Текст книги "Знак четырех (СИ)"

Автор книги: Алёна Носова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

В молодой женщине, что гордо шествовала сейчас по парку, ничто не выдавало перепуганной девчушки, приехавшей в Эндрос много лет назад уже женой, по доверенности выданной замуж за обнищавшего, но амбициозного аристократа. Привыкшая к положению дочери вождя клана, всеобщей любимицы-вейды, как звали ванды своих дочерей, в Эндросе Айстриль вдруг оказалась выскочкой из дальней колонии. Ее необычная красота только подливала масла в огонь. Старый город волновался пересудами, приглядываясь к новоиспеченной госпоже Вэй, но так и не сумел обнаружить в ней изъяна. Сенаторы надеялись наладить торговые связи с ее кланом; привередливые мужи одобрили ее красоту; благородные матроны оценили покладистый нрав; жрецам пришлось по нраву ее непритворное благочестие. Все остались довольны Айстриль – а что думала о них юная вандка так и осталось тайной.

Теперь Айстриль Вэй, признанная жемчужина Старого города, со спокойной улыбкой приветствовала друзей, представляя им свою старшую дочь. Быстро устав от наигранных церемоний, Дижимиус высмотрел в толпе знакомые лица и раскланялся с женой. Стоило ему уйти, как Айстриль окружила стайка разодетых в пух и прах дам.

– Моя старшая дочь, Сайарадил, – мелодичным голоском представляла ее мама.

– Она прелесть, дорогая! – в голос восхищались матроны.

Началась непринужденную беседу. Весело болтая, десятки взглядов искоса разглядывали Сайарадил, а та отчего-то опускала голову все ниже и ниже. Ей казалось, или все эти аристократки, такие красивые и уверенные в себе, смотрели на нее с плохо скрытой насмешкой?

– Я могу подойти к воде, мама? – сдавленно спросила Сая, кивая на ближайший фонтан.

– Иди, милая, – разрешила Айстриль. – Юный Фергус, несомненно, составит тебе компанию!

Мамаша Фергуса радостно закивала, ловкой рукой выуживая своего сына из стайки подростков, стоявших неподалеку. Толстенький кучерявый Фергус, которому мелкие складки тоги не добавляли ни мужественности, ни изящества, смерил Саю тоскливым взглядом, но все же степенно предложил ей руку. Обе матери проводили их прищуренными взглядами, прикидывая, может ли из этого что-нибудь получиться. Судя по тому, как одна из них нахмурилась, а другая улыбнулась, их мнения не совпали.

Сайарадил, опираясь на руку внезапного кавалера, была напряжена как струна. Коварный мамин ход открыл ей глаза. Девочка вдруг с ясностью увидела себя, идущую по убранному цветами залу: красное свадебное покрывало путается в ногах, со всех сторон слышится шепот, счастливое и мокрое от слез лицо матери мелькает сбоку – а где-то впереди ее поджидает такой вот Фергус, облаченный в нелепый наряд... Сая споткнулась и в ужасе посмотрела на своего спутника. Тот, ни слова не говоря, показал глазами: ты – вправо, я – влево, расходимся! Облегченно вздохнув, Сайарадил вежливо улыбнулась и поспешила подальше от возможного супруга.

Парк был полон знатных особ. Сая скользила среди них, старательно улыбаясь. Аристократы улыбались в ответ, безошибочно угадывая, чей перед ними ребенок. Один из сенаторов даже не преминул спросить:

– Где ваш отец?

– В той стороне, сенатор Торм, – мило улыбнулась Сая, наугад кивая куда-то вправо.

Тормы, второе по величине семейство в роде Валлардов, не первое столетие пыталось отобрать у Вэй право на родовые кольцо. Своего дальнего родственника Тодуса Торма Дижимиус считал личным врагом. Его имя в доме Вэй поминали так часто, что оно стало нарицательным.

Оглядевшись, Сайарадил увидела скрывшихся в беседке дам. Это были подруги ее мамы: Сая тайком видела их дома с верхней террасы. Уж они-то наверняка будут ей рады!.. Рассудив так, девочка подобралась поближе и, выжидая удачный момент, затаилась за разросшимся кустом барбариса.

