Текст книги "Кентавр (СИ)"

Автор книги: Альфия Камалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Я приготовила ужин, навела красоту, но жениха своего ни с букетом, ни без – не дождалась. Это было в четверг. Затем вяло протащились пятница, суббота и воскресенье. В понедельник я сама набираю номер начальника цеха. Спрашиваю, куда это он запропастился с таким огромным букетом и таким огромным предложением, хотя и без вопросов знаю куда – надрался до чертиков и все выходные квасил без просыха.

– А ты возлагала на меня надежды? – резанул меня его неприязненный тон.

– Отнюдь. Просто ты со своим предложением уже, как клоун. Я же тебе еще в первый вечер говорила, что не хочу замуж. Помнишь?

– Помню, – почему-то не обиделся он. – Полина! Я тебе сам хотел сегодня позвонить. В субботу мы с приятелем съездили в Екатеринбург. Он тоже год в разводе и пьет. Он мне предложил, и я согласился. Мы оба закодировались. Можно было еще от курения закодироваться. Приятель, кстати, так и сделал. Доктор у меня спрашивает: «Запой сколько времени продолжается? Сколько времени каждый день пьешь?» – Я говорю: «Месяц». Он не посоветовал. «Тяжело, – говорит, – будет». Я не приходил – состояние какое-то дурацкое было. А сегодня обязательно приду – с букетом, только без предложения. Я ведь так тебя и не поздравил с днем рождения. А ты сейчас чем занимаешься?

– Пельмени лепим на обед.

– О-о, не говори мне о пельменях. Есть так хочется.

– Так приезжай. Накормлю. У тебя же есть обеденный перерыв. И я сегодня дома буду до трех.

– Хорошо. Ставь кастрюлю с водой.

2

Совсем иным непохожим на себя предстал Райсберг передо мной в тот обеденный перерыв. Он не выглядел таким ухоженным, как обычно. Рабочая спецовка поверх линялой футболки, трехдневная щетина, вместо гладковыбритых щек. Глаз у него покраснел и воспалился. Он очень стеснялся этого и просил не смотреть на него. Как ни странно, но именно таким он и запал в мне в душу.

Как он был прост и мил. Обнимал меня до хруста в костях. И голос его не гремел оглушительно, сотрясая стены. И не заполнял он собою пространство, никому не оставляя места. А просто тихо лежал головой на моих коленях, поглаживая мне ноги.

– Ну, что ты делаешь со мной? – говорил он смущенно и извинительно. – Мне же на работу надо. Представляешь себе возбужденного мужчину на производстве? Я же там всех изнасилую.

А вечером Юра в первый раз не опоздал, пришел даже раньше назначенного времени. Я метнулась в спальню, чтобы привесим себя в порядок.

– Оля, а где мама? – басил он уже у порога. – Вот тебе гостинчик, грызи орешки.

Я едва успела размотать бигуди и натянуть джинсы, как он уже целовал меня в дверях спальни, вручая хрустящий от фольгововой упаковки букет роз.

Во время ужина его смущала моя забота.

– Сядь, – говорил он. – Я к такому не привык.

После ужина мы практически не общались: он сидел, как истукан, уставившись в видак. На мои робкие попытки завладеть его вниманием, деревянно отвечал, что он предупреждал меня, что в трезвом виде он не любит всякие сю-сю. После окончания фильма, он сразу же стал и пошел к выходу, как будто для того и пришел ко мне, чтобы посмотреть сеанс этого дурацкого боевика. Сказал, что плохо себя чувствует. Он протянул ко мне руки, но я не приняла его прощального поцелуя: «А зачем?» – сказала я с усмешкой.

Он позвонил через полтора часа, время подходило к двенадцати.

– Полина, ты еще не спишь? Ты не против, если я приду? Ты будешь меня ждать? Будешь ждать?

– Да.

Сказать, что все было по-прежнему в эту ночь – было бы враньем. Дурмана не было. Хотя технически был секс на уровне, и словесный антураж был тот же…или почти. И завершающий аккорд был мощный, как в музыке.

– О-о, как люблю я с тобой это делать! – стонал он между фрикциями, в бурном порыве восторга рассыпая поцелуи по моему телу.

Я кончила раньше, но он не захотел под меня подстраиваться.

