Текст книги "Кентавр (СИ)"

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Дурман в крови

ГЛАВА 1

1

В тот вечер мы с Жанной обсуждали детали моих отношений с одним молодым парнем. Уже не в первый раз Жанна мне вдалбливала, что стиль моего поведения и легкий необременительный флирт – эти две вещи несовместимы.

– Смешно все это. Несовременно. Ты, прямо как бастион, ждешь тяжелой артиллерии, чтоб выбросить свой белый флаг.

Да я и без Жанны понимала, что моя серьезность разрушительна для такого рода приятных отношений. Да, так оно и есть. И потому все рассыпается, как замки из песка, которые мы лепили в детстве на берегу моря… А жаль, замок на песке – это, хоть и кратковременно, но прекрасно, если вовремя принять правила игры. В одном из романов французской писательницы Франсуазы Саган героиня оттолкнула руки незнакомого парня, лезущего ей под юбку во время сеанса в кинотеатре, а потом ругала себя за то, что предпочла сохранить достоинство, когда могла иметь удовольствие. Так вот, для меня не существует такой дилеммы: я всегда выбираю достоинство. А «жить умеючи, играючи и припеваючи!», как поется в известной песенке Андрея Миронова, это скорее жизненное кредо Жанны, хотя... и у нее тоже не получается так, чтоб все было гладко, – чаще по принципу: после всякого праздника, как правило, жди горького похмелья…

Вот опять Жанна пытается обтесать меня по-своему:

– Убейте меня, если я что-то здесь не понимаю. Если ты настроена на что-то серьезное, то этот случай не для тебя! Во-первых, это бесперспективно. Во-вторых, для психики вредно! Ну за что тут цепляться-то? Это же изматывает тебя! Отношения надо строить расчетливо! Вот скажи, чего ты от него хочешь? Конкретно! Секса? Хочешь или не хочешь?

– Хочу… – сказала я с печальным вздохом.

– Хочу… – передразнила Жанна, скорбно вытянув челюсть. – Ни фига ты не хочешь! Хотела бы – имела бы! Тогда бы и проблем не было. Подумай: а что его удерживает возле тебя? Ясно же, что и он не против! Но ты – ду-ра! Потому что ты все усложняешь! Я так понимаю: если он пришел, молодой парень, к бабе за сорок, – определенно, без вариантов – ему нужна только постель! Правильно, я понимаю? А ты… е-мое! Ты случайно век не перепутала? Конец двадцатого, дорогая! А тебе с твоим мировоззрением в девятнадцатом веке надо было родиться. Ты что с ним о высоких материях хочешь рассуждать? Запомни, если хочешь чего-то добиться, про женскую гордость забудь. Это – не из арсенала современной женщины. Понимаешь, он… не наглый, он… ждет инициативы от женщины.

– Ничего он не ждет! И как мужчина он очень настойчив. Был…настойчив.

– Ну, значит, тогда обстоятельства были другие, – терпеливо объяснила Жанна. – А теперь ты сама из-за своих возрастных комплексов создала массу психологических проблем! Короче, на хромой козе к тебе не подъехать… Вот я, к примеру, если б захотела, то смогла бы! Легко. Но ты же знаешь, это не мой контингент.

Да, конечно, она бы смогла… Кто бы в этом сомневался? Веская рассудочная Жанна разительно менялась в обществе мужчин, то беззаботно защебечет, как птичка, то призывно замурлычет, как кошка… Да, конечно, бы смогла. Только, это, действительно, не ее контингент.

– А ну их в баню, этих молокососов! Не, правда, клин клином вышибают! Конкретно. Хочешь, я познакомлю тебя с одним мужчиной? Он не просто мужчина, он – мачо! Помнишь, я тебе рассказывала, что у меня с ним был роман, и он мне сделал предложение, а потом вдруг позвонил и сказал: «Я не приду, у меня жена беременна». Помнишь? Про жену, это, как выяснилось потом, это была отмазка. Но, не в этом суть. Уверяю тебя, для любовника он то, что надо. Ну, со всех сторон: и поговорить, и внешне, и по части темперамента.

Я смутилась.

– Ну, о чем ты говоришь! Ты ж сама с ним была, как ты можешь?