– Этот год богат на новые лица! – говорили дамы меж собой.

– Истинная правда, – поддакнула Кирайна Торм, младшая сестра уже упомянутого сенатора и старая дева – в двадцать два года оставаться незамужней! – Вы заметили, какие зубы у младшей дочери Дегоя? Торчат вперед точь-в-точь как у Дегоя-старика!

– Ммм, милочки, а что вы скажете про девочек Ромилы? – широко улыбнувшись, спросила Рирда Форлар, высокая и стройная, как кипарис. – Близняшки – чудо, но орлиные носы – это уже слишком...

– Ну а что же девочка Вэй? – перебила ее Форлица Терокс, хорошенькая шатенка с прищуренными глазами.

Девочка Вэй? Ведь это про нее! От волнения Сая подалась вперед.

– Полное разочарование! – поморщилась Кирайна.

– Я бы не была так строга, – возразила ей Рирда. – Девочка дурна, но драгоценные камни оживят бледное личико, а уж этого добра в семействе Вэй предостаточно.

– Малышке просто не повезло, – ехидно вставила Форлица. – Ей приходится выдерживать сравнение с самой Айстриль!

– Но выглядит она лишь как неудачная копия красавицы-матери, – категорично заявила Кирайна.

Остальные согласно закивали. Сая смотрела на них сквозь ветви барбариса, но от навернувшихся на глаза слез ничего не видела.

– Госпоже нехорошо? – откуда ни возьмись перед ней вырос раб-арапчонок не старше ее самой.

Сая шыкнула на него, но стоявшие поблизости дамы уже обернулись на голоса. Не зная, как себя вести дальше, девочка улыбнулась, но на ее робкую попытку сгладить конфуз никто не ответил. Оставалось только бежать. Сайарадил обернулась, но от резкого движения подол туники обмотался вокруг ее ног так, что девочка, неуклюже взмахнув руками, упала на землю. Позади раздался смешок. Подняв голову, Сая встретилась глазами с Кирайной Торм, усмехающейся в кулачок; остальные смотрели на нее с той же нескрываемой насмешкой. Жаркая волна обдала щеки Сайарадил. Она поднялась на ноги и, не утруждая себя более приличиями, бросилась прочь от этого места. Дотошный арапчонок последовал за ней.

– Наряд совсем плох, весь в пыли! – причитал он. – Сообщить сопровождению госпожи?

– Оставь меня в покое! – остановившись, со злостью прикрикнула Сая.

Но арапчонок таращился на нее такими ясными глазами, что стало понятно – просто так он не уйдет.

– Принеси мне... лимонного щербета! – повелела девочка как можно уверенней.

Арапчонок умчался выполнять приказ, а Сая быстро скользнула в пеструю толпу. Она огибала взрослых, заставляя себя улыбаться, прошла мимо фокусников и дрессированных обезьянок, даже не взглянув на них. Толпа стала редеть, в воздухе едва уловимо потянула тиной; Сая вышла на пустынную набережную реки. Там она спряталась от посторонних глаз в беседке, стоящей у самой воды. Кусты розмарина обступали ее плотным полукругом, и можно было вообразить, что не существует ни парка, ни разодетой толпы, ни гадких сплетен... Сайарадил казалось, будто весь мир рухнул в одночасье. Как можно было так глупо опозориться в первый же день своей новой жизни?!

По темной воде, гонимые легким ветерком, плыли цветочные корзины, пущенные по реке в честь праздника. Одна из них подплыла совсем близко к берегу. Сайарадил грустно улыбнулась; она всегда мечтала посидеть вот так у воды, полюбоваться игрой света на зеркальной гладе и, может, еще раз послушать легенду об основании Эндроса, которую кормилица рассказывала ей на ночь...

...В эпоху до Объединения, когда еще приносились человеческие жертвы, на огромной равнине царило безвластие. Восточные горы и степи вокруг населяли воинственные народы, совершавшие набеги на соседей и облагающие их данью. Северные леса наполняли варвары; глухая чаща надежно укрывала их от захватчиков – только Небо ведало, что творилось там, под сенью деревьев. Люди запада – ванды – были единственным сплоченным народом; от врагов их надежно скрывала густая сеть рек и озер, которыми изобиловал их родной край Руг-Ванд. Южане, жившие на краю Великой пустыни, были вынуждены отвоевывать плодородные края. Люди жили в постоянном страхе, а их вожди не хотели менять что-либо, потому что война была для них смыслом существования.

