунглях?

– Более чем довольны, маркграф. Я пришла говорить не о деньгах. Я хочу узнать про гоблинов.

– Нам гоблины пока вреда не причинили. – Струйка дыма, попавшая в глаз, заставила Поча опустить сигарету и поморщиться. – Я видел доклады о событиях в других доминионах. Нападения троллей и огров разрушили сельское хозяйство. Там ожидается голод. А если они выйдут из Кафа и возьмут Заксар, сама талисманическая промышленность будет подорвана. Ужасные времена, Овери. Нам нужно организовать поставки пулевого оружия другим домам, и быстро.

Овери Скарн выпустила кольцо синего дыма.

– А вы не задумывались, почему Новый Арвар, изолированный и абсолютно беззащитный посреди джунглей Илвра, был пощажен? Ни одного нападения троллей, ни одного набега огров. Почему?

– Слепой бог Случай благоволит нам – пока что.

– Быть может. – Агентша сбросила пепел на сияющий навощенный пол. – Но вот что следует вам помнить, маркграф: ресурсы «Шахт Бульдога» огромны. Они купили вам ваш титул. Купили для меня ваших часовых, так что я могу теперь покурить с вами. Они даже купили исключительное право торговли с Темным Берегом. И посмотрите на себя – я вижу, вы рады тому изобильному образу жизни, который купили вам мои Средства. – Она показала сигаретой на джинсы и футболку Поча.

– У вас необъятные средства, Овери, – согласился молодой маркграф и затянулся очередной порцией дыма. – Я действительно благодарен тебе за помощь. Но ты пыталась убить мою сестру. Это не было необходимо. Ты должна теперь держаться подальше. Я знаю, что у тебя были благие намерения – только пути ошибочны, – но это было уже слишком.

– Если ты мне благодарен, то заставь свою жену понять, что это я владею Новым Арваром. – Она бросила окурок на пол и раздавила каблуком. – Заставь ее понять, что меня нельзя отправить в комнаты для слуг ждать ее приказов. Пусть я не пэр, но у меня есть средства вести себя как пэр – и открыть другим пэрам Ирта то, что я могу знать о гоблинах, да и о том, почему наш любимый город остался нетронутым.

6
ВОДЫ ОГНЯ

– Скарн знает о гоблинах! – отчаянно простонал Поч, возвращаясь в Зал Собраний. – Она их называет гоблинами!

– А? – Она махнула ему рукой, чтобы сел на место. – Она знала, что ее отца шантажируют! Это она сама и придумала!

– У Скарн нет отца. Она сирота из Зула…

– Да не Скарн, а эта, в телевизоре! – Шаи Малиа ткнула подбородком в сторону экрана. – Смотри – она собирается удрать с его второй женой. Они, оказывается, лесбиянки, и вместе подводили мину под ее отца!

Поч схватил пульт и выключил телевизор.

– Шаи! Овери Скарн поймала меня возле туалета. Она знает, что мы прячем Милых.

Шаи сняла ноги с оттоманки и села ровно, окаменев от возмущения.

– А что Скарн вообще делает на этом этаже? Я ей сказала, чтобы сидела у себя!

– Она ясно дала понять, что не собирается получать от нас приказы. – Поч поставил ногу в кроссовке на диван и налег животом на колено, глядя на жену расширенными в тревоге глазами. – Она говорит, что владеет Новым Арваром – и я не спорю с этим. Деньги «Шахт Бульдога» купили для нас все. Но она знает о Милых!

– Ты думаешь, они ее призвали?

– Нет, нет, совсем нет! В том-то и беда! – Лицо Поча перекосилось беспокойством. – Я не знаю, как она это сделала, но она их видела и не ощутила их благодати. Для нее наши Милые – гоблины! Я боюсь за них, Шаи.