– А что? У нас с ним давно все прошло. Мы не виделись полтора года. Иногда переговариваемся по телефону. В марте они развелись с женой. Давай, а? Между прочим, он сам меня об этом просил, в смысле познакомить с подругой. Он нас как-то на улице вместе видел.

После третьей ее попытки я согласилась – просто посидеть тесным кружком у меня дома.

2

Светло-русые волосы, сильный выдающийся подбородок и смущенные глаза. По ним, по его глазам, устремленным в мои, вижу: да, нравлюсь ему. Но ни фривольных взглядов, ни легкого возбуждения от флирта – ничего такого нет. Воздух пустой и скучный, не заряженный ничем. И даже вино, которого мы с Жанной выпили достаточно много, не пьянит...

Они едят, и хорошо едят. Он нахваливает мой плов, как будто это чудо кулинарного искусства. И, вкушая это удовольствие, он мычит и постанывает. Просит рецепт. И огурчики мои хороши, и икра кабачковая удалась. Да, действительно, все удалось. Но… скучно! Такое впечатление, что они поесть пришли…

Его голос гремел, а оживленной беседы не получалось. С Жанной они перекидывались фразами, а зубы плов уминали, и тема пошла рисовая.

– Пригласила я как-то свекра со свекровью на обед, – вспоминает Жанна, – а крупу дочери поручила перебирать. Плохо перебрала чертовка, сидим за столом, а у свекровки, как хрустнет в зубах…

Он оглушительно рассмеялся, вспомнил аналогичный случай, когда чьи-то зубы лязгнули о черный камушек. Теперь Жанна засмеялась.

И я вставила свое словечко, сказала, что лично моего терпения не хватит пальчиком передвигать каждое зернышко, каждую крупинку, и при покупке я стараюсь брать только чистый рис. Он придавил меня властным, не терпящим возражений взглядом, и сказал, как отрезал: «Надо чистить!».

Обычно я хорошо поддерживаю компанию и частенько направляю разговор. А тут я просто не знала, о чем говорить. Не потому что я смущалась, а просто он меня не слушал. Нет внимающих заинтересованных глаз, и нет собеседника. Его тяжелый взгляд давил, не разрешал высовываться, не одобрял любого проявления.

Жанна потом, оправдывая его, говорила, что он от смущения заполнял собой все паузы. «Да нет, – не согласилась я. – Он заполнял собою не паузы, а все пространство. Он, похоже, считал, что везде, где он – его территория, а другие должны подобострастно склонять перед ним голову».

Довольно вяло подвигались под музыку. Потом он стремительно сорвался к выходу. Одевшись, крепко встряхнул мою руку.

– Он довез меня до дома, – рассказывала потом Жанна. – Всю дорогу молчал, а когда подъехали, попросил меня не выходить из машины, посидеть с ним, пока он курит. И как ты говоришь, никаких поползновений: ни рук, ни фривольных взглядов…

– Ну как она тебе? – нарушила их молчание Жанна.

– Симпатичная. Приготовлено все вкусно. Больше ничего не могу сказать, пьян был, не разобрал.

– Видишь, – обратилась Жанна уже ко мне. – Он оценил тебя внешне. А тебе он как?

– Никак. Вообще не впечатлил, – равнодушно пожала я плечами.

3

Плов они у меня трескали в пятницу. А в воскресенье в половине одиннадцатого раздался требовательный стук в дверь, точнее, даже не стук, а несколько отрывистых ударов. Открываю: он – Райсберг! Рот до ушей.

– Привет!

Я смутилась.

– Поздновато вообще-то визиты наносить… Ну, проходи, раз пришел. Чаю хочешь?

– Давай, только покрепче!

Стоим на кухне возле окна, ждем, когда чайник закипит.

– Можно я закурю?

– Кури.

Резко привлек меня к себе.

– Пусти. Я не могу так сразу.

– Ты очень красивая. Прости, что я пришел выпивши. Это я для храбрости. Если ты захочешь, я брошу пить совсем. И курить брошу, если ты захочешь.

Его слова меня удивляют, потому что ни сейчас, ни в прошлый раз я не заметила никаких признаков опьянения. Обычно других развозит, ну есть же какие-то приметы – краснота лица, мутный взгляд, размытое, какое-то плывущее выражение лица, ну и координация движений, соответственно… А тут ничего похожего: жесткий, собранный, властный.