Но была в те далекие времена и другая сила, не знавшая себе равных – стихийная магия...

Здесь кормилица всегда добавляла, что стихийной магии не существует, и все это – не более чем старая нелепая сказка, но кто из детей верит мудрым нянькам больше, чем глупым сказкам?

Стихии – сила, на которой зиждется мир. Каждому известно, что в начале времен Небо взяло в жены Землю и вложило в нее семя жизни; согретое Солнцем, напоенное Водой, семя дало плод – так зародилась жизнь. Когда людской род встал во главе живого, Великое Небо выбрало среди них тех, кому суждено было стать наставниками и защитниками людского рода. Так появились стихиарии, первые из магов в истории Обозримых земель.

Время шло, и чистая вера в Великое Небо и Вечное Солнце стали культами, а стихийные маги – не щитами, а клинками своих народов. Кипели реки и дрожала земля – маги решали, которая из стихий сильнее, и не могли решить, потому что были равны.

Неудивительно, что однажды появились те, кто решил положить вражде конец.

Маги от сильнейших народов – назаров с востока, кмехов с юга, вандов с запада и моах с севера – заключили великий Союз четырех. Сообща им удалось остановить войну. Слава их была безгранична, со всех концов мира к ним потянулись последователи. Так четверо магов стали первыми жрецами в истории. Они собирались объединить под своей властью все народы Обозримых земель, чтобы воцарился вечный мир, но у них было много врагов, недовольных их победой. Вновь собрались войска, вновь начались битвы. В одном из таких сражений четверо жрецов пали; тела их были сброшены в реку – ту самую, возле которой сейчас сидела Сайарадил. Последователи отыскали останки своих учителей в устье реки, которая с тех пор зовется Лиук, что значит 'память', и захоронили их в едином саркофаге на том же самом месте. Вскоре рядом с саркофагом стали происходить чудеса: больные исцелялись, вопрошающие получали озарения, умалишенные приходили в себя. Так саркофаг-могила стал священным Саркофагом. К нему потянулись страждущие со всех уголков Обозримых земель. Ученики жрецов возвели рядом Храм, белые башни и крепостную стену, положившие начало истории славного города Эндрос. С тех пор прошли века, Эндрос разросся так, что его прозвали 'городом-государством', а жрецы до сих пор каждый день возлагают подношения к Саркофагу в память о...

– Госпожа! – раздался вдруг знакомый голос – старательный арапчонок все же умудрился отыскать ее. – Ваш щербет!

Сайарадил хотела отослать его снова, но внимание ее вдруг привлекла процессия, движущаяся по набережной.

– Неужели жрецы? – охнула Сая.

Они были так похожи друг на друга: длинные синие туники, ниспадающие с плеч плащи с глубокими капюшонами и белые маски с узкими прорезями для глаз. Сайарадил зачарованно глядела на жрецов, которых видела первый раз в жизни. Воспользовавшись тем, что госпожа отвлеклась, арапчонок всучил ей в руки запотевший стакан, и Сая рассеяно отхлебнула глоток.

Жрецы между тем остановились у самого берега реки: десять из них несли большой поднос, оперев его на плечо и поддерживая руками; еще двое шли во главе процессии, напевая что-то вполголоса.

– Что это за обряд? – жадно спросила Сая.

Арапчонок с готовностью затараторил:

– Часть праздника, госпожа! Милостивые жрецы приносят жертву.

Сая поперхнулась щербетом и поспешно отвернулась.

– Это малая жертва, – пояснил арапчонок. – Не кровавая, нет-нет! У нас так не делают, только в диких землях! Подойдем поближе, если есть охота.

Сая вышла из беседки и, пройдя вперед, разглядела, что на подносе горкой сложены фрукты и овощи, а также горсти зерна.

Жрецы между тем прошли по причалу и стали спускать поднос на воду.