– О, нет, я не хочу спешить! Еще и еще! Я хочу подольше наслаждаться тобой… Там у тебя так горячо и тесно… ты вся горячая…

А затем удар наслаждения прошел, и волны сладострастия улеглись в усталом равнодушном штиле. С потухшей страстью потухло все. Я это остро почувствовала в наступившей тишине, в молчаливом теле, лежащем рядом, но уже далеком от меня. Это была пустота одиночества, от которой хотелось плакать. В ту ночь, как будто что-то исчезло, что привязывало его ко мне.

Он поднялся без слов и ушел в ванную. Когда из душа вышла я, он, уже одетый, курил в кухне у окна.

– Ты не обидишься, если я уйду? Такое состояние дурацкое, когда и один не могу, и с кем-нибудь тоже долго быть не могу. Ты понимаешь меня, правда?

Да, я его понимала и хотела помочь ему выдержать это, должно быть, нелегкое состояние, помочь ему выстоять и не сорваться.

Утром я позвонила ему на работу, чтобы узнать, как он себя чувствует. В его голосе не было радости, он был смущен и суетлив. Многословно и подробно рассказывал, как у него перегорел чайник, как он ездил в хозмаг, какие там были чайники, и сколько он заплатил.

Мы говорили друг другу ничего не значившие опустевшие слова. И в воздухе висела гнетущая пустота. Я не понимала его отчуждения, как будто прервалась ниточка, связующая нас, лопнула невидимая струна притяжения.

ГЛАВА 7

1

Это было во вторник, он не позвонил мне ни в среду, ни в четверг. А в пятницу вечером дочь моя Оленька рассказала мне, что недалеко от ее школы, в проулке, стояла очень знакомая машина, а рядом с дядей Юрой сидела какая-то тетенька.

– В берете, пальто под кожу. Сама рыхлая, лицо белое, слащавое, щеки висят, глаза по-башкирски узкие, много косметики.

– Ну и что, – рассудительно прокомментировала информацию Жанна. – Это ничего не значит. Может он сослуживицу подвозил? Ты знаешь, я разговаривала с ним по телефону во вторник. Он сказал, что между вами все кончено. Он сказал, что ты красивая, умная и хозяйственная, но вы друг другу не подходите. Бывает же так, когда неплохие два человека друг другу не подходят? – так он сказал. Еще он сказал, что больше не будет тебе звонить. Да, погоди ты расстраиваться! Вы друг другу об этом уже не раз говорили! И ты говорила. И он говорил.

– Он что тебе для того и звонил, чтобы об этом сообщить?

– Нет, он сказал, что мой бывший муж грузит стройматериалы и увозит, а там же и моя доля на немалую сумму. «Пусть грузит, – сказала я. – Что ж теперь удавиться что ли, если у человека совести нет?»

Сообщение о том, что он мне больше не позвонит, выбило меня из колеи, я даже всплакнула потом. От обиды я наговорила Жанне по его адресу кучу нелестных слов и отзывов.

– Райсберг – жалкий врунишка! Все «рыбы» лживы, говорят одно, а делают другое. Ну, зачем скажи, было делать эти лживые предложения? Это что входит в джентльменский набор его приемов обольщения? Столько в нем самоуверенности! Думает, сделал предложение и – ах! – любая перед ним наизнанку вывернется. И что за идиотские игры с этим предложением руки и сердца: предложил – обратно забрал, за хорошее поведение снова преподнес, как леденец на палочке: вот получите-с, вам «подарочек»! Ты знаешь, у меня даже подозрение возникло: все ли у него с головой в порядке. У меня язык не поворачивается сказать это слово, но я так зла, так зла, что скажу: уж не шизофреник ли он?

– Да я и сама удивляюсь. Ну, понятно же, ты одинокая женщина, и тебе нужен любовник. Ты бы и без предложения согласилась, верно? А там уж со временем можно приглядеться друг к другу и со временем решить, сможете вы создать семью или нет. Год назад у нас была та же история. Я ему говорила: давай не будем спешить, давай интим оставим в силе, а вопрос создания семьи отодвинем на время. Нет, он уперся: или сейчас или никогда! Странный мужчина! Максималист! Ему все или ничего! Тогда он был женат. Спрашивается: зачем ему делать мне предложение? Чтобы затащить в постель? Да меня тогда от любого его прикосновения в жар бросало! Искры сыпались! Я сама жаждала затащить его в постель! Такие перепады температур! То в пламень, то в лед! То он воспаряет на вершину блаженства, то видеть не хочет! С ним не соскучишься, правда? – смеется Жанна, и ямочки играют на щеках.