– Ты где, на какой улице живешь? – спрашиваю.

– Нигде. Я пришел к тебе. Надолго. Насовсем. До конца жизни. Если ты меня сейчас прогонишь, я уйду и не вернусь никогда.

– Почему? – удивляюсь я.

– Ну, такой я. Поверь мне. Я нагулялся. И теперь мне нужна только одна женщина. Ты! Мне нужна семья. Я хороший мужик. Ты не пожалеешь. Зануда иногда. Порядок люблю.

– А у меня бывает беспорядок.

– Нет. Мне здесь нравится. И ты красивая. Решайся. Или я прямо сейчас остаюсь здесь навсегда или… ты меня прогоняешь.

Я смеюсь.

– Нет. Я так не могу. Это серьезный вопрос. И тебе, и мне было бы не лишним узнать друг друга получше. Как ты думаешь?

– У нас мало времени. Нам надо торопиться. Надо двоих детей поднять.

– Двоих? Это кого?

– Ну, твою… то есть теперь нашу. И родить еще одну девочку.

– Нет, так нельзя. Серьезные дела так быстро не решаются. Надо узнать друг друга... И с родителями тебя познакомить...

– Родителям скажешь, когда у тебя беременность будет пять месяцев.

Несокрушимая антилогика! Железобетон, в столкновении с которым мои нехитрые доводы из стандартного набора житейской мудрости – в бессилии рассыпаются в песок. От него исходит такая властная подавляющая сила, что возражать ему не хочется – надо просто довериться, бездумно довериться, и все будет хорошо. Но... все это так необычно. И я смеюсь.

– Забавно, однако, – говорю я и снова смеюсь. – Занятная история.

Мы пьем чай. Время от времени он берет мою руку и целует меня в ладонь.

– У меня, между прочим, есть брат, познакомиться тоже не мешало бы.

Теперь он засмеялся.

– Ты все-таки думаешь об этом, плутовка. – Привлекает меня к себе и крепко целует в губы.

Я пытаюсь ему рассказать какой-то комичный случай из своей жизни. Он смотрит неотрывно в глаза, но не слушает.

– Иди, стели постель.

Я продолжаю свой рассказ. Он властно повторяет свою просьбу. Я глупо и растерянно улыбаюсь, но иду исполнять приказ…

Той ночью я почти не спала. Всего лишь часок – с шести до семи, уже после того, как он ушел на работу…

Ночь была бурная и яркая.

– Ты, чудо, девочка моя, говорил мне он. – Ну, давай, Малышка, брызни еще разок! Боже, как хорошо! Я обожаю тебя! Ты не боишься?

– У меня спираль.

– Через неделю ты ее вытащишь, я тебя все равно уговорю! Будем рожать девочку.

– Нет, не буду я рожать. Я уже вырастила свою, и я рада этому, что она умненькая и самостоятельная.

– Ты не хочешь родить мне ребенка? – обижается он. – Денег нам с тобой хватит. Я буду приносить тебе… (он называет мне сумму в пять раз превосходящую мою зарплату). Тебя это устраивает?

Я сбиваю предвкушение удивления или радости, которое он ожидает.

– Всего-то? Мой брат получает значительно больше.

– А он кто? Шахтер?

– Предприниматель.

Он опять с обидой.

– Значит, моей зарплаты тебе мало?

Я засмеялась.

– Глупый! Иди сюда! Разве это главное?

Разговаривали мы мало.

Кончал он шумно, со стоном прогибая спину. Затем с рычанием сворачивался в улитку и дергался в судорогах. Добивался, чтобы и я кончала, где ударами своего мощного пениса, а где и пальцами.

– Ну, давай, Малышка, давай! Ты молодчина! Ты чудо!

В ванну мы несколько раз ходили вместе, и я обмывала его потного, с мокрыми слипшимися волосами. И когда чистыми, свежими мы возвращались в постель, я думала: «Все. Теперь – бултых! Ныряем в сон! И о-о-от-д-ы-ы-ых…». Но не тут-то было! Он… снова неутомимо входит в меня!

Что? …опять!

И еще раз?!