– Пока она видит в них гоблинов, они действительно в опасности, – согласилась Шаи Малиа, крепко беря супруга за руку. – Но у наших Милых едва хватает сил сражаться за место в этом мире. Осмелимся ли мы их просить воспользоваться волшебством, чтобы Скарн увидела в них изгнанных крошек-эльфов, как это на самом деле и есть? Иллюзии этого мира трудно разрушить. Сейчас они бросили все силы на создание волшебных яиц, чтобы снять с твоей сестры заклятие отвращения. Это может их полностью истощить!

– Если Овери откроет их присутствие другим пэрам, все погибнет! – Поч почти выл от отчаяния. – Надо дать им еще наговорных камней и попросить очистить разум Скарн.

– Не важно, сколько мы им дадим наговорных камней, Поч, важно, что они не могут использовать много Чарма одновременно. – Шаи Малиа в возмущении встала. – И все потому, что Скарн к нам вломилась!

– Давай пойдем и предупредим наших крошек.

Поч взял жену за руку, и они поспешно вышли из зала.

В покоях гоблинов Джиоти лежала среди плетеной паутины и пульсирующей массы личиночных яиц. Каждое яйцо было пакетом точных и сложных химических инструкций, извлеченных из тел гоблинов. Созрев, яйца лопались, выпуская гипнотические туманы, передававшие приказы каждому, кто их вдохнет. А приказы были всегда одни и те же – верность Милым, забота о крошках-эльфах из высшего мира и необоримая живость любви к сырной вони этих маленьких созданий – гипноз заставлял эти мерзкие миазмы казаться запахом роз на алтаре.

Джиоти лежала, парализованная телепатией гоблинов. Лишенная амулетов, оставленная без защиты Чарма, она лежала, полностью подвластная мощным разумам более горячих существ. Младенческие тела ползали над ней с наговорными рубинами в ручках, и прозрачные их экскременты перламутровой пеленой залепляли ей волосы, лицо, руки. Обернутая в кокон, она чувствовала, как ее поднимают постепенно натягивающиеся волокна под медленно поворачивающимися тельцами гоблинов. Они наматывали на себя прилипшие к ней нити, и ее подтягивало к потолку.

Толстые белые отложения личиночных мыслей пульсировали живыми жемчужинами в окутавшей ее паутине. Вскоре они лопнут. Химикалии вторгнутся в ее мозг и изменят рисунок нейронов коры, физически внушив ей страсть к этим гоблинам.

Она могла только смотреть из своего беспомощного тела. Едкая вонь ползающих тел у ног жгла носовые пазухи и сушила горло. Тянуло на рвоту. Тошнота накатывала волнами, но тело не могло ответить судорогой на это ощущение.

Дверь открылась, и сквозь затянувшую лицо вуаль Джиоти увидела приближающийся силуэт. Чьи-то пальцы рванули нити, поддерживающие Джиоти в стоячем положении, и она рухнула на пушистую подстилку белых выделений гоблинов. Она ощутила мощную струю гоблинской телепатии, которая боролась с ворвавшимся пришельцем.

Разумы гоблинов напряглись, усиленные Чармом, конденсированной энергией Извечной Звезды. Эта борьба не могла продолжаться долго: горячие разумы пылали даже ярче Чарма, и Джиоти ощутила, как загорелись наговорные камни, защищавшие склонившийся над ней силуэт.

Прохладная плоскость ножа поцеловала ее щеку, срезая вонючую ткань, закрывавшую лицо. Борцовское лицо Нетте склонилось над ней, в щетинистой седине застряла паутина.

– Не спасти нас обоих… – Она застонала, подхватывая Джиоти на руки. – Прочь отсюда.

Нетте понесла маркграфиню по сугробам липкой паутины, личиночные яйца путались у нее в ногах.

Гоблины съежились у подоконника, дольчатые лбы блестели чешуйками слюды пота – они изо всех сил направляли телепатическую мощь против амулетов Нетте. Один за другим трескались вдоль жезлы силы, их янтарная прозрачность тут же сменялась матовой чернотой.

Нетте попыталась ударить гоблинов ножом, вспороть эти тельца. Но воздух вокруг них был слишком плотен от вибраций их силы. Если бы она посмела подойти к ним вплотную, все ее жезлы силы полопались бы, и она свалилась бы перед ними, беспомощная, с маркграфиней на руках.