В пятницу вечером он позвонил в двенадцатом часу. Голос больной, говорит с трудом, мне показалось, едва ворочает языком.

– Привет! Чем занимаешься? Спать легла? Так рано?

– Как ты себя чувствуешь?

– М-м… Догадайся с трех раз. Ниче. Пойдет. Лёлька уснула? Опять книжку читает?

– Юра, ты выпил?

– Да, я выпил.

– Ну что ты делаешь? Ну нельзя же! Тебе плохо?

– Да, очень. Но как видишь, живой! Можно я приду?

– Нет, Юра. Поздно уже.

– Спать пойдешь?

– Да. Спокойной ночи.

– Ну ладно, иди, спи.

Говорил с трудом, но мягко, даже как-то виновато. Обижаться на отказ даже не подумал в этот раз. И голос его, бьющий всегда шумным литым напором, показался мне скомканным, изломанным, рассыпающимся.

Ночью я спала плохо, винила себя в том, что не уберегла его… Еще и в помощи отказала. Корила себя в нечуткости. В тот момент я была поглощена собой, своим гонором, обидами, а надо стать сестрой милосердия, чтоб залечить его раны, я должна была успокоить и отогреть его душу, одинокую, заблудшую…

Утром я в панике и страхе звоню Жанне.

– Юрка сорвался! Где его искать? Он сам как-то обмолвился, что от этого можно умереть, хорошо, если откачают.

Жанна стала припоминать по разговорам круг его знакомых. Женя Власов!

– Власов Евгений? Кажется, и я его знаю. Как-то была на его лекции по эзотерике и астрологии. Он такой правильный, не пьет, ни курит. Странно, что они друзья – и по характеру, и по образу жизни вообще нет ничего общего…

Я нахожу по телефонному справочнику его номер. Отвечает заспанный мужской голос – время восемь утра. Я объясняю ситуацию.

– Скажите, где он живет?

Власов адреса не сообщает. Его тон выдает легкую досаду, оттого что интересуются не им, а этим алкашом и бабником, и ведь летят к нему, словно бабочки на огонь, – ведь поматросит и бросит, непонятно, что они в нем находят...

– Я сам найду его, – успокоил он. – С ним все в порядке, вы не волнуйтесь, если бы ему было очень плохо, он сам бы пришел ко мне. Не позвонил бы, а пришел. Вы – Геля?

Ах, вот оно что!!! Значит, ее зовут Геля… И чего это я устроила такой переполох? Может, он сейчас с ней, с этой Гелей. Тогда зачем его искать? Она и позаботится о нем… эта Геля…

Да уж, действительно, это была моя глупость – всех знакомых на уши поднять и бросить на поиски погибающего Райсберга! Да и зачем его искать-то было – ха-ха! – вот он и сам в воскресенье под вечерок объявился!

Голос из телефона тихий-тихий. Странно даже, что такой рокочущий бас мог смягчить свои унтертоны и свернуться в ма-аленький теплый комочек.

– Ты что делаешь? Стираешь? Я тихо говорю, чтоб не услышали. А ты меня ждешь?

– Нет, Юра, не жду.

– Ты будешь ждать меня?

– Нет, не буду. А зачем? У тебя же есть Геля!

Он не захотел услышать про Гелю, оскорбленно захлопнулся, чеканя слова.

– Ну, тогда до свидания, раз ты меня не ждешь.

2

В понедельник 20 декабря я сама звоню ему на работу, чтобы поставить последнюю точку над i. Конечно же, это только предлог… Есть еще и скрытый мотив: ужасно скучаю по нему, по его ласкам, по наркотическому дурману его поцелуев. Голос его звучит слегка смущенно и суетливо. Он справляется о моих делах и возбужденно начинает нести какую-то ахинею про чайники…

– А я в обеденный перерыв съездил в магазин и снова чайник поменял. Уже в четвертый раз меняю… Просто не везет с этой маркой, то одно не так, то другое… Девушки сегодня мне предложили другую фирму взять. Пришлось к четыремстам рублям доплатить еще какие-то рубли и взять подороже.