– О-о! Кайф! – он с блаженством расслабленно раскидывается на кровати, а затем резким броском спрыгивает с нее. Уходит в ванну один. Я вся выпотрошена, у меня нет никаких сил… Возвращается.

– Время уже пять доходит. Полежим еще полчаса, – сонно говорю ему я, откидывая одеяло и принимая его в свои объятия. – О, боже! Его тугой член снова погружается в меня, мягко раздвигая мою вспухшую плоть.

– Так будет каждую ночь, – говорит он мне умиротворенно и твердо. – Спасибо тебе. Мне давно не было так хорошо.

Я провожаю его на работу. Сижу за столом напротив него и оценивающим взглядом смотрю в его глаза – в них смущение.

– А ты жеребец!!! Ну прямо-таки – муже-конь, кентавр!

Реакция его меня удивляет: он застенчиво опускает глаза (чтоб какие понты иль налет гусарской бравады – даже в помине нет).

– Потом остынем друг к другу, – говорит он, как бы оправдываясь.

На пороге, одевшись, он несколько раз поцеловал меня.

– Телефон свой скажи. Запиши мой. Фамилия моя – Райсберг, Юрий Александрович.

Было шесть утра, когда он ушел. Я повалилась в кровать и уснула, как убитая. Разбудил телефон.

– Ты что делаешь? – загрохотал из трубки его голос.

– Сплю. Черт, уже семь! Извини, я проспала. Не могу с тобой говорить. Дочь надо в школу собирать. Да и мне к восьми в училище.

На работе засыпаю на ходу. А расписание такое плотное… Понедельник у меня самый тяжелый день, занятия в две смены. Веду урок, и уже с утра секретарша вызывает по селектору.

– Полина Аркадьевна, вас к телефону!

Он! Голос твердый, начальственный, добрый.

– Я соскучился по тебе! Я хочу тебя!

– У меня занятия. Мне надо к студентам.

– А перемены бывают у вас?

– Прошла уже перемена.

– Да-а?! А почему мне не позвонила?

– Я бумажку с твоим номером дома оставила.

– Ты когда работу заканчиваешь? Я приду к тебе в полвосьмого.

ГЛАВА 2

1

Ночью, когда он рядом со мной храпел, я не могла уснуть. То, что так внезапно обрушилось на меня, подействовало, как сильнейшее потрясение. Черт возьми! – выходит, что это замужество!

– Ничего себе! – думала я. – Вот приду на работу и всех огорошу: «Девочки, я вышла замуж!».

А сколько материальных проблем решится враз! – грезила я. – В субботу пойдем на базар и купим Лельке шапку песцовую за тысячу восемьсот! – с балабошками – о такой она мечтала. А ту, что носит, лисью, за триста, выкинем. Можно будет ремонт сделать, ванную и туалет кафелем выложить.

Господи, как хорошо, что я не успела растрезвонить про свои перемены в жизни! Потому что в ней… ничего не изменилось!

Преодолевая усталость, я пробежалась по магазинам, чтоб было, что на ужин приготовить, и что на стол поставить… перед мужем теперь. Накрутили с Лелькой мясо для котлет. Жарим, парим, ждем.

Пришел в полдевятого. Мы с Лёлей встречаем его вдвоем. Моей тринадцатилетней дочери Райсберг понравился: «Красивый!» – говорит. Оля не возражает, что дядя Юра будет жить с нами. Она давно уже ворчит: «Вышла бы замуж, может, и жили бы легче». Одно ее тревожит, а вдруг она не понравится ему. По этому поводу вспомнила каких-то своих знакомых: невзлюбила же Машку Машкина мачеха, и соседка тетя Роза все время плачет, что ее новый муж сына еёшного ненавидит…

Оля ожидала грузовик с вещами, а я – сумку с продуктами, ведь не может же он прийти с пустыми руками, если он собирается жить с нами и питаться за нашим столом.

Юра держал руки за спиной. Потом торжественно вручил мне… две бутылки пива.

– А тебе, малышка, я ничего не принес, – сказал он Оле.

– И зря, – сказала я холодно, даже не пытаясь скрыть своего разочарования.

– Вы ужинаете? Как я не вовремя! – продолжал он весело и невозмутимо.

– Садись!

– Нет-нет! Я постою у окна.