– Деревянное ложе, – объяснял арапчонок. – Дары природы с прошлого года, малая жертва реке! Дождь для полей просят.

– Они хотят высыпать все это в реку? – удивилась Сая.

Арапчонок замотал головой.

– Жертва поплывет по реке на деревянном ложе. Если река примет жертву – тогда будет урожай, а если не тронет – значит, быть засухе.

– Как же узнать, что жертва принята?

– Река заберет ее себе. Что всплывет – то не уродится.

– И как часто тонет зерно? – скептически сдвинула светлые брови Сая; она начала понимать, почему отец так скептически отзывался о магии.

Жрецы затянули заунывный распев. Выплыв на середину реки, поднос плавно заскользил вниз по течению; Сайарадил ощутила жгучее разочарование. Неужели это и есть великая магия Эндроса?..

Жрецы продолжали петь, уткнувшись носами в землю, и лишь один из них провожал взглядом уплывающую жертву. Он выглядел иначе: на нем был мешковатый серый балахон... Словно почувствовав взгляд, жрец обернулся; из-под капюшона глянуло знакомое бледное лицо.

Стакан с щербетом выскользнул из пальцев Сайарадил и разбился о каменные плиты.

Песнопение плавно завершилось. Жрецы смолкли и, соблюдая строй, направились прочь от реки. Серый балахон исчез из вида Сайарадил.

– Куда они? – спросила она, хватая арапчонка за руку.

Тот показал глазами на торчавший над деревьями пик – башню Храмовой школы.

– Принеси-ка мне новый стакан, – сказала девочка; арапчонок умчался выполнять приказ.

Еще вчера недосягаемая, сегодня башня была так близко... 'Мама, должно быть, ищет меня!' – опомнилась Сая, но, выйдя на просторную аллею, увидела Айстриль в окружении подруг. 'Отец будет недоволен' – спохватилась девочка и тут же заметила Дижимиуса, с пеной у рта о чем-то спорящего с Тодусом Тормом.

Когда никому нет до тебя дела, то какое тебе дело до всех? Решительно насупив светлые брови, Сайарадил свернула на боковую аллею. Здесь было пустынно: празднующая толпа осталась позади. Высокие кипарисы уступили место раскидистым платанам, опоясывающим храмовый двор. За платановой аллеей оказалась высокая каменная ограда, над которой виднелась верхушка башни. Двинувшись вдоль стены, Сая нашла узкую дверцу из кованных прутов и жадно припала к ним, заглядывая внутрь.

Ее взгляд сразу уперся в невысокое строение, притаившееся за глухой стеной – Первохрам, древнейшее сооружение Эндроса.

Серый камень, заостренные своды и плющ, вьющийся по стенам – Храм разительно отличался от белых строений Старого города. Широкая переходная галерея соединяла его с башней Храмовой школы, входить в которую дозволялось только избранным. Самые достойные из них становились жрецами, и не было в Эндросе доли, почетней этой. Благородный или простолюдин – не имело значения, ведь наделенных способностями к магии рождалось ничтожно мало.

Темные своды храмовых стен вселяли страх, но сад был воистину прекрасен.

Порыв ветра зашелестел кронами платанов.

'Вперед!' – казалось, говорили деревья.

Девочка потянулась к тяжелому кольцу-ручке и напоролась на пристальный взгляд. Под сенью отцветающих слив стоял он. Казалось, бледное лицо было вырезано из смерзшегося снега, а глаза – изо льда.

Яркий свет солнца придавал храбрости. Под пристальным взглядом ледяных глаз Сая провернула запор и вошла в храмовый сад.

Ее ноги ступили на мягкий ковер зелени. Густая трава и цветущие клумбы были усыпаны лепестками, опадающими с цветущих деревьев; где-то неподалеку тихо журчала вода – должно быть, целебный источник...

Сайарадил огляделась, но бледный морок словно слился с белым цветом вишен. Девочка осторожно двинулась мимо клумб ароматной лантаны вперед, к храму, как вдруг справа в просвете между деревьев показалась колонна, затем еще одна – и вот из-за зеленых кипарисов выступило кольцо величественной колоннады, увенчанной коническим куполом. Сайарадил замерла, объятая благоговейным страхом: она впервые видела Святилище четырех.