Вместо этого Нетте ударила ногой в окно у них над головами, задвижка отлетела, и рама распахнулась. Убийца бросилась вперед и успела высунуть маркграфиню за окно, как раз когда лопнули последние жезлы силы, выпуская Чарм.

Джиоти схватилась за покрывавший стену плющ на неровностях кирпича, а Нетте успела выдохнуть:

– Берегись Н’драто – меня больше нет…

Резкий порыв воздуха захлопнул окно – Чарм Нетте выдохся, и гоблины телепатически притянули ее к себе. Дымчатое плетение серебристых волокон затуманило треснувшие стекла, и Нетте раскрыла рот в крике – но крика не было. Личиночные яйца у ее ног лопнули, и сквозь ноздри их дым устремился женщине в мозг. В спинном и головном мозге забурлили воды огня, содержавшие миниатюрные молнии ее мыслей – все ее существо задрожало под воздействием изменений самой ее души.

Дверь в комнату распахнулась, ворвались Поч и Шаи Малиа, лавируя среди разорванной паутины.

– Милые – чего вы так испугались? Почему так съежились? – вскрикнула Шаи Малиа.

– Джиоти! – закричал Поч. Он бросился к стоявшей перед окном на коленях женщине, потянул ее за короткие седые волосы. – Что ты сделала с моей сестрой, убийца?

– Из окна! – закричала Нетте. – О боги, я потеряла ее! Она для нас потеряна!

Поч распахнул окно и увидел дорожку оборванного плюща, где Джиоти слезла по стене замка. Между черными кипарисами не было и следа ее.

– Что я наделала? – выла Нетте. Обливаясь слезами, она глядела на гоблинов – то есть на крошек-эльфов – и моляще протягивала перед собой руки. – Простите меня, Милые! Простите!

Шаи Малиа присела рядом и прижала голову плачущей убийцы к своей груди.

– Тише, тише. Милые тебя любят – и у тебя еще будет время показать, что ты их тоже любишь.

7
СТРАШНАЯ ЛЮБОВЬ

Самолет только сел в международном аэропорту Ньюарка и еще не зарулил на стоянку, как Мэри Феликс уже была на ногах и направлялась к выходу. Она обрадовалась, когда ее остановила стюардесса, потому что женщина с льняными волосами, призрак, который мелькал перед ней в течение всего полета, к другим не приближалась. Во время спуска бледная фигура исчезла совсем, и вместе с ней исчезла прохладная энергия осени, окружавшая Мэри почти всю дорогу. И все равно Мэри боялась, что фантом в любой момент может вернуться, и она была среди первых, кто вышел из самолета.

– Мэри! – Низкорослым пастор с курчавыми седыми волосами замахал ей рукой, и на миг вокруг него вспыхнуло солнечное гало. – Мэри Феликс!

Она смотрела на него с испугом, опасаясь, как бы и он не оказался призраком.

– Вы едете в Октоберленд, – сказал серьезно священник, подходя к ней. – Я послан вас туда сопровождать. Прошу вас, дорогая, пойдемте со мной.

Мэри попятилась мимо ряда пластиковых сидении, в груди был сосущий вакуум.

– Как вы меня нашли?

– Нашел? – Священник весело улыбнулся. – Мы были с вами все это время! – Он протянул руку. – Я – Овен, первый в круге, и потому первый, кто должен вас встретить и представить остальным. Но вы уже знакомы с Девой – той женщиной, место которой вы вскоре займете.

Понимание щелкнуло в мозгу, как выравнивание сил, как что-то магнитное, материальное.

– Этот призрак – она из ваших…

– Была одной из наших. – Овен сделал жест рукой в сторону скользящих дверей выхода. – Пойдемте, Мэри Феликс, и я расскажу вам все, что вы хотите знать.

Мэри замялась. Она доехала сюда, чтобы встретиться с Ноксом, посмотреть, что может она сделать, чтобы выручить своего спасителя Бульдога. Но теперь, когда она прибыла, страх сгущался.