Лёлька деликатно дернулась было в свою комнату, но я ее остановила за плечо (если он пришел в семью, то незачем ей уходить).

– Оля, сиди! Юра! – обратилась я к нему. – Принеси, пожалуйста, стул!

Лёлька снова дернулась теперь уже за стулом, и я опять ее остановила.

– Вон же стул! Садись в угол! – повелительно приказал он мне.

– Там неудобно сидеть, я – хозяйка, мне надо поближе к плите, да и у стула ножка болтается. Юра, пожалуйста, принеси стул, – тихо, но твердо попросила я его.

– Садись в угол! На Кавказе гостя всегда на самое лучшее место сажают, – с недовольством уперся он.

Внутри меня все закипело, и я двинулась в прихожую сама, но Лёлечка сорвалась быстрее, и поставила перед ним стул.

– Нет-нет, я не буду! – он стал вырывать у меня тарелку из рук. – Ну, ладно, давай чуть-чуть! Хватит-хватит!

– М-м, как вкусно. Пюре приготовлено по всем правилам – с молоком и маслом! А ты, оказывается, вредная!

– Вредная, – подтвердила я, и, усмехнувшись, с разочарованием добавила, – но это же ерунда! такой пустяк!

– Ерунда, что ты вредная?

– Нет, ерунда – стул принести! Такая мелочь, такой пустяк!

– Да что с тобой сегодня?

– Я просто устала.

– А у меня права отобрали! – весело проговорил он, пытаясь разрядить обстановку. – Вот козел! Я говорю ему: «Отдай права!» – Не отдает! – Говорю: «Отдай, права!» – Не отдал! Вот сволочь! Запомнил мой номер, и теперь каждый раз будет останавливать!

– А зачем ты садишься за руль в нетрезвом состоянии?

– Да я одинаково хорошо вожу машину и в трезвом состоянии, и в не очень трезвом.

– Правила для всех одинаковы.

– Да что с тобой сегодня?! Замки воздушные рухнули?!

– Я тебя вижу в третий раз, и третий раз ты нетрезвый.

– Это мое дело!

– Ну тогда, до свидания!

Он недовольно заерзал на стуле и дважды повторил.

– Ну должно же быть какое-то гостеприимство…

Провожать его я не вышла, с места не сдвинулась.

2

Отсыпалась я несколько дней подряд, как сурок в зимней спячке, без мыслей, без чувств, без желаний. Ни о чем не жалела. Хотя не совсем так, жалела и жалела до слез – себя! Никакого ухаживания, ни цветов тебе – явился! – предложение делать! Нашелся на мою душу Господин! Ему и квартиру предоставьте, и ключи от квартиры не забудьте преподнести, и уж будьте готовы ему услужить! Отныне он –Хозяин мой и Повелитель! Плакала.

– Ах, какой он, оказывается, несерьезный мужчина! Обманщик, лгун! – говорила Жанна. – Полиночка, прости, пожалуйста, я не думала, что у вас все так получится!

– Давай рассказывай, как у вас все было. Ты же говорила, что он и тебе делал предложение, а потом – в кусты! Это что у него способ обольщения такой? Разве нельзя женщину как-то иначе уговорить лечь с ним в постель?

Мы шли по аллее мимо темных кустов с редкими пожухлыми листочками, под ногами ломались тонкие стекляшки льда. Серый сумрак постепенно сгущался, и, скорбно склонившись, стояли фонари вдоль аллеи, источая бледное, как нимб, свечение.

Жанна поправила свою кокетливую шляпку, поглубже запахнула шарф и начала рассказывать историю своего знакомства с Юрием Райсбергом.

– Мой бывший после развода похитил у меня стройматериалы и свалил в одном из цехов металлургического завода. Я звонила начальнику этого цеха, вела с ним об этом переговоры. Мы договорились, что я привезу на них накладные, и мы обговорим вопрос по поводу их сбыта. А потом прежнего начальника убрали и поставили нового, и мне свои вопросы пришлось решать заново, уже с новым. Ну ты, наверно, уже догадалась, этот новый и был – Юрка Райсберг. А голос у нового начальника цеха… сильный, уверенный, – Жанна стрельнула заискрившимися глазками и засмеялась. – Да что там говорить: я его еще не видела, но голос! – мало сказать, производил впечатление, он сразу захватывал в плен! И вот приехала я в цех и удивилась, так все там преобразилось, чистота, порядок, все блестит. Говорят, этот немец заставил асфальт вокруг управления шампунем мыть!