– Юра, а ты как себя чувствуешь? – увела я его от этих чайников к вопросу, беспокоящему меня, – Ты, когда сказал мне, что сорвался, я испугалась за тебя. Ты пьешь?

– Да, одну-две рюмки. Ерунда – это все – кодирование. Обман один. Зря деньги потратил. Кстати, как ты вышла на Женьку?

– Жанна подсказала. И еще одну новость сорока на хвосте принесла: в пятницу в час дня ты был с дамой… – я описала портрет.

– И нет! И вовсе нет! Тебя обманули! – заюлил он, как мальчишка. Потом вдруг резко сменил интонацию. – Я оправдываться не буду. Я не мальчик. Я – мужчина. А ты все еще возлагаешь на меня надежды? Я уже говорил тебе, что у нас с тобой ничего не получится. У нас нет ничего общего. Потому я и не звоню тебе!

Я засмеялась.

– Не звонишь? Ха-ха! Ты это кому другому скажи, может и поверят. А мне ты вчера звонил и позавчера!

– Что-то не припомню такого! Тебе, наверное, приснилось.

– Да, конечно, все, что было между нами, мне приснилось. Разве это может быть реальностью? Все, что ты обещал, и все, что ты предлагал мне, все улетучивается, как дым… Потому я, и звоню тебе, чтобы сказать, что между нами все кончено. Я не хочу толпиться в очереди со всякими Гелями, Катями, Наташами, чтобы дождаться твоего благосклонного внимания. Я рада, что у тебя есть друг. Я надеюсь, он не даст тебе пропасть.

– Да, – он засмеялся с теплотой. – Такой друг у меня есть. Приятелей много, а друг один. А ты… а тебе, если нужна моя помощь – звони, – сказал он весело, ничуть не огорчаясь.

– Нет, Юра, спасибо. Ты же знаешь, у меня есть помощники, солидные и надежные. Твоя помощь мне не нужна. Счастья тебе!

Голос мой звучал грустно. Он же, напротив, был весел и даже порхающе легок. …Ах, да! – «Чайники, чайники!». Вот, что вызывало в нем то приятное возбуждение, которое я ощущала в его голосе, но этот радостный прилив чувств был направлен не на меня. Ну, разве он мог не отреагировать на симпатичных девушек – консультантов из отдела бытовой техники в магазине?! Подумаешь, какая-то стихия чувств швырнула нас друг к другу! А чувства – это ж текучая вода! То она течет, то застоялась в каких-то канавках. В каждом мужчине живет кентавр: на одну половину он – человек, легко обуздывающий чувства, на другую – конь с вольной неукрощенностью инстинктов. Какая-нибудь дриада из отдела бытовой техники стрельнула игриво глазками, и кентавр готов! Вздыбилось его зажегшееся естество, взбрыкнул он копытами, и помчался галопом – туда, где младым дриадам не в ломы для него по много раз чайнички в розеточки втыкать.

Мы сидели с Жанной на кухне, пили чай, и я ей рассказывала про прощание с Райсбергом. Было жаль чего-то и хотелось плакать.

– Господи, как хорошо, что все закончилось вовремя, – говорила я ей. – Представляешь, какая это была бы трагедия, если бы я влюбилась.

– А скажи, в нем есть какое-то очарование, – прорвало вдруг на лирику мою рассудочную подругу. – И заметь, с какой властной силой он втягивает в свою орбиту, а потом бесцеремонно выталкивает, если что не по нему. В любви он так умеет вскружить голову, что ты взлетаешь в небеса, а он вдруг уходит с внезапным охлаждением и даже не поинтересуется, как больно ты врезалась оземь. Припоминаю один случай. Он как-то позвонил и предложил мне встретиться. Я говорю: «Прямо сейчас я не могу, давай попозже». – Он мне: «Ой-ой, ты сейчас будешь себе кофточки выбирать, чтобы меня с ума свести» – «Да нет, – говорю, – просто дела есть домашние». – Он как вскинется ни с того ни сего: «Никогда, – говорит, – больше не звони мне. Вообще, забудь мой телефон!» – Хотя не я, а он сам позвонил мне. И что же ты думаешь, – со смехом продолжила Жанна, – через полчаса он звонит мне, как ни в чем не бывало, и спрашивает: «Ну, и долго ты еще будешь собираться?».