Хлесткий порыв ветра подтолкнул ее в спину.

При приближении размеры колоннады пугали еще больше. Крутые ступени вели к площадке наверху – ни заграждений, ни стражи. Казалось, что-то белое мелькнуло у входа, но, может, это был просто солнечный блик... Словно завороженная этой игрой света, Сайарадил поднялась по ступеням и замерла: под центром купола белым пятном на фоне сероватых колонн высился прямоугольный камень. Саркофаг четырех! Громоздкий, сплошь покрытый мелким узором. Сайарадил обошла его вокруг, рассматривая витиеватые завитушки. Внезапно по ее спине пробежали мурашки. Сайарадил круто обернулась и уперлась взглядом прямо в ледяные глаза. Тот, кто преследовал ее в ночных кошмарах, стоял перед ней. Его лицо замерзшее лицо пришло в движение, брови изогнулись, рот исказился, словно он пытался сказать что-то. Не помня себя от ужаса, Сая отшатнулась назад, ладонями уперевшись в поверхность Саркофага.

В то же мгновенье ее обожгло. Руки словно приросли к камню. Сая не могла пошевелиться; кажется, она кричала. Сколько времени прошло, прежде чем прибежали люди?.. Они спрашивали что-то, но Сая не слышала слов – боль, терзающая разум и тело, заволокла ее глаза мутной пеленой и оглушила уши. Когда она пришла в себя, то поняла, что ее волокут вниз по ступеням к яркому солнечному свету, а затем – по саду мимо цветущих вишен к темным сводам Храма.

***

– Без сомнения, это рунные символы, – разглядывая рубцы, заключил Арамил.

Девочка украдкой поглядела на молодого наставника. Он выделялся не возрастом даже, а немалым ростом; его длинные темно-русые волосы были зачесаны назад и аккуратно перехвачены лентой, а тонкий с горбинкой нос выдавал благородную кровь. Наставник Арамил, без сомнения, выглядел куда приятней остальных, но лицо его было отмечено печатью той же неведомой силы, что и лица других наставников.

– Проклятые ожоги – вот что это! – не сдавался наставник Аргус, брезгливо глядя на метки.

Сая неприязненно поморщила. Невысокого роста, плотный и широкоплечий, Аргус слишком туго затягивал пояс на талии; от рыжих волос, которыми славились северяне, у него остался лишь куцый пучок, кое-как перевязанный сзади лентой. Сая припомнила, что наставника Аргуса называли 'варваром' за буйный нрав и неприязнь к аристократии.

– Нужно будет наведаться в архив и сверить узоры, – вклиниваясь между собратьями, сказал наставник Еримил.

Нездоровая худоба, морщинистое лицо и дрожащие руки – то, что бросалось в глаза при виде старшего наставника; упрямые складки в уголках губ и усталый взгляд – то, что виделось не сразу. Еримил был первым претендентом на роль Верховного жреца, но не верилось, что он доживет до нового избрания.

– Может, просто подадим нашей гостье паланкин? – саркастически спросил Аргус.

– Не исключаю такого варианта, – пробормотал Еримил.

– Девчонка нарушила Устав! – взвился Аргус. – Что вам еще надо, чтобы судить ее?

– Нужна правда, – твердо сказал Арамил и осторожно взял Сайарадил за подбородок затянутой в перчатку рукой.

Глаза у наставника были карие, цепкие, но без зла... Арамил хмыкнул, а Сая залилась краской, потому что поняла – он слышит все ее мысли. И тогда, чтобы доказать свою невиновность, она попыталась вспомнить все, что произошло. Обожженные руки заныли, но девочка приказала себе терпеть. Некоторое время наставник вглядывался в ее широко распахнутые глаза, затем отвел взгляд, растер переносицу и глянул на наставника Еримила. Тот понимающе кивнул, подозвал стоявшего у двери жреца и тихо приказал ему что-то – тот поклонился и вышел из зала.

– Ты видела Саркофаг во снах, – сказал Арамил.

Сая опустила голову, вспоминая, как каждую ночь наполняла кувшин водой перед тем, как лечь спать.