«Ах, вот вы какая!» – говорит.

А меня он сразу очаровал! Я тогда вся горела и пылала, – короче, я сама была инициатором наших отношений. Я трижды предлагала ему свой телефон. И он не хотел его брать! «Нет, вы сами позвоните!». Но своего я все-таки добилась! – засмеялась Жанна. – Райсберг пригласил меня в кафе. Несколько раз он заказывал себе пельмени, я выбирала одни лишь салаты, мы танцевали, потом гуляли до утра и разговаривали.

– Вот это да! – поразилась я. – Как будто мы говорим о разных людях: пригласил в кафе, гуляли до утра, разговаривали… Ему же все надо сразу!

– Да, он так и хотел. Он говорил «Мы взрослые люди, и знаем, что нам надо».

– Но… он же умеет… заставлять, принуждать!

– О, да! Он меня уговаривал, чуть ли не на коленях!

– И когда же у вас это было? – нетерпеливо и наступательно допрашивала я.

– Тогда же… ха-ха… ха-ха… на улице, – хихикая и лукаво улыбаясь, призналась Жанна.

– На улице?! И где?

– Тебе место показать? – засмеялась Жанна. – А во второй раз уже у меня дома. Он пельмени очень любит, говорит «любимое блюдо». Вот мы вместе и лепили пельмени – всей семьей: мы с ребятками, и он помогал. Столько смеялись, весело было! К ночи, когда дети спать ушли, я и нам постелила постель.

– И сколько раз это у вас было?

– Два. Потом я пошла мыться, когда вернулась, он уже спал. Утром зазвенел будильник, и он ушел на работу. Он говорил мне, что я красивая! – тебе не говорил? А еще он мне сказал, что я ведьма! – довольно добавила она. – А насчет предложения… Он сказал, что испугался уровня… и еще, что спокойной жизни у нас все равно не получилось бы, что он еще не нагулялся и изменял бы мне…

3

В течение недели я злилась, категорически не воспринимая его в качестве… « своего» мужчины. Жесткий, повелительный. Совершенно ясно, это не мой тип, и в мужья он мне не подходит. А в качестве любовника страшит: ничего себе, эдак да каждую ночь... Так и свихнуться можно от постоянного недосыпа. Я не выдержу. Мне высыпаться надо, чтобы человеком себя чувствовать, чтоб в тонусе быть. Даже Жанну я попросила, если позвонит, передать ему, что он мне неинтересен.

К концу недели я вдруг почувствовала, что я… томлюсь и чего-то жду. Неужели я соскучилась по нему?

ГЛАВА 3

Кентавр… Кентавр! Так Полина сама назвала Райсберга в утро после первой ночи близости. Случайно назвала, с языка сорвалось. Странное сравнение! – подумала она и полезла в энциклопедический словарь. «Персонажи античной мифологии, полукони-полулюди, свирепые и злобные существа». То, что она прочитала, ей совсем не понравилось, даже слегка разочаровало. Хотелось конкретнее узнать, чем же плохи эти кентавры. Полина полезла в сборники античной мифологии, листала мифы дома, листала в библиотеке с желанием расширить свои скудные детские познания о том, как Геракл истребил эти фантастические существа. Наконец в интернете отыскала частично восстановленные учеными-филологами утраченные сказания о титанах, в том числе, и древнейшие предания Кентавромахии. И случилась совершенно невероятная вещь: в воображении Полины не просто оживали эти причудливые фантазийные создания древних греков, соединившие в себе стихийную необузданность животных инстинктов и благого человеческого начала... Представляя себе этих горячих человеко-коней, она почему-то … видела Его, узнавала Его, вспоминала Его…