– А почему ты мне раньше этого не рассказывала? Ты же говорила, что он такой деликатный, такой воспитанный.

– Да, я как-то значения этому не придавала. А ты вот рассказываешь, и у меня в памяти всплывают страницы давно прочитанной и забытой книги. А если уж начистоту, я тогда не предполагала, что эти фишки – особенности его характера. Я принимала все на свой счет, думала, что это я сама что-то не так сделала.

ГЛАВА 8

Противоположности свело, – думала о нем Полина, опять невольно сопоставляя его с кентаврами. – Лед и пламя. Наступление и бегство. Сила и беспомощность. Благие намерения и разгул инстинктов.

Ей хотелось побольше узнать о кентаврах. Но пересказы современных авторов не насыщали ее познавательной жажды, древнейшие источники были сжаты и скудны. На помощь приходило воображение. И оживал древний мир мифов, детство человечества рисовалось в картинках. А мировоззрение древних эллинов удивляло всеобъемлющим трагизмом, своим фатальным страхом перед мощью и беспощадностью великого космоса, своей тотальной незащищенностью от воли и капризов всемогущих и вездесущих богов. И сколько было слепого мрака в их душах, и стремления разумно упорядочить сей мир… И, что самое странное, чем больше Полина погружалась в мир древних греков, тем больше он напоминал ей современность. А разве изменилась за четыре тысячелетия людская природа? Одни стремятся наполнить свою жизнь смыслом и светом, другие по-прежнему во власти тьмы. И вечно, сколько существует этот мир, существует и идея апокалипсиса. Мысль о том, что прокляли боги род человеческий, жила еще в сознании древних греков, и до сих пор кто-то считает себя вправе время от времени приводить в исполнение божью кару, уничтожая человечество террором, наркоманией, отравлением среды обитания, индустрией растления душ…

Сказание о несостоявшейся свадьбе Фетиды и Зевса

Когда уходили на охоту питомцы мудрого Хирона, герои-полубоги, и внучка Меланиппа упархивала на прогулку с юным богом Асклепием, тогда кентавр не оставался одинок: наступал его час – час тишины, покоя и раздумий. В такие минуты любил Хирон брать в руки свою лиру, и послушна его перстам, отзывалась она звуками то отрадно-безмятежными, как полет бабочек над цветущей лужайкой, то мятежно-тревожными, как буря в грозовую ночь. Пел Хирон под завораживающие звуки лиры, и замирала природа, внимая ему, смолкали птицы, дремотно убаюкивался ветер, забыв трепать листву, и даже ручейки свой торопливый сдерживали бег, и затихал их неумолчный говор.

Как-то среброногая Фетида, изменчивая, как морская стихия, чайкой прилетела к жилищу кентавра, спустилась, закутавшись в туман, и замерла за деревьями. Волшебные струны Хироновой лиры тронули ее сердце. Заплакала богиня Фетида, прислонившись к дереву. Вспомнила себя былую, безмерно счастливую морскую царевну, переливающуюся на свету Гелиоса, когда она, из двух братьев-кронидов, претендовавших на ее руку, выбрала не старшего – сурового Посейдона, а младшего – Зевса, доблестного победителя титанов в десятилетней борьбе с ними.

Война с чудовищными титанами началась после того, как Зевс лишил власти своего отца, титана Кроноса. Когда-то Кронос, опасаясь предсказания Геи-Земли о том, что будет свержен собственным сыном, поглощал своих сыновей и дочерей, которых рожала ему жена Рея. Только одного из них и сумела спасти Рея, отправив в чрево мужа запеленатый камень вместо новорожденного младенца Зевса. А выросший и возмужавший вдали от родителей Зевс спас своих братьев и сестер, благодаря помощи богини Мысли – Метиды, которая стала его первой женой. Метида сварила зелье, выпив которое Кронос срыгнул проглоченных детей, а вскоре был низложен ими и сброшен в Тартар.