– Все это так для меня ново – магия, – призраки, даже мое собственное тело. Вы знаете, я на самом деле совсем не так молода.

– Мы знаем. – Овен ласково улыбнулся, и когда он взял ее за руку, электрическое тепло забилось в ее теле пульсирующим зарядом благоденствия. – Мы помогли оживить вас в лесу совсем недавно. Вы не помните?

– Я была не в себе. – Она позволила вывести себя из аэропорта к поджидающему на стоянке такси. Хотя утро еще не выпустило солнце в небо, воздух был плотным и душным. На востоке, над диспетчерской вышкой, горела Венера – утренняя звезда, фитилек на фоне последних синих теней ночи. – Куда вы меня везете?

– Как куда? В Октоберленд, конечно. – Овен подсадил Мэри на заднее сиденье машины и сам сел рядом. – Наш водитель – тоже член ковена. Ее зовут Телец.

Водитель – широкоплечая черная женщина с большими бычьими глазами и приклеенной улыбкой, тронула с места раньше, чем священник успел закрыть дверь.

– Милая, у тебя вид напуганный. – Она блеснула улыбкой через плечо. – Не надо. Октоберленд создан для жизни и веселья.

– У Девы вид был не слишком веселый – и не живой тоже, – решилась сказать Мэри и была поражена неожиданным смехом водителя и пастора.

– Каждый должен умирать. – Телец подмигнула в зеркало заднего вида. – Кроме Хозяина. Он будет жить и танцевать вечно.

– Нокс, – сказала Мэри.

– О нет, дорогая, мы никогда не называем его этим именем. – Овен наклонился и твердо стиснул ее руку. – Он – Хозяин, именно потому, что никогда не умрет.

– Умер даже Иисус, – возразила Мэри, приподняв бровь и глядя на Овна. – Вы священник. Как вы можете называть хозяином или господином кого-либо, кроме Христа?

Снова радостный смех заполнил салон.

– Я банкир, – сообщила Телец, – но я не поклоняюсь деньгам. Овен – священник. Его дело – сирые и убогие, но не Иисус дает ему силу исцелять болезни и менять людям жизнь. Это магия Хозяина.

– Конечно же, вы понимаете, – подхватил Овен. – Посмотрите на себя. Вы просто подросток. Разве чудо превратило вас из старой карги в юницу? Совсем нет. Это наука, которую мы лишь смутно воспринимаем, но все же наука. И по этой науке Хозяин никогда не умрет.

– А вы? – холодно осведомилась Мэри. – А Дева? Почему этой науки достаточно лишь на то, чтобы одному только Хозяину сохранить вечную жизнь?

– Да она склочница! – рассмеялась Телец. – Ох и повеселишься ты с Хозяином! Ох и повеселишься!

На забитом машинами виадуке над камышовым болотцем и зелеными лужами химических отходов пастор спросил:

– А в чем ваша вера, Мэри Феликс? Как вы согласуете то, что с вами случилось, с тем, что вам известно о Боге?

– Я – ученый, – ответила Мэри, хотя не могла с уверенностью вспомнить ни один из аспектов своей прежней личности. – Я считаю, что Бог хочет, чтобы мы думали самостоятельно.

– И в вашей мысли, Мэри, есть ли место для веры?

Мэри подавила дрожь от страха езды в этой машине с двумя незнакомцами по дороге к месту зла. Она заставила себя сосредоточиться на неоновом изображении орла над пивоварней, расправлявшего крылья.

– Я верю в то, что когда не остается места мысли, Бог позаботится обо всем остальном.

– Отличный ответ, – вмешалась Телец. – Оставь тайну там, где ей место. А наше дело в этой жизни – работать с тем, что мы знаем. Если каждый будет так поступать, мир станет гораздо лучше.

– Но у вас же наверняка есть представление о Верховном Существе, – нажимал пастор.

– У моего мужа оно было, – сказала Мэри, глядя на едущий рядом полицейский мотоцикл. – Он говорил, что Бог – это и есть сама Природа, что мы уже живем в небе и в аду, а жизнь – это искусство отличать одно от другого.