– Она сказала правду! – возвестил наставник и добавил тише: – Но тебе снился кое-кто еще, не так ли?

Глаза девочки округлились от непритворного страха. Наставник успокаивающе коснулся ее плеча:

– В Храмовой школе тебя научат справляться со страшными снами.

– Ты хочешь принять ее из-за каких-то снов? – не поверил своим ушам Аргус.

– Взгляни на метки! – резко ответил Арамил. – Это же Знак четырех, и значит, Сайарадил – потомок одного из Великих предков!

– Ее мать – вандка? – задумчиво спросил Еримил.

– Именно так, – кивнул Арамил.

– Но ведь род Ксайгала оборвался много веков назад!

– Видимо, все же нет.

– Братья, вы не в себе, – покачал Аргус. – Мне стоит подняться к Верховному!

– Не стоит, – остановил его Еримил. – Я сам доложу ему...

– Верховный уже дал согласие, – невозмутимо сообщил Арамил.

Это заявление не понравилось Еримилу.

– Ты был у него? – резко спросил он: аудиенции у Верховного жреца были привилегией старшего наставника.

– Доложил о нарушении Устава, – заявил Арамил невинным выражением лица – следить за соблюдением Устава было в его компетенции.

Старик стиснул зубы, но промолчал.

– Если ожоги действительно окажутся Знаком четырех, Верховный велел принять отмеченного в Храмовую школу, – закончил Арамил.

– Это сумасшествие!

– По твоему, Верховный сошел с ума?

Сайарадил не вслушивалась в этот спор. Перед ее взором проносились белые стены родного поместья, утопающего в зелени; просторные комнаты и вид на городской парк с верхней террасы; кормилица, хлопочущая вокруг со щеткой для волос и лентами; мама, примеряющая очередной роскошный наряд, малышка-сестра... и, конечно, отец!

– Я хочу домой, – прошептала Сая.

– Забудь свой прежний дом, дитя, – неожиданно твердо сказал Еримил.

– Вы не понимаете, – девочка посмотрела на него жалобно. – Мне нужно сменить платье и вернуться в парк...

– Прекрати хныкать, девчонка, – поморщился Аргус.

– Отец будет гордиться тобой, Сайарадил, – вкрадчиво сказал Арамил. – Ты, без сомнения, прославишь славный род Валлардов!

Сайарадил зажмурилась и малодушно закрыла уши ладонями.

– Я хочу домой... к маме! – совсем по-детски расплакалась она.

– Тише, милая, я здесь, – раздался вдруг ласковый голос.

Сайарадил открыла глаза.

Рядом с ними стояла Айстриль. Вид у матери был не на шутку взволнованный; казалось, если бы не отец, поддерживающий ее под руку, она не удержалась бы на ногах.

– Мы решили, что тебе захочется попрощаться с родителями, – сказал наставник Арамил, голос его прозвучал глухо из-за надетой маски.

– Попрощаться? Мама! – в голосе Сайарадил прозвучала истерика.

Айстриль высвободила руку из цепких пальцев мужа и прижала дочь к груди, тихонько наглаживая ее по растрепанным волосам.

– Прости меня, милая, – прошептала она тихонько. – Я так надеялась, что этого никогда не случится! Теперь будь храброй, моя девочка... Ради своего отца.

– Ради отца? – Сая покосилась на Дижимиуса: во взгляде того читалось удивление, словно он наконец-то разглядел в дочери нечто заслуживающее внимания.

Мама кивнула и попыталась улыбнуться:

– Мы ведь не расстаемся!

– Храмовый устав запрещает личные встречи учеников младшей и старшей ступени, – не преминул сообщил наставник Еримил. – Возможен обмен письмами.

Дижимиус холодно глянул на жрецов, но ничего не сказал.

– Мы будем писать, – поспешно сказала Айстриль, заполняя неловкую паузу.

– Ты хочешь, чтобы я стала магом? – тихо спросила Сайарадил у отца.

Тот, помедлив мгновенье, уверенно кивнул.

– Почему? – выдохнула девочка.

– Это будет честью для нашего рода, – прозвучали из уст отца до боли знакомые слова.