Вот тогда-то и началась Титаномахия: новое поколение богов во главе с Зевсом укрепилось на горах Олимпа и объявило войну прежним богам – титанам. Некоторые из них сразу перешли на его сторону. Первым это сделал Прометей со своею матерью Фемидой: обладая даром предвидения, он знал, что титаны обречены на поражение в войне против олимпийцев, вплоть до их полного истребления. Поэтому он убеждал их взять на вооружение тот же метод, что и Зевс – хитрость, и вступить с ним в дружеский союз. Среди сторонников Зевса были отец Фетиды, бог моря Нерей, Гелиос, бог Солнца, страшная богиня реки Стикс из царства мертвых, и киклопы-кузнецы из Тартара. Под сумрачным Аидом, где вечное господство тлена, киклопы сковали оружие, мечущее огонь, для борьбы с чудовищами. Благодаря перуну-огнемету и стрелам-молниям, несущим смерти страх не только смертным, Зевс тогда и стал прозываться Громовержцем. Как торжествовал он теперь! «О, трепещите все теперь пред мощью силы Зевса! Стрела разгневанного Олимпийца испепелит любого, будь он бог или титан, – бессильны все бессмертные пред ней!» – ликовал кронид, ощущая себя непобедимым.

Все титаны, кто помогал Зевсу в Титаномахии, остались служить ему, а детей Стикс, своих неоценимых помощников, Владыка уже никогда не отпускал от себя, так они и остались служить ему на Олимпе, неотлучные от трона Громовержца – Сила, Власть, Ника-Победа и Зависть-Коварство.

Спасенные Зевсом братья и сестры в знак благодарности добровольно отдали в его руки бразды правления, но вскоре некоторые из них, окрепнув, стали считать себя равными ему, и сами возжелали власти.

И именно она, Фетида, счастливая невеста Зевса, против властителя Олимпа раскрыла заговор. Его ближайшая родня – Афина-дочь, брат Посейдон и милая сестричка Гера – все те, кому он верил, расшатывали трон под ним, борьбу вели за власть. Зевс был бы скован, свержен, если б не она – Фетида! Великана Сторукого призвала она из мрачного Тартара и привела с собою на Олимп на помощь Зевсу. Отступились в страхе боги-мятежники, когда на них надвинулось горообразное чудовище из мрака Преисподней, когда огнедышащие пасти пятидесяти голов, клыками скалясь, приближались к ним, и крючковатые, когтистые пальцы сотни рук зловеще потянулись к ним. Задрожали заговорщики, оцепенели от леденящего страха, когда вслед за Бриареем Сторуким два демона войны, два брата незвано ворвались: с истошным визгом Фобос над ними носился, и жутко Деймос ³ завывал. Как вихрь пролетали, сгущались, как мрак, и дымной тучей космато зависали, вонзаясь злобно огоньками красных глаз.

С тех пор с опаскою поглядывали на хрупкую и нежную Фетиду все небожители: откуда в ней такая сила, такая власть над чудищами, отваги столько?

Но ликующий и влюбленный победитель Зевс внезапно накануне свадьбы впал в угрюмство. Фетиду видеть не желает, и на Олимпе ходит слух, что предстоящий брачный пир отложен... Иные шепчут, что его совсем не будет: властителю не по душе божественной Фетиды со смертным шашни. А слухи все ползут. Со смертным шашни?! С кем же? Могущественная нереида всегда надменна и холодна – с богами олимпийскими! Как снизошла до смертного она?

Вестник небожителей Гермес, по порученью Зевса, отыскал Пелея в пещере у Хирона. Внук Зевса, царь Пелей, охотясь на лесистом Пелионе, наставника– кентавра навестил, учившего полубога не только искусству владения оружием, но доброте и милосердию. Пелей давно забыл об уроках мудрого учителя, но помнил, что Хирон однажды спас его от смерти, когда дикие кентавры едва не растерзали и не затоптали его безоружного. Как и все потомки богов, рожденные от смертных женщин, он был силен, как лев, задирист, как петух, и рвался в бой бесстрашно.

Волю богов Олимпийских вестник Пелею принес: от мойр, что вслепую ткут полотно судьбы, выпал жребий герою – стать мужем богини Фетиды. По пророчеству Прометея, их будущий сын станет прославленным героем великой войны будущего.

Но вначале отважный Пелей в единоборстве с богиней должен сразиться. И, если жив останется герой и одолеет он Фетиду, то быть сему!