Сказание о происхождении кентавров

Урожденные титанами, кентавры были бессмертны, как дети первых самых древних богов, Урана-Неба и Геи-Земли. И жили они в радости, не зная ни страданий, ни старости. Мирно паслись благие кентавры на полях феакийских ² с нивами самосевными среди рощ плодовых. Для всех титанов – былых богов – наступил тогда Золотой век. Так было в царствие Кроноса. Но младший из кронидов – Зевс, свергнул отца и отправил его в мир вечного мрака Тартар. И тогда братья и сестры Крониды, жившие высоко в горах – на многовершинном Олимпе, поделили между собой власть над миром. Но не покорились им благие кентавры, претило им коварство и хитроумие олимпийцев в борьбе за власть. Не признали они воцарения олимпийцев: ни Зевса – громовержца и метателя молний – владыкой мира, ни Посейдона – владыкой пучины морской, ни Аида – владыкой мрачного мира теней не признали они. «И мы из рода титанов! И мы бессмертны! – гордо кричали они богам на Олимпе. – Никто не властен над нами! Мы вольны!».

И изгнаны были кентавры с полей золотых изобильных в дебри лесные на круторогий хребет Пелиона. Там в непроходимых чащах лесных опасность подстерегала их на каждом шагу. Там в миг любой от прыжка зверя хищного мог хрустнуть конский хребет; там, в миг любой зверина лютый мог сомкнуть клыки свои на шее человечьей; там, в миг любой змея дремучая, с шипением проползая меж камней, могла впрыснуть свой яд в кровь бедного кентавра. Жизнь и смерть боролись между собой – ежедневно, ежечасно. И иссякла сила бессмертия в борьбе за жизнь. Затравленные страхом и лютостью, обезумели кентавры и стали терять свое бессмертие. Много кентавров погибло. Но уцелевшие сами стали звереть, чтобы выжить! Сами стали лютее зверя лютого! Иные могучими руками вырывали с корнями деревья из земли, другие ударом копыта отсекали глыбы скал и крушили врага, копытами топча, зубами раздирая.

Свирепые и ярые, некогда благие, кентавры жаждали теперь радости буйной, чтобы вихрь шумел в головах, чтобы кровь огнем закипала, чтобы сердца их в небо взлетали! И такую радость принесла им дружба с Вакхом, богом виноделия и веселья. Селен, коненогий сатир, частенько прикатывал от него щедрые дары – бочки с зельем пьянящим, безумящим зельем!

– И мы – титаново племя! И нам по рождению даровано право властвовать на земле, как богам на небе! – кричали они, хмельные, угрожая богам-олимпийцам.

Впрочем, канули тысячелетия в Лету, и со времен царствования Иксиона в Фессалии, никто уже не помнил, где жили и кем были прежде эти полудикие кентавры. Они так давно обитали на горном хребте Пелион, что поговаривали, что, сам огненный Иксион и был прародителем кентавров.

Из уст в уста переходила легенда о том, что страстью воспылал титан Иксион к жене другого титана – Зевса. И тогда Зевс, такой же коварный и хитрый, как и другие его братья и сестры, рожденные от Крона, подослал к нему на свидание богиню облаков Нефелу, принявшую облик его жены, богини Геры. И от этого соития родила Нефела чудище диковинное – полубога, полузверя, получеловека – по прозвищу Кентавр. От родителей он был смесь огня и воды: то с хохотом несется по полям, разметав хвост и гриву, то по небу парит в дымных клубах облаков, то в дикой злобе яростью кипит, то растает, как облако, и дождем прольется. Это странное чудище, полуогненное, полуоблачное, паслось вместе с табунами нимф-кобылиц, зеленых, как трава. От него-то и пошли эти существа необычные: то ли люди копытные с лошадиным телом, то ли кони с могучим человеческим торсом.

Сказание об океаниде Фелире

Среди сестер своих, бессмертных титанид-океанид, всех прелестней была Фелира – с изумрудами сияющих глаз, с волосами цвета морских водорослей. Тесно ей стало жить в Мировой реке-Океан, что разделяет мир живых от мира мертвых. Наскучило нырять и перекатываться с сестрами в вечном движении вод океана. Утомил ее скат высокого неба с бесчисленными стадами облачных коров. Но влекла титаниду таинственная жизнь на суше – могущественного Крона царство. И отправилась отважная океанида в далекое путешествие, знакомясь в пути с морскими нимфами, играя с дельфинами и стаями летучих рыб. Привлеченные красотой одинокой странницы, преследовали ее морские титаны и среброногие тритоны с рыбьми хвостами, но своевольная и изворотливая, как текучая вода, Фелира ускользала от них.