Овен наклонился через плечо Мэри и помахал полицейскому.

– Это Близнецы. Он согласился нас сопровождать. В такси перед ним – Рак, а за рулем такси – Стрелец.

Мэри вгляделась и увидела старуху азиатку в такси, за рулем которого улыбался индеец в ковбойской шляпе. Справа их обогнал «мерседес», и элегантно одетая пара помахала руками оттуда – волосы у водителя были как львиная грива, а женщина с длинной шеей сидела ровно, и волосы ее были разделены на прямой пробор.

– Лев и Весы, – представила их Телец. – Мы окружены друзьями. Они все приехали проследить, чтобы ты добралась до Октоберленда без приключений.

– Вы боитесь, чтобы я не сбежала?

Ее грызла уверенность, что она совершила ошибку, бросив Бульдога.

– Сбежала? – Телец закинула назад голову в звонком смехе. – Куда бы ты могла сбежать? Хозяину принадлежит весь мир.

Всю оставшуюся дорогу до города Телец и Овен напоминали Мэри, как ей повезло войти в их круг, посвященный долгой жизни и магии. Она отвлеклась на картонные навесы на ступенях старого кирпичного дома и услышала, как говорит о них пастор.

– Иисус знал, что Бог любит их сильнее – бездомных, недужных, убогих. А знаете почему, Мэри? – Карие глаза смотрели с холодным напором. – Помните: Иисус велел любить своих врагов, потому что их любит Бог! Бог посылает дождь и солнце равно на грешных и праведных. Помните? А Исаия, любимый пророк Иисуса, голос Божий, объявляет: «Я творю добро и зло, Я Господь их!» Вы понимаете? – Он улыбнулся без капли веселья. – Бог любит нас. Но это страшная любовь.

8
ЗЕМЛЯ, СТАНЬ ДОРОГОЙ

Буль стучал по тяжелой металлической двери склада:

– Эй, Райан! Выпусти меня!

Ответа не было, и Буль сел посередине пустого помещения в уверенности, что Райан поспешил доложить о нем другим работникам университетской научной станции. От этого он рассвирепел. Он был искренен с коллегой Мэри, верил, что истина покажется правдоподобной этому человеку, который видел его в образе Бульдога. Застонав от досады, он двинул ногой в дверь.

Долго он так сидел, кипя от злости, и наконец ему надоело переливать из пустого в порожнее. Он лег и погрузился в сон. Ему снилось, что он бредет по мелководью, где морские коньки рассыпают яркие цветные полосы в хрустальных брызгах, и разноцветные моллюски кружатся во взбудораженной им воде. Он вышел к пирсу и взобрался по лестнице, прислоненной к свае, вылез на край мола, где стояла лачуга. В ней сидели у очага и ели рабочие, шьющие паруса, и плетельщики талисманов. Он опустился на шаткую скамью у расколотого стола из прибитого прибоем плавника под светильником из акульей шкуры. Сквозь щели лачуги задувал морской ветер, и Буль смотрел на сверкающую бухту, окутанную смогом, и когда ветер сдувал клубы дыма с утесов, открывались изъеденные окислами улицы и обгорелые дома, вырезанные прямо в камне. Ядовитые цветные пятна изъели склоны обрыва, изрытые лабиринтами переходов. Какая-то дрожь из завешенной клетки привлекла его внимание. Он убрал фиолетовую занавеску из сухих водорослей и увидел перед собой фигурку мраморной наготы, закрытую алыми и зелеными перьями. Маслянистые волосы спадали на лицо, и он попросил: «Скажи мне правду, сивилла, я человек или пес?» Тогда к нему поднялось алебастровое лицо с раскосыми яшмовыми глазами. Из идеально круглого рта высунулся язык голубого пламени.

– Все зависит от того, как ты умрешь!