– Что ж, никто не волен изменить судьбу, предначертанную мойрами. Даже Зевс над этим не властен. Бедная Фетида! – задумчиво молвил Хирон и подсказал Пелею, где находится грот, куда любит заплывать Фетида.

Долго ждал герой, спрятавшись среди скал прибрежных, красавицу-нереиду. И как только приблизилась она к своему гроту, всколыхнулись, расступаясь, воды морские, и в плавном танце закачались белоснежные водяные лилии. Подкрался тогда Пелей и схватил в могучие объятия зеленоокую морскую деву, как учил его Хирон. Забилась царевна в Пелеевых руках, тщетно пытаясь вырваться, потом затихла на мгновение, и вдруг взвились две гигантские волны у нее за спиной, и давай она ими хлестать молодого царя, как птица крыльями. То вздымались и вспенивались те крылья, то опускались со всего маха на плечи и голову Пелея. Сверху на героя обрушивались потоки соленой воды от крыльев Фетиды, и снизу вздымалась волна, поднимаясь все выше и выше.

– Воды нахлебаюсь и утону, – подумал Пелей. – Надо выбираться из грота.

Отталкиваясь ногами, и не разжимая объятия, он выплыл на песчаный берег. Вдруг жаром опалило Пелею лицо и руки, уже не водяными – огненными крыльями стала опалять его титанида.

– Пока я мокр – я не сгорю, – решил царь Иолка и рук не разомкнул. И кожей живота, груди, ладоней ощутил он шерсть звериную. С кошачьим шипеньем приближалась к его лицу морда разъяренной львицы, но и теперь не удалось Фетиде обратить героя в паническое бегство. Знала она, что единственно верное средство – сомкнуть острые клыки на человечьей шее, разодрать когтями его живот, чтобы вывалились кишки… Но не решилась богиня выпустить кровь смертного, только изменила свой облик, в надежде напугать его. С шипением заскользила под руками Пелея упругая змеиная плоть, но и в змеином теле не удалось Фетиде выскользнуть из цепких рук полубога. Как ни обвивалась она вокруг него, как ни сдавливала, не сдался герой – только грудой своих мышц напрягался, твердых, как скала. И тогда вокруг его шеи змея обмоталась, – и захрипел от удушья герой, и расцепил свои могучие руки… Но не Пелей лег бездыханным у ног нереиды! Нереида упала без чувств, не в силах отнять у смертного остаток его короткой жизни. Помутилось в глазах у Фетиды от внезапно подступившей дурноты – от мысли ужасной, что еще через миг будет мертв человек…

Очнувшись, поднял голову Пелей, и обрадовался, что он жив и невредим, и увидел он деву морскую, царевну огненновласую, в беспамятстве лежащую с ним рядом на песке. И тогда на виду у всех богов Олимпа, наблюдавших за поражением Фетиды сверху, Пелей насильно овладел ее бесчувственным телом на песчаном морском берегу.

В негодовании стоит богиня пред троном Громовержца, ушам своим не веря. Богов владыка назначил день свадебного торжества Фетиды и царя Пелея.

– Царя Пелея из Иолка?! Но он жалкий смертный! Цепь преступлений тянется за ним! Из зависти убил он брата, случайно тестя на охоте пристрелил! А эта нашумевшая история с женой царя Акаста? Пелей отверг ее, она ж в отместку оклеветала его перед мужем. Из этой грязной ссоры – считают люди – вышел победителем Пелей, убив обоих… В бесчестии погрязли люди. Напрасно Прометей упорный пытался просветлить их темный разум, учил дома их строить, корабли, носить одежду, читать учил, писать и верить в светлую мечту… Но все равно они во власти темной злобной силы! Пелей – один из них! О, сжалься, не сгуби! – с отчаянием и болью говорила униженная Фетида Зевсу, и не гнев – смятение видела она в чертах былого возлюбленного.

– Так нужно! Воля богов такова, – отвечал ей Зевс, спрятав глаза за густою завесой бровей. – Я бьюсь за то, чтоб наступил порядок, чтоб очищались нравы в моих владеньях… Мой благородный внук Пелей… готов… готов спасти он честь богини, запятнанную прелюбодеяньем с ним!