– Но я... не хочу, – выдавила девочка, но отец строго одернул ее:

– Ты наконец-то сможешь проявить себя, Сайарадил, так что... не разочаровывай меня.

Пользуясь тем, что его лицо скрыто маской, наставник Арамил удовлетворенно улыбнулся, видя, как на побледневшем детском лице проступает решительное выражение. Сая расправила плечи и, глядя на отца, сказала:

– Я сделаю так, как ты хочешь.

Арамил вышел и, взяв Сайарадил за руку, повел ее к выходу. У двери девочка резко обернулась назад и крикнула:

– Мама! Обещай, что будешь счастлива!

Айстриль улыбнулась сквозь слезы:

– Я счастлива, милая! – а отец добавил: – Я горжусь тобой, Сайарадил.

Держась за руку наставника, Сая углубилась в путанные коридоры Храма. Она не знала еще, что слова, сказанные родителями напоследок, станут ее путеводной звездой в ближайшие годы. Когда придется совсем тяжело, и в голове будет крутиться назойливое: 'Ради чего я терплю это?', раз за разом она будет повторять про себя: 'Чтобы мама была счастлива. Чтобы отец гордился мной'.

Из-за поворота показалась лестница.

– Вы будете моим учителем? – спросила Сая, взбираясь вверх по высоким ступеням.

– У тебя будет много учителей, – ответил Арамил, – но если ты проявишь усердие и станешь адептом, я возьмусь за твое обучение.

– Магия совсем не интересная, – упрямо сказала Сая.

– А геометрия?

Сайарадил осеклась и, нахохлившись, пробормотала:

Если я буду прилежной, вы не сможете больше читать мои мысли.

'Она вовсе не робкая, – с удивлением понял Арамил, – всего лишь сдержанная', а вслух произнес:

– С нетерпением жду твоих успехов.

В полной тишине они поднялись к переходной галереи.

– Человек, которого я видела во снах и наяву... Вы ведь узнали его, – нарушила вдруг тишину Сая.

– Узнал, – не стал отрицать наставник, – но об этом позже. Сейчас тебе лучше поспать, – добавил он, кивком подзывая дежурившего у перехода послушника.

Широкая переходная галерея вела в Храмовую башню, где в полумраке холодных каменных сводов жили и учились те, кто отличался от людей за этими стенами. Новая комната, узкая кровать, какое-то грубое полотно... Что это? Неужели одежда? И где можно принять ванну? Но приставленный наставником послушник молчал: Сая заметила, что он испуганно косится на пурпурную кайму, идущую по вороту ее туники.

Оставшись одна, Сайарадил забилась в уголок у закрытого ставнями окна, уткнулась лицом в колени и глухо зарыдала, повторяя сквозь слезы:

– Мама, я так хочу к тебе, мамочка...

Санта́р

– Мама, мамочка!

Душный воздух был гнилостно-сладок. Ночная темнота нагоняла суеверный страх. Длинное помещение дровяного склада под низким потолком было заставлено двумя рядами наспех сколоченных коек. Возле каждой – лавка или табурет для тех, кто оставался здесь на ночь. Несколько недель назад склад был полон звуков: стоны, хриплое дыхание, бессвязное бормотание измученных жаром людей – сегодня же на голых койках не осталось даже скомканных одеял. За последние три дня переделанный под лазарет склад опустел. В дальнем от выхода углу все еще горела лучина, разгоняющая подступающую темноту, но и здесь уже погасла надежда. Днем раньше казалось, что жизнь одержит верх, но чуда не произошло. Этой ночью смерть победила, унеся в царство мертвых очередную жертву – молодую женщину, любимую жену и мать. Возле ее кровати замерли двое – отец и сын, оглушенные общим горем. Наконец мальчишка одиннадцати лет не выдержал. Ноги его подкосились, и он тяжело упал на колени, уткнувшись лицом в пропитанное уксусом одеяло.

– Мама! – его стон потонул в сырой ткани.