Проснулся Буль внезапно. Он знал, что ему приснился Ирт, собственная жизнь в обличье Бульдога, но не знал, было ли это воспоминанием или игрой воображения. Живость сна убеждала, что нечто подобное он уже переживал. Он напряг мозг, пытаясь еще что-нибудь вспомнить из прежней жизни на Ирте, надеясь, что память начнет возвращаться. Но ничего больше не всплыло, и вскоре он стал думать над словами сивиллы. Буль гадал, не был ли этот сон провозвестием смерти, раз он теперь стал человеком.

Буль снова ударил в дверь, потом стал сердито ходить из угла в угол. Он прыгал на стены, бил их ногами и руками и отскакивал, еще больше разъяренный. Ухватившись за ручку двери, он изо всей силы потянул на себя, потом отлетел, когда засов не поддался. От злости он вцепился в выключатель и сильно дернул, вырвав провод из коробки.

Внезапный удар тока потряс его руку до самого плеча. Лампочка под потолком стала серой тенью с пульсирующей красной нитью. Колени Буля подкосились, он дернулся, пытаясь выпустить оголенный провод. Но электричество потекло горячее, держа его мертвой хваткой.

В дрожащих тенях он увидел, как раздувается рука под током. Вспушился коричневый мех, искры полетели от когтей и завертелись в воздухе синими спирохетами. Тело раздалось со звуком натягиваемой ткани, плоть мощно задрожала на прочном каркасе костей.

Электрическая сила, текущая в него, несла с собой Чарм, накопленный огромными амулетами Земли: сетями электропередач, гигантскими плотинами ГЭС, городами с их талисманической геометрией. Тысячелетние труды Даппи Хоба превратили планету в гигантский коллектор Чарма, и сейчас мощь этого коллектора вливала свою мощь в Бульдога. Волшебная сила вернулась, и он внезапно, в долю секунды, понял это все, обрел снова ясность.

Свет над головой потух, поток электричества из оборванного провода прекратился. Ночным зрением Бульдог увидел проблеск света из-под косяка двери. Положив одну руку на косяк, он вырвал металлическую дверь из стены под треск разбиваемых кирпичей. Дверь загремела, упав на бетонный пол, и Бульдог вышел в ночь с ее безупречной красотой.

Никакой искусственный свет не пытался затмить небесное излучение Млечного Пути. Бульдог зачерпнул силу изнутри себя и зашагал в ночь, хрустя гравием.

Попозже на гравийной дорожке запрыгает свет фонаря – это Райан выйдет из темного здания станции. Он увидит вывернутую металлическую дверь, обрывки одежды, лопнувшие ботинки и нечеловечески огромные следы ног бегущего гиганта. Ощутив, как мороз пробирает его по коже, он поймет, что все безумные подробности рассказа Буля были правдой.

Но сейчас Бульдог бежал в темный лес, и никто на Земле не знал, что он на свободе. Он бежал без оглядки. Удар электрического тока, пролившийся в его тело, подтверждал рассказ Мэри Феликс о тысячелетних трудах Даппи Хоба по превращению этой планеты в огромную связку амулетов. И теперь он знал все хайвеи, все высоковольтные линии и все кабели, знал все города, существующие, чтобы собирать для него Чарм.

Он двигался лесами на юг, и на бегу, когда встречные предметы сливались от скорости в размытую полосу, без всяких усилий обдумывал свой сон. Неудача есть героизм – вот что он понял из слов сивиллы. Не важно, человек он или зверь, главное – он смертен. И эта мысль заставляла его прибавить ходу на звездных лесных дорожках. Вслед ему вихрем кружили листья и трещали ветви.

Он почти ничего не помнил из своего прошлого. Но он знал, что великие истины будут вести его навстречу судьбе. Тьма прячет смысл, свет его открывает, огонь жжет, надежда гаснет. Эти истины пробуждали какие-то глубокие чувства, но еще не воспоминания, и не покидало ощущение, что в прежней жизни ему не чужда была напряженная мысль обо всем на свете – мысль, пытающаяся ухватить смысл смысла. И ясно становилось, что в конце пути к Октоберленду и зловещим ангелам, что похитили у него Мэри Феликс, жизнь его получит новый смысл, но к добру или к худу – он пока не знал.