На свадьбе молодоженов пировали и боги Олимпа, и морские божества, и лесной народ, и человеческие родственники жениха – да не в тесном дворце Пелея, не в подводных чертогах титана Океана Нерея, отца Фетиды, а на просторной солнечной поляне перед пещерою Хирона. Пленяя взоры, водили хоровод хариты, божества вечной радости, вселяющие в богов и в смертных восторг перед изяществом и красотой – унылой и серой казалась бы жизнь без этих дивных дочерей Зевса. И чарующе пели музы, сменяя друг друга в полухориях, славили они в своих гимнах бессмертное, могучее племя богов и установленные Зевсом законы, добрые нравы и разумные мысли, которые должны царить и в мире людей, и среди небожителей-богов. И наконец, божественный провидец Аполлон, восседая на низко спустившихся облаках, спел под свою золотую кифару пророческое сказание о скором будущем, о кровопролитной войне и о великих подвигах еще не рожденного сына Фетиды и Пелея.

Еще не рожденный сын Фетиды… – вот чего так панически боялся Зевс, и вот отчего не состоялась его свадьба с красавицей-нереидой! По предсказанию Геи-Земли, кто бы ни был мужем божественной Фетиды, великое будущее ждет ее доблестного сына, который силой и властью намного будет превосходить своего отца! Но сын, рожденный ею от Зевса, будет могущественнее Владыки богов и свергнет его с престола!

Про это пророчество знали всего лишь двое – титан Прометей и его мать, богиня справедливости Фемида. Десять тысяч лет прикованный к скале в горах Кавказа Прометей хранил эту тайну и не раскрыл бы ее Властителю Олимпа, даже если ему за это была бы дарована свобода! Но его мать использовала свое тайное знание с большою выгодой для себя: Зевса она предостерегла от ошибочного шага и помогла ему сохранить свой трон, соперница была устранена, а женою Верховного бога стала она сама – богиня справедливости Фемида!

А Зевсу пришлось делать непростой для мудрого правителя Земли и Неба выбор: или он выбирает возлюбленную Фетиду с ее могущественным сыном-божеством и теряет свою власть, или соглашается на рождение героя среди жалких обитателей земли, силы которого можно не опасаться на небесах…

– Гм-м, от кого же? – думал он. – Среди богов искать супруга своей отвергнутой невесте? Это опасно… Что если бунтаря, второго Прометея, родит она? Нет, без сомненья, он должен смертным быть, счастливец этот, от семени которого родить героя ей выпал жребий! …Но как Фетиду убедить смириться с участью такой?.. – мрачнел Громовержец и замолкал надолго, прикрыв глаза ладонью, чтобы тоску унять и боль, сжимающую сердце.

– И где найти такого смельчака среди людей, чтоб согласился укротить не просто женщину – строптивую богиню? – он обращался к Аполлону, холодным подавив рассудком мгновенную слабость души.

– Мне кажется, такого удальца я знаю! – улыбкой осветился Аполлон. – Что скажешь ты, отец, про внука твоего – Пелея?! Этот драчливый задира вечно скитается без угла из-за своих скандалов. Изгнанный из мест родных за преступленье, Пелей во Фтию удалился, был принят с ласкою, женился, но и оттуда он бежал, случайно тестя на охоте подстрелив. Жену ему пришлось покинуть… Приют нашел в Иолке, у друга своего, царя Акаста, но вляпался в историю опять, которая закончилась убийством друга. С тех пор Пелей и царствует в Иолке…

– Пелей могуч и своеволен… И одинок он, кстати, без жены… – тускло проговорил Зевс и помрачнел опять, как туча. – Ему, паскуде этому… Фетиду – в жены?... Фетиде на Олимпе равных нет… И самые могущественные боги за честь считали… И даже брату, Посейдону, ее – я уступить бы не хотел… А Пелей… гордится пусть… Он храбр, как барс…И, если повезет ему в живых остаться… Скажи, оракул Аполлон, чем славен будет их с Фетидой сын? – Герой войны, жестокой, многолетней? Герой войны людей? – в потухшем лице Зевса мелькнула удовлетворенность. – Подходит! И предлог для войн кровавых для людей всегда найдется! И пусть себе эти жалкие Прометеевы создания сами себя и уничтожат в боях! Давно пора наказать их за бесчестие! – соглашается царь богов.