Зараза появилась внезапно и спустя месяц охватила все северные провинции Эндроса. В сумбурных отчетах, приходивших в Сенат, говорилось, что болезнь пришла из-за лесов к северу от реки Тиуры. Сенаторы не спешили ответить на призывы о помощи, посылая на север краткие отписки. Причина была вовсе не в отсутствие средств в городской казне и даже не в опасности принести неведомую заразу в Эндрос – нет, все дело было в суеверном ужасе, который нагоняли на жителей большого города северные леса.

Дикие земли.

Это название так прижилось, что его даже стали наносить на военные карты. Там, к северу за руслом Тиуры, ни у сенаторов Эндроса, ни у чиновников Райгона – ни у кого в подлунном мире не было власти. Эти земли не принадлежали живущим. Здесь правила иная сила, названия которой никто не хотел давать. Даже жрецы предпочитали молчать, всячески уходя от разговоров о диких землях. Где же еще, как ни здесь, должна была появиться проклятая зараза?..

За считанные месяцы население северных провинций сократилось на четверть. Поселенья по берегам Тиуры опустели. Кто-то говорил, что местные жители прогневали лесное божество; другие – разумеется, шепотом! – винили Эндрос и его жрецов; и только ученый лекарь понимал, что виной всему назары – народ из горной империи Райгон, располагавшейся на востоке.

'Уж десять лет они сыплются на наши головы! – стонали северяне. – С тех пор, как в Райгоне свергли императора, народу жизни не стало. Самозванец лютует, вырезает целые деревни, вот люди и бегут... А куда им идти, беднягам косоглазым? Сразу ясно – беженец назарский! Стража схватит – пойдут на каторгу, попадутся работорговцам – на невольничий рынок... Вот и прячутся в лесу'.

Так и было. Гражданская война за императорский трон разорила казну и обескровила двор – последствия, от которых назары не могли оправится и по сей день. Десять лет империю преследовали неурожаи из-за нехватки рабочей силы и болезни из-за разрушенных больниц. Еды не хватало, поэтому бедняки не брезговали грызунами. Все большее число назаров пускалось в бега из родных мест; самые отчаянные сбивались в шайки, устраивали набеги на маленькие деревушки по берегам. Кто-то из них принес за собой болезнь, которую Эндрос прежде не знал. Мор шествовал по северным землям, оставляя после себя пустые деревни, отчаявшиеся города, разруху и плач.

Зараза не миновала и неприметного поселения, спрятанного на лесной окраине у самой границы Диких земель. Жители называли это место не иначе как Убежищем.

Едва поползли первые слухи о болезни, старейшины Убежища под угрозой изгнания запретили покидать пределы поселения, обязали всех мыться каждый день и кипятить питьевую воду. Но эти меры оказались тщетны: зараза уже проникла внутрь и через три дня после первого заболевшего охватила все поселение. Поначалу больных помещали в дровяной склад, но вскоре там не оказалось свободных мест, и заболевшие оставались дома, где за ними не было должного ухода. Рук не хватало, и те, кто был в силах, трудились день и ночь, не разгибая спин...

– Мама! – вновь простонал мальчик, отчаянно цепляясь за руку покойной.

Его отец, стоявший рядом, судорожно сжал ладони. Кулаки у него были огромные, как и рост, и разворот плеч – он был южанином по крови, диким на вид из-за густой черной бороды, закрывавшей нижнюю половину лица. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, он с тоской смотрел на свою жену. Огонек лучины дрогнул, и тень от ресниц покойной затрепетала – на миг показалось, будто она улыбнулась. Страшная болезнь не тронула ее лица, оно осталось таким же прекрасным, как при жизни: высокий лоб, изящные скулы, тонкий нос, маленький аккуратный ротик, росчерк темных бровей и удивительные глаза, раскосые, как у всех назаров. Черные при жизни, теперь они были закрыты... Пусть так: лучше сохранить в памяти смеющийся взгляд, чем остекленевшие зрачки.

Мальчик зарыдал пуще прежнего. Отец, точно очнувшись от забытья, посмотрел на сына со щемящей сердце нежностью. Тот был мал ростом и худ настолько, что сквозь тонкую сорочку торчали острые лопатки. Темные жесткие волосы закрывали шею, падали на глаза – пора было стричь, но кто станет беспокоиться об этом в такое время?

Тронув сына за худенькое плечо, отец сказал: